* * *

Некоторые происходящие с тобой вещи так и остаются загадками. Иногда совершенно невозможно найти чему-то объяснение. Хотя оно есть всегда и всему. Просто найти иногда не получается.

А некоторые объяснения лучше никогда не находить.

Сара Эванс чувствовала, что эти объяснения, которых она так жаждет, как раз из таких.

С того момента, как Уолтер приехал к ней и поставил свою подпись везде, где нужно, тем самым нанося удар по Маккартни и спасая Эванс, в голове Сары словно был туман.

Да, её должны были наконец-таки отпустить вскоре после подписания тех бумаг. Буквально через пару часов. И её даже выпустили. И она даже смогла, наконец-таки, пройтись по улице, подышать свежим воздухом и промокнуть под дождём. И даже почти успела дойти до работы — о том, чтобы пойти домой, речи не было. Ей нужно было увидеть Маккартни.

А потом начался новый этап ада. Совершенно безумнейший.

Она снова здесь.

Снова эти взгляды, обвиняющие, недоверчивые, язвительные — за что? На этот раз всё ещё абсурднее.

— Что вы делали после того, как покинули это помещение?

— Что вам от меня надо? Почему я, чёрт побери, снова здесь?!

— Отвечайте на вопрос, Эванс. Не обостряйте.

— Я собиралась продолжить работу.

— То есть вы направились на работу?

— Разумеется.

— Но при этом так и не успели достичь пункта назначения.

— Ещё бы — кажется, именно вы были тому причиной.

— И вы продолжаете утверждать, что решили пойти пешком и тем самым увеличить время в пути почти в три раза только из-за того, что вам захотелось подышать свежим воздухом?

— Моя машина припаркована около участка. И да, мне нужен был кислород. Он, знаете ли, думать помогает.

— Знаем. А ещё мы знаем, что ровно в то самое время, когда вы отсутствовали здесь, но ещё не присутствовали на работе, ровно в этот интервал, немаленький, должен заметить, так вот, в это самое время Рэйчел Маккартни, обвинения против которой вы подписали буквально только что, трагически погибла.

— Что?!

Лицо Сары вытянулось.

— Что, Господи? Что?

— Что вам об этом известно? — бесстрастным голосом продолжил такой же бесстрастный мужчина лет тридцати пяти.

— Абсолютно ничего!

— Хм, хм, хорошо, так и запишем.

— Что произошло?

Сара побледнела, чего с ней давно не случалось. Кровь отлила от лица и, наверное, направилась куда-то к сердцу, ибо забилось оно с неимоверной частотой.

— Автокатастрофа.

Сара закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Тогда почему вы задаёте мне эти нелепые вопросы?

— Наверное, потому что мы не уверены до конца, что это несчастный случай. По крайней мере, результаты экспертизы ещё не готовы.

— Будут готовы, останутся вопросы — тогда и продолжим разговор, — зло сказала Сара.

— Ну-ну, Эванс, не злитесь. Просто есть ещё кое-что в этом деле, что нас заинтересовало.

— Им в любом случае занимаетесь не вы. Оно вас никак не касается.

— Верно. Но верно отчасти. Потому что оно касается вас. А, следовательно, и нас. Мы к вам уже привыкли, Сара. Не нужно волноваться. Мы во всём разберёмся. Вместе.

— Меня оно никак не касается!

— То есть вы утверждаете, что идентичность интервалов времени, когда вы шатались по улице без алиби и когда Маккартни погибла, — чистой воды совпадение?

— Это даже не обсуждается. Разумеется, — отрезала Сара.

— А как насчёт бэйджа убитой, простите, погибшей Маккартни в кармане вашего пиджака?

Зрачки Сары расширились, по спине пробежал неприятный холодок.

Верно.

Тот день, когда они с Рэйчел ездили в морг. Сара сама отобрала у неё тот бессмысленный бэйдж и сунула в карман. И, разумеется, тут же о нём забыла.

— Это… было давно, — пробормотала Сара, почему-то чувствуя, что любое её слово теперь будет против неё. Любое слово и любое действие. Наверное, кто-то наверху очень сильно хочет, чтобы она никогда больше не вернулась к работе и приняла на себя все чужие грехи.

— Хм, хм, хорошо, так и запишем. Вы не волнуйтесь, потом всё подробнее расскажете, Эванс. Только уже не мне.

— Это всё нелепое совпадение. Я не причастна к этой аварии.

— Совпадение, совпадение… Возможно. Я готов вам поверить, Сара. Правда.

— Так сделайте это, чёрт побери!

— Я бы рад. Только есть кое-что, что мне ещё непонятно. И пока я не пойму этого, я не смогу принять вашу сторону, Сара.

— Господи, что ещё?

— Возможно, вы и правда не сделали ничего такого, что могло бы привести к той трагической аварии.

Сара промолчала. Что тут говорить? Всё это какой-то бесконечный бред. Господи, и Рэндалла нет.

— Уходя от нас, вы так торопились скорее покинуть помещение, что даже забыли забрать свой телефон. Он так и остался лежать в нашей чудесной специальной коробке.

— Да я заметила, — буркнула Сара. И правда, выйдя на улицу, она хотела сразу же позвонить Корнетто, но телефон остался у них, и возвращаться Сара не захотела.

— Как вы думаете, почему Рэйчел Маккартни буквально за пару минут до своей гибели позвонила именно вам?

Сара Эванс молча откинулась на спинку стула и закрыла глаза.

Наверное, она просто в аду.

 

* * *

— Да это просто чёрт знает что! — Корнетто захлёбывался эмоциями. — Ты не представляешь, что за бред тут творится!

Баррингтон, прямо с самолёта примчавшийся в отдел, уже успел наслушаться такого, от чего ему стало не по себе. Да, это дело Ричарда Хоффмана — просто из ряда вон выходящее.

— А теперь ещё и Рэйчел погибла в аварии. Более того, перед этим ещё и Одри Паркер выбросилась из окна! А Рэйчел приходила к ней незадолго до этого. При этом больше никто не приходил!

— Господи, и что всё это значит?

— Я понятия не имею! Я схожу с ума, — Корнетто устало опустился в кресло и покачал головой.

— Прайс не в курсе?

— Забудь про него. Пора привыкать, что мы теперь без Рэндалла.

— Да, — согласился Майкл. — А как там Сара?

— Господи, лучше не спрашивай.

Майкл был в шоке от всего, что он узнал. Всё это дело, от самого начала до этой минуты, произвело на него неизгладимое впечатление. Ему было жаль, что он не успел застать Маккартни, о которой столько слышал. Жаль, что она погибла. Но факты таковы, что… Что? Ну вот что?! Он ни черта не понимает. Сара, Рэйчел, Уолтер, Одри, Мартин — ему, отсутствующему всё это время, никак не сложить сейчас всё воедино. Хотя, похоже, и Уолтеру тоже. Майкл только рад, что он снова здесь, а то бы Уолтеру совсем не сладко пришлось. Совсем одному. Баррингтон не знал, что ему делать, не знал, как помочь, но был готов на всё — надо как-то разгребать это чёртово дело, вытаскивать из него и Сару, и самого Уолтера.

Спустя какое-то время, спокойно, насколько это было возможно, поговорив с Уолтером и Райном (пребывающим в неимоверной ярости от того, что Сару снова у них отобрали, не успев отпустить толком) и обдумав имеющиеся факты, Майкл обрисовал для себя примерную картину.

Сара.

Нет, нет, нет. Он не будет ничего такого думать. Сара невиновна. Всё это просто неудачное стечение обстоятельств. И Уолтер, и Райан и мысли не допускают о чём-то другом. Да и он сам тоже.

Мартин.

По всему выходит, что виновен. Только струсил и не смог в этом признаться, когда надо было, и всё испортил этим.

Одри.

