Когда Андроник вступил как самодержец на константинопольский престол, он вполне сознавал сомнительность своего положения в Византийской империи. Уже сам факт насильственного захвата короны Константина Великого и определенно бесцеремонного отстранения законного претендента на пурпур вызвал целую череду мятежей и заговоров в армии и стал причиной продолжительных беспорядков по всей стране, как в Европе, так и в Малой Азии. В сентябре 1183 года Андроник Лапард оставил службу в армии Андроника, которая тогда воевала с войсками Белы, и направился на восток, во всегда готовые к беспорядкам провинции, чтобы призвать их к мятежу против нового правителя. По его следам шел Феодор Кантакузин, который взбунтовал также города Прусу и Лопадион. Исаак Комнин объявил себя василевсом Кипра. Недовольные методами правления Андроника подстрекали правителей Востока к вооруженной интервенции. Перед лицом многочисленных затруднений, которые возникли с началом его правления, Андроник терял силы. Он даже не собирался воевать с Лапардом. Только когда последний был захвачен в Аттрамитии известным осведомителем Андроника, Кефом, и ослеплен в Константинополе, к Андронику снова вернулось равновесие. Весной 1184 года Андроник передислоцировал армию Врана из Ниша и Браничева, где она с 1182 года воевала против армии Белы III, в Лопадион, жители которого пытались отделиться от Византийской империи. Вран соединился с армией Андроника у Никеи, после чего они объединенными силами осадили город, который защищался армией Алексея Ангела, Кантакузина и отрядами турок-сельджуков. Осада сильно укрепленного города затягивалась. Этому способствовало отсутствие военных машин, а жестокий поступок Андроника: он приказал штурмовать стены города с помощью тарана, к которому была привязана мать Исаака, Ефросинья, — также не достиг цели. Ночная вылазка защитников освободила пленную женщину. Однако при этой осаде на помощь Андронику пришел случай. Как однажды Андроник действовал против Торуца, так теперь сделал и Феодор Кантакузин. Он предпринял неожиданную атаку на Андроника через восточные ворота города. Андроник в это время в сопровождении свиты проводил смотр войск. Смельчак упал вместе с лошадью. Солдаты Андроника напали на Феодора, отрубили ему голову и, чтобы понравиться Андронику, жестоко изрезали труп. Голову Феодора позднее пронесли по улицам Константинополя. У осажденных не было теперь командующего. Дух защитников начал падать. Поэтому епископ Николай побудил городской совет сдать город. Когда Андроник увидел процессию умоляющих жителей города, он не поверил своим глазам. Он даровал жизнь только Исааку Ангелу, в то время как сановникам и аристократам жестоко отомстил. Их сбрасывали со стен, приговаривали к изгнанию; турок сажали на колы вокруг города. Лето 1184 года принесло Андронику дальнейшие успехи. Он захватил следующее гнездо мятежников, Прусу. Андроник направил защитникам Прусы письмо, которое он привязал к стреле и в котором он обещал жителям дать свободный выход при условии, что они откроют ворота города и казнят Феодора Ангела, Мануила Лахана и Льва Синезия. Андроник получил ответ с согласием на свои требования, однако слова не сдержал. Город был опустошен. Командующий защитой, Феодор Ангел, был ослеплен и после этого выкинут за пределы города и в одиночестве брошен на произвол судьбы. Мануил Лахан вместе с сорока аристократами были повешены на деревьях. Другие были приговорены Андроником к ампутации конечностей или лишению зрения. Жителей Лопадиона ждали подобные же кары. Летом того же года Андроник с триумфом вернулся в столицу. Толпа приветствовала его аплодисментами.
В середине 1184 года был ликвидирован опаснейший очаг мятежников. Одновременно с кампанией усмирения Андроник пытался скорейшим образом легализовать свою императорскую власть и уже в октябре начал действовать. Прежде всего он потребовал от послушных ему патриарха Василия и Синода освободить его и других от присяги, которую они давали однажды Мануилу I и Алексею II. В качестве вознаграждения он обещал им выполнить их требование: на основании особого предписания, простагмы, они должны были иметь почетное право при особых обстоятельствах сидеть на скамейках рядом с императором. Такова была суть этой простагмы, содержание которой нам не совсем ясно. У Делгера оно перепутано с содержанием хронологически несколько более раннего требования императора, в котором речь идет о согласии Синода на вступление в брак с юной вдовой Алексея II. После того как Андроник получил согласие Синода на признание присяги недействительной, он, на потеху двора, лишил его членов упомянутой привилегии. Брак Андроника, шестидесятилетнего мужчины, с десятилетней Анной-Агнес, который не только ею самой, но и жителями столицы был воспринят с отвращением, должен был служить цели стабилизации положения узурпатора на престоле.
Его политическая программа была почти полностью подчинена собственным династическим резонам. Личные интересы императора-узурпатора диктовали ему выбор радикальных методов правления, которые нашли свое выражение прежде всего в проведении радикальных же внутренних реформ. Эти реформы имели целью, с одной стороны, быстрое восстановление экономического равновесия государства, доведенного до нищеты постоянными войнами, которые во время правления Мануила велись беспрерывно, а с другой стороны, были направлены на ослабление власти зажиточных феодалов. Разрушая феодальную иерархию, Андроник в силу обстоятельств должен был обратить внимание на класс крестьян, которых он освободил от эксплуатации со стороны наместников провинций и других императорских чиновников. Прежде всего он покончил с традицией продажи должностных мест. Он направил в провинции выборных чиновников, которых щедро вознаградил из государственной казны, тем самым сделав их зависимыми непосредственно от императора. Эти мероприятия были тем более важными, что как греческие, так и латинские чиновники в быстро развивающейся прониарной системе играли большую роль в сельскохозяйственной структуре Византийской империи.
