Лучше хорошо побить врага и отвечать за то, что бил, чем не трогать и за это нести ответственность перед партией.

А.В. Осипов — первый секретарь Харьковского обкома КП(б)У

Вас прислали работать, а не хныкать, и, если вы будете либеральничать с врагами, то вам не место не только в НКВД, но и в партии»

Г.Г. Телешев — нач. УНКВД по Харьковской области

Ты знаешь, что Сталин дал указание убивать всех, кто был на руководящей работе в 1-й пятилетке, все оказались врагами народа, лучше пиши на Любченко, что он тебя завербовал, а ты это скрыл от органов, и ты останешься живой и будешь работать в лагерях, а то все равно убьем.

А.А. Грозный-Левчинский — нач. отделения 4-го отдела УГБ НКВД УССР

Свою вину в убийстве Подольского я также признаю, и это преступление мною было допущено в силу обстановки, существовавшей тогда в управлении НКВД. Как система тогда заставляла избивать арестованных.

ДЕ. Цырлин — оперуполномоченный 00 ГУГБ НКВД Харьковского военного округа

Пишите показания. Все равно Вас расстреляют, под стенкой Вас будут рвать на куски, а показания дадите.

Д.А. Перцов — зам. нач. УНКВД по Харьковской области

Пишите — мы сами разберемся, где правда, а где ложь, ложь выбросим — оставим правду.

А.А. Авсеевич — следователь особой следственной группы НКВД УССР

Вадим Золотарёв

Страницы биографии «нарушителя социалистической законности».

Давид Аронович Перцов

Среди уголовных дел сотрудников НКВД СССР, осужденных «за нарушение социалистической законности», выделяются дела бывших сотрудников УНКВД по Харьковской области. Это Давид Аронович Перцов, Иван Иванович Крюков, Яков Петрович Середа и Алексей Павлович Копаев, лишенные свободы исключительно за преступные методы следствия против своих бывших коллег — чекистов. На сегодняшний день это единственный известный автору случай подобного рода обвинения. Конечно же, «уничтожение честных чекистских кадров» вменялось в вину многим руководящим сотрудникам НКВД СССР, но шло оно, как правило, вместе с обвинениями в заговорщической, шпионской или вредительской деятельности. По логике обвинения получается, что против простых советских граждан вышеназванные чекисты действовали исключительно в рамках «социалистической законности» и только своих коллег допрашивали с особым пристрастием. Так ли это было в действительности? Справедливы ли были выдвинутые обвинения и судебный приговор? Ответ на эти вопросы не возможен без тщательного изучения служебной карьеры осужденных сотрудников. Сначала познакомимся с главным обвиняемым.

Давид Аронович Перцов родился 30 мая 1909 г. в г. Александрии — уездном центре бывшей Херсонской губернии в еврейской семье сапожника. Имел двух братьев — Савелия (1905—?) и Рувима (Роберта), служивших в середине 1930-х гг. в УНКВД по Днепропетровской области, и сестру Ольгу, которая была замужем за известным чекистом Исааком Ананьевичем Шапиро (1898-?).

Свою трудовую карьеру Давид, которого родственники называли Додик, начал 15 февраля 1925 г. в Днепропетровске на «Укрмясоморозбойне», где на протяжении четырех лет работал Учеником рубщика мяса, помощником рубщика и рубщиком. Тяжелая работа по забою и разделке скота не только закалила юношу физически, но и выработала жестокость и привычку к крови. Параллельно с работой Давид учился в конторско-торговом училище, дававшем образование в рамках трехклассной общеобразовательной школы, которое закончил в 1928 г. В марте 1929 г. он перешел на работу в Днепропетровскую окружную ревизионную комиссию, где в течение девяти месяцев работал инспектором, старшим инспектором и заместителем коммерческого доверенного. Сотрудники ревизионной комиссии работали в тесном контакте с сотрудниками ГПУ. Чекистам понравился бойкий паренек, и они пригласили его к себе на работу.

С 15 декабря 1929 г. Перцов стал работать сверхштатным уполномоченным Информационного отделения Днепропетровского окружного отдела ГПУ. Информационное отделение (ИНФО) было ключевым в окружных отделах ГПУ, считалось «глазами и ушами режима» и вело работу как по информационной и оперативной линии, так и по так называемой подсобной работе.

В ИНФО Днепропетровского окружного отдела ГПУ Перцов приобрел первые навыки агентурной работы и смог лично оценить настоящее отношение населения к советской власти — ведь чекистская информация, в отличие от газетной, довольно объективно освещала политические процессы и настроения в обществе. Символично, что негласные сотрудники ГПУ УССР в личных делах и в документах именовались не иначе как «разведчики», будто действовали не на родной земле, а на оккупированной территории. Но суровая проза жизни не повлияла на желание Давида продолжить работу в органах госбезопасности. Следует отметить, что одним из коллег Перцова был старший уполномоченный ИНФО Матвей Михайлович Герзон (1906–1938), который через 7 лет сыграет в судьбе нашего героя довольно большую роль.

После ликвидации в сентябре 1930 г. в УССР округов были ликвидированы и соответствующие им отделы ГПУ. На их месте были образованы 9 оперативных секторов, в том числе и Днепропетровский. Реорганизация коснулась и Перцова — пришлось ему покинуть ставший родным Днепропетровск и перебраться в Запорожье, где 15 сентября он был назначен помощником уполномоченного Секретного отделения (СО) Запорожского городского отдела (ГО) ГПУ. В отличие от ИНФО, занимавшегося в основном сбором информации, СО занимался разработкой и следствием по делам так называемых антисоветских элементов — членов оппозиции в ВКП(б), «украинских буржуазных националистов», кулацких элементов на селе, церковников и сектантов. Тут уже основной упор делался на следственную работу.

Переход Перцова на следствие как раз совпал с началом громкой всесоюзной массовой операции под кодовым названием «Весна» против бывших царских офицеров, служивших в Рабоче-крестьянской Красной Армии. Началась операция как раз в СО ГПУ УССР, и первые разработки и аресты подозреваемых проводили именно сотрудники этого подразделения под руководством начальника отдела Генриха Самойловича Люшкова (1900–1945). Когда же следствие стало набирать обороты, к делу присоединились органы военной контрразведки — сотрудники Особого отдела (00) Украинского Военного Округа, 00 оперативных секторов ГПУ и армейских подразделений, которые усиливались опытными и перспективными работниками. Именно в свете этих событий и стоит рассматривать назначение Перцова 20 ноября 1930 г. уполномоченным особого отделения Запорожского ГО ГПУ, где он сразу же окунулся в следствие по делу «Весна».

Главным погромщиком бывших офицеров на Днепропетровщине был начальник 00 Днепропетровского оперсектора ГПУ и по совместительству начальник ОО 7-го стрелкового корпуса Григорий Аркадьевич Гришин-Клювгант (1903–1939), который позднее писал: «Ведь знает и Украина, и Москва мою личную работу и моего аппарата в деле раскрытия военно-офицерской организации в частях 7 стр. корпуса и 30 дивизии. Я ведь был основным докладчиком в Москве. Сколько неприятностей перенес от Мессинга, Ольского, которые не верили в дело». Личное участие Перцова в следствии по делу «Весна» подлежит дальнейшему изучению. Пока же мы можем констатировать одно: уже с первых лет своей работы в органах госбезопасности он был причастным к фальсификации следственных дел, по которым были осуждены десятки военнослужащих и гражданских лиц.

Помощник уполномоченного секретно-политического отделения Запорожского горотдела ГПУ Перцов был причастен и к фабрикации дела местной ячейки «Трудовой крестьянской партии», по которому были осуждены 12 человек. В ходе следствия к арестованным чекисты широко применяли меры психологического и физического воздействия: избивали, заставляли длительное время стоять на ногах, держали несколько суток перед глазами электрическую лампочку большой мощности, проводили беспрерывные многодневные допросы.

1 марта 1932 г. Давид Аронович назначается оперуполномоченным ОО 23-й Запорожской авиационной бригады, 23 августа 1932 г. его переводят в Харьков на должность уполномоченного 2-го отделения ОО ГПУ УССР и Украинского военного округа. Переезд Перцова в столицу Советской Украины связан с изменениями в руководстве ОО ГПУ УССР, который в июне 1932 г. по совместительству возглавил заместитель председателя ГПУ УССР Фома Акимович Леонюк (1892–1967), возглавлявший в мае 1928 г. — сентябре 1930 г. Днепропетровский окружной отдел, а позднее оперативный сектор ГПУ. Именно он фактически принял Перцова на работу в органы ГПУ и был в курсе всех его «производственных успехов» в Днепропетровске и Запорожье.

Моральный климат, паривший в то время в ОО ГПУ УССР, сослуживец Перцова Захарий Бенедиктович Зинько-Флейшман (1903-?) позднее характеризовал как обстановку «семейственности, круговой поруки, подхалимства и бытового разложения. Комплектование аппарата и выдвижение проходило по принципу землячества, взаимной поддержки друг друга, сокрытия преступлений и подчинения оперативной работы своим групповым интересам. Не имея связей и, следственно, поддержки этих людей, я долгое время находился на низовой работе».

17 августа 1933 г. Перцов был назначен уполномоченным 3-го отделения Иностранного отдела (ИНО) ГПУ УССР, а 1 декабря 1935 г. стал помощником начальника 3-го отделения ИНО УГБ НКВД УССР. 9 января 1936 г. ему было присвоено звание младшего лейтенанта государственной безопасности (ГБ).

Работая в отделении, которое под руководством старшего лейтенанта ГБ Павла Петровича Киселева (1903–1939) «занималось разработкой украинской контрреволюционной эмиграции и галицких националистических организаций», Перцов, как отмечалось в его аттестации, «ликвидировал ряд чешских шпионскодиверсионных организаций (дела “Шифрезидент” и “Артистка”), подготовил 7 вербовок по Праге и Парижу. Через курьера-вербовщика лично принимал участие в четырех вербовках в Польше, для чего выезжал на границу, перебрасывал и принимал агентуру. Принимал участие в операции «Ставка» против ОУН-УВО. После успешно проведенных мероприятий по внедрению нашей агентуры в закордонный центр украинских националистов, выявлена оперативная боевая диверсионная работа ОУН-УВО против СССР. Провел специальную работу по выявлению переправ и явок на польско-советской границе, в результате чего учтена 21 переправа террористической организации ОУН-УВО на польской границе».

Сам же Перцов, вспоминая свою чекистскую карьеру, писал: «Около 8 лет я проработал на рядовой работе, в основном по линии иностранного и контрразведывательного отдела по обслуживанию советско-польской границы…Чудесно и бодро шла моя жизнь. Я отдавал все свои силы и всю свою молодую энергию партии, не на словах, а на деле защищал святость и неприкосновенность советской границы».

Крокист

Приказом НКВД СССР от 28 ноября 1936 г. Экономический отдел ГУГБ был расформирован, а на его базе был создан Контрразведывательный отдел (КРО), на работу в который были переведены также некоторые сотрудники Особого отдела. В НКВД УССР соответствующий отдел был создан в конце 1936 г., в отличие от союзного наркомата сюда вошли также сотрудники расформированного ИНО. 2 января 1937 г. приказом НКВД УССР № 001 в соответствии с приказом НКВД СССР № 00411 от 25 декабря 1936 г. отделам УГБ НКВД УССР была присвоена следующая нумерация: отдел охраны — 1-й; оперативный отдел - 2-й; контрразведывательный отдел — 3-й; секретно-политический отдел — 4-й; особый отдел — 5-й; отдел транспорта и связи — 6-й; учетно-регистрационный отдел — 8-й; специальный отдел — 9-й. Следует отметить, что вопреки утверждению официальных историков украинской внешней разведки 3-й отдел УГБ НКВД УССР никогда не назывался разведывательным, а всегда был контрразведывательным, а его сотрудников коллеги называли «крокистами»

Перцов был назначен на должность помощника начальника 4-го отделения 3-го отдела УГБ НКВД УССР. Начальником этого подразделения был лейтенант ГБ Николай Петрович Бондаренко-Гольдман (1901-?), возглавлявший перед этим 10-е отделение Особого отдела НКВД УССР; заместителем начальника отделения работал лейтенант ГБ Яков Владимирович Краевский (1910-?), переброшенный на чекистскую работу в июле 1936 г. с должности секретаря Николаевского горкома ЛКСМУ. И если Краевский мог научить подчиненных только преданности делу Ленина-Сталина, то Бондаренко-Гольдман имел довольно специфические знания, поскольку в 1925–1928 гг. работал начальником агентуры и активной части Киевского уголовного розыска, а в 19281929 гг. возглавлял это учреждение.

С самого начала работы сотрудники вновь созданного подразДеления столкнулись не только с новыми оперативными задачами, но и с начальственной чехардой: только за семь первых месяцев работы сменилось четыре начальника 3-го отдела УГБ НКВД УССР (старший майор ГБ Михаил Константинович Александровский (1898–1937), старший майор ГБ Давид Моисеевич Соколинский (1902–1940), майор ГБ Моисей Григорьевич Чердак (19021978), комиссар ГБ 3-го ранга Владимир Андреевич Стырне (1897–1937).

Выяснить функциональные обязанности сотрудников 4-го отделения 3-го отдела УГБ и конкретные результаты их работы нам пока не удалось. Зато есть красноречивые сведения о деятельности «крокистов» НКВД УССР за 1-й квартал 1937 г. За этот период они завели 556 уголовных дел на 1257 граждан, 1187 из которых арестовали.

Деятельность 3-го отдела проходила под знаком серьезных кадровых изменений в руководстве НКВД УССР. 11 мая 1937 г. нарком внутренних дел УССР комиссар ГБ 1-го ранга Всеволод Аполлонович Балицкий (1892–1937) был назначен «для усиления чекистской работы на Дальнем Востоке» начальником УНКВД по Дальне-Восточному краю. Через шесть дней Балицкий сдал дела врид наркомвнудела комиссару ГБ 3-го ранга Василию Тимофеевичу Иванову (1894–1938), работавшего перед этим заместителем наркома внутренних дел УССР, и специальным приказом простился с личным составом, которому пожелал «дальнейших успехов в борьбе с врагами народа».

Но добиваться «новых успехов» украинским чекистам предстояло под новым руководством. 14 июня 1937 г. наркомом внутренних дел УССР был назначен бывший начальник 5-го (особого) отдела ГУГБ НКВД СССР комиссар госбезопасности 2-го ранга Израиль Моисеевич Леплевский (1894/1896-1938), который уже на следующий день приступил к исполнению обязанностей наркома. По свидетельству М.М. Герзона, кандидатуру И.М. Леплевского на пост наркома выдвинул первый секретарь ЦК КП(б)У С.В. Косиор.

Под руководством Леплевского начался первый разгром НКВД УССР — только за время с 15 июня по 25 августа 1937 г. в НКВД УССР было арестовано 158 человек, из них: сотрудников УГБ — 92; служащих погранохраны и внутренних войск — 31; сотрудников милиции — 6; сотрудников неоперативных отделов НКВД — 29. За это же время из органов УГБ НКВД УССР по различным компрометирующим материалам было уволено 133 человека, 33 чекиста, потерявших политическое доверие, откомандированы для работы в систему ГУЛАГ.

