Георгу пришлось второй раз в жизни учиться ходить, потому что он спотыкался на каждом шагу. Как подрастающему ребенку, ему предстояло завоевывать мир, полный незнакомых запахов и звуков, неизвестной утвари, непонятных жестов и слов, мир, в котором он долго блуждал, прежде чем жизнь поселка стала ему близкой и родной.

Никогда он не сможет забыть первые впечатления новой жизни и этот темный дом с его ароматом дыма и дерева, бесконечное монотонное постукивание пестиков в ступках, хлюпающий плеск воды в тыквенных сосудах и звонкие голоса детей, выкрикивающих его индейское имя: «Синяя Птица!», «Маленькая Синяя Птица»!

Приобщение к этому новому миру началось вскоре же после торжественной церемонии. Мальчик сидел глубоко задумавшись на пороге каморки, когда к очагу по дошел индеец с ястребиным носом и расположился так, как будто был у себя дома. Георг от неожиданности вскочил и выбежал разыскивать Малию. Но до самого вечера не нашел ее. Так он и не понял, что же, собственно, нужно его старому знакомому среди людей из рода Черепах.

Постукивание маисовых ступок заставило Георга поспешить к тетке, которая дала ему постучать немного пестиком. Ой, какой же тяжелый этот пестик! Его руки вскоре невероятно устали. Голодный, мальчик пошел за своей защитницей в дом. Большой котел был выскоблен, наполнен водой и снова подвешен на перекладину, лежащую над очагом на вбитых в земляной пол рогатинах. С нетерпением ждал мальчик приготовлений к ужину, однако никто этим не занимался. Индеец с ястребиным носом достал миску с остатками обеда, с аппетитом съел добрую половину и улегся на скамейку, служившую постелью. Тетка не ела. И, как только она собралась лечь спать, появилась Малия. Девочка привела в порядок шкуры и юркнула под одеяло. Широкая скамейка, идущая вокруг стен низкой каморки, служила для всей семьи постелью. Георг с вожделением посмотрел на котел и, разочарованный, залез на медвежью шкуру. Он снял рубашку и кожаные легины, которые натирали ему целый день тело; слезы душили его. Ах, если бы он был в Рейстоуне!

Мальчик погрузился в полузабытье, но вскоре снова проснулся от голода. «Может быть, разбудить Малию?» Она лежала на скамейке у противоположной стены. Наконец пустой желудок заставил его встать и тихонько пробраться к девочке. Доски, положенные на земле у постели и служившие полом, заскрипели; тогда он осторожно опустился на колени и тихонько, бесшумно пополз дальше.

При последних вспышках огня в очаге он нашел спящую. Ее красивая головка, наклоненная немного набок, лежала на набитой мехом заячьей шкуре. Прядь волос спадала на лицо. Из-под легкого одеяла выглядывало округлое плечико. Георг дернул одеяло. Тотчас же послышался легкий вздох, показалась рука девочки, прядь черных волос, спадавших на лицо, исчезла. Темные глаза вопросительно смотрели на него.

Мальчик зашептал:

– – Малия, я страшно голоден.

– Голоден? Вот глупый, так пойди поешь!

– Да, но можно ли мне подойти к котлу? Я еще с обеда ничего не ел

– Ничего не ел с обеда?

Девочка вскочила.

– Пойдем, – сказала она коротко и пошла к очагу. Она запустила в котел палец, попробовала и поморщилась. Потом подошла ко второму котлу, висевшему на перекладине: это был большой медный котел с дужкой. Георг видел, что в этом котле варила не тетя, а другая женщина.

Малия отведала содержимое котла и, видимо, осталась довольной. Она наполнила миску до самых краев.

– Малия, это же не наш котел!

– Да, но ты же голоден.

– Это верно.

Георг медлил. Родители всегда учили его, что воровство большой грех. А здесь, у этих краснокожих бандитов? Даже само это слово доставляло ему боль. Неужели и Малия способна на воровство? Но она такая хорошая.

– Ну, ешь же!

Георг с жадностью набросился на маисовую кашу.

