В полной тиши дома утренний свет пробивался сквозь тонкие занавески. Юхан сидел в кресле у окна и держал на руках новорождённую дочь. Она была похожа на кокон в своём хлопчатобумажном одеяльце, откуда торчало лишь красноватое личико: глаза зажмурены, а рот приоткрыт.

Юхану казалось, что девочка дышит слишком быстро, сердечко бьётся, как у птицы. Он сидел неподвижно, ощущая тепло и вес её тела, и всё не мог наглядеться. Сколько времени он провёл в этом положении, он не знал. Ноги давно затекли. Он просто не мог поверить, что это крохотное существо у него на руках — его дочь. Она будет называть его папой.

Эмма спала, повернувшись на бок. Её лицо дышало безмятежностью. А сколько боли ей пришлось вытерпеть всего пару часов назад! Он пытался помочь чем мог. Юхану и в голову не приходило, что роды — это настолько драматично. В какую-то секунду, когда он держал руку Эммы, а акушерка раздавала приказания и руководила процессом, Юхан вдруг проникся величием момента. Эмма давала жизнь, из её тела должен был появиться новый человек, продолжив тем самым вечный кругооборот. Так задумано самой природой. Юхан ещё ни разу не чувствовал своей близости к таинствам жизни, сознавая также, что одновременно это и борьба со смертью.

Несколько душераздирающих минут, когда роженица теряла сознание, а нахмуренное лицо акушерки не предвещало ничего хорошего, Юхан опасался, что Эмма не выдержит и умрёт. Проблема заключалась в каком-то бугорке, который распух, не давая ребёнку пройти. Именно из-за него Эмме не разрешали тужиться, иначе бы он ещё больше перекрыл проход. С этим осложнением при родах удалось справиться лишь жене Кнутаса. Лине пришла в нужный момент и помогла ребёнку появиться на свет. В ту же секунду, когда раздался крик ребёнка, Эмма смогла наконец расслабиться. Юхан первым делом поцеловал любимую. Так, как он восхищался ею сейчас, он никогда никем не будет восхищаться.

Юхан вновь взглянул на дочь. У неё подрагивал подбородок, и она выпростала одну ручонку с крошечными пальчиками, то разгибая их, словно веер, то снова собирая в кулачок. Он уже сейчас понимал, что будет любить её всю жизнь, что бы ни случилось.

Свернув на дорогу, ведущую к Ликкерсхамну, Кнутас вздохнул с облегчением. Вырвавшись из душного Висбю, где он провёл всю неделю, этим субботним утром он мечтал об одном — о выходных за городом.

Дача Кнутаса находилась всего в двадцати пяти километрах от Висбю, но, когда он уезжал туда, ему казалось, что всё будничное и рутинное остаётся дома. По дороге в Ликкерсхамн комиссар обычно останавливался полюбоваться на рауки. Эти мощные каменные изваяния, выточенные из известняка морем и ветром, были рассыпаны здесь в большом количестве, причём некоторые достигали шести-семи метров в высоту. Часть камней поросла плющом, ставшим символом Готланда. Правление лена снабдило этот заповедный участок информационной табличкой, на которой можно было прочесть, что камни сформировались в Литориновом море семь тысяч лет тому назад. Комиссара восхищали рауки, похожие на скульптуры, вышедшие из-под руки неумелого мастера. История их происхождения всегда вызывала у Кнутаса живой интерес.

Горная порода Готланда состояла по большей части из коралловых рифов, которые образовались четыреста миллионов лет назад, — море тогда было тропическим. Слои кораллов перемежались слоями известняка, и, когда лёд, покрывавший Готланд во время последнего ледникового периода, десять тысяч лет тому назад, стал отступать, начался процесс поднятия суши. В том месте, где земля и море встречались, горную породу принялись обрабатывать волны. Кораллы в меньшей степени поддавались воздействию воды и оставались стоять, в то время как другая порода вымывалась, образуя эти одинокие каменные истуканы.

Наиболее внушительный из них — камень под названием «Юнгфрюн» — украшал скалу, на двадцать шесть метров возвышавшуюся над морем неподалёку от входа в порт. Это изваяние длиной двенадцать метров — самый крупный из рауков острова Готланд, визитная карточка Ликкерсхамна. Сама же деревушка — уютное тихое местечко, где несколько домишек лепятся друг к другу вокруг маленького залива, а два пирса с привязанными к ним рыбацкими лодками и прогулочными катерами вдаются в море.

