Что такое обман?

Каждый человек знает, что такое обман. Он постигает это в раннем детстве и не перестает познавать в старости. Обман постоянно обнаруживает себя в общении с окружающими. С ним можно столкнуться дома, на работе или на приеме у чиновника в государственном учреждении. Человек опасается обмана и постоянно контролирует – сознательно или бессознательно – поступающие сообщения с точки зрения их правдивости.

При этом следует различать обман как:

1) действие человека, преследующего определенные интересы;

2) результат, то есть действие, достигшее своей цели.

В нашем обществе, на всех исторических этапах его развития, во всех сферах коллективной и личной жизни обман был и остается настолько существенным фактором, что без его учета и анализа вряд ли можно получить полное представление о взаимоотношениях людей.

Скорее всего, никто не будет отрицать, что обман является в некотором смысле основной чертой человеческого общения.

В юридическом понимании обман – намеренное введение другого лица в заблуждение с целью извлечения материальной или иной выгоды. Если обман, совершенный для извлечения имущественной выгоды, носит общественно опасный характер, виновный подлежит уголовной ответственности за мошенничество.

В самом общем виде, как уже отмечалось, обман есть дезинформация, ложное сообщение, передаваемое определенному субъекту (получателю или адресату лжи). Будучи обманутым, он принимает за истинное (и наоборот) то, что таковым не является.

Понятие обмана логически противостоит понятию правды, которое, в свою очередь, нельзя отождествлять с понятием истины. Правда означает не только истинное, но также правильное, верное, подлинное, должное, справедливое, соответствующее высшим ценностям и целям, идеалам человечности. Неправда есть намеренная ложь, но вместе с тем она может быть и непреднамеренным заблуждением, и хитроумной фальсификацией, и утонченным лицемерием, и ханжеством окультуренного обывателя, и «правдой» предыдущего исторического этапа.

 

Правда – высшая ценность

В каждом конкретно взятом соотношении обмана и правды они решительно исключают друг друга. Правда находится в конфронтации с обманом, неправдой. Попрание правды ведет к распаду ценностных устоев человеческого общежития, приумножению абсурда, бессмысленности жизни. Правда выражает саму суть общности человечества, единение, доверие к другим.

Наоборот, обман как намеренное действие чаще всего представляет эгоистическое обособление, разрыв, нарушение единства, недоверие, враждебное отношение к кому-либо или лицемерное общение, в котором доминируют прагматические цели.

Как полагал Монтень, «правдивость лежит в основе всякой добродетели. Поэтому лживость есть порок, разрушительно влияющий на всякую добродетель».

Обман – испытанное орудие несправедливости.

Неправда знаменует конфликт, разлад между доминирующей ценностью и истиной (а также справедливостью), между доминирующей ценностью и нормами морали (и права). Этот столь типичный для современного человека внутренний конфликт часто разрешается наиболее доступным способом:

1) путем обмана других;

2) путем обмана самого себя,

3) точнее – обоими путями одновременно, ибо нельзя обманывать другого, не обманывая себя (в частности, не оправдывая своего намерения лгать другим). Тем самым обман демонстрирует приоритет низших ценностей над высшими, такими как истина, справедливость и принципы морали.

За немногими исключениями обман – безнравственная форма защиты собственных интересов. При этом, однако, создается видимость соблюдения этических и других социальных норм (принципов чести, справедливости, юридических законов и т. п.), что как бы удваивает обман. Без такого тщательно выполненного камуфляжа своих действительных устремлений обманывающий не может рассчитывать на успех.

Поэтому тот, кто стремится достичь практической цели ценой обмана, выступает, как правило, под личиной поборника истины, добра и справедливости. Сколько раз нам читали высокую мораль именно творцы подлого обмана!

Правда служит неустранимым основанием совести, достоинства, свободы человека. Монтень отмечает, что «слово „лгать“ на латыни означает почти то же самое, что „идти против совести“. Ложь противостоит не только совести, но и чести, влечет нечестность. Ложь угнетает достоинство человека, если он не сопротивляется ей. Примирение с неправдой, с привычным общественным обманом притупляет и деформирует механизмы моральной саморегуляции и самооценки. Нарушение же этих фундаментальных механизмов самоорганизации личности чревато ее деградацией. Нередко оно вызывает острые формы борьбы с самим собой, острые внутренние конфликты, способные разрешаться как нравственным падением, так и нравственным возвышением».

Следование правде обеспечивает для индивидуума сохранение, восстановление чувства элементарного самоуважения, веры в оправданность своей социальной деятельности. Сопротивляясь обману, человек часто теряет ряд житейских преимуществ. Однако он обретает более высокие ценности и утверждает подлинное личностное достоинство.

Приверженность правде есть правдивость. Это качество демонстрируется в актах подлинного общения с окружающими; оно противостоит лживости. Правдивость как свойство человека составляет своего рода презумпцию общения и потому выражает фундаментальную ценностную характеристику личности. Тот, кто утратил это свойство, теряет и право быть полноценной личностью, обесценивает себя как партнера по общению и совместной деятельности. Лживость позорна. Вот почему обвинение во лжи есть тяжкое оскорбление. Оно перечеркивает честь и достоинство человека. Такое обвинение, кстати, зачастую бывает ложным, выступая излюбленным способом клеветы и дискредитации.

Но состояние обиды испытывает и тот, кто действительно уличен во лжи и обмане, ибо такой человек сознает сосуществование в себе различных, иногда взаимоисключающих ценностей, а потому дорожит «частичной» честью, которая отрицается, аннулируется актом обвинения во лжи.

Правдивость есть необходимое условие и даже своего рода эквивалент подлинного самосознания личности. «Кто же я такой на самом деле?» Ответ на этот вопрос предполагает сохранение правдивости при исполнении личностью любых социальных ролей. Здесь правдивость равнозначна подлинности. Ее утрата проявляется в потере собственного лица (как говорят японцы), во всевозможных формах лицедейства, которыми пропитана наша культура.

Даже если лицедейство творится из лучших побуждений, оно не отменяет факта измены самому себе. Именно он служил поводом для отрицательного отношения к актерам и мимам тех древних римлян, которые полагали, что только чуждый лицедейству может быть надежной опорой друзьям, обществу и государству.

Правдивость есть ценностная характеристика не только личности, но и должностной фигуры, правительства и правителя, официального (государственного или общественного) органа, средства массовой информации (печатного, электронного, телевизионного и т. д.). Но им, конечно, часто свойственна и лживость.

Правда как высшая ценность утверждает себя в качестве социальной и психологической реальности лишь:

1) в противостоянии неправде;

2) в борьбе с ней.

Высокая ценность правды особенно остро и глубоко постигается, когда ей изменяют, уступая силе угрозы или собственному корыстному побуждению, лености и слабости духа. Это аннулирует и высокую ценность личности, означает ее падение: какие бы изощренные игры самооправдания она ни разыгрывала сама с собой, ей не удастся целиком избавиться от ощущения собственной ущербности (ведь она подверглась насилию, купле-продаже, унижению).

