Д. Пучков: Я вас категорически приветствую! Борис Витальевич, доброе время года!
Б. Юлин: Аналогично.
Д. Пучков: Давно не виделись. Обо что сегодня?
Б. Юлин: Собственно говоря, продолжим про Первую мировую войну. Про то, что было больше всего на слуху, то есть самые знаменитые сражения Первой мировой войны, такие как Ютландское сражение на море, Брусиловский прорыв, Верден, Сомма, они остались у нас в 16-м году. И вот когда люди изучают историю Первой мировой войны по отрывку какого-нибудь фильма, по школьному учебнику, то после этого как-то 17-й год воспринимается как затишье, типа ничего не происходило, не было ничего.
Так вот, на самом деле 17-й год – год, очень богатый на изменение тактики, стратегии, на изменение положения стран воюющих. Но вот каких-то глобальных перемен линии фронта не наблюдалось.
Д. Пучков: То есть битв, чтобы зараз 750 тысяч убили, не было?
Б. Юлин: Легко, были.
Д. Пучков: Или было?
Б. Юлин: Было. И 16-й год в этом плане переплюнули.
Д. Пучков: Какое же тогда затишье?
Б. Юлин: Так я же говорю – на карте не видно. Здесь мы сейчас с этим разберемся. Собственно говоря, во-первых, в 17-м году мировая война надоела уже всем, то есть патриотизм умер во всех странах, у всех, кроме генералитета. У генералитета оставался не у всего. Так вот, например, Российская империя при численности вооруженных сил в 6 миллионов 900 тысяч человек к этому году, к концу 16-го года, еще при царе-батюшке имела потерями только в виде дезертиров 1,5 миллиона человек. То есть 1,5 миллиона дезертиров официально.
Д. Пучков: Это что ты хочешь сказать? Православные люди за веру, царя и Отечество не хотели воевать, да?
Б. Юлин: Как-то не очень.
Д. Пучков: 1,5 миллиона.
Б. Юлин: 1,5 миллиона дезертиров, то есть, собственно говоря…
Д. Пучков: Из семи, грубо говоря.
Б. Юлин: Ну да. То есть на 7 миллионов, которые есть в армии и из которых только 2 миллиона на фронте, потому что больше непосредственно на фронте Российская империя держать не могла в силу экономических причин. То есть здесь у нас те же самые проблемы были, что и у турок, у которых тоже вроде бы народа много, но держать их на фронте сложно, потому что боеприпасов не хватает. Дело в том, что такие проблемы были не только у нас. Например, в Германии Людендорф, расписывая ситуацию на конец 16-го года, как раз рассуждал о том, что есть там проблемы с продовольствием, с бесперспективностью войны. То есть непонятно, что нужно сделать, чтобы выиграть войну. И оценивал положение Германии как почти безвыходное. Это Германия.
А в Англии, например, с другой стороны, так сказать, Ла-Манша, где, казалось бы, должно быть все медом намазано, там у нас идет под руководством лорда Лансдауна вот такое бурное движение за мир без победы. То есть за принятие германских предложений 16-го года – мир без аннексий и контрибуций. Типа просто прекращаем эту войну, которая всех достала.
Д. Пучков: Надо же, то есть главный супостат (непобедимый) не знает, как ему победить, Германия?
Б. Юлин: Ну да. Но остальные тоже не очень знают, то есть ясно, что вроде бы идет к победе, но, допустим, французский премьер Бриан в этот момент говорит о том, что продолжать долго эту войну нельзя, потому что народ просто не выдержит таких тягот непонятно за что.
Д. Пучков: Я правильно понимаю, что народ не выдержит – это поднимется мятеж, и правительство снесут. Опасно.
Б. Юлин: Опасно. Это с обеих сторон, так сказать, с обеих сторон линии фронта проблемы были достаточно общие. У Германии, например, возникла в 16-м году очень серьезная проблема с продовольствием на грани голода, то есть снижение нормы выдачи хлеба до 1250 граммов в неделю на человека.
Выдавались в это время уже, кстати, не нормальные жиры, а суррогаты, то есть Германия в это время являлась главным создателем и производителем маргарина. То есть, собственно говоря, с добавлением «эрзац», эрзац-кофе, эрзац-шоколад, эрзац-масло то есть то же самое…
Д. Пучков: Заменитель.
Б. Юлин: Оно пошло именно с Первой мировой войны, потому что Германия находилась в условиях блокады со стороны моря и блокады, в общем-то, со стороны суши, то есть фронты. Прорвать, правда, в конце 16-го года эту блокаду они сумели частично. То есть они разгромили Румынию, была разгромлена Сербия вступлением Болгарии в войну. И в итоге получился прямой путь в Турцию, собственно говоря, и страны, которые с Турцией граничили. А Турцию, в общем-то, немцы и австрияки напрягали на поставки продовольствия точно так же, как англичане и французы напрягали Российскую империю.
Оружие, боеприпасы, военное снаряжение в обмен на продовольствие. То есть здесь картина была достаточно общая. Правда, с Турции много вытянуть не получилось, поэтому угроза конкретного прямого голода, она как бы отодвинулась, но жили немцы очень скудно, а австрияки еще скуднее, потому что австриякам тоже приходилось подкармливать немцев, потому что немцы их постоянно спасали. То есть вот такая печальная картина.
Соотношение сил явно уже показывало, что к победе идет Антанта. Правда, победу оценивали как возможную в военном отношении Германии, англичане, например, оценивали, что удастся победить Германию либо в конце 18-го, либо вообще в 19-м году. Но Антанта имела 14,3 миллиона человек суммарно всех своих сил против 7,3 миллиона сил Тройственного союза, то есть почти двойное превосходство в силах. Правда, если мы начинаем считать пушки, самолеты и так далее, то неожиданно оказывается, что силы примерно равные. То есть в 2 раза больше народу.
Д. Пучков: То есть кто-то был вооружен не на европейском уровне, да?
Б. Юлин: Ну как, очень многие европейцы были вооружены не на европейском уровне. Те же самые австрияки были вооружены сильно хуже немцев. Ну а мы соответственно сильно хуже французов и англичан. Ну а турки хуже и нас, и австрияков, то есть… можно еще, кто хуже был вооружен. На Западном фронте, то есть там, где французы и англичане с бельгийцами против немцев. Там 4,5 миллиона человек против 2 миллионов 800 тысяч, то есть явное превосходство. Поэтому на конференции в Шантильи еще в 1916 году, в конце, союзники планировали именно ряд наступлений с востока и с запада с целью разгромить Германию в 17-м году.
То есть генералы, в отличие от политиков, которых я перечислял, и ведущих генералов типа Гинденбурга или Людендорфа, они испытывали некоторый оптимизм, по крайней мере, антантовские. Дальше, Итальянский фронт, там у союзников вообще картина была самая идеальная. 1 миллион 700 тысяч человек итальянских войск против 750 тысяч австрийских войск. То есть превосходство в 2,5 раза. При этом превосходство и в вооружении, и в численности. Ну и русский фронт – 6,6 миллиона с нашей стороны, то есть больше 6,5 миллиона, против 2 миллионов 900 тысяч немцев, австрияков и турок.
