Чудовище было совсем близко: Бельтов понимал это: боль теперь грызла сразу и везде, разрывая его, и Тот, кто убивал его хотел этого. Ему это помогало идти быстрее. Он уже рядом: он почти здесь: Ад приближался.
x x x
Ад Бельтов впервые увидел 5 октября. А через день покончил с собой Феликс. Он сбросился с крыши 11 этажного дома, где днем раньше они втроем пили пиво, закусывая таблетками. Феликс любил гулять по крышам, особенно по ночам. Это мало кого удивляло, потому что среди друзей Бельтова не существовало такого понятия, как «странное поведение». Феликс не был алкоголиком, но «наркоту» употреблял, да еще и в изрядных количествах: но и это никого не заботило, так как наркотиками у них баловались почти все. Бельтова познакомил с Феликсом его друг Гарик, молодой журналист, работающий в одной желтой газете.
Все было в тот день традиционно: отсидев положенные в субботу занятия, Бельтов, не заворачивая домой, пошел к Гарику. Бельтов привык бывать у него по субботам. Феликса они встретили вечером, когда приятели решили побродить по городу в поисках развлечений, уже выпив немалое количество пива. Потом они залезли на крышу — любимое место Феликса.
Разговор зашел как всегда об искусстве: «маленькая богема», так называл Феликс людей своего круга, которые регулярно собирались на квартире у Гарика: студенты, как Бельтов, молодые художники, музыканты, поэты, «гетеры», или «интеллектуальные шлюхи», по терминологии Феликса, и разные тусовочные людишки.
Вообще двигатель всех споров был один: обливание грязью или овации в честь очередной модной вещи. Но с Феликсом разговор часто приобретал некий мистический оттенок: он всегда мог противопоставить обычному трепу какую-то тайну, жуткую историю о Дьяволе и о безумном художнике, мрачное пророчество о неизбежной гибели человечества, или богохульное извращение какого-нибудь отрывка из библии, по-сатанински дерзкое и притягательное. Он не мог оставить без своего яда и обычные, заурядные происшествия: изящное злорадство, точные, но недобрые насмешки, необыкновенные каламбуры пересказывала потом вся тусовка. Он не был никому близким другом, желчный и эгоистичный, он часто ссорился, но его талант рассказчика притягивал многих. В нормальном состоянии он не рассказывал: вдохновение приходило к нему вместе наркотической силой, преображавшей его до неузнаваемости: «Он пришел!» — восклицал Феликс, улыбаясь. Это означало, что Феликс в своем мире: властелин, повелевающий душами. Иногда он читал что-нибудь из своих сочинений: «конспекты моих медитаций», — говорил он. Ночь давала ему силы: когда он читал, он был абсолютно серьезен и сосредоточен: никто не знал, что заставляло всех слушать его, и испытывать тот мистический страх, которым он восхищался и которому поклонялся.
Алгоголь и «колеса» давали о себе знать. Власть переходила к Феликсу, который своей магией очаровал двух приятелей; насмешливо-легкий тон таял, а темная мистическая экзальтированность Феликса создавала атмосферу желанного страха.: Бельтов смотрел на Феликса, который представлялся в его пьяном мире, мире бесовских фантазий, мертвецом, существом из потустороннего мира, глашатаем какой-то неизбежной муки, более страшной, чем смерть. Эти ощущения пугали и забавляли одновременно. Он играл ими, а они им.
«: Я люблю ночь: ночь — красота мистического ужаса. Ночь песня Дьявола, песня для избранных жертв — благочестивые спят, закутавшись в свои бесцветные сны: Ночь — отчаявшиеся сходят с ума, плюют в лицо Богу и, безумные, прыгают в смерть: Их зовет Великая Боль. Вечная боль. Ночь: Ад приближается: Ад рядом». Феликс произносил слова тихо и проникновенно: это не было актерским вилянием, это было как будто настоящее откровение, идущее из глубин преисподней. Он закончил чтение и, выдержав паузу, сказал: «Ну что, жалкие душонки, хотите посмотреть на Великого зверя?» Хотите посмотреть на того, кто всегда рядом с вами, кто готов сожрать Вас, и лишь тонкая перегородка между мирами мешает ему сделать это?». Бельтов слышал эти слова сквозь усиливающийся наркотический бред, открывающий ему странные больные ощущения. «Пойдемте, покажу кое-чего» подмигнул Феликс, поманив их рукой и направился к краю крыши. Бельтов поплыл за ним, подчиняясь гипнотической силе этого колдуна. Гарик, испуганно возразил: «Эй, ребята вы куда? Осторожнее, куда вы?» Феликс не обратил на него внимания, он взял Бельтова под руку: «Не бойся, тебе понравится». Бельтов вздрогнул от нехорошего предчувствия, но сопротивляться не захотел.
