Ребята перестали ходить на остров. Любимое место потеряло для них все свое очарование. Они о нем даже не разговаривали. Да и виделись они теперь редко.

Юлек помогал полоть огород, в базарные дни ездил с бабушкой в Лентов, возился с кроликами, строил для них вместе с дедушкой новые клетки. Мариан много читал и еще усерднее, чем прежде, занимался с Юлеком. Юлек ужасно на него за это злился, но, поскольку Мариана поддерживали бабушка с дедушкой, приходилось подчиняться.

Вишенка много времени проводила с матерью. С Улей они встречались только на пляже, который обнаружили неподалеку от деревни. Там-то в одно прекрасное утро и появился Дунай.

«Все-таки пришел! — радостно подумала Уля, заметив его среди зарослей. — Зенек сказал правду». Девочка ласково подозвала собаку, но та не сделала ми шагу. Она больше не чувствовала себя членом ребячьей компании и снова превратилась в забитую, недоверчивую бродяжку. Когда Вишенка бросила Дунаю кусок хлеба, он трусливо поджал хвост и удрал.

Впрочем, через некоторое время пес появился опять, а потом стал приходить все чаще и чаще. Но ни Вишенке, ни даже Уле ни разу не удалось ни погладить его, ни покормить с руки.

Как-то раз Уля не пришла купаться. Не пришла она и на следующий день. Вишенка забеспокоилась и побежала к ней домой.

— Уля дома? — спросила она, увидев в окошко пани Цыдзик.

— Куда там! В такую жару грех дома сидеть! — Пани Цыдзик взглянула на Вишенку и прибавила с некоторым удивлением: — Я думала, она пошла с тобой купаться, вы ж всегда вместе ходите.

— Она второй день не приходит! — крикнула Вишенка.

— Видно, с кем другим сговорилась! — пошутила пани Цыдзик. — Хотя, правду сказать, Улька с людьми нелегко сходится. Взрослая ведь уже девица, а робеет, как дитя малое. Ох, нелегко ей в жизни придется! Смелым куда лучше, верно ведь?

— Вишенке нравилась пани Цыдзик, но сейчас она не была расположена к долгим разговорам — ей не терпелось узнать, куда девалась Уля. Она спросила у пани Цыдзик, в какую сторону та пошла.

— Да вроде бы к твоему дому, к школе, а там уж не знаю.

Вишенка выбежала на дорогу и пошла вдоль деревни, зорко оглядываясь по сторонам. Поведение подруги казалось ей загадочным и, конечно, требовало немедленного расследования.

Людей нигде не видно, все в поле. Во дворах дремлют измученные зноем собаки, куры ищут прохлады, разгребая землю в затененных местечках под кустами. Девочка миновала спой дом, школу, кооперативную лавку. Дома стояли теперь реже, нее больше было садов и огородов.

* * *

Верхние ветки приходится обрывать стоя. Это самая трудная часть работы. Кусты большие, раскидистые, чтобы проникнуть в их зеленую середину, нужно сильно наклоняться вперед. Сначала рвешь ягоды легко и просто, словно играя, только скучно. Через час начинает болеть спина. Но и это ничего— выпрямишься на минуту, и боль проходит. Потом она усиливается. Под конец она не оставляет тебя ни на минуту.

К счастью, когда очередь доходит до нижних веток, можно сесть на землю. Уля с наслаждением вытягивает ноги. Трава прохладная, будет не так жарко. Спина согнута теперь под другим углом, и это умеряет боль. Гроздья смородины висят у самой земли, как бы нарочно прячась от человеческого взгляда, и на них приятно смотреть. Ягоды такие круглые, блестящие и твердые, что удивляешься, почему они не звенят, как стеклянные бусинки, падая в большую корзину.

Но через некоторое время и это уже не радует. Остается лишь зной да огромная корзина, которая наполняется невыносимо медленно. Волосы липнут ко лбу и затылку, горят исцарапанные по самые локти руки.

Спина болит ужасно. Порой Уле кажется, что больше она не выдержит. Ах, если б гроза! Можно было бы бросить работу на час-другой.

Но грозы ждать неоткуда. На небе ни облачка, вся земля залита раскаленным зноем. Скоро начнется уборка хлебов, и всем нужно, чтоб такая погода продержалась подольше.

