1165 год был отмечен дальнейшими дипломатическими шагами императора Мануила I по отношению к русским княжествам, известным под общим названием Тавроскифия. Военные акции Стефана III против Византии принудили Мануила создать антивенгерский фронт. Он заручился поддержкой Венеции и попытался при посредничестве специального посланника завоевать расположение русских князей. К сожалению, основные источники, которые могли бы служить основанием для понимания этой дипломатической миссии, крайне запутанны, что, на мой взгляд, следует приписывать не столько ошибке в точности данных у Киннама, сколько тому обстоятельству, что мы вынуждены иметь дело с эпитомой. Киннам был свидетелем описанных событий. Как секретарь Мануила он имел легкий доступ к дипломатическим документам, в то время как для более позднего автора эпитомы событий на Руси и имена князей были полностью непонятны.

Вскоре после возвращения Андроника от Ярослава Осмомысла Мануил направил посла в Киевское княжество и к другим князьям: «И Мануил, из рода Комнинов, направился к тавроскифскому народу, чтобы напомнить его правителю о договоре, который уже был заключен с императором и скреплен клятвой, и упрекнуть его за то, что он поддерживает дружбу с Ярославом, князем Галицким». Упомянутым здесь правителем был Ростислав, которому Ярослав помог в овладении киевским престолом. Ростислав вел самостоятельную политику вопреки интересам Византийской империи.

Зато чрезвычайно загадочной является фигура посла. Наверное, это был или император, как считал К. Грот, или какой-нибудь нигде не упомянутый двоюродный брат императора, которого мы вообще не знаем. Скорее всего, речь здесь идет о старшем сыне Андроника Мануиле, единственном члене императорского дома из более младшего поколения, носившем то же имя, что и император. В 1165 году ему было 20 лет, и он исключительно хорошо подходил для выполнения доверенной ему на Севере миссии. Император, помирившийся со своим двоюродным братом, мог с успехом использовать в качестве дипломата его сына. Одно, между тем, неясно: как мог император поручить своему послу Мануилу упрекать Ростислава за его дружбу с Ярославом, если Ярослав кроме сердечного приема, оказанного им своему двоюродному брату Андронику, «совершил много других дел на пользу грекам»? Возможно только одно заключение: миссия Мануила не должна была касаться пребывания Андроника в Галиции и не должна была пытаться нейтрализовать его влияние на Ярослава. Зато абсолютно точным следует считать то, что в качестве посла был направлен представитель императорского дома. Высокий ранг посла, с одной стороны, является убедительным свидетельством того, какое исключительное значение придавал Мануил этой миссии. С другой же стороны, этот жест говорит о силе русских княжеств и их самостоятельности по отношению к Византии.

Немного дальше эта эпитома вызывает еще большее смущение. Во второй раз Киннам говорит: «По этой причине Мануил направился к Примиславу, но также затем, чтобы ему получить для греков союзные войска». Потом этот посол направился к Ростиславу, правителю Тавроскифии, чтобы заключить военный союз. Говорят, что миссия прошла благополучно (κατά σκόπον). Оба русских князя, польщенные столь высоким посольством, пообещали все, чего желал император. Потом Киннам переходит к галицийскому визиту. Мануил не забыл и Ярослава. Согласно эпитоме Киннама, Мануил будто бы расположил к себе Ярослава письмом следующего содержания:

«Мы не будем мстить Тебе за Твою неблагодарность, которую Ты выказал, забыв безо всякого повода свои обещания и давно заключенные соглашения [586] . Хотя Ты вынашиваешь против нас крайне злые планы, мы обращаем Твое внимание на следующее: подумай, что, выдавая свою дочь замуж за Стефана, Ты отдаешь ее злому, ненасытному и разнузданному человеку. Не отдавай ему свою дочь, потому что он будет обращаться с ней как с уличной девкой. Он оскорбил наше Величество и нарушил принесенную присягу. Берегись, чтобы он и с Тобой не обошелся жестоко» [587] .

Ярослав поверил этим словам «с варварской наивностью» (σύν βαρβάρψ τινι ασφαλεία). Вышеприведенное письмо является убедительным свидетельством хитрости византийской дипломатии по отношению к русским князьям. Несмотря на плохо скрываемую надменность Киннама, когда он говорит о «варварской наивности» русского князя, мы, однако, констатируем, что заключение брака дочери Ярослава со Стефаном III было отложено на более поздние времена. Политика Мануила на сей раз увенчалась успехом. Тон письма подтверждает тот факт, что Мануил очень уважал Ярослава, принимая во внимание его «железную власть».

Все сведения о посольстве Мануила к русским князьям Киннам суммирует следующими пятью записями: в первой записи речь об имени не идет вообще; во второй записи хронист упоминает некоего Примислава (?); в третьей записи фигурирует Ростислав, названный правителем Тавроскифии; в четвертой император Мануил предостерегает Ярослава от Стефана; в пятой записи хронист упоминает Примислава вторично, на этот раз абсолютно ошибочно, потому что из смысла сказанного вытекает, что речь идет о Ярославе Осмомысле, то есть именно о том князе, который смог предоставить Мануилу помощь в войне с Венгрией.