Девочка присела на корточки и подложила в огонь дрова, чтобы каша в котле упрела за ночь.

– Почему же ты не поел раньше?

– Я думал, что мы будем есть все вместе.

– Все вместе? Разве белые едят вместе?

Георг кивнул. Малия чуть не расхохоталась, но вовремя закрыла рот рукой.

– У нас сначала едят мужчины, потом женщины и дети, но это только в обед. В остальное время все едят, когда захотят. Тебе нужно только подойти к котлу и взять еду. – Голос девочки стал Тише. – Ты знаешь, дядя Хмурый День ест очень часто, и тогда тетя даже ругается.

Георг услышал незнакомое ему слово.

– Дядя Хмурый День? Кто это?

Малия показала внутрь каморки, где у задней стены спали взрослые.

– Вот этот…

Она произнесла какое-то индейское слово, но мальчик понял, что она говорит о его знакомом с ястребиным носом.

– Я думал, что это твой отец.

Девочка зажала себе рот, чтобы не рассмеяться. Если бы Георг уже тогда знал язык ирокезов, он бы легко понял, какую родственную связь означает сказанное Малией слово. А оно означало «брат матери», Но тогда ему нужно было бы объяснить и то, что перед ним была не одна семья, состоящая из родителей и их детей, что Хмурый День был дядя Малии по материнской линии, что тетку зовут Круглое Облако, что в других каморках этого дома живут еще две сестры Круглого Облака со своими семьями.

Малия оживилась; лицо ее раскраснелось. Она, очевидно, отлично знала весь дом и его жителей.

– Старшая сестра тети в этом году наблюдает за посевами на полях. И знаешь что, дочка второй теткиной сестры ужасно ленива. Недавно она расколола подъемный брус от люка в крыше, вместо того чтобы принести дрова. А когда разразилась гроза, все искали этот брус и дождь лил прямо через люк.

Со скамеек раздавалось похрапывание. В коридоре подул свежий ветер. Дрожащие отсветы огня упали на девочку, поиграли на темном пороге, вздрогнули и загадочно запрыгали вверх и вниз по косякам, словно призраки Длинного Дома, наступающие на притихших детей. Вдруг скрипнула входная дверь.

– Души умерших закрывают дверь! – пролепетала Малия, поднялась и потянулась к берестяному коробу, подвешенному к бруску у потолка. – Очень высоко! Помоги же мне!

Мальчик поднял легкое тельце девочки вверх; проворные руки Малии отвязали пучок трав, и казалось, что в темноте чердака повисло светлое пятнышко.

Георг увидел в темных пальчиках Малии букетик мелких бледно-зеленых растений. Девочка сунула свой носик глубоко в желтые, похожие на звездочки, цветочки, потом провела несколько раз букетом по лицу Георга и положила цветы на порог каморки.

– Духи этого не выносят, они останутся снаружи, – прошептала она и снова шмыгнула под одеяло.

Георг задумался над словами Малии. Он видел, как желтые цветы светятся в отблесках огня, то вспыхивая, то угасая. Он вдыхал пряный запах стеблей и листьев. «От каких же духов должны охранять они? Может быть, Малия думала о ведьмах? Есть ли здесь ведьмы?» Горбоносый индеец казался ему почти волшебником. «Так это и был дядя Хмурый День? А что значит» наблюдать за полями «? Для чего нужен им здесь подъемный брус?»

Размечтавшийся мальчик даже не представлял себе, что по воле судьбы он попал в семью ирокезов, строго соблюдающую древние обряды и обычаи. Этот поселок ирокезов был только форпостом индейцев Длинных Домов, живущих вместе с ленапами и виандотами на широких просторах среди холмов долины Огайо.

