Вместе – тесно, врозь – скучно,
Отдалились – холодно, сблизились – душно,
Секрет личного счастья предельно прост –
Не выносите друг другу мозг! ©
Катя робко вошла в указанную мною дверь. Во рту у Кати чавкала пачка ментоловых жвачек, поскольку запах, который исходил от нее, мог соблазнить только облезлого Аленделона, распивающего флакон одеколона в ближайшей подворотне. Я осторожно прикрыла дверь, глядя в красные глаза «детектора» лжи.
– Присаживайся, Катенька. Катенька, познакомься, это – очень проницательный принц. Он умеет отличать правду от лжи. И сейчас я задам тебе пару вопросов.
– Вы что? – возмутилась Катя, понимая, что вместо свидания ее ждет допрос. Она вертела кольцо возврата с давно проверенным мною результатом. – Меня допрашивать собираетесь? Что я сделала?
– Катенька! Вопрос жизни и смерти. Ты брала камни у своего жениха? – я нависла над ней, как профессиональный детектив. Голос мой звучал жестко и уверенно. Не хватало только плаща, шляпы, вечно дымящей сигареты и можно смело снимать фильмы в жанре «нуар».
– Ка-какие камни? – сглотнула Катя, удивленно хлопая густо намазанными, дабы прикрыть следы долгого и обильного разочарования в личной жизни, глазами.
– Вот такие алмазы! – я показала приблизительный размер, наседая на Катюшу. – Эти алмазы сделаны из трупиков дохлых гномиков и представляют особую ценность для твоего бывшего. И теперь все гномье население объявило награду за твою голову.
– Фу! Я к ним и пальцем не прикасалась! Когда Мерх показал мне эти камни и рассказал о них, меня чуть не вырвало! – Катя задергалась, скривилась, пытаясь вытереть руки о шифоновую юбку.
Я тут же повернулась к Иери. Он едва заметно кивнул. Гениальный сыщик, который уже был уверен, что нашел не только прыщик на теле у слона, но и вышел на след преступника, только что сел в лужу? Катя камни не брала? Детектив в моем лице внезапно растерялся, попросил водички и умоляюще посмотрел на «детектора». «Детектор» вежливо улыбнулся.
– Катя, – уже мягче и не так уверенно обратилась я к девушке. – Расскажи нам, как же над тобой издевались?
– Я постоянно ходила в одной и той же одежде. Когда одежда порвалась, я перестала выходить из дома. Представляешь, в чем пришла, в том и целыми днями и ходишь! Он заставлял меня работать… Как заставлял… Просил помочь… Я должна была каждый день с шести до семи сидеть и считать камни, которые за день сделали подмастерья, и записывать результаты в книгу учета. А еще должна проверять, есть ли на них какие-нибудь явные дефекты… Трещины, например… – Катя чавкнула жвачкой и снова принялась наматывать шифоновую юбку на палец.
– Ты работала один час в день на этой архисложной, физически тяжелой работе, требующей невероятного внимания и выдающихся умственных способностей? Да он тебя просто рабыней сделал! – заметила я, снова делая глоток воды, чтобы промочить горло. – И чем же кормил тебя твой бывший рабовладелец? Отрубями и баландой? Или кашей из топора?
– Бараниной, свининой… Была курица… Каша… Иногда фрукты и овощи… Позавчера ели сыр… козий… – вздохнула Катя, глядя на меня, как жертва концлагеря на воина – освободителя.
– И чем тебя меню гномьей столовой не устраивало? – поинтересовалась я, допивая воду до половины и вспоминая содержимое своего холодильника в эпоху острого личного финансового кризиса. В самые голодные дни с полки на меня вяло смотрели две морковки, сморщенный майонез писал завещание, в связи подходящим сроком годности, а кусочек условно-съедобной колбасы в родственных объятиях газетки, показывал мне свой неестественно розовый бумажный язык.
– Креветок хотелось… Икры… Красной рыбки… – замялась Катя, под моим пристальным взглядом эксперта бюджетной кухни. – И шоколада хотелось… И мороженого… Фисташкового…
– Катюша, – усмехнулась я, глядя на нее. – А дома у тебя в холодильнике часто креветки с красной рыбой и икрой ночевали? Ты лучше скажи мне, почему трубочку не брала, когда я тебе звонила?