Но в еще большей степени подлинная ценность правды постигается личностью, когда она в борьбе с собой добивается сохранения верности справедливости, не поступается совестью, истиной, не идет на сделку с неправдой из-за выгоды, страха, необходимости угождать представителям власти и капитала.

А. Маслоу относил правду к числу предельных, «бытийных» ценностей. Они не могут быть сведены к другим или компенсированы другими и определяют в структуре личности метапотребности. Их подавление ведет к метапатологии. Это заболевания души, которые происходят, например, от постоянного проживания среди лжецов и потери доверия к людям.

Фундаментальная ценность правды проявляется и в том, что чувство ее утраты, сомнения в возможности ее существования или достижения порождают тревогу, которая не может быть компенсирована и углубляет состояние отчуждения.

В наибольшей степени подрывает веру в идеалы правды и справедливости общественно принятая, официально санкционированная ложь (в заявлениях государственных деятелей, общественных организаций, свидетельствах прессы и т. п.). Хроническая ложь, входя в общественное сознание, становясь ее привычным, обыденным атрибутом, вызывает роковой разлад в индивидуальном сознании. Достигнув критической массы, ложь уничтожает ценностные устои сознания и, прежде всего, веру в гуманистические идеалы.

От правдивости следует отличать праведность. Под праведностью понимают беззаветную преданность принципам морали и справедливости. Чаще всего праведником называют человека благочестивого, свято соблюдающего религиозно-нравственные предписания.

Иногда чувство ложности социального бытия достигает такой степени, что обман представляется уже неким глобальным качеством, тем, что присуще всей природе.

Всякое прогрессивное изменение в жизни общества неизбежно предполагает восстановление правды, преодоление «привычной лжи» предыдущего этапа, разоблачение обманных действий государства и правителей, что требует возрождения доверия к руководителям. Условием этого выступает правдивость, безупречное соблюдение норм нравственности в общении между людьми. Правда способна объединять людей вокруг политического лидера в борьбе за прогрессивные преобразования.

Правдой привлекаются сердца!

Для успешной борьбы с неправдой нужна гласность и демократизация всех сторон общественной жизни. Бюрократическое тайнодействие, отсутствие свободного выражения мнений – благоприятная почва для процветания лжи и обмана.

 

Намеренный и случайный обман

Тот, кто совершает обман, далеко не всегда руководствуется злым умыслом или личным интересом. Иногда он просто не ведает, что творит. Однако благое намерение человека не предохраняет от передачи им ложного сообщения и не освобождает его от ответственности. В то же время и намеренная дезинформация может осуществляться из самых лучших побуждений и приводить не только к отрицательным последствиям. При анализе обмана в таком плане возникают значительные трудности, связанные со сложным переплетением психологических и нравственных аспектов проблемы.

Действительно, возможны самые разнообразные противоречия и парадоксы в актах межличностного общения. Человек, желая обмануть, сообщает собеседнику истинные сведения. При этом он рассчитывает на то, что последний знает о неправдивом характере подачи информации и не поверит ей.

Различение осознанного и случайного обмана исключительно важно в межличностном и ином социальном взаимодействии. Вера в то, что у человека, с которым мы общаемся, нет дезинформационных намерений, является обязательным условием нормальных человеческих отношений. Если такие устремления подозреваются или устанавливаются, это уничтожает доверительность и переводит контакт между людьми в другое качество.

Ненамеренный обман не осознается человеком как действие, вводящее собеседника в заблуждение. Постфактум трудно доказать неумышленный характер произведенного обмана, хотя такое доказательство зачастую имеет большое значение, прежде всего, в этическом и юридическом плане.

Намеренный обман всегда осмыслен в той или иной степени и основывается на явной дезинформационной подаче материала. Независимо от того, какой целью руководствуется человек, он сознательно вводит в заблуждение другого, рассчитывая на соответствующее изменение (или сохранение) состояний, мыслей, оценок и действий последнего.

Однако повсеместно распространены и иные явления, резко отличающиеся от обмана, творимого жуликом, карьеристом, лицемером или просто обывателем, соблюдающим свой интерес ценой повседневной мелкой лжи или примирения с большой неправдой. Речь идет в первую очередь о случаях умышленного обмана в производственной деятельности (как и в других сферах общественной жизни), когда определенные виды и способы лжи становятся своего рода нормой, привычным атрибутом, оправдываются «служебной необходимостью», покрываются начальством и коллективом. Люди, осуществляющие такие обманные действия, преследуют как бы не собственные интересы, а интересы предприятия, коллектива и потому вроде бы не обязаны нести за них личную моральную ответственность (не говоря уже о юридической). Да, они обманывают сознательно, но не по своей инициативе, а по установленному правилу или по воле руководителя. Это способствует усыплению совести и снижению чувства ответственности.

Однако обман остается обманом. И даже если его творят по принуждению, по сложившейся схеме служебных или коммерческих действий, это не проходит для личности даром:

1) углубляя ее внутренний разлад;

2) ставя под вопрос чувство собственного достоинства;

3) но, возможно, увеличивая ее доходы;

4) и, если этот обман санкционируется криминализированным обществом, придавая ей ощущение уверенности и особого статуса.

Какую бы позу ни принимали благонамеренные и злонамеренные творцы и защитники обмана в общественной, административной и особенно производственной и коммерческой деятельности, невозможно компенсировать наносимый ими нравственный урон.

При этом в числе тех, кто терпит невосполнимый ущерб, оказываются и производители, и покровители лжи. Общественно принятый обман (включая и санкционированный официальными лицами) нарушает этическую саморегуляцию личности. Без нее нельзя поддерживать и развивать целостность, принципиальность, добропорядочность, верность себе, умение следовать голосу совести. А это влечет редукцию ценностей и атрофию высших ценностных ориентаций.

Общественно принятый обман вызывает у человека:

1) эрозию совести;

2) нарастающий внутренний разлад, компенсируемый различными формами самообмана;

3) чувство неподлинности своих общественных связей;

4) а тем самым и ощущение неподлинности своей жизни.

В свою очередь, все это грозит многими, в том числе и непредсказуемыми, последствиями негативного характера как на личностном, так и на общественном уровнях жизнедеятельности. Не вызывает сомнения, что именно стойкое чувство неподлинности своей жизни является одним из существенных факторов роста апатии, скепсиса, бездушия, жестокости, аморальности, неверия в социальные институты, а вместе с тем – алкоголизма, наркомании, проституции, преступности и самоубийств.

 

Добродетельный обман

Весьма актуальна проблема добродетельного обмана.

Человек искусно лжет, сообщает неточную или неверную информацию, скрывает известные ему факты, говорит полуправду, умалчивая о главном, но при этом руководствуется добрым намерением. Он искренне уверен, что только таким путем в данной ситуации можно принести пользу обществу, группе или отдельному человеку либо в противном случае им будет причинен ущерб. Естественно, что доброе намерение должно быть подтверждено каким-либо убедительным способом и удовлетворять определенным нормативам, принятым в данном обществе. Поскольку особенность добродетельного обмана определяется именно благим намерением, возникает вопрос о его действительности и действенности, соответствии общечеловеческим и высшим ценностям того социального субъекта (индивидуального, коллективного, массового), которому рассчитывают оказать благодеяние.

