– Я РЕШИЛ, ЧТО БАГАЖНАЯ ЛЕНТА – идеальная метафора жизни, – говорит Олли, стоя на краю неподвижной ленты.

Никто из нас не сдавал вещи в багаж. У меня с собой только маленький рюкзак, в котором лежат зубная щетка, чистое белье, путеводитель по Мауи и книга «Маленький принц». Конечно, я должна была взять ее с собой. Я прочитаю ее еще раз, чтобы увидеть, как поменялся смысл.

– Когда ты это решил? – спрашиваю.

– Только что. – Он сейчас склонен изобретать безумные теории, ждет, пока я попрошу его развить тему.

– Хочешь подумать об этом еще немного, прежде чем попотчевать меня?

Олли качает головой и, спрыгнув вниз, оказывается прямо передо мной.

– Мне бы хотелось приступить к потчеванию прямо сейчас. Пожалуйста.

Я делаю великодушный жест, разрешая ему продолжать.

– Ты рождаешься. Тебя выбрасывают на это безумное устройство под названием жизнь, которое все время ходит по кругу.

– В твоей теории люди – это багаж?

– Да.

– Продолжай.

– Иногда ты падаешь преждевременно. Иногда другие предметы багажа могут серьезно повредить тебя, иногда ты теряешься или тебя забывают, и ты ходишь по кругу бесконечно.

– А как насчет тех, кого забирают?

– Они ведут ничем не примечательную жизнь в каком-нибудь шкафу.

Я открываю и снова закрываю рот несколько раз подряд, не зная, что сказать. Олли воспринимает это как согласие с его теорией.

– Видишь? Просто безупречно.

Его глаза смеются.

– Безупречно, – подтверждаю я, имея в виду самого Олли, а не его теорию. Сплетаю свои пальцы с его и оглядываюсь вокруг. – Ты помнишь это место? – Он уже был здесь однажды, в десять лет, – на отдыхе со своей семьей.

– На самом деле мне не много запомнилось. Помню, папа говорил, что не повредит потратить малость денег на первые впечатления.

В терминале полно встречающих – гавайских женщин в длинных платьях с цветочной расцветкой. У них в руках таблички и гирлянды из фиолетово-белых орхидей. В воздухе не чувствуется океана. Запах скорее промышленный, пахнет чем-то химическим. Я могла бы его полюбить, ведь это запах путешествий. Вокруг нас волнами поднимается шум, встречающие и родственники на все лады распевают «алоха». Если говорить о первых впечатлениях, это точно не самое плохое. Интересно, как отец Олли умудрился прожить в этом мире всю свою жизнь, так и не осознав, что в ней бесценно.

– Согласно твоей багажной теории, твоя мама – одна из сумок, которые повреждают?

Олли кивает.

– А твоя сестра? Она из тех, что теряются, что вечно ходят по кругу?

Он снова кивает.

– А ты?

– То же, что и сестра.

– А твой отец?

– Он багажная лента.

Я качаю головой и, хватая его за руку, говорю:

– Нет. Он не может распоряжаться всем, Олли.

Я смутила его. Он отнимает руку, отходит на небольшое расстояние от меня и принимается изучать терминал.

– Тебе, моя дорогая, нужна гирлянда, – говорит он, кивая на встречающую, которая еще не нашла свою группу.

– Нет, – возражаю я.

– Ну правда, нужна, – не унимается Олли. – Подожди здесь.

Он направляется к женщине. Сначала она отрицательно качает головой, но Олли в присущей ему манере настаивает. Через несколько секунд они оба смотрят в мою сторону. Я машу рукой, чтобы показать ей, что я милая и дружелюбная, из тех, кому можно подарить гирлянду за просто так.

Она уступает. Олли возвращается триумфатором. Я протягиваю руку, чтобы взять гирлянду, но вместо этого он водружает ее мне на голову.

– Раньше гирлянды вручали только королевским особам, – замечаю я, цитируя путеводитель.

Олли подбирает мои волосы, гладит меня сзади по шее, а потом помогает гирлянде лечь на место.

– Кто же об этом не знает, принцесса?

Я прикасаюсь к гирлянде пальцем, у меня такое чувство, что ее красота частично передалась мне.

– Mahalo nui loa, – говорю. – Это значит «Спасибо большое».

– Ты прочла этот путеводитель от корки до корки, да?

Я киваю и добавляю:

– Если бы у меня был чемодан, я бы души в нем не чаяла. Закатывала бы его в пленку, отправляясь путешествовать. Наклеивала бы на него стикеры изо всех мест, в которых побывала. А увидев его на багажной ленте, я бы хватала его обеими руками и была бы так счастлива, что он со мной, потому что тогда мои приключения могли бы начаться по-настоящему.

Олли смотрит на меня, как неверующий, столкнувшийся если не с доказательством, то по крайней мере с возможностью существования Бога. Потом он притягивает меня к себе, и мы стоим в обнимку. Он зарывается лицом в мои волосы, а я прижимаюсь к его груди, и между нашими телами не остается просвета.

– Не умирай, – говорит он.

– Не буду, – отвечаю я.