Они стояли вдвоем на краю крыши: внизу — темная пустота пропасти и смерть. «Черный зверь отверз свою пасть:» проговорил Феликс. «Внизу — там, внизу он смотрит на нас. Ты видишь, ты чувствуешь его? Бельтов посмотрел вниз, чуть-чуть нагнулся, вцепившись в ржавые перила. И как будто чьи то невидимые руки схватили его. Кто-то Мощный и Властный влетел в него, ломая все, что держало и сохраняло его в этом мире. Он словно попал в сильное течение, несущееся с бешеной скоростью вниз, в бездну. Его что-то толкало туда, в черноту. Бельтов закрыл глаза. «Он там. Мы увидели друг друга — шептал Феликс. смотри, смотри внимательнее, ты видишь его?» Феликс вдруг резко схватил Бельтова за шею и нагнул его вперед. «Смотри, дурак, ты не видел такого никогда!!!»
То, что увидел Бельтов заставило его потерять сознание, и рухнуть у перил: огромных размеров невероятное чудовище, величиною с дом, стояло прямо перед ними: темная бесформенная масса, живая гора, излучающая тьму. Из его тела что-то выползало, как огромные щупальца, как скользкие змеи: тысячи извивающихся змей, неслышно мелькающих в воздухе с бешеной скоростью.: «Оно хочет сожрать меня. Оно хочет сожрать меня и утащит в ад мою душу» — это была последняя мысль, падающего Бельтова, это были остатки прошлой жизни, Ад начинался.
x x x
«Всякое бывает, — говорил Гарик, спустя 10 минут.
— Что вы там целовались что ли? Феликс смотал сразу, как тебе схудилось, гад. Ну да черт с ним, он голубой, говорят, да и чокнутый, вдобавок. Хочет, чтобы и у других крыша съехала. Терпеть не могу этих дерьмовых сатанистов! Ну, ты как?
«Нормально. — выдавил Бельтов. Надо было сказать что-то. Бельтов выдавил из себя, из своего бывшего мозга, из своего бывшего тела: ведь его, наверное, сожрало это чудовище. Он огляделся вокруг: ночной сверкающий город. И никаких монстров.
Они заночевали у Гарика. В эту ночь Бельтов сошел с ума.
x x x
Феликса нашли через день наутро. Он пролежал на мокром от дождя асфальте целую ночь. Поздно вечером он снова был на крыше. Приехавшей скорой оставалось только забрать труп.
Тусовка узнала о случившемся в тот же день. Это была, конечно, новость для всех. Компания собралась у места падения, где еще оставались следы крови и вытекших мозгов. Феликса никто особенно не любил, но «поминки» решили устроить. Получилась обычная пьянка, на которой оставались трезвыми только два человека: Гарик и Бельтов. Они были последними видевшими Феликса. Было страшно обоим, но страх Бельтова отличался от опасений Гарика: Бельтов боялся не только осложнений с милицией, он вспоминал тот страшный бред, что привиделся ему у края, это огромное Злое, выплывшее извне, которое, казалось, существовало на самом деле(!). Бельтов не мог поверить тому, что это могло храниться в его подсознании. А Смерть Феликса прозвучала как зловещее подтверждение. «Я свидетель, но не Гарик: Он ничего не видел. Монстр видел только нас: и один из нас мертв. Господи, что же это было со мной!
Чтобы сожрать он и приходил. И ко мне придет».
x x x
Дело Феликса не закончилось его самоубийством: то, что нашли в его квартире, удивило многих и получило широкий резонанс.
Феликс жил в старенькой хрущевке: малогабаритная квартира, которую он делил со своей бабкой. Однако последние полгода он провел один: бабка уехала в деревню, и он жил один на деньги, которые ему регулярно присылались.
Он занимался дома странными делами. Квартира не убиралась, страшная грязь царствовала там. Пол был устлан альбомными листами, пожелтевшими и совсем свежими. На одних из них были схематичные рисунки: фигурка человека, попавшего в паутину, круги, в последнем из которых изображены челюсти, огромный паук с брюхом, набитым по-детски нарисованными рожицами, на других его стихи: о «страшном мире, который видел я, как Данте». Подробное описание мучений над куклами, которых он называл «жертвами», приносимыми некому Чудовищу. («Останки» жертв аккуратно складывались в картонную коробку из-под телевизора, которая стояла у окна). Протокол истязаний над самим собой, но главное — четкий план самоубийства, повторяемый много раз: картинка, изображающая уродливого человека, летящего в пропасть с высокой горы, с подписью сверху — «Феликс».
Стакан с невысохшей еще на дне кровью валялся возле старенького дивана: безумный в экстазе резал себе руки и пил ее. (Это подтвердили многочисленные шрамы, найденные на трупе). Похоже, что ритуал он проделывал не один раз, везде были следы крови, а на дряхлых, полуистлевших обоях было обильно выведено: INFERNO. Но все же было совершенно невероятно, что такое обилие крови могло содержаться в одном человеке! И каково же было изумление экспертов, когда они обнаружили, что кровь эта принадлежит разным людям! Как будто здесь проходили целые собрания, в этой тесной и тихой квартирке.