Среди арестованных были и сотрудники 3-го отдела У ГБ ЛКВД УССР: начальник отделения старший лейтенант ГБ Владимир Максимович Пескер-Пискарев (1902–1937); заместитель начальника отделения лейтенант ГБ Сафрон Павлович Литовченко (1904–1937); помощник начальника отделения старший лейтенант ГБ Станислав Иосифович Пиотровский (1899–1937); оперуполномоченный Георгий Николаевич Бордон (1905–1937); помощник оперуполномоченного Вячеслав Яковлевич Орлов-Лясковец (1888-?); прикомандированный сотрудник старший лейтенант ГБ Александр Самойлович Лавров-Шнайдер (1900–1937). Был уволен из органов и Я.В. Краевский «за сокрытие связей с врагами народа». О том, что переживал в эти дни Перцов, мы можем только догадываться.

27 июля 1937 г. новым начальником 3-го отдела УГБ НКВД УССР стал В.А. Стырне, возглавлявший перед этим УНКВД по Ивановской области. Опытному контрразведчику, награжденному орденом Красного Знамени за участие в операции «Трест», Перцов наглядно показал, что в число «украинских националистов» попадают не только этнические украинцы. Так, уже на первом допросе 2 августа члена ЦК КП(б)У, директора партиздата ЦК КП(б)У Ивана Юлиановича Кулика (1897–1937) Перцов вместе со Стырне сумели добиться от арестованного таких показаний: «Я настолько сросся с украинскими националистами, что когда Кость Котко и Яловой предложили мне, еврею, вступить в украинскую националистическую организацию, я расценил это как выдвижение меня на роль “спасателя” украинского народа. Это импонировало моим амбициям. Не задумываясь, я согласился принимать участие в организации».

Допрос члена ЦК КП(Б)У свидетельствовал о доверии к Перцову со стороны руководства. И он, судя по всему, не подвел.

Помощник начальника 4-го отдела УГБ НКВД УССР

8 августа 1937 г. помощник начальника отделения 3-го отдела УГБ НКВД УССР младший лейтенант ГБ Д.А. Перцов был назначен помощником начальника 4-го (секретно-политического) отдела УГБ НКВД УССР. Любопытно, что в приказе НКВД УССР по личному составу № 308, в котором сообщается о назначениях на новые должности 36 чекистов, это назначение идет под № 1.

По штатному расписанию в отделах У ГБ НКВД УССР предусматривалась только одна должность заместителя начальника отдела и одна должность помощника начальника отдела. Поскольку еще 21 июня 1937 г. заместитель начальника 4-го отдела У ГБ НКВД УССР капитан ГБ Марк Ильич Говлич (1902–1938) был отстранен от занимаемой должности и арестован на 30 суток, а на его место никто не назначался, то Перцов становился, по сути, вторым человеком в секретно-политическом отделе.

Секретно-политический отдел (СПО) был образован 5 марта 1931 г. согласно приказу ОГПУ СССР № 95/54 «О реорганизации информационного и секретного отделов ОГПУ и им соответствующих аппаратов местных органов» «в целях усиления агентурно-оперативной работы по активизирующим к.-р. элементам города и деревни, а также улучшения постановки дела политинформации путем использования данных не только Инфсети города и деревни, но и данных, получаемых в результате оперативной деятельности». Соответствующее подразделение в составе ГПУ УССР было создано 4 апреля 1931 г. приказом В.А. Балицкого № 92.

На вновь созданный отдел возлагались задачи агентурно-оперативной разработки бывших членов так называемых антисоветских партий, партийной оппозиции, творческой интеллигенции, церкви, так называемых «буржуазных националистов», крестьянства. СПО внедрял в жизнь один из ключевых принципов советской внутренней политики — выявление и уничтожение инакомыслящих. Несмотря на постоянные заявления партийного руководства о том, что большевистские карательные органы не имеют ничего общего с царской охранкой, коммунисты, на самом деле, переняли и усовершенствовали опыт своих «бывших угнетателей», создав эффективный орган тотального контроля за населением.

Разгром элиты СПО УГБ НКВД УССР заставил наркома Леплевского формировать руководящий костяк отдела заново. 27 июля 1937 г. его начальником вместо отозванного в распоряжение НКВД СССР старшего майора ГБ Ошера Осиповича Абугова (1899–1938) стал старший лейтенант ГБ Матвей Михайлович Герзон (назначен с должности начальника 4-го отдела УГБ УНКВД по Одесской области). По словам последнего, перед этим назначением он был принят Леплевским, заявившим: «Мне нужны свои, верные люди. Я всегда привык работать с теми, которые преданы только мне».

«Свои люди» нужны были и Герзону, признавшему позднее, что «подбор новых кадров на руководящие посты проводился нами по принципу […] личной преданности Леплевскому». Скорее всего, новый начальник 4-го отдела УГБ НКВД УССР и посодействовал назначению старинного днепропетровского знакомого на должность своего помощника. Выдвижению Перцова способствовала и его оторванность от «элитных сотрудников Балицкого», и «оперативные успехи» в контрразведывательном отделе. О грандиозных переменах в руководстве секретно-политического отдела свидетельствует и тот факт, что в тот же день начальниками отделений были назначены 5 человек. Вряд ли приход Перцова в отдел был воспринят кадровыми сотрудниками с пониманием, и на нового помощника начальника отдела наверняка смотрели как на выскочку.

20 августа 1937 г. в Киев приехал заместитель наркома внутренних дел СССР комиссар ГБ 2-го ранга Лев Николаевич Бельский (1889–1941) и сразу провел оперативное совещание с сотрудниками НКВД УССР, устроив им настоящий разнос из-за «недостатков в следствии и использовании методов провокации». По словам тогдашнего начальника отделения 5-го отдела УГБ НКВД УССР младшего лейтенанта ГБ Александра Романовича Долгушева (1902–1973), «Бельский же всем дал ясную установку […] “шпик или участник организации, все равно он будет расстрелян. Так, чтобы взять от него — дайте ему в морду”».

По воспоминаниям особоуполномоченного НКВД УССР капитана ГБ Виктора Михайловича Блюмана (1899–1938), возглавлявшего следственную группу по делам арестованных чекистов, он во время приезда Бельского в Киев докладывал последнему о наличии компромата на сотрудников НКВД УССР, и тот «давал направление этим материалам. По этим материалам часть людей была арестована, часть подлежала откомандированию, а остальные подлежали проверке». Заместитель Ежова хорошо ориентировался в украинских делах, поскольку лично допрашивал Балицкого, к тому же его визит имел еще одну «тайную миссию».

Перед своей поездкой в столицу Украины Бельский, который всегда очень скептически относился к Леплевскому, вызвал к себе группу сотрудников 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР и заявил, что нарком внутренних дел УССР «шьет дело» бывшему 2-му секретарю ЦК КП(б)У Павлу Петровичу Постышеву (1887–1939), который к тому времени возглавлял Куйбышевскую областную парторганизацию, и что ЦК ВКП(б) в это не верит и предлагает разобраться. В Киеве Бельский, капитан ГБ Лазарь Вениаминович Коган (1902–1939) и лейтенант ГБ Наум Моисеевич Лернер (1905/1906-1983) лично передопросили «правых троцкистов», давших показания против Постышева, и вынудили их отказаться от своих слов. Капитаны ГБ Арон Меерович Хатаневер (19051940) и Эдуард Михайлович Бартошевич (1908-?), а так же старший лейтенант ГБ Андрей Иванович Егоров (1904–1941) перепроверяли показания «украинских националистов». Восстановив на время «доброе имя Постышева», бригада вернулась в Москву, а для того, чтобы украинские товарищи больше «не занимались самодеятельностью», в Киеве с особыми полномочиями остался Хатаневер.

27 августа 1937 г. Бельский подписал докладную записку Ежову, в которой указал в качестве одного из недостатков в работе украинского НКВД то, что работа по вскрытию и разгрому «антисоветского националистического подполья» находится только в стадии разворачивания, и что репрессии практически не задели бывших боротьбистов. Вскрывать «националистическое подполье» должны были именно сотрудники СПО. И вот уже через день С.В. Косиор сообщил участникам пленума ЦК КП(б)У о вскрытии «буржуазно-националистической антисоветской организации бывших боротьбистов» и о связи с этой организацией председателя совнаркома УССР Панаса Петровича Любченко (1897–1937), которую только «теперь работой органов НКВД под руководством тов. Леплевского […] раскрыли, вытащили». Поначалу председатель совнаркома отвергал все обвинения, а во время перерыва пленума вернулся домой, застрелил свою жену Марию Николаевну Крупенник и покончил жизнь самоубийством.

НКВД тут же начал разоблачать сообщников премьера-самоубийцы. Активное участие в этом принимал и Перцов. В два часа ночи 1 сентября 1937 г. личный порученец Любченко — оперуполномоченный 1-го отдела (охраны) УГБ НКВД УССР Дмитрий Васильевич Коновалов (1904-?) был вызван в приемную наркома внутренних дел, обезоружен, арестован без предъявления обвинения и поставлен до утра на конвейер в фанерный ящик, устроенный в коридоре внутренней тюрьмы республиканского наркомата. Потом арестованным занялись сотрудники 4-го одела УГБ НКВД УССР, требовавшие от него показаний о подпольной украинской националистической организации. Поздно ночью он был доставлен в специально оборудованную в помещении отдела кадров комнату, где уже находился Перцов вместе с начальниками отделений старшими лейтенантами ГБ Борисом Израилевичем Борисовым-Коганом (1904-?), Яковом Лазаревичем Грозным-Левчинским (1900-?), Романом Николаевичем Сараевым (1903-?) и начальником отделения 5-го отдела УГБ НКВД УССР старшим лейтенантом ГБ Семеном Львовичем Прыговым (1903-?). Позднее Коновалов вспоминал, что после отказа давать нужные показания, чекисты «все как звери набросились на меня, сбили с ног, стали крутить руки, задрали на голову гимнастерку и, сорвав с меня брюки и кальсоны, свалили меня на специальный стол, на котором били линейками и бутылками, пока я начал терять сознание. После этой пытки меня бросили в угол и стали лить мне в рот воду с плевательницы, смывая кровь, от которой я задыхался. Не добившись от меня признаний, я на носилках был занесен во внутреннюю тюрьму НКВД УССР и брошен на голый цементный пол…».

Следователи сменяли друг друга, Коновалову прикалывали к рукаву фашистскую свастику и всячески принуждали к даче показаний, нужных Перцову и Сараеву, но порученец председателя совнаркома держался стойко, и тогда ему снова устроили коллективный допрос: «Сараев позвонил начальнику отдела Перцову и спустя некоторое время я снова был заведен в ту же специально оборудованную комнату для очередной пытки. Здесь, как и первый раз, были: Перцов, Сараев, Борисов, Грозный, Прыгов и другие, более 10 человек. Перцов потребовал от меня дачи немедленно показания на Любченко П.П. о том, что он завербовал меня, и, когда я заявил Перцову, что никаких показаний на Любченко П.П. я давать не буду […]. Грозный бросился на меня и стал бить меня носками между ног, заявляя: “Ты долго будешь покрывать Любченко, ты знаешь, что Сталин дал указание убивать всех, кто был на руководящей работе в 1-й пятилетке, все оказались врагами народа, лучше пиши на Любченко, что он тебя завербовал, а ты это скрыл от органов, и ты останешься живой и будешь работать в лагерях, а то все равно убьем”. Обороняясь от ударов в области живота, я, не выдержав издевательства, бросил с силой Грозного в угол, и в этот момент все присутствующие […] взвалили меня на длинный стол, и насевши мне на голову и ноги, били меня до тех пор, пока я лишился сознания […]. Начали избивать, приговаривая: “Вот тебе ездить на правительственных Машинах, вот тебе пропуск на демонстрации” и т. д. Во время этих зверских побоев следователь Сараев докладывал наркому Леплевскому о состоянии допроса, что уже состояние допроса 3-й степени, и все-таки я показания не даю, поэтому нарком распорядился “избивать до смерти и получить показания о терроре”».

Перцов принимал участие в следствии по делу арестованного 1 сентября 1937 г. бывшего первого секретаря Винницкого обкома КП(б)У Владимира Ильича Чернявского (1893–1937). По свидетельству Герзона, Косиор долго не давал санкции на его арест, и Чернявский был арестован без ходатайства НКВД Украины, по непосредственному распоряжению НКВД СССР. Уже 22 декабря 1937 г. Чернявский был расстрелян.

Ударная работа Перцова по уничтожению «правых, троцкистов, украинских националистов» понравилась Леплевскому, и, когда Герзон 25 октября 1937 г. был отозван в Москву и вскоре назначен начальником 5-го отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР (в личном деле есть две даты этого назначения — 27 октября и 10 ноября 1937 г.) , то нарком поручил Давиду Ароновичу временно руководить этим важнейшим отделом.

17 ноября 1937 г. Перцову было присвоено внеочередное воинское звание — старшего лейтенанта ГБ, причем присвоено, минуя звание лейтенанта ГБ, которое следовало за званием младшего лейтенанта ГБ.

17 декабря 1937 г. начальником 4-го отдела У ГБ НКВД УССР был назначен прибывший из НКВД майор ГБ Хатаневер А.М.. Последний, как мы помним, был «лубянским смотрящим» и проработал в Киеве до 10 октября 1937 г., а затем из-за тяжелой болезни сына был вынужден вернуться в Москву. Позднее он вспоминал, что был принят Ежовым и Фриновским, которым сообщил и про абсолютно неправильную линию Леплевского в работе, и про то, что украинский нарком подбирает явно сомнительных людей, и про то, что он окружил себя родственниками сомнительной репутации (начальник секретариата НКВД УССР капитан ГБ Эммануил Александрович Инсаров-Поляк (1902–1938), начальник 2-го отдела У ГБ НКВД УССР старший лейтенант ГБ Давид Израилевич Джирин (1904–1938), начальник 5-го отдела У ГБ НКВД УССР майор ГБ Виктор Михайлович Блюман (18991938): «Я рассказал и про то, что Леплевский свою работу строит в расчете на показ цифр — количества арестованных, что разгром контрреволюционного подполья проходит неорганизованно и непродуманно».

19 декабря 1937 г. в жизни Перцова произошло еще одно знаменательное событие — «за образцовое и самоотверженное выполнение правительственных заданий» он был награжден орденом Красной Звезды. Через день все республиканские газеты сообщат своим читателям: «Вчера, 20 декабря, секретарь ЦК КП(б)У тов. С.В. Косиор и народный комиссар внутренних дел УССР тов. И.М. Леплевский приняли группу сотрудников НКВД УССР, награжденных орденами Союза. В кабинете народного комиссара внутренних дел УССР тов. И.М. Леплевского собрались работайки наркомата тг. Блюман, Самойлов, Долгушев, Перцов, Лифарь, Джирин, Коркунов, Борисов, Прыгов, Боряченко, награжденные правительством орденами Союза за образцовое и самоотверженное выполнение самых важных заданий. Тепло встреченный тов. С.В. Косиор дружески поздравил каждого с высокой наградой и радостным праздником всех трудящихся — XX годовщиной славных органов ВЧК-ОГПУ-НКВД. Тов. Косиор пожелал дальнейших успехов в самоотверженной работе на пользу социалистической родины, в борьбе против всех мерзких врагов советского народа — троцкистско-бухаринских, буржуазно-националистических — японско-немецких и других шпионов, диверсантов и убийц. Присутствующие чекисты-орденоносцы сердечно приветствовали верного соратника великого Сталина, руководителя украинского народа тов. С.В. Косиора и обещали ему и народному комиссару тов. И.М. Леплевскому с честью оправдать высокую награду большевистской партии и советского правительства». Газеты опубликовали и фотографии «встречи на высшем уровне», на которых на фоне низкорослых Косиора и Леплевского Перцов выглядит настоящим богатырем.