Похоже, решила защитить Мартина, но неудачно. Возможно, под воздействием наркотиков решила покончить с собой. Возможно. Это ещё под вопросом.

Вирджиния.

Вообще не при делах, о ней давно все забыли. А не зря ли? Ладно, будем считать, что её вообще нет. Хотя…

И, наконец, Рэйчел.

Рэйчел…

Рассуждая максимально объективно, можно выделить несколько вещей.

Она вроде как помогала по делу. Она даже смогла разговорить Одри. Это, пожалуй, положительные моменты.

Но…

Она вообще неизвестно откуда взялась. Прайс её одобрил, но почему? И не слишком ли он устал к тому времени?

Она обнаружила вещдок, из-за которого Сара получила много неприятностей. Обнаружила — сомнительное слово, неправда ли? Какова была её конечная цель?

Она реально говорила, в том числе и Прайсу, что Сара могла убить Хоффмана, и даже высказывала несколько пунктов в пользу своих подозрений. Фактически можно сказать, что она пыталась убедить Уолтера и Рэндалла в её виновности.

Она нанесла визит Одри Паркер, которая никого ни до, ни после неё не принимала, и та вскоре выбросилась (или выпала) из окна. Ещё неизвестно, как это произошло.

Очень, очень тёмная лошадка, и против неё слишком много непонятных фактов.

Но главное — они никогда уже не узнают ответы на некоторые вопросы. Главное — Рэйчел Маккартни мертва. Вот что главное.

Оставалось неясным, зачем она звонила Саре, к которой явно не питала приязни в последнее время. Вопрос о том, авария то была или же не совсем, Баррингтон считал открытым лишь до тех пор, пока не придут результаты экспертизы. Если это несчастный случай, то тогда можно считать эту главу фактически закрытой — мотивы Рэйчел по отношению к Саре они, видимо, не узнают уже никогда. Если же, не дай бог, это было подстроено, то тогда надо будет искать ещё и убийцу Рэйчел. И тогда, чёрт побери, легче будет всем им застрелиться.

 

* * *

Каковы были её мотивы? Зачем она всё это делала?

Да и делала ли? Что, чёрт побери, всё это значит?

Райан, узнав о гибели Рэйчел Маккартни, не находил себе места.

Теперь они, скорее всего, никогда не узнают, что было у неё на уме. Чего она пыталась добиться. Почему всё это происходило. Чёрт, Рэйчел унесла с собой в могилу ответы на многие важные вопросы.

Он очень жалел, что так и не успел с ней познакомиться. Встретившись лично, возможно, он бы что-то для себя понял. Как бы ни описывали человека и его действия, какие бы обстоятельства против него не говорили — всегда надо поиметь дело с самим человеком, чтобы делать окончательные выводы. Узнав об аварии, Райан почувствовал это слишком остро. Да, был шанс что-то прояснить, а теперь — только оставшиеся вопросы.

Ну почему, почему он раньше не высказал своего желания увидеть Маккартни? Хотя Райан знал, что объяснение этому простое — не было таких веских поводов. Да и кто же знал, что она вдруг так резко попадёт в эту трагическую аварию?

А всё, что снова навалилось на Сару? Это же просто немыслимо. И когда станет абсолютно точно известно, что это просто стечение обстоятельств, а не подстроенная смерть, то на неё, конечно же, перестанут смотреть с подозрением. Обязаны перестать. Какой-то там бэйдж в кармане ничего не значит. А звонок — вот это да, это, пожалуй, самое интересное и загадочное из того, что им, наверное, так никогда и не узнать. Почему Рэйчел звонила Саре? Райан знал, что у неё был телефон Уолтера, Рэндалла и Сары. Так почему она позвонила именно ей? Прямо перед тем, как погибнуть?

Что она хотела ей сказать?

А Одри Паркер?

Похоже, Майкл с Уолтером считали, что её смерть может быть не случайной. Нет, они ничего такого не утверждали. Но их немного настораживал тот факт, что Рэйчел сама приняла решение приехать к Одри, и, что удивительно, якобы разговорила её. А потом Одри якобы выбросилась из окна. Ни до, ни после Рэйчел никаких посетителей у Паркер не было. Райан же считал, что всё это не связано между собой. По крайней мере, ему хотелось верить в то, что это на самом деле самоубийство. Иначе всё запутывалось ещё больше. Но из последнего разговора с Сарой, в котором она обсуждала в том числе и Паркер, он вынес, что та вполне могла бы покончить с собой. Ну, это он сейчас так думает, конечно. Возможно, потому что это удобнее всего. Или потому что это правда?

Вопросы, вопросы, одни вопросы…

И как же тяжело отсутствовать именно в это время. Как назло, его выписка всё время отодвигается — состояние нестабильное, хотя Саре он просил об этом не сообщать. Да и вообще, никому из отдела. Им там и так несладко.

Рэндаллу Прайсу пока решили не сообщать ни про смерть Маккартни, которую он, несомненно, воспримет тяжело, ни про самоубийство Паркер, которая вообще играла довольно странную роль в этом деле, ни про новые неприятности и подозрения, обрушившиеся на Сару.

Когда Райан наконец-то сможет вернуться в отдел, он постарается выяснить всё, что удастся. Слишком всё странно. Слишком. И слишком много вопросов. И две смерти… Одна из которых наверняка самоубийство, а другая — несчастный случай, но всё равно, позитива делу это не прибавляет.

И главное — всё это слишком сильно задело Сару.

 

* * *

Уже прошло какое-то время, а до Оуэллса им так и некогда было доехать.

Справедливо рассудив, что тот никуда не денется, они занялись тем, что совершенно неожиданно свалилось на них прямо сейчас. Сначала Корнетто с Баррингтоном потратили уйму времени в квартире Паркер (ничего, что указывало бы на её знакомство с Оуэллсом или на то, что она погибла не случайно, обнаружить не удалось), затем — на месте аварии и гибели Рэйчел, затем — довольно долго пробыли у Сары. Долгие обсуждения не принесли ничего нового.

В убийстве Ричарда всё ещё подозревался Оуэллс, но ни доказательств, ни каких-либо поводов к его задержанию у них до сих пор не было. Его сорвавшееся признание — единственная их зацепка фактически-то. Одри Паркер, вероятно, была знакома с ним и по каким-то причинам пыталась взять вину на себя, а затем покончила с собой. Сара, конечно же, как она и утверждала до этого, не была знакома с Ричардом Хоффманом. По какой-то причине её решила подставить Рэйчел Маккартни, которую они фактически не знали, но которой доверяли. После того, как ей это удалось, Сару не только отстранили от расследования, но и сняли с должности главы отдела. В дальнейшем Рэйчел же несколько раз высказывалась в пользу того, что Сара могла убить Ричарда Хоффмана. При этом она продолжала вести себя минимально подозрительно, что не давало повода что-то ей предъявить, да и не было тогда таких мыслей — непонятно всё было. Затем Сара, доведённая до отчаяния, всё-таки выдвинула официальные письменные обвинения против Рэйчел, и Уолтер, к тому времени занявший место Рэндалла и Сары, также подписал их. Результат этого они так и не узнали — Маккартни погибла, оставляя после себя кучу вопросов без ответов.

Всё это, несомненно, очень странно, но теперь оставалось только заняться Оуэллсом и закрыть дело Хоффмана. Если, конечно, никто больше не захочет признаться в его убийстве.

Сару уже должны были отпустить, ибо ни результаты исследования аварии, показавшие, что она была чисто случайной, ни, тем более, какой-то бэйдж в кармане, ни совпадение интервалов времени, ни даже довольно странный звонок не позволяли больше держать её здесь. Однако оставался ещё тот вещдок, из-за которого всё и началось. Как-то этих людей настораживало, что они всё свалили на Маккартни, а она взяла и погибла. И они так ничего и не узнают, а Сару-то теперь придётся отпустить, да ещё и допустить обратно к работе. Не нравилось им это. Ещё и личная неприязнь некоторых из них также подливала масла в огонь. Очень уж не хотелось им упускать возможность причинить ей неудобства. Короче говоря, как бы Уолтер с Майклом не старались поскорее вытащить Сару, с которой официально сняли почти все обвинения, и скоро снимут все, — ей всё равно пришлось остаться там. Так что в отдел они вернулись вдвоём.