Д. Пучков: Что-то как-то нехорошо получается.
Б. Юлин: Что? Более чем двойное превосходство – нехорошо?
Д. Пучков: Надо было победить.
Б. Юлин: Здесь как раз, мы в прошлом разговоре еще по 16-му году рассматривали Митавскую операцию, которая была в январе 17-го года. Почему – потому что на ней закончилась, собственно говоря, Российская империя. То есть когда 82 наших батальона начали наступление против 19 немецких батальонов, фронт прорвать не сумели, войска нормально воевать отказывались, 11 полков взбунтовались. То есть полная беда. Российская императорская армия показала свою практически полную небоеспособность как раз во время Митавской операции.
Д. Пучков: А кто виноват? Солдаты плохо воевали или офицеры не могли солдат отправить воевать, вдохновить и всякое такое?
Б. Юлин: Ну как, солдаты плохо воевали, потому что не хотели воевать. У офицеров рычагов заставить их воевать особо не было. Авторитет верховного командования во главе с Николаем II был крайне низок. То есть если предшественник Николая II на посту главнокомандующего великий князь Николай Николаевич пользовался популярностью в войсках и среди генералитета, то Николай II не пользовался популярностью ни у кого. К нему лояльность испытывали только те, кто считал, что нужно в любой ситуации поддерживать монарха. Все остальные к нему лояльности не испытывали ни малейшей.
Собственно говоря, после Митавской операции командование Северного фронта перешло на сторону заговорщиков, на сторону Алексеева. А о заговоре Алексеева знали, по сути, все. То есть армия о нем знала, но лояльности к императору не было. Солдаты воевать не хотели. Они не доверяли ни императору как главнокомандующему, ни офицерам. То есть они вообще не понимали, за что идет война.
Д. Пучков: А вот отскакивая чуть-чуть в сторону, вот на советских танках, например, бойцы писали «За Родину! За Сталина!». А вот в Первую мировую войну кто-нибудь писал на чем-нибудь «За Николая II»?
Б. Юлин: Был лозунг официальный «За веру, царя и Отечество», но дальше него ничего не шло.
Д. Пучков: На снарядах там не писали?
Б. Юлин: А за конкретного царя вообще никто.
Д. Пучков: Хороший царь был.
Б. Юлин: Так вот. Собственно говоря, в марте 17-го года, уже после падения Российской империи и становления Республики, то есть во время Временного правительства.
Д. Пучков: Напомним многим, что революция произошла в феврале.
Б. Юлин: То есть как раз в 17-м году. Так вот, в марте 17-го года, например, было небольшое, то есть чисто местное наступление немецких войск – ну, соотношение сил-то для немцев не очень хорошее. Так вот, они пытались уничтожить плацдарм на реке Стоход. То есть перед мостами на реке Стоход был укрепленный плацдарм, который держали наши войска. Вот немцы атаковали этот плацдарм и захватили его. Был разгромлен наш корпус, который там находился, и вот у нас очень часто любят сейчас оперировать маленькими потерями Российской империи – мол, Российская империя потеряла чуть-чуть убитыми и ранеными, а немцы потеряли гораздо больше. Так вот, например, по отчету боя на реке Стоход: «убитыми и ранеными корпус потерял 996 человек». Чуть-чуть.
Д. Пучков: А корпус – это сколько?
Б. Юлин: В его составе на этот момент было примерно 17 тысяч.
Д. Пучков: Мое почтение.
Б. Юлин: 996 человек всего лишь. Так вот – пропало без вести 10 376 человек.
Д. Пучков: А это как считается? Вот пропавшие без вести это, то есть, с одной стороны, попал снаряд, человека разорвало и не осталось ничего, а с другой стороны…
Б. Юлин: Убитые и раненые – это о ком есть данные, что вот эти вот убитые, а вот эти вот, допустим, поступают в санчасти.
Д. Пучков: А если разорвало?
Б. Юлин: Понимаешь, дело в том, что без вести пропавший это просто когда после боя мы пытаемся найти бойцов, а их нет. Чаще всего они переходят в категорию, которая здесь сверху у нас была на конец 16-го года – 1,5 миллиона дезертиров. Так вот, к концу 17-го года дезертиров стало гораздо больше. Это в основном вот так.
Д. Пучков: То есть это люди – военнослужащие, дававшие присягу, православные, по всей видимости, да, помолились перед боем, да?
Б. Юлин: Молиться было тогда до Февральской революции обязательно, после Февральской революции стало необязательно, и поэтому на заутреню приходило 6 % военнослужащих.
Д. Пучков: Я, вот у меня представление об этом…
Б. Юлин: До этого 100 %, а тут 6 %.
Д. Пучков: …по известной книжке про бравого солдата Швейка, где, в общем-то, ну, с моей точки зрения…
Мне это видится так: в моей родной советской армии у меня был замполит. Я так понимаю, что роль замполита ранее играл священник. Вот как в советской армии…
Б. Юлин: Не играл.
Д. Пучков: Не играл?
Б. Юлин: Не, по идее, должен был играть, но не играл.
Д. Пучков: В советской армии замполит, он, кроме того, что рассказывал о политике КПСС, он занимался крайне полезными вещами – налаживал отношения в семьях, следил за порядком, еще воспитателем…
Б. Юлин: Ну под конец у нас тоже замполиты, под конец советской власти…
Д. Пучков: Я служил не под конец, у нас был нормальный замполит.
Б. Юлин: Да, но начинали потихонечку уже деградировать так.
Д. Пучков: Но, тем не менее, когда…
Б. Юлин: А здесь уже деградировали полностью. Я говорю – 6 % приходило на заутреню после того, как это перестало быть обязательным. Это показывает уровень, так сказать, православного энтузиазма. Но самое главное – 996 убитых и раненых и 10 376 пропавших без вести.
Д. Пучков: Из семнадцати.
Б. Юлин: Да. То есть корпус практически исчез.
Д. Пучков: Все убежали.
Б. Юлин: А убитых и раненых мало. Так вот, не все убежали, возможно, кого-то действительно разорвало снарядом на куски – и все, он тоже пропавший без вести.
Д. Пучков: Я как раз про это хотел спросить.
Б. Юлин: Кто-то попал в плен…
Д. Пучков: Про соотношение тех, кого действительно порвало, и тех, кто убежали.
Б. Юлин: Я думаю, что все-таки тех, кого порвало…
Д. Пучков: Десять тысяч не может порвать.
Б. Юлин: Я думаю, даже 1000 не будет. Там какое-то количество попало в плен. Но вот сколько попало в плен и сколько убежало – не известно никому. Это просто убыль личного состава в корпусе. Так вот, это вот подобная занятная…
Д. Пучков: 996. Из 17 тысяч 11 вышли из строя. Осталось шесть. Круто.
Б. Юлин: Вот. Одна из частных операций немецких войск. Собственно говоря, в это время у нас численность армии стала стремительно расти, то есть Временное правительство численность войск наращивало, проводило мобилизацию за мобилизацией, и армия вроде бы стала больше, она перевалила за 7 миллионов человек, дальше к восьми потянулась. Но при огромной численности на фронте все равно по-настоящему боеспособных войск больше 2 миллионов держать не получалось.