В первой записи Киннам, вероятно, имеет в виду Ростислава Мстиславича, потому что он упрекает его в дружбе с великим князем Галиции. Ростислав взошел на киевский престол в 1159 году при немалой поддержке Ярослава Осмомысла и князя Волыни Мстислава Изяславича, что свидетельствует, кроме того, о более тесных связях Ярослава с другими русскими князьями, чем это было при жизни его отца Владимирко. В этой эпитоме после короткого описания бегства Андроника в Галич сообщается: «Поэтому Мануил прибыл к Примиславу (?), чтобы получить вспомогательные войска для войны против Венгрии». Из этого может вытекать, что Киннам, возможно, имеет здесь в виду того же самого Ростислава, но это предположение противоречит смыслу следующей фразы: «Посол пришел также к Ростиславу, чтобы заключить с ним военный союз». Оба князя почитали за честь принять столь сановного гостя. Следовательно, речь здесь идет явно о двух разных персонах, поэтому объяснение С. Шестакова, что большая часть относится ко всем тавроскифам (русским) в целом, ошибочно — так же, как и его заключение, что эпитома обгоняет события и говорит о более поздних фактах. Выражение ήσθέντες (большая часть) указывает на то, что в тексте речь идет уже о Ростиславе и даже, как я упоминал, уже в первой записи говорится именно о нем, хотя бы даже и без указания имени. Содержание пятой записи для нас ясно. При обсуждении коварного письма Мануила эпитома путает Ярослава с упомянутым Примиславом. Итак, остается еще объяснить вторую запись, упоминающую о Примиславе, которого император хотел привлечь на свою сторону для своих милитаристских целей. Примислав абсолютно неизвестен среди русских князей XII века, его упоминание в греческих источниках совершенно непонятно. Пока в какой-нибудь из монастырских библиотек не будет найдена рукопись полной «Истории» Киннама, мы вынуждены довольствоваться лишь предположениями. Итак, остановимся на гипотезе, высказанной К. Гротом, что за именем Примислав в действительности прячется личность Мстислава Изяславича, правителя Владимиро-Волынского княжества, которое среди прочих граничило с Великими Киевским и Галицким княжествами. Деятельный Мстислав в 1167–1169 годах даже занимал киевский престол. Он совершил победоносный военный поход против половцев, в котором принимала участие коалиция, составленная из нескольких русских князей. Следовательно, таким образом могли бы сформироваться некие общие политические силы граничащих друг с другом княжеств. Это подтверждает мнение, высказанное К. Гротом. Имя Мстислав, могло быть легко спутано с именем Примислав, Πριμίσθλαβος. Не очень-то помогло разъяснению этого дефектного отрывка текста и предположение Йиречека, согласно которому в имени, так же как в форме Κίαμα, налицо путаница букв μ и β, которые в строчных буквах рукописей выглядят очень похоже. Г. Вернадский, сравнивая написание начальных букв имени Jaro (slaw) с греческим Πρι (μίσθλαβος), идентифицирует Примислава (Primisthlavos) с Ярославом Изяславичем из Лук, который вместе с киевским Ростиславом сдерживал половцев на дороге, ведущей вдоль Днепра на Византию.

Посол Мануила начал свою миссию у Ростислава, великого князя города Киева, который играл весьма важную роль в политических расчетах константинопольского двора. Киев был центром всей Руси. В Киеве же находилась резиденция митрополита, которого направлял туда и утверждал патриарх Константинополя.

Императора беспокоил политический союз Ростислава Мстиславича Киевского с Ярославом Галицким и Мстиславом Изяславичем. С Ростиславом необходимо было считаться, так как Константинополю не всегда было легко с ним справиться, как это можно видеть на примере церковного конфликта (в 1165 году). В 6672 году от сотворения мира, или в 1164(65) году, в Киев прибыл направленный патриархом митрополит Иоанн. Ростислав не пожелал принять его, так как ждал, пока не вернется от патриарха его личный посол, которого он направил к патриарху с просьбой получить благословение для Климента Смолятича. Он сам незадолго до этого отстранил его по той причине, что Климент отправлял богослужение без благословения патриарха. Патриарх ни в коем случае не хотел давать на это свое согласие, но все же послал к Ростиславу своего представителя. Он явился в сопровождении доверенного лица императора, привез с собой множество даров и просил Ростислава принять митрополита Иоанна, а Климента, напротив, отстранить как не получившего благословения, что Ростислав и так уже сделал. Послом Ростислава был Гюрата (Горюта) Семкович из Олеши. Он вернулся с митрополитом и императорским послом назад — так дополняет вышеприведенные сведения Ипатьевская летопись — и привез киевскому князю много подарков: бархат, шелка и разнообразнейшие предметы роскоши. Византийский посол обратился к Ростиславу с такими словами:

«Это говорит тебе император, с любовью принимающий благословение святой Софии».

Далее во всех известных нам русских летописях следует пробел. Только Татищев в своей изданной в XVIII веке «Русской Истории», которая основывается на летописях, сегодня уже утерянных, сохранил ответ Ростислава:

«Если патриарх назначит митрополита на Русь без нашего ведома, то я его не только не приму, но сделаю так, что мы будем впредь выбирать и назначать митрополита из русских епископов по распоряжению великого князя» [613] .

Ростислав не говорил о полной независимости от Византии, но он решил, что патриарх должен уведомлять его о своих намерениях. Это говорит о том, что князья прекрасно ориентировались в религиозной политике Византии по отношению к Руси.

Из Киева посол Мануила отправился, вероятно, во Владимир, столицу Владимиро-Волынского княжества, причем географические соображения позволяют говорить, что он направился в Галич. Вероятно, он должен был попытаться привлечь на свою сторону также Мстислава Изяславича в качестве противовеса провенгерской политике Ярослава. Политика Мануила была направлена на то, чтобы восстановить других русских князей против князя Галицкого. Вскоре после этого, когда Владислав, теперь уже не известный нам русский Phylarch (властолюбец), с детьми, женой и отрядом своих воинов перешел к византийцам, Мануил сделал его правителем придунайских земель, где до этого он поселил Василько, сына Юрия Долгорукого.