Работа 4-го отдела УГБ НКВД УССР была под особым контролем Леплевского, который лично допрашивал арестованных (иногда вместе с Косиором) и корректировал протоколы их допросов. Интересно, что когда на августовском (1937 г.) пленуме ЦК КП(б)У П.П. Любченко высказал сомнения в подлинности показаний арестованного председателя Винницкого облсовета Алексея Лукича Триллиского (1892–1937), то украинский нарком внутренних дел раздраженно парировал: «Написано так, как он сказал. Как сказал, так и записали».

О повсеместной практике подделки протоколов позднее свиДетельствовал бывший начальник отделения 4-го отдела УГБ НКВД УССР старший лейтенант ГБ Лазарь Наумович Ширин (1901-?): «В Киеве мне приходилось несколько раз переписывать подобные протоколы, прежде чем печатать, так как тогдашнее Руководство 4-го отдела — Хатаневер, Перцов не пропускали эти протоколы, сами вписывали туда факты, о которых обвиняемый не говорил».

В начале года у Перцова появился еще один начальник — 4 января 1938 г. зам. начальника 4-го отдела УГБ НКВД УССР с должности заместителя начальника 5-го отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР был назначен капитан ГБ Михаил Дмитриевич Яхонтов (1895–1939). Опытнейший чекист, награжденный еще в 1930 г. знаком почетного работника ВЧК-ГПУ (V), он и во времена «ежовщины» уже успел заработать две награды — знак почетного работника ВЧК-ГПУ (XV) и орден Красной Звезды. Работал Яхонтов не только за совесть, но и за страх, поскольку в 1915–1917 гг. был членом партии эсеров, к тому же он был в обиде на начальство — ведь это именно он сумел первым расколоть «самого» Григория Евсеевича Зиновьева (1883–1936), после чего того передали другим следователям.

Новый нарком

27 января 1938 г. к выполнению обязанностей наркома внутренних дел УССР приступил комиссар ГБ 3-го ранга Александр Иванович Успенский (1902–1940) (назначенный на эту должность приказом НКВД СССР № 138 двумя днями ранее с должности начальника УНКВД по Оренбургской области). В тот же день в руководстве республики произошло еще одно изменение — пленум ЦК КП(б)У освободил С.В. Косиора от обязанностей первого секретаря ЦК КП(б)У «в связи с назначением заместителем председателя Совета народных комиссаров СССР и председателем комиссии советского контроля» и избрал на его место Никиту Сергеевича Хрущева (1894–1971) — бывшего первого секретаря Московского городского и областного комитета ВКП(б) и утбердил в должности нового главу НКВД УССР.

Успенский сразу же провел несколько кадровых перестановок в наркомате, среди которых следует выделить назначение начальника 4-го отдела УГБ НКВД УССР Хатаневера врид заместителя наркома внутренних дел по совместительству, а также освобождение Яхонтова от обязанностей заместителя начальника 4-го отдела УГБ НКВД УССР и назначение его врид начальника секретариата НКВД УССР и по совместительству особоуполномоченным НКВД УССР. Таким образом, на плечи Перцова легла основная нагрузка по руководству отделом. Вскоре он будет числиться как врид замначальника 4-го отдела УГБ НКВД УССР, но найти соответствующий приказ НКВД СССР или УССР об этом назначении нам пока не удалось, нет сведений об этом и в его личном деле.

Новым направлением работы секретно-политических отделов НКВД в Советском Союзе стала борьба с «антисоветским сионистским подпольем». Если по состоянию на 22 февраля 1938 г. в УССР было арестовано 437 «активных участников сионистской организации», то на начало марта подчиненными Хатаневера и Перцова было ликвидировано 15 местных сионистских комитетов и взято под стражу 607 человек.

Одним из главных направлений работы Успенского была очередная чистка НКВД УССР, проводимая по прямому указанию Ежова, о чем украинский нарком открытым текстом сообщил 13 июня 1938 г. делегатам XIV съезда КП(б)У.

Новый начальник отдела кадров НКВД УССР старший лейтенант ГБ Григорий Михайлович Кобызев (1902–1941), прибывший в Киев вместе с наркомом внутренних дел СССР, позднее вспоминал: «17 февраля я подал Ежову материалы, характеризующие кадры: персональный список всех сотрудников оперативных отделов, на которых были компрометирующие материалы (человек 600–800) […]. Ежов сказал: “Ох кадры, кадры, у них здесь не Украина, а целый Биробиджан”. Рассматривая дальше материал, он наложил резолюции чуть ли не по каждому сотруднику — кого нужно арестовать, кого уволить, кого перевести на неоперативную работу, в ГУЛАГ».

Вероятно, здесь идет речь о резолюциях Ежова на поданных Успенским в тот же день, 17 февраля, пяти альбомах с компроматом на сотрудников НКВД УССР, а именно:

1. Список сотрудников УГБ НКВД УССР, арест которых уже санкционирован НКВД СССР.

2. Список сотрудников УГБ НКВД УССР, подлежащих аресту.

3. Список руководящих сотрудников неоперативных отделов НКВД УССР, подлежащих аресту.

4. Список сотрудников на увольнение из органов НКВД.

5. Список сотрудников, подлежащих откомандированию в распоряжение отдела кадров НКВД СССР.

По второму и третьему альбомам А.И. Успенский просил у Руководства разрешения на арест. После получения такого разрешения только на конец февраля 1938 г. количество арестованных сотрудников УГБ НКВД УССР составило 79 человек — 11

в центральном аппарате и 68 в областях. Известно также, что за период с 15 февраля по 5 апреля 1938 г. из аппарата У ГБ НКВД УССР уволили 554 человека, 154 из которых были арестованы. По состоянию на 1 апреля 1938 г. было арестовано 105 сотрудников Управления рабоче-крестьянской милиции (УРКМ), в том числе начальник и заместитель начальника УРКМ НКВД УССР; четыре начальника отделов УРКМ НКВД УССР, четыре начальника УРКМ УНКВД областей; 2 заместителя начальника УРКМ УНКВД областей; 15 начальников районных отделений милиции, 10 городских начальников милиции. Уволено на тот момент было 700 человек. 3 марта 1938 г. Успенский рапортовал в Москву о 203 арестованных среди командно-политического состава Управления внутренней и пограничной охраны (УПВО) НКВД УССР.

Кроме того, согласно приказам НКВД УССР по личному составу, в феврале — марте 1938 г. из республики было откомандировано 188 чекистов. Большинство их, как утратившие «политическое доверие», направлялись на работу в систему ГУЛАГ НКВД СССР. Только с 17 марта по 4 апреля 1938 г. приказами замнаркома внутренних дел СССР старшего майора ГБ Семена Борисовича Жуковского (1896–1940) такое назначение получили 94 бывших сотрудника НКВД УССР. Среди откомандированных были и подчиненные Перцова по 4-му отделу УГБ НКВД УССР: начальник отделения капитан ГБ Б.И. Борисов-Коган; начальник отделения капитан ГБ Я.Л. Грозный-Левчинский; начальник отделения лейтенант ГБ Владимир Георгиевич Черкалов (1903-?); помощник начальника отделения старший лейтенант ГБ Борис Яковлевич Аглицкий (1907-?); помощник начальника отделения лейтенант ГБ Соломон Маркович Левин (1903-?); оперуполномоченный лейтенант ГБ Зусь Самойлович Гольдфарб (1905-?); оперуполномоченный лейтенант ГБ Самуил Исаакович Линшиц (1898-?); оперуполномоченный младший лейтенант ГБ Владимир Павлович Левченко.

׳Позднее многие бывшие сотрудники НКВД пытались представить причиной своего увольнения приверженность «социалистической законности». Так, например, подполковник ГБ Б.И. Борисов-Коган, будучи допрошенным в качестве свидетеля в 1956 г., заявил, что «за отказ от применения незаконных методов следствия был […] Успенским снят с оперативной работы и откомандирован в систему ГУЛАГ». Наверное, именно за свою приверженность букве закона Борис Израилевич был во второй половине 1937 г. повышен в должности, звании и награжден орденом Красной Звезды.

По традиции в органах ОГПУ-НКВД следствие по делам проштрафившихся сотрудников возлагалось на аппарат особоуполномоченного, но во времена Большого террора, когда количество арестованных сотрудников возросло в десятки раз, для следствия по делам бывших коллег создавались специальные группы, куда входили чекисты из разных отделов. Так было и летом 1937 г., когда «участников антисоветского заговора Балицкого» допрашивала особая следственная группа под руководством особоуполномоченного НКВД УССР В.М. Блюмана.

По идее вновь созданную группу должен был бы возглавить нынешний особоуполномоченный НКВД УССР М.Д. Яхонтов, но Успенский видел его начальником 2-го (оперативного) отдела УГБ НКВД УССР, что вскоре и осуществил своим приказом. Впрочем, нарком привлекал Яхонтова к допросам важных чекистов — например, арестованного 21 февраля 1938 г. помощника начальника 3-го отдела УГБ НКВД УССР капитана ГБ Абрама Владимировича Сапира (1900–1957). Последний позднее заявил, что с первого же дня следствия был «подвергнут тяжелым физическим испытаниям» Яхонтовым и его ассистентом — начальником отделения 5-го отдела У ГБ НКВД УССР Николаем Петровичем Дальским-Белоусом (1903–1939) .

После ухода Яхонтова с должности особоуполномоченного НКВД УССР этим подразделением руководил начальник отделения аппарата особоуполномоченного старший лейтенант ГБ Михаил Ермолаевич Федоров (1900–1940), работавший у Успенского в Оренбурге инспектором при начальнике УНКВД и заместителем начальника 4-го отдела УГБ и заработавший знак почетного работника ВЧК-ГПУ(ХУ). 30 октября 1937 г. он прибыл в Киев для усиления работы НКВД УССР. Здесь ему долго не могли найти места, пока не назначили начальником отделения 4-го отдела УГБ УНКВД по Киевской области. Этим назначением Михаил Ермолаевич был очень недоволен и жаловался Леплевскому, но получил ответ: «Мы вас не знаем». Зато Федорова знал Успенский, и, через несколько дней после прибытия в Киев, отправил на подмогу Яхонтову в аппарат особоуполномоченного искать компромат на украинских чекистов.

Между тем и Яхонтов, и Федоров недостаточно знали «украинскую кухню», в частности, взаимоотношения между отдельными сотрудниками НКВД УССР и их связи. Для координации работы следствия нужен был кадровый украинский сотрудник, не понаслышке знающий обстановку в центре и на местах и доказавший свою преданность новому наркому. Такого человека Успенский нашел в лице Перцова. Сейчас трудно сказать, принял ли это решение украинский наркомвнудел самостоятельно, или советовался с Хатаневером и Яхонтовым, но в любом случае последнее слово было за ним. В пользу назначения Давида Ароновича говорила и его общественная работа: в 1937–1938 гг. он был заместителем секретаря парткома НКВД УССР и находился в курсе громадного количества «сигналов», которые бдительные коммунисты-чекисты направляли на своих коллег. Правда, в своем выступлении 11 марта 1938 г. на общем закрытом партийном собрании парторганизации У ГБ НКВД УССР Перцов переложил всю ответственность за недостаточную борьбу с врагами народа на секретаря парткома Блюмана и Леплевского: «Думаю, что Блюман много знал. Остальные члены парткома не знали […]. Как особоуполномоченный Блюман не мог не знать ряда фактов, но от парткомитета и от всей партогранизации они были скрыты.

Как выглядим сейчас мы, члены парткомитета? Если с большевистской прямотой говорить, мы оказались шляпами. Произошло это потому, что забыли один незыблемый закон — доверять и проверять.

Приехал Леплевский, впервые за все годы была разгромлена банда Балицкого: Рубинштейн, Письменный, Александровский и др. Все они немало натворили, и от них достаточно коллектив натерпелся. Однако врагами партии являются не только бандиты из окружения Балицкого. Этого-то и не понял Леплевский. Удар в основном был закончен на разгроме вражеской своры Балицкого. Коренная ошибка Леплевского состоит в том, что он не развил дальнейшего удара, не довел дело до конца. Борьба с вражескими элементами в наших органах на Украине была, как мы это сейчас видим, свернута. А партийный комитет, не зная материалов и доверяя без оглядки прежнему руководству, не мог мобилизовать парторганизацию на дальнейшую борьбу с врагами в наших рядах. Эта наша большая ошибка, и мы, члены парткомитета (без Блюмана, с ним мы не говорили), ее признаем Г…]. Скажу прямо: я верил Блюману и не думал, что он подведет».

Начальник особой следственной группы

Официально особая следственная группа начала свою работу 21 февраля 1938 г. О ее организации рассказал позднее Сергей Петрович Смирнов: «Через несколько дней после совещания с участием Ежова я был вызван по телефону в кабинет Перцова […]. Когда я тогда пришел, там уже было несколько человек сотрудников. Перцов нам заявил, что по распоряжению Успенского создана специальная следственная группа по ведению следствия по делам сотрудников НКВД. Тут же он выделил старших в лице Рыжова, Михайлова, меня — Смирнова, Болдина, Соколова и др., фамилий не помню. Болдин работал со мной в группе, но к нему прикреплялись персональные арестованные. В мою группу входили Дмитриев и Лабузов. К каждому из старших было прикреплено 2–3 следователя. Тут же Перцов предложил утром на еле· дующий день приходить на работу не в Наркомат, а в специально отведенное помещение для этой группы в новом доме наркомата, ныне занимаемом Совнаркомом УССР».

Итак, среди прочих, членами следственной группы стали: младший лейтенант ГБ Борис Павлович Болдин (1906–1942), с февраля 1938 г. — начальник 1-го отделения 4-го отдела У ГБ НКВД УССР, назначен с должности начальника отделения 4-го отдела УГБ УНКВД по Воронежской области; лейтенант ГБ Николай Иванович Михайлов (1904–1942), с января 1938 г. — начальник отделения 11-го (водного) отдела УГБ НКВД УССР, прибыл из УНКВД по Ивановской области; младший лейтенант ГБ Анатолий Михайлович Рыжов (1903-?), с 1937 г. — оперуполномоченный НКВД УССР, прибыл из УНКВД АзовоЧерноморского края; лейтенант ГБ Николай Герасимович Соколов (1905–1942), с августа 1937 г. — помощник начальника отделения 4-го отдела УГБ НКВД УССР, назначен с должности оперуполномоченного 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР; младший лейтенант ГБ Сергей Петрович Смирнов (1898-?), с января 1938 г. — начальник отделения 3-го отдела УГБ НКВД УССР, переведен из УНКВД Воронежской области; сержант ГБ Георгий Николаевич Дмитриев (1904-?), с февраля 1938 г. — оперуполномоченный аппарата особоуполномоченного НКВД УССР, работал в УНКВД по Кировской области; младший лейтенант ГБ Михаил Васильевич Лабузов (1907–1944), служивший до 1937 г. в УНКВД по Сталинградской области. Еще одним членом следственной группы был также младший лейтенант госбезопасности Ефим Кириллович Горобец — бывший сотрудник УНКВД по Горьковской области.