Так как Уолтер перебрался в кабинет Прайса, то Майкл фактически остался один в кабинете — разумеется, они перетащили туда вещи Райана, и теперь у Корнетто и Эванс было по своему кабинету, а у Митчелла и Баррингтона — один на двоих, как и было раньше. Никто не хотел думать, с кем бы работала Маккартни, если бы они решили её оставить — никто вообще не хотел о ней думать. Но не получалось.

Особенно у Корнетто. Всё же он не то чтобы привязался к ней, но она и правда была мила. И умна. Жаль, что всё так сложилось.

Так как Баррингтон не участвовал в расследовании, вносить изменения в отчёт и дополнять его пришлось самому Корнетто. Впрочем, он был не слишком этим расстроен. По крайней мере, не придётся потом тратить время на чтение и сопоставление. Пробегая глазами строчки, напечатанные Маккартни, он снова и снова возвращался к мыслям о ней. В конце концов, отшвырнув отчёт, он собрался было выйти за своим стандартным кофейным пойлом. Но не успел он встать с прайсовского кресла, как в дверь осторожно постучали. Тут же Уолтер схватил бумаги и начал изображать задумчивую деятельность жутко занятого начальника.

— Войдите, — небрежно бросил он.

Дверь осторожно открылась, затем так же осторожно закрылась.

Корнетто поднял глаза и радушно улыбнулся.

— Рад снова тебя видеть, Мартин.

 

* * *

Совпадения.

Кто-то верит в них, кто-то везде видит взаимосвязь и отрицает их.

Из тех, кто в них верит, кто-то просто признаёт их существование, кто-то считает их одним из способов судьбы управлять жизнями людей, чуть ли не провидением, кто-то в конце концов начинает видеть их везде. Таким уж точно не место в полиции.

Тот, кто признаёт их существование, уверяется в своей правоте всё больше с каждым встречающимся в его жизни совпадением. Причём желательно крупным, таким, чтоб впечатлило.

А ещё бывает стечение обстоятельств. Вообще интересная штука.

Наверное, совпадения и стечения обстоятельств — абстракции одного рода. По крайней мере, сделаны они точно из одного теста.

Но вот когда ты называешь что-то совпадением, ты уже как бы конкретизируешь это как факт, признаёшь это полностью и безоговорочно. Да. Так совпало. Одно с другим. А когда речь идёт о стечении обстоятельств, тут уже волей-неволей начинается что-то вроде «значит, судьба», или «так сложилось», «ничего не поделать», или же просто сокращается до пожатия плечами и беспомощного «обстоятельства…» А есть ещё «жертва обстоятельств». «Жертвы совпадений», наверное, тоже есть, но о них как-то не особо говорят. Может быть, и зря.

Для кого-то это всё вообще одно и то же. Да какая разница вообще, над этим ли надо размышлять? Всё это, пожалуй, слишком сложно, да и когда начинаешь об этом рассуждать, какие-то здравые мысли по этому поводу теряются, и получается что-то невнятное. Как бы то ни было, Уолтер на данный момент имел и то, и другое.

То, что Сара находилась непонятно где, вернее, на улице, в то же самое время, когда Рэйчел Маккартни мчалась навстречу своей смерти — безусловно, совпадение. Ну, для него, по крайней мере. Да и для неё тоже, и для всех парней, что так пытались уцепиться за эту ситуацию.

А вот то, что Маккартни попала к ним в отдел именно в это время, что всё наложилось друг на друга — отсутствие Митчелла и Баррингтона, смерть Ричарда, появление Рэйчел, назначение Сары, появление Паркер — всё это крайне неудачное для неё стечение обстоятельств. Просто крайне. Невероятно, как всё могло так получиться — и вроде бы начиналось не так плохо, но вот назначили Сару, Оуэллс отказался от признания, и потом всё полетело к чертям. Маккартни просто чертовски не повезло. Вот что значит — оказаться не в том месте и не в то время. Хотя если бы они расследовали какое-то другое дело, а не это, то её ум и наблюдательность, несомненно, сослужили бы ей хорошую службу. И она наверняка отлично себя проявила бы и осталась с ними в отделе. И всё у неё было бы хорошо.

Уолтер понимал, что она, по сути, хороший человек. Намерения у неё серьёзные и качества положительные. Ещё и довольно симпатичная. Учитывая, что Прайс их покинул, лишний человек, по крайней мере, такой, им бы не помешал. Но всё сложилось совершенно иначе, чем он себе представлял, и Рэйчел тоже пришлось их покинуть.

Да, бедняжка Рэйчел — дичайшая жертва обстоятельств.

 

* * *

Ричард Хоффман имел деньги, много, много денег, и считал, что тем самым имеет право на всё. Он был жаден, что неудивительно — часто чем больше человек имеет, тем более жадным он становится.

Возьмите официально женатого, но фактически разведённого мужчину за сорок, с деньгами и жадностью, добавьте ему изрядную долю трусости, но при этом желания получать всё больше любыми путями, абсолютное отсутствие уважения к закону, отсутствие вкуса (отвратительная черта), полный застой души и нежелание развиваться дальше (он ведь и так безупречен) — получится Ричард Хоффман.

Уолтер не мог сказать, что Ричард был глуп. Нет. Однако его всё возрастающая жадность, а с каждой встречей — всё возрастающая наглость дико раздражали. Но эта вседозволенность…

Именно она тогда неприятно запомнилась Уолтеру. Когда они в первый раз пересеклись в этой жизни. Уолтер ненавидел таких самодовольных, самонадеянных, но на самом деле трусоватых людей. Деньги — ничто, считал Уолтер. Власть — вот оно, вот то самое, что может дать тебе право так себя вести. Но не деньги.

В тот раз во время расследования Уолтер работал под прикрытием. Целью его был вовсе не Ричард Хоффман, он его и не знал тогда, но в процессе работы они познакомились. Хоффман думал, что Корнетто из таких же, как он. У него и в мыслях не было, что Уолтер не тот, за кого себя выдаёт. Ричард Хоффман, богатый, далеко не правопорядочный гражданин, чувствовал себя вольготно в своей среде. Встретив в ней ещё не знакомого ему человека, он захотел пощеголять перед ним своими деньгами и своей, как он считал, властью. Они стали общаться, и Уолтеру тогда это было на руку. Потом, однако, Ричард его утомил. Постепенно узнавая Хоффмана и среду, в которой он вращался, Уолтер испытывал ко всем ним только всё большее презрение. Ричард же, в пылу что-то рассказывая Уолтеру, ещё не зная, что говорит с детективом и своими словами загоняет себя в угол, хвастался своими деньгами, тем, какой он крутой и как он, обходя законы, получает все эти деньги. В отделе никто не знал о Хоффмане, ведь цель у Корнетто была совсем другая, и он не стал акцентировать на нём внимание коллег.

Вскоре Уолтер достиг цели расследования. Однако общения с Ричардом Хоффманом он не прекратил. Работая в полиции, Уолтер не мог спокойно относиться к тому, что все хоффмановские деньги добыты явно противозаконными способами. Да, это стало отправной точкой их с Хоффманом небольшой истории. Противозаконные действия, наглость, с которой Ричард совершал эти действия, и, тем более, наглость, с которой он рассказывал об этом, сыграли свою роль.