Пан Юзяк, хозяин сада, тоже радуется жаркой погоде — сухая ягода лучше продается, чем мокрая. Он работает неподалеку от Ули, в парниках. Время от времени он бросает на девочку дружелюбно-любопытный взгляд. Первый день он поглядывал на нее гораздо чаще и недоверчивее — вероятно, боялся, что она будет есть его ягоды, так, во всяком случае, думала Уля. Теперь он уже не беспокоится, и Уле даже кажется, что ее присутствие доставляет старику некоторое удовольствие.

Пана Юзяка и его сад Уля нашла еще в те времена, когда Зенек жил на острове и предполагалось, что проживет там еще довольно долго. Деньги, полученные от теток, подходили к концу, и Уля с ужасом видела, что скоро не сможет участвовать в ежедневной складчине. Тогда-то она, услышав от соседей, что в деревне не хватает рабочих рук — почти вся молодежь работала на соседней фабрике — и что особенно нужны работники во время сбора фруктов, начала расспрашивать, не возьмет ли ее кто на подмогу. Глуховатый пан Юзяк сначала не мог понять, чего ей надо, а когда понял, с сомнением сказал, что не знает, справится ли Уля. А когда созреет смородина, работа действительно будет. Уля тут же решила, что пойдет на сбор смородины и что справиться она должна непременно. Теперь, правда, Зенека на острове не было, но деньги все равно были нужны, и, когда смородина созрела, Уля пришла к пану Юзяку.

Аккуратно оборвав три куста, Уля решила немножко отдохнуть. Она откинула со лба волосы, вытянула ноги и полулежа смотрела, как маленький коричневый муравей тащит вдвое большего, чем он сам, мертвого жучка, терпеливо выискивая дорогу между травинками. Потом прилетела бабочка, доверчиво уселась на Улину руку и принялась складывать и раскладывать голубые крылышки.

— Уля!

Уля подняла голову и почувствовала, что краснеет. У забора стояла Вишенка.

— Ты что это вытворяешь! — крикнула Вишенка. — Я тебя на пляже жду, а ты тут сидишь!

Уля встала и подошла к хозяину. Она очень стеснялась кричать ему в ухо, поэтому показала на Вишенку, ограничившись самыми необходимыми словами.

— Это моя подруга. Можно ей войти?

— А чего? Я разве запрещаю?

Уля отперла калитку, впустила Вишенку в сад, затем вернулась к кустам и снова принялась рвать ягоды.

— Уля! — изумленным шепотом воскликнула Вишенка. — Что это значит? Что ты здесь делаешь?

— Ты же видишь… — смущенно ответила Уля.

— Он твой знакомый? — Вишенка показала взглядом на старого садовника. — Просил тебя помочь?

— Нет, это я его просила взять меня в помощники. Он на сбор ягод всегда кого-нибудь нанимает. Вот я и решила…

Изумление Вишенки росло.

— Он тебе платит?

— Да…

Вишенке, которая никогда не испытывала недостатка в деньгах, потому что родители заботились, чтобы у нее было все необходимое, поведение Ули казалось странным и непонятным. В такую жарищу заниматься таким скучным делом!

— И не жалко тебе каникул?

— Да ведь это всего несколько дней… Зато, может, мне удастся набрать пятьдесят злотых..

— Какие пятьдесят злотых?

Теперь удивилась Уля. Неужели Вишенка уже забыла?

— Ну ведь именно столько Зенек взял тогда у той торговки.

— Ах, вот что! — вдруг поняла Вишенка. — Но ведь Зенек больше не вернется, значит, ему ничто не грозит… Вряд ли он в Варшаве встретит кого-нибудь из Лентова.

— Я знаю… Но все-таки… это осталось у него на совести… — робко объяснила Уля, не зная, куда деваться от смущения. — Вот я и хотела бы вернуть эти деньги…

— Ну ладно, — согласилась Вишенка, огорченная, что эта мысль не ей первой пришла в голову. — Но почему же именно ты? Это неправильно. Мы тебе поможем — я, Мариан и Юлек. — И, сразу оживившись, добавила энергично: — Мы как возьмемся вчетвером — раз-два, и готово!

