В то время, как Илмаз и Бруно, молча, но в общем-то мирно застилали каждый свою постель, в большой комнате вспыхнула первая ссора.

Оливер Клокке, как спортсмен превыше всего ценящий свежий воздух, сразу закинул куртку на верхний матрац двухэтажной кровати прямо у окна. Но пока он извлекал привезенные из дома простыни, на ту же кровать взгромоздил чемодан Карстен Кайзер.

– Ты чего, Кайзер? – возмутился Оливер. – Это же моя койка!

– Твоя? Была твоя, да сплыла. Теперь я ее занимаю. Что, по-твоему, я должен дышать вонищей от ваших копыт?

Включился Йорг.

– А может, вы решите это в честной борьбе? Ну, скажем, в пинг-понг.

– Тоже придумал! – Карстен постучал себя пальцем по лбу.

Все засмеялись – против спортивного Оливера у Карстена не было шансов.

Наконец между обоими протиснулся Олаф и швырнул на постель свою сумку.

– Если вы не можете договориться, я охотно займу это место.

Воцарилось угрожающее молчание.

Оливер Клокке внимательно посмотрел на поклонника команды Шальке и принялся закатывать рукава пуловера.

Потом тихо сказал:

– Убери свои грязные тряпки вниз!

Олаф лишь ухмыльнулся.

– Раз…

Олаф уцепился двумя руками за край постели.

– Два… – продолжал считать Оливер, и звенящий голос его не предвещал ничего хорошего.

Олаф присел на корточки, чтоб затем быстро вскочить на верхнюю постель.

– Три!

Длинный Клокке схватил Олафа за шиворот и снова стянул на пол. Другой рукой он швырнул через всю комнату к двери его спортивную сумку. Сумка ударилась об узкий деревянный шкаф и грохнулась на пол.

Олаф вырвался из рук Оливера и бросился за сумкой. Однако ее уже поднял Маркус Эгерлунд, теперь он держал ее у груди, как в баскетболе.

– Раз, два, три, кто поймает мячик?

Четверо, шестеро рук взметнулись вверх. И прежде чем Олаф подбежал, сумка его, описав баллистическую кривую, приземлилась в руках Карстена.

Олаф оставил Маркуса и кинулся к нему. Но Карстен успел бросить сумку дальше, маленькому Енсу Пальмстрёму, а тот, развернувшись, препроводил ее Петеру Хильтгену.

Запыхавшись, Олаф остановился посреди комнаты. Словно на футбольной тренировке – один гоняется за мячом, остальные передают мяч по кругу. Если игра пойдет всерьез, у него не останется шансов.

Рассвирепев, он оглянулся. И тут взгляд его упал на вещи, которые Петер успел разложить у себя на кровати. Олаф выхватил туго набитую красную туалетную сумку, распахнул окно и выбросил ее во двор.

Вновь на мгновение стало тихо. Потом Петер как бы между делом спросил:

– Ну и как, ты принесешь мне мои вещи?

– Я? Поцелуй меня в зад!

– Лучше не надо, – ухмыльнулся Хильтген и не спеша подошел к окну. Он расстегнул молнию на спортивной сумке Олафа и теперь держал ее на весу двумя руками.

– Что тут у нас?

Олаф втянул воздух и приготовился к ответному удару, но тут распахнулась дверь. Все вздрогнули, ожидая Вейена с его нравоучениями. К счастью, это был всего лишь Илмаз, привлеченный шумом.

– Вы что, переставляете мебель?

– Да так, ерунда, – сказал Оливер. – Малыш вон разбушевался.

– Итак, – повторил Петер свой вопрос, – ты пойдешь?

Олаф молча покачал головой. Петер стал медленно наклонять сумку. Широко расстегнутая молния оказалась сначала сбоку, потом переместилась вниз.

Из туго набитой сумки вывалилась пара кроссовок, потом несколько рубашек и туалетная сумка, наконец все остальное сразу. Петер потряс сумку еще раз, так что вниз полетело содержимое боковых карманов: ручки, карандаш, книги, походный нож. Это было уже слишком. Олаф готов был с криком броситься на Петера, но Оливер и Карстен удержали его. Он в бешенстве обернулся, но тут еще двое схватили его за руки.

– Свиньи! – заорал Олаф. – Отпустите меня! Я из вас котлету сделаю!

Вновь распахнулась дверь.

В проеме стоял директор. Водянистые его глаза быстро обшарили помещение. Оливер заметил, что на Олафе они задержались чуть дольше других, но, возможно, ему показалось. Наконец взгляд его упал на Илмаза, стоявшего ближе всех к двери.