Нашли и еще одну странную вещь: небольшая иконка — дешевая рамка, совершенно размытый лик святого, изображенного на ней, малопонятная надпись на греческом языке. На образе виднелись следы кровавого поцелуя и отпечатки державших ее пальцев. Никто не понял, зачем этому человеку понадобилось совершать такой дикий кощунственный поступок, посчитали, что он — «сатанист», в городе такие водились.
Одна газета написала очень изящно: «Сумасшедший изуверски истязал себя, пил свою кровь, мечтал о кровавых убийствах, богохульствовал и, как ни в чем не бывало, отправлялся пьянствовать со своими друзьями. Зверь, чья жажда убийства вступила в борьбу с разумом и остатками совести, проиграл: несостоявшийся убийца не выдержал и покончил с собой:»
Гарика и Бельтова допрашивали. Анализ крови взяли у всех знакомых Феликса. Ничего похожего. Перепросили соседей. Никаких результатов. Это был тупик. Смотреть на эти тысячи раз перепроверенные данные грозило сумасшествием. Какой-то делец закрыл эту историю, поставив точку «на заурядном самоубийстве». Бельтова и перепуганного Гарика отпустили. Гарик поспешил избавиться от неприятных впечатлений, окунувшись в работу и привычные развлечения, но страх Бельтова был другой природы. С ним что-то случилось.
Продолжать учебный курс он мог: психическое состояние его ухудшалось с каждым днем. Он был сильно потрясен. Родители подозревали сына в употреблении наркотиков. После того, как его отец нашел у него треть коробка «травки», разразился грандиозный скандал. Бельтова отправили в деревню к родственникам «на отдых».
x x x
«: Здесь мне уже значительно лучше, — писал он родителям спустя неделю, — думаю, дело идет на поправку. Я скоро буду в полном порядке.
Вот, в общем, и все. До свиданья.
Андрей.»
«Это нужное вранье, — говорил себе Бельтов, стараясь казаться твердым, — оно нужно и мне. Чтобы выкарабкаться, чтобы убить Чудовище, чтобы не дать ему шанса зацепится и сожрать меня. Это — моя уверенность, мое оружие. Хватит быть слабаком! И выкинуть из головы этого чертового Феликса!» То, что произошло на крыше и смерть Феликса оставили сильный след в его памяти. Он не мог не думать об этом все время. Кошмары мучили его. Это были яркие сны: и в этих снах он всегда чувствовал то, что показал ему Феликс. Он все время убегал, во снах, от того, кого не видел, но знал: за ним ведется охота. Сны всегда кончались одинаково — Бельтов сдавался, когда понимал, что он обречен. Страх поглощал его без остатка, парализовал его волю. Бельтов прекращал бессмысленное отступление и ждал, ждал своего убийцу в заброшенном доме, в ночном лесу, в лабиринте подземелья. Однажды он увидел себя привязанным к стулу и сидящим на краю крыши высокого дома. Сзади он слышал шаги: Но он просыпался. И все повторялось в следующую ночь.
Он запечатал письмо, скинул одежду и, не выключая света, лег.
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::..
: чтобы снова, снова, снова, «ЗАСНУТЬ!». «Пусть катятся ко всем чертям, пусть каяться ко всем чертям: Пусть катятся ко всем чертям:» «ПУСТЬ КАТЯТСЯ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ! Пусть, что тебе это все? К чему тебе эта жизнь? Это суетливая возня перед воротами смерти?
(«Это что? Кто это говорит?)
«Ты был Андрей, славным и хорошим, добрым. Но вот получил пинок под зад и сильно расстроился. Что же тебя так потрясло? Ты увидел свою жалкую душонку, понял ей цену, понял ничтожность своей воли, отступающей перед всемогущим Страхом. Он ведь здорово испугал тебя? Испугал, ведь, придурок? Ты то думал, что все видишь и знаешь, и боятся нужно только хулиганов на улице.
«Это сны: Это я: много я во снах» А вдруг эти хулиганы теперь знают, где ты находишься, вдруг они следят за тобой, постоянно следят и только и думают, как бы убить тебя: медленно и жестоко:
«Это от Феликса. Это те страхи»
Да, да, один такой страшный, большой ХУЛИГАН, этакий суперзлодей, который и утащит тебя в Ад. Сначала сожрет, а потом и высрет там, в могильнике вселенной, где уже ОЧЕНЬ много таких, как ты, как я: Мы варимся там, мы стонем, мы плачем: ТАМ очень больно, Андрей, там очень больно, и эта твоя земля — тебе раем покажется.
— А кто Он? Кто Он, Феликс, и почему ты пошел с ним?