На места руководителей епархий (наместников провинций) он сажал преданных ему лиц из рядов членов Сената. Он платил им высокое жалованье, «с тем чтобы они были миролюбивы по отношению к беднякам». Налоговые округа, διοικήσεις, контролировались судьями, κριταί, чей надзор за округом ставил целью систематический сбор налогов. Одна простагма Андроника, из не очень хорошо известной нам хронологии, назначала судьям громадное жалованье, доходящее до сорока или восьмидесяти фунтов. Благодаря этим, неслыханным для XII столетия реформам Андроник быстро обуздал коррупцию чиновников и покончил со всеми налоговыми злоупотреблениями. Вследствие упорядочения налоговых вопросов, денежной ренты и постоянного возрастания непосредственных платежей сельское хозяйство оправлялось от постепенного разрушения. Отныне крестьяне могли спокойно заниматься своим благосостоянием. Их не беспокоили сборщики налогов, если они своевременно выплачивали государству причитающиеся подати. Уже в благодарность за освобождение из рук могущественных феодалов или какую-либо другую помощь они добровольно платили денежные сборы наместникам. Такую аграрную политику Андроник начал проводить с самого начала своего правления. С этой точки зрения характерно письмо, которое он направил весной 1184 года Льву Синезию и Мануилу Лахану. В свойственной ему иронической манере он объявляет в нем свою волю: «Ты, любящий истину герольд вранья, мой глупый Синезий, и ты, овощеводческий Лахан, до моих ушей дошло, что вы в моей империи творите насилие и проявляете непокорность; или вы прекратите это, или вы прекратите жить. Потому что проявлять непокорность и одновременно жить — такое не нравится Богу, и Его слуга не может этого допустить». Другой мерой, направленной против дворянства и стратиотов был хрисовул, который был опубликован еще во времена регентства Андроника, в декабре 1182 года. Он отменял запрет (от 1155 и 1170 годов), согласно которому выделенные императором стратиотам и лицам недворянского происхождения земельные владения нельзя было продать. Это изменение, как уже упоминали Г. Острогорский и за ним М. Сюзюмов, ограничивало также сосредоточение земельной собственности в руках православного духовенства. Подобный же характер имел и другой документ, 1183–1184 годов, номинально касающийся Константина Дуки. Подлинность документа, впрочем, является спорной. Он ограничивал семью Константина Скордилия в земельном владении. Андроник явно избегал того, чтобы делать какие-либо дарения, благодаря чему он разрушил прониарную систему и ослабил положение латинян в государстве.
Вследствие таким образом проводимой политики ремесленникам стало дешевле обходиться изготовление изделий, которые в большом количестве производились в городах, и города могли оправиться от состояния упадка, в котором они находились. Андроник придавал особое значение каждой жалобе крестьянина на акт насилия со стороны могущественного господина, если ему оказывался в состоянии кто-нибудь эту жалобу передать. Так как он в суде одинаково обходился с бедными и богатыми, сельские жители охотно обращались к нему со своими жалобами. Хронист даже приводит такой интересный пример. Когда крестьяне обвинили Феодора Дадибрина в растрате, Андроник, который был убежден в его виновности, приговорил его к двенадцати палочным ударам в присутствии потерпевших. Зато крестьянам, напротив, он выдал щедрое вознаграждение из государственной казны. Очевидным знаком этой несомненно прокрестьянской политики Андроника стал его портрет, который был нарисован на наружной стороне стены церкви Сорока Мучеников. На темном фоне картины был изображен Андроник в образе уставшего труженика в черном плаще с серпом в руке. Нельзя, однако, расценивать прокрестьянскую ориентацию Андроника как попытку защитить народные массы от эксплуатации феодалами, а еще меньше — говорить о стремлении Андроника преобразовать Византийскую империю в демократическую монархию. Главная цель, как представлял ее себе «крестьянский император», состояла в разрушении могущества феодальной аристократии (которая препятствовала ему в осуществлении его династических замыслов) и восстановлении централизации императорской власти. Ведь по существу аграрная политика Андроника не входила в противоречие с интересами феодалов, раз она не затрагивала их имущественных интересов, а только ограничивала их в злоупотреблении властью против императорского правления. Поэтому мы хотим сказать о своем согласии с утверждением П. Тивчева, который показал, что Андроник, так же как и его предшественник, стоял на страже интересов крупных феодалов. Именно во время правления Андроника выросли налоги, к которым, как вытекает из некоторых свидетельств, новый наместник обязал население Афин.
Второе важное мероприятие во внутренней политике Андроника касается ликвидации пиратства и грабежей потерпевших аварию торговых судов путем заселения морского побережья. Этот веками устоявшийся обычай, который в Византийской империи никогда не был возведен в ранг прибрежного права, пытались искоренить многие предыдущие императоры, однако без какого-либо успеха. В конце концов на такое положение вещей стали смотреть как на нечто неизбежное.
Андроник отдал наместнику и другим чиновникам провинций приказ, εντολή, чтобы они вешали на мачтах любителей пограбить потерпевшие бедствие корабли, а если морские волны выносили пирата на берег, его в соответствии с этим приказом следовало вздернуть на высоком дереве для острастки другим. Мы не знаем, когда этот приказ был опубликован. Мы знаем только, что как население побережья, так и чиновники обходились теперь с выброшенными на берег кораблями как со святынями. Это обуздание пиратства способствовало бурному развитию торговли и дальнейшей стабилизации экономической жизни Империи. Нормализация торговли имела для Андроника очень большое значение, так как не только большегрузные корабли иностранных купцов, но и легкие суда жителей побережья могли обеспечить снабжение столицы продовольствием и другой необходимой продукцией. Это налаживание торговли вовсе не было продиктовано необходимостью уступок Венеции, которая была чрезвычайно недовольна действиями Андроника. Принятые Андроником меры благоприятным образом влияли на положение дел городских аристократов и богатых ремесленников, которые больше не имели возможности жить покупкой теплых служебных мест и эксплуатацией крестьян. Аграризация ничем не угрожала также ни купцам, ни торговцам в столице и других городах.
Особую заботу проявлял Андроник о Константинополе. Он с воодушевлением занимался обновлением города и строительством каналов. Доступными для общего пользования стали акведуки, фонтаны и портики, которые защищали константинопольцев от жары. О великолепии этих строений лучше всего, пожалуй, свидетельствует тот факт, что сменивший Андроника на престоле Исаак Ангел из зависти разрушил все то убранство, которое оставил после себя Андроник.