Всё было достаточно просто: узнав всё, что он смог узнать, Уолтер не побрезговал прибегнуть к шантажу. Он не собирался сажать Ричарда в тюрьму, но и передавать его и всю собранную, готовую информацию другому отделу Уолтер тоже не собирался. По крайней мере, пока. Ему хотелось указать Хоффману его место, и шантаж был очень действенным. Когда человека шантажируют, он чувствует ярость, изумление, но потом всё равно слабость. Слабость — вот то, что интересовало Уолтера. Он не мог сказать, что ему приятно было шантажировать человека. Но эффект от этого превзошёл все его ожидания, и он решил продолжить. Когда Ричард Хоффман, довольно снисходительно относившийся к Корнетто и всё ещё не знающий, кто он, в очередной раз перегнул палку, Уолтер решил запустить свой план в действие. И не прогадал. Ричард был в шоке. В смятении. Не было даже ни гнева, ни изумления. Только страх, сильный страх и слабость. Узнав, что Уолтер из полиции и что ему известно про него и про его способы добывания денег, Ричард потерял дар речи в прямом смысле. Он был настолько беспомощен, что Уолтеру было тошно смотреть на него.

Уолтеру хотелось проучить Ричарда, напугать его, почувствовать его слабость. Деньги не были главным. Уолтеру не нужны были эти хоффмановские грязные деньги. Но разве было что-то, за что бы Ричард держался так сильно? Было ли что-то, лишаясь чего он чувствовал бы такое унижение? Нет, и поэтому Корнетто не побрезговал и этим. Ричард стал платить ему, загоняя себя в угол всё сильнее.

Он не мог никому сказать об этом, потому что он действительно нарушал закон, его и правда могли бы посадить. Не мог он и расправиться с Корнетто — он был слаб душой и никогда не решился бы на такое, не мог он и нанять кого-то для этой цели — ведь Корнетто был из полиции, и его смерть в любом случае расследовали бы максимально тщательно, что было опасно. Так или иначе, Ричард не видел для себя иного выхода, кроме как смириться с появлением в его жизни этого ублюдка Корнетто и платить ему, сохраняя свой покой. Он мучался, ненавидел себя, но больше он ненавидел Корнетто. Он не мог понять его, и всё, о чём он думал — что тот двуличная скотина, днём изображающая деятельность по поимке преступников, а вечером сдирающая деньги с честных людей. Ну, почти честных. Кроме того, Уолтер обладал какой-то особой аурой, которой невозможно было противиться — в нём безошибочно угадывались сила, опыт, профессионализм и беспристрастность. Ричард не знал, чего от него ещё можно ожидать, и это его пугало. Уолтера же сначала всё это забавляло, всё-таки в том, чтобы внушать страх, есть что-то приятное. Но потом и это ему надоело, и он решил расшевелить Ричарда ещё больше, и с каждой встречей требования Уолтера становились всё выше, а лицо Ричарда — всё бледнее. Каждую встречу он пытался уговорить Корнетто остаться на предыдущей сумме, но безуспешно. Каждый раз он пытался что-то изменить, говоря, говоря, говоря слова, на которые Уолтер не обращал ни малейшего внимания. Он был непреклонен. Ему было интересно, сколько Ричард продержится и что будет делать. И ему удалось это узнать.

Однако это было неожиданно. Ричард сумел его удивить, этого Уолтер не отрицал. Вот до чего доводит отчаяние — сколько раз он это видел. Но от Ричарда почему-то не ожидал. Хотя его склонность к противозаконию и могла бы натолкнуть на мысль, что тот способен на то, что он в итоге решил сделать, его характер и его поведение кричали об обратном. Поэтому в ту последнюю встречу Уолтер был удивлён, когда Ричард попытался его убить. Причём неплохо так попытался. Было ли то состояние аффекта, либо высшая точка отчаяния и ненависти — что-то придало ему и решимости, и сил. Уолтеру даже пришлось защищаться — давно с ним такого не было. Но, конечно, у Ричарда не было шансов. В итоге он пал жертвой своих же денег, своего поведения, своей алчности и наглости, своей трусости, а в конечном итоге — своего же шарфа. Это было первое, что попалось Уолтеру под руку, и оказалось вещью вполне годной. Только вот когда бездыханное тело Хоффмана осело на холодную землю, Уолтеру пришлось сделать то же самое.

Он не собирался его убивать.

Он не собирался его убивать!

Хотя теперь это было уже неважно, тело Ричарда было в полуметре от него, и с этим срочно нужно было что-то делать.

Оправившись от лёгкого шока, Уолтер продолжал сидеть на земле, пытаясь всё обдумать. Для начала — никакой паники. Только холодная сосредоточенность. Это девиз и его, и Сары. И помогает стопроцентно. И до тех пор, пока он всё не обдумал, а времени на это ушло достаточно, Уолтер не встал. Каким бы он ни был, а на душе всё же было как-то мерзко. Уолтер не любил, когда ситуация выходила из-под его контроля. И убивать он не любил. Это случалось за время его работы не так часто, и шарфами он никого не душил.

Однако вскоре план, какой-никакой, был готов.

 

* * *

Мартин Оуэллс всегда знал, что жизнь его не будет легкой. С самого детства. Но что в итоге он будет заниматься тем, чем он занимается, он даже представить не мог. Забавно, как иногда извращается судьба. Из умного, читающего и пишущего паренька — в торговца смертью. Всего за несколько лет. В наркодилера, говоря более понятным языком. Мартин не мог ничего изменить, и с каждым месяцем новой жизни становился всё более жёстким и закостенелым. Сам он никогда не притрагивался к наркотикам. Он питал к ним довольно сильное отвращение. Что не мешало ему продавать их за немаленькие деньги людям, которых он тем самых загонял в могилу. Очень быстро даже это перестало его волновать. Он превращался в бесчувственную машину, изображающую, что у него всё хорошо. Незавидная участь.

А потом он познакомился с Уолтером Корнетто.

Довольно интересное знакомство, особенно учитывая то, что они вроде как по разные стороны закона. Постепенно Мартин понял, что детектив Корнетто — коробка с двойным дном. Шкатулка с сюрпризом, чтоб его.

Время шло, и Мартин начал понимать: Уолтер отнюдь не самый честный полицейский на свете. Оуэллс знал, что тот общался со многими разными людьми вне работы, знал про них то, что обычный полицейский не знал бы или уж точно не стал бы скрывать, но при этом он пользовался этим на своё усмотрение, и они почти все ещё были на свободе. Корнетто плёл свою паутину много лет, и его сеть разночинных знакомств была довольно обширна. Хотя знакомством это чем дальше, тем сложнее называть. Больше похоже на рабство. Если ты нечист на руку, имеешь проблемы с законом, должен сидеть за решёткой и при этом познакомился с Уолтером Корнетто — знай, ты попал в рабство. Ты живёшь в долг, и рано или поздно этот долг тебе придётся отдать. Ему, разумеется.

Если тебе повезёт, ты ещё долго сможешь продолжать заниматься тем, чем занимаешься, или скрывать то, что скрываешь. Но всё это время ты будешь словно на пороховой бочке. Потому что твой черёд придёт, когда ему это потребуется.

Справедливости ради стоило заметить, что Корнетто почти всегда использовал свои ресурсы во благо делам, над которыми он работал. А ещё — за решётку использованные ресурсы попадали не всегда. Иногда, сделав всё, что от них требовалось, они обретали свободу и спокойствие. Хотя Мартин сомневался в том, что от Корнетто вообще хоть как-то можно было избавиться. Наверняка, если бы ему потребовалось, он бы снова весьма бестактно напомнил о себе, и никакой свободы тебе тут уже не светило.

Оуэллс на удивление равнодушно отнёсся ко всему, что узнал о Корнетто. Многие его знакомые в разных сферах, как оказалось, также были наслышаны об Уолтере. Просто теперь была его очередь — наверное, это всё равно рано или поздно случилось бы. Мартину действительно было всё равно, как Уолтер работает, какими способами раскрывает там свои преступления и что вообще у них в отделе происходит. Какая ему разница? Он лишь был рад, что все ещё на свободе, а ведь с тех пор, как человек из полиции узнал, чем он тут занимается, прошло больше года.