Проблема добродетельного обмана столь же стара, как и наша цивилизация. Ее обсуждали еще Сократ, Платон и другие античные мыслители. Хорошо известен приведенный Сократом пример: стратег, обманывающий врага. Добродетельным бывает ложное сообщение врача, которое укрепляет веру больного в выздоровление. Каждому знакомы случаи обмана, вызванного, несомненно, гуманистическими побуждениями, и такая неправда составляет, по-видимому, неустранимый фактор человеческого общения.

Добродетельный обман – это вид намеренного обмана, поскольку он выражает определенный интерес человека. В отличие от недобродетельного обмана, используемого для реализации, как правило, эгоистического интереса (а это чаще всего связано с нарушением норм нравственности и справедливости), добродетельный обман выражает такие интересы субъекта, которые совместимы с общечеловеческими ценностями, принципами нравственности и справедливости. Это можно интерпретировать в смысле совпадения интересов того, кто обманывает, и того, кто является объектом добродетельного обманного действия.

Что касается целей добродетельного обмана, то они вряд ли поддаются четкой классификации, отражая весь диапазон ценностных установок, альтруистических побуждений и т. п. Результат же в плане этической оценки может быть положительным (когда благая цель достигнута), отрицательным и нейтральным.

Поскольку правда является несомненной ценностью, а обман, даже если он добродетельный, есть ее отрицание, то возникает вопрос о статусе той ценности, во имя которой совершается отступление от правды. Ответ на него, как правило, и определяет нравственную оценку конкретного случая добродетельного обмана.

После этих предварительных замечаний постараемся рассмотреть разновидности того класса явлений, которые допустимо именовать добродетельным обманом.

Весь класс явлений добродетельного обмана может быть разбит на две группы. К первой относятся те случаи, когда объект обмана и объект доброго дела совпадают. Типичным примером этого служит сокрытие от больного информации о его действительном состоянии, которая способна ввергнуть его в уныние, резко снизить его активность в борьбе с болезнью. Четко продуманная и организованная врачом дезинформация пациента имеет целью повысить уверенность последнего в благополучном исходе заболевания, содействовать мобилизации его жизненных сил. В данном случае от успеха обманного действия, направленного на данного человека, зависит достижение цели доброго дела. Это наиболее частый и типичный вариант добродетельного обмана: человек совершает обманное действие, желая принести пользу объекту лжи, чтобы избавить его от горя, чрезмерных отрицательных эмоций, предохранить от опасного увлечения, ошибок, неразумных действий.

Ко второй группе относятся те случаи, когда объект обмана и объект доброго дела не совпадают. Здесь одно лицо обманывает другое во имя блага третьего (или же во имя собственного блага), и задача оценки добродетельности такого обмана, естественно, усложняется. Эта группа, таким образом, подразделяется на два разряда:

♦ когда объектом благодеяния для совершающего обманное действие служит другой человек;

♦ когда объектом благодеяния для совершающего обманное действие выступает он сам.

Разумеется, критерием добродетельности для всех случаев подобного рода является соблюдение основных норм нравственности и справедливости, их моральная приемлемость в рамках данного общества.

Рассмотрим различные примеры, относящиеся к обеим группам, что позволит лучше осмыслить природу добродетельного обмана и близкие к нему феномены, относительно которых трудно сделать вполне определенное заключение (касающееся именно качества добродетельности).

Человек, совершая благородный поступок, предпочитает остаться неузнанным, отходит в сторону. Он препятствует попыткам идентифицировать себя и с этой целью уклоняется от ответов на вопросы, не подтверждает слова очевидцев. Это ведь тоже сокрытие правды, обман, хотя он и совершается под влиянием высоконравственных побуждений. Афиширование своего героического поступка сразу ставит их под сомнение. Они сохраняют полноценность, будучи установленными другими. Поэтому в рассматриваемом примере объектом обмана с благой целью выступает все общество в целом, ибо для его нормальной жизнедеятельности исключительно важно поддержание реальной силы, действенности таких ценностей, как благородство помыслов и действий, бескорыстность героического поступка, товарищеской помощи, альтруистических чувств.

А обман соперника в спортивных и иных играх? Здесь легко увидеть те же характеристики: наличие дезинформации («нападающий ловко обманул защитника и вратаря…»), пользу из этого извлекает тот, кто сумел обмануть, его команда, клуб и т. п.

Различие состоит в том, что подобным случаям обмана трудно приписывать качество добродетельности в полном его значении. Скорее, о них следует говорить как о морально нейтральных. В спорте, а также в некоторых других играх неспортивного характера они служат демонстрацией ловкости, изобретательности, находчивости, хитрости, даже подлинных творческих способностей. Но все это – функциональные свойства, которые не обнаруживают логически необходимой связи с этическими предикатами.

Правда, учитывая то, что понятие игры трактуется сейчас весьма широко, что данный феномен имеет место во всех сферах человеческой жизни (и даже у животных), следует иметь в виду и возможности аморальных проявлений обмана в игровых ситуациях. Последние нередко составляют существенный элемент повседневных человеческих взаимоотношений (например, между молодыми людьми разного пола). Если обманные действия одного из партнеров, принося ему явную пользу, причиняют ущерб другому, то это выходит за рамки моральной нейтральности.

Кратко проанализируем особенности случаев добродетельного обмана, относящихся ко второй группе. Наиболее ярко они проявляются на уровне межличностных взаимоотношений. Это такие обманные действия личности, которые, не нанося вреда другим:

1) направлены на сохранение ее относительной автономии;

2) призваны ограждать ее внутренний мир:

• от грубого посягательства;

• чрезмерного любопытства;

• вторжения в личную жизнь.

Здесь имеется в виду широкий набор дипломатических приемов, умолчаний, уклончивых ответов и создание своего рода игровой ситуации. Все это призвано обеспечить закрытость и суверенность внутреннего мира в качестве условий собственной ценности личности, ее способности соблюдения чести и достоинства, верности слову, долгу, друзьям и отечеству.

Отсюда и различная степень откровенности с теми или иными людьми, определяемая по своему усмотрению. Сокровенное неподвластно чужой воле. Умение хранить тайну, то, что доверено другими только тебе, способность не разглашать сокровенные мысли и чувства – необходимые свойства подлинной личности. Но это предполагает постоянную напряженность общения и включает элементы:

1) дезинформации;

2) игры;

3) неискренности;

4) камуфляжа подлинных желаний и оценок.

Наша цивилизация довела эти элементы межличностной коммуникации до чрезвычайной изощренности. И каждый, кто учится говорить себе правду, это знает.

Особый случай в данной группе составляет обманное действие путем умолчания. Существуют обстоятельства, при которых сокрытие истины, похожей на ложь, есть настоящая ложь, но, по-видимому, неизбежная на каком-то этапе для первооткрывателя, великого творца, гения.

Подобное умалчивание, между тем, характерно не только для общения одного человека с другим, но и для его общения с собой – внутреннего диалога. И тут оно, выполняя функцию психологической защиты, способно играть для личности положительную роль. Такие вопросы соотносятся с явлением самообмана.