Как видим, все следователи были переброшены в Киев из России в течение последнего полугода и не успели «обрасти» друзьями и связями в НКВД УССР.

Такой подход к формированию группы подтверждают и показания Ивана Ивановича Крюкова (1903-?), назначенного в декабре 1937 г. начальником отделения 4-го отдела УГБ УНКВД по Харьковской области с должности начальника Хоперского райотдела НКВД Сталинградской области. В феврале 1938 г. лейтенант ГБ И.И. Крюков был вызван телеграммой в НКВД УССР. Заместитель начальника Отдела кадров НКВД УССР старший лейтенант ГБ Григорий Самуилович Григорьев (1898–1938) направил его в распоряжение начальника особой следственной группы Перцова. Крюков позднее показал: «Григорьев мне сказал, что при наркомате создана группа, которая ведет следствие по делам арестованных бывших сотрудников НКВД. Направляюсь я в эту группу потому, что на Украине работаю недавно и никого из бывших сотрудников НКВД не знаю, а поэтому никаких личных счетов ни с кем из арестованных у меня не может быть, но при отборе исходили и из личных качеств».

Перцов заявил И.И. Крюкову, что нужно вскрыть контрреволюционное подполье в системе НКВД УССР и отправил в распоряжение Н.Г. Соколова. Это был опытный следователь, четыре года проработавший в СПО ГУГБ НКВД СССР и заработавший там знак почетного работника ВЧК-ГПУ (XV). Н.Г. Соколов проинструктировал Крюкова о том, что арестованные бывшие сотрудники НКВД «являются наиболее прожженными врагами народа», знавшими все методы чекистской работы, и поэтому «в применении к ним физических мер воздействия не стесняться». И Перцов, и Соколов уверяли Крюкова в том, что установка на вскрытие вражеского формирования внутри органов НКВД и применение мер физического воздействия «без стеснений» была дана лично Ежовым. Правдивость этих слов подтвердил и М.В. Лабузов — давний сослуживец по УНКВД Сталинградской области.

По свидетельству начальника внутренней тюрьмы УГБ НКВД УССР лейтенанта ГБ Ивана Григорьевича Нагорного (19021941), к моменту создания оперативно-следственной группы арестованных сотрудников НКВД, содержащихся в тюрьме, было сравнительно немного, примерно человек 30–35. После создания группы для нее было отведено специальное помещение в новом здании НКВД по Садовой улице (ныне здание Кабинета министров Украины. — Авт.), и закончено оборудование внутренней тюрьмы, куда были помещены ранее арестованные сотрудники НКВД. Причем вход в это помещение, где работала оперативноследственная группа, разрешался лишь членам этой группы. Другие сотрудники в кабинеты группы не допускались. Все вновь арестованные сотрудники НКВД, причем не только из Киева, но и из областей, поступили в новую внутреннюю тюрьму УГБ НКВД УССР.

Говоря о работе Перцова во главе следственной группы, следует выяснить его полномочия. По нашему мнению, они сводились в основном к производству арестов сотрудников по указанию свыше и следственной работе, о чем свидетельствует следующий документ.

«Сов. секретно. Лично.

Начальнику 2 отдела УГБ НКВД УССР

капитану госбезопасности

тов. Яхонтову.

По распоряжению Наркома Внутренних Дел — Комиссара ГБ 3-го Ранга тов. Успенского прошу немедленно арестовать, произведя самый тщательный обыск, как у него самого, так и его родственников — Стадницкого Исаака Григорьевича, 1898 года рождения — Зам. Начальника Отдела Трудовых Колоний НКВД УССР.

Арестованного Стадницкого и материалы обыска направьте в мое распоряжение.

Начальник оперследгруппы НКВД УССР

Старший лейтенант госбезопасности (Перцов)

“9” марта 1938 г.

№ 3536001».

Сбором же компрометирующих материалов на сотрудников занимались инспекторы отдела кадров НКВД УССР, обслуживающие соответствующее чекистское подразделение. Затем руководство отдела докладывало компромат наркому, который решал судьбу «подозрительного сотрудника». На некоторых материалах Успенский писал «арестовать и размотать».

По свидетельству С.П. Смирнова, Д.А. Перцов и М.Е. Федоров давали следователям указания, в каком именно направлении следовало допрашивать арестованных чекистов, исходя из компрометирующих материалов. Если, например, из справки или других материалов было видно, что арестованный имел родственников, проживавших за границей, предлагалось его допрашивать в разрезе шпионажа. Если же из собранных материалов прослеживалась связь арестованного с троцкистами — предлагалось его допрашивать в разрезе его троцкистской деятельности и т. д. С самого начала и до конца работы группы Перцов и Федоров систематически ходили по кабинетам следователей и принимали участие в допросах. Примерно на второй день работы группы при допросах стали применять физические меры воздействия. Санкции на применение физических методов воздействия давались только Перцовым, всегда со ссылками на распоряжения наркома внутренних дел УССР или его заместителя — старшего майора ГБ Александра Павловича Радзивиловского (1904–1940) .

Про личное участие Давида Ароновича в допросах арестованных чекистов и их избиение позднее свидетельствовали его жертвы, которым посчастливилось выжить. Так, в своем заявлении от 25 февраля 1940 г. капитан милиции Андриан Александрович Петерс-Здебский (1899-?), занимавший перед арестом 27 февраля 1938 г. должность начальника УНКВД по Полтавской области, писал, что заходивший неоднократно в комнату его следователя Г.Н. Дмитриева Перцов требовал показаний: «Все равно Вас расстреляют, под стенкой Вас будут рвать на куски, а показания дадите». Перцов отказал Петерсу дать лист бумаги «для заявления в адрес ЦК ВКП(б) и дал мне срок 7 марта для показаний».

Бывший оперуполномоченный 4-го отдела УГБ УНКВД по Харьковской области младший лейтенант ГБ Зиновий Владимирович Бабушкин (1907-?) вспоминал, что когда его 1 марта 1938 г. привезли в Киев и бросили в камеру № 4, то там уже находились арестованные сотрудники НКВД УССР пограничник Василий Дергачев, оперуполномоченный 3-го отдела УГБ НКВД УССР младший лейтенант ГБ Гельмут Густавович Миллер (1895-?); начальник квартирного отдела Административно-хозяйственного отдела НКВД УССР Михаил Вениаминович Френкель (1888–1938). Миллер находился в тяжелейшем состоянии: на его теле и ягодицах были рваные гнойные раны. Френкель приходил с допросов «черным от побоев с головы до пят». На первом же допросе следователь Рыжов предупредил Бабушкина, что если тот не сознается в принадлежности к сионистскому подполью, его будут бить. Зиновий Владимирович поначалу все отрицал, и тогда Лабузов избил его ногами и отбил почку. «После избиения следователями я лежал на полу. В это время в кабинет зашел Перцов, к которому я обратился с просьбой выслушать меня. Он вместо этого приказал поднять меня с пола. Поскольку я не мог ни стоять, ни сидеть, эти так называемые следователи пристроили меня стоять возле стула, а Перцов взял палицу и со словами “сейчас я тебя выслушаю” начал меня бить […]. Через несколько дней, не выдержав избиений, я был вынужден дать на себя показания». Бабушкин вспоминал: «…под руководством Перцова надо мною издевались и жестоко били».

Обстановка в здании на Садовой улице внушала ужас не только жертвам (тот же Петерс-Здебский свидетельствовал, что «все допросы меня проводились на Садовой улице, причем когда я в первый раз проходил по коридорам, я был свидетелем неслыханных душераздирающих криков мужчин и женщин, которые неслись со всех комнат, со всех сторон […] отчетливо удары палок. Эта ужасная обстановка какого-то кошмара продолжалась весь период нахождения меня под следствием на Садовой улице. Нач. следчасти был Перцов — это он ставленник и особо доверенный человек Успенского организовал эту бойню»), но и их видавшим виды охранникам. Вот что сообщил позднее И.Г. Нагорный: «Я, как начальник тюрьмы, обходя камеры, видел арестованных, доставленных с допроса из этой оперативно-следственной группы, в тяжелом состоянии от избиений. Больше того, проходя по коридору, где допрашивались арестованные, я неоднократно слышал крики арестованных в кабинетах следователей. Однако сказать, кто и кого избивал, не могу, т. к. в кабинеты я не заходил. О том, что арестованных сильно избивали в этой следственной группе, могут свидетельствовать факты, когда арестованные, возвратясь с допроса, буквально через несколько часов умирали, не говоря уже о том, что некоторые арестованные не могли сами идти с допроса».

28 февраля 1938 г. по справке, составленной М.Е. Федоровым, согласованной с Д.А. Перцовым и утвержденной М.Д. Яхонтовым, без санкции прокурора по обвинению в шпионаже в пользу Польши был арестован управляющий домами административнохозяйственного управления НКВД УССР М.В. Френкель. Вести его дело было поручено Б.П. Болдину, но все протоколы допросов Френкеля подписаны следователем М.В. Лабузовым. По словам Лабузова и Смирнова, Френкеля жестоко избивали железной палкой Перцов и Болдин, требуя от него признаний об участии в заговоре в НКВД УССР . Известно также, что в избиениях Френкеля активное участие принимал помощник оперуполномоченного 4-го отдела УГБ НКВД УССР Иван Степанович Друшляк (1913-?).

Сокамерник Френкеля Бабушкин позднее показал, что бывший начальник квартирного отдела рассказывал о требовании от него данных про участие в бундовской организации, ибо в одной нз анкет оказалось неграмотно написано, что Френкель в дни революции принимал участие не в бунте, как это происходило на самом деле, а в «бунде». Так же от него требовал Перцов признание про участие в польском шпионаже и про связи с Балицким. Френкеля первый раз привели с допроса избитым до такой степени, что тот бессильно упал на кровать. Придя в себя, несчастный рассказал, что на допросах его избивал Перцов, который палкой перебил ему кисти рук, когда он руками защищал от ударов ноги выше колен. Второй раз Френкель был внесен в камеру 8 марта 1938 г. в 17 часов 45 минут в таком состоянии, что он тяжело дышал, еле разговаривал и после непродолжительного времени начал терять сознание, издавая крики, мучаясь в предсмертной агонии и со слабыми признаками жизни был впоследствии вынесен из камеры и больше в камеру не возвращался.

8 марта 1938 г. дежурный по внутренней тюрьме на Садовой, 4, Попов сообщил по телефону Нагорному о тяжелом состоянии Френкеля. Начальник тюрьмы сказал, что немедленно приедет и вызовет врача, на что дежурный ответил, что уже по этому вопросу звонил по телефону Перцову, но последний категорически запретил оказывать Френкелю какую бы то ни было медицинскую помощь. Когда Нагорный прибыл в тюрьму, то арестованный был мертв, причем, по словам очевидцев, смерть случилась в 19 часов 15 минут, т. е. через полтора-два часа после возвращения его с допроса. Начальник тюрьмы тут же доложил по телефону о случившемся Перцову и Радзивиловскому. В тот же вечер по приказу последнего был составлен акт о смерти без вызова врача, и труп Френкеля был предан земле.

Не вынес побоев подручных Перцова и бывший начальник Лохвицкого райотдела НКВД Полтавской области лейтенант ГБ Иван Герасимович Таруц (1898–1938), согласно официальной версии тюремного врача, умерший в 5 часов утра 15 марта 1938 г. «от паралича сердечной деятельности». В его уголовном деле нет ни одного протокола допроса обвиняемого или свидетелей. Но не следует думать, что допросов Таруца не было, просто нужных следователям сведений он не давал. С последнего допроса его принесли на носилках, с выбитыми всеми передними зубами. Не выдержал пыток и умер в тюрьме начальник административно-хозяйственного отдела УРКМ НКВД УССР старший лейтенант милиции Владимир Иванович Антонович; в тюремной больнице скончались сотрудник НКВД УССР Шлапаков и начальник переселенческого отдела НКВД УССР Михаил Ефимович Шор (1900–1938).

Следует отметить, что работа в особой следственной группе стала карьерным трамплином для многих ее участников, выдвинутых на руководящие должности: М.Е. Федоров был назначен начальником 3-го отдела УГБ УНКВД по Житомирской области; Н.И. Михайлов — начальником 4-го отдела УГБ УНКВД по Днепропетровской области; Н.Г. Соколов — начальником 4-го отдела УГБ УНКВД по Ворошиловградской области; Б.П. Болдин — начальником Запорожского горотдела НКВД; А.М. Рыжов — начальником 3-го спецотдела НКВД УССР .

Заместитель начальника УНКВД по Харьковской области

4 апреля 1938 г. А.И. Успенский подписал приказ о назначении «врид заместителя начальника 4-го отдела УГБ НКВД УССР старшего лейтенанта ГБ Д.А. Перцова временно исполняющим должность заместителя начальника управления НКВД по Харьковской области».

Перевод Перцова в Харьков, по нашему мнению, можно объяснить двумя причинами. Первая причина — грандиозные перестановки в руководстве НКВД УССР, затеянные Успенским, поменявшим в течение недели всех руководителей на местах. Назначенный 3 марта 1938 г. начальником УНКВД по Харьковской области капитан ГБ Григорий Галактионович Телешев (1902–1978), прибывший с должности начальника УНКВД по Тамбовской области, на Украине никогда не работал и местной специфики не знал.

Второй причиной перевода может быть то, что Перцов, будуЧИ одним из руководителей СПО при Леплевском, не обеспечил нужную линию в разворачивании следственных дел. Арестованный В.М. Блюман на допросе 31 мая 1938 г. заявил, что под руководством М.М. Герзона «право-троцкистское подполье не вскрывать, громилось рывками. В следствии, по его указаниям, брался упор на голое сознание, не добиваясь выявления у арестованных связей вверх и широкой низовки […]. Мне рассказывал Герзон, что […] Леплевский прямо приказывал “добивайтесь голого сознания, готовьте дело и заканчивайте немедленно. А то, кто его знает, о чем арестованный еще захочет давать показания. Там мы сможем и о себе кое-что узнать”».

Как бы там ни было, но уже 5 апреля 1938 г. Перцов упоминается в документах УНКВД по Харьковской области как заместитель начальника управления.

Знакомя Перцова с оперативной работой управления, Телешев указал, что его аппарат в значительной мере засорен троцкистами, сионистами и другими подозрительными элементами, что он уже арестовал ряд сотрудников, подозреваемых в троцкистской деятельности, и что в Харькове необходимо вскрывать троцкистскую группу среди сотрудников. Для этого им была создана специальная следственная группа, возглавляемая работником, которому он доверяет и лично знает по работе до Харькова. Комментируя это решение начальника УНКВД, Перцов абсолютно правильно заметил, что следственные дела сотрудников велись только аппаратом особоуполномоченного НКВД, возглавляемым сержантом ГБ Григорием Абрамовичем Мордуховичем (1903-?), «но Телешев не счел возможным доверить ему это следствие и создал следственную группу […] Телешев заявил, что в эту группу им специально подобраны заслуживающие доверия работники. Я верил Телешеву в том, что им подобраны действительно опытные, заслуживающие доверия работники, которые были на особом положении как у него, так и у Кобызева».