Катя промолчала, обиженно поджав губы. Строить из себя дочь олигарха, привыкшую к роскоши и кулинарным изыскам, было смешно. Особенно после того, когда я своими глазами видела ее «социалистический» ремонт, сделанный в лучших традициях «клеим, как умеем». Это именно тот ремонт, который приостанавливается в связи с грандиозным семейным скандалом, нехваткой денег, времени и не возобновляется уже никогда. Долгие годы он отсвечивает ободранными стенами, банкой клея выставленной на самом видном месте вкупе с куском дешевых и пыльных обоев. Шпатель, кисточка и остальной декор – на усмотрение хозяев. Вся эта композиция служит железным оправданием для гостей. Не видите? Мы тут ремонт делаем! В этом году будет юбилей со дня его начала!
– Да что вы ко мне пристали! – вспылила Катя, опуская глаза. – Ничего я не брала… А трубку не брала потому что была не в состоянии разговаривать… Впервые мне было так хреново. А тут еще ты звонишь… Мне стыдно трубку брать… Язык у меня заплетается… Реву, остановиться не могу… Выпила немного… Совсем чуть-чуть… Ну и отключила телефон… Думаю, потом перезвоню тебе, когда успокоюсь.
Катя сидела и икала, вспоминая два месяца, проведенные в гномьем городе, растирая текущий макияж.
– Вот сейчас я понимаю, что меня никто никогда так не любил… Он меня называл… – Катя сморщилась, как печеное яблочко и с трудом выдавила. – Мой подсолнушек… Я ему нарисовала подсолнух, а потом просыпаюсь, а на меня смотрит букет … каменных подсолнухов… И солнышко мне сделал в моей комнате… Прямо на потолке какими-то светящимися камнями выложил… Оно светило мне каждый день, причем так ярко… как настоящее… Я рассказываю Мерху про солнце, а он мне про горы, про то, как отличить хорошую жилу от скудной, про завалы, про то, как нашел свой первый самоцвет… А еще у него золотые руки… Жаль, что последнее время его, как подменили…Я спрашиваю, что случилось, а он отмалчивается … Довел меня до истерики. Я ему тогда сгоряча все высказала и воспользовалась кольцом! Я надеялась, что вам удастся все уладить…
Катя помолчала, а потом взяла протянутый стакан, сделала глоток и поставила его на стол.
– Этот коронованный сморчок за нами постоянно следил! – вздохнула Катя, снова сморщившись и икая. – Он специально приставил к Мерху слугу, который все слушает, а потом докладывает. Знаете, как нам влетело за подсолнухи и солнышко? Из-за этого нашу свадьбу отменили. Мы объясняли, что не собирались никуда уходить, но, попробуй, достучись до этого параноика! Он орет, слюной брызжет, мол, я все про вас знаю! Вы замышляете побег! И ты, подсолнечница, подначиваешь моего мастера! А Мерх, наивный, ему верит… Мол, это же государь меня возвысил!… Если бы не Его Величество, я так бы и остался простым рудокопом – шлифовщиком. Так что тут к гадалке не ходи…
Икота перешла в плач, плач – в рев, рев угрожал перерасти в истерику. Даже стакан холодной воды не спасал ситуацию.
– А далеко отсюда до Арнала? – внезапно странным голосом спросила Катя, икая и глядя на меня покрасневшими глазами. – Я смогу, если что, дойти пешком? Я сама хочу поговорить …
– Катя, ты какая-то странная, честное слово! Хотела сказать «дура», но воздержусь! – сглотнула я. – Я тебя вообще не понимаю! То тебя все не устраивает, то теперь вдруг все устраивает! Ладно, сейчас мы возвращаемся в наш мир, ты едешь домой и ждешь моего звонка. И попробуй только на него не ответь!
***
Вечером я не заметила, как уснула, положив голову на чужие колени. Иери молча поглаживал мое плечо, пока я боролась со сном. Я помню, как очнулась, когда меня баюкали на руках, положив мою голову себе на плечо. Я спросонья вяло запротестовала, но мне на щеку просто подули, продолжая баюкать.
– Потом расскажешь, что тебе снилось… – услышала я шепот у виска. – Обязательно расскажешь мне свой сон…
– Который час? – вяло встрепенулась я, чувствуя, как его длинные волосы слегка щекочут мое плечо. Не помню, что мне снилось…. Я редко запоминаю сны.
