Женская логика — странный предмет. Вроде бы логика, а вроде бы нет.

«Два кольца…» — начал демон, упершись обескураженным взглядом в стену. — «Два! Это как запаска для машины! Два одинаковых кольца… Я думал, что меня уже ничем в этом мире не удивишь!». «Это — хорошо или плохо?» — спросил ангел, нервничая. «Молчи…» — вздохнул демон. — «С этого момента он у нас кто? Правильно! Властелин колец! Два кольца — близнеца, а между вами что? Пра-а- авильно! Гвоздик! Пора бы выковырять гвоздик!» — икнул демон, тяжело вздыхая. — «Кто бы мог подумать! Два-а-а…»

— Ты куда? — услышала я после запоздавшего ужина, когда миссис Бэнгз убирала со стола тарелки, настроив свои локаторы на частоту наших отношений. На счет частоты, миссис Бэнгз была уже в курсе дела. И завидовала, как и подобает приличной даме, молча.

— Спать раздельно! Спокойной ночи, Альберт! — мило улыбнулась я, вставая из-за стола и чмокая его в щечку. — С этого дня я буду спать в выделенной комнате, как и подобает приличной девушке.

Я даже отвесила изящный реверанс.

«Ну и хитрое же у нас шило в попе! Попался, чтобы не расслаблялся!» — восхитился демон, с опаской глядя в глаза тому, кого только что поймали на слове. «Это — любовь или недоумение?» — спросил наивный ангел. — «А может, это нежность? Или осуждение?». «Ничего, у нас и не такие кололись!» — усмехнулся демон, глядя на Альберта, который спокойно поставил на стол опустевший бокал. «Ты имеешь в виду наркоманов в подъезде?» — поинтересовался ангел, вспоминая шприцы, валяющиеся за старым мусоропроводом.

— Новая тактика? — спросил он, невозмутимо глядя на меня.

«Мне кажется, или пахнет мужской обидой?» — спросил демон, принюхиваясь. — «У мужской обиды специфический запах. Она обычно пахнет хлопнувшей дверью и обиженным сопением! Иногда собранными вещами!»

Мой бывший супруг страдал маниакальной обидчивостью на почве «безбрежного семейного счастья». С глубокой скорбью на лице, словно только что ему сообщили о том, что жить ему осталось пять минут, он проклинал тот день, когда сказал «да» и поставил свою роспись. С видом гордым и непримиримым, он сидел и дулся на меня за то, что я заставляла его выбрасывать фантики от конфет, принесенных в качестве гостинцев его мамой и скушанных в один небритый фейс. Как однажды с гордостью умилялась его мамочка, листая их семейный альбом, ее сын — скромняжка, привыкший жрать сладости за шторкой. Он просто очень стеснительный. Ага. Во взрослой жизни это выглядит так: «Что делаешь?», «Кино смотрю, хрум-хрум-хрум…»

Судя по затравленному взгляду бывшего, над ним нависал штандартенфюрер «СС», с явным желанием «хендехохнуть» партизана — сладкоежку, угрожая «Вальтером». Я и сама была близка к тому, чтобы «отхендехохать» его как следует, после унылого: «Ну выбрось, а? Тебе че? Влом?».

Я помню, как нехотя он протягивал слабеющую на глазах руку к фантикам на подоконнике. В глазах читался такой упрек, будто я его не к мусорному ведру на кухню отправила, а в пешую кругосветку. Стуча рукой по клавиатуре, он ставил фильм на паузу, засовывал ноги во вьетнамки и вырывая седалище из уютных объятий дивана. Сопя от раздражения и возмущения, шоркая, как горнолыжник, он открывал дверь в коридор и тут же сходил с дистанции по нужде. В итоге я находила фантики в кармане штанов, когда бросала их в стирку. Не донес. Так что у меня иммунитет не только к ветрянке, краснухе, но и к мужским обидам.

«А чем пахнет женская обида?» — поинтересовался ангел. «Грязной посудой, пустыми кастрюлями и вонючими носками! У некоторых она пахнет головной болью!»