Каждый из тех, услуги кого в определённый момент требовались Корнетто, мог отказаться. Выбор он предоставлял всегда — и всегда негативность последствий отказа пересиливала неуверенность и страх выполнить то, что ему было нужно. Поэтому отказников не было — было два человека, очень давно, но с тех пор — никогда. Каждый из тех, кто попал в такую неоднозначную ситуацию (вроде бы ты и благодарен лишним неделям, месяцам, годам на свободе, ведь тебя реально поймали и могли посадить ещё тогда, но в то же время ты не знаешь, чем и как придётся заплатить за эту свободу и не лучше ли было тогда просто сдаться, а не ввязываться в историю с этим Корнетто), когда приходило его время, вставал перед даваемым им выбором, которого фактически-то и не было.

Теперь пришёл черёд Мартина.

Уолтер убедил его, что чистосердечное признание в убийстве, которое, что важно, было самозащитой, даст ему меньший срок, чем все те знания и улики против него, которыми располагает Корнетто и которые могут стать известны полиции. Оуэллс только усмехнулся — он ему верил, но даже если бы это было не так, что помешало бы Уолтеру Корнетто засадить его на тот срок, который он сам ему назначит? Поколебавшись для вида немного, Мартин согласился. Особенно после того, как Уолтер намекнул ему, что знает, где теперь живут его жена и дочь, которых сам Оуэллс не видел несколько лет. Мартин не мог допустить, чтобы с ними что-то случилось, хоть они и не были больше семьёй.

Нет, Мартин не считал, что это шантаж. Это, скорее, были сделки. И так считал каждый, с кем он заключал сделку. Уолтер спасал их. Те, чьи грехи были не слишком велики, соответственно и платили меньшую цену. Те же, кто слишком сильно и дерзко преступил закон, платили дороже. Иногда той же решёткой, но зато отсроченной. Мартин не сомневался, что у Корнетто есть ещё парочка тех, кто бы согласился на его условия и признался абсолютно в чём угодно. Это и правда очень удобно.

То, что говорят про него нормальные люди — правда. Уолтер и правда отличный полицейский. И вряд ли ему можно вменить больше пяти раскрытий дел за счёт его личных ресурсов — а ведь он раскрыл гораздо больше. Не десять, и даже не пятьдесят убийств. Убийств. Так что с точки зрения полицейской морали, наверное, репутация Уолтера не страдала. Он такой же, как о нём говорят. Удивительно умный, опытный, азартный и успешный профессионал. Просто есть у него и другая сторона жизни. Но мало у кого её нет. Мартину было на это наплевать. Всё-таки Уолтер не убийца, не вор, и фактически даже не шантажист. Просто не совсем обычно общается с некоторыми преступными элементами. Ему было только немного интересно — его коллеги вообще ни о чём не догадываются? Актёр он хороший, кстати.

Мартин не задавал никаких вопросов, как это и было заведено. Но он понял, что Хоффмана убил Корнетто, и понимал, что даже если это была самозащита, Уолтер не мог ничего никому рассказать. Так что тут пригодился он, Мартин. Оуэллс только думал, что раз Уолтер так вляпался, то и ему тоже рано или поздно всё равно придётся несладко. Это придавало ему немного бодрости. Собираясь навестить Корнетто на рабочем месте и во всём «признаться», он был спокоен. Он смирился. Ничего сверхъестественного не происходило.

Просто пришла пора платить.

 

* * *

Уолтер тогда сразу подумал об Оуэллсе. Прошло полтора года, почему бы и нет? Обдумывая эту мысль, он всё больше убеждался, что она должна быть воплощена в жизнь. Мартин был очень удобен. Он был практически такого же телосложения, а характер его позволял поверить в то, что всё пройдёт гладко, к тому же Уолтер рассчитывал оформить всё как нападение Ричарда Хоффмана и самозащиту — ведь так и было на самом деле. Он, по понятным причинам, не мог об этом сказать. Слишком глубоко могли копнуть, вряд ли кто-то поверил бы, что Хоффман напал на незнакомого Корнетто ни с того, ни с сего. Разумеется, мысль о признании и сведении всего к самозащите была отметена в первую же минуту.

Всё было почти идеально. Уолтер полностью закрывал глаза на оуэллсовскую деятельность с наркотиками, о ней никто ничего не узнает. Плюс он обещал оформить дело так, чтобы, по возможности, Оуэллс получил минимальный срок. Все подробности Уолтер брал на себя, уж кому, как не ему, знать, что, как и для чего лучше рассказать и написать, как лучше и выгоднее всё обставить, какие мелочи упомянуть. Для убедительности версии о самозащите Уолтер несколько раз врезал Мартину. На всякий случай. Если бы кто-то заинтересовался, то по времени следы «нападения» почти совпали бы с рассказанной версией случившегося. Мартин даже не пытался отказаться — они оба хорошо знали, что лучше этого не делать. Обсудив детали, Уолтер остался доволен.

После обнаружения тела он изображал озабоченность внезапно свалившимся убийством, но знал: ещё немного, и вот уже он будет оформлять «признание» Оуэллса.

Во всём великолепном плане Корнетто была только одна ошибка — причём базовая.

То, из-за чего всё в итоге зашло так далеко.

Он был уверен, что он будет вести это дело. Он был абсолютно уверен, что Прайс уступит ему свой кабинет. У него не было вообще никаких сомнений на этот счёт. Да и у всех, вообще-то. Для него это было аксиомой. Какое-то другое решение просто не укладывалось в картину мира Корнетто, поэтому не уложилось и в его план собственного спасения.

Во всём этом запланированном спектакле была лишь одна проблема.

Сара.

И проблема эта знатно потрепала нервы Уолтеру, хоть он этого, разумеется, и не показывал. Проблема эта становилась глобальнее и глобальнее. А уж как она выбила из колеи Оуэллса, который, узнав, что дело ведёт не Корнетто, а Эванс, вообще перестал понимать, что происходит!

Да, Рэндалл своим решением попортил им всем жизнь.

Тогда, в кабинете, когда Уолтер уже собрался было пойти к ждущему его Оуэллсу, жаждущему признаться в убийстве, которого он не совершал, Рэндалл нанёс ему довольно мощный удар. Сара, похоже, даже испугалась в первый момент — всё же она знала, что Уолтер рассчитывал на место Прайса. Но только в первый — затем она успокоилась и даже не пыталась что-то изменить. Уолтер же в первый момент словно бы задохнулся — настолько неожиданно это было. Он видел, что Прайсу даже как-то неудобно об этом говорить, что ли. Видать, знал, что это что-то не совсем правильное. Несколько секунд Уолтер испытывал приступ удушья, затем его словно бы окатили ледяной водой. Факт назначения Сары, а не его, сильно ударил по Корнетто. Но он приложил максимум усилий, чтобы взять себя в руки, и вроде у него это неплохо получилось. По крайней мере, достаточно, чтобы более-менее успокоить Рэндалла и Сару.

Когда Эванс отправилась беседовать с Оуэллсом, уже теперь в качестве человека, ведущего дело Ричарда Хоффмана, Корнетто пришлось отбросить все свои эмоции и мысли — появилась проблема поважнее. Мартин ждал Уолтера — и появление Сары точно выбьет его из колеи. Неизвестно, что там вообще у них будет происходить. Уолтер не давал Мартину никаких указаний на этот счёт — разумеется, ведь такого ему даже не приходило в голову. Теперь же он невозмутимо тыкал в кнопки кофейного автомата и лихорадочно думал, что им обоим делать.