– Я не знаю, сколько времени, – услышала я шепот в полумраке. – Часы остановились…
– Мне, наверное, уже пора… – зевнула я, понимая, что попытку подняться можно смело приравнивать к подвигу и давать за нее медаль за мужество, героизм, отвагу и самопожертвование.
– Поспи еще немного, душа моя… – тихо и заманчиво предложили мне, сдувая растрепанные волосы с моего лица. Да нет, пора вставать…Я сильная! Я смогу! Да! Точно-точно… смо…гу…
Мне снилось, что я стою на остановке, подъезжает машина, из которой появляется знакомая оленья морда. Я пытаюсь убежать, но мои ноги приросли к асфальту. Меня хватают за руку, я пытаюсь вырваться. Мне больно. Я зову на помощь, за что тут же получаю удар по лицу…
– Зачем ты так делаешь… – сонно пробормотала я, чувствуя, что сердце пропустило удар, и я упала во сне. – Ты же знаешь, что мне больно…
– Тише, душа моя, тише… – услышала я шепот. – Тише… Все, все, все… Сейчас пройдет… Ты просто испугалась… Моя душечка чего-то боится… Чего-то страшного… Надеюсь, не меня?
– Мне больно… – прохныкала я, застряв где-то между сном и явью. Страх сна парализовал меня. – Больно… Убьешь меня – тебя посадят…
Я почувствовала дыхание в своих волосах, почувствовала, как по моему вспотевшему от напряжения лицу скользит прохладная рука.
– Это я тебе приснился? – прошелестел голос на ухо.
– У-у-у…– проскрипела я, пряча лицо у него на груди и возмущаясь, что пуговка упирается мне в щеку.
– Обидно, если я. Я и так в последнее время не ем после шести… – послышался шепот, сопровождаемый тяжелым вздохом. – Спит моя маленькая душечка, спряталась и спит…. Она сегодня устала, перенервничала… А теперь спит у меня на руках…
Проснулась я, когда меня осторожно несли в сторону гостеприимно расстеленной кровати.
– Мне пора, – занервничала я, растирая глаза, стекая с чужих рук, одергивая мятую футболку и подтягивая сползающие шорты. – Я, наверное, домой пойду… Извини, но мне нужно медальон зарядить… Без него завтра ника-а-а-к…
Я подавила зевок. Спящая красавица в моем лице едва шевелила ногами и мозгами, протяжно зевая во всех тональностях. Я с сожалением вспоминала чужую уютную постельку, готовую принять мое усталое тельце в мягкие объятия, и изо всех сил отгоняла сладкое наваждение. Меня отрезвила мысль о том, что утром есть шанс проснуться в обнимку не с тем, с кем засыпала. Нет, спасибо… Билет на аттракцион «ты кто такая и что здесь делаешь?», можете смело подарить кому-нибудь другому.
– Ты не обиделся, что я уснула? – тихо спросила я, чувствуя себя сонной мухой, которую в любой момент могут прихлопнуть.
Иери молчал. В этот момент в моей голове возник открытый ящик рабочего стола, откуда кокетливо выглядывал подарок. Эта мысль меня почему-то приободрила и согрела.
– Спасибо тебе за все… – прошептала я, поджимая губы и чувствуя, как его рука ложится мне на талию. – За то, что спас меня…
«Не спас, а пощадил! Не путай диету с героизмом! – проворчал Идеал, недовольный тем, что я уснула в «дружеских» объятиях. – Не ест после шести! А как же!»
– Ты был прав, я – плохой друг. Хорошие друзья не влипают в неприятности и не грузят других своими проблемами. А еще хорошие друзья не засыпают в гостях, – зевнула я, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять сколько времени.
– Ты – плохой друг не поэтому, душа моя, – услышала я шепот, чувствуя, как его вторая рука ложится мне на талию. – А всего лишь потому, что даже не примерила мой подарок. Я не говорю о том, чтобы забрать его с собой.
Через пару мгновений у меня на шее защелкнулся замочек цепочки с именным кулоном. Бессовестная, согласна, каюсь. Мне срочно захотелось как–то загладить свою вину, поэтому я привстала на цыпочки и слегка прикоснулась губами к его щеке, чтоб тут же отпрянуть, стесняясь собственного порыва. Прохладная рука бережно убрала мои волосы с моего опухшего после сна лица. Как же в этот момент мне хочется поверить, что эта рука никогда не сделает мне больно, никогда не ударит, никогда не толкнет и не оттолкнет…
Чтобы не искушать судьбу, я осторожно выскользнула из объятий и уже через минуту вызывала такси, сидя в офисе на столе и диктуя адрес кровати, в которую срочно нужно доставить мое сонное тело. Часы бессовестно показывали четыре утра.