— Он — СИЛА, я пошел за ним, потому что Он так захотел. Он питается нами, как паук мухами, тут уж не выбирать: попался — и все, ты проиграл навсегда. И ведь ничто не поможет, дурачок. Я не знаю, кто ОН, но он Бог. Он непобедим. И если он избрал тебя, то молись ему и делай все, что он требует. А не будешь хотеть — все равно сделаешь: принесешь ему в жертву самое дорогое, что у тебя есть.
— Это мое сумасшествие! Это дьявол! Сгинь, собака!!! Сгинь! Пошел прочь!
— убьешь…
— Нет!
— выпьешь кровь.
Нет, нет, нет, нет!!!
— да, приятель, ты сделаешь это, как я это сделал: и не жалею ведь, дьявол тебя дери, не жалею!!!
— Ты, ты не Феликс, Феликс мертв, этот чертов маньяк мертв, и я не желаю помнить и знать то, что связано с этим идиотом! Не психуй, парень, конечно я не Феликс: я уже часть Его: ведь он меня поглотил. О Феликсе можно и забыть, но на место этого идиота встанешь ты: И это произойдет скоро. Ты должен дать Ему кровь, муха, ты должен дать ему жизнь. Пропади, оставьте меня, бесовские голоса!!!
Ему они очень нужны, жизни: Он выбирается, дурачок, и Он идет, и мы для него — ступени:
Я ничего не хочу знать!!!
Мы помогаем ему. И ты один из нас. Он выбрал Тебя, и ты пойдешь ему на корм.
— Прочь!
Ты тварь трусливая! Ты дерьмо, размазанное по стенам: слушай и впитывай через меня. Выполняй и запоминай через меня: ТЫ УЖЕ НЕ ПРИНАДЛЕЖИШЬ СЕБЕ! И ты будешь для него, ты сам прыгнешь к нему: Умри, выкинь себя: Повинуйся! И Бельтов:. Повиновался. Он открыл глаза и увидел Феликса.
Феликс глядел на него пустыми глазницами; он был в кровавых лохмотьях, свисающих с тела. Покачиваясь из стороны в сторону, он улыбался, обнажая желтые зубы, и высовывал длинный язык, с которого стекала обильная слюна. Феликс взмахнул рукой и поманил Бельтова к краю пропасти: внизу дома расстилалась красная пустыня: бескрайнее море крови: гладкое, мертвое море. От края до края — кровь.
Дом, на котором они стояли, как гора: Как Гора Арарат… выдохнул Феликс. — Твоя спасительная гора. Смотри, волны потопа уже забрали почти всех. Волны скрывают их. Там, внизу, их истязают неведомые чудовища, жуткие создания, питающиеся болью. Люди, попадают туда: как… Как ты, как я, почти все. Они здесь, а когда-то ходили по земле, смотрели телевизор, любили друг друга, выращивали огурцы, читали Библию: А вот прямо сейчас, в эту самую минуту прямо под нами льется и льется их кровь: И будет литься всегда: Придет час, мой друг, в это море вольется и твоя:
Он как-то странно закачался, как будто сверху его дергали за невидимые нити. Мертвец, превращенный в марионетку.
В его руках что-то появилось.
: Кстати о религиозных культах: есть одна вещица для поклонников. Смотри-ка сюда.
Бельтов тоже был как мертвый. Он не мог ни говорить, ни двигаться. Он слушал и смотрел: Феликс держал перед ним небольшую картину, обрамленную узорчатым прямоугольником, Бельтов ничего не увидел там: изображение было залито черным.
Тебе не видно ничего, пока ты не понимаешь этой дьявольской красоты, не знаешь ее силы. А это бесценно, «вечно»: потому что делалось здесь. Знаешь, какой-то сумасшедший давным-давно написал ее. Он назвал ее Просопон ту понеру. Врубель со своим «Поверженным демоном», тот тоже спускался сюда, пытался повторить это совершенство: Такие произведения понимают немногие, такие как я: сейчас. Это — Его святыня, билет на лучшие места, где все самое лучшее. Дай-ка я тебя «перекрещу», чадо:
Феликс неуклюже помахал иконой у Бельтова перед лицом. Так, а вот теперь поцелуй ее: Поцелуй, Просопон ту понеру. Феликс медленно протянул ему картину: Кровавые, высохшие отпечатки: Следы губ: Где-то в прежнем Бельтове шевельнулось воспоминание, Просопон ту понеру: Мутное пятно, в глубине черный контур лица: Просопон ту понеру:
Лица: Лица Дьявола???
Приложись к ней!!!
Стон, рев, гром… Вмиг все взорвалось: Это был уже другой голос.
Приложись к ней!!!
Казалось, тысячи жертв, замученных, вечно истязаемых, убиваемых немыслимыми способами взорвали свои крики, длившиеся веками.
Приложись к ней!!!
