На следующий день небо затянуло облаками, пожалуй, впервые за последние две недели. Кнутас появился на работе спозаранку, как обычно. В четверть восьмого он уже вошёл в здание управления и поприветствовал дежурного. Как у них было заведено, они обменялись парой фраз, прежде чем комиссар поднялся к себе в отдел на третий этаж. По дороге в кабинет он налил себе кофе и сел полистать местные утренние газеты. Не прошло и пяти минут, как Карин, тоже из ранних пташек, заглянула к нему:

— С добрым утром! Принести кофе?

— Нет, спасибо, у меня уже есть.

Якобсон выглядела усталой.

— У тебя всё в порядке? — Кнутас вопросительно посмотрел на неё.

— Да, просто я почти не спала сегодня ночью.

— Размышляла о Мартине Флохтен?

— И о ней тоже, — отрезала Карин и сделала глоток кофе.

Она обладала удивительной способностью чётко обозначить, где проходит граница дозволенного.

— Пришла к каким-нибудь новым выводам? — спросил он.

— Не совсем. История с автомобилем не даёт мне покоя.

— В каком смысле?

— По всей очевидности, она села в машину добровольно, значит, она назначила встречу с этим мужчиной. Следовательно, это кто-то, с кем она познакомилась на Готланде. Но зачем устраивать из отношений такую тайну? Да, у неё есть парень, но он в Роттердаме и вряд ли помешает ей развлечься, если она захочет.

— Куда ты ведёшь?

— Всё дело в мужчине, с которым она встречается. Если у них любовные отношения, то зачем так тщательно их скрывать? Тут возможны две причины: либо он женат, либо имеются ещё какие-то усложняющие дело обстоятельства: например, он её преподаватель.

— Или и то и другое, — подхватил Кнутас.

— О чём и речь. И в данной ситуации имя Стаффана Мельгрена первым приходит на ум. Но это может быть и кто-то другой. Я проверила информацию по машине археолога. Она не синяя, а серебристо-серая. Так что либо он воспользовался чужой машиной, либо это вообще не он. До приезда на раскопки студенты провели две недели в Висбю, слушая курс лекций. За это время у них сменилось несколько преподавателей. Кроме того, каждый вечер они проводили в городе, ходили по барам, у Мартины было полно шансов там кого-нибудь встретить. Меня удивляет ещё одно: почему она не связалась с Якобом Даленом, другом семьи, владельцем отеля «Висбю»? О нём рассказала директор турбазы «Варфсхольм» Керстин Будин. Семья Мартины регулярно приезжала на остров, и они всегда жили в его отеле. Понятно, он в первую очередь друг отца, но разве не странно, что она не зашла хотя бы просто поздороваться? Времени у неё было предостаточно: к моменту исчезновения она провела уже четыре недели на острове, две из которых — в самом Висбю. А отель находится в центре, от университета до него рукой подать. Почему, чёрт побери, она с ним не связалась?

— Ты разговаривала с этим Якобом Даленом?

— Только по телефону: он сейчас в отъезде.

— Мне кажется, она собиралась с ним связаться, просто откладывала. Ты же знаешь, как это обычно случается, когда приезжаешь куда-то, где у тебя есть пара знакомых. Курс длится до середины августа, она наверняка считала, что у неё ещё масса времени.

— Ну да, может быть, ты и прав, — согласилась Карин.

— А где она, кстати, жила, пока у них шли лекции в Висбю?

— Там же, где и остальные, в кампусе — в квартире на улице Мейеригатан.

— Нужно поехать и поговорить с остальными жильцами, они могли что-то заметить. И хозяина тоже нужно найти. Я позвоню, попрошу всё организовать, — сказал комиссар, потянувшись за телефоном.

Патрик Флохтен оказался рослым мужчиной с тёмно-каштановыми волосами, которые торчали во все стороны. Судя по загару, в Голландии лето тоже выдалось на славу. На носу у него были очки в тёмной оправе, с виду дорогие, одет он был в светлый льняной костюм. На лице застыло напряжённое выражение, а ладонь при рукопожатии оказалась влажной. Он вошёл в кабинет Кнутаса и присел на диван для посетителей.

— Мы с сыном, братом Мартины, вне себя от тревоги! Я хочу, чтобы вы рассказали мне обо всех обстоятельствах исчезновения моей дочери, — сказал он на прекрасном английском. — Абсолютно обо всех!

Комиссар не владел иностранным языком достаточно хорошо, и, чтобы провести беседу, заранее предвидя проблемы в коммуникации, он пригласил Карин. Та рассказала отцу Мартины о фактах, которые были известны полиции. Во время разговора она не могла отделаться от ощущения, что лицо голландца ей знакомо. Может быть, просто дочь очень на него похожа, Карин ведь видела фото девушки.