***
Я сплюнула волосы, разлепила глаза и бросила мутный взгляд на часы. Девять часов! Проспала! Быстро одевшись, наскоро умывшись, я поскакала на работу. Опоздание на два часа стоило мне двести рублей. Выпив кофе, доев вчерашнее печенье, я решила навестить гномов и узнать, как прошла тревожная ночь.
Любой эстет и ценитель женской красоты, потребовал бы моральную компенсацию, увидев мое очередное творение. Из зеркала на меня большими круглыми, как блюдца, глазами смотрела приземистая божья тварь неопределенного пола. Трехдневная щетина обильно и упорно пробивалась через загрубевшую, как кирзовый сапог кожу. Я присмотрелась к новому образу, вставая на цыпочки. Хотела создать мужчину для конспирации, а получилась дама для контрацепции. Внушительный бюст, широкая кость, короткие мускулистые, волосатые ноги в ботинках и коричневый балахон. Я быстренько осчастливила свою голову скудной растительностью, спрятала медальон в декольте, утешая себя мыслью, что не все гномы одинаково некрасивы. Среди них наверняка встречаются воистину уродливые особи. Такие, например, как нынешняя я.
Я очутилась у знакомого фонтана. Отряд гномов пронес мимо меня какую-то каменную глыбу, ругаясь на нее такими словами, что я на ее месте давно бы упала кому-нибудь на ногу, чтобы хоть как-то оправдать половину эпитетов.
«Готовятся отражать атаку!» – злобно заметил Идеал. – «Задраивают шлюзы, понимая, что идут на погружение на липкое коричневое дно!»
Вереница гномов, явно ощущавшая грядущий приход полярной лисички, натужно кряхтя, волокла какую-то колонну. Так и хотелось, глядя на их потуги, выдать что-то из серии: «Дуби-и-инушка, ухнем!».
«Попали в беду? Я уже иду! – арктический лис с трудом нацепил на упитанное тельце костюм супергероя с большой буквой «П», расправил плащ, встал в героическую позу, полез в карман и достал стопку визиток и рулетку. – Замеры бесплатно!»
– Быстрей! – плешивый гном с подбитым глазом командовал «таскательно-надрывательными» работами. – Чего вы там застряли? Да чтоб ваши предки трещинами пошли! Осторожней! Левее!
«Баррикада – баррикада, так вам, сволочи, и надо!» – усмехнулся Идеал, глядя, как следом за одной колонной понесли вторую.
Проходящий мимо черноволосый гном чуть не стал обладателем несимметричной плоскостопии, выронив кирпич при виде меня. Понимаю, не конфетка, но что поделаешь… Все претензии к мачехе-природе!
– О, камень! – прохрипел гном, не сводя глаз с моего кадыка. – Я никогда не встречал такой красавицы!
– Чего? – прокашлялась я, еще не осознавая убийственной силы своей небритой красоты.
– Это – добрый знак! Знамение! – восхитились подоспевшие гномы, с грохотом бросив какую-то глыбу на пол и передыхая.– Вот это красавица! Никогда прежде такой не видел! Ты с какого уровня?
Меня окружила целая толпа извращенцев. Все взоры уткнулись в грудь, с которой я явно переборщила. Их взгляды как бы намекали: «уточните размер груди, и мы подыщем вам походящую амбразуру!».
– Чего стоим? К полудню все должно быть готово! – раздался густой бас. Гномы тут же подняли свой груз и потащили его дальше по улице, периодически оглядываясь в мою сторону. Я решила не отставать и двинулась вслед за процессией. Когда мы свернули за угол, моим глазам предстала удивительная картина. Толпа гномов стояла на коленях перед огромной статуей какого-то мужика. На заднем плане статуи активно шло возведение монументального сарая с колоннами. «Выше! Ниже! Задвигаем! – командовал строительством седовласый гном, активно жестикулируя. Судя по некоторым жестам, он не только объяснял весь технологический процесс, но и анонсировал кары эротического характера, для тех, кто его не соблюдает. Такое чувство, что неизбежный конец стал поводом для освоения бюджета.
– Это хлам? – пропищал маленький гномик на руках у матери, очень четко характеризуя груду стройматериалов. На лице мальчугана уже проблескивала первая растительность, которой он потерся о щеку матери.