Град отрубленных голов. Тысячи, кувыркающихся, шлепающихся отрубленных человеческих голов: сгнивших, полуразложившихся, и отделившихся от тела мгновение назад — перекошенных смертельной судорогой посыпались сверху. Головы детей, маленькие пушистые головки младенцев, головы стариков и зрелых мужчин с выпученными глазами и залитые кровью — Мелькая и исчезая в море они неслись безудержным потоком. Миллионы умерших и умирающих крутились в адовом кругу:
ПОСМОТРИ, ПОСМОТРИ НА НИХ! ОНИ ЧТО-ТО ГОВОРЯТ ТЕБЕ.
Приложись к ней!!!
: Все они говорили одно, и странно похожи были они на кого-то. Что-то общее в их чертах, искаженных бесконечной смертью, знакомое: неужели?
ЭТО ТЫ! ТЫ — УМЕР. ПОСМОТРИ НА СЕБЯ — ТЫ ЗДЕСЬ УЖЕ ДАВНО МНОГИЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ. ЭТО ТВОЯ ВЕЧНОСТЬ.
Он умер? Он уже здесь? Бельтов уже не знал, в каком времени он находится, да и было ли здесь время?
Приложись к ней!!!
Поцеловать Его. Но это: акт предательства? Но он теперь никто. Он эта отрубленная башка среди остальных съеденных: Он уже почти съеден. Он предан.
Бельтов коснулся образа краешком носа. То, что скрывалось в расплывчатом лике было живое, оно само тянулось к нему, оно жаждало приложиться к нему, оттуда, из глубины.
: «Но я еще ЖИВ!!! Я жив!!! — я не верю, не верю, не верю!!! Приложись к ней!!!
Бельтов обхватил голову руками и бросился на землю. Он крепко зажмурил глаза. Это было невыносимо. «Пусть меня здесь не будет! ПРОСНУТЬСЯ, ПРОСНУТЬСЯ, ПРОСНУТЬСЯ!!!».
::::::::::::::::::::::::::::::.
И все замолчало. Но Бельтов не верил. Его сердце тоже. Бельтов ждал, ждал что вот сейчас к нему, беззащитному и жалкому, скорчившемуся от ужаса человечишке придет Он. Наверное, великий зверь, беззвучно вылезший из адского моря, уже рядом. Чудовище нависло над ним черным небом и смотрит на него. Стоит лишь открыть глаза и приподнять голову.
Бельтов не двигался. Сердце постепенно возвращалось к нормальному ритму. «Все кошмары кончаются, закончится и мой». Он открыл глаза. Багровый свет медленно таял, раскаленные небеса тускнели: вокруг становилось темно. Что? Он не проснулся. Он в аду.
ЭТО ТВОЯ ВЕЧНОСТЬ!
И что-то приподняло его в воздух, Бельтов судорожно рванулся к земле, дернувшись всем телом. Его крепко держали.
То, что схватило Бельтова, с размаху бросило его на перила:
СМОТРИ!
: огромная глыба льда начала всплывала из глубины прямо перед ним: черное извивающееся тысячами щупалец тело, вросшее в лед, поднималось с далекого дна.
Чудовище обхватило здание и потянуло его вниз.
Дом стал быстро погружаться в море.
Эй, а это больше похоже на «Титаник»!». - смеялся мертвый Феликс, возникнув из ниоткуда так же как и исчезнув.
Он стоял, пошатываясь, на краю крыши.
Но я еще жив!!! Я не здесь! Этого не должно происходить!!! Почему? Почему я? Почему Оно съест меня? Что, что ему нужно? Я отдам все, что ему нужно, но я не хочу, не хочу, чтобы оно сожрало меня!!! Я не хочу ЭТОГО!!!
Но Оно хочет.
Феликс развел руки в стороны: черные щупальца обвили их.
Сон стал стремительно растворятся и последнее, то ужасное, что увидел Бельтов:
x x x
Он сбежал в город тем же утром.
x x x
«Время теперь потеряло смысл. Его не нужно беречь. Времени — целая вечность». Бельтов все знал своей судьбе. Знал, что он согласился с этим. Он проиграл себя, покорно восходя на алтарь.
Целый день Бельтов бродил по городу. А внутри выла бледная тоска, бесновался страх и черти истерично вопили тысячами голосов. К вечеру он стал замечать за собой хвост: полупрозрачное отвратительное создание — огромная, с человеческий рост лягушка прыгала в отдалении по тротуару, пялясь на него тупыми, неморгающими глазами. Чуть позже он увидел и еще одного призрака. Тварь, напоминающая птицу с оторванными крыльями, вместо которых торчали какие-то железные крючья, выскочив из-за дома, пронеслась мимо на него роликах и скрылась в темноте. Бельтов услышал ее голос: долгие скрежещущие отрыжки. Она как будто указывала ему путь.