В 1937 г. по УНКВД Харьковской области уже прокатилась первая волна репрессий, жертвами которой в апреле — августе стали: начальник 2-го отдела УГБ старший лейтенант ГБ Семен Абрамович Ольшанский (1900–1937); заместитель начальника 5-го отдела УГБ старший лейтенант ГБ Александр Яковлевич Санин (1903-?); инспектор при начальнике УНКВД старший лейтенант ГБ Илларион Григорьевич Южный-Ветлицын (1897-?); начальник санитарного отдела Георг Кондратьевич Герекке (1894–1937); начальник Отдела шоссейных дорог Абрам Иосифович Кардаш (1897-?). 4 июля 1937 г., узнав о своем исключении из кандидатов в члены ЦК КП(б)У, застрелился начальник УНКВД комиссар ГБ 3-го ранга Соломон Самуилович Мазо (1900–1937). Следует отметить, что майор ГБ Лев Иосифович Рейхман (1901–1940), возглавлявший в августе 1937 г. — марте 1938 г. УНКВД по Харьковской области, арестов среди руководящих сотрудников практически не проводил. В указанный период за решетку попал только начальник 5-го отделения 3-го отдела УГБ младший лейтенант ГБ Ефим Викторович Олевич-Олиевич (1903-?) и уже упомянутый З.В. Бабушкин.

Арест последнего состоялся уже при Успенском. В первом квартале 1938 г. были арестованы несколько бывших руководящих харьковских чекистов: начальник Томск-Асиновского лагеря НКВД комиссар ГБ 2-го ранга Карл Мартынович Карлсон‘(1888–1938) — начальник УНКВД по Харьковской области в июне 1934 г. — октябре 1936 г.; майор ГБ Ян Кришьянович Крауклис(1895–1938) — начальник Харьковского облотдела ГПУ в январе — июне 1934 г.; заместитель начальника УРКМ НКВД УССР майор ГБ Яков Зельманович Каминский (1891-?) — заместитель начальника УНКВД по Харьковской области в августе 1934 г. — марте 1937 г. Поэтому новому руководству УНКВД по Харьковской области еще предстояло выяснить «преступные связи» своих бывших коллег.

Следственную группу по делам бывших сотрудников возглавил упоминавшийся выше лейтенант ГБ Иван Иванович Крюков. Он родился в семье крестьянина-середняка Саратовской губернии. Член ВКП(б) с декабря 1930 г. В 1926 г. окончил Ленинградский университет советского права. В 1932–1937 гг. работал в полномочном представительстве ОГПУ и УНКВД по Сталинградскому краю. До июня 1937 г. был начальником 6-го отделения 4-го отдела УНКВД по Сталинградской области. С июня 1937 г. — начальник Хоперского райотдела УНКВД по Сталинградской области. С 14 декабря 1937 г. начальник отделения 4-го отдела УГБ УНКВД по Харьковской области. В феврале — марте 1938 г. был прикомандирован к особой следственной группе НКВД УССР по делам арестованных сотрудников, а затем вернулся в Харьков, где Телешев поручил ему вести следствие по делам арестованных чекистов.

Получив приказ, Крюков направился в кабинет к особоуполномоченному УНКВД Мордуховичу и предложил все имеющиеся в производстве следственные дела сдать ему. Мордухович, «…возмутившись этим, пошел к Телешеву и потребовал объяснить мне, что это за недоверие. Телешев объяснил мне, что создается особая следственная группа во главе с Крюковым Иваном, которая будет вести дела по арестованным сотрудникам […] и что я непосредственно подчиняюсь Крюкову».

Когда накопилось до 10 дел арестованных, Крюков поставил перед начальником УНКВД вопрос: «…работа тяжелая, и […] я сам физически не в состоянии с ней справиться», после чего Телешев дал ему в подчинение бывшего начальника Миропольского райотдела НКВД младшего лейтенанта ГБ Середу, работавшего несколько месяцев в Харькове на следствии в УНКВД, и мобилизованного всего несколько дней назад на работу в органы госбезопасности Копаева.

Яков Петрович Середа родился в 1903 г. в местечке Борки Борковской волости Зиньковского уезда Полтавской губернии в семье украинского крестьянина. С детства батрачил у кулаков и немецких колонистов, а в 1915 г., по окончании начальной сельской школы в Борках перебрался на Северный Кавказ, где три года работал ремонтником на Владикавказской железной дороге в Ростове-на-Дону и Екатеринодаре. Осенью 1918 г. вернулся на родину, работал секретарем Борковского волостного комитета незаможных крестьян, с приходом войск А.И. Деникина партизанил в Гадячском и Зиньковском уездах Полтавской губернии, после занятия Полтавщины большевиками работал секретарем земельного отдела в Борковском волисполкоме. В июле 1921 г. — феврале 1922 г. Середа был стрелком специальной группы по борьбе с бандитизмом в Гадячском и Зиньковском уездах. В феврале 1922 г. — июне 1930 г. был уполномоченным по распределению национализированных земель Борковского волисполкома, курсантом Пирятинской совпартшколы, секретарем комсомольской ячейки в селе Ковалевка Ковалевского района Полтавского округа, председателем Борковского сельсовета, красноармейцем 3-й Бессарабской кавалерийской дивизии в Бердичеве; политинспектором Зеньковского районного исполкома, председателем Зеньковского районного комитета незаможных крестьян, инструктором орготдела Полтавского окружного потребсоюза. Члена ВКП(б) с мая 1926 г., Я.П. Середу в июне 1930 г. мобилизовали на работу в органы госбезопасности. Был на оперативной работе в Карловском, Сахновщанском и Хорольском районах, а в апреле 1933 г. назначен начальником Миропольского районного отдела ГПУ-НКВД, который и возглавлял до 1938 г.

Приведенная биография, на наш взгляд, во многом объясняет выбор Телешева — Середа не только имел безупречную репутацию, но и всю свою чекистскую карьеру проработал на периферии — и связями в УНКВД не оброс. Начальник УНКВД вызвал Середу к себе и сказал, что в органах НКВД вскрыта крупная контрреволюционная организация, в связи с чем созданы особые оперативно-следственные группы, и приказал идти работать в группу под начало Ивана Крюкова. При этом Телешев предупредил, что «враг, пробравшийся в органы — враг в квадрате, поэтому надо работать активно и держать все в тайне».

Кристально чистую биографию имел и Алексей Павлович Копаев, 1907 г. рождения, уроженец села Верблюжка Верблюжской волости Александрийского уезда Херсонской губернии, украинец, из крестьян-бедняков, член ВКП(б) с 1932 г. С 12 лет работал по найму, с 22 лет начал свою трудовую деятельность. До 1938 г. — парторг цеха А-7 харьковского завода имени Сталина. В НКВД начал работать с 31 марта 1938 г. по партийной мобилизации. Позднее он заявил, что сразу был ошарашен оскорблениями и избиением арестованных на допросах. Копаев высказал свое недовольство увиденным одному из коллег, а тот моментально доложил начальнику УНКВД. Телешев вызвал новобранца к себе и заявил: «“Вас прислали работать, а не хныкать, и если вы будете либеральничать с врагами, то вам не место не только в НКВД, но и в партии”. После такой нахлобучки мне пришлось смириться с окружающей обстановкой», — вспоминал А.П. Копаев.

Для кабинетов работников особой следственной группы было отведено три комнаты в конце коридора четвертого этажа здания УНКВД, по предложению Крюкова отделенные от других комнат специальной перегородкой, вход за которую остальным сотрудникам был категорически запрещен. В работе группы «сразу же была установлена особая конспирация, и меня, — рассказывал Мордухович, — даже не пускали за эту перегородку, и если я один-два раза зашел туда, то лежавшие на столе дела моментально переворачивались, и я […] не был в курсе работы следгруппы».

Дела арестованных чекистов были на особом контроле у Телешева, и он иногда подключал к их допросам особо доверенных лиц. 31 марта был арестован бывший начальник Чугуевского райотдела НКВД старший лейтенант ГБ Евдоким Данилович Глебов (1895-?), прикомандированный в июне 1937 г. для ведения следствия к 5-му отделу УГБ УНКВД по Харьковской области. Его первые допросы провел инспектор при начальнике УНКВД младший лейтенант ГБ Сергей Филиппович Москалев, приехавший вместе с Телешевым из Тамбова и заявивший: «Телешев имеет приказ Ежова таких, как ты, врагов народа, если не разоружаются, то в УНКВД создана спецтройка, которую возглавил Телешев, и эта тройка уже действует и ты будешь расстрелян. Это все зависит от нас!».

9 апреля 1938 г. Г.Г. Телешев своим приказом уволил Е.Д. Глебова, З.В. Бабушкина; начальника 00 ГУГБ НКВД смешанной авиабригады лейтенанта ГБ Иосифа Абрамовича Крульфельда (1893-?); врид начальника отделения 00 ГУГБ НКВД танковой бригады БТ-7 старшего лейтенанта ГБ Ивана Никифоровича Пташинского (1893-?); врид начальника отделения 5-го отдела УГБ УНКВД лейтенанта ГБ Александра Александровича Пандорина (1898-?); начальника отделения 5-го отдела УГБ УНКВД старшего лейтенанта ГБ Зиновия Исаевича Щеголевского (1901-?); полкового оперуполномоченного 5-го отдела УГБ УНКВД сержанта ГБ Бориса Эльевича Сандлера (1906-?); оперуполномоченного 4-го отдела УГБ УНКВД лейтенанта ГБ Стефана Михайловича Бурлакова (1905-?) «как находящихся под следствием».

Через несколько дней после приезда в Харьков Перцов провел ряд оперативных совещаний по отделам, на которых, в частности, он резко говорил об оперуполномоченном 5-го отдела УГБ сержанте ГБ Петре Александровиче Болыпунове (1907-?), вставившем в протокол допроса неудачную фразу. Парторг парторганизации УГБ лейтенант ГБ Григорий Моисеевич Дрешер (1905-?) решил поговорить с заместителем начальника УНКВД о Большунове, который, по словам сослуживцев, «довольно широко применял методы физического воздействия к арестованным». Дрешер сказал, что Болыпунов не заслуживает такого шельмования. Перцов резко оборвал Дрешера: «Вы что пришли мне нравоучения читать, если это все, то идите». Тот заметил, что такого отношения к себе, преисполненному лучших намерений, он не ожидал, на что Перцов заявил: «А я вот постараюсь присмотреться к вам, не придется ли мне кой чему поучить вас».

Случай проучить парторга выдался Перцову через несколько дней на оперативном совещании в 3-м отделе, на котором он заявил, что в Харькове, после отъезда в Германию официального представительства, наверняка остался нелегальный немецкий консул. Он также информировал присутствующих, что по ряду областей вскрыты фашистские штурмовые отряды, насажденные немецкой разведкой, и что аналогичные штурмовые отряды, безусловно, существуют в г. Харькове и в районах, в которых сконцентрировано большое количество немцев, но местные чекисты их еще не вскрыли. На что начальник 1-го (немецкого) отделения Дрешер заявил, что информационной базы для вскрытия подобных формирований на Харьковщине нет, поскольку никто из арестованных по немецкой линии о штурмовых отрядах ничего не говорил. Возмущенный начальник отдела старший лейтенант ГБ Петр Иосифович Барбаров (1905-?) начал перебивать подчиненного, но Перцов все время молчал, что-то записывал и просил не мешать докладчику. Дрешер напомнил, что массовые операция продолжаются уже девять месяцев, и за это время все оперативно-учетные данные исчерпаны, а по немецкой операции арестовано около 1560 человек.

В своих выступлениях Перцов и Барбаров отметили, что дело не в том, что немцы разгромлены, а в том, что они опираются на контрреволюционные элементы из числа других национальностей, в частности на украинцев, из среды которых можно создать штурмовые отряды; указывали на наличие в Харьковской области немецких колоний. Но Дрешер отстаивал свою точку зрения: «Пока нет достаточных перспектив, особенно по области, для вскрытия штурмовых отрядов и подпольных». Началась дискуссия, во время которой Перцов буквально вытягивал ответы у начальника немецкого отделения. В конце совещания замначальника УНКВД и начальник контрразведки поставил подчиненным задачу вскрывать подпольные комендатуры, штурмовые отряды и негласные консульства в области.

Неуступчивость подчиненного разозлила Перцова, который вызвал оперуполномоченного Вульфа Ноевича Скраливецкого (1898-?) и попросил дать компромат на Дрешера, но тот отказался, после чего замначальника УНКВД перестал с ним здороваться и вскоре добился его увольнения из УГБ. Справедливости ради отметим, что Скраливецкий еще в 1935 г., будучи начальником 2-го отделения экономического отдела УГБ УНКВД по Харьковской области, подлежал увольнению из органов госбезопасности или, как тогда говорили, «из оперативных отделов» как беспартийный. Но тогдашнее руководство УНКВД оставило Вульфа Ноевича «как особо ценный» кадр на прежней работе, хотя он формально числился в неоперативных отделах и спецзвания не имел. Он отличался особой жестокостью и садизмом во время допросов, выбивая у арестованных признательные показания и подводя десятки невинных людей под расстрел.

Более сговорчивым оказался Барбаров, с которым Перцов вместе служил в ИНО ГПУ УССР. В Харькове они подружились и даже ходили друг к другу в гости. К дискредитации Дрешера подключился и помощник начальника 3-го отдела УГБ УНКВД младший лейтенант ГБ Виктор Яковлевич Рыбалкин (1910-?) — Доверенный человек Телешева, работавший с ним в Сталинграде и Тамбове. Барбаров и Рыбалкин 16 апреля подали рапорт начальнику УНКВД о «политическом недоверии Дрешеру», тот обратился к Успенскому за санкцией на арест, и 21 апреля начальник немецкого отделения 3-го отдела был арестован.

По словам Перцова, в конце апреля к нему зашел Телешев и сказал, что он собирался лично допросить и «всыпать Щеголевскому» за отказ от дачи правдивых показаний, но у не было на это времени. Перцов сообщил впоследствии: «Он просит меня, чтобы я вызвал Щеголевского и допросил его с применением мер физического воздействия, т. к. Щеголевский скрывает наличие в УНКВД троцкистско-сионистской организации. Помню, Телешев сказал так: “Иван Иванович (Крюков — авт.) с ним говорил, и что от Щеголевского по-хорошему нельзя ничего добиться”. Крюков… относился ко мне с некоторым пренебрежением, и я о ходе следствия по делу Щеголевского ничего не знаю, т. к. он мне не докладывал. В соответствии с установкой Телешева я вызвал Щеголевского, который пришел с Крюковым, и предложил ему дать показания. К Щеголевскому мною и Крюковым были применены меры физического воздействия. Допрос длился минут 30, после чего Крюков ушел с ним. Я доложил Телешеву о безрезультатности этого допроса».