Еще одна ситуация связана с тем, что человек как бы намеренно формирует в себе установку на желательный для него обман. Это делается в целях компенсирования разочарования путем создания пусть иллюзорного и мимолетного, но достаточно яркого чувства преодоления разлада между мечтой и действительностью.

Ситуация, близкая к самообману, все же является специфической, ибо здесь присутствует понимание эфемерности переживания счастья, осуществления мечты и налицо своего рода две стороны этого ощущения. Но вместе с тем это страстное желание продлить мнимое состояние удовлетворенности, доступное лишь во сне и несбыточное в реальной жизни.

Добродетельный обман вызывается альтруистическими целями. К нему обычно побуждают родственные чувства, любовь, долг, принципы профессиональной этики, элементарные нормы межличностной коммуникации. Бессердечно, жестоко, глупо говорить в лицо женщине, что она стара, непривлекательна, что ее время прошло. Бесчеловечно и аморально отнимать у человека слабую надежду, грубо навязывая такие истинные сообщения, которые способны ее перечеркнуть. Простейшие нормы приличия, этикета обязывают воспитанного человека проявлять в общении тактичность, обходительность, деликатность, ограничивать свое любопытство.

Нарушение этих норм, которые, в частности, табуируют определенные темы, рассматривается как проявление:

1) невоспитанности;

2) бестактности;

3) наглости.

С другой стороны, морально допустимы комплименты, одобрительные слова, в которых преувеличиваются действительные достоинства человека, но которые призваны:

1) улучшать настроение;

2) укреплять душевные силы;

3) повышать способность противостоять рутине, пошлости, разрушающей силе времени.

Таким образом, добродетельный обман составляет неотъемлемое свойство человеческой культуры, и трудно представить себе нашу цивилизацию в будущем, совершенно обходящуюся без него. Он служит одним из вариантов формирования качества уникальности общественного индивида, сохранения социальной целостности, образуемой множеством противоречивых личностных отношений. Вместе с тем добродетельный обман несет в себе заметную дозу амнистии человеческой слабости, фрагментарности, ограниченности, склонности к амбициям и прагматизму.

Чтобы понять цели добродетельного обмана, полезно сопоставить его с недоброжелательной правдой. Ведь ее поборники далеко не всегда руководствуются благими намерениями. Как часто точные факты, неопровержимая информация используются ими в качестве оружия против недругов, конкурентов, а то и просто из самых низменных побуждений:

♦ зависти;

♦ недоброжелательства;

♦ злобы;

♦ агрессивности.

В таких случаях тяжкую, горестную правду сообщают с явной (плохо прикрытой) радостью, широко пропагандируют, повторяют. Мы видим это не только в межличностных отношениях, но и на уровне общения коллективных, в том числе институциональных, субъектов – вплоть до взаимодействия государств. Эта активность, как правило, идет вразрез с элементарными нормами нравственности и выглядит аморально.

 

Полуправда как средство обмана

За последнее время в нашей общественной жизни были сокрушены многие догмы, произошли существенные изменения в массовом сознании. Вместе с тем мы обнаруживаем:

1) чрезвычайную устойчивость привычных символов веры;

2) трудности усвоения массовым сознанием новых ценностных ориентаций, мировоззренческих установок, политических и правовых принципов.

Это обусловлено многими объективными обстоятельствами. Среди них важную роль играют культурно-исторические и социально-психологические факторы. Власть стереотипов над умами людей поддерживается их склонностью:

♦ выдавать желаемое за действительное;

♦ охотно принимать на веру такие положения, которые отвечают их текущим интересам.

Кроме того, стереотипы освобождают от мучительного выбора, принятия самостоятельного решения и, главное, ответственности.

Среди множества факторов, способствующих постоянству и неизменности догматических стереотипов, весьма существенное значение имеет феномен полуправды. Чтобы обрести устойчивость в умах огромного множества людей, догмат должен быть правдоподобным, иметь ясную логическую форму и эмпирические подтверждения, способные обеспечить его убедительность для массового сознания.

Полуправда – это частичная правда, не вся правда о том, что нас интересует, или же это такое сообщение, которое является неправдой, хотя и содержит некоторую верную информацию.

Однако возможны и другие варианты полуправды – более хитроумной, многослойной, искусно организованной мастерами политических и иных социальных игр, тщательно загримированной под откровение или же, наоборот, неловкой, плохо маскирующей свою частичность либо дозирующей информацию из благих побуждений, в силу служебной субординации.

Чтобы глубже осмыслить феномен полуправды даже в его простейших проявлениях, вначале нужно выяснить, что такое полная правда. Это далеко не однозначный вопрос, ибо не всегда ясно даже то, в каком смысле говорится о полной правде. Если имеется в виду полное знание о некотором фрагменте социальной действительности или о тенденциях ее развития, то такая трактовка полной правды заведомо сомнительна. Одно дело – полные статистические сведения: их честное опубликование без каких-либо изъятий может именоваться полной правдой, в противоположность неполной правде, когда часть сведений утаивается, остается достоянием лишь узкого круга руководителей. Другое дело, когда речь заходит об истории нашего общества, о полноте исторической правды. Однако здесь тоже сравнительно легко установить случаи полуправды, если удастся показать, что официальные органы или отдельные лица, описывая и объясняя события прошлого, намеренно или ненамеренно оставляют в тени существенные факты.

Каким же образом определить полную правду, каковы критерии подобной полноты? Имеется ли в виду полнота фактического описания (невозможность дополнения его новыми фактами) либо мы говорим о некой завершенности объяснения и оценок (невозможности их дальнейшего уточнения или даже пересмотра)? И то и другое вряд ли достижимо. Как мы видим, вопрос о полноте правды, «всей правде», требует серьезного анализа. Если взятый в абстрактной форме тезис о неделимости и полноте правды («нам нужна вся полнота правды о всех сферах реальности…») является истинным, ибо противоречащий ему тезис будет заведомо ложным, то в каждом конкретном случае реализация требования о полноте и неделимости правды оказывается проблематичной.

Бесспорными остаются следующие критерии обсуждаемого требования:

♦ не должно быть запретных для критики областей социальной действительности;

♦ не должно быть запретных вопросов и фактов;

♦ недопустимы меры официальных органов по ограничению и селекции общественно значимой информации;

♦ нетерпимо бюрократическое дозирование такой информации, тем более сокрытие «негативных фактов», особенно тех, которые касаются деятельности государственного аппарата, руководящих лиц и т. п.;

♦ официальные органы не должны чинить препятствия для компетентного изучения социальной жизни и обнародования новых результатов, способствующих уточнению, углублению или даже пересмотру сложившихся представлений и оценок.

Кроме того, требование полноты и неделимости правды, очевидно, означает требование логической определенности соответствующих суждений: если правда выражает истину и справедливость, то она не может быть истиной наполовину или половинчатой справедливостью. Или она есть, или ее нет.

Нельзя серьезно обсуждать тему правды и полуправды, если остаются в тени следующие вопросы:

1) кто является заявителем, творцом, пропагандистом, защитником правды (кто является ее субъектом – здесь необходимо более точное описание);

2) кому адресована эта правда (какому субъекту);

3) с какой целью, зачем (этот вопрос часто оказывается весьма существенным еще и потому, что он вскрывает парадоксы прокламирования правды);

4) что представляет собой заявляемая правда (требуется корректное описание ее содержания);

5) как воспринимается правда общественным мнением.