Я прошла в комнату, где была всего два раза. Один раз — на экскурсии, второй раз — перепутала двери и случайно заглянула. Комната была красивой, мрачной и обставленной очень дорого и изящно. В такой комнате сразу чувствуешь себя графиней Дракулой. Домашние бюрократы просчитали все до мелочей. В шкафу висели мои новые платья всех «приличных цветов и оттенков», на столике были разложены какие-то заколки, а в шкатулочке, как и подобает, лежали брошки, колечки, пояски и прочие мне абсолютно неинтересные вещи.

Натянув на себя ночную рубашку, забравшись под одеяло, я свернулась и обиженно засопела в подушку. Немного поразмыслив над тем, что даже на самую хитрую попу находится болт с нужной резьбой, я задремала. Снилось, что мне, что мы с Альбертом идем по супермаркету. Со списочком. Это был страшный сон. Почему-то во сне он скрупулёзно изучал этикетки на предмет состава и всяких «Е», зависая у каждой полки минут на десять. Меня это сильно нервировало. Мы дошли до пакетов с мукой. Судя по контексту сна, я собиралась что-то печь.

— Альберт! — взмолилась я, хныча и негодуя, глядя как во сне Альберт рассматривает каждый пакет. — Прекрати! Вытаскивай уже… Да чего ты стесняешься…

Я видела, как из бумажного пакета поднимается облако муки. Вокруг пакета тоже была россыпь муки.

— Я сейчас оторву… — предупредила я, направляясь к пакетам, а потом возвращаясь с пакетом. — Где он, давай его сюда…

Проснулась я от того, что скрипнула дверь. Занервничав, я поняла, что я лежу не на кровати. Мои ноги болтаются в воздухе, и меня куда-то бережно несут под покровом ночи.

— Что? А? — сонно спросила я, пытаясь понять, что вообще происходит. — Ты что делаешь?

— Я тебя арестовал… — услышала я голос, который сопровождал короткий поцелуй в мою смятую подушкой щеку. — А пока нес, понял, что не зря. Угроза правосудию это — тяжелая статья…

Дверь снова проскрипела, закрываясь. Меня осторожно опустили на кровать, подсунув под голову подушку и накрыв одеялом. Кровать рядом прогнулась, рука легла поверх меня, осторожно притягивая меня к себе. Спать уже перехотелось.

— Альберт, ты спишь? — шепотом поинтересовалась я, понимая, что он просто дождался, пока я усну, а потом взял и перенес меня в свою комнату. «Подушки кончились!» — авторитетно заметил демон, глядя как Альберт перебирается головой на мою грудь.

— А ты, маленькая преступница, ждешь, когда я усну? — услышала я шепот. В голосе чувствовалась улыбка.

— Ага, чтобы совершить свое страшное преступление, которое заставит тебя трепетать, под покровом ночи, и замести все следы! — ответила я, подавляя зевок и убирая чужие волосы со своего лица. — Ты же понимаешь, я — журналист. Пока не докопаюсь до истины, не успокоюсь.

— И на что же ты готова пойти ради истины? — услышала я ответ, чувствуя, как рука на моем животе осторожно погладила меня пальцами.

— На все. Мне очень важно это знать. Понимаешь, если ты будешь упираться и отмахиваться, у нас с тобой ничего хорошего не выйдет… — зевнула я, положив руку ему на голову. — Это я по своему опыту знаю.

— И по какому своему опыту ты это знаешь? — спросил Альберт, насторожившись.

«А кто тебе сказал, что все будет просто? Торг уместен!» — заметил демон, затыкая лапой рот ангелу, который решил выпалить все, как на духу. — «Тихо, пернатый, тихо… Информацию буду преподносить я!». «М-м-м-м!» — стонал ангел, которого просто распирало от желания излить душу. «Если ты сейчас изольешь ему душу, он сдохнет! Сейчас, пернатый, я научу тебя ловить рыбку!» — усмехнулся демон, доставая удочку.

— Меняю секрет на секрет, — вздохнула я, понимая, что придется рассказать о первом браке. Облегчить душу совести, пусть принципы будут ей пухом.

«Так вот, берем удочку, плюем на крючок, цепляем наживку, забрасываем удочку и…» — демон закинул удочку, глядя как ангел сидит рядом и с интересом смотрит. «Но ведь это же шантаж!» — воскликнул ангел. — «Это — обман!». «Тише…» — прошептал демон. — «Ты всю рыбу распугаешь! Я же ради тебя стараюсь!». «А ты уверен, что подействует?» — поинтересовался ангел, глядя на поплавок. «Рыба любопытная. Подействует! Мы просто выждали подходящий момент!» — заметил демон, тревожно глядя на поплавок.