Пора. Бельтов направился туда, где жил когда-то его мертвый приятель Феликс. Он шел, и все меньше людей попадалось ему навстречу. Да и откуда им быть в его разрушающемся мире?
То, что он возьмет там, нужно ему как вдохновение и поддержка: он не сможет убить, если страх и наслаждение не сожмут его душу в своих объятиях. Эта вещь даст ему особенную силу.
Бельтов нашел нужный этаж: дверь слабенькая, можно вышибить одним сильным ударом. Здесь жили одни старухи, (если и услышат, сожмутся в комок от страха и носа не высунут). Он ударил. Дверь треснула и отлетела в темноту: (Быстро).
Он пробежался по комнате фонарем: INFERNO, выведенное кровью, встречало его. Икона была на месте. Проделав тысячелетний путь, она пришла к нему. Лик сатаны пера гениального самоубийцы, сгинувшего в аду. Бельтов судорожно схватил ее и притянул к своим губам: он дорожал от волнения: «Это она! Просопон ту понеру». Теперь он понимал, почему Феликс смог поступить так. Он молился на нее.
Чудовище было рядом: оно глядело на Бельтова горящими глазами: много-много злых, пугающих глаз. Оно тянуло его к себе: оно забирало его. Бельтов снова сильно ощущал чувство пропасти и влечения к смерти, которое обрушилось на него и убило в тот проклятый день: Оно волнами вырывалось из черного лица и Бельтов не мог оторваться от него.
Он впился губами в икону: и в тот же миг Оно впилось в его губы! Сильный холод пронзил Бельтова. Неведомая, страшная боль ворвалась. Казалось, само чудовище заползло в него и разорвало его внутренности тысячами шупалец. Оно кромсало его с бешеной быстротой: вот оно выдавило его глаза изнутри, вот оно раскроило его череп, вспороло живот, разорвав кишечник:
Поцелуй длился пока Чудовище не оставило от Бельтова один сумасшедший страх. Бельтов оторвался от Его губ и, уронив икону на пол, привалился к стене: он задыхался от смеха. Безудержно гогоча, Бельтов сел на пол. Безумными глазами он посмотрел в окно: тысячи отрубленных голов падали с неба.
x x x
Теперь границы между мирами рухнули. Он перешел рубеж, в точности повторяя сценарий своего сна. Выбор сделан окончательно. Как и другие, он шел по той дорожке, которая ведет к прожорливому монстру, восседающему на троне из человеческих костей и глотающему своих законных жертв. По дороге к бездне они, суетясь и толкаясь, окончательно теряли свой божественный облик, превращаясь в отвратительных уродов, в демоноподобных карликов, в обезображенные трупы: Жизни, отдавшие себя на съедение. Предатели. Убийцы, сладострастники, чревоугодники, завистники, меланхоличные мечтатели-дьяволопоклонники, гордецы и лжепророки: Тысячи плелись, ползли, бежали к нему, в свое Царство, притягиваемые великой Болью-наслаждением. Все шло так, как должно было идти.
Бельтов вышел оттуда, где Феликс принес жертву чудовищу. Теперь и его очередь. Ритуальный нож он и Его икона у него с собой. Оставалось самое важное. Он шел по улицам города-ада, шагая прямо по искореженным, корчившимся на земле в лужах крови, обрубкам. Он видел их, то возникающих, то пропадающих: словно при вспышках молнии они выныривали из полутьмы редких фонарей и снова исчезали. Кровь здесь была всюду: с домов, этих ужасных пыточных казематов, она лилась ручьями. Он шел, а в его голове велась кропотливая работа: жадные прожорливые червячки с неимоверной скоростью пожирали его мозги.
Место, где он совершит ритуальное действие будет та самая гора, с которой швыряют себя отверженные. Какая-то частичка его души еще была жива и сопротивлялась властному велению. Но он шептал себе, умоляя: «Не противься. Я забираю тебя. Я забираю тебя Ему. Так должно произойти: я уже все видел, ничего нельзя изменить. Ничего нельзя изменить, и я убью тебя, потому что Оно так хочет».
x x x
Когда-то это была улица, по которой он ходил каждую субботу к какому-то другу. Теперь все было незнакомо ему, перемешалось с иными воспоминаниями. Да и он все как будто делал не сам, в этом чужом теле он парил, перемещался с быстротою и в то же время не осознавал своих движений. Он смотрел чужими глазами и своими, и потому видел два мира одновременно.
— Андрей???
Непонятное существо, состоящее из двух сросшихся фигур, двигающееся ему навстречу, заговорило. «Я его знал, покуда не побывал Там» — мелькнуло у Бельтова.
— Так ты приехал. Давно? Бельтов уставился на него бессмысленными глазами. Зачем это? Огромная работа внутри него приостановилась.
