Когда историки исследуют причины поражения России в войне, они чаще всего обращают внимание на такие «объективные» факторы, как свойства русского оружия, якобы уступавшего по всем параметрам неприятельскому. В отношении морской артиллерии, например, существует устойчивое мнение, что японцы вслед за англичанами достигли в этой области немыслимых высот. Тогда как русским с их «отсталостью» и «консерватизмом» в этой области не удалось добиться ничего хорошего.

Зиждется это мнение всего на трех тезисах – как у ученых давнего прошлого мать-земля в виде толстого блина покоилась на спинах трех исполинских китов, плавающих в безбрежном океане…

«Кит» первый: «Японские пушки стреляли лучше То есть чаще, дальше и точнее»

«Кит» второй: «Японские снаряды тяжелее, а значит, эффективнее»

«Кит» третий: «Все японские победы в действительности одержаны благодаря шимозе – крайне опасному взрывчатому веществу мощнейшего фугасного действия»

На первый взгляд здесь трудно чему-либо аргументированно возразить. К тому же народная мудрость гласит, что победителей не судят… Но в распоряжении исследователя и сто лет спустя после военных событий есть лишь одно надежное оружие – проверенные факты. Располагая некоторым их количеством, можно начинать охоту на «китов».

Во-первых, поговорим о реальной скорострельности японских и русских орудий. В бою расход боезапаса, как правило, считается: если уцелеешь, в порту придется пополнять боезапас, и не наобум: лишнего и никто не даст, и складировать негде. Отсутствуют данные о расходе боезапаса только для большинства погибших кораблей: артиллерийские записи редко попадают в спасательную шлюпку с последним выжившим офицером.

Русские на этой войне погибали чаще. И при этом, если оценить расход боеприпасов в пересчете на один орудийный ствол в течение всей войны, получается, что во всех артиллерийских схватках (и под Артуром, и под Фузаном, и в Цусимском проливе) русские сделали за равный промежуток времени больше выстрелов, чем неприятель. Иногда в два раза больше! Именно русским шестидюймовым пушкам системы Канэ принадлежит полигонный рекорд для неавтоматических артсистем данного калибра – 16 заряжаний в минуту. Рекорд, правда, установлен в условиях учений уже во время следующей войны. То есть, по сути, это шестнадцать раз «щелкнуть» поворотным замком пушки, вставляя и вынимая заранее поднесенные к казенной части снаряд и заряд. Но крейсер 1-го ранга «Аскольд», который его поставил, участвовал в обороне Порт-Артура именно с этими орудиями. И в бою у мыса Шантунг палил со скорострельностью 3–4 выстрела из каждого работающего ствола в минуту, вполне успевая и целиться. Тому свидетельство – состояние японских крейсеров после такой «обработки».

Кстати, по таблицам скорострельности, составленным по общей для всех орудий методике, русские пушки системы Канэ и японские системы Армстронга имели одинаковую скорость стрельбы.

Теперь о дальности стрельбы. Сравним типичный средний калибр крейсеров броненосного класса – ту же русскую шестидюймовку Канэ и применяемую японцами 152-миллиметровую пушку системы Армстронга. Калибр одинаковый, возьмем и одинаковый угол возвышения, скажем, предельный для той войны – 20 градусов. Русское орудие с длиной ствола в 45 калибров при этих начальных условиях стреляет на 60 кабельтовых, японско-британское длиной в 40 калибров – на 55. И между прочим, эти данные зафиксированы даже в официальных справочниках по артиллерии. А если еще учесть, например, высоту горизонта ведения огня из бортовых шестидюймовых орудий у высокобортного «Громобоя» и у приземистого «Иватэ»… Вопрос о том, у кого больше объективная предельная дальность стрельбы, просто совестно поднимать.

Теперь о точности и кучности стрельбы. На средних дистанциях боя при хорошей наводке гарантом попадания являются начальная скорость полета снаряда и устойчивость его на траектории. По начальной скорости снаряда у русских орудий было явное превосходство, особенно заметное при сравнении артсистем средних и малых калибров. На дальних дистанциях стрельбы более тяжелые японские снаряды, казалось бы, должны быть эффективнее, поскольку чем больше вес снаряда, тем лучше сохраняется его энергия в полете. Но в том-то и дело, что сверхдальние дистанции, на которых это правило баллистики способно повлиять на исход сражения, были еще не освоены артиллерией в ту войну. Зато во множестве встречаются в мемуарах очевидцев описания японской стрельбы, когда снаряды в полете были настолько неустойчивы, что «крутились, как городошные палки»…