Уля посмотрела на подругу, и та удивилась — такой это был упрямый и решительный взгляд.

— Нет. Я хочу одна.

— Почему?

— Я сразу хотела одна собрать все деньги, но тогда я думала, что надо скорее, поэтому просила тебя…

— Но почему же? — настаивает Вишенка, удивляясь непонятному упрямству подруги. — Объясни мне, почему?

— А вот почему, — отвечает Уля. — Вот почему, — повторяет она торжественно, как бы принимая трудное решение. Она выпрямляется, и глаза ее загораются блеском, какого Вишенка никогда у нее не видела. — Потому что Зенек… Ты еще не все знаешь про тот наш разговор с Зенеком, когда он приходил прощаться. Он сказал мне… он сказал мне, что я для него лучше всех на свете…

Сад замер в тяжкой полуденной тишине. Замолкли даже воробьи, и лишь в густой листве раскидистой яблони изредка раздается жадное попискивание птенцов, которым мать принесла корм. Но Уля и Вишенка не слышат этого. Они думают о своем.

Вишенка сняла руку с колен Ули. Она сидит выпрямившись и, глядя в пространство, пытается совладать с нахлынувшими на нее чувствами. Несколько дней назад она очень огорчилась, когда узнала, что Зенек приходил прощаться к Уле. Но тогда она считала, что это была просто случайность. Теперь оказывается, что все было не так.

Напрасно пытается Вишенка убедить себя, что этому Зенеку грош цена, обыкновенный воришка, о котором и думать не стоит… На самом деле она отлично знает, что он нравился ей больше, чем любой другой мальчик. Она сама вела себя, как мальчишка, желая, чтобы он восхищался ее ловкостью и смелостью, и в то же время ей хотелось, чтобы он заметил, какая она хорошенькая. В своем классе, да и во всей школе она столько наслышалась о своих похожих на вишенки глазах, о своем «персиковом» цвете лица… Вишенка привыкла смеяться над этим, делать вид, что ей все равно, но в глубине души считала все это естественным — ведь она действительно хорошенькая. Гораздо красивее Ули, несравненно! Как же могло случиться, что Зенек этого не заметил? Да и вообще… Уля всегда держится в сторонке, никогда не привлекает ничьего внимания. Вишенку это нередко даже сердило, но сейчас у нее такое чувство, будто Уля ее попросту обманула. Вишенка враждебно смотрит на подругу и бросает пренебрежительно:

— Ах, моя милая, мальчишки очень часто говорят такие вещи. Я сама сто раз слышала!

Уля нисколько не обижается.

— Знаю, — говорит она спокойно. — А я услышала первый раз в жизни. И он говорил искрение.

Вишенка замечает насмешливо:

— Может быть. Но чтобы из-за этого так надрываться… Не понимаю!

•— Это все, что я могу для него сделать.

Вишенка умолкает. Уля чувствует, какое это неприязненное молчание. До сих пор, если ей случалось вызвать неудовольствие подруги, она старалась поскорее оправдаться, а то и совсем отказывалась от своих слов. Сегодня она впервые полна решимости поставить на своем. А Вишенка пусть думает что хочет.

И вот закончился последний день работы в саду.

Уже стемнело, когда Уля с конвертом в руках вошла во двор дедушки Петшика. Она оглянулась вокруг, надеясь увидеть кого-нибудь из мальчишек — свистеть и громко звать она очень не любила. Дверь сарайчика была приоткрыта, и в глубине его Уля заметила Юлека, сидевшего на корточках около клеток с кроликами.

— Уля! — удивился мальчик. Они уже давно не видались.

— Мариан дома?

— Дома, а что?

— Юлек, позови его, я вам что-то скажу. Выходите на дорогу.

— Ладно! — Юлек понял, что Уля пришла с какой-то важной новостью, и сразу оживился. Уже так давно не случалось ничего интересного!

Уля, присев на загородку, отделявшую дорогу от поля, перекладывала конверт из руки в руку. Ребята не заставили себя ждать.

— Когда ты поедешь в Лентов? — спросила она Мариана.

— Я поеду! Завтра! — немедленно отозвался Юлек. — А это что? Письмо?

— Здесь деньги. — Уля старалась говорить спокойно. — Я считаю, что это должен сделать Мариан. .