Эта система координат позволяет достаточно хорошо проанализировать феномен полуправды. Какой бы ни была полуправда, она не заявляет о себе прямо, а выступает под рубрикой полной и несомненной правды.

Человек, который высказывает полуправду, может быть:

♦ ее автором;

♦ соавтором;

♦ ретранслятором;

♦ спонсором.

Полуправда – это неполное и часто не вполне точное транслирование информации адресату. Можно выделить две типичные разновидности полуправды:

Когда один субъект, располагающий разнообразной информацией, сообщает другому лишь ее часть, создавая видимость полного, честного информирования. При этом та часть информации, которая сообщается адресату (индивиду, коллективному субъекту, народу), вполне адекватна, не содержит намеренных искажений.

Когда субъект-транслятор, опять-таки под видом полного и правдивого сообщения, передает адресату такую информацию, в которой истинные моменты сочетаются с ложными, то есть адекватные описания объекта и истинные высказывания о нем правдоподобно компонуются с ложными описаниями и высказываниями. При этом обычно утаивается часть весьма существенной для адресата информации.

В обоих случаях адресат, как правило, не имеет достаточных средств для проверки получаемых сообщений и вынужден принимать их на веру, опираясь на авторитет субъекта-транслятора, свой прошлый опыт, разделяемые принципы и символы веры, логические соображения.

Полуправда чаще всего является актом намеренного действия обманщика, преследующего определенную цель. Однако не нужно сбрасывать со счетов и ненамеренную полу правду. В подобных случаях обманщик хотя и сообщает другому человеку неполную информацию, но делает это не умышленно, а по рассеянности, забывчивости, в силу непонимания значения для адресата этих сведений или по другим причинам.

Бывают случаи, когда обманщик вообще не осознает, что он делает, а является лишь орудием другого мошенника – подлинного творца целенаправленной дезинформации. Возможно и такое, что один человек сообщает другому все, что ему известно. Но последний знает больше первого и считает, что тот намеренно утаивает часть информации.

Наконец, мы часто встречаем проявления намеренной полуправды, которые коренятся в проблемности человеческого существования, обусловлены неточностью, вероятностью передаваемых сведений, плюрализмом мнений и оценок, неуверенностью в результатах самопознания и само оценки.

Намеренная полуправда – средство защиты интересов субъекта, выигрыша в социальных играх, достижения цели.

Несомненно, что в большинстве случаев целью полуправды является обман. Однако стремление ввести в заблуждение другого субъекта таким путем имеет различные мотивы, часть из которых могут быть оправданы в нравственном отношении или признаны этически нейтральными (случаи добродетельного обмана или умалчивания о каких-то аспектах действительности, вызванные служебными обязанностями, требованиями этикета, обычая).

Утаивание части информации, уход от прямого вопроса и искреннего ответа, двусмысленность выражений, намеки вместо ясного утверждения или отрицания – все это типичные моменты реальных коммуникативных процессов, происходящих на всех уровнях организации общества. Но эти явления гипертрофируются и приобретают особенно изощренные формы в условиях тоталитарного режима, антидемократических форм правления, отнимающих у граждан элементарные свободы. В таких обстоятельствах деформируются естественные способы самовыражения, усиливается разрыв между личным и публичным, приумножается двуличие и лицемерие. Здесь действуют:

♦ страх;

♦ опасения;

♦ конформистская перестраховка;

♦ изощренная внутренняя цензура, усиливающая склонность к самооправданию.

Когда намеренная полуправда имеет целью дезинформацию того или иного субъекта, ее различные проявления располагаются в широчайшем диапазоне – от вполне невинного сокрытия некоторых интимных сторон жизни до корыстного, злонамеренного и даже смертоносного обмана.

Сейчас мы наблюдаем особую нетерпимость к привычным для минувших времен формам дозированной, «взвешенной», обтекаемой речи, к той повседневной и повсеместной «околоправде», которая была столь характерна тогда для публичных выступлений. Острая эмоциональная реакция на полуправду – это во многом компенсация прошлых унижений, вынужденных умолчаний, насилий над совестью.

Действительно, есть основания говорить о полуправде как об особенно зловредной форме лжи, развращающей моральное сознание, волю к истине и справедливости.

Трудно принимать себя всерьез, когда вдруг встречаешь и узнаешь свою невольно взращенную, удивительно правдоподобную ложь. Такое творчество тоже имеет свои образцы. «Ложь иной раз так ловко прикидывается истиной, – говорил Ларошфуко, – что не поддаться обману значило бы изменить здравому смыслу».

Особая роль полуправды в достижении разнообразных целей злонамеренного обмана не вызывает сомнения и подтверждается историческим и личным опытом. Тем не менее нужно признать, что полуправда способна обладать и совершенно другими коммуникативными функциями и значениями.

Всегда ли полуправда означает ложь или полуобман? На этот вопрос, как отчасти уже отмечалось выше, следует дать отрицательный ответ. Однако он касается весьма различных проявлений полуправды, которые должны быть рассмотрены и оценены.

Главное – не допускать упрощенных, комфортных решений, не игнорировать и не приглаживать парадоксальность некоторых коммуникативных процессов, обусловленных феноменом полуправды, то есть нельзя, рассуждая о полуправде, впадать в нее.

Те проявления полуправды, которые нельзя причислить к обману и которые, следовательно, не теряют качества правды, принадлежат к одной из разновидностей полуправды. В этом случае мошенник сообщает адресату лишь часть известной ему информации, скрывая остальную.

Например, в печать просачивается лишь малая доля правды о преступной деятельности какого-либо должностного лица. Однако компетентным органам известно гораздо больше, и они в силу заинтересованности в этом правительственных чиновников или по другим причинам тщательно скрывают другие факты преступлений указанной персоны. Того немногого, что уже стало предметом гласности, вполне достаточно для определенной этической и юридической оценки этого человека. Вся последующая информация о его преступной деятельности является, конечно, необходимой для восстановления полной правды, но это не изменяет характера оценки и сути дела.

Таким образом, в отдельных случаях фактическая неполнота сообщения не нарушает характеристик правды. Чтобы это установить, в каждом подобном случае необходим тщательный, предметный анализ, ибо неполнота сообщаемых фактов, те или иные умолчания вызывают естественное недоверие к человеку-транслятору и требуют расследования причин такого поведения.

Разумеется, неполнота сообщаемых фактов часто ведет к нарушению правды, служит целям отдельных лиц или бюрократического аппарата, является средством обмана. Это зависит от организации фактического содержания правды, не допускающего произвольного членения, от соотношения фактического и подразумеваемого содержания, объяснений и общих оценок.

Рассмотрим пример, когда частичная информация (сообщение одних фактов и сокрытие других) не утрачивает качества правды. Обычно это такой факт или факты, которые предопределяют верную общую оценку соответствующего объекта, хотя сама она может и не фигурировать в сообщении. Здесь качество правды определяется не только достоверностью факта, но и выводимой из него общей оценки.