Тишина продлилась полчаса. Дедуктивно-интуитивный метод подсказывал, что в данный момент у меня на груди идет мучительный мыслительный процесс. Информации было недостаточно, узнать ее никак нельзя, интрига нарастала. Любопытство требовало удовлетворения.

— Ты замужем? — услышала я настороженный голос. Альберт приподнял голову. — У тебя уже есть муж? Дети? Там…

«Смотри, клюет!» — ангел занервничал, показывая пальчиком на то, как поплавок слегка дернулся. «Не-е-ет!» — вздохнул демон. — «Если сейчас дернешь — сорвется!».

— Я же сказала, секрет на секрет. Это — честно и справедливо. Ты так не считаешь?

— произнесла я, чувствуя, что по-другому никак. — Расскажешь свой секрет, я расскажу свой.

— То есть ты предлагаешь сделку? — шепот сопровождался тяжелым вздохом.

— Да, я согласна пойти на сделку с правосудием! — вздохнула я.

«Снова клюнуло! Смотри-смотри!» — ангел паниковал и трясся. — «Ну же! Тяни!». «Спокойствие!» — усмехнулся демон, глядя на дергающийся поплавок. — «Еще немного…». «Ты столько про мир знаешь!» — восхитился ангел, сжимая кулачки от нетерпения. «Еще бы! Меня же зовут Опыт! Опыт Всей Жизни!» — заметил демон, пристально вглядываясь в поплавок. «А меня… меня зовут… Любовь! Вообще — то мое полное имя Вера Надежда Любовь!» — смутился ангел. «Странное у тебя имя для мужика!» — хмыкнул демон. «Вообще-то… я — не мужчина…» — окончательно смутился ангел, опустив голову. — «Я — девушка!». Демон чуть не уронил удочку, но вовремя спохватился. «То есть ты — девушка???» — прокашлялся он. — «Так чего же ты из себя мужика строила?». «Думала, что мне будет так проще с тобой поладить!» — ответила ангел. — «Ой! Смотри! Смотри! Клюет! Точно клюет!»

— Хорошо, — вздохнул Альберт, присаживаясь на кровати. — Садись. Лучше один раз показать, чем сто раз рассказывать. Предупреждаю. Может быть больно. Я постараюсь, чтобы это было не так больно, как в моем детстве.

Альберт отбросил волосы, посмотрел на меня, словно сомневаясь, стоит ли это делать или нет.

— Ты точно согласна? — предупредил он. — Будет неприятно.

— Да, — вздохнула я, так и не понимая, что сейчас со мной будут делать. Альберт положил мне на голову руку, а потом убрал ее.

— А теперь я тебя поцелую, — ответил он, наклоняясь к моей щеке. Он прикоснулся к щеке губами.

— Ай! — дернулась я, чувствуя, словно меня только что обожгло. — Больно! Что это? Это какая-то магия?

Альберт взял меня за руку и осторожно погладил. Такое чувство, будто меня не любимый нежно гладит пальцем по руке, а электрик ласкает оголенным проводом. Я стиснула зубы, интуитивно пытаясь вырвать руку из его руки.

— Мой отец, как я потом узнал, во время скандала с мамой, когда я был совсем маленьким, наложил на меня это заклинание. Видите ли, ему не нравилось, что мама уделяет больше времени мне, а не ему, а я больше люблю маму, чем его. Наложил, будучи пьяным и забыл. На долгие пятнадцать лет, — с усмешкой заметил Альберт, убирая руку с моей щеки. Как только он убрал руку, я почувствовала невероятное облегчение.

— Давай я тебя еще поглажу? Или поцелую? — усмехнулся Альберт, глядя мне в глаза. — Могу даже обнять. Иди сюда. Сейчас обнимать буду, ласкать и целовать… Чего ты так на меня смотришь? Я всего лишь поцелую тебя. Нежно…

Ага, сейчас! Альберт поднял руку, я сглотнула, напряглась, рубашка на моей спине промокла. Я отдернулась от протянутой руки. Рука легла мне на голову.