О подробностях этого допроса рассказал позднее Зиновий Исаевич Щеголевский: «В 1 час ночи 14 апреля на 5-м этаже меня привели в кабинет Перцова (комната отдыха). Минут через 10 вошел Перцов. Перцов, обращаясь ко мне, сказал, что я являюсь чуть ли не руководителем украинского сионистского центра, а в Харькове — областного сионистского центра, и что в этом меня изобличают целый ряд показаний, по этому вопросу я должен дать показания. Я ответил Перцову, что я не виновен, что он меня знает по совместной работе с 1932 г. как порядочного человека. Перцов тут же ударом опрокинул меня со стула на пол и стал меня избивать ногами, а Крюков взял с подоконника принесенную им дубинку и ею меня избивал […] Перцов меня бил ногами сапог по всему телу, и когда меня стошнило от побоев, то Перцов схватил меня за голову и начал тыкать лицом во рвоту».

,После этого допроса Перцов еще несколько раз допрашивал Щеголевского, о чем последний вспоминал так: «8 июня вместо начальника УНКВД пришел Перцов. Я заявил, что не подпишу протокол. Перцов плюнул мне в лицо, заявив, что меня доведут до такого состояния, что я подпишу все то, что мне дадут, и ушел». До «нужного состояния» Щеголевского доводили Иван Крюков с Копаевым. На закрытом партсобрании в конце января 1939 г. Копаев божился: «Честно заявляю, что за все время я бил только Щеголевского, и то по указанию Крюкова Ивана, который сказал: “Дай ему, с ним не чванься”».

30 апреля 1938 г. Телешев уехал в Киев и был назначен 1-м секретарем Одесского обкома КП(б)У, вскоре перешли на партийную работу в Одессу и его особо доверенные люди — Рыбалкин и Москалев. Перцов же фактически возглавил УНКВД, оставаясь в должности заместителя начальника управления.

В этот период продолжался разгром так называемой ПОВ — Польской военной организации. По свидетельству начальника 2- го (польского) отделения 3-го отдела У ГБ УНКВД по Харьковской области лейтенанта ГБ Рафаила Наумовича Айзенберга (1904-?), Перцов требовал арестовывать по этой операции только этнических поляков, и санкционировал арест представителей других национальностей лишь тогда, когда те «очень крепко» проходили по показаниям как участники польских шпионских или контрреволюционных групп. По материалам так называемых объективных (анкетных) данных аресты категорически запрещались.

О том, как проходила польская операция в Харькове, позднее рассказал Дрешер. В апреле 1938 г. Айзенберг с группой работников днем разъезжал по городу, арестовывал людей на улицах, в учреждениях и домах без всяких оснований, в тот же день подвергал их избиениям, получал «признание» и буквально на следующий день их осуждали: «Это видел я сам и об этом мне рассказывал Айзенберг».

Возможно, поэтому Перцов и пытался навести относительный порядок в проведении польской операции, но недолго. В середине мая 1938 г., узнав из телефонных разговоров об аресте в Киеве 700 человек по польской операции, он приказал Барбарову «немедленно начать широкую операцию по полякам». Начальник 3-го отдела хорошо знал, что достаточных материалов для ареста большого количества людей у него нет, но заявил подчиненным: «Нужно арестовать несколько сотен человек! Будем арестовывать по объективным данным!» Для составления справок на арест в 3-м отделе был выделен малоопытный помощник оперуполномоченного Я.К. Каган, который за несколько дней подал новому начальнику польского отделения младшему лейтенанту ГБ Николаю Павловичу Погребному (1906-?) справки на 200–250 человек. Что касается Айзенберга, то 26 мая 1938 г. он был откомандирован в НКВД СССР, а через три дня арестован, освобожден из-под стражи только 11 января 1940 г.

Следующий этап польской операции начался уже при новом руководстве — 20 мая 1938 г. начальником УНКВД по Харьковской области был назначен бывший начальник отдела кадров НКВД УССР капитан ГБ Григорий Михайлович Кобызев, который до 1937 г. возглавлял отдел партийных кадров Сокольнического райкома ВКП(б) г. Москвы и во всех своих личных документах на вопрос «основная профессия» отвечал «партработник». Начальники украинских УНКВД отмечали его «особую близость к Успенскому», а харьковские чекисты «карьеристскую линию, требующую “показать товар лицом”».

О том, как «показывали товар лицом» в харьковском УНКВД, свидетельствовал бывший помощник начальника 3-го отдела старший лейтенант ГБ Борис Александрович Полищук (1899-?): «Весь май, июнь и часть июля ночами во внутренней тюрьме УНКВД были слышны из здания УНКВД постоянные крики, было слышно, как идет “бой”. Вся обстановка психически настраивала так, что ты ждал и желал тогда одного — скорейшей смерти и делал все, что от тебя хотели, ждал обещанного тебе расстрела»!

На одном из партсобраний помощник начальника отделения 3-го отдела УГБ УНКВД Григорий Дмитриевич Переволочанский (1908-?), мобилизованный в марте 1938 г. ЦК КП(б)У в органы госбезопасности, сообщил, что когда он обратился по одному вопросу к своему непосредственному начальнику Дрешеру, то получил ответ: «Вам нужно говорить палкой по голове, тогда поймете». На что начальник УНКВД Кобызев бросил реплику, что «за это следовало дать в морду Дрешеру», затем переговорил с Крюковым и позвонил Перцову. Последний вспоминал: «Кобызев мне позвонил по телефону и предложил вместе с ним допросить Дрешера. Я с ним пошел в кабинет к Крюкову, где и мы и допросили Дрешера, применяя к нему меры физического воздействия».

Обстоятельства этого допроса в изложении Дрешера: «Примерно с 10 часов вечера до 5 часов утра Иван Крюков, лежа на диване, ругал меня, предлагая наслаждаться нечеловеческими криками, избиваемых сотрудников, доносившихся из 2-х противоположных комнат, где допрашивали Середа и Копаев. Часам к 6 утра, когда сотрудники управления уже разошлись, в кабинет Крюкова пришли Перцов и Кобызев. В кабинете также находился Середа, оставшийся по предложению Крюкова. Кобызев сел на диван. Перцов подошел ко мне и спросил, буду ли я сейчас давать показания о предательской работе в УНКВД, я ему заявил, что ни сейчас, ни впоследствии не дам. Вслед за этим Перцов начал меня истязать. Вначале он бил меня руками по лицу, шее, груди и ногами, вернее сапогами, в живот. Я оперся о стену не давая себя свалить. Перцов крикнул Середе, чтобы он принес дубину. Середа быстро из своего кабинета принес круглосточенную толстую дубину. Перцов продолжал меня избивать дубиной по голове, лицу я туловищу. Желая [помочь] Перцову меня свалить, Середа схватил меня за волосы головы и свалил. Вслед за этим меня, уже лежащего на полу, продолжали топтать сапогами Перцов, Середа, Крюков Иван и Кобызев — когда я подкатывался к дивану. Я начал терять сознание, уходя Перцов и Кобызев распорядились: “Бить его смертным боем, пока не даст показаний, вниз не спускать, кушать и пить не давать”».

Перцов был не доволен показаниями арестованного Сандлера, заявив последнему, что ему «мало дали, нужно дать так, чтобы ребра торчали наружу», и потребовал «увязать» свидетельства прб связь бывшего начальника 3-го отдела У ГБ УНКВД по Харьковской области капитана ГБ Лазаря Соломоновича Аррова (1904–1940) с С.С. Мазо, а также с диверсионно-террористической работой по заданию польской, немецкой и английской разведок. Для получения этих показаний Крюков велел Середе избить Сандлера дубовой палкой, которую члены следственной группы любовно называли «Ванька-встанька» или «дубовый вопросник».

В июне обострились отношения между начальником УНКВД и его заместителем, о чем последний вспоминал так: «С Кобызевым у меня вскоре начались расхождения по ряду вопросов в оперативной работе, в том числе и по делам сотрудников. Я считал необходимым более тщательно проводить операции, Кобызев же считал, что ошибки могут исправляться в процессе следствия. Предварительную проверку материалов он заменил т. о. следствием […]. Мое несогласие с Кобызевым по делам сотрудников выразилось в следующем: считая возможным, так же как и он, существование троцкистской группы или организации среди работников УНКВД […] я в тоже время считал и заявлял ему, что к их показаниям о причастности к троцкистской организации сотрудников, в отношении которых нет компрометирующих материалов, следует подходить критически и не спешить с арестом без достаточной проверки. Кобызев заподозрил в этом с моей стороны попытку взять под защиту таких людей. Он, как всегда, ссылался при этом на практику вскрытия им дел по Москве».

По словам Перцова, Середа предлагал ему арестовать помощника начальника отделения 3-го отдела младшего лейтенанта ГБ Соломона Семеновича Резникова (1902-?), оперуполномоченного того же подразделения УГБ младшего лейтенанта ГБ Анатолия Наумовича Бурксера, оперуполномоченного 5-го отдела сержанта ГБ Михаила Бенционовича Лившица (1912-?). Последний, по воспоминаниям сослуживцев, «слыл в особом отделе, как один из следователей, который применял методы принуждения к большинству своих арестованных». Перцов перепроверил материалы и решил, что оснований для взятия под стражу нет. Середа не угомонился и доложил материалы начальнику УНКВД, который переговорил со своим заместителем и в резкой форме выразил несогласие с его защитой подозреваемых.

Как бы там ни было, но никто из вышеназванной троицы арестован не был. Кстати, по словам Лившица, Середа «был груб и дерзок с сотрудниками», поэтому он дал ему отвод при выборах членов парткома. Перцов выступил в защиту подчиненного и обругал Лившица, но все равно Середа в партийный орган не прошел.

У Перцова вызывала сомнение виновность арестованного 16 апреля 1938 г. начальника отделения 3-го отдела УГБ УНКВД старшего лейтенанта ГБ Ивана Павловича Авдеева (1896-?). Давид Аронович сам говорил с сотрудниками Отдела кадров НКВД УССР об Авдееве, и, не получив подтверждения компромата, лично его допросил и пришел к выводу о необходимости его освобождения. С этим мнением он зашел к Кобызеву, который, не выслушав его до конца, в резкой форме заявил, что нужно вскрывать контрреволюционное подполье среди сотрудников, а не спешить с освобождением. Перцов настоял на своем мнении, тогда начальник УНКВД заявил, что сам займется этим делом, и вскоре Авдеев был освобожден и назначен инспектором при начальнике УНКВД .

По словам Перцова: «В результате такой постановки вопроса Кобызевым и моего несогласия с ним, я им и был снят с работы в Харькове. Правильность моих утверждений против Кобызева была подтверждена впоследствии».

Начальник Черноморского морского отдела НКВД

Отъезд Перцова из Харькова состоялся в июле 1938 г., но доверия Успенского он, судя по всему, не потерял. К тому же его зять — капитан ГБ И.А. Шапиро работал в то время заместителем наркома внутренних дел УССР по неоперативным отделам. Вскоре

Давид Аронович был назначен начальником морского отдела НКВД в Одессу. Следует отметить, что отъезд Перцова из Харькова и его новое назначение не нашло отображения в приказах по личному составу НКВД СССР, НКВД УССР и УНКВД по Харьковской области. Не упоминается оно и в его личном деле.

Надо полагать, что в Одессе Перцов чувствовал себя довольно комфортно, ведь начальником областного УНКВД работал капитан ГБ Павел Петрович Киселев — его бывший начальник в 3-м отделении ИНО УТЬ НКВД УССР, создавший в управлении такую обстановку, что «говорить боялись», а первым секретарем Одесского обкома КП(б)У был Телешев. Вполне возможно, что именно они способствовали переезду Давида Ароновича Перцова в южную Пальмиру.

Работать Перцов начал в присущей ему жесткой манере, о которой его бывший подчиненный Гиршман позднее говорил следующее: в «отделе пахнет гнилью, ставленник Успенского — Перцов, вызывал молодых парней и доводил их до слез»; а начальник отделения и парторг сержант ГБ Стефан Иванович Миненко «ведет нехорошую холуйскую политику, зажимая критику и самокритику». Начальник 11-го (водного) отдела УГБ УНКВД по Одесской области старший лейтенант ГБ Семен Абрамович Каруцкий (1904-?) свидетельствовал о том, что, как правило, арестованные сидели сверх установленного законом сроков, а ходатайства о продлении сроков следствия и содержания арестованных под стражей не возбуждались, обвинения вовремя никогда не предъявлялись, и делалось все это к моменту окончания следствия.

Уже работая в Одессе, Перцов пытался за бесценок купить в Харькове конфискованное имущество стоимостью в 15–18 тысяч рублей за 1200–1300 рублей, но вмешательство помощника начальника УНКВД по Харьковской области старшего лейтенанта ГБ Владимира Алексеевича Демина (1899–1941) и инспектора при начальнике УНКВД сержанта ГБ Николая Нестеровича Крюкова (1905-?) сорвало эту авантюру. Последний позднее говорил, что Перцов «показал себя как барахольщик, старавшийся как можно больше урвать для себя из бытовых фондов сотрудников, что вызвало возмущение не только с моей стороны, но и со стороны Демина и секретаря Чепыженко».

Отметим, что у Давида Ароновича не сложились отношения с Николаем Нестеровичем Крюковым, которого он в мае 1938 г. Перевел с должности оперуполномоченного 4-го отдела на должность инспектора при руководстве УНКВД. Дело в том, что кроме прямых обязанностей Перцов поручал Николаю Нестеровичу ходить в буфет за продуктами, что вызвало бурный протест последнего, поставившего «в категорической форме вопрос перед Перцовым об освобождении от столь заслуженной миссии, так как это противоречило тем обязанностям, которые возлагались на инспектора при руководстве». Пришлось Перцову подыскивать себе нового инспектора, выбор пал на Болыпунова, который после устроенных ранее разносов был послушным и сговорчивым.

Арест и первый суд

Вечером 14 ноября 1938 г. Успенский оставил на столе в рабочем кабинете записку: «Прощайте все хорошие товарищи! Труп мой ищите, если он нужен, в Днепре. Так вернее застрелиться и в воду… без осечки. Люшковым не был никогда!» — и исчез.

В самоубийство украинского наркомвнудела «хорошие товарищи» не поверили и сразу начали искать беглеца, а людей из его ближайшего окружения арестовывали за «пособничество» в побеге. 16 ноября 1938 г. был арестован и Д.А. Перцов, которого как «участника контрреволюционной право-троцкистской организации и антисоветского заговора в НКВД УССР» сразу отправили в Москву, где, по семейным преданиям, в его допросах принимал участие «сам» нарком внутренних дел СССР Л.П. Берия.

Следует отметить, что после ареста Перцова из УНКВД по Харьковской области в Киев на имя заместителя наркома внутренних дел УССР поступило несколько интересных сигналов о его деятельности. Во-первых, начальник 4-го отдела УГБ УНКВД по Харьковской области старший лейтенант ГБ Самуил Абрамович Гинесин (1904-?) сообщал, что Кобызев и Перцов, узнав о том, что арестованные директор треста природных хозяйств А.В. Полонский и заведующий партийными органами обкома КП(б)У Я.А. Черных дали компромат на участников «правотроцкистской организации» — и. о. председателя облисполкома Прокопенко и 2-го секретаря Харьковского обкома КП(б)У Шмалько, отстранили от допроса следователей и руководство 4-го отдела УГБ и лично передопросили обвиняемых, склонив их к отказу от части показаний. В результате передопросов арестованных Кобызевым и Перцовым был оставлен компромат только на Прокопенко.

