Приступив к исполнению своих обязанностей, Иессен первым делом отменил торжественные проводы кораблей в море – с салютом и оркестрами. Город лишился красивой церемонии, но что поделать, если сложившаяся традиция мешает сохранять тайну начала очередного рейда!

И постепенно горожане привыкли, что из бухты поутру исчезают два крейсера, чтобы вернуться только с наступлением сумерек. Разведывательные выходы, практики в строевых эволюциях, дозоры стали регулярными, но крупных рейдерских операций в марте 1904 года так и не состоялось.

Владивостокские крейсера готовились к набегу на Хакодате, когда 31 марта из Порт-Артура пришла телеграфная весть о гибели адмирала Макарова. Отряд в трауре приспустил флаги… А на следующий день после катастрофы с подорвавшимся на японских минах артурским флагманом «Петропавловском» Иессен испросил у наместника добро на выход в море. Адмирал Алексеев, временно возглавивший потерявший штаб флот, ответил телеграммой: «Выход в крейсерство считаю в настоящее время полезным Оставляю вам свободу действий»

Согласно плану наместника, участие в набеге должны были принять только «Россия», «Громобой» и «Богатырь». «Рюрику» было предписано остаться в городе, поддерживать номерные миноносцы при ближних операциях, а также сформировать из катеров тральные партии «для очистки заливов близ города от вероятного минирования».

«Рюрик» тральные работы провел, и они показали, что никаких мин-то здесь вовсе и не было!

Неприятель успел соорудить две минные банки в Уссурийском заливе значительно позднее – только в апреле 1904 года. Получается, что во время своего последнего «визита» к стенам Владивостока японцы провели демонстративную акцию, чтобы ввести в заблуждение русских наблюдателей. И, что удивительно, это вполне удалось…

Отряд снялся с якорей в полном составе. Более того, на этот раз с крейсерами шли два номерных миноносца, которые Иессен взял с собой для участия в разорении неприятельских баз.

Вышел в море и «Рюрик», которому предстояло идти с отрядом до 18 часов вечера. Проводив уходящих, крейсер вернулся в бухту и замер на рейдовой «бочке» – строгий дежурный, призванный обеспечить спокойствие и безопасность города до тех пор, пока не возвратится отряд.

Рейд начался 10 апреля в условиях необычайно густого тумана, когда уже за полкабельтова трудно было разглядеть соседа по строю. Опасаясь столкновения кораблей в строю, Иессен запретил держать ход больше 7 узлов. А на следующее утро, в координатах 41 градус 21 минута северной широты и 131 градус 10 минут восточной долготы, «Громобой» перехватил и расшифровал японскую радиотелеграмму:

«Туман препятствует передвижению… указания направления и ход передач затруднительны».

Иессен оценил обстановку совершенно правильно. И не разрешил своим крейсерам вести радиотелеграфные переговоры. В режиме полного радиомолчания отряд разминулся с противником на расстоянии всего в 20 миль! И оставил врагов у себя в тылу, не отказавшись, несмотря на труднейшие погодные условия, от совершения рейда.

Японцы же, упустившие русских, вынуждены были операцию прекратить и отходить к Гензану…

Впрочем, Иессен успел туда раньше Камимуры! Вот когда пригодились взятые с собой номерные миноносцы. Крейсера не стали проходить вглубь Гензанской бухты, а остались дежурить у острова в заливе Лазарева. Меж тем миноносцы проникли на рейд и торпедами подорвали обнаруженный там маленький японский пароход «Гойо-Мару», который уместнее было бы именовать паровым катером. Перед этим экипажу его было приказано убираться на берег на шлюпках.

Ответных действий со стороны японцев не последовало, а в городе на всех заметных зданиях взлетели флаги нейтральных держав. На берегу, также размахивая нейтральными флагами, собралась толпа жителей – тысячи 2–3 человек, среди которых заметно было немало народу европейского этнического типа. Экипаж затопленного парохода посеял среди зевак панику.