Другой вариант частичной правды связан с общей оценкой, в целом правильно отражающей действительность, но специально не подтверждаемой соответствующими фактами, конкретными иллюстрациями. Неполнота информации здесь выражается в абстрактности утверждений, стремлении избежать эмпирического рассмотрения. Например, говорят о засилье бюрократов и взяточников, но фамилии при этом не называются. Иногда их, конечно, устанавливает сам читатель, догадываясь, о ком идет речь. Но в ряде случаев подобный прием вызывает трудности и принципиальные разногласия у различных групп читателей. Такая «бесфамильная» правда представляет собой проявление полуправды, но вместе с тем это и свидетельство трудностей, препятствий на пути к полной правде. Последние порождаются не только малодушием, страхом, но и этическими факторами.

Нельзя отрицать, однако, и того, что общие утверждения (не подкрепленные эмпирически) сами по себе могут выполнять важную информативную функцию – обнажать правду, резко формулировать суть негативных явлений, разоблачать их камуфляж, содействовать кристаллизации опыта и формированию прогрессивных убеждений. Адресатом таких сообщений служит массовый субъект. Но и их содержание касается массовых явлений.

И тем не менее правда должна быть действенной, а для этого крайне важно, чтобы ее содержание могло выступать в единстве абстрактного и конкретного, общего и частного. Такая целостность – обязательная предпосылка жизнеутверждения правды, практической реализации ее как ценности. В противном случае, оставаясь лишь повторяемой сентенцией, правда постепенно теряет свою социальную силу, увядает.

Оценка различных проявлений полуправды в социальных коммуникациях и ее роли в общественной жизни предполагает понимание процессуальности правды, которая включает в себя процессы формирования правды, а затем ее утверждения в сознании того субъекта, кому она адресована. В большинстве случаев правда не является уже «готовой» и окончательно установившейся истиной, которую остается только пропагандировать, внушать другим, придерживаясь строгого стандарта. Она – живое образование, открытое для корректирующих воздействий жизни. Поэтому в процессе формирования и далее утверждения содержание правды развивается и шлифуется, что оказывает существенное влияние на ценностно-смысловые структуры сознания людей. Это нередко весьма болезненный процесс преодоления привычного, устоявшегося. На этапе формирования правды это борьба с собой.

Чтобы обман состоялся, ложное сообщение должно быть принято за истинное, несправедливая оценка – за справедливую. Нужно сохранить веру адресата в правдивость сообщения. Поэтому задача обманывающего состоит в том, чтобы рассеять сомнения, устранить или резко ослабить критическую интенцию, найти действенные средства имитации подлинности.

Чаще всего обман – способ защиты интересов, достижения эгоистической цели. Поэтому человек, умышленно творящий обман:

♦ идет на применение любых средств;

♦ проявляет творческую изобретательность;

♦ стремится понять психологию жертвы обмана.

Несмотря на чрезвычайное разнообразие средств и приемов обмана, все они так или иначе включают феномен полуправды, удобный для имитации подлинности. Особенно значительна роль полуправды в тех случаях, когда объектом обмана становится множество людей, массы, а творцом обмана выступают общественное объединение, партия, промышленная корпорация и т. д., оправдывающие свои действия интересами общества и государства.

Обманное действие в форме полуправды, производимое группой людей, имеет системный характер. Это особенно заметно проявляется, когда в роли данной группы выступает государство или его органы. Здесь характер полуправды детерминирован всей управленческой системой, задающей:

1) фильтры и каналы распространения информации;

2) допустимые способы ее оценки и интерпретации.

Официальная, «государственная» правда – это сообщение, целиком соответствующее указанным параметрам. Восприятие такого сообщения массами как действительного достигается:

1) благодаря устойчивой вере в то, что врут люди, а не государство;

2) путем обеспечения высокой степени правдоподобия за счет формулировок, способов подачи материала, его интерпретации, других факторов, что является делом рук специальных чиновников, наемных профессионалов из сферы массовых коммуникаций.

Все эти профессионалы призваны поддерживать «постоянно жизненным» содержанием основные стереотипы массового сознания, выполняющие охранительную и оправдательную функции.

Полуправда – важнейшее средство формирования и сохранения правдоподобия таких стереотипов, как, например, «образ врага» – внешнего и внутреннего, ведь для его подкрепления всегда можно найти реальные факты.

Мы не имеем возможности рассмотреть на страницах этой книги весь чрезвычайно разнообразный ассортимент приемов использования полуправды в целях манипуляции сознанием массового субъекта. Отметим лишь некоторые, наиболее типичные из них. Прежде всего, это приемы:

1) сокрытия или скрупулезного дозирования «плохого»;

2) постоянного рекламирования «хорошего».

При этом некоторые виды «плохого» вообще закрываются для публичного освещения, а «хорошее» гипертрофируется под предлогом государственных интересов, защиты прав народа и т. п.

Отсюда атмосфера славословия, рафинированной официальной словесности, сквозь сито которой пропускается все, что говорится народу. Впрочем, некоторым тут может прийти на ум аналогия с тяжело больным человеком. Как и ему, больному обществу сообщают только хорошие новости.

Другая разновидность приемов связана с искусной подменой одних основ объяснений другими с тонкими смысловыми деформациями.

Бюрократический аппарат имеет хорошо развитый и постоянно совершенствующийся язык формально-правильных толкований, широкий набор правдоподобных заявлений, позволяющих построить «доказательное», «убедительное» обоснование своих действий и предоставить объяснение причин происшедших событий.

Исходной посылкой правдоподобного заявления служит общее истинное утверждение, касающееся объективных социальных процессов, целей и интересов широких масс и непременно сочетающееся с понятиями, выражающими высшие ценности.

Чиновники и политические лидеры свободно используют в своем языке абстрактные формулы высших ценностей. Именно отвлеченность выражения обеспечивает широчайшее поле для маневра в их интерпретации и в способах применения для конкретных нужд.

Отсюда возможность искусной демагогии, также всегда опирающейся на полуправду и некоторые истинные положения, столь знакомая нам имитация высокой идейности, безукоризненно оформленные бюрократические акции защиты групповых интересов под видом общенародных и государственных. Сколько раз узковедомственные интересы весьма правдоподобно выдавались за общенародные.

Фактор полуправды является типичным в структуре обмана, которая охватывает наряду с действиями мошенника и продуцируемыми им сообщениями также и определенные свойства адресата.

Сам феномен полуправды, как уже отмечалось, носит коммуникативный характер. В звене «мошенник – его намерения, цели, самосознание» полуправда играет существенную роль в формировании:

♦ самообмана;

♦ самооправдания;

♦ способов самоутверждения и самореализации.

Касательно объекта обмана полуправда выступает зачастую в тех же формах. Но здесь важную функцию выполняют и ее проявления, связанные с оценкой вероятности наступления желаемых событий, информацией, получаемой по независимым от данного коммуникативного контура каналам и частично подтверждающей сообщения информанта.