— Почему Мариан? — возмутился Юлек. — Я и сам могу сделать все, что тебе нужно.

— Нет. Мариан знает ту торговку, а ты ее не знаешь. Ту торговку, у которой… Зенек взял пятьдесят злотых…

— Так это для нее? — изумился Юлек.

— Да… Я хочу вернуть ей эти деньги…

— Откуда у тебя такая куча денег? — воскликнул Юлек. Мариан морщил лоб, задумчиво глядя на девочку.

— Собирала смородину и заработала. — Уля протянула конверт Мариану — Ты знаешь, где ее искать?

— Знаю. Она всегда сидит на одном месте.

— Только… сделай это так, чтоб она не видела, кто их принес, хорошо? А то начнет расспрашивать…

— Хорошо.

— А как она узнает, что это те деньги? — спросил Юлек.

— Я написала записку. — Уля вынула из конверта листок бумаги. «Тот, кто взял у вас пятьдесят злотых, возвращает свой долг». По-моему, она поймет и не будет больше сердиться на Зенека, правда?

— Конечно! — сказал Юлек.

— Да, но ведь долг-то отдаешь ты, а не он, — медленно проговорил Мариан.

— Потому что он не может, — сказала Уля. — Если б он мог, он бы сам отдал.

Юлек уже прикидывал, как подсунуть конверт.

— Слушай, — сказал он Мариану, — давай поедем в Лентов вместе и сделаем так: я подойду к этой торговке и буду ей зубы заговаривать, а ты тем временем подойдешь сзади, незаметно положишь конверт на землю, около ее ног, и смоешься. А я дождусь, пока она его поднимет, и тоже удеру.

— Ладно, — согласился Мариан. Потом серьезно сказал Уле: — Не беспокойся, будет сделано.

— Ну, я пошла.

Мальчики смотрели ей вслед, пока она не скрылась за домами.

— Вот так Уля!.. — изумленно пробормотал Юлек. Больше он ничего не прибавил, но Мариан понял, что он хотел сказать.

Прошло еще несколько дней.

Как-то раз Юлек, проснувшись, по обыкновению, в семь часов и выбежав на кухню, увидел за столом дедушку. Обычно дедушка в шесть часов уже уходил на работу.

— О! — обрадовался Юлек. Он хоть слегка и побаивался дедушки, но очень его любил, а кроме того, с помощью деда всегда можно было смастерить что-нибудь интересное. — Ты сегодня не идешь на фабрику?

— Идет или не идет, а «с добрым утром» сказать можно, — заметила бабушка, строго следившая за соблюдением правил вежливости.

— С добрым утром! — поспешно поправился Юлек.

— Я работал в воскресенье и сегодня взял отгул, — объяснил дедушка. — Поеду в Стременицы покупать себе башмаки.

В Стременицы! Юлек никогда еще там не бывал. Туда, наверно, километров пятьдесят на автобусе ехать!

— Дедушка! — умоляюще простонал он.

— Поди умойся, — распорядилась бабушка, ничуть не тронутая этим стоном. — И разбуди Мариана, завтрак на столе.

Юлек не двинулся с места, упорно глядя на дедушку. Тот не торопясь жевал хлеб, отрезая маленькие кусочки от буханки, и запивал его кофе. Выражение его лица было непроницаемо.

— Я тоже поеду! Ладно? Возьми меня с собой!

— Ну что ж… — неуверенно проговорил дедушка. Чувствовалось, что он не прочь согласиться.

— Я велела тебе разбудить Мариана, — напомнила бабушка.

— Возьмешь? — не отставал Юлек, боясь уйти, прежде чем добьется ответа. Он чувствовал, что бабушка недовольна.

— Ну что ж, — размышлял дедушка. — Пожалуй, можно бы…

Бабушка бросила на него сердитый взгляд, а Юлеку велела немедленно идти за водой. Пришлось уйти, хотя Юлек знал, что это просто предлог: воды было еще целых полведра. У взрослых отвратительная привычка отсылать куда-нибудь детей именно в ту минуту, когда обсуждаются самые важные вопросы! Со злости он молниеносно накачал полное ведро и, возвращаясь, услышал последние слова бабушки:

— …пойдешь пиво пить, а он? Еще потеряется!