Реформы Андроника, которые слишком неожиданно вошли в жизнь, должны были вызвать сильную реакцию со стороны феодальной аристократии. Она представляла в то время большую силу, особенно на европейском континенте и в Морее. Главным образом это происходило благодаря постоянным войнам, которые почти беспрерывно вел Мануил во время своего правления. Особенно большую выгоду из этой милитаристской политики Мануила извлекали могущественные феодалы-архонты, которые в течение XII столетия становились все более похожими на западных баронов. Выигрывали от этой односторонней политики также большие государственные замки-крепости, которые всегда имели сильные центробежные тенденции. Императорское централизованное правление было слабым. Экспансионистская политика Мануила способствовала всеобщему распространению институтов пронии, или выделению земельных наделов феодалам при том условии, что они будут состоять на военной службе у императора. Мануил наделил их, кроме того, правом экскуссии, то есть правом быть освобожденными из-под власти государственных чиновников. За это они должны были признать полную власть Мануила над их крестьянами. Личная свобода крестьян осталась в прошлом; они становились крепостными крупных феодалов. Крестьянству навязали феодальную ренту в самых различных формах, таких как денежные выплаты в пользу феодала, барщинный труд на его поле, выплаты натурой, а также всяческие другие виды выплат — за пользование упряжью, пастбищем и т. п. Кроме того, феодалы присвоили себе право взимать особый сбор, аэрикон. Если мы добавим к этому обязательные отчисления в пользу государства и нередкие случаи повышения налогов в связи с частыми войнами, мы получим в принципе полную картину тяжелейшего положения крестьянства в Византийской империи, с одной стороны, и абсолютного благосостояния феодалов — с другой. В 1180-х годах значимость феодалов в провинциях постоянно возрастала. Фактически они стали правителями почти самостоятельных маленьких государств. Так что неудивительно, что реформы Андроника встретили решительное сопротивление аристократических семей феодалов, которые в своем стремлении к децентрализации могли рассчитывать на поддержку крупных городов провинций. Шаги Андроника навстречу интересам широких крестьянских масс, хотя они и были продиктованы чисто государственными резонами, объективно способствовали оздоровлению внутренних отношений в Империи. Облегчение прежней налоговой системы, упрощение и все большая централизация бюрократического аппарата, полная ликвидация хищений со стороны сборщиков налогов — все это, слишком быстро проведенное в жизнь, вызвало активное противодействие феодальной знати. Она пыталась избавиться от неудобного для них императора путем заговоров. Первый заговор был задуман еще во времена его регентства. Андроник уже тогда жаловался на большую власть олигархов и свой первый упреждающий удар направил против семей Комнинов, Дуков, Ангелов и других менее значимых представителей византийской аристократии. Террор Андроника должен был не только задушить малейшую попытку противодействия, но и пресечь даже самую мысль о мятеже. В столице и во всей Византийской империи царил строгий полицейский режим. Аристократ, хотевший избежать ареста, покидал Константинополь. Иногда великих мужей безо всякой вины привлекали в качестве обвиняемых и ослепляли их. Никто не смел ни в чем быть выше Андроника. Постепенно террор в государстве стал набирать силу.
Андроник, который добивался полного уничтожения аристократов, даже мнимых своих соперников, издал особый документ, τόμος, который разрешал их публичную казнь. Раньше смертная казнь приводилась в исполнение втайне от общества. Жен своих противников и других женщин Андроник из политических соображений приговаривал к принудительному постригу в монастырь. Он не доверял никому при своем дворе и окружил себя сильной личной гвардией, состоявшей из варваров, для которых греческие культура и язык были совершенно чуждыми. Кроме верных трабантцев, которые всегда окружали его дворцовые покои, вход к Андронику охраняла чудовищная собака, которая была в состоянии свалить с ног даже вооруженного воина. У Андроника не было ни одного дня, когда бы член какого-нибудь знатного рода не был бы задушен или лишен зрения. С женщинами и детьми поступали тем же образом, что и с мужчинами: их ослепляли или заставляли голодать в тюрьмах. Даже близко стоящие к Андронику люди не были уверены в своей судьбе. Если чей-нибудь родственник в чем-то провинился, его семья также становилась виновной перед Андроником. Такой фанатичный приверженец Андроника, как, например, Константин Макродук, был, как и Андроник, родственником Исаака Комнина. В 1184 году его. будто бы в соответствии с волей Мануила, провозгласили правителем Кипра. Он был обвинен в оскорблении Его Величества и приговорен к изощренным пыткам, публично приведенным в исполнение. Даже Константин Трипсих, первый доносчик и клеветник, был брошен в тюрьму, потерял все свое имущество и был ослеплен. Братьев Себастьянов повесили за то, что они якобы пытались посадить на трон внебрачного сына Мануила — Алексея Комнина, зятя Андроника. Алексея же ослепили и удерживали в тюрьме Хеле, маленького острова на Черном море. Отчаявшаяся Ирина впала у отца в немилость и была изгнана из дворца. Самые известные из слуг Алексея были арестованы и ослеплены. Мамал, секретарь Алексея, был сожжен на костре в присутствии толпы людей, которые собрались на ипподроме. С ним были преданы огню какие-то книги с предсказанием о будущем правителе Империи. Говорили, что Георгию, чтецу Большой церкви, его жена была доставлена в виде жаркого. Жители Константинополя были немыми свидетелями этих ужасов. К концу правления Андроника эти зверства достигли ужасающих размеров. Проскрипционные списки, доставляемые услужливыми доносчиками со Стефаном Агиахристофоритом во главе, около каждого имени указывали способ умерщвления. После завершения проскрипта Императорский совет снова собирался для обсуждения результатов. Протоколы заседаний с одобрением результатов Андроник тщательно хранил сам. Этими казнями он хотел укрепить свои династические интересы, ликвидируя целые семьи и роды. Он уничтожал даже своих гипотетических врагов. Его не заботило общественное мнение, и он не желал ничего о нем слышать, хотя у него был случай с этим мнением познакомиться. Этот случай предоставил ему его старший сын севастократор Мануил. Он отказался помогать отцу в его деяниях, поэтому Андроник намеревался сделать своим преемником второго сына, Иоанна. Но когда и этот неудавшийся император со слезами на глазах стал упрекать отца в чудовищных несправедливостях, Андроник назвал своих сыновей плаксами и объяснил, что он бы оставил в живых только мясников, пекарей, фармацевтов и других людей такого рода, пусть лучше они управляют теми, кого они сейчас так необоснованно боятся. Одновременно он утешил их тем, что раз они должны стать императорами, будучи такими молодыми, он уберет с их пути гигантов и оставит им одних пигмеев. Не хватало совсем малого, добавляет хронист, чтобы в столице больше не осталось никого из видных людей.