Правдоподобность сообщения обеспечивается тем, что его содержание заключено в традиционные для адресата рамки (нормативы, установки, уже сформированные символы веры) и обусловлено высокой вероятностью. Оно освящено:

♦ авторитетом;

♦ соотнесением с высшими ценностями (справедливость, добро, благо народа);

♦ апелляцией к «объективным законам», «государственной необходимости».

Каждый обязан говорить от себя лично, нести ответственность за свои слова, которые должны быть проверены, сопоставлены с делами, реальной жизнью, в процессе свободного обмена мнениями, дискуссии, исследований, публичных оглашений выводов, результатов и оценок.

При наличии общественных сил, действительно заинтересованных в полной правде и способных взять на себя ответственность за ее последствия, официальный обман всегда будет под угрозой разоблачения. Общество увидит реальное положение дел на «политической кухне». Оно поймет:

1) как готовятся к подаче различные сообщения;

2) «под каким соусом» преподносятся разные факты;

3) на какие комбинации идут политические деятели и группы;

4) как ведутся сложные аппаратные игры;

5) как формируется и обретает свой правдоподобный лик официальный обман.

Замалчивание, разная интерпретация событий общественной жизни – важное условие:

1) официального и коммерческого обмана;

2) прикрытия ошибок и просчетов;

3) инертности;

4) половинчатости;

5) безответственности;

6) несправедливости действий официальных органов.

Поэтому прежде всего необходимо установить подлинных «поваров» и основных заказчиков «политической кухни», их настоящие цели. Тогда можно надеяться на действительную защиту интересов нашего общества.

 

Самообман

В наше время растет тревога людей за свою судьбу. И это требует мужественного самопознания, реалистического понимания собственных свойств и потребностей, возможностей саморазвития. Одно из главных препятствий на пути самопознания – склонность человека к самообману.

Самообман – особая разновидность обмана. Его отличительная черта состоит в том, что обманывающий, обманываемый и обманутый совмещаются в одном человеке. Самообман свойствен:

1) отдельной личности;

2) социальному институту;

3) группе;

4) обществу.

Каждый человек, любая группа имеют тенденцию к самообману. Иногда человек хотел бы закрыть глаза, чтобы не видеть крайне тяжкие для него вещи, хотел бы обмануть себя, но это ему не удается. У него сохраняется своего рода двойственность сознания, желание верить не переходит в подлинную веру, критически осмысливается.

Самообман как результат прозрачен для человека, не осознается в актуальном плане, охраняется верой. В дальнейшем, конечно, факт самообмана может быть установлен индивидуумом, обнаружившим свое заблуждение, но это означает преодоление самообмана. Он был, но сейчас его уже нет. Вместо него, однако, остается или возникает другой самообман. Каждый из нас постоянно подвержен тем или иным его формам.

Подобно тому как обман одного человека другим всегда выступает в качестве атрибута социального взаимодействия, самообман есть феномен внутреннего общения.

Платон в своих диалогах говорил о самообмане. По его мнению, это заблуждение в оценке собственного знания. Особенность этого заблуждения состоит в том, что оно вызвано не столько внешними обстоятельствами, сколько ограниченностью разума, природными склонностями человека.

Сократ и сам дивился своей мудрости и одновременно не доверял ей: «Видимо, мне еще самому нужно разобраться в том, что я, собственно, говорю. Ибо тяжелее всего быть обманутым самим собой. Ведь тогда обманщик неотступно следует за тобой и всегда находится рядом, разве это не ужасно?»

Чтобы избежать самообмана, нужно:

♦ быть бдительным;

♦ проверять себя;

♦ проявлять недоверчивость не только к другим, но и к самому себе.

Но здесь встают новые вопросы.

♦ Насколько необходимо быть бдительным?

♦ Как часто следует проверять свои решения и оценки?

♦ Можно ли доверять себе?

Хотя многим и кажется, что внутренний голос никогда не лжет, тем не менее ошибки и разочарования в людях происходят нередко. Внутренний голос не всегда советует то, что требуется на самом деле. Однако именно он предостерегает человека от дурных поступков. Внутренний голос способен разоблачать самообман. Но он приходит на помощь далеко не всегда.

Человек должен стараться отличать собственный внутренний голос, который способен и вводить в заблуждение, и быть правдивым, от внутреннего голоса, говорящего истину. Но как распознавать в себе эти два голоса так, чтобы они не смешивались?

По словам Сартра, сознание «содержит в себе непрерывный риск дурной веры». Даже стремление быть до конца искренним с самим собой нередко оказывается формой самообмана. Эта ущербность духа может быть обнаружена и преодолена с помощью самопознания.

Самообман – это сокрытие истины о себе, нежелание признать в себе очевидное и неприятное, а также утешение своего самолюбия различного рода вымыслами и фантазиями.

Самообман проявляется в:

♦ нежелании знать правду;

♦ бессознательном уклонении от некоторых знаний о себе и их вытеснении;

♦ активном поддержании иллюзорных представлений о себе и всевозможных выгодных для себя верований.

Когда убеждения выгодны, они особенно убедительны. Такого рода склонность свойственна в той или иной степени всем людям и отвечает некоему родовому интересу.

В тяготении к самообману можно видеть проявление инстинкта самосохранения, характерного для живого существа, наделенного сознанием и, следовательно, пониманием своей смертности. Самообман – способ поддержания жизненных сил, предохранения собственной целостности от разрушительных актов самосознания, которые заставляют человека столкнуться лицом к лицу со своим ничтожеством.

В отличие от «инстинктивного» самообмана, развитие культуры создавало многочисленные социальные механизмы, призванные примирять с действительностью, успокаивать, укреплять надежду.

Августин проповедовал, что человеческая природа проникнута лживой двойственностью и что он может избежать ее, лишь обратившись к Богу.

Действительно, в подавляющей массе люди слабы как в этическом, так и в волевом отношении. Это выражается в недостатке знаний, мужества, стойкости, верности, силы духа и т. п. Немногие выдерживают испытание властью, богатством, почестями, а с другой стороны – болью, горем, нищетой, унижением достоинства. Слабость – это неспособность реализации высших побуждений, изменение со знаком минус ценностей и целей.

Однако при этом действует компенсаторный механизм, поддерживающий самоуважение человека, веру в себя, достаточно высокий уровень деятельной энергии. Он и вызывает наиболее распространенные проявления самообмана.

Склонность к самообману означает тенденцию к ложному внутреннему диалогу, который способен поддерживать систему психологической защиты, привычные формы самоидентификации. Особенно часто мы видим это в экстремальных условиях, при предельном напряжении человеческих сил.

Самообман выполняет разнообразные функции:

♦ психической регуляции отдельных черт личности;

♦ поддержания энергетического тонуса при решении текущих задач;

♦ глобальной саморегуляции;

♦ сохранения тождества личности.

Каковы типичные формы и способы самообмана? Чтобы ответить на этот вопрос, вначале целесообразно хотя бы кратко рассмотреть предмет самообмана.

При первом приближении можно выделить три области:

1) когда человек обманывается относительно самого себя (своих действительных качеств, знаний, достигнутых результатов, будущего);

2) когда он обманывает себя относительно других субъектов (отдельных лиц, групп, организаций), оценивая их качества, намерения, возможности, отношение к нему;

3) когда он обманывает себя относительно каких-либо предметов (их существования, местоположения, стоимости, функциональных возможностей), событий и обстоятельств.