— Все, я снял заклинание… — меня притянули к себе, разглаживая вспотевшую на спине ночную рубашку. Меня до сих пор трясло от негодования. Моя любовь к магам увеличивалась прямо пропорционально жизненному опыту и полученной информации.

— Мать не понимала в чем дело, — услышала я, чувствуя, как у меня волосы шевелятся от ужаса. — Я объяснял, что мне больно. Она удивлялась и обижалась. Когда она умерла, мне было десять. Я сидел и терпел боль, когда она в последний раз гладила мою руку. Для нее это было важно.

Я свернулась клубочком и рыдала.

— Все… Прекращай плакать… Зря я это сделал. Но другого выхода у меня не было,

— меня прижимали к себе и гладили. — Я узнал об этом случайно. На четвертом курсе. В тот день у отца такие неприятности, которые он запомнил на всю оставшуюся короткую жизнь. Он клялся, что не делал этого, говорил, что не помнит, потом оправдывался, что если бы мама хоть немого соображала в магии, то сняла бы заклинание. Да и я сам виноват. Почему я не сказал? Почему столько лет молчал? А я пятнадцать лет считал, что так и должно быть. Пятнадцать лет я был уверен, что поцелуи и объятия причиняют людям боль. А когда я видел влюбленную пару, я смотрел на них, как на ненормальных. На следующее утро я бросил Академию и ушел в инквизицию.

«Подвезли еще нежность и любовь!» — орал демон, командуя разгрузочными работами и прижимая к себе рыдающего «поставщика». — «Куда разгружаем? Куда вываливаем? Так! Смотрите, чтоб никого не завалило насмерть нежностью и любовью! Быстро расписались в журнале производственных инструктажей, что знаете, как с ней обращаться! Это — очень опасная штука! Ею можно задушить неподготовленного человека!». Ангел всхлипнула, прижимаясь к демону. «Я сколько заказывал нежности и любви? А ты сколько привез… ла? Куда я теперь ее всю дену? Тут ее Ане на всю жизнь хватит!» — закатил глаза демон, цепляя на себя каску. «Просто не надо ее жалеть…» — тихо сказала ангел. — «И экономить тоже не надо! Ее нужно просто дарить». "Хорошая идея!" — согласился демон. — "Заслужите любовь, получите море нежности в подарок! Время действия акции неограниченно!"

— А теперь я хочу услышать то, ради чего мне пришлось вспоминать свое детство. Ты замужем? — голос Альберта стал приобретать профессиональные нотки «следователя».

— Уже — нет, — честно ответила я.

— Ты была замужем? Муж умер? — спросил Альберт, не дожидаясь, пока я сама ему все расскажу. «Мне нравится его подход! Сразу: «умер!»» — обрадовалась анегел. — «Не просто разбежались, а умер! И главное с такой надеждой в голосе спросил…». «Альберт предположил, что муж повесился на радостях!» — усмехнулся демон. — «Хорошо, что Альберт уже в курсе, на что подписывается!»

— Была. Не знаю. Детей нет. Вышла замуж, потому что так захотели мои родители. Муж меня игнорировал. Развелась, когда изменил. После этого родственники со мной не разговаривали, — отрапортовала я, словно диктую для протокола.

— Достаточно. Больше информации не надо. Значит, ты была замужем… — задумчиво заметил Альберт. «А ты как думал?» — ехидно заметил демон, — «Что тебе девочка шестнадцати лет досталась? Наивная и неискушенная? Девственно чистая и неопытная?»

— Это как-то влияет на наши отношения сейчас? — поинтересовалась я, понимая, что в биографии мисс Совершенство неудачных браков быть не должно.

— Я даже почему-то не думал о таком, — услышала я ответ, который заставил меня напрячься.

Я лежала и мысленно пыталась представить, что сейчас творится в чужой голове. «Как будто сам всю жизнь прожил святошей!» — гаденько заметил демон, доставая протоколы ночных заседаний. — «Мне проще в деда мороза поверить!»

— Брак по требованию родителей, — задумчиво продолжил Альберт, снова опустив голову мне на грудь. — Допустим.

«Допустили!» — выдохнула ангел, заламывая ручки. — «Нас допустили!». «Допустили? Нет, это мы прорвались! Ух!» — утер пот со лба демон, выдыхая с облегчением.