— Куда ему теряться, при мне будет. Раз ему так хочется прокатиться…

— Этого ему всегда хочется. Ездит со мной в Лентов, и хватит с него.

— Вот именно, с тобой он все время ездит, а со мной ни разу, — ревниво сказал дедушка, и Юлек почувствовал, что ужасно его любит.

Бабушка неожиданно рассмеялась.

— Ох ты, дед! — сказала она мужу, снисходительно качая головой, а потом обернулась к Юлеку: — Ну, живо, умывайся и надевай чистую рубашку. Да смотри у меня, слушайся дедушку!

. . Автобус бежал по Варшавскому шоссе. Юлек, сидя у окна, смотрел на знакомые места и наново переживал все, что здесь когда-то случилось. Вот и живая изгородь. Поспевшие хлеба пожелтели, и живая изгородь кажется еще зеленее, чем прежде. Как ярко сверкали тогда на этой зелени голубые крылья сизоворонки! Юлек уставился на зеленую полоску в неразумной надежде снова увидеть чудесную птицу.

Через минуту он забыл о сизоворонке. Перед ним как живой стоял Зенек, весь красный, с яблоками в руках. И Юлеку снова, как тогда, мучительно стыдно видеть смущение приятеля, и снова его охватывает желание отделаться от этого стыда, стать таким же, как Зенек: махнуть рукой на все поучения взрослых и ничего не бояться…

Изгородь уже скрылась из виду, автобус идет по мосту, сейчас начнется подъем… Вот и госсельхоз, и магазин на горке, а около него скамейка, где они пили лимонад, и снова автобус бежит вниз. Шоссе уже починили, и барьеров внизу нет. Юлек смотрит на луг — вот здесь с разбегу остановилась тележка с ребенком. «Сыночек, он тебе жизнь спас», — сказала тогда мать этого мальчика… а продавец сказал Зенеку: «Про тебя надо бы в газету написать»… Юлека снова охватывает горькая обида. Ах, почему же все так получилось? Зачем Зенек ушел? Почему он вел себя так непонятно?

Юлек не привык к долгим размышлениям, он редко задумывался над своими и чужими поступками. Но история с Зенеком слишком необычна, чтобы можно было с нею примириться и забыть. Зенек, такой замечательный парень, — и украл деньги! Правда, он был голоден и ему некуда было деваться, — значит, преступление его не так уж велико. Но пот Уля считала, что эти деньги надо отдать, как будто это был долг. И Мариан тоже был очень доволен, что отдал конверт, Юлек отлично это видел.

— Что смотришь? — добродушно спрашивает дедушка. — Сейчас будет поворот.

Автобус сворачивает, асфальт сменяется булыжником, машину трясет и бросает на выбоинах разбитой дороги. В открытые окна врываются клубы душной пыли.

— Далеко еще? — спрашивает Юлек.

— Сейчас приедем.

В Стременицах была ярмарка. По всей широкой базарной площади теснился народ — около многочисленных ларьков и палаток, около возов и телег из соседних деревень, вокруг деревенских баб, продававших яйца, творог и овощи прямо из корзинок. Дедушка и Юлек подвигались вперед медленно— дедушка Петшик человек вежливый и толкаться не любит. В магазинах он терпеливо дожидался своей очереди, а потом долго осматривал все, что ему показывали.

Юлеку все это скоро надоело, но он понимал, что покупка башмаков — дело серьезное. И потом, он помнил, что утром дедушка стал на его сторону, и решил мужественно вынести все до конца.

Неизвестно, правда, сумел ли бы он выполнить свое благородное решение, если бы время от времени по пути не попадались лотки с разными любопытными вещами и если бы' ему не удалось дважды при помощи глубоких вздохов обратить дедушкино внимание на мороженщика.

— Хочешь мороженого? — спрашивал дедушка.

— Ага, — немедленно откликался Юлек, справедливо полагая, что теперь не время разводить церемонии.