Не дожидаясь дальнейшего развития событий, миноносцы возвратились к отряду, где «Россия» взяла их на буксир, чтобы вести к Симпо. Там отряд намерен был провести примерно такую же акцию, как и в Гензане.

Контр-адмирал Иессен и капитан 1-го ранга Андреев на крейсере «Россия»

Однако непроницаемый туман, значительно усилившийся и совершенно скрывший корейское побережье, заставил отказаться от этого набега.

Вечером того же дня «Богатырем» был остановлен маленький японский каботажник «Хагинура-Мару». Дабы не обнаруживать себя, огня не открывали, а на пароход послали подрывную партию с «Громобоя». После того как «Хагинура-Мару» был взорван, а его команда пополнила список пленных, Иессен отпустил во Владивосток оба миноносца. Во второй части операции – налете на Хакодатэ – они были уже не нужны.

Глубокой ночью слева по курсу замелькали огни – прямо навстречу русским крейсерам спешил крупный пароход. Вероятнее всего, войсковой транспорт. Он нарочно склонил свой курс для сближения с «Россией» и вскоре вышел на дистанцию голосовой связи.

– «Какой нации?» – спросил по-английски в мегафон капитан 1-го ранга Андреев, командир крейсера.

И в ответ тоже по-английски из темноты громогласно донеслось:

– «Япония!»

Ослепительный луч прожектора «России» уперся в высокий борт парохода. «Кинсю-Мару», военный транспорт, шел из Ригена в Гензан, имея на борту роту японских пехотинцев и отряд морского десанта. По всей видимости, капитан его принял во мраке русские крейсера за англичан – союзников Японии в этой войне.

Среди английских крейсеров немало четырехтрубных. Но вот высокий трехмачтовый рангоут у них – редкость. Когда ошибка обнаружилась, в команде «японца» началась настоящая паника, что отмечает даже официальное «Описание военных действий на море в 37–38 г. Мэйдзи».

В суматохе капитан парохода сел в шлюпку вместе с военным комендантом – флотским офицером Мизугуци – и ревизором транспорта Инда. Они отправились к борту «России» – сдаваться. Три 75-мм пушчонки «Кинсю-Мару» – это слишком мало против трех русских крейсеров!

«Громобою» ничего не оставалось, кроме как принять шлюпки с японскими моряками, последовавшими примеру своего капитана. Иессен послал на пароход катера с призовой и подрывной партиями под командованием лейтенантов Петрова и Рейна. Уже заложены были в котельное отделение парохода подрывные патроны, когда обнаружилось: в нижних помещениях полным-полно вооруженных солдат! Их офицеры отказались сдать оружие и по самурайской традиции заперлись в одной из кают для последнего пира перед обрядом добровольного ухода из жизни.

Сообщение о том, что пароход будет сейчас взорван, не возымело на них никакого действия: они не собирались сдаваться и к предстоящей смерти относились с презрением. Но самураям не дали соблюсти традицию сэппуку до конца: призовая партия силой обезоружила их и на катере отправила на «Россию».

…Оставалась еще рассеянная по кораблю рота пехоты. Японские солдаты щелкали в трюме затворами винтовок, готовясь оказать самое решительное сопротивление. Уговоры сдаться ни к чему не привели. Тогда, не желая жертвовать своими моряками, Иессен приказал немедленно покинуть пароход. Катера отвалили от борта «Кинсю-Мару» и как только оказались на безопасном расстоянии – под водой скользнула торпеда с «России»…

Японские крейсера и миноносцы долго искали исчезнувший транспорт. А на исходе вторых суток поисков к борту дежурного миноносца «Акацуки» волной прибило шлюпку. Людей на ней не оказалось, только солдатский штык лежал в скопившейся на дне лодки воде, да на банке для гребцов был брошен чудом не намокший блокнот. Дневник пехотного офицера.

Это было все, что осталось от «Кинсю-Мару» и его не пожелавших оставаться в живых пассажиров.