Я понимаю и чувствую, что у Альберта до меня уже были отношения, но спрашивать не стала. Не хочу знать. Просто не хочу. Зачем? Ревновать его к прошлому? Копаться в его душе на предмет: «а может, ты там кого-то все еще любишь?», мне было противно. Есть здесь и сейчас.

В обед Альберт меня разбудил, заявив, что мы спускаемся в канализацию на поиски тела Винсента Чейза. По документам он действительно пропал пять лет назад. Дело о пропаже не раскрыто до сих пор. Я быстренько оделась, взяла планшет, ручку и вспомнила, что про обвал я ничего не написала. Курсовой Винсента и моих заметок на столе не было.

«Боже! Он пригласил нас на совместную прогулку!» — восхитился ангел. «В самое романтическое место. В канализацию!» — хмуро буркнул демон, странно поглядывая на ангела. — «В программе. Поцелуи под луной… тьфу ты! Под трубой… А если мы будем хорошо себя вести, нам дадут подержаться за краник… И даже покрутить его!». «Ну чего ты?» — надулась ангел. — «Какая разница? Главное, что вместе!». «Ага, любимая, я могу бесконечно смотреть и слушать на то, как течет вода… по трубам, унося все волшебные помои…» — демон собрал губы трубочкой, словно для поцелуя. — «А вдруг это — самое романтичное место в городе? Кто его знает?»

В Академии нас ждал хмурый Освальд со свитой. Глядя на нас тяжелым и уставшим взглядом он поздоровался и протянул документы на подпись вместе с ручкой.

— Только не говори мне, что это смета на ремонт канализации с учетом потолка, — подозрительно поинтересовался Альберт.

— Нет, у нас через пять дней День Магии. Ежегодный праздник, берущий свое начало еще… — начал Освальд закатывая глаза. — Чего я тебе объясняю? Ты и так прекрасно все знаешь.

— Я каждый год говорю вам, что праздника вы не заслужили. Я просто думаю ввести День Инквизиции, когда инквизиция будет демонстрировать свои умения. Два раза проведем — уже традиция. Вы полюбите этот праздник, как люблю ваш я. Это будет очень увлекательно. Многие из вас будут ждать его с ужасом и нетерпением, — Альберт взял ручку, а потом вернул ее Освальду. — Я подумаю. Ты идешь с нами. Свиту оставляй здесь. Я беру троих. Этого будет достаточно.

— Мы порылись в архивах, и нашли карту, — заявил кто-то из магов, показывая какой- то невнятный обрывок.

— Если мы потеряемся, — ответил Альберт, отмахиваясь, — пришлете ее по трубам. Я вот не знаю, напомнить ли вам про лишний этаж Академии, вписанный в смету на ремонт, которую вы подсовывали мне два года назад? Нет, не буду напоминать. Это будет некрасиво с моей стороны.

Мы спустились вниз. Завал был разобран почти полностью. Стены и потолок были кое-как укреплены.

— Веди, — кивнул мне Альберт. — Сейчас узнаем, почему канализация под Академией ремонтируется три раза в год. У меня на этот счет уже есть подозрения, однако, пока не увижу своими глазами, выводы делать не буду.

Освальд создал огромный шар света, который завис над нашими головами. Мы прошли мимо булыжника, под которым нашли лоскут моей одежды. Я рассказала, как выковыряла два кристалла с потолка, а потом повела свою экскурсию по туннелю. «Я знал, что ты умеешь заводить мужчин, проказница!» — воодушевил демон, поглядывая в сторону смущенного ангела. Ангел действительно стала часто смущаться.

— Теперь куда? — спросил Альберт, глядя на два туннеля.

— Направо! — ответила я, жалея, что не отмечала свой путь. Мимо нас пронеслась стая разноцветных крыс.

— Освальд, тебе какая больше нравится? — поинтересовался Альберт, провожая взглядом крыс, боящихся яркого света.

— Никакая, — мрачно заметил Освальд.

— Тогда что они здесь делают? — холодно осведомился мой инквизитор.

Инквизиция из сопровождения осветила себе туннель, куда нырнула крысиная делегация. Через пару минут раздался писк, визг и темноту осветило несколько вспышек заклинаний.