Дверь в новую жизнь открывалась для мальчика очень медленно и как бы нехотя. Как только отступал первый прилив новых впечатлений, снова появлялось чувство тоски по родине, печаль и подавленность. Маленькая каморка с ее коричневым порогом стала для Георга – Синей Птицы надежным убежищем. Здесь все ему было знакомо: стены из коры, низкие скамейки с циновками, скрипучие доски пола и букетики трав у потолка. Но сразу за порогом каморки начинался другой, чуждый мир; темный дом был полон загадок: каморки, расположенные по другую сторону прохода, зияли, как черные, мертвые логова. Там никто не жил, и тетя использовала их как кладовки. Запах сухого дерева, высушенных плодов и запах кож наполнял помещение.

Однажды после обеда Георг шел по коридору с охапкой веток и хотел сложить их в кладовке. Неожиданно ему показалось, что в полутьме кто-то движется. Всмотревшись, он увидел женщину из последней каморки дома – ее звали Розовый Рассвет. Она наполняла короб маисом. Торопливо Георг выбежал на улицу и поделился своей новостью с Малией.

– Послушай-ка, Малия, Розовый Рассвет крадет маис из кладовки, которая находится напротив нашей. Из большого короба.

– Глупый, маис принадлежит ей.

– Да, но ведь тетя Круглое Облако берет тоже из этого короба?..

– Верно, но маис принадлежит и тете.

Ничего не понимая, Георг смотрел на девочку. Наконец Малия стала объяснять ему.

– Но пойми же: в кладовке лежат запасы, принадлежащие всему дому.

– И каждый может брать сколько ему надо? Ну, а если один возьмет все?

– Вздор. Столько никто не возьмет. Каждый берет ровно столько, сколько ему нужно.

Не сразу осознал Георг, что здесь у ирокезов не может быть воровства и он несправедливо обидел Розовый Рассвет, сестру тетки. Малия, наверно, об этом случае кое-что рассказала другим, потому что тетя Круглое Облако перед сном весь вечер смеялась так, что у нее трясся живот, и даже по тонким губам худощавого дяди Хмурый День пробежало нечто вроде улыбки.

Этот смех не был обиден Георгу, потому что его сопровождала добрая ласка. Гораздо хуже и обиднее был смех его товарищей-соучастников детских игр, ждавших случая подшутить над новеньким.

Малыши каждое утро, еще до завтрака, собирались для упражнений в стрельбе из лука, и тогда дядя Хмурый День рисовал красное пятно на куске коры. Каждый стрелок должен был три раза попасть в него учебными тупыми стрелами.

Первую неделю стрелы Георга – Синей Птицы большей частью пролетали мимо: они то не долетали, то перелетали, и насмешкам не было конца. К счастью, мальчик не понимал слов, которыми сопровождал дядя каждый промах стрелка.

«Олени будут очень рады встретить такого охотника», – так обычно говорил Хмурый День, и Георг чувствовал, что в непонятных для него словах дяди не было похвалы. О, как хотелось бы ему не слышать этих нараспев произносимых фраз!

Непонятная речь делала окружающую жизнь еще более чуждой. Но ему было совершенно ясно, что живущим вместе с ним столь же неприятно слышать, когда он произносил слова по-английски. Вот почему Георг – Синяя Птица так тянулся к Малии, стараясь выучить наиболее употребительные выражения ирокезов, а она все снова и снова заставляла его повторять одни и те же отдельные слова и, теряя терпение, кричала ему «Ты просто глуп!»

0, слишком часто слышал он это слово: «глупый!»

После завтрака дети обычно барахтались в воде. Георг с удовольствием оставался бы дома, но тетка каждый день отправляла его на реку, точно не замечая, что это купанье отравляло ему все радости. Георг плавал как утка, но другие плавали так искусно, как ему и во сне не снилось.

Однако самым неприятным была игра «внук». По правилам этой игры нужно было переплыть реку на спине с одной вытянутой ногой, насадив на большой палец шарик из глины. Искусство состояло в том, чтобы ногу все время держать над водой, не уронив и даже не замочив глиняный шарик, который, собственно, и назывался почему-то «внучек». Это еще ни разу не удавалось Георгу-Синей Птице. Ему каждый раз становилось страшно, когда кто-нибудь предлагал эту игру, потому что либо волна прокатывалась по его ноге, либо «внучек» сам сваливался с пальца, либо какой-нибудь озорник сбрасывал в воду глиняный шарик.

