ВОДИТЕЛЬ УБИРАЕТ ЕЕ ЧЕМОДАН в багажник. Питер и родители уже уехали в аэропорт на другом такси.
Сев в машину, Наташа кладет голову Даниэлю на плечо. Ее волосы щекочут ему нос. Хотел бы он иметь больше времени, чтобы успеть привыкнуть к этому ощущению.
– Ты думаешь, у нас бы все сложилось? – спрашивает она.
– Да, – отвечает он без колебаний. – А ты?
– Да.
– Ты наконец-то со мной согласна. – В его голосе слышится улыбка.
– Твоим родителям было бы трудно это принять?
– Им бы потребовалось немало времени. Особенно отцу. Думаю, на нашу свадьбу они бы не пришли.
Наташа представляет себе этот день. Видит океан. Видит Даниэля, красивого, в смокинге. Он огорчен отсутствием родителей, и она гладит его лицо, пытаясь стереть печаль.
Как он счастлив, когда она наконец произносит: «Согласна…»
– Сколько детей ты хочешь? – спрашивает она, после того как утихает боль от этих грез.
– Двоих. А ты?
Она колеблется, но все же признается:
– Я не уверена, что вообще их хочу. Ты бы смог с этим смириться?
Он не ждал такого и отвечает не сразу:
– Наверное, да. Не знаю. Возможно, ты бы еще передумала. Или я.
– Я должна тебе кое-что сказать.
– Что?
– Тебе не надо становиться врачом.
Он улыбается, уткнувшись в ее волосы:
– А как же благоразумие?
– Его переоценивают, – заявляет она.
– А ты по-прежнему собираешься стать специалистом по обработке данных?
– Не знаю. Может, и нет. Было бы здорово чем-нибудь по-настоящему увлечься.
– Сколько может изменить один день, – произносит он.
Больше ни слова. А что тут скажешь? День был долгий.
Наташа нарушает их угрюмое молчание:
– Итак, сколько вопросов у нас еще осталось?
Он достает телефон.
– Два. И нам еще нужно в течение четырех минут смотреть друг другу в глаза.
– Можем смотреть в глаза, а можем просто целоваться.
Водитель, Мигель, прерывает их диалог, глянув в зеркало заднего вида:
– Ребят, вы ведь в курсе, что я вас слышу? И вижу тоже. – Он издает скабрезный смешок. – А то некоторые садятся в машину и делают вид, будто я глух и слеп, но это не так. Просто чтобы вы знали.
Он снова смеется, и Наташа с Даниэлем невольно тоже начинают хохотать.
Но смех угасает, они возвращаются в реальность. Даниэль обхватывает руками лицо Наташи, и они нежно целуют друг друга. Между ними по-прежнему химия. Оба слишком разгорячены, не знают, куда деть руки, которые, похоже, созданы лишь для того, чтобы они могли прикасаться друг к другу.
Мигель не произносит ни слова. Ему когда-то разбивали сердце. Он видит эту боль.
Даниэль заговаривает первым:
– Вопрос тридцать четыре. Что бы ты спасла из огня?
Наташа задумывается. У нее такое чувство, словно весь ее мир сейчас горит. И то единственное, что ей хочется спасти, она спасти не может.
Даниэлю она говорит:
– У меня пока ничего и нет, но я что-нибудь придумаю.
– Хороший ответ, – отвечает он. – У меня все просто. Мой блокнот.
Он прикасается к карману пиджака, чтобы удостовериться, что блокнот на месте.
– Последний вопрос, – объявляет он. – Смерть кого из членов твоей семьи ты восприняла бы тяжелее всего и почему?
– Папину.
– Почему? – спрашивает он.
– Потому что для него еще не все кончено. А ты чью?
– Твою, – отвечает он.
– Я же не твоя семья.
– Нет, моя, – упрямится он, вспоминая рассказ Наташи о множественности миров. В какой-то другой вселенной они женаты, там у них, может быть, двое детей, а может, ни одного. – Тебе не нужно ничего мне говорить. Я просто хочу, чтобы ты знала.
Есть слова, которые Наташа должна ему сказать, но она не знает, где их взять, не знает, с чего начать. Вероятно, поэтому Даниэль и хочет быть поэтом – чтобы находить правильные слова.
– Я люблю тебя, Даниэль, – наконец произносит она.
– Похоже, вопросы все же сделали свое дело, – ухмыляется он.
Она улыбается в ответ:
– Ура, наука.
Проходит мгновение.
– Я знаю, – говорит Даниэль. – Я уже это знаю.