Дача комиссара была в километре от поля с рауками. На фоне серого оштукатуренного двухэтажного дома из известняка выделялись выкрашенные в бордовый цвет оконные рамы, дверные проёмы и угловые балки. Растительность вокруг была скудная, всё больше можжевельник и карликовые сосны, низенькие и скрюченные. Участок окружала каменная изгородь. В этой части Готланда камня было в избытке, недаром береговую линии от Луммелунда до пролива Форё прозвали каменистым побережьем.

Петра и Нильс нехотя присоединились к родителям — Кнутас заманил их обещанием покататься на лодке и порыбачить вечером. Выйдя из машины, Лине с восторгом воскликнула:

— Боже, какая красота! — и, сделав глубокий вдох, продолжила: — Какой воздух! А море, только посмотрите!

Они вместе занесли пакеты с продуктами в дом. Лине и детям не терпелось поскорей искупаться, а комиссар предпочёл остаться дома и заняться стрижкой газона, хотя этим жарким летом трава и так не нуждалась в особом уходе.

В Висбю за садом ухаживала в основном жена, здесь же он любил сам заниматься участком, потому что все оставляли его в покое и не было назойливых соседей. Когда Кнутас открыл дверцу сарая, в нос ударил сырой воздух. Комиссар вытащил наружу громоздкую газонокосилку, залил бензин. Рывок, другой — и она заработала.

Андерсу нравилось делать круг за кругом, слушая тарахтение машины, полностью освободив голову от мыслей. Родные, заслышав звук газонокосилки, держались от комиссара подальше, а он не спешил, как можно тщательней обрабатывая газон.

Дом стоял открыто, не защищённый от чужих взглядов, но ближайшие соседи жили вне поля зрения. В распоряжении семьи была небольшая бухточка, ею пользовались только они, пара соседей да какие-нибудь заплутавшие туристы. Пляж Ликкерсхамна был достаточно удалён от них, чтобы им не докучали другие отдыхающие, но дети, если хотели, могли сами дойти туда пешком. Кнутас считал, что им очень повезло с расположением дома.

Закончив стричь траву, комиссар почувствовал, что весь взмок, хотя работа и не требовала особого физического напряжения, так как газонокосилка была практически самоходной. Андерс быстро переоделся и, схватив полотенце, в одних плавках, спустился к берегу, где увидел сваленные как попало вещи остальных членов семьи. Улыбаясь себе под нос, Кнутас следил за женой и детьми, пока медленно заходил в воду.

Лине собрала пышную копну рыжих волос и закрепила на затылке с помощью заколки. Её купальник был яркой, весёлой расцветки: розовато-красноватые пятна на голубом фоне. Светлую кожу сплошь покрывали веснушки. Лине частенько жаловалась, что ей не мешало бы похудеть, и однажды он воспринял все эти разговоры о диете всерьёз — ошибка, которой он больше не допустит. Кнутас подарил жене на день рождения скакалку, абонемент в фитнес-клуб и вводный курс программы «Следим за весом. Сказать, что Лине не оценила подарок, — значит, ничего не сказать.

Даже прожив пятнадцать лет в браке, Кнутас всё ещё удивлялся, смотря на Лине: неужели эта женщина действительно его жена? Он любил её саму и её непосредственность и прямодушие. Даже когда она убирала или готовила, она делала это неистово. У неё всё было с размахом: огромные миски для салата, порывистые движения, шум и грохот. Её всегда было слышно и видно, она заполняла собой всё вокруг, как и сейчас, когда плескалась в воде с детьми.

После купания семья уселась перекусить на веранде. Когда Лине сбросила деревянные башмаки, радостно болтая в воздухе ногами, комиссар заметил, что даже на лодыжках у жены появились веснушки. Она, зажмурившись, подставила лицо солнцу, и Кнутас решил, что на выходных о работе ни слова.

От поджаренного фарша, густо приправленного специями, валил пар, наполняя ароматами кухню и пробираясь дальше, во все уголки и укромные места. Студенты-археологи готовили ужин на всех. На плите в большом котле булькало «чили кон карне», все суетились вокруг и помогали.

