Его нет на стене, когда я вижу его на следующий день. Вместо этого он в той позе, которую я начинаю воспринимать как положение покоя: слегка покачивается на сводах стоп, засунув руки в карманы.

— Привет, — говорю я от двери, ожидая, когда мой желудок закончит свой сумасшедший танец в честь Олли.

— И тебе привет. — Его голос тихий и слегка грубый, будто он не спал.

— Спасибо за общение прошлой ночью, — говорит он, прослеживая мой путь до самого дивана.

— В любое время. — Мой собственный голос тоже хриплый и тихий. Сегодня он выглядит бледнее обычного и немного сутулится, но все равно двигается.

— Иногда мне хочется просто исчезнуть и уйти от них, — признается он стыдливо.

Мне хочется что-то сказать, не просто что-то, а чтобы успокоить его, заставить его забыть семью на несколько минут, но я не могу придумать. Вот почему люди прикасаются друг к другу. Иногда слов недостаточно.

Наши взгляды встречаются, и так как я не могу обнять его, то обвиваю себя рукам за талию, крепко сжимая.

Его взгляд скользит по моему лицу, будто он пытается что-то вспомнить.

— Почему мне кажется, что я всегда тебя знал? — спрашивает он.

Я не знаю, но тоже это чувствую. Он перестает двигаться, придя к тому решению, к которому ему нужно было придти.

Он говорит, что мой мир может измениться в одно мгновение.

Он говорит, что никто не невинен, кроме, может быть, меня, Мадлен Уиттер.

Он говорит, что его отец не всегда был таким.