Мартин повёл себя вполне сносно. В такой ситуации другое поведение практически невозможно было. Но он пошёл дальше — отказавшись от всего сказанного до этого, он к тому же сделал виновной Сару. Язык у него подвешен хорошо, и чем дольше он что-то возмущённо впаривал Прайсу, тем больше тот терялся. Он не сомневался в Саре, но парень так убедительно всё это рассказывал… В общем, пригрозив жалобами и более действенными способами (в случае, если его не оставят в покое), Мартин ушёл практически победителем. Сара же осталась наедине со своим внезапным назначением, провалом в допросе пришедшего признаться Оуэллса и начинающими странностями этого дела.

Да, тот день был поворотным в их судьбах. Это назначение испортило всё. Всё. А чем всё закончилось? Лучше даже не думать об этом.

Теперь, когда Мартин исчез из поля зрения вместе с возможностью свалить на него тело Хоффмана — признаваться Саре было ещё опаснее, чем не делать этого вообще, ибо она начала бы копать так глубоко, что смогла бы разоблачить если не Корнетто, то Оуэллса точно — надо было искать другой выход. Но вот с этим было тяжело. Пока Сара искала улики и доказательства, ничего не находила (уж Уолтер-то об этом позаботился) и злилась на себя, Корнетто всё никак не мог придумать, что делать с этим расследованием. Эванс продолжала искать, Маккартни путалась под ногами, но никаких продвижений не было — ни у них, ни у Корнетто. В конце концов он решил, что это дело можно было бы оставить нераскрытым. Однако Сара, которая, как и все, понимала, что раз она ведёт это дело, то она и займёт место Прайса (да что уж там, она его фактически уже заняла, только что на бумагах это не было закреплено пока), понимала и то, что это последнее дело, расследуемое при Рэндалле, должно быть закрыто без проблем. Закрыто. И она продолжала искать. И хотя Уолтер знал, что она ничего не найдёт, его это напрягало.

А потом появилась она.

Одри Паркер.

Какого чёрта она притащилась к ним в отдел?! Дело сильно осложнилось, когда девчонка неумело попыталась выдать себя за убийцу. Самым плохим было то, что Уолтер абсолютно ничего не знал о ней. Она вообще никак не входила в его план, пусть и рушившийся, но план. Он не знал, кто она, какими побуждениями руководствуется, кого и, главное, что она знает. Неожиданное появление Маккартни его впечатлило, но Паркер её переплюнула. Кому, вот кому понравилось бы её появление? Учитывая, что ты убил человека, нашёл, на кого свалить вину, а потом потерял возможность это сделать, тебе уже всё это жуть как не нравится, а тут вдруг ещё ни с того, ни с сего появляется кто-то, кого ты в глаза не видел, и пытается взять вину на себя. Это не понравилось бы никому. Потому что ты теряешь контроль.

Если ты не в курсе, что происходит, — никакого контроля у тебя и нет. Уолтер потерял свой контроль, и это ему не нравилось больше всего. Потому что дальше была полная неизвестность, и стало непонятно, что происходит, не только Саре, но и ему. Дело, которое должно было быть раскрыто за пару минут, путём признания Оуэллса, с каждым часом запутывалось всё больше. И тем самым привлекало к себе всё больше внимания. Одри Паркер просто вывела Корнетто из себя. Но в то же время ему было жутко интересно, что же всё-таки происходит и что Сара будет со всем этим делать.

Паркер сыграла ещё одну важную роль, и за это Уолтер был ей почти что благодарен — иначе он просто не знал бы, как поступить. После её провала Рэндалл, окончательно запутавшийся во всех этих странных попытках признаться и нервничающий от этого нераскрывающегося дела, отдал его на растерзание Корнетто. Теперь он мог быть абсолютно в курсе действий и успехов Сары, и, разумеется, он мог взять дело под свой контроль. Главное — теперь он тоже его расследовал. Пусть даже вместе с Эванс.

То, что Прайс разрешил участвовать в расследовании и Рэйчел, Уолтера сильно удивило. Конечно, ему это не понравилось. Ему совершенно не нужен был лишний человек в этом деле. Учитывая то, что он должен был быть одним-единственным человеком, связанным с этим делом, ему вполне хватало проблем с активным участием в нём Сары. Поэтому он постарался убедить Эванс в том, что Маккартни не стоит привлекать к расследованию. Пытался списать всё на её неосведомлённость, неопытность и всё в таком ключе. Но, как назло, Сара была противоположного мнения. И Рэйчел была посвящена во все подробности, потому что последнее слово теперь было за Эванс — а она захотела её использовать.

Много неудобств, лишних действий и поступков было в этом деле. А ведь всё могло было быть так просто! То, что Рэндалл и Сара решили ввести Рэйчел в курс дела, в итоге обернулось довольно трагично. Сидела бы она за бумагами да выполняла какие-то мелкие поручения — глядишь, была бы жива. Что ни говори, Уолтер был зол, чертовски зол из-за лишнего человека в деле. Но и рад он тоже был. Теперь его дело было в его руках. Как и было задумано с самого начала. Маккартни — бог с ней, на тот момент она не представляла особой угрозы или неудобств.

А вот Сара по-прежнему была важной проблемой.

 

* * *

Рэйчел заинтересовалась этим делом практически сразу. Странное поведение Мартина Оуэллса разбудило в ней психолога. У неё было много соображений на его счёт, но она не решалась их озвучивать — обстановка в отделе стала какой-то нервной с назначением Эванс, и она решила пока не слишком привлекать к себе внимание. Поездка с Сарой в морг как бы дала Рэйчел право считать себя хоть немного, но причастной к расследованию этого дела. Да и разговор с Вирджинией тоже. Но, разумеется, вслух она об этом не говорила. Она лишь надеялась, что ей и правда дадут возможность как-то поучаствовать в дальнейшем расследовании. Как бы ей хотелось помочь раскрыть это дело!

Конечно, в глубине души Рэйчел мечтала о самостоятельном раскрытии смерти Ричарда Хоффмана, и чем дальше, тем больше, чем страннее это дело становилось, тем сильнее оно её интересовало, и отец наверняка гордился бы ею, если бы она только смогла распутать всё это… Но, конечно, пока об этом не могло быть и речи, и Маккартни была счастлива, что вообще может присутствовать при расследовании и наблюдать за его продвижением хотя бы со стороны.

Рэйчел чувствовала, что попала в отдел в довольно необычное время — все эти назначения и внутренние их дела, признания и отказы, нераскрывающееся дело, отсутствие двух сотрудников отдела и всё остальное… Было тяжеловато. Но она верила, что справится и покажет себя с лучшей стороны. И, конечно, останется с ними. Этого она хотела больше всего.

Появление Одри Паркер взбудоражило их всех. Но для Рэйчел она была спасением — ведь теперь сам Прайс позволил ввести её в курс дела! Её почти назначили расследовать его! Конечно, это было не совсем так, но кто мог запретить ей в душе считать именно так?

Но она тогда заметила одну странность. Вернее, это, конечно, нормально, но в тот момент её это удивило: Уолтер, который теперь официально присоединился к расследованию, с которым она общалась лучше, чем с Сарой, и который был, можно сказать, на её стороне, почему-то очень не захотел участия Рэйчел в расследовании. Она слышала всё, о чём он говорил с Сарой. И для неё это было довольно неожиданно. Однако то, что Сара не вняла словам Уолтера и, на правах своей новой должности, сама приняла решение всё-таки привлечь Рэйчел, несмотря на его доводы и его нежелание, удивило Рэйчел ещё сильнее. Размышляя над этим, она постепенно поняла, что Уолтер просто объективно оценил знания и опыт Рэйчел и посчитал её бесполезной для участия в деле, а Сара решила дать ей шанс и посчитала, что лишний ум им сейчас не помешает. Насчёт Сары она оказалась права, а вот насчёт Уолтера… Им двигали несколько иные мотивы. Но поняла это Рэйчел гораздо позже. К сожалению, слишком поздно.