Во-вторых, начальник 1-го спецотдела УНКВД по Харьковской области младший лейтенант ГБ Георгий Михайлович Николаткин (1898-?) сообщал, что однажды Перцов вызвал к себе в кабинет двух работников этого подразделения — младшего лейтенанта ГБ Григория Альбертовича Блиока и Амзеля — и «поднял на них крик», что они неправильно составили таблицы об осужденных, и тут же дал распоряжение об отстранении их от работы по статистической отчетности. Дело в том, что, согласно статистике, в социальном составе осужденных львиная доля приходилась на рабочих, что абсолютно не вписывалось в официальную доктрину советской власти. Тогда по предложению Кобызева рабочих, бывших в белогвардейском плену или осужденных за уголовные элементы, стали переводить в разряд «деклассированных  элементов».

Подробности лубянского следствия по делу Перцова установить не удалось, поскольку его уголовное дело находится в архиве ФСБ Российской Федерации и недоступно для исследователей, но о его перипетиях мы можем судить по заявлению Давида Ароновича рокурору М. Панкратьеву. В нем он писал, что обвинялся в том, что, «используя свои знания и возможности по морской и сухопутной границе, организовал отправку за границу Успенского».

Арестант негодовал: «Нашлось два негодяя в лице первого замнаркома внутренних дел УССР Яралянца и начальника секретариата Успенского Тушева, давших об этом показания против меня на очной ставке со мной. Яралянц и Тушев показали, что Успенский меня именно потому и выдвинул, затем перевел в Одессу — т. к. я знаю границу — чтобы я проложил ему путь за границу, что я, как они заявляли на очной ставке со мной, и выполнил […]. Поверили им, а не мне. После очных ставок от меня потребовали, чтобы я назвал страну и каким пароходом: советским или иностранным я отправил Успенского нелегально за границу. Меня жестоко истязали. Били резиновой дубинкой по пяткам, по икрам. Я кровью мочился, потерял частично зрение, но этой наглой провокации не подтвердил. Когда Успенского поймали, протоколы очных ставок из дела исчезли, но меня из-под стражи не освободили».

Арестованные Кобызев и Малышев на очной ставке обвиняли Перцова в участии в заговорщической деятельности, но, по словам последнего: «показания их были настолько лживы, что ни один из них не мог ответить ни на один поставленный мною вопрос. Кобызев был мною настолько изобличен во лжи, что от очной ставки со мной на суде Военной Коллегии отказался».

Судила Перцова и Кобызева в один день — 15 августа 1939 г.Военная коллегия Верховного суда СССР в таком составе: бригадвоенюрист Г.А. Алексеев (председатель); члены — бригадвоенюрист Л.Д. Дмитриев, военный юрист 2-го ранга А.А. Чепцов; секретарь — военный юрист 3-го ранга Бычков. Перцов обвинялся в том, что он, «являясь заместителем начальника УНКВД по Харьковской области, направлял работников аппарата УНКВД на репрессии ни в чем не повинных перед советской властью граждан, преимущественно из числа руководящих работников партийных, советских и хозяйственных организаций. Под видом борьбы с контрреволюционным элементом применял извращенные методы следствия, создавал фиктивные контрреволюционные формирования и скрывал от разоблачения действительных врагов народа». Он был осужден по статье 20617«а» уголовного кодекса УССР к четерем годам лишения свободы без поражения в правах, без возбуждения ходатайства о лишении ордена Красной Звезды и специального звания старший лейтенант ГБ.

Кобзев же был признан виновным в том, что с февраля 1938 г. был активным участником антисоветской заговорщической организации, действующей в НКВД УССР, проводил подрывную вражескую работу, направленную на разгон честных, преданных советской власти сотрудников НКВД, проявляя при этом антисемитские тенденции и выходки. В оперативно-следственной работе УНКВД по Харьковской области проводил подрывную деятельность, направленную на дискредитацию органов НКВД, путем осуществления незаконных арестов граждан, применяя к арестованным вражеские методы следствия, потворствовал подчиненному ему аппарату в применении незаконных методов следствия. Г.М. Кобызев был осужден к лишению свободы сроком на 15 лет с поражением в правах сроком на пять лет.

Суд установил, что Перцов не был причастен к вражеской работе Кобызева, а вот наказание они отбывали в одном месте — в Северо-Восточном исправительно-трудовом лагере НКВД в г. Магадане Хабаровского края.

Второй суд

Пока в Москве разбирались с Перцовым, в Харькове выискивали его связи. Впервые вопрос о работе следственной группы рассматривался на закрытом партийном собрании 2627января 1939 г. Но тогда И.И. Крюков заявил: «…если уж говорить об особо сильных воздействиях на отдельных арестованных, так они были не в особой следственной группе, а, например: в 3-м отделе и в особом отделе, которым руководил Тышковский. Я имею в виду известные исходы физического воздействия, исходы безусловно нежелательные, которых не было в особой следственной группе».

Но жалобы освобожденных чекистов сделали свое дело, и уже 22 марта 1939 г. был арестован начальник 1-го отдела Особого отдела НКВД Харьковского военного округа Я.П. Середа.

2 апреля 1939 г. общее собрание первичной парторганизации УГБ УНКВД по Харьковской области объявило П.И. Барбарову строгий выговор с занесением в личное дело за то, что «тот в угоду врагу народа Перцову написал рапорт, послуживший основанием для ареста Дрешера, чем помог расправиться Перцову с Дрешером, за то, что он, слепо доверившись Перцову, выполнял его вражеские установки». Через три дня бюро Кагановического райкома КП(б)У г. Харькова утвердило это решение, наказав Барбарова «за притупление большевистской бдительности, выразившееся в угодничестве перед Перцовым (впоследствии репрессированным органами НКВД)». 19 апреля 1939 г. Барбаров был снят с должности, а 5 июня того же года отправлен на пенсию. Он устроился работать заместителем директора по охране харьковского завода № 183.

17 ноября 1939 г. был арестован Иван Иванович Крюков. После отъезда Перцова он был буквально засыпан поощрениями: получил звание старшего лейтенанта ГБ и знак почетного работника ВЧК-ГПУ (XV), был назначен начальником только что образованного 8-го (промышленного) отдела УНКВД Харьковской области. В конце октября 1938 г. был откомандирован в Одессу, где вскоре по протекции первого секретаря обкома КП(б)У Телешева был назначен исполняющим обязанности прокурора области.

26 декабря 1939 г. был арестован начальник Груньского районного отдела НКВД Копаев. Узник харьковского УНКВД в 19381940 гг. писатель Иван Багряный (Иван Павлович Лозовягин) некоторое время был его соседом по тюремной камере и вывел последнего в своем романе «Сад гефсиманский» под настоящим именем, отчеством, фамилией и должностью. Литературный Копаев — низкорослый, русый, искренний, сентиментальный, чуткий человек, лет тридцати, не зарезавший за свою жизнь ни одной курицы. Вместе с тем он был вынужден замарать свои руки, поскольку был связан «круговой порукой кровью», которая означала, что каждый сотрудник НКВД должен был хотя бы присутствовать при расстрелах, ну и «при экзекуциях само собой разумеется».

Найти документальное подтверждение словам Багряного о том, что все сотрудники харьковского УНКВД во времена «ежовщины» должны были присутствовать при расстрелах, нам пока не удалось. Но в своем письме на имя первого секретаря ЦК КП(б)У Хрущева Копаев писал, что «бывший секретарь обкома КП(б)У Осипов на оперативном совещании заявил: “Лучше хорошо побить врага и отвечать за то, что бил, чем не трогать и за это нести ответственность перед партией”. Так меня учили с первых дней моей работы. Я бил тех, на кого была санкция. Я бил в присутствии начальника 4 отдела Гинесина, начальников отделений и других».

Во время следствия по делу Середы и Копаева вскрылись новые обстоятельства, и было принято решение о необходимости продолжения допросов Перцова. В апреле 1940 г. Давида Ароновича доставили в Харьков, где ему были предъявлены обвинения в основном в избиении чекистских кадров. Сам же Перцов на допросе заявил следователю — заместителю начальника следственной части УНКВД по Харьковской области лейтенанту ГБ Михайлу Ульяновичу Кузнецову (1898-?): «…по делу Дрешера я был согласен с мнением Телешева и Кобызева, считая его подозрительным на основании докладов Барбарова и Рыбалкина, как агента немецкой разведки (ходатайство Дрешера, т. е. постановление Дрешера об освобождении двух немецких агентов). Моя вина здесь в том, что я поверил Барбарову и Рыбалкину, не проверив лично материалов, о чем давал показания на Военной коллегии Верховного суда СССР». Версию о том, что не Давид Аронович был инициатором ареста Дрешера, подтвердил и Середа: «Материал на Дрешера составлялся под руководством Телешева и работников 3 отдела УГБ Рыбалкина и якобы Барбарова».

Интересно, что во время второго следствия вопросов о «нарушении социалистической законности» по отношению не к сотрудникам НКВД, а к рядовым советским гражданам Перцову практически не задавали. Правда, однажды он сказал: «Я знал о массовых арестах без оснований: по одним показаниям арестованных, по делу радиокомитета, по партизанскому делу, знал, что применялись меры физического воздействия, но мер к прекрашению не принимал, за что и был осужден Военной Коллегией. Да, чтоб судить о правильности арестов и избиений следовало самому изучить материалы на арестованных. И я, и Кобызев ограничивались информацией следователя и санкционировали их мнения на окраску преступления как контрреволюционных, как врагов народа, а отсюда и все последствия. Не отрицаю, сам бил 4 человек как врагов народа, били группой, применяли и дубинку».

Военный трибунал войск НКВД Харьковского военного округа на своем заседании 27–30 сентября 1940 г. осудил Крюкова Ивана Ивановича и Середу Якова Петровича к 10, а Копаева Алексея Павловича к четырем годам лишения свободы, а вот следствие по делу Перцова продолжалось. Постановлением Верховного суда СССР от 12 декабря 1940 г. приговор по делу Д.А. Перцова был отменен, и дело было направлено на доследование со стадии предварительного следствия.

5-6 июня 1941 г. в г. Киеве Военный трибунал войск НКВД Киевского военного округа в составе: председательствующий Фельдман, члены — младший лейтенант ГБ Щербаков и сержант ГБ Рябов, секретарь Тверской в закрытом судебном заседании без участия обвинения и защиты «рассмотрел дело по обвинению бывшего заместителя начальника УНКВД по Харьковской области Перцова Давида Ароновича, 1909 года рождения, уроженца г. Александрия, Днепропетровской области, по национальности еврея, по соцположению служащего, женатого, члена ВКП(б) с 1931 года, исключен в связи с настоящим делом, в Красной Армии не служившего, в органах НКВД с 1929 года, с незаконченным средним образованием, несудимого, по ст. ст. 54-1 “а”, 54–11 и 54-7 УК УССР».

Обратим внимание на тот факт, что уже в самом начале приговора содержится две ошибки: неверно указана должность перед арестом и сведения о судимости. Далее в приговоре указывалось, что «предварительным и судебным следствием установлено, что ПЕРЦОВ, работая в органах НКВД, был тесно связан с ранее разоблаченным врагом народа УСПЕНСКИМ и последним продвигался по службе.

Разоблаченный и осужденный враг народа УСПЕНСКИЙ, зная приближенность ПЕРЦОВА к ЛЕПЛЕВСКОМУ, решил использовать ПЕРЦОВА для проведения своей вражеской деятельности. С этой целью УСПЕНСКИЙ вначале продвинул ПЕРЦОВА по Должности, а затем поручил ему возгласить созданную им — УСПЕНСКИМ следственную группу, в задачу которой входило путем массовых и необоснованных арестов с последующим осуждением сотрудников НКВД перебить лучшие чекистские кадры, мешавшие УСПЕНСКОМУ проводить свои вражеские действия.

Возглавляя особую оперативно-следственную группу, ПЕРЦОВ допустил грубейшие искривления социалистической законности. Непосредственно сам ПЕРЦОВ, а также подчиненные ему следователи допускали извращенные методы следствия в отношении арестованных сотрудников НКВД, на которых не было никаких компрометирующих материалов, и провокационным путем с применением физических мер воздействия понуждали их давать на себя заведомо ложные показания о причастности к к.р. формированиям.

За период существования этой группы, т. е. с 21 февраля по 30 апреля 1938 г., было арестовано 241 чел. сотрудников, и в результате применения физических мер воздействия следователями следгруппы, возглавляемой ПЕРЦОВЫМ, и непосредственно им самим некоторые арестованные не выносили пыток и умирали на допросах (ФРЕНКЕЛЬ, ШОР, ТАРУЦ и др.)» .

Прервем цитирование приговора и попытаемся прокомментировать некоторые его положения.

Начнем с избиения «лучших чекистских кадров, мешавших Успенскому проводить свои вражеские действия». В чем заключались помехи арестованных массовым репрессиям нового руководства НКВД УССР, ведь пострадавшие активно проводили их при старом? Тот же начальник УНКВД по Полтавской области А.А. Петерс-Здебский как участник «контрреволюционной военно-повстанческой организации», якобы спасал от разгрома «контрреволюционное подполье». В одном из пунктов обвинения указывалось, что он из представленного списка на арест 75 человек по Градижскому району санкционировал лишь 15. Возможно, Петерс-Здебский и пытался уменьшить число жертв репрессий, но за два последних месяца 1937 г. только тройкой УНКВД под его руководством было осуждено 4087 человек, из них 1279 к высшей мере наказания. Причем было зафиксировано 74 случая> искажения фамилий, имен и отчеств среди лиц, осужденных по первой категории. В области широко культивировалась практика, когда альбомные справки составлялись не по материалам следствия, а по сведениям, переданным из районов по телефону.

23 февраля 1938 г. был арестован начальник польского отделения 3-го отдела УГБ НКВД УССР старший лейтенант ГБ Моисей Яковлевич Детинко (1902–1938). Только за период с 1 июня 1937 г. по 10 января 1938 г. НКВД УССР арестовало «по польской контрреволюции и шпионажу» 43201 человека, 551 из которых был арестован непосредственно центральным аппаратом ·

Тем не менее арестованные В.М. Блюман и А.М. Сапир обвинили М.Я. Детинко в передаче в Москву фальсифицированных данных о разгроме польской контрреволюции, в то время как работа по полякам была ослаблена, а арестованный бывший начальник Новоград-Волынского районного отдела НКВД Житомирской области старший лейтенант ГБ Николай Григорьевич Смелянский (1897–1938) «признался», что по заданию Детинко не принимал должных мер для разгрома польского подполья в районе. Бывший помощник начальника отделения 3-го отдела УГБ НКВД УССР старший лейтенант ГБ Александр Васильевич Вебрас (1898-?) свидетельствовал: «Детинко бил арестованных. Я лично видел, как из его кабинета выносили и выводили избитых арестованных. Из его кабинета слышались крики и стоны». При Леплевском Детинко был членом особой следственной группы по делам арестованных сотрудников и подвел под расстрел начальника

6-го (транспортного) отдела УГБ НКВД УССР майора ГБ Якова Вульфовича Письменного (1902–1937); заместителя начальника УПВО НКВД УССР комбрига Петра Васильевича Семенова (1898–1937); начальника 2-го (немецкого) отделения 3-го отдела УГБ НКВД УССР Владимира Максимовича Пескер-Пискарева; начальника санитарного отдела УНКВД по Харьковской области Георга Кондратовича Герекке (1894–1937).