Д. Пучков: Потому что ни прокормить, ни вооружить, ни обеспечить боеприпасами. А как же вот эти – в 13-м году невиданный экономический рост, он что, никак с этим не справлялся?
Б. Юлин: Например, в 17-м году, это вот когда мы будем дальше операции рассматривать, там есть такие моменты, то же самое наступление Нивеля. Так вот, у французов считалось очень крутым иметь 200 орудий на километр фронта.
Д. Пучков: Это много, мало?
Б. Юлин: Это много. Собственно говоря, маршал Жоффр говорил как раз таки, что при 200 орудиях на километр фронта о противнике не спрашивают и не докладывают, а сообщают, до какого рубежа дошли наступающие войска. Так вот, у немцев плотности артиллерии были уже поменьше, то есть если в 14–15-м году немцы с артиллерией заруливали союзников, то здесь у них уже стало несколько хуже. Но 100–150 орудий на их километр фронта они получать в своих наступательных операциях умудрялись. У нас, например, в 17-м году, когда было июньское наступление, там было беспрецедентное для русской армии сосредоточение сил на участке прорыва, 30–35 орудий на километр фронта. Это в 2 раза большая плотность артиллерии, чем во время Брусиловского прорыва.
Д. Пучков: То есть это наглядная иллюстрация чудовищного экономического взлета, направленного на победу.
Б. Юлин: Да. И в это время у нас как раз таки половина всего нашего вооружения, снаряжения, боеприпасов шла из-за рубежа. То есть это вместе с поставками из-за рубежа не хватало.
Д. Пучков: Через Тихий океан, да?
Б. Юлин: Ну почему? Через Мурманск. Ну и через Тихий океан тоже, но в основном через Мурманск. Здесь, кстати, есть такой момент занятный. Так вот, так как Россия располагала более приличным количеством хлеба, чем Англия и Франция, то союзники с нас требовали постоянно в обмен на вооружение зерно. Так вот, в 15-м году потребовали 15 миллионов пудов зерна, наше правительство сумело отправить 11 миллионов, 4 миллиона перешло на следующий год. В 16-м году союзники увеличили требование до 30 миллионов пудов.
Д. Пучков: Неплохо.
Б. Юлин: В 17-м году они предъявили требование на доставку уже 50 миллионов пудов.
Д. Пучков: Неплохо.
Б. Юлин: Так вот, при обсуждении возможности выполнения этого требования на заседании Совета министров было указано, просто цитирую: «благоприятное разрешение этого вопроса приобретает ныне совершенно исключительное для нас значение, так как союзные державы изъявили согласие направить в наши северные порты обусловленное число судов с военными грузами первостепенного значения лишь при условии обеспечения обратных рейсов пароходов с хлебными грузами». Вот так.
Д. Пучков: А это что получается, вот, например, призыв, да, и мужиков повымели, ну и, наверное, там как-то на селе производительность упадет, нет?
Б. Юлин: Не повымели у нас особо мужиков. У нас невозможно было провести полную мобилизацию…
Д. Пучков: Минуточку. Я тупой зритель, елы-палы, ты чего?
Б. Юлин: У нас население большое, гораздо больше, чем в Германии или во Франции. А народу под ружьем тоже больше, но далеко не настолько, насколько больше населения.
Д. Пучков: То есть на нас это практически не сказывалось, мобилизация?
Б. Юлин: Сказывалось, но не так сильно. Мы не могли всех мобилизовать, потому что их нечем было вооружать.
Д. Пучков: А наши зарубежные партнеры, у них все плохо было? Почему они так нуждались в продовольствии?
Б. Юлин: Потому что нужно было как-то кормить войска. Плохо было у всех. У нас тоже, в общем-то, было плохо. Например, в 16-м году у нас был 12–16-дневный запас продовольствия в войсках, а в 17-м году он снизился до 6–10-дневного.
Д. Пучков: Ну просто цифры какие-то ужасающие. В начале 15, в конце 50.
Б. Юлин: Ну да. Ну это не тонн, это пудов все-таки.
Д. Пучков: Все равно.
Б. Юлин: Много, да. Так вот, войска в 17-м году перешли у нас… Сначала была норма хлеба 1600 граммов, перешли сначала на 800 граммов, а в конце 17-го года – на 400-граммовую порцию.
Д. Пучков: Дважды пополам, да?
Б. Юлин: Да. То есть в 4 раза сократили. Сообщения шли постоянно по военному ведомству, что вот есть продовольствие, но нет совершенно возможности его доставить, например, из Сибири. Нет паровозов и вагонов, чтобы доставить продовольствие. Собрали, отправить не могут.
Д. Пучков: Ну это к вопросу, как были построены железные дороги при царе и как прекрасно они функционировали.
Б. Юлин: Да не только то, что они даже построены. Дело в том, что количество паровозов, ну как, из-за обеспечения войск на фронте их не хватало. То есть даже дороги-то были, но по ним нужно, чтобы что-то ездило.
Д. Пучков: И экономический взлет 13-го года даже паровозов не дал в достаточном количестве.
Б. Юлин: Разумеется. И, кстати, здесь был интересный момент. Как генерал Алексеев, например, выходил из положения… Когда на фронте нет продовольствия – это действительно катастрофа. То есть если какая-нибудь будет проблема в результате, допустим, немецкой операции наступательной, с поставками продовольствия, то 5–6-дневный запас продовольствия, сгорит моментально. И вот здесь «генерал Алексеев наложил секвестр на 1900 вагонов хлеба, подготовленных для отправки из юго-западного края в Архангельск. Вслед за этим наложил запрет на отправку хлеба наместник Кавказа. Тем не менее к 1 июля 17-го года в Архангельск было доставлено 2 миллиона пудов хлеба из приволжских губерний. За границу удалось отправить только 1 миллион 311 тысяч пудов. Начавшиеся волнения на почве продовольственных затруднений вынудили направить часть заготовленного хлеба для удовлетворения нужд населения».
То есть, собственно говоря, Алексеев создавал даже такие отряды, которые перехватывали эшелоны, которые идут в Мурманск, перегонял их в направлении фронта.
Д. Пучков: Самим жрать нечего было.
Б. Юлин: Но вот эти вот действия правительства, действия командования…
Д. Пучков: Как-то не вяжется с известным лозунгом «Все для фронта, все для победы». Куда ж вы это продаете-то, если солдатам жрать нечего?
Б. Юлин: Ну как, в Германии, например, зато другая проблема тоже есть. Там нехватка людских ресурсов. В конце 16-го года немецкое командование поставило перед правительством запрос, перед Рейхстагом, о том, чтобы расширить воинскую повинность на возраст от 15 до 60 лет. Потому что некого ставить под ружье.
Д. Пучков: До 60 лет хорошо.
