Кратчайший путь в океан из Японского моря лежит через Сангарский пролив. Цугару, как его называют японцы. Кратчайший – он же и самый рискованный. Пусть подводные рифы грозят кораблю только непосредственно вблизи берегов, а минимальная ширина пролива составляет около восьми миль. Зато на северном берегу прижались к скалам форты старой крепости Хакодате. О том, есть ли в порту Хакодате какие-либо серьезные военно-морские силы, русскому командованию было неизвестно.

Крейсера пришли к проливу вечером 6 июля. Ночь переждали в море, так как японские берега были скрыты туманом, а после аварии «Богатыря» Иессен не рискнул двигаться в незнакомых условиях без четких ориентиров. К тому же ему не было известно, горят ли маяки Хакодате.

В три часа утра в плотном тумане, надежно укрывшем отряд от посторонних глаз, «Россия» первой вошла в пролив. Стремительное вихревое течение – «сулой» – прибавляло около четырех узлов скорости, но подчас мешало управляться. Без малого 60 миль крейсера преодолели незамеченными и лишь когда миновали Хакодате – туман начал рассеиваться.

И глазам японского гарнизона предстали три стремительных силуэта, летящих тенями на фоне пасмурного горизонта. Три русских крейсера, уже недосягаемых для старых крепостных орудий… «Неуловимый отряд» прорвался в океан.

Донесение об этом достигло японского командования в Токио в 4 часа 30 минут утра 7 июля. Немедленно были предупреждены корабли, находившиеся в восточных портах. Но разве мыслимо было предупредить бесчисленное множество находившихся в плавании и зачастую не имевших радиотелеграфа каботажников!

Уже в 6 часов на меридиане мыса Есанзаки русские рейдеры задержали каботажный пароход «Такасима-Мару». Экипаж его был отпущен на берег в шлюпках, а с пароходом покончила подрывная партия с «России».

Почти одновременно «Громобой» остановил идущий в Муроран английский пароход, но тот шел без груза – «под балластом», и факт участия его в контрабандных перевозках доказать не удалось. Англичанин был отпущен. Неизменно отпускались по приказу Иессена и все пассажирские корабли, причем часто даже без досмотра.

В полдень перехватили радиотелеграмму неизвестного корабля: «Русские конфискуют суда, двигаясь к северу». Это означало, что кто-нибудь из старых японских канонерок из восточного сектора береговой обороны, кто-то из числа почтенных ровесников артурских «Разбойника» и «Джигита», поддался на ложный маневр, совершенный русским отрядом сразу после прорыва в океан.

Покуда неприятель пребывал в заблуждении, рейдеры спустились южнее и в тот же день захватили еще два каботажных корабля. Это были парусные шхуны малого водоизмещения – совершенно обычные в те времена в этих водах. И груз их – сушеная рыба, соль, жмых, циновки – тоже был типичен для местного каботажного плавания. Но на войне, по сути, нет безопасных статусов! После досмотра и своза на шлюпках экипажей одна из шхун – «Хокуру-Мару» – была потоплена подрывной партией «Рюрика», а по «Кихо-Мару» открыла огонь «Россия».

Русский флагман стрелял из шестидюймовой пушки с расстояния в 4 кабельтовых. Из 14 чугунных «бомб» в цель легло более десятка, однако было замечено, что снаряды пронизывают деревянный корпус парусника насквозь, не разрываясь. Те же, что рвались, вызывали лишь недолгие пожары…

Об этом расстреле японского каботажника Иессен вспомнил месяц спустя – уже после боя 1 августа. И проиллюстрировал им свой доклад о «скверном качестве» русских боеприпасов. С той же целью приведен этот эпизод в известной книге В. Е. Егорьева. При этом в стороне от внимания исследователя остается то, что в бою стрельба ведется по защищенной цели, на поражение которой и был рассчитан русский снаряд. Да и дистанция редко доходит до той, с которой ведется расстрел захваченных мелких каботажников. Все-таки не совсем правомерно сравнивать результаты стрельбы в столь разных условиях и по столь отличающимся по характеристикам целям!

Рейд продолжался. На следующий день Иессен предложил «в целях маскировки» заменить на гафелях Андреевские флаги английскими. Этот нехитрый и в принципе малопочтенный прием было явно рассчитан на японских рыбаков и каботажников, как писал В. Е. Егорьев. Действительно, если четырехтрубные «Россия» и «Громобой» хоть чем-то напоминали по внешности англичан, то «Рюрик» ничего общего с ними не имел, и опознать его по силуэту было нетрудно. Тем более что перед войной крейсер некоторое время состоял на дипломатической службе и был частым гостем в японских водах. Его здесь знали и даже уважали с довоенных времен – достаточно вспомнить, как в 1902 году японцы… перенесли традиционный праздник цветения вишен, привязав городские торжества ко времени визита русского крейсера.

На следующем этапе рейда крейсера вышли на главный фарватер Великого океана – «дугу большого круга». Именно здесь пролегает кратчайший путь из Америки в Японию. И именно здесь отряд захватил германский пароход «Арабия», идущий из штата Орегон в Иокогаму со сборным грузом. Германия числилась тогда в союзниках России, но законы бизнеса циничны, и частные германские компании не гнушались снабжать обе воюющие стороны.

Вместо Иокогамы «Арабии» пришлось отправиться во Владивосток – с русской призовой командой. А крейсера продолжили путь по мертвой зыби океана дальше на юг, в Токийский залив.