Когда Сара отправила Уолтера и Рэйчел побеседовать с Вирджинией Хоффман, Рэйчел обрадовалась — ещё бы, ведь это самое настоящее участие в расследовании, и практически наравне с Эванс и Корнетто! Судьба к ней благосклонна. Однако Уолтера эта идея не особо вдохновила, и поехал он к Вирджинии очень нехотя. Разговор с ней ничего не дал, но Сара всё равно отправила к ней и Маккартни.

И тут Рэйчел совершила свою первую ошибку.

Возможно, не соверши она её, всё не зашло бы так далеко и не закончилось бы так, как закончилось. И вероятность этого вполне высока. Но кто может знать точно?

Побеседовав с Вирджинией, Рэйчел ненароком узнала интересный факт — Уолтер Корнетто не приезжал к ней и не беседовал с ней. А вот им с Сарой он сказал совершенно другое. Сначала Рэйчел удивил этот факт, потом насторожил. Но потом она посчитала, что Уолтер просто не захотел зря тратить время. Ведь ясно, что Вирджиния невиновна, и особо интересных сведений она им тоже дать не может. Так зачем ему, Уолтеру Корнетто, тратить на неё время? Если уж Саре так приспичило потретировать бедную Вирджинию — ладно, можно сделать вид, что он съездил. Результат всё равно тот же. То есть нулевой.

В общем, Рэйчел почему-то позволила себе решить, что Уолтер вполне мог так сделать. Пусть это не совсем по правилам, но ничего такого в этом нет. И потом, это же Уолтер! А она кто? Какое ей вообще дело до этого? Он может делать, что хочет, потому что он наверняка знает, что делает. И Рэйчел была права — Уолтер и правда не захотел зря тратить своё время. Ведь он знал, что Вирджиния не виновна. Так зачем было лишний раз её трясти? Это абсолютно ничего не дало бы, а у него на тот момент были дела поважнее. Например, обсудить с Оуэллсом их дальнейший план.

Но ошибка Рэйчел была не в том, что она посчитала это почти нормальным, а в том, что она не сказала об этом Саре. Хотя та спрашивала, удалось ли ей узнать хоть что-нибудь интересное у Вирджинии. Рэйчел колебалась, но в итоге не сказала. Глупо. Она тогда не стала ничего говорить ни Саре, ни Уолтеру, потому что решила приберечь этот интересный факт. Что уж скрывать, толкнуло её на это непреодолимое желание самой во всём разобраться и показать им, что она чего-то стоит. Вот дура-то!

Она постепенно убедила себя, что это, возможно, неважно, и не стоит вносить напряжённость в отношения Сары и Уолтера и в расследование вообще. А если это всё-таки важно, то она разберётся с этим сама.

Конечно, Рэйчел и представить не могла, что ждёт её впереди, чем обернётся для неё это дело. Пытаясь помочь найти истину, не подозревая, что лучше бы было её никогда не узнать, особенно ей, Рэйчел вкладывала всю душу и все силы в это дело.

Она была счастлива участвовать в расследовании.

 

* * *

Он тщательно это скрывал, но внутри у него всё негодовало. Он не смог, да и не захотел смириться. С собой Уолтер был честен до конца. Поэтому он не мог отрицать того факта, что готов уже почти на всё, чтобы занять место Эванс. Вернее, своё место. Каждый человек должен быть на своём месте. Сара же, по воле Рэндалла, заняла место, которое безоговорочно принадлежало Корнетто.

Место, которого он ждал столько лет.

Однако ко всему этому прибавлялась Одри Паркер, которая вообще была неконтролируема и непонятна, а также то, что он не может ничего сделать с расследованием, повернуть его в нужное русло, пока слишком внимательная Сара пытается уцепиться за любую мелочь. Постепенно Уолтер пришёл к мысли, которая была ему не очень приятна. Он уважал Сару, ценил её профессиональные — да и личностные тоже — качества, признавал в ней близкого по характеру человека, даже почти любил её, хоть и по-своему. Сара была хороша. Даже по мнению Уолтера. Ему не хотелось идти против неё. Она не была ему врагом и не сделала ничего такого, что могло бы ему повредить — она лишь попала в неудачное стечение обстоятельств. Он не хотел совершать никаких действий, способных повредить ей или её карьере. Правда не хотел. Но у него просто не оставалось иного выбора.

Сара должна была покинуть отдел.

Хотя бы на время.

Без неё ему будет легче всё обдумать, решить, что делать дальше и как делать. Действовать нужно осторожно. В идеале было бы закрыть это дело без Сары, а потом бы она как-нибудь вернулась к ним, и они продолжили бы нормально работать.

Уолтер долго думал, как бы всё это провернуть, но каждая идея казалась ему неудачной или трудно осуществимой. В итоге он остановился на квартире Хоффмана. Да, эта идея была сыровата. Да, она была странновата и давала много вопросов в дальнейшем. Да, она слишком сильно повредит Саре. Идея эта Уолтеру не очень нравилась, но было в ней два плюса: во-первых, она сработает безотказно и быстро, а Сару нужно убрать как можно скорее, во-вторых, у него есть Маккартни, и она-то и сыграет свою роль в этой неприятной, но, увы, необходимой сцене.

Ни о чём не подозревающая Сара выпила тот стакан воды, который Уолтер предложил ей вместо очередной порции кофеина, и уехала домой немного поспать. Доза снотворного, растворённого Уолтером в стакане, была достаточной для того, чтобы они с Рэйчел успели съездить в квартиру Хоффмана, поискать и найти там то, что нужно, вернуться в отдел и вызвать Прайса с товарищами из отдела внутренних расследований. Сара, приехавшая на работу, кляня себя за чрезмерную сонливость, разумеется, опешила, узнав, что Рэйчел с Уолтером уже побывали в квартире Хоффмана. Без неё. И вообще не поставив её в известность. А ведь она, вообще-то, главный детектив по этому делу и их, как бы это ни звучало, начальник.

Рэйчел тогда списала реакцию Сары на её виновность, что также было на руку Уолтеру. Ему было нелегко смотреть на то, как ничего не понимающая, убитая немыслимым обвинением и ни в чём не виноватая Сара пытается что-то сделать с ситуацией, но делает всё только хуже. Ему правда было жаль, что всё так складывается. И он действительно искренне надеялся, что Сара к ним вернётся, хотя сам не мог предугадать, как всё повернётся в дальнейшем.

То, что вещдок (положа руку на сердце, Уолтер признавал, что идея с расчёской была так себе, сомнительная и не очень убедительная, но у него просто не было времени и не было более подходящих вариантов; к тому же, в итоге она предстала в глазах всех как возмутительно нелепая и грубая, да и вообще некоторым было трудно поверить в то, что это действительно подстава, а не ошибка Сары, что какое-то время было Уолтеру на руку) обнаружила Рэйчел, было идеально. Если бы не она, Уолтер, пожалуй, не знал бы, что и делать. Право, не мог же он один поехать к Ричарду и якобы найти там это. Никто бы ему не поверил. Ну, по крайней мере, Сара бы точно поняла, что к чему. А так — Рэйчел, сама того не подозревая, запустила механизм, полностью подрывающий доверие к ней. И это было важно.

Что они получили в итоге?

Уолтер получил свободу действий. Сара получила отстранение, головную боль, абсолютное непонимание происходящего и Рэйчел, так неумело, но действенно зачем-то её подставившую. Рэйчел, хотя не сразу смогла в это поверить, получила для себя подозреваемого, а также возможность продолжать это становящееся всё более интересным расследование наедине с Корнетто. Прайс, который уже одной ногой был на пенсии и на отдыхе, получил фактически нож в спину якобы от Сары, кучу проблем и сомнений, а также необходимость принятия новых важных решений.

Теперь Корнетто предстояло очень много всего обдумать, и, понятное дело, последствия этого его решения будут довольно непростыми — и всё это предстояло разрешить. Но он добился того, что ему требовалось — Сара Эванс прекратила участие в расследовании и покинула отдел.