Б. Юлин: От 15. Так вот, но, правда, Рейхстаг этот закон зарубил, потому что тогда бы сразу в Германии вспыхнула революция. Так вот, сделали как – применили эти нормы только для призыва во вспомогательные силы. Чисто тыловое обеспечение. Вот такие проблемы. Но это как раз то, что у нас касается проблем сторон. То есть у немцев не хватает продовольствия и населения, у Австрии не хватает всего, у Турции не хватает в первую очередь экономики, промышленности. У нас проблемы с обеспечением вооружением промышленности и возникающие проблемы с продовольствием. При этом значительная часть проблем связана даже не с отсутствием самого продовольствия как такового, а с логистикой. Так вот, у союзников наших проблемы, опять же, с продовольствием, то есть ограничения по нормам питания и так далее.
Вот, кстати, с ограничением по нормам питания. Дело в том, что немцы пытались, ну вот англичане душили Германию морской блокадой. Немцы пытались нанести ответный удар. И в этом отношении как раз таки наиболее показательный 17-й год. Дело в том, что после Ютландского сражения немцы уже не рассчитывали на то, чтобы разгромить Англию на море силами своего флота, надводных кораблей, и основной упор сделали на подводные лодки. То есть они объявили Англии неограниченную подводную войну. До этого были какие-то попытки следовать правилам ведения войны на море, то есть требованиям остановиться, провести досмотр и так далее. Немцев потом, правда, стали забивать из-за английских судов-ловушек. Постепенно, по нарастающей все эти правила ведения войны отмирали. Война становилась все более тотальной.
Д. Пучков: Напомни, что такое судно-ловушка.
Б. Юлин: Дело в том, что англичане, столкнувшись с проблемой немецких подводных лодок и не имея серьезных средств борьбы с ними, стали создавать суда, которые идут, идет вроде бы судно под нейтральным флагом. Немецкая подводная лодка всплывает, требует остановиться. Судно останавливается. И вот немецкая подводная лодка высылает досмотровую партию на это судно для того, чтобы проверить…
Д. Пучков: Чего вы там везете.
Б. Юлин: Да, нет ли там контрабандного груза, который позволяет либо это судно захватить, либо утопить. И вот в этот момент падают щиты, закрывающие орудия, а на флагшток взлетает английский флаг, и открывается огонь по стоящей подводной лодке. Лодка обычно гибнет. Но при этом англичане выполняли такое формальное требование – непосредственно перед первым выстрелом флаг как раз поднимается. То есть они со всем этим очень хорошо насобачились. Ясно, что после этого о каких-то нормальных досмотрах речи не идет, потому что подводники – они тоже не идиоты…
Д. Пучков: Увидел – топи.
Б. Юлин: Да. Но за это, так сказать, как бы… порицание.
Д. Пучков: Вали всех, Господь рассортирует.
Б. Юлин: Здесь вот неограниченная подводная война – это когда официально объявлено о том, что мы топить будем всех. И вот первоначально у немцев, на самом деле, лодок было вроде бы не очень много, то есть они всего-то в момент объявления неограниченной войны держали на коммуникациях противника в это время порядка 40 подводных лодок.
Д. Пучков: Это немного, да?
Б. Юлин: Не, ну как, их количество постепенно росло, то есть у немцев приняло участие в войне порядка 400 подводных лодок, из которых на момент капитуляции Германии там довольно много еще было в строю.
Д. Пучков: Я всегда думал, что они в основном появились во Вторую мировую.
Б. Юлин: Не, во Второй мировой использовали опыт Первой мировой войны, с еще большим размахом. Здесь картина какая была: когда была объявлена неограниченная подводная война, за 3 месяца было утоплено примерно 1 миллион 800 тысяч тонн торгового тоннажа.
Д. Пучков: Ого.
Б. Юлин: Это очень много. Так вот, это оказалось настолько много, что перед Англией встала угроза голода. То есть у них стал сокращаться торговый флот. Правда, с учетом развязывания постепенного этой войны подводной, англичане оказались все-таки психологически к этому готовы и какие-то меры уже прорабатывали и стали их применять. Меры, которые они применили, – самое главное, это введение системы конвоев.
То есть собирается 2–3 десятка транспортов, одинаковые по скорости подбирались, и под охраной нескольких боевых кораблей они совершают переход через океан. При этом маршруты этих конвоев, они немногочисленны, они все патрулируются, то есть чтобы подводные лодки… Подводные лодки тогда были не подводные, они были ныряющими по сути. То есть подводная лодка могла находиться под водой, активно действовать несколько часов, просто висеть под водой могла 2–3 дня максимум, пока хватит воздуха.
Д. Пучков: А во Вторую мировую как было?
Б. Юлин: Да не сильно лучше. То есть характеристики лодок улучшились, они стали глубже погружаться, дольше могли двигаться под водой, с большими скоростями двигаться, лучше торпеды стали, но принципиального улучшения до появления атомных подводных лодок не было. И вот подводная лодка, она, разрядив аккумуляторы, и, так сказать, выдышав весь воздух, должна была всплывать, вентилироваться и заряжать аккумуляторы. То есть большую часть времени подводные лодки находились в надводном положении, поэтому были уязвимы для атаки надводных кораблей, – необходимо было временное погружение. Но если их загнать и долго не давать всплывать, то чаще всего лодка гибла просто потому, что ей не давали всплыть.
И, кроме того, под водой скорость у подводной лодки была достаточно небольшая, что не позволяло, допустим, нормально преследовать конвой, чтобы его атаковать. Преследование могло идти разве что в надводном положении. Но вот такие вроде бы несовершенные подводные лодки, у которых из средств наблюдения только перископ, никаких радаров, ничего нет, они вот набили за 3 месяца 1 миллион 800 тысяч тонн. А всего, по-моему, за 17–18-й год они набили больше 6 миллионов торгового тоннажа. Как раз с весны и до лета 17-го года успехи подводных лодок немецких были наибольшими. Дальше количество подводных лодок росло, но количество судов гибнущих стало снижаться. Во-первых, те суда, которые ходили в составе конвоев, они теряли менее одного процента того, что ходит в конвоях.
Д. Пучков: Небогато.
Б. Юлин: Ну как, это все речь шла, учитывая, что они по несколько раз ходили, эти конвои, речь шла о сотнях судов, но все равно гораздо меньше, чем раньше. Кроме того, очень серьезно за англичан в это время вписались американцы, которые начали строить торговые суда просто в колоссальных количествах, так же, кстати, как и противолодочные корабли, которые как специализированное средство тоже появились в это время. Англичане вводили систему очень серьезную прибрежных патрулей, чтобы на подходах к портам подводные лодки разгуляться не могли. Свои подводные лодки размещали на путях выхода немецких подводных лодок, то есть английские подводные лодки занимались в основном противолодочными задачами.
Кроме того, англичане ставили в огромных количествах минные заграждения. Самое шикарное заграждение у них было – это специальный такой барраж, который они построили (минное заграждение) от Шотландии до Норвегии.
Д. Пучков: Однако.
Б. Юлин: Лодки немецкие все равно продолжали выходить на коммуникации.
Д. Пучков: А это что было – сети, мины, что это?