Ребята специально выбрали не самое сложное в приготовлении блюдо, чтобы успеть на концерт группы «Эльдкварнс», — выступление должно было начаться в девять вечера на летней сцене пансионата.

Мартина стояла и резала лук вместе со Стивеном и Евой. Слёзы текли по щекам, но не от одного только едкого овоща. Они уже пропустили по паре стопок текилы и хохотали до слёз, когда кто-нибудь выдавал очередную глупую шутку.

Все двадцать студентов, размещённые в этом здании турбазы, столпились сейчас на кухне. Другие постояльцы, заглянув сюда, сразу понимали, что им лучше подождать. Ребята накрыли все три имеющихся в наличии стола, а журнальный столик в углу был уставлен бутылками и бокалами. Кто-то притащил в кухню магнитолу и включил звук на полную мощность, так что старенький кассетник еле справлялся. Жара заставила широко открыть окна, поэтому вся округа была в курсе происходящего.

Мартина была одета в джинсы с низкой талией и чёрную майку. Светлые волосы свободно лежали на плечах. Девушка почти не пользовалась косметикой, прекрасно сознавая, что и так хороша. Немного туши для ресниц и блеска для губ — вот и всё. Мартина с нетерпением ждала свидания с ним. Вряд ли кто-нибудь из однокурсников догадывался о чём-либо. Иногда она заигрывала с остальными студентами, чтобы подразнить его, её забавляло его отчаяние. Они копались в земле бок о бок, украдкой наблюдая друг за другом. Иногда он будто нечаянно касался её руки или ноги.

— Попробуй и скажи, как тебе? — Ева толкнула Мартину в бок и протянула ложку. — Достаточно остро?

— Нужно добавить, — ответила Мартина, всыпав в кушанье ещё перца чили. — В еде должен быть характер.

Вечер просто не мог быть более подходящим для концерта на открытом воздухе. Пылающий шар солнца словно балансировал на линии горизонта, украсив море сверкающей золотой дорожкой. В воздухе остался запах запечённого ягнёнка, которого подавали на ужин. Разнородная публика собиралась перед сценой. Вокруг, между разостланными на земле покрывалами, носились дети, кто-то купался в зеркально-гладкой воде. Неподалёку расположились байкеры. Эти суровые парни в летах потягивали пиво и наслаждались выступлением. Музыка, нечто среднее между попсой и роком, захватила слушателей, так что многие вскочили с мест и принялись танцевать.

Мартина с удовольствием отдалась приятному расслабляющему чувству, которое принёс алкоголь. Как хорошо отдохнуть после тяжёлого рабочего дня на раскопках, особенно такого удачного! Как раз перед самым уходом Мартина обнаружила арабскую серебряную монету, датированную 1012 годом. Все поздравили её с находкой, а девушка почувствовала непреодолимое искушение положить монету в карман, чтобы потом показать её отцу. Но пришлось довольствоваться лишь тем, что она подержала в руке драгоценную находку эпохи викингов.

Мягкий голос с хрипотцой пел о чём-то непонятном. Мартина пыталась вслушиваться, но ей удавалось разобрать лишь отдельные слова, поэтому она довольно быстро оставила свои попытки и просто получала удовольствие от музыки, танцуя с друзьями.

Время от времени девушка вглядывалась в толпу, ища глазами его. Пару раз ей даже показалось, что поодаль промелькнуло его лицо, но каждый раз она с сожалением убеждалась, что ошиблась. Мартина не могла ума приложить, почему он не пришёл на концерт. Юнас отвлёк её от размышлений, предложив прохладного пива. Девушка охотно согласилась.

Пару часов спустя Мартина сидела на крыльце пансионата, плотно зажатая между Марком и Юнасом, и думала о том, что слишком много выпила. Несколько ребят продолжили вечеринку, собравшись на веранде и пригласив с собой байкеров. Жара ещё не спала, хотя время уже приближалось к часу ночи. Мартина оставила надежду, что он придёт, а ведь мог хотя бы позвонить. Девушка порылась в сумке в поисках телефона, но обнаружила, что мобильника там нет. Она была слишком пьяна, чтобы по-настоящему разволноваться из-за пропажи. Лежит, наверное, где-нибудь в траве, потом его поищет. Она допила всё, что оставалось в стакане, и встала, чтобы пойти в туалет, — он находился рядом с главным входом, за углом.