Страшная буря террора создала у оппозиции Константинополя план, который тем более угрожал императорской власти узурпатора, что он сумел привлечь на свою сторону городской плебс. Нижние слои ремесленников и рабочих-поденщиков, которых эксплуатировали в эргастериях Империи, следовали примеру враждебно к Андронику настроенной аристократии, потому что его правление не принесло им никакого облегчения их участи. Не улучшило оно также положения нуждающихся и люмпен-пролетариата в самом Константинополе. Андроник всегда опасался народных масс столицы и предпочитал держаться от них подальше. Когда во время представления на ипподроме рядом с ним обрушились трибуны и погребли под своими обломками шесть человек, Андроник приказал тотчас проводить его во дворец, однако должен был выстоять до конца представления, так как его друзья предупредили его, что если он сейчас уйдет, то испытает гнев народа на собственной шкуре. При этом Андроник придавал большое значение настроениям, царящим среди городских жителей. Он пытался манипулировать этими настроениями, расставляя своих агентов на улицах и площадях столицы.
Оппозиция, сложившаяся в Константинополе, была тем опаснее для императорской власти, что положение Византийской империи на международной арене значительно ухудшилось. Уже в 1181 году Бела III Венгерский захватил Далмацию, часть Хорватии и области Сирмиона, а позднее, в августе 1182 года, когда Андроник занимал должность регента при Алексее II, Бела III, подстрекаемый своей невесткой василиссой Марией, напал на Браничево, Белград и Ниш, чтобы подчинить их своей власти. Впрочем, это был единственный случай в венгерской истории, когда венгерский король мог выступить против узурпатора как законный претендент на византийский престол и мститель, желающий отплатить за насильственную смерть своей невестки. Война затянулась на весь 1182 год и продолжалась в следующем; венгерская армия завоевала Северную Далмацию вместе с расположенными под Сполето островами и продвинулась до Софии. После смерти Алексея II произошло венгерско-сербское сближение. Объединенная армия союзников захватила Белград, Браничево, Ниш и Софию. Эти варварски разгромленные города в течение многих лет не могли восстать из руин. В этом состоянии их застали еще участники Третьего крестового похода. Византийская армия во главе с Алексеем Враной и Андроником Лапардом под натиском врага отступила на дунайские рубежи. Осенью 1184 года Бела III прервал военные действия и отказался от дальнейшего продолжения войны. Венгерская интервенция оказала большое влияние на события в Константинополе и ускорила крушение владычества Андроника.
Великий жупан Сербии, Стефан Неманя, выдающийся политик и стратег, объединил под своим владычеством сербские земли и расширил их за счет Византийской империи на восток и на юг. Сербы атаковали расположенные на морском побережье города Далмации и Дукли. В июле 1184 года армия Неманя осадила с суши и с моря Рагузу (Дубровник), но 18 июля она потерпела поражение в морском сражении. Только в июле следующего года под Рагузой появился брат Неманя, Мирослав, и в августе с помощью инженерных войск приступил к осаде города. Рагуза не могла в то время рассчитывать на помощь Византии. Империя находилась под угрозой сицилийского вторжения и стояла перед опасностью мятежа против Андроника. Сербская армия продолжала свои завоевания. Перник пал. Города Стоб, Земун, Вельбуж (находящиеся сегодня в Западной Болгарии), а также крепости Скопье и Лешки, разделили его судьбу. Были уничтожены Градач, Прицрен, Равин, после чего сербы перенесли военные действия на территорию Зеты (сегодня югославский округ Цецка) и сегодняшней Албании.
Примерно в конце 1184 года оппозиция против репрессий Андроника усилилась. Самым ревностным противником его правления была семья Ангелов в Вифинии, примеру которой следовала остальная феодальная аристократия. Внук императора Мануила по материнской линии, Исаак Комнин, провозгласил себя правителем Кипра. Этим действием он выводил этот, как мы уже упоминали, стратегически важный для Византийской империи остров из-под власти Андроника.
Однако самая большая опасность угрожала Византийской империи со стороны сицилийских норманнов. Алексей Комнин, внук Мануила I, который до 1180 года исполнял обязанности кравчего при дворе, был сослан к скифам (половцам), откуда он вместе с Меланом бежал к Вильгельму II Доброму, королю Сицилии. Вокруг них собралась большая часть политических беженцев из Византийской империи. Они рассказали Вильгельму о всеобщем недовольстве правлением Андроника и приобрели поддержку одной из норманнских групп. Алексей также подстрекал к действиям короля Сицилии, обещая ему легкое завоевание Византийской империи, тем более что флотилия итальянских городов уже начала пиратствовать на Эгейском море. Вильгельм решил воспользоваться благоприятным случаем. Он давно питал ненависть к Византийской империи из-за вмешательства Мануила в дела Южной Италии. Теперь он мог выступить в качестве формального защитника интересов Алексея как претендента на престол. В действительости же он думал о захвате константинопольского трона для себя. Ужасная кровавая бойня, устроенная латинянам в столице Византийской империи, не являлась непосредственной причиной похода Вильгельма II. На Запад события мая 1182 года не произвели такого большого впечатления, как на греков. Западные латинские хроники обходят эти события почти полным молчанием. Только народ византийской столицы усмотрел в сицилийской интервенции акт возмездия. Кроме того, при сицилийском дворе в Палермо объявился Лжеалексей. Монах Сикутин Филадельфийский провел его через греческие территории, жители которых были настроены враждебно по отношению к Андронику. Вильгельм II принял Лжеалексея, прозванного впоследствии «поджигателем зернохранилищ», Καυσαλώνης, как Алексея II, против чего Алексей Комнин и его окружение, само собой разумеется, горячо возражали. Но Вильгельму нужны были оба Алексея, чтобы получить поддержку со стороны греческого населения во время запланированной войны против Византийской империи.
Обстановка накалялась и в других местах. Члены аристократических родов искали защиты от смерти от руки Андроника при дворах других государств, как, например, у султана Кылыч-Арслана II (1156–1192), который уже после получения известия о смерти Мануила I захватил Созополь, разорил византийские приграничные области и присоединил их к своему государству. Беженцы явились также к князю Антиохии, к королю Франции Филиппу II Августу (1180–1223), к правителю Германии Фридриху I Барбароссе (1152–1190), к королю Венгрии, вышеупомянутому Беле III (1172–1185), подталкивая их к вооруженной интервенции против узурпатора.