В этом озорстве больше других отличался мальчишка из соседнего дома, по кличке Косой Лис. Он носил это имя не без основания. Даже Георг не мог удержаться от смеха, когда впервые увидел этого коренастого толстяка. Черная прядь волос спадала на его лицо, а глаза, казалось, искали выхода справа или слева от этой неожиданной преграды. Кроме того, его ноги были изогнуты, как шпангоуты у каноэ.

Косой Лис, видимо, заметил, что над ним смеется новый сын Черепах, и с этого дня преследовал его. Почти каждый день он чем-нибудь задевал Георга – Синюю Птицу: то сбрасывал его «внука» в воду, то подталкивал при стрельбе из лука, то кричал вслед привычное для Георга – «глупая башка». Георг старался по возможности избегать злого шалуна, однако это редко удавалось, так как Косой Лис жил как раз рядом со сливовым садом тетки Круглое Облако.

Почти полчаса нужно было, чтобы пройти через весь поселок. Дома, выстроенные в один ряд, располагались вдоль нижней террасы реки. Между домами было от ста до полутораста шагов, занятых пашнями, огородами, садами, группами деревьев, лужайками или просто зарослями крапивы Семейство Черепах занимало дом примерно посередине поселка, рядом с хижиной Совета вождей. Вниз по реке тянулся сливовый сад, за деревьями которого стоял вигвам одного из семейства ленапов – маленькая, напоминающая каравай хлеба, хижина, сделанная из коры. К семейству этих ленапов принадлежал и Косой Лис.

Георг – Синяя Птица успокаивался только тогда, когда ложился на свою постель. Здесь, в каморке, не было ни промахов в стрельбе из лука, ни «внука», ни злого маленького соседа. Здесь-то он и мог спокойно обдумывать план побега. Ведь должен же он вернуться к себе домой… Он помнил, что лодки плыли на запад, пока из Огайо они не свернули в небольшую речку. Значит, ему нужно было бежать назад на восток, навстречу поднимающемуся солнцу. Но когда он просыпался по ночам и слышал среди то усиливающегося, то затихающего лая собак доносящийся издалека тоскливый вой волков, мужество покидало его. Он слишком хорошо знал, еще по родительскому дому, этот зловещий протяжный вой:

Но однажды утром кровавое событие положило конец всем его раздумьям, и это было связано с собаками. Об этих бедных животных никто не заботился. Они сворами сновали повсюду, заходили иногда в дома и выискивали что-нибудь съедобное у очагов, пока кто-нибудь, кому они уж очень надоедали, не выбрасывал их. Но через некоторое время собаки возвращались, снова вынюхивая съестное; и новый отпор и побои заставляли их с воем спасаться бегством.

Только добрая тетка Круглое Облако была терпеливее других. При этом Георг с удивлением заметил, что она использовала собак вместо полотенца. Часто она запускала свои толстые пальцы в шерсть ближайшей к ней собаки, вытирая об ее спину жир и золу. Однако эти «домочадцы» и у нее почти ничего не получали.

Одну из таких волкоподобных собак Георг прозвал Шнапп, может быть потому, что у нее на лбу были два белых пятна, такие же, как и у его прежнего Шпаппа в Рейстоуне. И когда мальчик стал бросать Шнаппу куски хлеба или кости, проявлениям привязанности собаки не было границ. Его четвероногий друг должен был ночью оставаться на улице, но зато весь день он ни на шаг не отходил от своего нового хозяина, и они были неразлучны, начиная от утренней стрельбы из лука, когда над рекой и лугами еще только рассеивался туман, и до вечера, когда Георг последний раз приносил воду.

Часами просиживал Георг со своим новым другом под деревьями сливового сада, размышляя о том, как бы все-таки им обоим сбежать.

– Ты здесь, Шнапп, влачишь жалкое существование. В Рейстоуне ты будешь жить гораздо лучше и сможешь даже спать у меня под кроватью!