– Да, доченька, это – храм! – вздохнула мать. – А вон твой папа… Видишь? Колонну задвигает…
С криком «разойдись» мимо нас протащили какой-то шлакоблок. Толпа перемешалась, я потеряла мать и ребенка из виду.
Статуя, перед которой все склонились в раболепном поклоне, была приблизительно пятиметрового роста и стояла на огромном пьедестале. Конечно, не Колосс Родосский, но по гномьим меркам тоже весьма претенциозно. Между расставленных ног статуи как маятник раскачивалась деревянная люлька с гномами-штукатурами разбрызгивая раствор и ругаясь на чем свет стоит. Такое чувство, что через минуту по площади промчится длинный кортеж с мигалками, после проезда которого, все выдохнут с облегчением, вытрут пот и разойдутся по домам.
На голове статуи среди скудной растительности просвечивалась внушительная залысина, зато сосредоточенное лицо украшали бородка и усы. Выставленная вперед правая рука либо что-то просила, либо благословляла, либо указывала направление для экстренной эвакуации. Монумент был одет в какую-то распахнутую бурку на голое тело, которую придерживал левой рукой.
Было в этой статуе что-то знакомое… И если бы не торчащая женская грудь, то я бы смело сравнила ее вождем пролетариата, так горячо любимым угнетенным рабочим классом. «Девушка Ленин» смотрела куда-то в сумрачную даль рассеянным взглядом. Я скептически осмотрела статую, задержавшись взглядом на пьедестале. Прямо на камне было выбито только одно слово. «Любовь».
«Любовь – уродина к подземной Родине! – подавился Идеал. – Вот зачем ты сбрила усы? Тебе же они так идут!»
«Я памятник тебе воздвигну рукотворный! Вот только руки не оттуда у меня! – обиделся песец. – Я был уверен, что они поставили памятник мне!»
Пока перед моими глазами раскачивалось мысленное ядро, демонтируя этот ужас, кто-то положил мне руку на плечо. Я обернулась.
– Не хотите стать жрицей любви? – смиренно предложил гном в странной хламиде, показывая рукой на храм. Я подавилась и отклонила заманчивое предложение, глядя, как гном пошел дальше, продолжая поиск кандидаток на замещение пикантных должностей.
Ударил гон, и все встали на колени. Громкий, местами охрипший голос какого-то старого гнома, возвестил о начале молитвы.
– Попросим прощения у Любви Милосердной за то, что отреклись от нее! Попросим прощения у Любви Благодатной за то, что осудили ее! Попросим прощения у Любви Милостивой за злодеяние наше! Да возведем храм в ее честь! Да умилостивим сердце ее!
«Просите прощение доходчиво. Я не очень отходчивая!» – усмехнулась я, слушая проникновенную подгорную проповедь и понимая, что гномов частенько шарахает из одной крайности в другую, как владельца лысой резины на обледенелой трассе.
– Именем Короля! Расходитесь! – заорали откуда-то сбоку, громыхая доспехами. – Король не давал разрешения на возведение храма Любви!
– Попросим прощения у Любви Всепрощающей, принесем дары к ногам ее, дабы ублажила она смерть, и смерть пощадила нас! – выл проповедник, пока гномы, стоя на коленях, бились головами об пол.
– Именем Короля… – прокашлялся стражник, глядя, как к Девушке Ленину несут подношения, ссыпая их у пьедестала. Семейка гномов уже свалила какие-то металлические чушки возле ног статуи. «На тебе, боже, что нам негоже!» – сглотнула я, глядя на несанкционированную свалку у «моих» ног. Зато теперь все знают, куда можно выбрасывать мусор! Глядя на какие-то куски породы, металлические изделия и прочую дребедень, изредка проблескивающую чем-то более-менее ценным, мне стало понятно, что я – бескорыстный человек.
– Да явилась она к нам в облике подсолнечницы, дабы научить нас терпимости, но у нее много обликов! И ее истинный облик мы увековечили в статуе! Нет Бога Любви! Есть только Любовь, над которой не властна даже смерть… И чем больше мы любим друг друга, тем больше радости приносим ей! – заунывно вещал проповедник, глядя на вновь прибывших. Гномы не только что-то клали у подножья этого безобразия, они еще клали органы на требования органов правопорядка. – А теперь споем ее последнюю песню, которую она подарила нам! Да услышит она ее! Да убережет нас от беды!