Если речь идет о случаях самообмана, когда его предметом является конкретный человек, коллектив или государственный орган, то он, как правило, связан с неверной оценкой смыслов, ценностей и целей.

Обычный обман возможен, когда человек верит, доверяет информации. Только в такой ситуации ложные сведения усваиваются и способны вызвать соответствующий поступок.

В такой же мере самообман придает желаемому статус действительного. Нежелаемое рассматривается как нереальное явление. Иногда же он достигает своей цели, размывая грань между настоящим и ненастоящим, создавая некую спасительную неопределенность.

Многие формы и способы самообмана четко зафиксированы психоанализом. Преследуя цель оправдания мотивов и поступков, самообман выступает в форме искусной рационализации. Нередко она настолько правдоподобна и убедительна, что принимается за чистую монету не только самим человеком, но и его ближайшим окружением. Рационализация как форма самообмана демонстрирует высокие образцы творческой изобретательности, глубокое понимание тончайших нюансов психологии оправдания.

Потребность в самообмане продуцирует правдоподобные объяснительные и оправдательные построения. Эти продукты рационализации представляют собой следующие виды обоснования того, что:

1) мотивы или поступки целиком отвечают нравственным нормам, а действия совершались во имя истины, в интересах других людей;

2) действие совершено не по собственной воле, а из-за того, что человек:

• выполнял волю Бога,

• выполнял волю государства,

• выполнял служебный долг,

• не имел выбора,

• совершенно не понимал смысла творимого,

• был орудием другого,

• находился в состоянии болезни, крайней усталости, опьянения, аффекта,

• был подвержен влиянию таинственных сил (как правило, злонамеренных и неконтролируемых личностью);

3) в отрицательном результате виновны другой человек или группа людей, действия, намерения, слова которых якобы и привели к нему.

Однако главное значение имеют те системы общественных коммуникаций, в которые включены массы людей и которые складываются исторически, приобретают высокую устойчивость, представляют наличную социальную реальность, задающую индивидам их социальные роли, а, следовательно, формы и нормы поведения, «правила игры».

Будучи вовлеченным в эти «игры», человек во многих отношениях теряет границу между воображаемым и подлинным. Ролевая условность становится его способом существования. Не потому ли столь велик удельный вес актеров и актерства, искусства сценического изображения и всевозможных игр в нашей цивилизации?

Как преодолеть самообман? Если человек начал себя обманывать, то это надолго. Самообман часто весьма устойчив к самокритике и осуждению со стороны окружающих. Это обусловлено тем, что соответствующая ценностно-смысловая структура (убеждение, вера, оценка) оказывается самоорганизующейся, сохраняющей свою целостность и определенность.

Сложившийся самообман поддерживается со стороны глобальных личностных структур и глубоко укоренен в бессознательной сфере.

Угроза идентичности есть симптом переоценки ценности, творческий фактор самопреобразования. Но чаще всего защитные механизмы пресекают начавшуюся цепную реакцию трансформации. Это, как правило, означает вытеснение, подавление появляющихся подозрений. Если по поводу собственных значимых знаний, оценок, убеждений (считавшихся незыблемыми истинами) возникают сомнения и если это влечет самоанализ и самокритику, то возможны два исхода. В большинстве ситуаций восстанавливается статус-кво.

Разоблачение самообмана во многих случаях связано:

♦ с напряженной внутренней работой;

♦ со стремлением к правде.

Оно знаменует:

♦ духовное возвышение личности;

♦ преодоление интеллектуальной ограниченности, узости мировосприятия, восприятия прежней веры во что-то как самообмана.

Однако так происходит далеко не всегда. Крушение «возвышающего» или «утешающего», «обнадеживающего», «воодушевляющего» обмана способно вызывать:

♦ кризис личности;

♦ резкое ослабление возможности саморегуляции;

♦ усиление пессимистических установок;

♦ циничность;

♦ изменение отношения к прежним моральным ценностям;

♦ падение творческого потенциала;

♦ утрату смысла жизни;

♦ нравственное опустошение;

♦ самоубийство.

Раскрытие самообмана может:

♦ привести к шоку;

♦ подорвать механизмы психологической защиты;

♦ нарушить процессы саморегуляции;

♦ ухудшить типичные формы человеческих взаимоотношений;

♦ уничтожить мир иллюзий, который помогал человеку выживать в современных сложных условиях;

♦ лишить сил, необходимых человеку.

В качестве средства саморегуляции в экстремальных ситуациях выступает полуправда – колебания между верой и неверием. Она помогает человеку мобилизовать силы для преодоления жизненных трудностей.

Несмотря на пользу самообмана, личность фундаментальным образом ориентирована на правду о себе. Выявление самообмана может служить целительным фактором. Это демонстрирует нам психоанализ, в котором терапевтические процедуры имеют форму самопознания, предполагают прояснение и преодоление индивидуальных мифов, освобождение из плена ложных символов веры и искусных объяснений.

Самообман связан с познавательной способностью. Тяготение к истине не выдерживает конкуренции со стремлением к успеху. Лишь в малой степени самоутверждение достигается путем настойчивого поиска истины, которая нередко мешает продвижению к цели.

Самообман выступает одним из проявлений противоречия, которое обнаруживается в структуре познавательной деятельности человека. Оно состоит в том, что все главные познавательные усилия ориентированы на внешний мир. Там же находятся и наиболее значимые цели и ценности, генерирующие человеческую активность. На этом фоне самопознание выглядит крайне ограниченным. Соответственно, энергия, направляемая на самосовершенствование, ничтожна.

Нетрудно увидеть, однако, существенную зависимость познания внешнего мира от познания человеком самого себя, в том числе своих подлинных потребностей и возможностей. Слабое самопознание во многих отношениях:

♦ неадекватно;

♦ насыщено самообманом;

♦ вызывает деформацию познавательных и практических процессов;

♦ обусловливает ложность целей деятельности;

♦ способствует нарастанию противоречий, ставящих под вопрос само существование человечества.

Увеличение технической мощи сочетается с усилением духовной и душевной слабости человека, склонного ко все более утонченным формам самообмана.

Будущее каждого человека в значительной степени зависит от того, удастся ли ему:

♦ преодолеть противоречие между познанием внешнего мира и самопознанием;

♦ обрести новые жизненные смыслы и новые компенсаторные средства, способные конкурировать с соответствующими средствами самообмана.

Преодоление основных форм самообмана ознаменует:

♦ новый тип социальных отношений;

♦ широкое использование в массах методов самопознания и самосовершенствования;

♦ изменение потребительского отношения к жизни;

♦ сотворение жизнеутверждающих смыслов и ценностей, призванных повысить степень человечности общества;

♦ усиление жизнестойкости личности.

Чтобы стать гармоничным человеком, нужно сделать таковым свое окружение.

Любое дело требует конвейера. И оно тем прибыльнее, чем технологичнее. Такое ремесло, как обман и мошенничество, в течение многих веков выработало свою технологию, которая, очевидно, будет иметь место и в следующем тысячелетии.