— Идем дальше. Здесь куда? Направо или налево? Хотя я уже вижу, что вы продолжаете сливать свои помои в канализацию, несмотря на мой строжайший запрет. И что из этого вытекает? А вот что вытекает! — процедил Альберт, глядя на голубые подтеки на стене из разъеденной трубы. — Кто защищал диссертацию по «не протекающим трубам на примере канализации» три года назад? Завтра мне фамилию на стол. И список тех, кто сливает дрянь. Хотя, не надо. Полный список преподавателей и учеников Академии у меня есть.

В одном месте, я, очевидно, завела всех не туда. «Не туда» тоже понравилось, потому, что там сидела какая-то слепая тварь, размером с аллигатора. Длинная, чешуйчатая и зубастая. На шее у твари был металлический ошейник, а между передних лап болталась цепь. Мысли о том, что мы с ней могли встретиться днем ранее, заставили меня сглотнуть. Тварь занервничала и стала принюхиваться.

— Какая прелесть, — вздохнул Альберт, глядя, как гадина в ошейнике щелкает зубастой пастью. — Выяснить, кто ее выпустил и откуда она здесь. Допрашивать необязательно. Можно просто убить. Я имею в виду тварь. Владелец мне нужен живым.

Приказ был выполнен незамедлительно. Наконец-то я привела экспедицию к трупу. Безголовый труп сидел точно в той же позе, в которой я его оставила. Альберт спокойно присел на корточки, разглядывая тело.

— Ваша Милость… Я его знал… — со вздохом ответил один из инквизиторов. — Он учился на два года старше меня. — Нам сказали, что его отчислили.

— Мне нравится, как отчисляют в Академии. Полагаю, что мне еще повезло, — заметил Альберт, рассматривая одежду студента. — А теперь, Освальд, посмотри на это. Я из-за этого не спал все утро. И не усну, пока не проверю.

Курсовая и мои записи перекочевали из рук в руки.

— Это — бред. Курсовая — еще куда ни шло. А записи — полный бред, — покачал головой Освальд. — Это — абсолютно нелогично! Здесь нужно делить, а не умножать! И откуда значение «С»? С каких это пор значение «синергии» — целое число? Почему два? Откуда вообще эта двойка взялась? Какой дурак это писал?

— Характеристику умственных способностей держи при себе. Это расчеты Анабель. Я сегодня специально сел пересчитывать. Достал все книги по телепортации. И самое интересное, что даже по ее формуле я получил совсем другой ответ! Десять раз один и тот же «другой» ответ, — усмехнулся Альберт, положив руку на мою «просветленную» гуманитарную голову. — Вот мой ответ. Внизу. Подчеркнутый. Два раза. И обведенный в кружок.

— У меня тоже получается твой ответ, — задумчиво заметил Освальд, отбирая мою ручку и делая расчеты. — Я не знаю, как она получила свой ответ, но… я уже сказал. Не в обиду будет сказано. Я считаю, что те, кто не понимают в магии, пусть лучше ею вообще не пользуются.

— То же самое касается тех, кто в ней понимает. По этому «бреду» она смогла нарушить закон телепортации и перенестись из-за города в город. Правда, посадка была не очень мягкой, но ей удалось это сделать, — заметил Альберт. — Я привел тебя сюда, чтобы мы разобрались с этим вопросом.

— Альберт! Я же сказал, что это… полная…эм… ерунда, — возмутился Освальд, перелистывая курсовую. — Вот, уже вижу ошибку в формуле. Он не учел значение… Так, здесь тоже непонятно, откуда он взял эти числа? Ладно, попробую еще раз пересчитать… Альберт, ты решил верно. У меня ответ сходится с твоим.

— Давайте сюда! Не умеете считать, учитесь! — возмутилась я, доставая ручку и выхватывая листок. Я перевернула писанину Альберта и начала выводить свое решение.

— Да что ты творишь! — взмолился Освальд, глядя мне через плечо. — Это же не умножение! Этот знак означает коэффициент….

— Будете вредничать, ничего показывать не буду! — возмутилась я, дописывая ответ.

«Скоро мы гастролировать с лекциями будем!» — хмыкнул демон. — «А теперь, смертельный номер. Гуманитарий решает магическую задачу! Слабонервным магам просьба отвернуться и не смотреть! По окончанию расчетов, поседеют даже самые стойкие теоретики!»

