Весной и летом 1919 года в России свирепствовал страшный грипп, в простонародье называемый испанкой, последствие прокатившейся в 1918 году пандемии испанки, унёсшей в общей сложности до пятидесяти миллионов человеческих жизней. И в настоящее-то время не всегда медицина способна уберечь людей от этой напасти, а в те годы и подавно. Болезнь не выбирала людей — косила и крестьян и рабочих, и солдат и матросов, и простых и правителей. В тот год умер от испанки председатель ВЦИК Яков Михайлович Свердлов. Вместо него на должность "всероссийского старосты" выбрали коммуниста с большим стажем, бывшего тверского рабочего Михаила Ивановича Калинина.

Простой люд боролся с испанкой простыми же, старыми методами — заговорами да мольбой.

Была в уездном городке Шацке Тамбовской губернии церковь с особо почитаемой в народе Вышинской иконой Божьей Матери. Молитва перед этой иконой для многих казалась последним шансом в спасении больных. Упросили настоятеля церкви устроить для деревенских всеобщее молебствие и крестный ход. И двинулась толпа под песнопения и размахивания кадилом, с развевающимися на ветру церковными хоругвями вокруг деревни в надежде уберечь родных от свирепой старухи в белом балахоне и с косой.

Узнали о том чекисты, и тут же последовал приказ: всех попов и саму икону арестовать, мужиков и баб высечь прилюдно, дабы в другой раз неповадно было поповские россказни слушать.

До деревни добрались быстро, ворвались в церковь, вытащили за бороды попа и дьячка, вытолкали взашей молившихся внутри крестьян и добрались до иконостаса. Однако, едва старший из чекистов в кожаной куртке дотянулся рукой до Вышинской иконы, как услышал за спиной грозный окрик:

— Не сметь прикасаться к святыне, богохульник!

У чекиста даже рука дрогнула. Он полез за револьвером и обернулся. И увидел перед собой расхристанного, в разорванной рясе и уже без креста на шее настоятеля церкви. Каким образом он вырвался из рук вязавших его чекистов, было непонятно.

Настоятель приближался к иконостасу, вытянув вперёд руки.

— Назад! Стрелять буду! — крикнул старший. — Кто его отпустил?

— Так сильный оказался, как бык! Вырвался, товарищ Никанов.

Священник тем временем приблизился к старшему на опасное расстояние. Глянув в его безумные глаза, чекист дрогнул. Раздался выстрел. Один, второй, третий. В церковной пустоте звуки выстрелов казались особенно громкими и зловещими. Священник свалился замертво у самых ног чекиста. Откинув ботинком руку покойника, чекист развернулся и вновь подошёл к иконостасу. Теперь ему уже никто не мешал снимать икону. Затем он поднял её над головой и, радостно улыбаясь, вынес её на улицу.

— Ну что? — торжествующе крикнул он. — И вот этой деревяшке вы приписываете чудодейственную силу? Попы вам разум совсем помутили. Тьфу! — плюнул он сначала на землю, затем опустил икону и плюнул на неё.

Стоявшие вокруг селяне охнули и некоторые принялись истово креститься. Старший чекист тут же шваркнул иконой о землю.

— Кобылин, подними икону и к нам, в Чека. Да под замок, понял?

— Как не понять, товарищ Никанов.

— Кто здесь секретарь партячейки? — спросил Никанов, оглядывая стоявших вокруг крестьян.

— Я! — вышел вперёд усатый мужчина лет сорока в поношенной солдатской шинели. — Афанасий Вёшкин.

— Вот что, товарищ Вёшкин. Прикажи сейчас же церковь заколотить, а попа, который в ней остался, под твою личную ответственность, ни в коем случае не хоронить.

— Как же не хоронить человека-то? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Поп — не человек, — оглянулся на выкрик Никанов. — Поп — служитель культа, одурманивающего народ. Ваш же, мужиков, одурманивает.

И вдруг в толпе крестьян произошла резкая перемена настроения. К площади перед церковью подтянулись почти все мужики и бабы, жившие здесь: слух о глумлении над священной иконой пронёсся быстро; нужен был только заводила. И такой заводила нашёлся.

— Стеной пойдём выручать Божью Матерь! — воскликнул седобородый, но ещё довольно крепкий и кряжистый мужик.

Он схватил в руку охотничье ружьё и направился к чекистам. Те же заметили его слишком поздно. Толпа уже была взведена и готова к бунту.

— Долой большевиков-антихристов!

— За нашу Божью матерь!

— К машинам, к машинам! — закричал Никанов. — Разворачивай машины и готовь пулемёты!

— Мужики, бабы! Да вы что? — пытался образумить селян Вёшкин.

Но его уже не слышали ни селяне, ни чекисты. Началась перестрелка. И прежде, чем чекисты успели добежать до двух грузовиков, на которых они приехали, двое из них упали замертво. Ранили в плечо и самого Никанова. Но уже в следующий миг застрочили пулемёты. Но селяне шли, ничего не замечая, по трупам своих земляков, по раненым. Лезли напролом. Глаза страшные. Матери выставляли детей перед собой и с криками:

— Матушка, заступница, спаси, помилуй, все за тебя ляжем!.. — сами падали на уже бездыханные тела своих детей.

Практически всё село было расстреляно. Кого не убили в тот раз, ушли либо в леса, к Антонову, либо подались в город на заработки или к родичам. Потому что здесь уже делать было нечего и жить не на что: в отместку за нападение на отряд, Никанов отдал приказ пройтись по каждой избе и взять оттуда всё, что представляло хоть мало-мальскую ценность.