— Я знаю это место, Варфсхольм, мы с детьми пару раз ездили туда обедать, когда бывали здесь. Как она могла там пропасть? Да так, что её не видела ни одна живая душа? Там ведь полно народу. Да и ночи сейчас светлые, до конца никогда не темнеет.

— Мартина ушла с вечеринки очень поздно. Постояльцы уже давно спали. Она отправилась в туалет около часу ночи, к этому времени все, кто приезжал на концерт, уже разъехались по домам. Лишь несколько посетителей оставалось в баре.

— И никто ничего не видел?

— Боюсь, что нет. Но мы вовсю разыскиваем её. Задействованы собаки и вертолёты. Сегодня днём мы начнём прочёсывать местность. Мы постепенно расширяем территорию поисков. — Карин сознательно не упомянула о водолазах. Иначе это прозвучало бы так, как будто полицейские уже не надеются найти девушку живой.

— Она не могла взять и уехать на материк?

— Нет никаких свидетельств того, что она покинула остров. Мы проверили списки пассажиров в паромной компании и в аэропорту. Под своим именем она никуда не выезжала. На стойке регистрации в пансионате хранятся ценные вещи постояльцев, у них лежит паспорт, банковская карточка Мартины и наличные — ничего не пропало.

Патрик Флохтен с отчаянием посмотрел на полицейских:

— Судя по вашим словам, вы считаете, она стала жертвой преступления?

Комиссар с Карин обменялись взглядами.

— Давайте не будем делать преждевременных выводов и предполагать худшее, — поспешила успокоить его Карин. — Мы ведь не знаем в точности, что именно произошло. Иногда люди пропадают самым удивительным образом, а потом находятся, целые и невредимые. Может, это как раз такой вариант. Мартина отсутствует всего пару дней. А вдруг она влюбилась по уши или что-то вроде этого, откуда нам знать? Так что давайте возьмём себя в руки и будем действовать хладнокровно, чтобы как можно быстрее найти её. Раньше ей не случалось вот так бесследно пропадать?

Патрик Флохтен медлил с ответом, раздумывая:

— Бывало, конечно. Подростком Мартина чего только не вытворяла! Пару раз не пришла домой ночевать, но чтобы не появляться несколько дней подряд… Нет, да и к тому же с возрастом она стала гораздо рассудительней.

— Она употребляет наркотики?

— Нет, я бы это обязательно заметил. Она наверняка пробовала, признаться, я в этом уверен, но она точно не употребляет наркотики в том смысле, который вы имеете в виду.

— Какая-нибудь другая зависимость или болезнь?

— Нет.

— Какие у неё отношения с молодым человеком?

— Хорошие, насколько я могу судить. Они вместе уже больше года, и, кажется, отношения довольно прочные. Он намного старше её.

— Она не рассказывала вам о новых знакомствах, новом мужчине?

— Нет, а почему вы спрашиваете?

— Некоторые факты указывают на то, что у Мартины здесь с кем-то роман. Как следует из показаний свидетелей, она явно в кого-то влюблена.

— Вот как? Очень странно. Она никогда не скрывает от меня подобных вещей. У нас друг от друга нет секретов. — Патрик Флохтен задумался.

— Насколько мы знаем, ваша семья часто приезжает сюда на каникулы и вы обычно останавливаетесь в отеле «Висбю», — это так?

— Да, владелец отеля Якоб Дален — мой старинный знакомый. Мы связаны по работе, но, помимо этого, уже много лет дружим. — Глаза Патрика Флохтена заблестели, как будто ему вдруг напомнили, что дочь пропала.

Повисла пауза.

— Кем вы работаете?

— Я архитектор. У нас с компаньоном своё бюро в Роттердаме. Кроме этого, мы вкладываем деньги в проекты с недвижимостью, один из них здесь, на Готланде.

— Да, и какой же?

— Мы разработали проект жилых домов в районе Сёдерверн, а сейчас участвуем в строительстве гостиничного комплекса.

— Неподалёку от заповедника Хёгклинт?

— Да, именно там. Я автор проекта отеля, и мы одни из тех, кто всё финансирует.

Внезапно Карин поняла, где раньше видела Патрика Флохтена. В местной газете напечатали репортаж о намечающейся стройке, сопроводив информацией об архитекторе. Там же был его снимок. Кажется, в статье также упоминались его дети и тот факт, что ныне покойная жена голландца была родом с Готланда.

— Значит, теперь вы будете проводить здесь довольно много времени?

— Видимо, да.

— Но вы ведь и раньше нередко сюда приезжали?

— Да, за последний год я провёл достаточно много времени в Висбю. — Голос Патрика оборвался, и мужчина закрыл лицо руками.