В качестве метательного взрывчатого вещества у русских в морской артиллерии использовался пироксилиновый порох. Обеспечивающий хорошую начальную скорость снаряда и при этом в силу «спокойного» режима сгорания относительно мало сказывающийся на состоянии внутренней поверхности орудийного ствола. Японцы использовали в зарядах кордит – английский нитроглицериновый порох. От пироксилина он отличается более высоким выделением энергии при выстреле и сгорает значительно быстрее. Слишком стремительное сгорание заряда в японских пушках приводило к значительному износу ствола. В результате японской пушки «хватало» на один полный боекомплект – от 80 до 120 выстрелов. Баталии были чаще всего длительными, и к концу многочасового сражения и кучность, и точность японской стрельбы значительно снижались, что отмечается в мемуарах не только российских участников, но и, например, в отчетах британского военного специалиста офицера флота Дж. Пэкингхэма, прошедшего в качестве наблюдателя через весь Цусимский бой…

Справедливости ради было бы необходимо отметить, что во всех крупных сражениях Русско-японской войны процент попаданий у японцев несколько выше, чем у русских. Но это не свидетельствует о неумении русских комендоров хорошо стрелять. Скорее дело в том, что при стрельбе с больших дистанций японцы шире применяли оптику, чего не скажешь о русском флоте.

Сравнивать в классической манере – по весу взрывчатого вещества и материалу корпуса – русский и японский снаряды вообще затруднительно. В первую очередь потому, что эти боеприпасы предназначены для принципиально разных способов воздействия на неприятеля.

Японцы имели на вооружении фугасные и полубронебойные снаряды при отсутствии бронебойных.

У русских были распространены исключительно бронебойные и полубронебойные боеприпасы. Например, пресловутые снаряды системы Бринка ориентированы на разрыв только после проникновения сквозь броню неприятеля.

При этом вполне естественно, что в фугасном снаряде содержится гораздо больше взрывчатого вещества, чем в бронебойном и даже полубронебойном. Эффективность выстрела должна оцениваться с помощью других параметров.

Фугасный снаряд, взрываясь не за броней, а на броне, способен нанести серьезный урон противнику на больших дистанциях боя. Заметим – в основном легкобронированному противнику… Примеров, как японские фугасы калечили командно-дальномерные посты, надстройки, рангоут и палубную бесщитовую артиллерию русских кораблей, в этой войне немало. Но… взрываясь при ударе об воду и не нанося повреждений ниже ватерлинии, фугасы крайне редко бывали причиной гибели корабля. Для того чтобы добраться до жизненно важных систем и механизмов и добиться обширных затоплений внутренних отсеков, нужны хотя бы полубронебойный боезапас и более короткие дистанции стрельбы. При этом чем рациональнее защищен противник, тем больше у него шансов сохранить способность передвигаться и стрелять. И к тому же при сокращении дистанции преимущество полностью переходит к обладателю бронебойных снарядов. Не случайно один из японских флотоводцев, контр-адмирал Того-младший, в свое время сетовал, что на долю его боевой группы досталось мало трофейных русских снарядов – нельзя же с одними фугасами выходить против броненосных кораблей!

После такого признания противника нужны ли еще какие-нибудь комментарии?

Итак, первый «кит» благополучно скончался, за одно прихватив с собой на тот свет и второго. Остался один – тот, который ведет речь о «великолепной шимозе» и «негодном пироксилине». С ним тоже, как показывает анализ, далеко не все в порядке.

Зададим себе вопрос: чем определяется эффективность действия взрывчатого вещества? В основном двумя параметрами. Выделяемой при взрыве энергией и скоростью сгорания. Любой химик подтвердит, что по этим параметрам пироксилин шимозе почти не уступает. Есть этому подтверждение и в истории. Перед Первой мировой войной в Россию была поставлена серия пушек системы Арисака – с боезапасом. Были там и снаряды с шимозой, точно такие же, какие использовались в Русско-японскую войну. Принимая орудия, русские артиллеристы их испытали на полигоне и пришли к выводу… о недостаточной бризантной силе шимозных боеприпасов, особенно в сравнении с более новыми снарядами, начиненными тротилом.

В ходе боевых действий Русско-японской войны японцы применяли фугасные снаряды двух типов. В известном труде В. П. Костенко «На “Орле” в Цусиме» оба эти типа описаны с поистине инженерной точностью:

Японцы стреляли фугасными снарядами двух родов: первые взрывались при самом малом сопротивлении, вторые – только пробив легкий борт или тонкую обшивку. Снаряды первого рода, взрываясь при падении в воду и при ударе в обшивку, давали густой черный клуб дыма. Они причиняли большие наружные повреждения в незащищенных частях корпуса и служили для пристрелки, но редко вызывали пожары даже в присутствии большого количества горючих материалов. Снаряды другого рода давали при взрыве ярко-желтое пламя и несколько более крупные осколки.