Преданный пес поднимал уши и от радости вилял хвостом. Даже Косой Лис испытал на себе, что у Георга появился помощник. Когда, как обычно, он подкрался, чтобы подтолкнуть Георга – Синюю Птицу, в то время как тот целился, Шнапп это заметил, с лаем набросился на коварного мальчишку и укусил его за ногу. Бросив злой взгляд на собаку, укушенный Лис захромал. Дядя Хмурый День жестоко наказал бедного Шнаппа. Положение ухудшилось тем, что Косой Лис, разыгрывая невинно пострадавшего, стал еще наглее. Георг-Синяя Птица мысленно обрушил на несправедливого дядю все возможные ругательства и терял остатки мужества.. Небезопасно было связываться с Косым Лисом возможно, и на Георга посыплются удары

Однажды во время утренней стрельбы из лука сдерживаемая с трудом обида прорвалась. Едва Георг трижды попал в цель, Косой Лис, в котором накипела злоба, заложил в лук настоящую стрелу, прежде чем кто-нибудь успел ему помешать, выстрелил, пронзив насквозь Шнаппа. Собака упала. Она попробовала при подняться и подползти к своему маленькому хозяину, но, сделав несколько неуверенных движений, повалилась на землю. Вздрогнув несколько раз, собака затихла.

Георг стоял одно мгновение словно окаменев. Неожиданно из его горла раздался вопль. Он отбросил лук и, как пантера, набросился на злорадствующего стрелка-убийцу собаки, его ярость вылилась в звериный крик.

Косой Лис повалился на спину, точно на него упал каменный утес Георг – Синяя Птица бешено колотил кулаками по искаженному от страха лицу, его пальцы впивались в шею негодяя, а колени уперлись в грудь. Противник задыхался

Один из мальчиков, постарше, хотел их разнять, но его отбросил сильный удар кулаком руки Синей Птицы работали, как крылья ветряной мельницы. Удары сыпались градом. У Косого Лиса из разбитого носа и рта шла кровь, из горла раздавался прерывистый хрип. Дети разбежались во все стороны и звали на помощь взрослых. Подоспевшие мужчины едва смогли оттащить Георга – Синюю Птицу от его жертвы. Только постепенно к нему вернулось сознание. На руках он понес мертвого Шнаппа домой.

Малия помогла ему похоронить четвероногого друга.

Целый день мальчик даже не притронулся к еде. Он не заметил и того, что в его миску был положен самый жирный кусок мяса. Он не заметил, как, из сочувствия к нему, тише зазвучали голоса, не почувствовал, что ему на ночь подложила еще один мех. Он видел только умирающую собаку и искаженное, красное лицо убийцы. О, этот кровожадный бандит! Если бы только это произошло в Рейстоуне!..

На следующее утро тетя послала его с Малией в лес за дровами. Она хотела работой отвлечь потрясенного Георга. Но это оказалось свыше его сил. Еще позавчера Шнапп бежал с ним рядом, – вот и корень, к которому он привязывал пса. Мальчик упал на землю; точно конвульсия пробежала по его телу.

Нежное прикосновение и сильный терпкий запах – первое, что он почувствовал, едва прошел приступ. Георг – Синяя Птица повернулся и увидел Малию. Она сидела на земле и держала в руках несколько стебельков маранты. Заостренные листья блестели словно темно-голубые лезвия кинжалов. Его спутница ничего не говорила, но глаза ее были полны слез.

Теплое участие согрело одинокого мальчика. Он опять в семье человеческой.

Увидев, что Георг очнулся, Малия начала укладывать сучья на ремень для носки дров.

– Останься еще немного здесь. Другим не следует видеть тебя таким. – С этими словами она ушла.

Георг задумался. Да, Малия права: при каждом удобном случае те, другие мальчики будут издеваться над ним, увидев его заплаканное лицо. Здесь считалось трусостью показывать другим свою боль и горе.

И снова подкатился клубок к горлу. Мальчика, словно молния, пронзила мысль о побеге. Именно теперь он должен бежать и отправиться домой. Не раздумывая больше, он бросился в лесную чащу.