— Наверное, хватит на сегодня, — вмешался Кнутас. — Может, вы ещё о чём-нибудь хотите нас спросить?

— Хочу, — ответил архитектор без всякого выражения. — Где мне искать мою дочь?

Эмме понадобилась пара секунд, когда она проснулась утром, чтобы понять: она дома. Низ живота болел, напоминая, через что ей пришлось пройти. Лучи солнца, пробиваясь сквозь занавески, освещали личико новорождённой дочери. Малышка была укутана в одеяльце, вокруг неё лежали мягкие подушки. Эмма повернулась на бок и осторожно прикоснулась к крохотному, покрытому пушком плечику, которое вылезло из-под пелёнок.

Эмма всматривалась в красноватое личико дочери, ища сходства с собой или Юханом. Он собирался забежать к ней на минутку перед работой. Она одновременно ждала и боялась его прихода.

Звонкая тишина, царившая в доме, заставила Эмму утратить чувство реальности. Обычно дом был полон шума из-за возни детей и собаки. Но теперь всё по-другому, мосты сожжены, и что ждёт её дальше в жизни — совсем неясно. Эта неизвестность пугала Эмму, в довершение ко всему она никак не могла привыкнуть к тому, что дети теперь не всегда живут с ней. Она скучала по Саре и Филипу, и ей совсем не хотелось ждать встречи, которая была запланирована только на следующий день. А после Улле и вовсе должен был забрать их с собой в отпуск на целых две недели.

Развод с мужем дался ей труднее, чем Эмма могла себе представить. Её решение оставить ребёнка, несмотря на попытки сохранить брак, поначалу вывело Улле из себя. Со временем он понял, что ему ничего не остаётся, кроме как смириться, даже если развод в таком случае становится неизбежностью. Они механически заполнили все необходимые документы и разобрались с финансовой стороной вопроса. Не успела она оглянуться, как муж съехал, и она оказалась совсем одна в их большом доме. Дети жили у неё только каждую вторую неделю.

По мере того как рос её живот, отношения с Улле становились всё сложней. Он цеплялся к каждой мелочи. Они ссорились из-за того, кто возьмёт детей на Пасху, и даже из-за того, кто будет покупать Саре новые туфли или поведёт Филипа на занятия футболом. Бывший муж доводил всё до абсурда, словно хотел наказать её. В его глазах читались упрёк и уязвлённая гордость.

Вначале он вёл себя разумно, хотел выглядеть сильным. Он с готовностью шёл на компромисс, когда улаживали материальные вопросы, стараясь облегчить процесс себе самому, раз уж развод стал фактом. Но когда они со всем разобрались и каждый зажил своей новой жизнью, чувства нахлынули на него. Для того чтобы справиться с собственной болью, Улле переложил всю вину и ответственность на Эмму. Он наотрез отказался позаботиться о щенке, которого купил ей, когда они ещё предпринимали попытки спасти брак. К счастью, подруга согласилась взять пса к себе, пока Эмма будет в роддоме.

На лето у неё не было особых планов. Дети поживут с ней, но сначала уедут за границу вместе с папой. Улле снял на пару недель дом в Италии вместе с другом, который тоже воспитывал детей один. Они собирались полететь в Ниццу, взять там машину напрокат и поселиться в итальянской горной деревушке. «Вот если бы он придумал что-нибудь подобное, когда мы ещё были женаты! — с завистью подумала Эмма. — Теперь-то, конечно, самое время проявлять фантазию!»

Юхан тоже говорил о том, что хочет с ней куда-нибудь уехать, но сейчас эти планы казались какими-то далёкими и нереальными.

Из окна спальни Эмма увидела, как он идёт по тропинке к дому: в руках бумажный пакет и букет цветов. Он тоже заметил её и, улыбнувшись, помахал рукой.

«Наверное, нет ничего странного в том, что я пока не могу связать себя новыми отношениями, — пришло Эмме на ум в эту самую секунду, и тяжёлый груз вины, давивший на её плечи, даже как будто стал немного легче. — Вот так, потихоньку, — подумала она, — шаг за шагом…»

Юхан заранее предупредил Пию, что придёт на работу попозже. Срочных дел не намечалось, и он с нетерпением ждал момента, когда поведёт Эмму с дочкой на прогулку. Они вышли через калитку и пошли по улочке мимо домов. Район был тихий, движения почти никакого, но толкавший перед собой коляску Юхан всё равно обстоятельно смотрел налево и направо каждый раз перед тем, как перейти дорогу. Эмма, ставшая мамой уже в третий раз, казалась гораздо спокойней.

— Непривычно, наверное, что я тут гуляю с коляской вместе с тобой? — спросил Юхан. — Раньше вы делали это вместе с Улле, водили ваших малышей в сад, на игровую площадку, ходили в гости к другим родителям.