«Какой-то странный он» — тоненький голосок вместо Гарика. «Что тебе надо?» — спросил Бельтов. Он не хотел бы возвращаться назад в мир, где уже ничего не держало его. И этот «друг» был противен ему сейчас, как и любой, кто посмел бы отвлечь его от Служения Ему. «Да так. Просто встретил тебя. Как дела?»
Бельтов не мог говорить с ним. Пытка, совершающаяся над ним, тяжела. Надо быть целиком в этой боли, не отвлекая ни души ни разума на внешние проявления этого мира, уже размытого и нечеткого. Возникший у него на дороге человек мешал ему, ему нужно быть одному, иначе: Он нащупал нож. «Мне хотят помешать. Это испытание. Но я преодолею и это препятствие».
Он стремительно прыгнул на Гарика и повалил его на землю. Девушка завизжала, и отскочила в сторону. Ошеломленный Гарик пытался что-то пробормотать, но удар Бельтова заставил его замолчать и замереть. Бельтов усевшись на нем и схватил одной рукой Гарика за шею и занес нож над его лицом.
«Я уже другой, Гарик. Ты и не поймешь этого. Думаешь, что просто встретил меня. Это не так. Я познал связь всех событий на свете, Гарик. Я видел свою судьбу и судьбы тех, кто был рядом со мной. Не в твоих силах помешать Ему. Что ты дрожишь? Это еще пустяки. Настоящая боль обнимет тебя не сейчас. Я не трону тебя. Но… знаешь, Гарик скажу тебе нечто более страшное. Я знаю, что ты окажешься Там.
Но не мне быть твоим проводником».
Он коснулся кончиком ножа его лба. «Помни об этом, Гарик». Бельтов осторожно провел ножом по его лбу: кровь заструилась ручейками из небольшой ранки. Онемевший от ужаса Гарик дернулся и тихонько застонал. Сердце его билось быстро-быстро. Бельтов чувствовал это.
Бельтов вскочил на ноги, больше не обращая внимания ни на Гарика, ни на его подружку, прижавшейся к стене дома и молча наблюдавшей за происходящим. «Так оно и должно быть», Бельтов зашагал дальше, не оборачиваясь. Оставалось недалеко. «Священная» гора уже была видна ему.
Он пролетел по ступенькам, оттолкнув ногой полусонного старика-бомжа, устроившегося на там ночлег. Несчастный что-то пробормотал во сне исказив свое лицо плаксивой гримасой. Бельтову показалось, что он улыбнулся, валясь в возникающую пустоту. «Насколько он мудрее меня, — подумал Бельтов, — такое смирение». Он задержал свой взгляд на этом человеке: огромные насекомые бесшумно выползли из темноты забрать его.
И продолжил свой путь.
Чердак здесь не закрывался. Бельтов отлично понимал почему: для него. Он вскарабкался по железной лесенке на чердак, и вылез на крышу. Его встретил могучий город пылающий тысячами огоньков, уродливое тело, полное соблазнов, теперь уже недоступных ему. Но теперь сладострастная красота не интересовала Бельтова: он знал, что тело эта такая дешевка: вот у него его почти нет: оно съедено изнутри. А это разорвут на мелкие клочки, как и тысячи других тел, тысячи раз. «Нет, у меня нет выбора».
Он стоял так и думал, хотя все еще оставался свободным человеком. Но он был слаб и легче было отдаться безумию, чем сбросить его с себя. Мир настойчиво пробивался к нему, цеплялся за останки его разума, оставалось не так много времени. Ложь, что Чудовище непобедимо, ложь, что страх всесилен, не было никакого предзнаменования во сне, нет никаких чертей в его голове, все это пустые фантазии немощного злобного карлика, который стремиться поработить его Он живет сам и нельзя отдать свою жизнь, можно лишь обмануться!
«Я слаб, я ничтожество», — он достал нож и смотрел на него. НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО. ЭТО ОШИБКА.
Бельтов заколебался. Может быть?
Но другой голос настаивал. Он рычал и задыхался от злобы и нетерпения.
Что? Бельтов не сразу понял. Икона! Он суетливым движением вырвал ее из кармана своей куртки. И весы качнулись.
Бельтов посмотрел в нее. Весь ад миллионами жертв требовал смерти. Бельтов засучил рукав и, не понимая, что он делает, полоснул острым ножом по своей руке. Кровь вырвалась из неглубокого пореза. Огромным фонтаном, разрывая рану, она хлынула Бельтову прямо в лицо. Это была не только его кровь, а многих и многих Его жертв, бегущая прямо из огромного моря. Бельтов породнится с ними, скоро и его кровь вольется туда. Он пил, не чувствуя ничего кроме тошноты, но для другой, уже не его половине вкус этой крови имел особое очарование.
И Бельтов спускался ниже, за этим другим собой, который вел его к властелину. В мертвую страну. Он шел, мертвый человек, пустая оболочка, набитая тысячами маленьких червяков.
