Тяжелый туристский автобус трясся уже вдоль Мёнезее. Восточнее Кёрбека по длинному узкому мосту он перебрался на южный берег и покатил вдоль озера в противоположном направлении.

У поворота, круто уводящего вверх к спортивной базе, водитель притормозил. В нерешительности смотрел он на узкую, обсаженную высокими елями дорогу. Уж очень узкой она казалась.

– Спокойно поезжайте дальше! – крикнул Олаф. – Я знаю это место. Там вверху есть где развернуться!

С шипеньем открылись двери. Ренату Краузе и Вейена вынесла наружу толпа напирающих учеников. С криком, смехом, то и дело толкая друг друга, все принялись разбирать багаж, а затем бросились штурмовать стеклянную входную дверь.

Маркус Эгерлунд, верзила в метр восемьдесят девять, самый высокий в классе, оказался первым. Держа в руках чемодан и огромный стереомагнитофон, он плечом толкнул входную дверь. Однако устремиться вверх по лестнице ему помешало неожиданное препятствие.

Перед ним стоял высокий, почти с него ростом худощавый мужчина лет шестидесяти. Редкие, гладко зачесанные назад волосы, слегка впалые щеки, поджатые губы. На нем были серая вязаная куртка, грубошерстные бриджи, серые шерстяные гольфы и лечебные башмаки на деревянной подошве.

– Вы загораживаете дорогу! – заметил Маркус, спиной сдерживая остальных.

– Знаю!

Они взглянули друг на друга в упор. Затем мужчина мягко, но недвусмысленно вытеснил Маркуса обратно во двор, пробился через толпу и отыскал глазами Вейена:

– Вы что, не можете привести в порядок этот сброд?

При слове «сброд» на лице роскошного Траугота появилось страдальческое выражение. Подобная лексика находилась вне его словарного запаса. Чуть позже до него дошло, что говоривший имел в виду его класс. Трау-гот собрался было запротестовать.

– Либо вы немедленно построите группу, как положено, либо тут же отправитесь восвояси. Мы здесь не в какой-нибудь черномазой деревне!

Не обращая больше внимания на Вейена, он направился к автобусу, где водитель как раз запирал багажные отделения.

– Вы читать умеете? – властным голосом спросил он шофера.

– Чуть-чуть, – ответил тот, выпрямляясь, – но если книжка с картинками…

Худощавый даже не улыбнулся:

– Внизу написано – проезд автобусам запрещен. Я не собираюсь каждый год асфальтировать заново площадку. Если в день отъезда вас снова сюда занесет, я заявлю в полицию. Ясно?

– Ну и рожа, – прошептал Оливер Клокке стоявшей рядом с ним Ирис, – вот в ком пропал настоящий фельдфебель!

– Внимание! – снова подал голос худощавый. – Моя фамилия Хольц. Я директор данной туристской базы. Чтоб вам сразу было ясно, здесь царит то, что называется порядком. Вы остаетесь здесь, ждете, пока мы с вашим учителем не распределим вас по комнатам. После этого группами входим в дом. Ставите свои чемоданы и застилаете постели. Потом до обеда комнаты наверху закрываются. Если пойдет дождь, можете собраться в дневном помещении номер три. Во всех остальных случаях место сбора здесь. Все ясно?

– С меня довольно, – заявила Стефания. – Если он будет продолжать в том же духе, у нас будет веселенький отдых.

Хольц повел учителей в дом. Справа, в холле, выходившем окнами на площадку у входа, помещалось нечто вроде конторки, служившей одновременно киоском: рядом с обитой зеленым дверью на зелено'м пластмассовом цоколе размещалась витрина, в которой выставлены были сувениры, почтовые открытки и всевозможные сладости. Три раза в день эта мини-лавка открывалась на полчаса – скромный дополнительный доход, от которого, как правило, никогда не отказываются на турбазах.

Для Вейена пребывание здесь началось с разочарования.

– Парней у вас десять?

Хольц задумался над схемой размещения.

– Скверно. Им остается лишь восьмиместная комната.

Еще раз взглянув на схему, Хольц сказал:

– С другим классом я не смогу разместить двух лишних. Они передерутся. Будет лучше, если вы откажетесь от отдельной комнаты и поселитесь с двумя другими учителями в комнате напротив. Тогда эти двое разместятся в вашей комнате.

– А нельзя поставить еще две кровати в восьмиместную?

– Исключено. Слишком тесно.

На улице Вейен согласно указанию выстроил класс. Когда он сообщил, что двое ребят будут размещены не в общей комнате, а «в другом месте», раздались возгласы негодования.

– Свинство.

– Мы хотим быть все вместе.

– Вот уж точно – здесь дерьмовая лавочка.

– Олаф! Кретин, как ты мог рекомендовать эту конюшню?

В конце концов первым смирился Илмаз:

– Хорошо, приношу себя в жертву. Кто еще?

Молчание. Что у них будет отдельная комната, Вейен сознательно не упомянул.

Когда желающих больше не нашлось, Траугот вызвал итальянца:

– Бруно, пойдешь вместе с ним в тридцать вторую. Понял?

Лицо Бруно выразило все, что угодно, кроме восторга. Он схватил свой чемодан, бросил на Вейена испепеляющий взгляд и, вздохнув, отправился за Илмазом вверх по лестнице.

– Ты только подумай! – воскликнул Илмаз. – Комната на двоих. С видом на озеро! Как тебе это нравится?

Бруно швырнул чемодан в угол, потом сказал, не глядя на турка:

– Я тебя об одном прошу – не приставай ко мне со своими идиотскими разговорами!