Андроник очень хорошо знал о действиях своих врагов при иностранных дворах, и тем сильнее раздувал он террор против своих родичей, на том основании, что у гидры должны быть отсечены все головы. Поэтому власть имущих доставляли из провинций в Константинополь, заполняли ими тюрьмы и приговаривали их к тому или иному виду казни. Одновременно Андроник предпринял ряд дипломатических шагов с намерением разрушить возможный венецианско-сицилийский, а следовательно и антивизантийский, союз. С этой целью он уже в октябре 1183 года приблизил к себе Венецию, пообещав ей освободить захваченных Мануилом в 1171 году в плен купцов и ростовщиков. Кроме того, он обязался выполнить требование дожа о ежегодной выплате компенсации в возмещение убытков, которые понесли венецианцы в результате латинского погрома в Константинополе. Он уплатил им два с половиной процента общей компенсации. Полной компенсации венецианцы не получили никогда: «Hic (Andronikus) pro firmatione imperii ut Venetos sibi faborabiles exhiberet, mercatores per Emmanuelem captos, re-quirente duce liberavit, et de resarciendis damnis annuatim promissionen fecit». Свидетельства этого венецианского хрониста достовернее, чем высказывания Хониата. Последний утверждает, что еще Мануил вернул венецианцам их прежние привилегии. Недавно Н. Соколов доказательно подтвердил правильность сведений, помещенных в венецианских хрониках, которые хотя и более отдалены от описанных событий, однако основаны на частных письмах и документах купцов, в то время как Никита Хониат, который всегда был настроен враждебно к латинянам, хотел здесь только прославить времена правления и политику Мануила. Венецианцы не очень сильно пострадали в кровавые майские дни 1182 года, потому что тогда их численность в Константинополе была невелика. Венецианская знать не жаловалась на антиаристократическую политику Андроника, и когда начался поход сицилийской армии на Константинополь во время правления Исаака Ангела, венецианцы присоединились к защитникам византийской столицы. При этом они преследовали целью защиту своих собственных торговых интересов. Требование дожа о возмещении убытков, в качестве платы за свою поддержку, Андроник, перед лицом угрозы вторжения сицилийцев, нашел вполне приемлемым. Призрак венецианско-сицилийского союза был слишком близок, чтобы Андроник мог колебаться.
С другой стороны, торговые связи с Венецией могли соответствовать интересам Византийской империи, а также интересам греческого купечества. Андроник также провел переговоры с Папой Римским Луцием III, которого он пытался привлечь на свою сторону тем, что, несмотря на противодействие патриарха, он возведет церковь в столице Византийской империи: «Construxerat ecdesiam quandam nobilem in civitate Constantinopolis, et earn honore et redditibus multis ditaverat, et clericos Latinos in ea instituit secundum consuetudinem Latinorum, quae usque hodie dicitur Latina». Этот молниеносный шахматный ход и попытка перетянуть на свою сторону венецианцев и Папу ни в коей мере, разумеется, не говорили о кардинальных изменениях в антилатинской политике Андроника, а также о его прозападной ориентации, как это восприняли некоторые ученые. Главной целью Андроника было только разрушение царящего в латинском мире единодушия, которое было для Византийской империи тем более опасно, что происходило это накануне норманнского вторжения.
Вильгельм II предпринял четвертый по счету и последний военный поход на Византийскую империю, состояние обороны которой оставляло желать много лучшего. В первые дни августа 1185 года сицилийская армия общей численностью в восемьдесят тысяч человек сухопутных войск и примерно в двести кораблей предприняла марш-бросок на Драч (Диррахий). В результате сражения, начавшегося с суши 5 августа 1185 года, город был взят, так как византийские вооруженные силы пришли слишком поздно для снятия осады, хотя Андроник придавал большое значение тому, чтобы оборона города была надежно обеспечена. Главнокомандующий Иоанн Врана из страха перед ответственностью сдался в плен. Андроник приписал поражение измене. Однако причиной было бездарное командование Враны, которого хронист метко называет Эпиметеем («крепкий задним умом»). Старинная Виа Игнатиа, которая вела от гавани прямо на Фессалоники и Константинополь, стояла открытой перед норманнами. Сицилийский флот, обогнув Пелопоннес, шел на Фессалоники; части сухопутной армии шли на тот же город маршем.
6 августа 1185 года началась осада с суши. Обороной командовал Давид Комнин, родственник Андроника. Этот бездарный полководец утаивал свою неспособность организовать защиту города тем, что посылал в столицу ложные сообщения о якобы хорошем стратегическом положении. Андроник направил ему особое послание, с приказом защитить город любой ценой. Осада Фессалоник, которая была подробно описана Евстафием, продолжалась ровно девять дней. 15 августа 1185 года город оказался во вражеских руках. Решающую роль в поражении сыграло отношение защитников города к Андронику. В тот же день к Фессалоникам подошел норманнский флот. Победоносная армия была разделена на три части. Одна часть осталась в Фессалониках, другая мародерствовала в окрестностях Серрая и Мозинополя. Направленные Андроником в Фессалоники войска были не в состоянии помочь защитникам города, и они искали убежища в близлежащих горах. Только Феодор Хумн приблизился к городским стенам, однако вынужден был тут же отойти, так как «его солдаты не могли вынести вида вражеских шлемов».
Когда Андроник узнал о падении Фессалоник, он бросил родственников Давида Комнина в тюрьму. В разговорах со своей свитой он пытался приуменьшить размер понесенного поражения.
Однако за это время Константинополь подготовился к обороне. Стены были укреплены, окружающие дома снесены. Состоящая из сотни кораблей флотилия стояла в полной готовности отразить атаку врага. Обстановка становилась все более напряженной.
Учитывая непосредственную угрозу со стороны сицилийцев и новые военные действия Белы III, Андроник решил заключить союз с султаном Саладином (Салах-ад-Дином). В начале сентября 1185 года византийская дипломатическая миссия заключила двустороннее соглашение, содержание которого сохранилось в правдоподобном источнике, хронике Magni Presbyteri: «Sed in predicta tempestate cum Andronicus in suos proditores desaeviret, et cum rex Siciliae er rex Ungarie in ipsum surrexissent, et totus populus in eum scilicet Andronicum conspirasset, dolore et angustia coactus ad consilium et auxilium Saladini confugit. Et ut veteres amicitias et concordiam et bénéficia quae sibi contulerat, ad memoriam revocaret, et ut similiter confederarentur diligenter ammonuit, ita scilicet quod sibi, quia inperator erat, hominium faceret, et ipse sibi in maximis necessitatibus, si opus esset et sibi mandasset subvenire paratus esset. Preterea tali confederatione iuncti sunt et iuramenta hinc inde data sunt, ut si Saladinus consilio ex auxilio istius terram Ierosolimitanorum occupare posset, ipse Saladinus aliam terram sibi retineret, sed Ierusalem et totam maritimam excepta Ascalone dimitteret liberam, tali tamen conditione quod earn a predicto inperatore teneret et quod Soldani et Iconium acquirerent et predicti inperatoris propria essent usque ad Antiochiam et terram Armeniorum, si earn acquirere possent».