Потом, когда они проходили мимо ларьков, окутанных соблазнительным запахом сладостей, Юлеку достался еще блестящий, облитый сахаром и посыпанный маком крендель. С его помощью удалось благополучно вытерпеть до момента, торжественно завершившего путешествие: Юлек и дедушка очутились в кабачке. Здесь царила приятная сырая прохлада. Правда, воздух был насыщен запахом пива, водки, капусты и табака, а бумажная скатерть на столике, за который они уселись, оказалась не первой свежести, но Юлек не обращал на это внимания. Он сидел среди взрослых, на вопросы дедушки и официанта отвечал солидным басом: «Мне лимонаду», и потом благоговейно пил его, следя за пузырьками воздуха, которые отрывались от дна стакана и, поднявшись на поверхность, лопались. Дедушка, не совсем уверенный, что сделал удачную покупку, спросил Юлека, как, по его мнению, выглядят купленные им башмаки — прилично? Юлек с жаром ответил, что башмаки замечательные. Дедушка успокоился и с удовлетворением стал пить свое пиво.

Все это доставляло Юлеку огромное удовольствие. Неприятные мысли, мучившие его по дороге, улетучились, он радовался, что сидит с дедушкой, а кругом все такое незнакомое, и попозже, может быть, удастся выпросить еще одну бутылку лимонада. Хорошо бы отведать и иены с дедушкиного пива, но официант и посетители наверняка сочтут это недостойным ребячеством, поэтому лучше не просить.

Однако вскоре стало ясно, что на вторую бутылку лимонада рассчитывать нечего, а тут еще к их столику подсел дедушкин знакомый и, не обращая ни малейшего внимания на Юлека, начал разговаривать с паном Петшиком.

Мальчуган попытался было вмешаться в разговор, намекая, что он тоже сидит за столом и вообще имеет на дедушку больше прав, чем этот непрошеный взрослый знакомый. К сожалению, маневры Юлека остались незамеченными — дедушка ласково кивнул ему, а затем с головой ушел в разговоры, предоставив внука самому себе. Юлек не знал, куда деваться от скуки. Сначала он развлекался, наблюдая, как буфетчица наливает пиво в кружки и ловко закрывает кран в ту самую секунду, когда огромная шапка пены готова перевалить через край; потом стал глазеть на официанта, который, жонглируя подносом, носился между столиками; затем основательно рассмотрел одного за другим всех посетителей… Ну, а дальше? Юлек почувствовал, что стул под ним ужасно жесткий, а ноги, сиротливо болтающиеся под столом, прямо-таки одеревенели от скуки.

— Дедушка…

Никакого ответа. Разговаривают себе, как будто не слышат.

— Дедушка! — Что тебе?

— Я пойду! — Куда?

— На базар! — молит Юлек, глядя на дедушку полными тоскливого ожидания глазами. — На пять минуточек, только посмотрю немножко!

— Сиди на месте.

— Дедушка!

— Пусть сходит, — говорит дедушкин знакомый, и Юлек сразу испытывает к нему симпатию.

— Ну… — нерешительно говорит дедушка. — Забегается там, а через полчаса автобус.

— Я буду смотреть на часы, на башне есть часы! — выкрикивает Юлек, уже стоя в дверях.

Совесть у дедушки явно неспокойна, вот-вот он позовет внука обратно, но Юлек не дает ему и слова сказать:

— Я через десять минут вернусь!

Палатки с галантереей, хлебные ларьки, мучной и мясной ряды, корзинки с творогом и яйцами — все это не очень интересно, можно пройти мимо, не задерживаясь. Комиссионный магазин: за стеклом витрины два фотоаппарата, лупа, несколько авторучек — тут стоит на минутку остановиться. Полные фруктов и овощей возы, лошади, жующие сено, тоже заслуживают внимания. А вот и толкучка. Юлек с презрением проходит мимо разложенных прямо на земле кофточек и юбок и останавливается подле кучки железной рухляди. Чего только здесь нет: винтики, гайки, крючки, велосипедные цепи, пружинки, неизвестного назначения зубчатые колесики… Двое мальчишек притащили велосипед и пытаются подобрать к нему недостающие части. Юлеку хочется поглядеть поближе, но тут его отвлекает шум — гурьба людей окружила владельца лотереи, можно выиграть конфеты… Что тут еще интересного? Юлек смотрит на часы — от условленных десяти минут остается четыре. Куда бы еще пойти?

И вдруг его словно током ударило. Потрясенный, не веря собственным глазам, он застывает на месте. Но нет, это он, он!