Б. Юлин: Это были минные заграждения. А, допустим, Адриатическое море перекрыли и минами, и сетями, чтобы австрийские лодки не лазили в Средиземное море. То есть подходили очень серьезно, капитально. Средства были затрачены на это колоссальные, но зато это позволило обеспечить дальнейшее снабжение в Англии, а в дальнейшем и переброску в Англию американских войск, когда США вступили в войну. Кстати, в 17-м году США уже в войне, но боевых действий их части еще не принимают. То есть они довольно быстро развертывали армию, начали перебрасывать, но активное участие в боях приняли уже в 18-м году. Поэтому здесь мы американцев пока не рассматриваем.
Вот картина, как бы экономическая подоплека. И дальше начинаются планы о том, как же мы хотим разбить врага. Сначала разработан был план Жоффра по поводу истощения Германии рядом последовательных наступлений. Жоффр, собственно, довольно верно определил, что пока не будет сломлена экономическая мощь, то есть пока не окажется, что немцам нечем воевать, разгромить их не удастся. То есть победа лежит не в чисто военной области, а в экономической, потому что постоянно идут сражения, постоянно то одни, то другие наступают, но вопрос упирается в экономику. Но Жоффра из-за всех неудач, которые были в 16-м году, сняли, поставили героя обороны Вердена Нивеля.
И вот Нивель, он предложил свой план, где вместо ряда последовательных наступлений ровно с той же целью, что у Жоффра, нужно было провести общее единое наступление, то есть одним ударом, но могучим сломить противника, прорвать на всю глубину оборону немецкую, выйти на оперативный простор и перемолоть немецкие силы. И когда у Германии силы кончатся, победа будет одержана.
Д. Пучков: Толково придумано. Что получилось?
Б. Юлин: Дело в том, что когда Нивель начал планировать развертывание своих сил, неожиданно немцы ему немножко сорвали начало операции, просто взяв и отойдя на довольно приличное расстояние на подготовленную линию обороны. То есть местами отход на несколько десятков километров был.
Д. Пучков: То есть знали о том, что…
Б. Юлин: Нет, не знали, они готовились просто с учетом нехватки сил к обороне на более удобных и на более коротких по длине рубежах. Поэтому Нивелю пришлось несколько перенести наступление. Кстати, его наступление секретом не являлось, то есть сосредоточение сил немцами было выявлено. Когда силы были сосредоточены, а это 100 пехотных дивизий и 10 кавалерийских дивизий, то есть 1 миллион 400 тысяч человек было сосредоточено для наступления.
Д. Пучков: Так.
Б. Юлин: Так вот, сосредоточив эти колоссальные силы, союзники устроили еще мощную артподготовку, имея огромное количество орудий, как раз 200 орудий на километр фронта. И немцы прекрасно знали, где будет наступление, на каком направлении. Они не знали точно, каким силами, но то, что оно будет, было известно. И так как это было известно, то основные силы немцев были сосредоточены на тыловых позициях, а не непосредственно на первых линиях окопов, которые превращены были в лунный ландшафт.
И когда начиналось наступление английских и французских войск, те сумели вклиниться как раз в первые рубежи обороны, но на всю глубину немецкую оборону прорвать не получалось. Немцы перебрасывали дополнительные резервы, союзники колоссальными усилиями продвигались на десятки либо сотни метров в день. За 2 недели боев, короче, англичане потеряли 80 тысяч человек, французы 120 тысяч человек, то есть 200 тысяч человек за 2 недели. Немцы, правда, в это время, по французским данным, потеряли даже больше. В основном за счет того, что они огромные потери несли просто от артиллерийского огня. То есть союзники теряют в наступлении, немцы – от артиллерийского огня. Но при этом расход материальных средств, конечно, со стороны Нивеля был колоссальный.
Кстати, в этой «бойне Нивеля», оно и получило название «бойня Нивеля», потому что потери вроде бы меньше, чем под Верденом, но под Верденом-то за полгода, а здесь за 2 недели. То есть в расчете, так сказать, на сутки боев «бойня Нивеля» чуть ли не самое страшное сражение Первой мировой войны. Так вот, там в первых эшелонах участвовали как раз таки русские войска, направленные во Францию, пушечное мясо. То есть 20 тысяч человек в русских бригадах приняли участие в первых линиях наступающих войск.
Д. Пучков: По-братски, да.
Б. Юлин: Нужно же было чем-то с союзниками рассчитываться.
Д. Пучков: Да.
Б. Юлин: Но «бойня Нивеля» захлебнулась, и более того, она резко усилила антивоенные настроения во Франции, особенно во французской армии. То есть дошло до того, что стали происходить восстания в войсковых частях, вплоть до полка.
Д. Пучков: Успешная война, что сказать.
Б. Юлин: Да. Но при этом наступление Нивеля полностью захлебнулось. Кстати, в это же время должно было быть наступление итальянских войск. Ну, ты же помнишь, у итальянцев в 2,5 раза превосходство в силах было, но Луиджи Кадорна, который командовал итальянскими войсками, решил, что он самый хитрый, и решил подождать результатов наступления, в это время не наступал, а потом, так сказать, добиться успеха итальянскими войсками отдельно. Успеха не добился.
Там было несколько наступлений на реке Изонцо, которые все проваливались и при этом страшно деморализовали итальянскую армию. То есть солдаты итальянские тоже уже не хотели воевать, потому что во время этих нескольких наступлений, по тому, как отмечали, собственно говоря, сами итальянцы, картина была не сильно лучше, чем в «бойне Нивеля». Но при этом, кстати, Луиджи Кадорна, когда обрисовывал, почему войска итальянские имеют низкую боеспособность, мы дальше к сражению при Капоретто перейдем, так вот, у него были виноваты мятежная пропаганда и агитационный яд. Ничего не напоминает? Заметь, Ленина в Италии нет и Троцкого нет. Там вообще большевиков нет. Однако мятежная пропаганда и агитационный яд виноваты в низкой боеспособности итальянской армии.
Д. Пучков: Не итальянская же армия виновата.
Б. Юлин: Главное, не итальянские генералы, не итальянское правительство. Кстати, в Германии тоже Людендорф и Гиденбург, но они, правда, позже, уже в 18-м году, обвиняли в низкой боеспособности немецких войск и в проблемах в моральном духе немецкий Рейхстаг и социал-демократов немецких. Тоже знакомо, да? Вот здесь, короче, «бойня Нивеля» закончилась, дальше были попытки союзников наступать севернее, под Ипром, это уже фактически, берег Северного моря, то есть район франко-бельгийской границы. И там была, например, проведена уникальная операция наступления под Мессином, она коротенькая была, то есть местное такое ограниченное наступление. Задача была сбить немцев с господствующих высот, с которых они постоянно наносили большие потери союзникам, неся меньшие потери. Нужно было поменять местами, отодвинуть немцев буквально километра на два, захватить эти высоты и дальше уже им наносить большие потери. Так вот, для того чтобы прорвать немецкий фронт, было построено 8 километров подземных галерей, заложено 600 тонн взрывчатки.
Д. Пучков: Ого.
Б. Юлин: И вот, короче, все это взяли и подорвали. Немцы сидели настолько офигевшие в своих окопах, это полное было онемение, так сказать, немецкой армии, что англичане без особых проблем вломились на немецкие позиции, побрали кучу пленных, то есть соотношение потерь там было чуть ли не 4 к 1 в пользу англичан, то есть немцы там пленных много потеряли. Но дальше это наступление развития не получило. Это способ борьбы как с крепостями в полевой войне. То есть под окопы делать подкопы и закладывать камуфлеты вот такие. Шестьсот тонн взрывчатки…
Д. Пучков: Жахнуло от души, наверное.
