К границе Федор решил ехать окружным путем, через Лейпциг — по дорогам тех районов, где в комендатурах у него были знакомые офицеры.

Он боялся неизбежных проверок на контрольных пунктах — его документы демобилизованного могли вызвать подозрение.

Выехали затемно утром. На дворе было ветрено и сыро. Предосторожности ради Федор вышел из дому и пешком дошел до Александерплатц, где его поджидал Карл.

В пути начался дождь. Снег потемнел. Ехать по снежной грязи было трудно, автомобиль скользил и его, то и дело, заносило. Встречные машины попадались редко — больше немецкие грузовички, спешащие в Берлин.

Ненастье и безлюдье на шоссе Федора успокаивали — в такую непогоду и КП по дорогам меньше, посылают обычно солдат, которым не хочется мокнуть, так что проверять должны поверхностно, тем более — майора в орденах.

Проезжая временный деревянный мост через Эльбу в Виттемберге, Федор вспомнил, что в ближайшей комендатуре он никого не знает. Решил сделать крюк через Дален.

В Далене, не заезжая в комендатуру, проехали прямо на квартиру коменданта.

На звонок вышел капитан. Он сразу узнал Федора:

— А, товарищ гвардии майор! Милости просим.

Федор заметил, что капитан был нетрезв и весь вид его — лицо, одежда были помяты и неряшливы.

В квартире коменданта жил уже капитан.

— Нет нашего майора… Пропал парень… — ответил капитан на молчаливый вопрос Федора.

— Кутнул на стороне и заразился сифилисом. Отправили в венерический госпиталь, куда-то на север, на остров… Жалко парня, по сути неплохой человек был, да надорвался… Не по силам положение коменданта… Комендатуру тоже скоро закрывают — на время меня назначили, — грустно рассказывал капитан.

За окном лил дождь, черные костлявые ветки дерева метались, будто тоже что-то горестно рассказывали.

— А как же Галина?

— Галину тоже заразил… Ей бы вылечиться, а тут как раз приказ пришел — всех репатриированных отправлять в Советский Союз. Так больная и поехала… Пропадет дивчина… — Ветка громко стукнула по стеклу, капитан посмотрел и тяжело вздохнул.

Федор вспомнил Галину и ее «хочь бы до дому поихати» и тоже посмотрел в окно. Рассказ капитана, его запущенный вид, зимний дождь за окном, черные ветки дерева — от всего этого Федора охватило щемящее чувство одиночества и безнадежности.

— Ну, а с вами что теперь будет? Переведут? — спросил он, вспоминая о хлопотах капитана.

— Эх, товарищ майор, да разве мы знаем! Сегодня опять написал заявление на демобилизацию. Кто ж его знает… Пойдемте лучше погреемся с дороги.

Федору представилась столовая, горящая печка, — хорошо бы сейчас сидеть, пить водку, смотреть в огонь и знать, что не надо ехать к границе, не надо рисковать жизнью и, быть может, умирать.

Он поблагодарил капитана, пожелал ему скорой встречи с семьей и с тяжелым сердцем отправился дальше.

Когда подъезжали к Лейпцигу, небо очистилось и выглянуло солнце. В городе, несмотря на сильный ветер, улицы были полны прохожими.

Федор хотел приехать в Нордхаузен вечером, чтобы никто не заметил. Думая скоротать время, решил осмотреть памятник «Битвы народов» — кто знает, что будет завтра!

Он долго поднимался по узкой винтовой лестнице, пока вышел на площадку. Лейпциг сверху чем-то напомнил весенний русский город.

Наверху сырой ветер был сильнее, и Федор скоро продрог. Внутри памятника экскурсовод демонстрировал небольшой кучке посетителей-немцев эхо, но, завидев советского офицера, оставил тех, подошел к Федору и стал рассказывать ему историю памятника в надежде на щедрую плату.

Федор слушал рассеянно, а потом вспомнил и спросил про русскую церковь, построенную рядом с памятником — в память погибших русских воинов в «Битве народов». Экскурсовод вывел его на площадку перед входом и показал рукой вниз — на зеленую крышу церковки.

У подъезда церкви стоял чей-то серый «Хорьх» с советским номером. Федор хотел уже было отказаться от мысли осмотреть церковь, как из дверей вышел чернобородый священник с ключами в руке, а за священником советский генерал.

Федор сразу узнал его и, забывая куда и зачем он едет, выскочил из автомобиля.

— Герой! Какими судьбами?

— Проездом, товарищ генерал-лейтенант, — ответил Федор и тут же, вспомнив все, смутился, главное от того, что надо было врать.

— Я тоже. Давно собирался посмотреть церковь. Утром был в Дрездене и решил воспользоваться случаем: пойдем взглянем на могилы наших храбрых предков.

Священник возился с замком на дверях склепа. Пришлось спускаться по узким каменным, лестницам. Генерал первым снял фуражку и молча читал надписи на старых потемневших плитах, под которыми были погребены офицеры русских полков, гюгибших в битве с армией Наполеона. Федор тоже снял фуражку, но больше смотрел на свежие венки от советских частей.

Священник-серб что-то тихо говорил на неправильном русском языке.

Было холодно и торжественно. Генерал, опустив брови, слушал объяснения священника. Федор смотрел на генерала. Ему хотелось в эту минуту рассказать тому обо всем, что случилось, но он не имел права ставить своего генерала в положение соучастника в побеге.

Когда вышли наружу, Федор спросил:

— Товарищ генерал, разрешите дать немного денег священнику на церковь?

— Конечно, — ответил генерал, но сам отошел, завидев приближающуюся группу офицеров. Федор вернулся к запиравшему склеп священнику. В руке его была крепко зажата зеленая бумажка.

— Батюшка, можно мне пожертвовать на церковь?

— Почему же нельзя, юноша, — многие офицеры жертвуют на Божий дом, — просто ответил священник..

Отдавать деньги было ужасно неловко. Священник, увидев банкнот в тысячу марок, внимательно досмотрел на Федора.

— Батюшка… помолитесь за раба Федора, — быстро проговорил Федор, не зная, почему и откуда пришла к нему эта фраза, и торопливо побежал с крыльца. Священник остался стоять с ключами в руке, зеленой бумажкой — в другой. Ветер рвал на нем рясу, забрасывал на лицо волосы. Приехавшие офицеры несколько раз окликали его.

Генерал сидел в автомобиле и поджидал Федора.

— Мне надо еще к генералу Кафтанову — он здесь комендантом. Поедешь со мной?

— Спасибо, товарищ генерал, но я должен торопиться. До свидания… Кланяйтесь Наталье Николаевне… — Его выдал голос. Генерал удивленно поглядел:

— Ты что, герой, сегодня странный какой-то?

— Нет, ничего, товарищ генерал… Я только хотел, чтобы вы и Наталия Николаевна никогда не сердились на меня…

— Да с чего это ты взял? Нет, в церковь тебе водить нельзя. До свидания, герой. Приезжай — мы оба тебя любим.

Федор долго смотрел вслед генеральскому «Хорьху».