— Зенек! — вопит Юлек. — Зенек!

Не слышит, не слышит! Их разделяют телеги с лошадьми, ряды торговок с корзинами, густая и суетливая толпа.

— Зенек! — без памяти надрывается Юлек.

А того уже не видно. Мальчик вскакивает на колесо телеги с морковью и огурцами и, выросши сразу на полметра, смотрит туда, где только что стоял Зенек. Нет его там!

— А ну слезай! — кричит хозяин воза и грозит мальчику кнутом.

Юлек бросается в погоню. Для скорости он проползает под возами. Очутившись в толпе, расталкивает детей, проскальзывает между взрослыми, продирается сквозь толчею вокруг продавца универсального клея и мчится дальше. Становится просторнее, еще несколько шагов — и последний ларек остается позади. Он обегает его кругом — никого! Он снова бежит на базар, ушибает коленку о деревянный ящик, на котором разложены мешочки с гречкой и горохом, опрокидывает чью-то корзину с салатом… Вслед ему несутся возмущенные крики, ругательства, но он ничего не слышит, не чувствует, как льется кровь из разбитого колена. Опять ныряет между возами, опять вскакивает на колесо, ищет глазами в толпе, всматривается в нее до боли… Его нету, нету!

Юлек еще раз осмотрел все ларьки и телеги, все ряды торговок молоком и сметаной, не пропустил ни одного места, где толпился народ, словом, обыскал базар вдоль и поперек. В конце одной из уличек он заметил загородку, за которой находится конный базар. На всякий случай надо заглянуть и туда. Покупателей и продавцов уже мало, тут сделки происходят рано утром. Юлек кружит среди будок, пока внезапная боль в колене не заставляет его остановиться. Ранка кровоточит, надо бы приложить лист подорожника. Юлек поднимает голову… В нескольких шагах от него, в тени крытого толем сарая, трое парней играют под забором в карты. Спина одного из них кажется Юлеку знакомой… это Зенек!

Юлек прижимается к будке и замирает… Зенек высоко поднимает карту, с форсом бросает ее на землю, что-то говорит, остальные двое одобрительно смеются. Опять что-то говорит, один из парней чуть не падает от смеха.

Юлек чувствует вдруг, что сейчас расплачется. Расплачется от невыносимой обиды, от ревности. Совсем недавно Зенек был с ними на острове — и вот уже у него новые друзья! Ну да, они большие, они старше не только Юлека, но даже Мариана. Сказал, что пойдет в Варшаву, а сам сидит в Стременицах! Зачем? Варшава — это еще как-то можно понять, но Стременицы? Юлек чувствует себя дважды обманутым. Нет, он не будет плакать. Он просто скажет ему. . Юлек выпрямляется и, сжав зубы, идет к играющим. Когда он подходит совсем близко, его замечает косоглазый парень, сидящий слева от Зенека.

— А ну, отваливай, сопляк! Юлек останавливается, но не отходит. Косоглазый деловито осведомляется:

— В ухо хочешь?

Зенек оборачивается. Лицо у него становится растерянное и пристыженное. Он не рад встрече. Мгновение мальчики смотрят друг на друга. Тем временем косоглазый, рассерженный дерзостью «сопляка», поднимается, подходит — и размахивается, чтобы ударить.

— Не трогай! — повелительно кричит Зенек.

Косой сразу перестает интересоваться Юлеком. Злобно щурясь, он поворачивается к Зенеку: — Ты что, приказывать мне будешь?

— Захочу, так и буду, — отвечает Зенек.

— Посмотрим!

Зенек неторопливо приближается к косоглазому. Они сходятся грудь с грудью и мгновение меряются взглядами, словно два задиристых петуха. И вдруг Зенек проделывает перед самым лицом противника молниеносное движение, как бы собираясь ударить его ребром ладони по носу. Косой стремительно отскакивает назад.

— Вы будете играть или нет? — спрашивает третий парень. Он по-прежнему сидит на земле и с невозмутимым спокойствием наблюдает за ходом событий.

— Ясное дело, будем! — небрежно отвечает Зенек. — Сейчас я вернусь.

Не оглядываясь на косоглазого, он кладет руку Юлеку на плечо, и оба идут в сторону базара.