Температура их разрыва была так высока, что моментально вспыхивали все воспламеняющиеся материалы. Броня накаливалась, а мягкая сталь часто плавилась. Эти снаряды наносили внутренние повреждения вблизи борта, так как взрывались непосредственно по пробитии обшивки. Снаряды шестидюймового калибра… были наполовину первого рода, а наполовину – второго. Восьмидюймовые снаряды все взорвались при ударе о наружную обшивку.

Да простит читатель столь длинную цитату, но здесь есть о чем задуматься.

Насчет снарядов «второго рода» все в принципе ясно. Это и была пресловутая шимоза. А чем, как вы думаете, начинялись снаряды, дававшие при взрыве клубы черного дыма? Кажется, для людей, сведущих в истории развития артиллерии, все очевидно: это был старый добрый дымный порох. Обычно при взрыве он дает белый дым. Но это касается сравнительно небольших количеств пороха. А если снаряд большой и порох сгорает не полностью – дым будет темным.

И снарядов с дымным порохом у противника было немало – почти половина всего боезапаса для средних калибров. А для восьмидюймовой артиллерии – даже больше…

Во всех крупных морских сражениях этой войны наблюдается комбинированное воздействие обоих типов японских фугасов на цели. Япония на тот момент – весьма небогатая держава, и использование относительно дешевого дымного пороха в качестве начинки морских снарядов нередко продолжалось и после войны. Особенно в тех подразделениях, которые основную боевую силу флота не составляли. Например, поднятые японцами со дна и восстановленные «Пересвет», «Полтава» и знаменитый «Варяг» служили у них в учебных отрядах и в береговой обороне. Когда русское правительство выкупило из плена эти корабли и они вернулись в Россию, у обоих броненосцев и у крейсера пришлось переснаряжать боекомплект, заменяя тротилом… все тот же дымный порох! Впрочем, у «Варяга» оказалось и немного шимозы.

Итак, дорогие читатели, вы еще наблюдаете на горизонте третьего «кита»?..

Кстати, к рождению распространенного мнения о низкой эффективности русских снарядов в свое время приложил руку не кто иной, как лично контр-адмирал К. П. Иессен. Это по его приказу вскоре после сражения 1 августа 1904 года во Владивостоке едва вышедшая из ремонта «Россия» провела более чем сомнительный эксперимент. Заключался он в практическом испытании различных типов русских снарядов – серийных, системы Бринка, и тех, что были изготовлены в портовых мастерских Владивостока.

На высоком скалистом берегу устроили полигон, поставили мишени, сделанные из комплекта старых водотрубных котлов, завалявшихся в порту после капитального ремонта крейсера «Дмитрий Донской» и транспортных пароходов. Была еще мишень из прохудившегося корабельного холодильника и нескольких листов обычной небронированной судостроительной стали. «Россия» встала у берега на якоря в удобной для стрельбы бортом позиции и произвела по мишеням серию залпов. Чтобы не расходовать лишний боезапас на промахах по очень небольшим по площади мишеням, дистанцию Иессен приказал выбрать минимальную. Два-три кабельтовых. Дескать, иначе опыт получится слишком дорогостоящим…

После стрельбы изучили мишени. И было обнаружено, что от бринковских снарядов в них остались аккуратненькие дыры, соответствующие калибру попавших снарядов. Без разрывов как таковых!

Результаты этих стрельб и дали в дальнейшем основание исследователям сомневаться в том, что русские могли в бою эффективно поражать неприятеля. Сквозная дырка через оба фальшборта и в лучшем случае разрыв снаряда «где-то там, на воде, со стороны нестреляющего борта» – обидно, но в принципе не опасно. В шторм – ремонта на несколько минут: достаточно приделать к пробоинам листы металла в качестве временной меры или попросту прикрыть доской…

Но одно дело – небронированная мишень на полигоне, и другое – нормальный противник в нормальном бою. У противника, знаете ли, хоть кое-какая защита, как правило, имеется. Да и дистанцию до него в два-три кабельтовых изобразить сложно.

Как могли вообще взорваться полубронебойные снаряды в этом эксперименте, если крейсер стоит в трех кабельтовых от мишени, на которой нет ничего похожего на броню? Ясное дело, взрыватель Бринка сработать не успеет. Вот если взять дистанцию кабельтовых в тридцать, а перед прогоревшим котлом смонтировать, скажем, хоть трехдюймовую плиту «гарвея» – тогда все будет как в бою. Ну, или подойти к японцам в бою на 2–3 кабельтовых. И по-иному станет выглядеть отчет адмирала столичному начальству…

Но Карлу Петровичу Иессену был не нужен реальный результат и реальный отчет. Почему – читатели узнают в десятой главе.