Бельтов поставил лик на землю и сел напротив него. Лик светился темнотой. Теперь он увеличился в размерах. Черный силуэт двигался в нем и рос. Он смотрел на Бельтова и ждал.
«Ад — это город вечной тоски, ад — везде: и как я тогда, когда был живым, не замечал этого?
Лик вырос: он возвышался над Бельтовым: палач наблюдал за казнью. А после казни палач покажет свое настоящее лицо.
Его тело задыхалось от боли, рана ныла от жжения как сумасшедшая. Кровь лилась, не иссякая. Чудовище было совсем близко: Бельтов понимал это: боль теперь грызла сразу и везде, разрывая его, и Тот, кто убивал его хотел этого. Ему это помогало идти быстрее. Он рядом: он почти здесь. Просопон ту понеру уже было как огромные врата, через которые Оно смотрело на Бельтова. Бельтову казалось, что он смотрит прямо в Его глаза: в великий страх, в неумирающую боль, в бескрайнюю тоску.
Он чувствовал это с возрастающей силой: последний круг приближался. Черное чудовище, застывшее в ледяном озере, открыло свою пасть. Он встал и пошел к этой дыре, уводящей в смерть. Нужно сделать несколько шагов. Всего несколько шагов к вечности. Так, как это сделал Феликс. «Раз», Бельтов приближался к краю крыши.
Шум, раздавшийся сзади, даже не отвлек его, просто небольшая помеха. «Два».
«Эй, послушай: Не двигайся, пожалуйста, хорошо? Остановись на секунду, я: я просто хочу тебе сказать:
«Три» Бельтов замер. Этого не должно быть, ведь он видел, что было на самом деле! В том пророческом сне все до последнего мига его гибели, он видел. Смеющегося истерическими взрывами Феликса Чудовище разорвало на части одним мощным движением своих щупалец. А затем Бельтов прыгнул в Него и увидел себя, идущего к краю. Летящего вниз:
«Никто не знает все кроме сотворившего все». Бельтов обернулся, Чудовище, пробирающееся в него что есть силы вцепилось в него, ВНИЗ! ВНИЗ! ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!
«Там ничего интересного, поверь мне». На Бельтова смотрел высокий красивый человек в ослепительно белой одежде. Он стоял, скрестив руки и тихо улыбаясь спокойно наблюдал за Бельтовым.
Чудовище завыло, забилось в нем, запаниковало. Оно что-то кричало Бельтову, но стремительно уменьшалось в размерах и грозный его голос превращался в отвратительное визжание. Оно не выносило Того, кто вмешивался в его дела.
Ситуация изменялась так быстро, что Оно растерялось и отпустило Бельтова из своих лап. Миф о Его несокрушимости рассеивался как дым. Таял Его обман, лопались сети: жертва переставала быть жертвой. «Молодец. А теперь сделай то, что ты действительно хочешь сделать». И Бельтов понял его. Он повернулся опять к краю. Маленькая черная иконка валялась у него под ногами. Неуклюжий паук медленно полз по ней. «Получай, сволочь! Выполз? Так убирайся обратно в свой дерьмовый ад!». И, выбрасывая Его из себя, он раздавил убегающего паука. «Шедевр? Вот тебе и твой шедевр!» И Бельтов, схватив паучий Лик, швырнул его вниз.
Голос, опустившийся до неразборчивого писка смолк. Бельтов был свободен. Кровь перестала течь.
«Я не знаю, Кто ты, но:. Спасибо тебе, ты спас меня. Ты:». Но Бельтов не увидел того странного человека. Перед Бельтовым стоял маленький, сморщенный, в грязных отрепьях старик, испуганно глядящий на него.
«Да что ты, сынок, ты: молодец, молодой ведь, жить и жить еще. Не стоило, правда, туда-то… Спасибо, что послушал меня, старика. Я вот — видишь, хуже собаки, а живу. Нельзя так…».
Бельтов узнал его: тот самый старик, который устроился в подъезде этого дома на ночлег. Этот жалкий человек выбрал именно этот дом. Бельтов знал почему: для него.
Они бросились друг другу навстречу: Бельтов рухнул и повис на его руках, внезапная слабость обрушилась на него. Не в силах сдерживаться, Бельтов зарыдал. Старик похлопал его по плечу (Все нормально) и тихо улыбнулся. Ведь он знал все с самого начала:
Мертвая кровь испарялась.
А Просопон ту понеру падал в тот подземный мир, где сотворил его тысячи лет назад гениальный самоубица.
Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ, Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН, Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ.
БЫЛ ПРАВДОЮ МОЙ ЗОДЧИЙ ВДОХНОВЛЕН: Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯ И ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЕН.
ДРЕВНЕЙ МЕНЯ ЛИШЬ ВЕЧНЫЕ СОЗДАНЬЯ, И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ. ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.
(Данте Алигьери. Божественная комедия, Ад 3; 1–9)