Б. Юлин: Это как землетрясение уже, 600 тонн. Это близко к ядерному взрыву. А дальше там продолжались бои вообще на севере в районе Ипра, с июля по ноябрь. Кстати, у англичан получилось с легкой руки английского журналиста, историка Лиддела Гарта сражение под Пашендейле, или Битва за Пашендейл. На самом деле, эта многомесячная борьба, она привела к тому, что на участке где-то километров 15 англичане сумели продвинуться максимум до 6 километров и не больше.
Д. Пучков: То есть опять ни о чем, да?
Б. Юлин: Да. И при этом обе стороны потеряли за вот эти вот бои с июля по ноябрь полмиллиона человек убитыми и ранеными. Ты вот, кстати, спрашивал насчет того, что было ли такое, как в 16-м году. Вот, во весь опор. И когда шли вот эти вот бои за Пашендейл как раз, произошло сражение при Капоретто. Когда австриякам надоело отбивать постоянно наскоки итальянцев на реке Изонцо, они решили нанести сами удар по итальянским войскам. При этом итальянская армия имела двойное численное превосходство. Австрияки при поддержке немцев начали наступление, прорвали итальянский фронт. Итальянцы, бросая оружие, неся колоссальные потери, откатывались вглубь Италии.
То есть итальянская армия фактически прекратила существование как организованная сила. Во время сражения при Капоретто итальянцы потеряли 130 тысяч убитыми и ранеными и 335 тысяч пленными. Но при этом там еще какая была картина неприятная. Дело в том, что боеспособными осталось всего лишь около 400 тысяч человек, а остальные были небоеспособны, деморализованы. То есть их нужно было приводить в чувство, фронт еле сумели стабилизировать. Сумели стабилизировать, потому что у союзников по-прежнему были, вернее, у австрияков и немцев были по-прежнему проблемы на других фронтах.
Д. Пучков: А приводить в чувство – это что? Сесть побеседовать или массовые расстрелы?
Б. Юлин: Не знаю, может, вина налить. Нет, массовые расстрелы здесь уже бесполезны, потому что, извини, сразу взбунтуются. Но, правда, после этого сражения при Капоретто наконец-то Луиджи Кадорна сняли с его поста. То есть он уже дальше, так сказать, сдвинутый с этого поста, рассказывал о мятежной пропаганде и агитационном яде. Но, правда, в честь него потом… Ну как, его в 1924 году произвели в Италии в маршалы, а после того, как он умер, еще в честь него назвали крейсер. То есть такой славный военный был. И когда как раз таки завершалось сражение при Капоретто, началось наступление англичан у Камбре. Это сражение, где англичане сумели сходу прорвать на всю глубину немецкую оборону. Правда, не сумели развить успех, и немцы потом контрударами восстановили линию фронта, но там что было… Это фактически был приговор немецкой обороне. Там фронт был прорван за счет того, что англичане впервые по-настоящему массированно использовали танки. То есть в операции использовалось 476 танков.
Д. Пучков: Обалдеть.
Б. Юлин: Часть из них использовалась как боевые, а часть использовалась как танки поддержки, тащили на себе фашины для заваливания окопов и рвов противотанковых. Танки наступали тремя волнами. Короче, англичане сумели сходу прорвать все три линии обороны немцев.
Д. Пучков: Собственно, для этого танки и были разработаны.
Б. Юлин: Да. К тому же они здесь продолжали совершенствоваться. А у нас в это время что происходило – опять же, в соответствии с планами у союзников мы должны были весной-летом начать наступление против немцев и австрияков. Ну, против немцев у нас наступление так и не началось вообще, а против австрияков, считая, что их разгромить и вывести из войны можно, у нас было так называемое июльское наступление. То есть наши сосредоточили 42 пехотные дивизии, 9 кавалерийских дивизий, порядка 300 тысяч человек. И вот это вот было уже наступление армии Временного правительства, которое серьезно переиначил небезызвестный генерал Корнилов. То есть из частей были выделены добровольцы – батальоны смерти. Так сказать, привет фильму «Батальон», который, в общем-то, по той же программе проходил.
Так вот, созданы были такие добровольческие части ударные, которые должны были показывать пример всем остальным и обеспечить как раз успех наступления. Вот здесь сказалось…
Д. Пучков: Чем-то мне это напоминает Украину.
Б. Юлин: Но вот здесь, кстати, это очень сильно напоминает… не то что напоминает, дело в том, что ты в армии служил, правильно? И прекрасно понимаешь, что, допустим, в любой роте, в любом взводе, то есть везде, есть и люди, которые могут паникой заразить, и вот нужно не дать им этого сделать, и те, кто являются стержнем своеобразным, то есть кто может взять, допустим, и первым подняться в атаку или, наоборот, как раз погасить панику.
Д. Пучков: Или хотя бы не убежать.
Б. Юлин: Которые являются стержнем. И таких человек обычно всего несколько на роту, правильно? Так вот, дело в том, что генерал Корнилов, он этих людей по сути повыдергивал. То есть он из всех рот и батальонов на эти ударные батальоны, на батальоны смерти, выдернул тех, кто действительно готов воевать, готов сражаться…
Д. Пучков: Военный гений, да.
Б. Юлин: Так вот, и когда пошли, собственно говоря, эти ударные части в наступление, они прорвали Австрийский фронт. В первый же день было взято большое количество австрийских пленных, было взято большое количество пулеметов, артиллерии, то есть успехи пошли, пошли победные реляции. Воспользовавшись этим, Временное правительство сразу устроило в Москве и в Питере разгром большевиков и вообще всякой оппозиции, типа вот же у нас. Ну то есть они решили как – использовать успех в наступлении для того, чтобы резко закрутить гайки. А через несколько дней пошли реляции строго обратные. Дело в том, что все эти ударные батальоны очень быстро кончились, потому что в них была лишь небольшая часть армии. А остальная армия – это как: либо прямо во время наступления сдаются в плен австриякам, либо штыки в землю и пошли по домам. То есть фронт рухнул даже без серьезного усиления противодействия со стороны австрияков и немцев.
И в итоге мы, захватив сначала небольшую территорию, потом в 3 раза большую территорию немцам и австриякам отдали, это наше наступление. При этом австрияки и немцы наступать даже не собирались, оно так получилось.
Д. Пучков: А важнейший момент большевистской пропаганды, которая и привела ко всему этому?
Б. Юлин: Ну, разумеется, мятежная пропаганда и агитационный яд, он у всех виноват. То есть он у нас также виноват. То есть это не Корнилов выдернул из частей всех сколько-нибудь стоящих солдат и похоронил их, так сказать, бросив в атаку в первых эшелонах. Да, он добился прорыва фронта противника, а что дальше делать? Но это виноваты большевики.
Д. Пучков: Да, серьезные военные, да.