— Вот! — я отдала ответ, который сошелся с моим предыдущим. Бедолага Чейз смотрел на меня с пола пустыми глазницами.

— Кто проверит? Давай, Освальд. Ты или я. Или у тебя есть кандидатуры, которых не жалко? Сам понимаешь, насколько это важно. Учти, приземление было на крышу.

— Давайте я попробую, — произнес один инквизитор, беря в руки мои расчеты и переписанную из курсовой формулу. — Если что, позаботьтесь о моей семье.

— Давай сюда! — хмуро заметил Освальд, вырывая из рук инквизитора расчеты. — Просто я уверен, что ничего не получится. Разницы нет, что из-за города, что отсюда. Ты, Альберт, за это подпишешь документы?

Альберт кивнул. Освальд произнес мою формулу и… исчез. Обратно мы шли молча. Я молчала, потому, что была обижена до глубины гуманитарной души, Альберт был просто озадачен, а инквизиция молчала по долгу службы. Молчал и Винсент Чейз, который, сам того не ведая, заложил основы «гуманитарной» магии. Посмертно.

— Зачистить всю канализацию. Чтобы ни одной крысы не было. Академии — штраф за то, что сливает свои помои. В размере сметы на ремонт канализации. Пусть ремонтируют за свой счет, а не за счет города. Больше меня этот вопрос не волнует, — вздохнул Альберт на выходе. — Пусть не подлезают со своими бумажками.

— Альберт! А если формула работает, что мне за это будет? — поинтересовалась я, заглядывая в глаза.

— Я тебя повешу… — вздохнул Альберт, улыбаясь.

— На доску почета? — обрадовалась я, представляя свой портрет на стенде «Ими гордится магия!»

— Нет, на доску «их разыскивает инквизиция»! — с улыбкой ответил Альберт, проходя в холл. — А потом возьму тебя под домашний арест, на собственные поруки.

В холле нас ждал Освальд. Глаз у него методично подергивался, темные кустистые брови по привычке хмурились, образуя на лбу поперечную морщину. В руках он сжимал курсовую и мои записи.

— Освальд, расчеты верни, пожалуйста, — вздохнул Альберт, протягивая руку. — И давай сюда документы на проведение мероприятия. Не смотри на меня так, Освальд. Я тоже в печали.

Мы в сопровождении инквизиции возвращались домой по освещенной фонарями площади. Родственникам Винсента Чейза уже сообщили. Его отец, бывший преподаватель Академии, был чрезвычайно польщен тем, что его покойный сын так ответственно отнесся к защите курсовой. Мать рыдала и не могла остановиться.

— Альберт! А мне что-то за это полагается? — оживилась я, глядя на молчаливого Альберта.

— Сто, — задумчиво бросил Альберт.

— Сто тысяч эрлингов? — уточнила я, представляя себе такую сумму.

— Нет, сто лет тюрьмы, — задумчиво ответил Альберт, тяжело вздохнув. «Не переживай. Отсиди, сколько сможешь!» — успокоил демон.

— А за то, что я раскрыла преступление? И нашла тело? — удивилась я, цепляясь за руку правосудию.

— Девяносто девять, — ответил мой личный «прокурор».

«О! Совсем другое дело!» — ехидно восхитился демон. — «Девяносто девять лет — это не так страшно!»

— Считай, что я внес за тебя залог. Так что ты — моя заложница, — шумно вздохнул Альберт, открывая передо мной дверь.

Весь вечер я наблюдала одну и ту же картину. Половина книг из библиотеки была разложена на столе и на полу. Шел четвертый час научных изысканий. Альберт, снимал — надевал очки, листал какие-то книги, ставил их на место, доставал другие. Мне хотелось уйти, но меня усадили рядом, терзая меня математикой.

— Давай еще раз. Мне просто интересно. Откуда ты взяла это значение… Только не говори, что из головы… — Альберт посмотрел на меня сквозь очки. Он сам только что ответил на свой вопрос. Я вздохнула и посмотрела на него.

— Я вообще не понимаю твоей логики. Ты понимаешь, какой это был риск? Ты вообще осознаешь, что чуть не погибла? Как можно просто взять из головы понравившееся число и подставить его в формулу? Как? Объясни мне? Есть же инструкция! — я впервые увидела легкий оттенок страдания в глазах. О чем ты в этот момент думала?