В тихом уголке между ларьками они останавливаются.

— Ты около них не крутись, — мотнув головой в сторону своих партнеров, говорит Зенек. — С кем сюда приехал?

— С дедушкой…

Оба умолкают. Юлек присматривается к Зенеку. Лицо у него грязное и худое, с обветренной кожей. Куртка покрыта грязными пятнами, штаны обтрепанные.

— А ты-то что здесь делаешь?

Зенек равнодушно и пренебрежительно пожимает плечами. Юлеку становится страшно.

— Ты же собирался в Варшаву!

— А я тут по дороге встретил одного, он меня уговорил.

— Это тот, косой? — с ненавистью спрашивает Юлек.

— Нет, другой… Я пойду в Варшаву, только попозже. Сейчас лето, в деревне лучше…

— Зенек!

— Чего?

— Ас нами ты не хочешь? Ни за что не хочешь? Зенек молчит.

— Мы теперь совсем не ходим на остров! Совсем! — Юлек говорит все быстрее, все горячее, слова обгоняют друг друга, стремление убедить приятеля смешивается с горечью и обидой. — Это все из-за тебя! Никому не хочется! И я тоже, как дурак, сижу дома! Если бы ты вернулся, мы бы построили новый шалаш, во сто раз лучший! И новую кухню бы построили! А бабушка дала бы картошки, сколько душе угодно, теперь уже есть молодая картошка! Ну почему ты не вернулся с Марианом? Мариан сказал: «Зенек не хочет», и все! Разве это причина? Мы бы рыбу ловили! И раков! Дедушка говорил, что в Млынувке есть раки. И он мне все места покажет! Знаешь как здорово будет! Вот увидишь! Зенек, а?

Последнее восклицание звучит умоляюще. Глаза напряженно впились в лицо Зенека.

— Зенек!

— Нет, — отвечает тот.

— Но почему же? Почему?

— Нет, и все. Я туда никогда не вернусь.

Юлек облизывает пересохшие губы и тяжело вздыхает, изо всех сил стараясь не заплакать.

Зенек, не глядя на него, спрашивает хриплым голосом:

— Скажи… а Дунай? Не нашелся?

— Нашелся, пришел к Уле. Но из рук опять не берет. Уле приходится заново его приручать… Зенек!

— Говорить не о чем, Юлек, я не вернусь.

И тут Юлеку приходит в голову новая мысль.

— Слушай, — говорить об этом не очень приятно, но ничего не поделаешь, надо, — ты, может, боишься, что у нас тебя поймают, арестуют? Не бойся, ничего тебе не будет, мы те деньги отдали…

— Какие деньги?

— Ну, этой торговке в Лентове. Мы с Марианом поехали, и он положил ей конверт на колени.. Она такой крик подняла, смеется, показывает всем записку и деньги… А в записке было сказано, от кого деньги, понимаешь?

— Понимаю… — с неожиданной для Юлека усмешкой ответил Зенек. Брови у него были нахмурены, лицо красное от смущения. — Ну, всего, — сказал он сухо и повернулся, чтобы уйти. Но остановился, снова усмехнулся и небрежно прибавил: — Скажи им всем спасибо, что собрали деньги.

— Чего собрали?

— Ну как же, эти самые пятьдесят злотых, которые вы так благородно отдали. Да, влетел я вам в копеечку!

— Никто ничего не собирал, — пожал плечами Юлек. — Мы даже если бы и хотели, не могли бы. Ни у кого нет ни гроша. Все деньги дала Уля. Она их заработала.

Зенек порывисто оборачивается, хватает Юлека за плечо.

— Уля?

— Ну да! — Юлек не может понять, с чего это Зенек так разволновался. — Она работала в саду, а потом принесла деньги и сказала, чтобы мы отвезли…

Зенек больше ни о чем не спрашивал. Побледнел и оперся плечом о стену будки. Прямо как больной! Или пьяный! Юлек испугался. Чего это он?

Внезапно в глазах Зенека появилась знакомая Юлеку настороженность. Он проскользнул вдоль стенки ларька и словно растаял в воздухе. Юлек оглянулся. К нему, тяжело дыша, бежал дедушка, весь красный от усталости и гнева.

— Юлек! — крикнул дедушка. — Через три минуты автобус!