Б. Юлин: Ну да, так у итальянцев такой же есть, правильно? Да и у немцев тоже там Рейхстаг виноват. И вот получается какая картина к 17-му году. Война на море привела к тому, что усилилась блокада Англии немцами и Германии англичанами. То есть неограниченная подводная война серьезно заставила англичан напрячься, но они это преодолели. Блокада Германии, ну как, она и оставалась достаточно плотной блокадой Германии. В это время уже не Российская империя, а Российская республика успехами похвастаться никакими не смогла. Не смогла похвастаться даже серьезным отвлечением немецких сил от Западного фронта.
На Западном фронте активность была постоянно у союзников, то есть они пытались как раз таки разгромить противника, серьезно его истощили, себя тоже серьезно истощили, положили огромное количество народа, чем вызвали рост антивоенных настроений в Англии и Франции. Ну и больше всего отличились итальянцы, которые, имея превосходство в 2,5 раза, потерпели сокрушительное поражение. И более того, вот это вот сражение под Капоретто… Дело в том, что в 17-м году, по сути, австрийская армия была уже на грани начала разбегания, то есть в ней положение было еще хуже, чем в армии Временного правительства у нас.
То есть реально Австрийская империя на грани катастрофы. Народ кормить нечем, за что народ воюет, он не понимает, мобилизованы в армию почти все. То, что было описано в «Похождениях бравого солдата Швейка», оно, в общем-то, соответствовало действительности, то есть примерно так и было. Но вот эта вот грандиозная победа при Капоретто с огромным количеством пленных, чудовищным количеством пленных, с огромным количеством трофеев. То есть там итальянцы потеряли пушек и минометов порядка 7 тысяч. Это больше, чем, допустим, артиллерии в армиях воюющих стран, кроме Германии на начало войны, то есть вообще всех.
И вот эта победа, она на короткое время поддержала Австрийскую империю, то есть опять всплеск ура-патриотизма, эйфория и надежда, что вот-вот действительно сейчас противника разгромим, такая блестящая победа. Правда, командование немецкое, которое наблюдало за этой победой, оценивало ее не очень высоко в каком плане – основную задачу решить не удалось, развить успех не смогли, и Италия остается в войне. Если бы она вылетела из войны, это был бы серьезный успех. А так он не принципиален. Это грандиозная победа, которая принципиальную картину не меняет вообще. Ну как, хотя, конечно, изменила, потому что иначе Австрия рухнула бы в конце 1917 года. Вот это и есть операции 1917 года.
Еще были все-таки операции, которые очень важны для нашей истории, хотя не играют почти никакой роли с точки зрения Первой мировой войны, – это Рижская и Моонзундская операции. То есть когда немцы, организовав взаимодействие армии и флота, взяли Ригу, кстати, имея в 2 раза меньше сил, чем у нас, они провели наступательную операцию и взяли Ригу. И захватили Моонзундский архипелаг. Там как раз очень интересная картина в чем была. С одной стороны, значение Моонзунда, что показано, кстати, в прекрасном фильме «Моонзунд». Так вот, они сражались героически, сражались против явно превосходящих немецких сил, то есть у немцев там было 12 линейных кораблей, у нас 2 броненосца, 2 линейных корабля старых. По остальным силам тоже не в нашу пользу было.
И там немцы сумели вытеснить наш флот, но, правда, все силы защиты Рижского залива они уничтожить не смогли, хотя ставили эту задачу. Они смогли захватить Моонзундский архипелаг, но захватили его с боями, на это потребовалось время. То есть операция, в общем-то, полностью успешная, с одной стороны, Рижский залив полностью оказался под контролем немцев, Рига оказалась под контролем немцев. Наши силы ушли в Финский залив. Но наши войска сражались, моряки в основном, энергично, мужественно, но в очень небольшом количестве. То есть, например, в это время у нас в Финском заливе стояли остальные силы нашего флота, то есть 4 новых дредноута, 2 броненосца, крейсера, эсминцы, подводные лодки, которые во весь опор сидели там и ничего не делали.
Д. Пучков: Почему?
Б. Юлин: Ну, вообще-то было даже прямое распоряжение не выпускать линкоры против немцев, вдруг немцы их убьют.
Д. Пучков: Да, действительно опасно.
Б. Юлин: Ну да. Наш флот в Первую мировую войну довольно серьезно бездельничал. То есть наши, например, балтийские линкоры не приняли участие ни в одной боевой операции Первой мировой войны.
Д. Пучков: Оригинально.
Б. Юлин: Да. То есть первая у них перестрелка была с восставшими фортами, это уже когда шла Гражданская война, большевики против белых.
Д. Пучков: А вопрос. Случилась Октябрьская революция, она как-то повлияла на положение на фронтах?
Б. Юлин: Повлияла, но я бы хотел об этом рассказать, уже когда будет про 1918 год, потому что у нас как раз конец 17-го – начало 18-го – это выход России из войны, это заключение Брестского мира. Что, кстати, очень сильно напрягло англичан и французов. Но там просто есть важный политический момент, который хотелось бы осветить как раз вместе с остальным. А так – да, повлияла. Дело в том, что в это время на смену Российской империи активно шли Соединенные Штаты, а проблемы Германии выход России из войны решить все равно не смог.
Д. Пучков: Картина настолько изрядная, что я даже не знаю.
Б. Юлин: Ну как, 17-й год совсем незаметен по сравнению с 16-м?
Д. Пучков: Да-да. Ну, это, как ты вначале сказал, люди, которые изучают историю по школьным учебникам, я чуть не подавился, но, видимо, да. Если так подходить, то действительно ничего и не было.
Б. Юлин: Ну потому, что в школьных учебниках в 16-м году упоминаются 4 сражения, а в 17-м году не упоминается ни одного.
Д. Пучков: Молодцы.
Б. Юлин: Хотя видно, что война, она идет просто по нарастающей. А, кстати, чего хотелось интересное сказать, это о новых тактических приемах. То есть мало того, что уже перешла, так сказать, от сплошной линии фронта к узлам обороны система обороны, немцы стали использовать, например, так называемые широкие траншеи шириной до 5 метров. Они хуже защищали от артиллерийского огня, с одной стороны, а с другой стороны, через них не мог переехать танк. Помогало. То есть в сочетании с противотанковыми рвами. Росла роль противотанковой обороны. При этом немцы до конца 17-го года, очень как-то брезгливо относились к танкам и, несмотря на достаточный военный потенциал, танков не делали. Потом, когда они их сделали, их танки оказались сразу лучше, но они сделали 17 танков за всю Первую мировую войну. А вот наши пытались сделать танки, но у нас не получилось. Это танк Лебеденко, безумный монстр.
Д. Пучков: Это на колесах который?
Б. Юлин: Да. И танк Пороховщикова, который не был танком, не имел брони и мог ездить только по прямой. На этом наши эксперименты по танкам, по сути, закрылись. Единственное, что у нас было из бронетехники, это вот когда мы поставляемые нам союзниками грузовики «Остин» на Путиловском заводе бронировали и получили броневик «Остин-Путиловец» с двумя башенками, знаменитый.
Д. Пучков: Ильич с такого выступал?
Б. Юлин: Да.