Этот союз с Саладином дал Андронику прежде всего гарантию немедленной помощи in maximus necessitatibus. Может быть, именно поэтому он сохранял спокойствие перед лицом понесенного от норманнов поражения. Протурецкая политика Андроника объяснялась именно интересами Византийской империи, и мы не видим никакого повода предполагать, как это дал понять Й. Данструп, что хроника передает только проект запланированного турецко-византийского союза. Однако никакой выгоды от этого союза, как это признал также и Исаак Ангел, Андроник не получил. Было слишком поздно.
В сентябре 1185 года Константинополь узнал о потере Амфиполя и о наступлении норманнов на Мозинополь. Известия о поражении византийской армии, впрочем сильно преувеличенные, вызвали бурные волнения у жителей столицы. Появления врага под городскими стенами ожидали каждый день. Андроник продолжал хранить олимпийское спокойствие, обещая дать захватчикам генеральное сражение. Он предавался своим обычным загородным прогулкам в сопровождении гетер. Он принимал только самых доверенных лиц и объяснял волнения в народе подстрекательством со стороны семей заключенных и угрожал устроить кровавую расправу с арестованными за якобы их связи с норманнами.
Андроник, по-видимому, не осознавал всей опасности положения, сложившегося в столице. Он занимался только астрологией и леканомантией, чтобы узнать из предсказаний, кто будет императором после него. Сам он не принимал участия в сеансах, а узнавал о них от Стефана Агиахристофорита.
Говорят, что оракул Сеф, которого когда-то ослепил Мануил, предсказал, что главным противником императора станет человек, имя которого начинается буквой «и». Этот человек в сентябре 1185 года свергнет Андроника с престола. Так как предсказание было дано в августе, Андроник ему не поверил. Исаак Комнин — так объяснял себе это Андроник — не мог бы в течение нескольких дней добраться с далекого Кипра до столицы. Когда судья Иоанн Тирский поделился с ним мыслью, что, возможно, речь идет об Исааке Ангеле, который находится в столице, Андроник только посмеялся над этим предположением.
Революция против Андроника разразилась, собственно говоря, преждевременно, благодаря случайности. Агиахристофорит решил посадить на всякий случай Исаака Ангела в тюрьму, и сделал это без ведома Андроника, находившегося тогда во дворце Мелудион, расположенном в восточной части побережья Пропонтиды.
11 сентября во второй половине дня всемогущий министр Андроника в сопровождении трабантцев вошел во дворец Исаака Ангела и приказал ему следовать за ним. Исаак умышленно помедлил, потом решительно вспрыгнул на коня, нанес смертельный удар мечом Агиахристофориту, пробился через ряды гвардейцев и помчался по направлению к церкви св. Софии, выкрикивая по пути, что он убил самого опасного врага. Это известие распространилась по городу с молниеносной быстротой. Все больше народа толпилось вокруг церкви, в которой находились также перепуганные Иоанн Дука, Исаак Охим и сын Иоанна Дуки, Исаак, которые как члены рода письменно гарантировали свою лояльность по отношению к императору. Исаак Ангел всю ночь провел в размышлениях о том, какой смертью должен умереть Андроник.
На следующий день, 12 сентября, толпа народа окружила место убежища Исаака. Его умоляли стать императором и наказать Андроника. Столице уже надоел террор. Перед лицом опасности со стороны норманнов спасения ждали от Исаака Ангела.
Известия о беспорядках в столице поразили Андроника, находящегося в Мелудионе. Он тут же направил народу столицы послание с призывом сохранять спокойствие. Телохранители Андроника пытались снова установить порядок, в то время как сам Андроник возвращался на императорской триере в Большой дворец. Его сторонники, которые увещевали народ, чуть не поплатились за это жизнью. Толпы ремесленников и поденщиков, вооруженные мечами, щитами, панцирями, но в большинстве своем — простыми палками, двигались по направлению к церкви св. Софии. Исаак Ангел был провозглашен императором. Служители церкви возложили ему на голову императорскую корону. Из гавани Кионион привели императорского коня. Исаак покинул церковь в сопровождении Василия Каматира.
Андроник к этому времени добрался до дворца и пытался организовать оборону. Однако никакие переговоры с народом через посредника не помогли. Андроник сказал, что отречется от престола в пользу своего сына Мануила. Возмущенный этим народ взломал дворцовые ворота. Андронику оставался только один путь к спасению — побег. Переодетый в платье варвара, он добрался до своей триеры в сопровождении жены Анны-Агнес, любовницы по имени Мараптике и лютнистки Ламии. Несколько верных слуг вызвались сопровождать его в Галич, куда он намерен был отправиться, поскольку все провинции Империи он рассматривал как враждебные. Владычество Андроника закончилось. Народ во второй раз призвал Исаака Ангела на царство.
Между тем триера с Андроником на борту причалила в Хеле. Жители снарядили корабль в дальнейшее плавание и, дрожа от страха, смотрели, как он вышел в открытое море в направлении на Тавроскифию. Однако из-за штиля плавание по морю было невозможным. Преследователи настигли Андроника в Хеле. Он был закован в цепи. Андроник пытался вымолить себе свободу красноречием. Он говорил о своем знатном происхождении, о потерянном счастье, о нерасположении к нему жизни, которая всегда дарила его судьбой изгнанника. Ему вторили схваченные женщины.
Все же его на лодке привезли в столицу и втолкнули в тюрьму дворцовой башни Анем, в тяжелых двойных цепях и ножных кандалах. Через несколько дней его поставили перед троном Исаака Ангела. Новоизбранный император высмеивал Андроника как первого из тяжеловесов. Каждый мог вдоволь поиздеваться над ним, пока его не отдали толпе.
