ОТЕЦ НАТАШИ, СЭМЮЭЛЬ, переехал в Америку за два года до того, как сюда иммигрировала его семья. План был такой: Сэмюэль уезжает с Ямайки первым и начинает карьеру бродвейского актера. Так будет проще, потому что не придется беспокоиться о жене и маленьком ребенке. Без них, ничем не обремененный, он сможет спокойно ходить на прослушивания, завязать знакомства в актерской среде Нью-Йорка.

Изначально планировалось, что на это уйдет год, но прошло два, а потом пошел и третий, однако мама Наташи не смогла и не стала ждать дольше. Наташе было тогда всего шесть, но она помнит, как мама звонила в Америку, всегда набирая больше цифр, чем обычно. Сначала разговоры родителей были спокойными. Голос ее отца ни капли не изменился. Он казался радостным. Спустя год или около все стало иначе. У папы появился забавный акцент, более ритмичный и гортанный, нежели патуа. Радости в нем стало меньше. Наташа не слышала, что говорил отец, но и без этого понимала, что происходит.

«Сколько еще, по-твоему, мы должны ждать?» – «Но, Сэмюэль! Мы больше не семья, когда ты там, а мы здесь!» – «Поговори со своей дочерью, слышишь?»

А потом в один прекрасный день вместе с мамой они покинули Ямайку навсегда. Наташа попрощалась с друзьями и родственниками в полной уверенности, что вскоре увидится с ними. Может быть, даже на Рождество. Но иммигранты без документов просто так домой не возвращаются. Наташа не знала, что со временем родной дом станет ей чужим. Будто она вовсе и не жила там, а просто когда-то давно прочитала о нем книгу.

В тот день, когда они улетали, Наташа сидела в самолете и задавалась вопросом, как же они пролетят сквозь облака, а потом поняла, что облака – это вовсе не шарики из ваты. Она гадала, узнает ли ее папа и любит ли он ее по-прежнему, ведь прошло столько времени. Но все оказалось хорошо: он узнал ее и по-прежнему любил. В аэропорту Нью-Йорка он обнял их с мамой очень крепко.

– Боже, ну как же я скучал по вам! – воскликнул он тогда и прижал их к себе еще крепче. В тот момент он выглядел, как раньше, и даже его патуа звучал, как в старые добрые времена. Но пахло от него по-другому: американским мылом, американской одеждой и американской едой. Наташе было все равно, она просто радовалась встрече с папой и могла привыкнуть к чему угодно!

Те два года, которые Сэмюэль провел в Америке без семьи, он жил у старого друга своей матери. Ему не нужна была работа – он тратил не много денег, и ему хватало своих сбережений. Вместе с женой и дочерью так продолжать жить было невозможно.

Сэмюэль устроился на работу охранником на Уоллстрит и снял двухкомнатную квартиру в одном из бруклинских кварталов – Флэтбуше.

– У нас все получится, – говорил он Патриции.

Сэмюэль дежурил по ночам, чтобы ходить на прослушивания днем, но был очень сильно измотан ночными сменами. Для него не находилось ролей, а ямайский акцент не исчезал, как он ни старался его исправить. К тому же Патриция и Наташа говорили с ним на родном диалекте, хотя он изо всех сил пытался обучить их «правильному» американскому произношению.

Быть отвергнутым нелегко. Чтобы стать актером, нужно быть толстокожим, но Сэмюэль таковым не являлся. Каждый новый отказ скреб по его душе, как наждачная бумага, причиняя боль и стирая веру в себя. Шло время, и Сэмюэль уже не знал, кто из них продержится дольше: он сам или его мечта.