– Что тут такое? – осведомился Хольц. – Турецкий базар или что-то в этом роде?

Илмаз пожал плечами, ища что бы ответить. Жаль, что нет Стефи, она бы за словом в карман не полезла.

– Не похоже, – возразил наконец Йорг Фетчер. – Скорее день всегерманского единства или нечто в том же духе.

Раздались смешки, но под ледяным взглядом директора тут же оборвались.

– У вас три минуты, – отчеканил Хольц, не повышая голоса. – Если и после этого здесь будет черномазый бардак, можете укладывать вещи. И ты тоже, Олаф! Ясно?

У одиннадцати девушек распределение по комнатам протекало более мирно. Услышав от Ренаты, что им выделены две восьмиместные комнаты, они тут же разделились на две почти одинаковые группки. В одной оказались Биргит, Беа и еще четыре «модные куклы», как их называла Стефания. Они постоянно демонстрировали – в зависимости от родительского кошелька и собственного вкуса – новейший шик, рекомендованный журналом «Бригита», или щеголяли бабушкиными платьями из журналов «Браво» и «Карштадт», обливая презрением тех, у кого были только джинсы и куртка. Ирис, Стефи, Сабина, Андреа и Линда сознательно держались от них в стороне.

Стефи и ее компания заняли на женской половине чердачную комнатушку.

Им понадобилось десять минут, чтобы застелить постели, протереть полки в шкафах и устроиться. Линда тут же укрепила плакат с Родом Стюартом в изголовье, Ирис усадила потертого игрушечного медвежонка на подушку, Сабина прикрыла белой скатеркой поцарапанную, выщербленную поверхность колченогого столика.

– А что теперь? – спросила Стефи.

– Пойдем поищем кафе! – предложила Линда.

– Сыграем в пинг-понг! – высказалась Андреа.

– Посмотрим, что делают мужчины, – внесла предложение Ирис, поддержанная энергичным кивком Сабины.

Девушки сбежали на первый этаж, через открытое раздаточное окно в столовой заглянули с любопытством в кухню, где все блестело.

В глубине две женщины мелко резали огурцы, впереди, прямо у окошка, возился с огромной кофеваркой парень лет двадцати.

– Дамы, вы только взгляните! – воскликнула Андреа, показав на длинноволосого. – Самый красивый мужчина на Мёнезее.

Пять девичьих голов просунулись в окошко и принялись разглядывать парня, невозмутимо заливавшего огромное количество воды в бак кофеварки.

– Ты посмотри, Андреа, – хихикнула Линда, – натуральные локоны. Таких теперь не найдешь ни в одном магазине!

– Слишком уж стар! – запривередничала Андреа. – Он мне в отцы годится. И вообще неженки нынче не в моде!

Теперь уже ухмыльнулся несостоявшийся «отец». Явно изучающе взглянул он в лицо Андреа, оценил видневшуюся в окошке пышную верхнюю часть ее тела.

– Бог мой, – парировал он в итоге, – иметь такую дочь – да я бы тут же отрезал себе кое-что!

Женщины на кухне засмеялись, Андреа залилась краской и даже Линда лишилась дара речи. И как всегда одна Стефи не полезла в карман за словом:

– Что же? – спросила она с кажущейся серьезностью.

«Мальчик» тоже принял серьезный вид.

– Волосы, конечно. А что еще?

Энергичный женский голос оборвал вспыхнувший вновь смех:

– Не отвлекайте парня от работы. У этих уклонистов все и так из рук вечно валится!

– Уклонист, а что это такое? – спросила Андреа и оглянулась.

Перед ней стояла женщина лет сорока пяти, невысокая, плотная, но стройная. Темные, начавшие уже седеть волосы собраны были на затылке в узел.

– Уклонисты – это типы, которые уклоняются от службы в бундесвере и потому отбывают гражданскую повинность…

– А еще пожирают маленьких детей! – перебил ее парень. – Но больше всего им по вкусу белокурые немецкие девственницы!

– Девственницы? – насмешливо переспросила Андреа. – Вы понимаете, о чем он говорит?

Снова раздался смех, но жену директора не так-то легко было сбить с толку.

– Что касается его, – сказала она, показывая на длинноволосого, – то он здесь на работе, и вам разрешается разве что посмотреть. К тому же в деревне у него красотка, так что вам рассчитывать не на что.

Она быстро прошла в кухню и изнутри с грохотом опустила закрывающую окошко перегородку.

– Ну и что теперь? – спросила Линда.

– Я пошла играть в пинг-понг! – заявила Андреа. – Вы идете?

Но у остальных желания не было.

Стефи толкнула Ирис в бок и предложила:

– Пошли, посмотрим, что делают мужчины!