На голову Андроника обрушились палочные удары, ему вырвали бороду и выбили зубы. Женщины, чьи мужья пали жертвами террора, били его кулаками по лицу. Ему отпилили пилой правую руку, после чего он был снова брошен в темницу, где несколько дней провел без пищи и воды, после чего его снова вытащили наружу. Ему выкололи один глаз и устроили ему «триумфальное шествие», при этом он ехал верхом на шелудивом осле. Те же самые колбасники, пишет с презрением Хониат. которые три года тому назад приветствовали его как спасителя и клялись ему в верности, издевались теперь над ним самым ужасающим образом. Его осыпали палочными ударами, совали ему в нос помет, из губок поливали его лицо навозной жижей. Хулили его и его предков, кололи его ножами, бросали в него камни. Одна девка поливала его лицо кипятком. На ипподроме старика привязали за ноги к поперечной балке, которая опиралась на две маленькие колонны. Пытки Андроник переносил как мужчина, он только шептал: «Господи, помилуй меня!», «Зачем ломаете вы сломанный тростник?». Кто-то вонзил ему меч в глотку, какой-то латинянин воткнул ему меч в задний проход, при этом оба они хвастались своими искусными ударами. Андроник поднял культю ко рту и испустил последний вздох. Через несколько дней труп самым варварским образом разрубили на куски и бросили в какую-то яму на ипподроме, из которой части его тела снова извлекли, чтобы бросить в глубокий ров у монастыря Эфор недалеко от Зиксиппского монастыря.
Так окончил свои дни Андроник, получив то, о чем всегда так страстно мечтал, — корону Византийской империи. Образец элегантности для придворных, кумир женщин, позднее сравниваемый с Камбизом, Алкивиадом, Ричардом III, Папой Александром IV, Цезарем Борджиа, Иваном Грозным, якобинцами и другими мятежными душами Европы, ненавидимый со временем столичным плебсом за террор против аристократии, Андроник продолжал жить в памяти греческого народа. Народная песня, τραγούδιον, воспевала героическую судьбу Андроника, окружая ее ореолом своей неисчерпаемой фантазии (και στόμασι πολλών περάδονται). Она не сохранилась до наших дней, как и другие народные песни XII века, но в том, что такая песня была, можно, пожалуй, не сомневаться.
В Константинополе были в ходу ямбические стихи, найденные в «старинных» книгах. Они «давно уже» предсказывали, конечно как vaticinium ex eventu, страшную смерть, которая ждала этого необыкновенного правителя Византийской империи, чьи драконовские методы правления дискредитировали все без исключения, даже самые необходимые, политические и экономические реформы.
Не сохранилось ни памятников Андронику, ни его мозаичных портретов. Все они пали жертвой погромов восставшего народа. Новый император, Исаак Ангел, аннулировал абсолютно все правовые акты Андроника. Политические изгнанники были призваны обратно и восстановлены в правах собственности.
Сыновья Андроника поплатились жизнью за ошибки отца. Неудавшийся наследник престола Иоанн был арестован в военном лагере в филиппейской провинции. После того как его ослепили, он умер мучительной смертью. Севастократор Мануил, хоть он не одобрял деяний своего отца, также был ослеплен по приказу василевса. Месть Исаака Ангела не коснулась только внуков Андроника. Сыновья севастократора Мануила, нескольких лет от роду, спаслись неизвестным нам образом. В те памятные сентябрьские дни 1185 года их отвезли в имение родственницы, грузинской царицы Тамары (1184–1212); там они пробыли до зрелых лет. Позже Давиду выпало на долю стать правителем Ираклии на Понте и Пафлагонии; его старший брат, Алексей, правил Инеоном и Синопом; позднее он стал первым императором Трапезундской империи.
Андроник был, несомненно, исключительной фигурой среди византийских императоров. О его сложной личности размышляли уже хронисты XII века. Евстафий Фессалоникийский метко говорит о натуре Андроника как о характере, полном противоречий и контрастов, замечая при этом, что его можно было и чрезвычайно хвалить и строго порицать, в зависимости от того, на какую сторону его характера обращать внимание. Это определение, быть может несколько наивное, нашло отражение в «Истории» Никиты Хониата, который свои бесценные, почти единственные свидетельства об Андронике излагает, рассматривая его личность с обеих сторон. Благодаря им можно составить довольно объективное суждение о необыкновенном василевсе, если не впадать в одностороннюю оценку, представляющую его нам только как тирана или только как правителя-реформатора. Этой односторонностью грешили, впрочем, многие ученые XIX века (Целлер, Перваноглу).
Итак, взглянем еще раз на личность Андроника. От отца он унаследовал несравненную красоту, высокий рост, классическое телосложение, энергию и непомерное честолюбие. Целиком и полностью индивидуалист, он отличался веселым расположением духа в своей среде и утонченной жестокостью по отношению к врагам. Превосходная память позволила ему овладеть фундаментальными знаниями в светских и духовных науках. Хотя он и был знатоком теологии, он ее не любил, что, впрочем, не мешало ему пользоваться цитатами из Ветхого и Нового Заветов. Элегантность, остроумие, манера выражаться с иронией, дар красноречия Андроника шли рука об руку с его способностью привлекать к себе людей. Фантастические любовные приключения, необыкновенные деяния на поле боя быстро сделали его любимцем константинопольского плебса. Просто удивительно, как легко он мог высказывать независимые суждения, даже в присутствии императора, маскируя это с поистине восточным мастерством; как остроумие или фиглярство, иногда просто из прихоти, сочетались в нем с независимым поведением; как, наконец, его неуемная энергия могла перейти в лень и нерасторопность. Его беспримерное мужество на поле брани восполняло нехватку стратегических талантов полководца. Его молниеносная находчивость заменяла ему рассудительность, которой ему всегда не хватало. Андроник был прежде всего актером, которому только потому нравилось броситься к ногам властителя, чтобы потом, при изменившихся обстоятельствах, ему жестоко отомстить. Когда он уже был императором, он направлял свои просьбы в Синод, обещая ему в качестве вознаграждения большие привилегии. После того как он получал запрошенное разрешение, он, на потеху всего двора, брал свое обещание назад. Церковных иерархов он рассматривал в качестве инструмента, который мог бы облегчить ему императорское правление. Андронику не было равных в жестокости во всей византийской истории. Любой акт противодействия он беспощадно подавлял. В этом смысле он был безжалостен даже к своим детям, если только вспомнить его отношение к своему сыну Мануилу или дочери Ирине. После того как Андроник достиг совершеннолетия, он жил только одной мыслью — получить императорскую корону. Этой мысли была подчинена вся его жизнь. Для него были хороши любые средства, которые хоть в малейшей степени приближали его к цели. В его поведении нас поражает прежде всего его лицедейство. Как наместник приграничной провинции он вел с правителями соседних государств переговоры, направленные против Мануила I, пытаясь при этом создать видимость того, что это идет якобы на пользу Империи. Во время марш-броска на Константинополь во главе пафлагонской армии он ловко воспользовался содержанием принесенной им присяги, совершенно извратив ее смысл в собственных целях. Он всегда сохранял или пытался сохранять видимость того, что он выступает как опекун малолетнего императора Алексея II. Несмотря на преклонный возраст, он не колебался, чтобы в присутствии свиты придворных внести юного императора в Св. Софию на руках. Он якобы не решался принять предложенную ему должность соправителя, чтобы через несколько дней молчанием подтвердить свое согласие на удушение мальчика и затем выместить свою злость на его трупе. Единственным человеком, который мгновенно раскусил игру Андроника, был патриарх Феодосий, другие духовные сановники или не видели ее, или просто предпочитали ее не замечать.
