Я ПОЧТИ ГОТОВ ПОВЕРИТЬ, что она не понимает, о чем я. Наши взгляды встречаются в окне поезда, словно только там мы способны смотреть друг на друга.
– Нам суждено быть вместе, – настаиваю я. Выходит совсем не так, как я хотел, – властно и в то же время умоляюще. – Я знаю, что ты чувствуешь то же самое.
Она не произносит ни слова, просто поднимается и встает у дверей. Если бы гнев был похож на пожар, то я бы наверняка увидел исходящее от нее пламя. С одной стороны, мне хочется подойти к ней и извиниться. С другой – потребовать ответа, выяснить, в чем дело. Но я заставляю себя остаться на месте и сижу еще две станции. Наконец поезд с визгом останавливается на Восемьдесят первой улице.
Двери открываются. Проталкиваясь через толпу, Наташа идет по лестнице. Как только мы оказываемся наверху, она отводит меня в сторону и разворачивается ко мне лицом.
– Не вздумай указывать мне, что чувствовать, – полушепчет-полукричит она.
Потом собирается добавить что-то еще, но решает промолчать. Вместо этого просто оставляет меня и идет прочь. Она расстроена, но теперь расстроен и я. Я догоняю ее и, вскинув руки вверх, кричу:
– В чем дело?
Я не хочу с ней ссориться. Через дорогу от нас – Центральный парк. Деревья окрашены в сочные осенние тона. Я хочу бродить с ней по парку и писать стихи в своем блокноте. Я хочу, чтобы она смеялась над тем, что я пишу стихи в блокноте. Чтобы просвещала меня насчет того, как и почему листья меняют цвет. Уверен, ей известно точное научное определение этого явления.
Она надевает рюкзак на оба плеча и, скрестив руки на груди, произносит:
– Не существует никакого «суждено», нет никаких судьбоносных встреч.
Я не хочу вступать в философскую дискуссию, поэтому уступаю:
– Хорошо, но если бы они существовали, то…
Она обрывает меня:
– Нет. Хватит. Их не существует. А даже если бы существовали, это все не про нас.
– Почему ты так говоришь?
Знаю, я веду себя неразумно, нерационально и, вероятно, делаю кучу ошибок. О таком не спорят с другим человеком. Нельзя убедить кого-то полюбить тебя.
Легкий ветерок шуршит листьями вокруг нас. Стало прохладно.
– Потому что это правда. Нам не суждено быть вместе, Даниэль. Я нелегальный иммигрант. Меня депортируют. Сегодня – мой последний день в Америке. Завтра меня здесь не будет.
Возможно, ее слова можно истолковать как-то иначе. Я расставляю их в другом порядке, надеясь уловить в них другой смысл. Я даже пытаюсь сочинить короткое стихотворение, но слова не складываются в строчки. Они упали мертвым грузом, слишком тяжелые, чтобы я мог их сложить.