Мартине хотелось курить, но сигареты закончились, а в баре их не продавали. Она вспомнила, что в комнате лежит целый блок, и решила зайти за ним. Выйдя из туалета, девушка направилась в сторону турбазы. Она слышала, как друзья весело болтают на веранде и кто-то бренчит на гитаре.

Когда девушка зашагала по тропинке, тянувшейся вдоль берега, она вдруг обратила внимание, насколько тут пустынно: вокруг ни одной постройки, — и эта заброшенность сейчас особенно бросалась в глаза. Кусты и деревья обступили дорожку плотной стеной. Где-то в полумраке зазвучал невидимый оркестр цикад.

С противоположного берега — там находился порт — доносились звуки работающего оборудования. Грузовик, доверху заполненный брёвнами, ехал по набережной мимо белых вертушек ветряной электростанции, лопасти которых нерешительно вращал слабый ветерок. Гигантский подъёмный кран, словно страшный железный монстр с огромным когтем, возвышался на фоне неба. Жизнь в порту, казалось, не замирала даже ночью.

Чем дальше Мартина шла по тропинке, тем гуще становилась растительность вокруг. По обеим сторонам разрослись ивы. Их кривые ветви, склонившись над дорожкой, тянулись друг к другу, как влюблённые, жаждущие объятий. Переплетение ветвей образовало природный туннель, и в темноте тропинка приобретала зловещий вид. Хмель успел немного выветриться, девушке стало страшно, и она пожалела, что ушла одна.

Обернувшись, Мартина поняла, что уже преодолела большую часть пути и смысла возвращаться нет. К тому же ей чертовски хотелось курить. Она ускорила шаг, пытаясь отделаться от неприятных мыслей.

Пройдя по этой тёмной части тропинки пару метров, Мартина заметила впереди силуэт, чётко выделявшийся на фоне светлого пятна, обозначавшего конец образованного ветвями туннеля. Девушку охватил страх, выветрив последний хмель. Фигура человека находилась метрах в тридцати от неё и приближалась с каждым шагом.

Мартина подавила первый импульс развернуться и пойти обратно. Вместо этого она прищурилась, пытаясь разобрать, кто там впереди — мужчина или женщина, но смогла разглядеть лишь чёрные брюки и кепку.

Шагов слышно не было, потому что здесь земля оставалась сырой.

Как только она поняла, что это мужчина, её охватил ужас.

Он шёл, слегка наклонив голову, и кепка скрывала его лицо.

Она механически продолжала двигаться навстречу ему, как будто выхода не было. Мысли метались, словно стая испуганных птиц. Что ему здесь надо посреди ночи? Концерт давным-давно закончился. Приступ паники сковал силу воли. Она просто продолжала двигаться, как робот, запрограммированный на самоуничтожение.

Она не осмелилась поднять глаза, чтобы посмотреть ему в лицо, хотя он был уже совсем близко. В тот момент, когда он поравнялся с нею, Мартина затаила дыхание. Ещё чуть-чуть, и он задел бы её руку. Девушка ощутила резкий, немного затхлый запах, но не смогла распознать его.

К удивлению Мартины, мужчина просто прошёл мимо.

Он не сбавил темпа и теперь с той же скоростью метр за метром удалялся от неё. Она с облегчением выдохнула.

Мартине тут же стало стыдно — вот ведь до чего она сама себя напугала! Господи, а этот бедный прохожий, наверное, живёт в пансионате и просто возвращался домой. Ей всегда было жаль мужчин, на которых падали всевозможные обвинения лишь из-за того, что они мужчины.

Тропинка стала шире, и в глаза ударил свет от лампы, висевшей у входной двери турбазы. От радости, что всё закончилось, кружилась голова. Он оказался не опасен, она всё выдумала. «По крайней мере, вот я и выбралась из этого мрачного туннеля», — подумала она. Всё, чего ей хотелось теперь, — быстрей забраться в постель.

То, что мужчина развернулся и пошёл следом, она заметила, когда было уже слишком поздно.