Впрочем, 10 июля поход едва не оказался под угрозой срыва: «Громобой» доложил, что при дальнейшем продолжении крейсерства ему не хватит угля на возвращение назад. А между тем перед выходом Иессен приказал бункероваться так, чтобы иметь неприкосновенный запас топлива для боя и возвращения через Лаперузов пролив…

Исследователи сходятся на том, что трехвинтовой «Громобой» имел перерасход угля из-за нерационального режима движения, хотя вероятны и другие причины, например низкое качество горючего.

Итак, за сотню миль до Токийского залива отряд был вынужден повернуть на обратный курс. Но удача не покинула русских и на этот раз: на рассвете следующего дня курс флагманской «России» перерезал крупный транспортный пароход с британским флагом на гафеле. Лишь четвертый предупредительный выстрел заставил англичанина сбросить скорость.

Имя – «Найт Коммандер». Груз – железнодорожное оборудование: тысяча тонн рельсов, триста пар вагонных колес на осях и еще 400 колес «россыпью», 1700 тонн мостовых стройматериалов… Вполне хватит для того, чтобы в условиях войны судно считалось занятым на военной контрабанде. Однако выяснилось, что угля у «Найт Коммандера» – на три дня похода экономической скоростью. Это обстоятельство и решило судьбу английского парохода: капитану дали 30 минут на эвакуацию экипажа, после чего над океаном прогремели два взрыва…

Пассажирский пароход «Тсинан», шедший из Манилы в Иокогаму, топить не стали. Досмотровая партия только стравила пар из его котлов, чтобы команда «Тсинана» не успела донести о продвижениях русского отряда к Токийскому заливу в ближайший порт.

Однако, по японским сведениям, именно от капитана «Тсинана» исходили сведения о пути русских крейсеров, полученные вскоре японским командованием.

Был в этом рейде и момент, который после войны стал предметом внимания трех призовых судов. Судебные коллегии трех городов – Владивостока, Либавы и Петербурга – разбирали вопрос, правомерным ли было потопление «Рюриком» германского парохода «Tea».

Довольно крупный транспорт не ответил на сигнал рейдера по международному своду, не показал своих опознавательных знаков и попытался скрыться. «Рюрик», как велят в таких случаях законы рейдерской войны, начал преследовать его и в конце концов уничтожил. Но, как выяснилось впоследствии, пароход военной контрабандой не занимался. И три послевоенных призовых суда сумели это подтвердить.

После подобного решения судей несдобровать бы рейдеру, но судьба решила иначе. Дело было закрыто за неявкой подозреваемого. К моменту установления истины «Рюрика» уже не было на этом свете. Имена капитана 1-го ранга Трусова, отдавшего приказ топить «Tea», и исполнителей этого опрометчивого решения были давно уже занесены в списки боевых потерь…

Когда еще не скрылись под водой мачты «Tea», «Россия» преградила путь океанскому пароходу, принадлежащему, судя по эмблемам, британской «синетрубной» компании. Это был «Калхас», следовавший со сборным грузом из Ванкувера в Иокогаму. Среди этого груза была одна старая пушка, более похожая на музейный экспонат, нежели на настоящее боевое оружие. И – неожиданно – вализы с секретной перепиской японских дипломатов.

Иессен не был уверен в том, что «призовой» суд одобрит решение топить англичанина. После кратких переговоров адмирал посадил на «Калхас» русских представителей, и арестованный пароход последовал за отрядом – к Шикотану. Восхищение русских моряков вызывала способность «Калхаса» сравнительно легко выдерживать крупную океанскую зыбь. Коммерческий пароход держался на волне не хуже рейдеров!

Первоначально план Иессена предусматривал возвращение во Владивосток через Лаперузов пролив. Но над северными островами стояли туманы, а рисковать кораблями в малознакомых навигационных условиях адмирал не хотел. Тем более что память о недавнем несчастии с «Богатырем» заставляла Иессена избегать плавания по счислению. Поэтому через Лаперузов пролив был отпущен один «Калхас» с призовой командой на борту, а крейсерам пришлось возвращаться через Цугару. Лучше бой на выходе из пролива, чем безуспешные попытки переждать туман у Шикотана с риском остаться без топлива!

Возникает логичный вопрос: а где все это время пребывал адмирал Камимура со своими крейсерами? Ведь сообщение о прорыве русского отряда в океан достигло маневренной базы японцев в Озаки еще 7 июля.

Оказывается, в течение всего времени рейда японская крейсерская эскадра во главе с «Идзумо» ждала русских у южной оконечности острова Кюсю. Камимура полагал, что после охоты на океанских коммуникациях Владивостокский отряд сделает попытку соединиться с главными силами флота в Порт-Артуре. И уж во всяком случае Иессен не изберет для возвращения все тот же Сангарский пролив. Старый закон жизни всех диверсантов и рейдеров – место акции нужно покидать иным путем, нежели тот, которым ты сюда пришел…

Японский адмирал недооценил противника! Несмотря на то что во время океанской операции рейдеры сделали меньше, чем могли бы, они успели посеять панику по всей Японии. И не только. Судоходные компании всего мира начали отказываться от рейсов к японским берегам. Страховые общества не платили денег за военный риск. Резко сократился ввоз в Японию импортной промышленной продукции, по некоторым данным, на 70 %.

Впору было пересматривать планы ведения войны.