Андроник взошел на престол на совершенно неожиданной волне национального православного движения, которое враждебно воспринимало все чуждое греческому национальному самосознанию. Для партии греческих националистов он был символом будущего императора, который, как они надеялись, стал бы защитником исключительно греческих экономических и политических интересов и из империи — конгломерата разных национальностей и народностей — создал бы государство чисто национального характера. Вначале эти тенденции действительно ощущались как во внутренней, так и во внешней политике Андроника, однако в те времена о национальном византийском государстве не могло быть и речи.
Неустойчивость византийского права престолонаследования облегчила Андронику путь к узурпации. Когда он уже был императором, его единственная цель состояла в том, чтобы легализовать свое положение на престоле и гарантировать династические права своим потомкам. Этому стремлению он подчинил всю свою политическую программу. Однако гораздо более важными, чем субъективные предпосылки его действий, являются следствия его правления в Византийской империи. Андроник взошел на престол в очень неблагоприятной обстановке. В Византийской империи уже полностью закрепился феодальный строй. Центробежные тенденции могущественных греческих династий в последние годы правления Мануила I постоянно нарастали. Императорская власть, так же как и централизованное государственное управление, претерпела после смерти Мануила дальнейшее ослабление. Византийская империя находилась на пределе своих экономических возможностей. Внешняя торговля хирела. Византия была в чрезвычайно тяжелом положении. Со всех сторон она была окружена агрессорами, которых только личная политика Мануила удерживала от нападения. Империи угрожали Венгрия, Сербия, норманны и турки-сельджуки. В этой сложной обстановке Андроник должен был проводить свою политическую программу. Можно согласиться с тем, что он начал проводить мероприятия по оздоровлению аграрных отношений в тех провинциях, в которые он посылал наместников и других служащих административного аппарата по собственному выбору из числа тех, кому он мог доверять. Он ликвидировал существовавший прежде обычай подкупа служащих. Он сделал провинциальных чиновников независимыми от центрального аппарата и щедро вознаграждал их из государственной казны, требуя от них взамен безукоризненной честности. Особые судьи контролировали установленный порядок сбора налогов с крестьян. Всяческие растраты быстро и строго искоренялись. Благодаря такой политике сельское хозяйство смогло быстро подняться после упадка. Продукты становились дешевле, и крестьяне хвалили нового императора. Андроник ослабил возможность концентрации крупных владений в руках духовенства. Он был противником прониарной системы и обуздывал власть феодалов. Нормализация внутренних и внешних торговых отношений должна была способствовать дальнейшей стабилизации экономической жизни страны. Поэтому византийские феодалы встретили реформы Андроника решительным противодействием, хотя Андроник, по существу, был защитником их интересов. Они организовывали беспрестанные заговоры и мятежи, на которые Андроник отвечал кровавым террором, действуя по принципу коллективной ответственности. Когда мы читаем у Хониата о большом количестве жертв террора, который развернул Андроник, создается такое впечатление, что главным итогом этих репрессий была почти полная ликвидация сопротивления феодалов как общественного класса. В XII веке уже было слишком поздно поворачивать обратно колесо истории. Двумя столетиями раньше, когда феодальные отношения находились еще в зачаточном состоянии, Андроник бы непременно одержал над ними победу. В 1180-х же годах феодалы уже представляли собой большую общественную силу, которая, несмотря на многолетнюю борьбу Андроника, должна была его победить. Митрополит Михаил Акоминат и хронист Никита Хониат, которые упрекали Андроника за развязывание террора, с одобрением говорят о том, что Андроник обуздал непомерную власть феодалов. Ошибка Андроника в этой неравной борьбе заключается в том, что он не искал поддержки ни у крестьянства, ни у столичного плебса. Материальное положение беднейших слоев столицы не улучшилось, так что народ Константинополя не видел никаких оснований для того, чтобы поддержать его террористические методы правления. Народ, разочарованный тем, что он так и не смог выйти из нищеты, быстро лишил Андроника своей поддержки, которую так охотно оказал ему в мае 1182 года.
Андроник оздоровил отношения в провинциях, пытаясь достичь централизации императорской власти. Он ликвидировал пиратство, что содействовало развитию портовых городов. Развитие столицы и ее украшение продвигались быстрыми темпами. Во внешней политике Андроник думал над тем, чтобы сохранить статус-кво, занимая оборонительную позицию. Андроник никогда не был хорошим стратегом, но был неплохим политиком. Он помешал созданию венецианско-сицилийского союза тем, что заключил с Венецией благоприятный для него договор. Содействуя византийским интересам, он искал согласия с Папой Луцием III, вел дальновидную политику в отношении султана Саладина, которого он хотел сделать союзником на случай войны против Запада. При этом он думал о присоединении к Византийской империи латинских княжеств Малой Азии. Насильственная смерть Андроника уничтожила все его старания. Первый же акт правления нового василевса, Исаака Ангела, отменил все реформы, которые проводил его предшественник. Однако Византийская империя уже не вернула себе былого значения на международной арене и через двадцать лет пала, став легкой добычей латинян.