— О тебе! — надулась я, глядя на разложенные книги на столе и диване книги, — И вообще! Теория без практики — мертва. Инструкции придумали трусы и перестраховщики! А все великие открытия делаются по ошибке! Смирись…

Прошел еще час, я уже пыталась заснуть, но мне не спалось. Ужасаясь времени на часах, я просочилась в приоткрытую дверь комнаты, в которой горел свет. «Мужик фигней страдает!» — постановил демон, глядя на то, как Альберт увлеченно сотый раз пытается пересчитать формулу. — «Его надо отвлечь от этого гиблого дела. Давай!»

— Альберт, ты собираешься спать? — спросила я, глядя на исчерканные его рукой листы.

— Да, попозже… — услышала я глухой ответ, сопровождаемый усиленным листанием книги. — А если это за основу взят закон распределения? Ведь может же такое быть? Частный случай…

Я осторожно подлезла и села рядом, за что получила отрывистый поцелуй. «Тебя люблю, но истина дороже!» — демон достал справочник по «поцелуям». Выждав пять минут, я стала осторожно перелазить ему на колени, нахально оседлав их. Альберту пришлось вместе с книгой откинуться на спинку дивана, чтобы дать мне плацдарм для маневра. Он смотрел в книгу, почти не отрываясь. Я тоже заглянула в книгу. Гуманитарий во мне, виновник этого научного переполоха, вздрогнул и поседел при виде расчетов на две страницы. Я деликатно потянула книгу из чужих пальцев. Мне удалось ее вытащить и аккуратно положить на стол. Мне на талию легли руки, но глаза устремлялись в сторону раскрытой книги на столе. Я аккуратно сняла с моего ученого очки, положив их на стол рядом с книгой. Меня прижали к себе, нежно поглаживая и целуя в плечо и шею. Я уже расслабилась. Поцелуи продолжались, я почувствовала, что таю…

— …коэффициент синергии, превышающий значение… — едва слышно прошептал Альберт мне на ухо.

Я обернулась и увидела, как в воздухе не уровне глаз Альберта парит и листается книга. Ах так? «Он — натура утонченная. По ночам страдает жестким сопроматом!» — пропел демон, щелкая пальцами и вызывая у меня смешок.

Я стала нежно целовать щеку моего теоретика, слушая, как позади меня шуршат страницы, и скрипит парящая в воздухе ручка, что-то активно выписывая. Хоть бы хны… Мне его что? За руку оттаскивать и глаза ему завязывать?

Я положила руки широкие на плечи, стараясь придать своему лицу суровое выражение, а тону, несвойственную мне официальность.

— Ты — арестован! За нарушение распорядка дня! За невнимание к своему здоровью! — сурово произнесла я. — Что ты можешь сказать в свое оправдание? Я внимательно слушаю. Помни, каждое слово может быть использовано против тебя в… в., будущем.

Альберт отвлекся и посмотрел на меня.

— Статья очень серьезная. Сомневаюсь, что правосудие будет снисходительно! — продолжила я официально-бюрократическим тоном, стараясь подавить улыбку.

Я почувствовала, как рука на моей талии сжалась, причем достаточно ощутимо. Вторая рука откинула мою голову.

— И как ты думаешь, какой закон ты сейчас нарушила? — спросил Альберт таким голосом, от которого мне стало слегка волнительно.

— Закон подлости, — ответила я, чувствуя, как хватка слегка ослабла, чтобы снова окрепнуть.

— И что тебе светит? — поинтересовался Альберт, а я краем уха слышала, как на стол легла книга.

— Солнышко! — выпалила я, со вздохом, добивая страдальца от моей логики. Либо он наконец-то осознал, что занимается заведомо гиблым делом, либо мне действительно удалось отвлечь его, но сейчас у нас проходит конкурс, кто быстрее расстегнет чужие пуговицы. Пока что я проигрываю.

Ангел вздрогнула: «Нас хотят убить?». «Не смотри! Рано тебе еще!» — заметил демон, прижимая к себе ангела и закрывая ей глаза рукой. — «Я скажу, когда мо… Да что он творит! Там же книги, кружка, очки, в конце концов!». Демон посмотрел на взволнованного ангела: «Любовь Всей Жизни… Хм… Звучит!»