— Нет, ты знаешь, вовсе нет, — с удивлением отметила Эмма. Она и не задумывалась, что этот район как бы принадлежал ей с бывшим мужем.

Они молча продолжали путь. Юхана переполняли чувства, говорить ему совсем не хотелось.

Накануне вечером он привёз Эмму с дочкой из роддома и с трудом согласился уехать к себе. Эмма не хотела, чтобы он остался на ночь: слишком рано, сказала она в ответ на его протесты. Юхан не мог не обидеться. Ещё ни одной ночи не провёл он в этом доме — вот граница, через которую ему так хотелось наконец перешагнуть. Но Эмма постоянно находила препятствия, которые мешали им начать строить общее будущее.

Новоиспечённые родители неспешно прогуливались недалеко от дома. Малышке нужен свежий воздух — пока же она проводила всё время в помещении. Под своим одеяльцем Элин выглядела такой крохой. Несмотря на жару в двадцать пять градусов, на голове у ребёнка красовалась шапочка бирюзового цвета, из-под которой торчали тёмные волосики. Когда Юхан, наклонившись к дочери, прижался к ней щекой, он почувствовал лёгкое, но быстрое биение её сердечка.

По одному взгляду на Эмму было видно, как она устала. Он обожал её красивое лицо с высокими скулами, тёмными глазами и чётко очерченными бровями. Сейчас её кожа ещё больше побледнела, а щёки немного округлились. Ему нравились эти изменения, её черты как будто смягчились.

Он был влюблён в неё ещё до рождения ребёнка, теперь же его любовь стала лишь глубже.

Временами ему казалось, что в их отношениях царит полная гармония, что они одинаково сильно любят друг друга и что для Эммы так же важно их совместное будущее. Но теперь он как будто находился в подчинённом положении: всё решала Эмма, а она не хотела, чтобы он переехал к ней. Пока нет, сказала она, надо дать детям шанс привыкнуть к новой жизни, к пополнению в их семье. Встречаться они смогут, когда дети будут у папы. Юхан рассчитывал, что всё сложится иначе.

Он так ждал рождения ребёнка, мечтал о том, как будет заботиться о нём и Эмме, проводить с ними время. Как же он ошибался! Решение Эммы сохранить ребёнка вовсе не означало её готовность создать новую семью. Вся её жизнь перевернулась за последний год, и она не могла просто взять и сделать вид, что ничего не произошло, объясняла она ему. Ей нужно время, чтобы прийти в себя, чтобы окончательно распрощаться с прошлым.

Теперь она шла рядом с ним, и, несмотря на трудность положения, вид у неё был вполне довольный. Он остановился и погладил её по щеке.

— Я люблю тебя, — сказал Юхан, почувствовав, насколько правдивы эти слова.

Эмма отвела взгляд и промолчала. Раньше она хотя бы отвечала ему теми же словами или говорила что-нибудь ласковое.

Они пошли дальше в сторону спортивной площадки, разговаривая в основном о дочери и о том, какое имя дать ей. Юхан предложил назвать её Натали, Эмма же склонялась к имени Элин.

— Посмотри, она — вылитая Натали, — убеждал её Юхан. — С её тёмными волосами и карими глазами у неё немного экзотическая внешность. Уж с такими-то родителями, как мы, она станет настоящей красоткой! — добавил он, улыбнувшись. — Только представь: красивая девушка с длинными тёмными волосами и зовут её Натали.

Эмма не сдержала улыбки:

— Ну да, это сейчас она тёмненькая, а вырастет и вполне может превратиться в голубоглазую блондинку с волосами соломенного цвета, и тогда имя будет звучать немного странно.

— Да какая разница, оно всё равно красивое.

— Не спорю, но я терпеть не могу, когда детям дают имена на иностранный манер. Все эти Николь, Анжелики, Иветты. Мы ведь в Швеции живём, а не во Франции.

— Вот сейчас ты действительно узко мыслишь. А ты знаешь, что каждый пятый швед иностранного происхождения? Швеция больше не страна льняных блондинов, ржаного хлеба, традиционного народного костюма и весёлой старинной польки, она стала многонациональной. Хотя, конечно, стоит признать, что прогресс здесь, на Готланде, не столь стремителен, как на материке, — сказал он, шутливо ущипнув Эмму за бок.

— Мне всё равно кажется, что Элин лучше звучит, — настаивала она.

Юхан снова остановился и взял лицо Эммы в свои ладони:

— Если тебе так хочется, пусть её зовут Элин, лишь бы ты была довольна.

— Да, но я хочу, чтоб и тебе имя нравилось.

— Мне нравится, правда. Поверь, я ужасно рад, что у нас с тобой маленькая Элин.