И гномы дружно и жалобно-жалобно что-то замычали. Угадать, что именно они мычат, было весьма проблематично. Я мысленно прокрутила в голове свой недавний репертуар, так и не найдя сходства ни с одной песней, что меня сильно озадачило.
Послышались возмущенные крики и знакомый голос. В сопровождении ватаги консервированных и вооруженных до зубов молодцов, шло Его разгневанное вопиющим актом неповиновения Величество. Шло оно уверенно, готовясь плевать на народное мнение и давить всех своим авторитетом. Пятеро гномов, одетых в дорогую одежду трепетно и благоговейно несли за ним его многометровую бороду.
– Разойтись! – орал король, свирепо раздувая ноздри. – Всем разойтись! Это приказ! Не придет ваша Любовь! Ей на вас плевать! Я кому сказал! Схватить зачинщиков! Казнить! Всех казнить!
Я назло врагам прорвалась к трибуне и отключила медальон. Народ ахнул. Не ждали? А зря! Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! Сейчас будем брать на понт главного подозреваемого.
– Узнаете меня? Я – Любовь. Слушайте меня внимательно. Невеста Мастера Мерахта не брала камни. Она невиновна! Если виновный не будет найден, то до завтрашнего утра не доживет никто, – изрекла я, глядя поверх голов. – Слуга Мастера Мерахта здесь?
Все стали оглядываться. Через минуту к подножью статуи притащили тощего гнома, который затравлено озирался.
– Скажи мне, ты взял камни, а потом обвинил в этом ни в чем неповинную девушку? – сурово спросила я, глядя на него в упор.
Гном задергался. На него смотрела не только я, но и все присутствующие.
– Я взял камни по приказу Его Величества! – простонал бедолага, прикрывая голову руками. – Мне приказали, а я выполнил приказ! Я не хотел… Простите, пожалуйста!
Вздох осуждения прокатился среди гномьего населения. Народ стал поворачиваться в сторону своего владыки. Один, второй, третий.
Время тикало, народ не сводил глаз со своего государя, который хранил молчание. Гномы нервничали. Еще бы! На кону их жизни. Мне как – то не верится в то, что Иери способен убить сразу все население. Половину – да. Но вот гномы, судя по всему, в него верят куда больше, чем я.
Его Величество поднялось на «трибуну» и посмотрело на свой народ с замашками пламенных революционеров, откашлялось и изрекло:
– Камни были взяты по моему приказу. Брак с подсолнечницей позорит предков Мастера. Им не место в доме того, кто решил унизить себя браком с подсолнечницей. Такова королевская воля! И отныне так будет с каждым, кто посмеет…
Ну, все! Честь невесты спасена. Разбирайтесь между собой. Я пока отойду в сторонку от включенного вентилятора, чтобы меня не забрызгало аргументами и фактами.
– Остановитесь! – заорали гномы, глядя как стража оцепила статую и теперь бьет кувалдой по ее ногам, пока Его Величество, пенясь слюнкой, произносит пламенную речь, обвиняя всех в государственной измене.
Раздался грохот. Народ сделал шаг назад. На том месте, где только что стояло Его Величество, лежала отвалившаяся рука статуи. Уцелевшая охрана пятилась, глядя, как подозрительно шатается остальной каркас. Статуя завалилась на бок. Через секунду она рухнула, поднимая облако пыли.
– Не волнуйтесь, о Любовь! – подскочил ко мне гном-прораб, размахивая листком. – Мы возведем новую! Лучше прежней!
Краем глаза я увидела, рисунок статуи, между ног которой проходит толпа прихожан храма имени меня. Мне хотелось возразить относительно концепции, но листочек умчался, а работа закипела с новой силой. Я не знаю, кто был ответственен за спецэффекты, но тут как минимум Оскар.
Меня схватили за руку. Я даже удивилась, но когда посмотрела вниз, то увидела Мерахта. Он встал на колени и прошептал:
– Верните мне мою Подсолнушку… Я прошу вас… Если это только возможно… Я хочу попросить у нее прощения… Я вас очень прошу…
Я промолчала, высокомерно двигаясь дальше, а сама украдкой вращая кольцо возврата. Оп! Промашка. Отойдем чуть дальше… Оп! Снова. А если здесь! Хлоп! И я уже была в офисе, отряхивая себя от пыли и набирая Катин номер. Власть сменилась, браку теперь ничто не угрожает. Можно спокойно возвращаться. Супруг ждет. Долго упрашивать Катю не пришлось. Она примчалась в офис с двумя чемоданами, огромной челночной сумкой, набитой пестрыми тряпками, взяла свое кольцо возврата и устремилась навстречу семейному счастью, шмыгая носом и на радостях даже забывая меня поблагодарить. Вот так всегда…
Мой счет на часах не изменился. Сегодня у нас какой день недели? Суббота. Так вот, это был капиталистический пятничник, плавно переходящий в социалистический субботник.