Д. Пучков: Картина безрадостная какая-то.
Б. Юлин: Разрабатывались новые методы прорыва обороны противника, то есть немцы в это время переобучали свою пехоту, снабжали ее средствами окопного… То есть если союзники сделали ставку в основном на артиллерию и на танки, то немцы сделали упор на штурмовые группы. То есть пехота, вооруженная не винтовками со штыками, а пистолетами – люгерами, артиллерийскими удлиненными, у которых даже разработан был специально для этого новый магазин на 32 патрона. Тогда же они разработали свою гранату знаменитую – колотушку вот эту вот, картофеледавилку на длинной ручке, очень удобная в окопах оказалась.
Д. Пучков: Для чего? Бросать или по башке стучать?
Б. Юлин: Бросать удобно. Больших навыков не нужно.
Д. Пучков: Ручка способствует.
Б. Юлин: Да. Тем более, что ее можно было открутить и использовать гранату без нее. И вот даже впоследствии, в 18-м году под эти штурмовые группы был разработан первый в мире пистолет-пулемет нормальный, МП-18, как раз под этот дурацкий магазин для люггера, то есть барабан и дальше такая длинная часть, которая вставляется в рукоятку пистолета как раз. Она теперь вставлялась в специальную рукоятку, в бок торчащую у этого МП-18. Смотрелось довольно дико, но, в принципе, оружие неплохое было. Кстати, первый пистолет-пулемет изобрели итальянцы в конце 16-го года. У них появился пистолет-пулемет Пирелли, который был… Первым считается немецкий, изобретенный в 18-м году, потому что итальянский представлял из себя очень странную конструкцию. Это было два ствола, гашетка, как у пулемета, сзади, а сошки (упор) спереди. При этом вот такой длины конструкция была. Два магазинчика. Темп стрельбы – 1100 выстрелов в минуту.
Д. Пучков: О Господи!
Б. Юлин: То есть ты берешь так, ставишь, нажимаешь гашетку, и у тебя сразу все уходит куда-то в ту сторону. Вот такое оружие было. Формально первый пистолет-пулемет, но формально.
Д. Пучков: Исключительно познавательно, да.
Б. Юлин: И вот как раз подготовка позволила проводить наступление это уже в 18-м году обеим странам довольно успешное в плане прорыва обороны. Хотя способы прорыва были совершенно разные. Все это отрабатывалось в 17-м году. Ну и, кстати, гораздо меньше, чем в 16-м году, стало играть роль оружие массового поражения. То есть химическое оружие стало сходить на нет банально просто с большим распространением противогазов.
Д. Пучков: Не пригодилось, как говорится. Один раз траванули, всё…
Б. Юлин: Не один, несколько раз.
Д. Пучков: Ну, по большому-то что… Кроме Ипра, я, например, ничего и не знаю.
Б. Юлин: Да, все остальное сильно слабее.
Д. Пучков: Да, как-то не так получалось.
Б. Юлин: А, и еще, в 17-м году начались стратегические налеты, дальние налеты авиации. То есть если раньше только дирижабли немецкие летали Англию бомбить либо Париж, что было достаточно малоэффективно, то тут уже начали летать дальние бомбардировщики – как английские на Германию, так и немецкие на Англию.
Д. Пучков: Для меня удивительный пример. Горячо мной любимая группа Led Zeppelin, на обложке альбома Led Zeppelin II, они сидят на фоне дирижабля немецкого, который бомбил Лондон, они сидят в немецкой форме.
Б. Юлин: Они так видят мир.
Д. Пучков: Я в глубокую задумчивость впал. Ты знаешь, это как у нас, не знаю, не будем называть, сфотографируются в форме пилотов Люфтваффе, которые бомбили Москву. Очень странно у них там в Европах. Или так надо?
Б. Юлин: Ну они же назвали себя цеппелинами. А это немецкие дирижабли.
Д. Пучков: А дирижабль, он вообще пользу какую-то приносил, нет? Или это не так?
Б. Юлин: Ну как, больше психологическое давление оказывать. Он же здоровый, уязвимый.
Д. Пучков: А сколько он бомб мог привезти?
Б. Юлин: Да немного. Речь обычно шла о нескольких сотнях килограммов.
Д. Пучков: То есть не тонны, не десятки тонн, да?
Б. Юлин: Можно было загрузить и тонну, и больше тонны, но в этом случае чем больше мы загружаем, тем ниже высота полета. А дирижабль здоровый, а во время войны по нему стреляют. Он должен забираться повыше, иначе его собьют сразу. Поэтому нагрузку обычно брали сравнительно небольшую, и поэтому эффект у дирижабля был более психологический, тем более что с дирижабля прицелиться и попасть… опять же, бросая бомбу с горизонтального полета, с большой высоты, не имея возможности эффективно рулить дирижаблем, потому что управляется он очень плохо по сравнению с самолетом. Бомбы сбрасываем примерно в тех местах. То есть попасть в небольшой город – уже проблема.
Д. Пучков: Сильно.
Б. Юлин: Например, был налет немецких дирижаблей еще до этого, в 15-м что ли году, на английскую военно-морскую базу, где они отбомбились по кораблям. Ни одна бомба в цель не попала. А дальше, когда самолеты стали летать лучше, дирижабли оказались уже совсем беспомощными и бесполезными. И стала выходить на первое место бомбардировочная авиация.
Д. Пучков: А, собственно, бомбардировщики, которые сначала тоже горизонтально летали…
Б. Юлин: Они все-таки лучше управляются, чем дирижабли.
Д. Пучков: Их уже потом переделали в пикирующие.
Б. Юлин: Это уже во Вторую мировую.
Д. Пучков: Но это чтобы еще точнее попадать?
Б. Юлин: Да. А в Первую мировую войну, там как – бомбардировщик, он, во-первых, все-таки, когда бомбу сбрасывал, он сбрасывал ее с меньшей высоты, потому что по нему попасть сложнее, чем по дирижаблю, и он может поэтому летать ниже. Так вот, и он гораздо лучше управляется, то есть можно подрулить, чтобы прицелиться, в отличие от дирижабля, с которого можно просто бомбу уронить и все. Кстати, есть такой совершенно… один из любимых фильмов моего детства, «Большие гонки».
Д. Пучков: У номера пять отвалятся колеса.
Б. Юлин: Да.
Д. Пучков: Или мотор. Номер пять – это мы.
Б. Юлин: А помнишь, там, когда машину как раз пытались разбомбить с дирижабля?
Д. Пучков: Да-да.
Б. Юлин: Вот там сложности прицеливания как раз в какой-то мере видны. И там примерно так использовалось – прилетели…
Д. Пучков: У меня он, кстати, есть. Я когда-то даже американский DVD купил, но так и не посмотрел. Большая радость детства была.
Б. Юлин: Да.
Д. Пучков: «Кто там, Макс? – Дети, профессор. – Глупые дети». Ну, ждем 18-го года, что же там у нас…
Б. Юлин: И итогов войны.
Д. Пучков: Да, приключилось с большевиками, и чем же все это закончилось. Очень интересно, да. Спасибо, Борис Витальевич. А на сегодня все. До новых встреч!