К тому же работа в особой следственной группе никак не сказалась на служебной карьере некоторых ее членов. Например, на карьере Александра Александровича Авсеевича (1899-?), о методах работы которого писал в своем заявлении от 25 февраля 1940 г. А.А. Петерс-Здебский: «Авсеевич ежедневно зверски избивал, сбрасывал ударами ногой меня со стула, топтал ногами, избивал дубовой палкой, я падал на пол в обморок, он отливал меня из графина водой, затем обессиленного садил на стул и часами наносил удары по шее, ставя ладони перпендикулярно к моему туловищу […]. “Пишите — мы сами разберемся, где правда, а где ложь, ложь выбросим — оставим правду”». Старший лейтенант ГБ Авсеевич в 1936–1937 гг. возглавлял 2-е отделение (оперативное обслуживание военно-воздушные сил) 5-го (Особого) отдела ГУГБ НКВД СССР, в июле 1937 г. был награжден орденом «Знак Почета». В Киев Авсеевич прибыл в составе бригады Ежова, и маловероятно, чтобы такой ас-фальсификатор был отправлен в подчинение «провинциалу» Перцову. Участие Авсеевича в допросах Петерса, ровно как и допросы Сапира Яхонтовым и Дальским, по нашему мнению, свидетельствуют скорее о том, что дела особо важных арестованных чекистов не были отданы Успенским на откуп подчиненным Перцова.

14 мая 1938 г. был арестован заместитель начальника 3-го отдела УГБ УНКВД по Житомирской области старший лейтенант ГБ Борис Юльевич Кругляк (1905 г. р.) — бывший член особой следственной группы. Его обвиняли в том, что, будучи «участником право-троцкистской организации, он по ее заданию смазывал следственные дела на врагов народа». На допросах Кругляк подтвердил свое участие в право-троцкистской организации в НКВД и в «смазывании» дел на начальника отдела кадров УНКВД по Донецкой области старшего лейтенанта ГБ Израиля Михайловича Бутовского (1898–1938); начальника Спартаковского райотдела НКВД Одесской области лейтенанта ГБ Роберта Даниловича Вольфовича (1898–1938); оперуполномоченного 25-го Молдавского пограничного отряда НКВД Данилу Николаевича Зотова-Задова (1898–1938) и других. Позднее Кругляк от этих показаний отказался, виновным себя не признал, а в собственноручных указаниях от 19 февраля 1938 г. написал, что «не смазывал следственных дел, а наоборот старался разоблачать арестованных», и признал, что «вместе с другими следователями НКВД использовал незаконные методы следствия (физическое насилие и т. д.)». Особым совещанием НКВД СССР Кругляк был осужден к пяти годам лишения свободы, а в 1955 г. реабилитирован.

Продолжим цитирование приговора:

«Будучи выдвинутым в апреле 1938 г. на должность зам. нач. УНКВД по Харьковской области, ПЕРЦОВ по прибытии в Харьков также возглавил особую оперативно-следственную группу, которая была организована по примеру Киева.

Этой группой было арестовано 18 человек сотрудников НКВД, ранее работающих по 15–18 лет в органах, и под непосредственным руководством ПЕРЦОВА также применялись извращенные методы следствия, давались показания о причастности их к к.р. организациям, в то время как следственная группа не располагала никакими компрометирующими материалами на этих сотрудников.

Все эти 18 человек после длительного нахождения их под стражей освобождены с прекращением их дел за отсутствием состава преступления.

Таким образом, под видом борьбы с контрреволюцией, применяя извращенные методы следствия, следственная группа, возглавляемая ПЕРЦОВЫМ, искусственно создавала несуществующие контрреволюционные формирования».

Но и эта часть приговора грешит неточностями.

Во-первых, следственная группа по делам арестованных сотрудников была создана Г.Г. Телешевым и работала под его непосредственным руководством. Об этом свидетельствовал не только д. А. Перцов, но и И.И. Крюков, Я.П. Середа, Г.А. Мордухович. Сам же Телешев, работавший в то время начальником Главсоли Наркомата пищевой промышленности СССР, по этому вопросу даже не допрашивался.

Во-вторых, часть харьковских чекистов арестовали еще до приезда Перцова: Бабушкина — 28 февраля; Круфельда — 5 марта, Бурлакова — 27 марта; Глебова — 31 марта, Сандлера — 3 апреля.

В-третьих, не совсем отвечает действительности и утверждение обвинения о руководстве Перцовым этой следственной группой: Середа показал, что «начальником следгруппы Крюков был назначен еще до приезда в Харьков Перцова, который прибыл на должность зам. нач. УНКВД и включился частично в руководство группой, а затем после отъезда Телешева следгруппой руководил только Перцов, а впоследствии — Перцов и Кобызев».

В-четвертых, освобождены были не все арестованные весной 1938 г. харьковские чекисты. Были расстреляны начальник Боровского райотдела НКВД младший лейтенант ГБ Владислав Брониславович Бурый (арестован в апреле 1938 г., казнен 28 октября); начальник административной части Харьковской школы НКВД Фридрих Янович Маурин (арестован 28 апреля 1938 г., казнен 29 сентября 1938 г.). Но поскольку казненные чекисты были подозрительны по национальности — латыш и поляк, вопрос об их аресте во время следствия вообще не рассматривался. 16 января 1939 г. был осужден к 3,5 годам лишения свободы С.М. Бурлаков, присвоивший деньги одного из арестованных. 8 февраля 1940 г. к 2,5 годам лишения свободы был осужден Б.Э. Сандлер.

7-8 апреля 1940 г. Военным трибуналом войск НКВД Харьковского военного округа по ст. 206-17 п. «а» УК УССР к 6 годам лишения свободы без поражения в правах был осужден А.А. Пандорин. После освобождения из-под ареста он был 25 сентября 1939 г. решением Кагановического бюро райкома КП(б)У г. Харькова восстановлен в рядах коммунистической партии, а 4 декабря 1939 г. вновь привлечен к уголовной ответственности за избиение и убийство харьковского военкома Г.А. Подольского, совершенное 22 октября 1937 г. В избиении последнего принимали участие несколько сотрудников, но козлом отпущения сделали одного Пандорина. По делу убийства Г.А. Подольского военным следователем военной прокуратуры войск НКВД Харьковского округа военным юристом 2-го ранга Османовым 2 марта 1940 г. было составлено заключение, утвержденное затем прокурором Палкиным, по которому дело в отношении бывшего и. о. начальника 5-го отдела У ГБ У НКВД по Харьковской области старшего лейтенанта ГБ Александра Давидовича Тышковского (1898-?) и сотрудников: старшего лейтенанта ГБ Александра Иосифовича Степановского, лейтенанта ГБ Александра Ивановича Псарева (1903-?), младшего лейтенанта ГБ Давида Евсеевича Цырлина, сержантов ГБ Петра Александровича Болыпунова и Михаила Бенционовича Лившица, Василия Петровича Папахно, Матвея Григорьевича Гудименко, Павла Григорьевича Мухина и Александра Ивановича Шеломкова в уголовном порядке в силу ст. 5 УПК УССР было прекращено с возбуждением вопроса об ответственности лиц, работавших в органах НКВД, в дисциплинарном порядке через НКВД СССР. И это при том, что некоторые из вышеуказанных чекистов признали свою вину. Так, Цырлин на допросе от 7 января 1940 г. показал: «Свою вину в убийстве Подольского я также признаю, и это преступление мною было допущено в силу обстановки, существовавшей тогда в управлении НКВД. Как система тогда заставляла избивать арестованных. Примером для меня и других были факты, когда начальник особого отдела Писарев избивал сам арестованных».

В-пятых, несколько арестованных харьковских чекистов имели «свои скелеты в шкафу», за которые по всем канонам должны были быть как минимум изгнаны из НКВД. Старший инспектор отдела кадров УНКВД по Харьковской области сержант ГБ украинец Сергей Павлович Воронцов (1897-?) на самом деле оказался евреем Черняком Марком Леонтьевичем. В 1919 г., будучи красноармейцем караульной роты в Кривом Рогу, он дезертировал из Красной Армии при наступлении белых. В 1920 г., когда победа большевиков уже ни у кого не вызывала сомнений, Черняк, для сокрытия дезертирства, превратился в Воронцова и получил партбилет. Отметим, что в обязанности сотрудников отдела кадров входила проверка личного состава и сбор компромата на них.

Тот же Щеголевский на закрытом собрании парторганизации УГБ УНКВД по Харьковской области, проходившем 26–27 января 1939 г., вынужден был признать, что в своей автобиографии приписал себе: ранение в ногу, арест в 1918 г. немцами и побег из немецкой тюрьмы путем ее поджога, службу в Красной Гвардии.

Причиной исключения Бабушкина из партии был не только арест органами НКВД, но и сокрытие связи с сестрой — сионисткой, проживающей в Палестине, и своей принадлежности в прошлом к сионизму, а также использование служебного положения в корыстных целях. Во время же партийной чистки в 1934 г. Бабушкин пытался скрыть прошлое своего отца, который арестовывался милицией как «золотовалютчик».

В-шестых, все «незаконно арестованные сотрудники» сами применяли незаконные методы следствия и были причастны к массовым репрессиям. Так, Щеголевский, доказывая свою преданность делу Ленина — Сталина, рапортовал, что, возглавляя с 1 апреля 1937 г. 2-е отделение (оперативное обслуживание мотомеханизированных и специальных частей) Особого отдела УГБ УНКВД по Харьковской области, провел 110–120 дел включительно по статьям об измене родине, вскрыл ряд диверсионновредительских групп по складам Харьковского военного округа, за что в конце 1937 г. представлялся к награждению знаком почетного работника ВЧК-ГПУ (XV) и присвоению очередного специального звания. Бабушкин не только систематически избивал арестованных, но и приклеивал им на грудь фашистскую свастику или вручал черное знамя.

Поэтому часть вышедших на свободу чекистов, например, Бабушкин, Щеголевский, сотрудник 5-го отдела УГБ УНКВД по Харьковской области младший лейтенант ГБ Иван Михайлович Кодин (1896-?), после освобождения из-под стражи не смогли вернуть себе ни партийный билет, ни работу в органах госбезопасности.

В-седьмых, далеко не все харьковские чекисты, избивавшие своих коллег, были привлечены к ответственности. По показаниям Полищука, его избивали палкой и кулаками не только Иван Крюков, обещавший: «Мы тебе устроим, как говорит Перцов, “танЦульку”», но и Николай Нестерович Крюков.

На партийном собрании УГБ УНКВД по Харьковской области парторг лейтенант ГБ Леонид Алексеевич Тищенко (1899–1943) требовал призвать к ответу особоуполномоченного Григория Абрамовича Мордуховича и бывшего полкового оперуполномоченного Зусмана Эльевича Боднича, применявших «средневековые пытки» к сотруднику Особого отдела НКВД Харьковской области Волкинштейну, освобожденному из-под стражи в конце 1938 г.

Продолжим цитирование обвинительного приговора: «В силу изложенного, Военный трибунал считает, что обвинения ПЕРЦОВУ по ст. 54–17 УК УССР материалами судебного следствия вполне доказаны.

ПЕРЦОВУ также предъявлено обвинение по ст. ст. 54-1 “а” и 54–11 УК УССР, т. е. что он состоял в к. р. заговоре, возглавляемом на Украине врагом народа УСПЕНСКИМ, и что в ноябре месяце 1938 г. подготавливал побег УСПЕНСКОМУ.

Эти обвинения основываются на показаниях заговорщиков КОБЫЗЕВА, ТУШЕВА, МАЛЫШЕВА и др., которые указывают, что ПЕРЦОВ был близким человеком УСПЕНСКОГО и по заданию последнего выполнял вражескую работу.

Анализируя показания членов к. р. заговора, в том числе и показания УСПЕНСКОГО, военный трибунал считает недоказанным факт причастности ПЕРЦОВА к этому заговору.

Сам УСПЕНСКИЙ в своих показаниях подтверждает факт выполнения ПЕРЦОВЫМ вредительской работы по делам сотрудников, в то же время не подтверждает факта вербовки ПЕРЦОВА в к. р. заговор.

Этого также не подтверждают и другие участники заговора.

Вредительская деятельность ПЕРЦОВА вытекала исключительно из карьеристских и угоднических побуждений, что подтверждается всеми материалами дела».

По мнению специалистов в области советской юриспруденции, вредительством признаются деяния, направленные на подрыв промышленности, транспорта, сельского хозяйства, а также деятельности государственных органов, совершающиеся с целью ослабления Советского государства. Следовательно, виновный в этих случаях действует из антисоветских побуждений и руководствуется контрреволюционным умыслом. Поскольку же последних в действиях осужденного нет, то налицо факт злоупотребления своим служебным положением, которое выразилось в фальсификации уголовных дел на невиновных лиц[847]Смирнов Н.Г. Рапава, Багиров и другие. Антисталинские процессы 1950-х гг. — М.: АИРО XXI, 2014. С. 298–299.
.

«На основании изложенного, Военный трибунал признал виновным ПЕРЦОВА в том, что, будучи на ответственной оперативной работе в органах НКВД, из карьеристских и угоднических побуждений проводил вредительскую работу, направленную на избиение ничем не опороченных сотрудников НКВД, т. е. в преступлениях, предусмотренных ст. 54-7 УК УССР.

Руководствуясь ст. 302 π. 1 и 2 УПК УССР 27-1 УССР, -

ПРИГОВОРИЛ:

ПЕРЦОВА Давида Ароновича на основании ст. 54-7 и 27-1 УК УССР лишить свободы в ИТЛ сроком на пятнадцать лет с поражением в правах по п. п. “а”, “б”, “в”, ст. 29 УК УССР сроком на три года, а также лишить его звания старшего лейтенанта ГБ.

По ст. ст. 54-1 “а” и 54–11 УК УССР ПЕРЦОВА считать оправданным.

Срок отбытия наказания исключить с зачетом предварительного заключения с 16 ноября 1938 года.

Возбудить ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР о лишении ПЕРЦОВА Давида Ароновича ордена “Красной Звезды’’».

Ходатайство военного трибунала о лишении Перцова ордена не имело смысла, поскольку постановлением Верховного Совета СССР от 7 декабря 1939 г. Давид Аронович этой награды был лишен.

Осуждение Перцова не помешало его родному брату, Савелию Аркадьевичу Перцову, служившему в 1938 г. начальником отделения 11-го (водного) отдела УГБ УНКВД по Днепропетровской области, продолжать работать в органах коммунистической госбезопасности, откуда он был уволен лишь 8 января 1951 г. с должности начальника отделения 4-го отдела УМГБ по Днепропетровской области за невозможностью дальнейшего использования. В это время в СССР, ставшем на рельсы государственного антисемитизма, массово изгоняли с руководящих постов «безродных космополитов». Скорее всего, пресловутая «пятая графа» и стала причиной увольнения Савелия Аркадьевича.

Наказание Перцов отбывал в Южно-уральском лагере НКВД. 21 июля 1945 г. за высокие производственные показатели и отличное поведение в быту срок наказания ему был снижен на 6 месяцев, но выйти на волю ему было не суждено — 28 апреля 1948 г. он умер в местах лишения свободы. По версии родственников, Давид Аронович погиб на лесоповале.