Я сидела и думала. Бывают же пары, которые сами не знают, чего хотят друг от друга? Странные пары, глядя на которые невольно начинаешь думать, что они друг в друге вообще нашли? Они готовы жаловаться друг на друга вечно, ссорятся, выясняют отношения, разбегаются. И никто ничего понять не может. А потом оп! Они снова вместе! И так всю жизнь крутится колесо Сансары отношений, пока не налетит на земную ось. А все почему? Потому что им скучно вместе, но еще скучнее врозь. Может, я ошибаюсь. А, может, и нет.
***
Я шла по знакомому парку, пряча подарок за спиной, и предвкушала момент его вручения. Заглянув в комнату, я убедилась, что адресат на месте. В душе что-то приятно защекотало. Я присела на бархатный диван и заглянула в знакомые глаза, зацепив взглядом красивые губы, которые недавно меня чуть не поцеловали.
– А чего это душа моя так взволнована? – спросило меня чудовище, не сводя с меня глаз и расплываясь в приятной улыбке. – Неужели ей удалось найти настоящего преступника и покарать его своей суровой дланью?
Рука скользнула по моей щеке, пока я шуршала подарком за спиной.
– И это тоже… Эм… У меня для тебя кое-что есть, – начала я, почему –то слегка смущаясь. Я медленно достала из-за спины красивую коробочку и положила ее на диван. – Это тебе!
И тут же смутилась окончательно, закусывая губу и пряча руки под себя. Какой переживательный и волнительный момент!
– Мне? – удивился Иери, разглядывая нарядный бантик, а потом бросая вопросительный взгляд на меня. – И что же это такое, душа моя? Не хочешь мне рассказать? Или мне нужно самому посмотреть?
«Вскрытие покажет!» – промелькнуло у меня в голове, пока я дергала коленками от волнения. Ну же! Открывай! Я и так вся испереживалась! Понравится или нет? А вдруг не угадала?
Иери медлил, проводя пальцем по грани коробочки, внимательно изучая мой презент. Я уже не могла сдерживать волнение, мысленно пытаясь ускорить процесс … Наконец он осторожно снял бантик и ленты. Я затаила дыхание, закусила губу, бросая взгляд то на коробку, то на его лицо. Ну же! Открывай!
– Я не знаю, что там внутри, но то, что ты сейчас испытываешь, мне очень нравится… – улыбнулось чудовище, аккуратно открывая коробку и доставая оттуда красивый футляр.
– Чего же ты так сладко волнуешься, душа моя? – спросил он, бросая на меня взгляд. – Ты ведь сама придумала себе повод поволноваться…
Коробочка раскрыла свой бархатный зев, обнажая красивую, блестящую ручку. Нет, ручка – классная! Я сглотнула, глядя на лицо Иери.
– Спасибо, – улыбнулся он, проводя пальцем по ручке. Чудовище немного полюбовалось моим подарком, пока моя душа таяла от восторга, а потом бережно закрыло футляр и отложило его на столик.
Иери посмотрел в раскрытую подарочную коробку, а потом на меня. Рука медленно опустилась внутрь, вытаскивая красивую открытку с розами, на которой золотыми буквами было написано: «Самому любимому мужчине на свете». И грянул гром, вызывая у меня судорожное глотательное движение. В этот момент икнулось безвестной продавщице и несчастной «брошенке» с ее хрустальными голубями.
«Падам! – возликовал песец, расплываясь в широченной зубастой улыбке. – Сюрприз! Не благодарите!»
Иери медленно развернул открытку. Я мельком заглянула в нее, чтобы убедиться, что она хотя бы не подписана.
«Вы знаете, своим успехом я обязан своим лучшим друзьям! – утер слезу арктический лис, принимая золотой Оскар. – Невнимательность, Спешка! Выйдете сюда, пожалуйста! Что бы я без вас делал!».