Нет, конечно, первостепенным фактором было то, что Сара слишком сильно мешала расследованию и раскрытию убийства Ричарда. Без неё всё станет проще. Но это была хоть и важная, но не единственная причина.

Чем больше Уолтер думал об этом, тем очевиднее это становилось. Нет, совершенно невозможно отказаться от того, что по праву должно принадлежать тебе. От того, чего ты так долго ждал. От того, что просто должно быть. Рэндалл принял неправильное решение. Эту неправильность надо было исправить.

Каждому своё место.

 

* * *

Рэйчел была несказанно удивлена и так же несказанно воодушевлена. Подумать только — оказывается, Сара Эванс вовсе не так идеальна, как она считала! И именно она, Рэйчел, нашла тому доказательство! Нет, конечно, это не дело — проводить обыск в квартире и вообще, как ни в чём не бывало, вести расследование, при этом зная убитого и бывая у него дома. Никому ничего не сказать — не лучшее решение для главы отдела. Никто такого не ожидал. Ни Уолтер, ни Рэндалл, ни, тем более, сама Рэйчел. Но раз уж так — чего только не бывает всё-таки! — тогда Сара сама виновата. И это хорошо ещё, что они с Уолтером нашли (ладно, она нашла) доказательство не совсем кристальной честности Сары сейчас — кто знает, куда бы всё это могло завести в дальнейшем.

Рэйчел только немного напрягало то, что Сара, разумеется, теперь настроена против неё (ещё бы), а заодно с ней и Митчелл, который, как она поняла, всегда на стороне Эванс. Но разве она виновата в том, что она нашла то, что она нашла? Вон и Уолтер подтвердит — факт есть факт. Правда, ей пару раз показалось, что в разговорах Уолтер подчёркивает то, что именно она нашла тот вещдок (не они, а именно она) — но она не придала тому особенного значения, ведь так и было на самом деле. Сара Эванс в её глазах значительно потеряла. Как можно было так поступить? А ещё глава отдела. Да, Рэйчел определённо стала относиться к Саре гораздо хуже.

Однако то, что произошло в квартире Хоффмана, стало навязчиво подталкивать Рэйчел к определённым выводам. Страстно желая найти убийцу Хоффмана, а также найдя доказательство причастности Сары к этому делу, Рэйчел, сама того не осознавая, стала искать что-то ещё против Сары.

А ведь Рэйчел была неглупа. Потому и нашла.

Да, реакцию Сары можно было бы и не считать. Но то, что Оуэллс отказался сотрудничать, узнав, что дело ведёт Сара, то, что тело Ричарда передвинули на их территорию, то, что нет никаких улик и то, что великолепная Эванс до сих пор не может раскрыть дело, вполне логично натолкнули Рэйчел на определённые выводы. А что, почему нет? Возможно, это самое дерзкое преступление, которое им приходилось расследовать. Да, возможно, Сара Эванс убила Ричарда Хоффмана. Это многое объяснило бы.

На свою голову Рэйчел решила поделиться с Уолтером своими соображениями.

Признаться, тот не ожидал от неё такого. В его глазах она была смышлённой, симпатичной девчонкой, по воле случая втянутой в водоворот его дела, не более. Но тут она вдруг стала думать, сопоставлять и делать выводы. И, признаться, ему это было совершенно не нужно. Особенно, учитывая, что именно она решила связать воедино.

Конечно, Уолтер сначала изображал возмущение и недоверие. Разумеется! Ещё не хватало, чтобы он проявил хоть каплю подозрения по отношению к Эванс. Чтобы потом это как-то всплыло и принесло ему новых проблем? Нет уж, увольте. Поэтому Уолтер с самого начала подозрений Маккартни и до самого конца этого дела твердил всем, что он во всё это не верит и что Сара невиновна. Тем самым он обеспечивал себе тыл, который мог ему пригодиться в дальнейшем.

Ещё не осознавая, что именно может его ждать, Уолтер каким-то шестым чувством понимал — схема Маккартни-Эванс ещё далеко не закончена, и над ней надо поработать. На всякий случай, на будущее. Поэтому он и послал Рэйчел к Прайсу. В итоге и Рэндалл, и Райан были в курсе того, что девчонка, непонятно, откуда взявшаяся, обнаружившая то, что отобрало у них Сару, теперь всерьёз считает её убийцей и пытается убедить в этом остальных. Даже Прайса. Да, действительно, всё это выглядело довольно странно.

Рэйчел же чувствовала, что она на верном пути. Поделившись своими мыслями с Корнетто и даже с Прайсом, она не ощутила особой поддержки, и она понимала, почему. Всё-таки они работали с Эванс много лет, им сложно во всё это поверить. Это понятно. Но тогда тем более, она, Рэйчел, которая мало знает их всех и не может поддаваться каким-то там дружеским чувствам, должна трезво оценить всё со стороны и понять, что тут у них происходит. И Рэйчел была права. Права во всём — особенно в том, что люди, столько лет работающие вместе, вряд ли допустят мысль о том, что виновен кто-то из своих.

Уолтер тоже знал это.

Права она была и во всём, что говорила Корнетто и Прайсу. Да, всё это вполне могло быть свидетельствами того, что убийство — дело рук человека из полиции, а если конкретнее — из этого самого отдела.

Но тут Рэйчел совершила свою вторую большую ошибку. Ошибку, которая совершенно точно стоила ей жизни.

Все её доводы и выводы были правильными. Но она отнесла их не к тому человеку.

 

* * *

Рэйчел была права — тело действительно оказалось на территории, закреплённой за ними, не случайно. Разумеется, тогда Уолтер сразу решил, что дело должны расследовать именно они. Точнее, он. Она вообще была права во всём — только она приписала всё это Саре, об этом он позаботился. Рэйчел, нашедшая тот вещдок, не могла и мысли допустить, что Уолтер, который тоже был с ней в квартире Хоффмана, незаметно для неё подкинул его туда. Потому что она сама нашла. Это психология. Сама! И сама же стала подозревать Сару. Когда ты сам что-то находишь, узнаёшь, понимаешь, у тебя к этому больше доверия.

То, что произошло в квартире Хоффмана, хоть и не было для Уолтера слишком приятным, однако дало ему очень много плодов. Казалось бы, такие простые действия, а какие результаты!

Во-первых, Сара больше не вела это дело, не маячила здесь, не думала, и это давало Уолтеру свободу. Во-вторых, дело перешло полностью в его руки. В-третьих, он, наконец-то, заслуженно занял кабинет Прайса. В-четвёртых, Сара теперь, мягко говоря, с недоверием относилась к Рэйчел, да и Райан тоже. В-пятых, Рэйчел чувствовала то же самое по отношению к Саре. Учитывая, что обе невиновны, это было забавно наблюдать.

Когда Рэйчел рассказала ему о своих подозрениях и выводах, Уолтер понял, что с этим надо что-то делать. Просто так это нельзя оставлять, не то девчонка может принести ему какие-нибудь проблемы. Теперь Маккартни погрязла в этом деле, и хоть судьба её ему пока неизвестна, вряд ли её ждёт что-то хорошее. По крайней мере, разбираться с Сарой и вещдоком, а также с её подозрениями ей точно предстоит. Уолтер отправил её к Прайсу. Разумеется, у него и в мыслях не было выставлять Сару убийцей. Но раз уж зашла об этом речь, он решил это использовать. Не против Сары — это было бы глупо и бессмысленно, но против самой Рэйчел. Уолтер ещё не знал, что он будет в итоге с ней делать. Она была ему симпатична, и она правда пригодилась бы им. Но в такой ситуации, какая сложилась у них, оставить её, наверное, не получится. Пока он правда не знал. Но на всякий случай подготовил почву — в случае чего, и Прайс, и Райан, и, конечно же, Сара, будут на его стороне, а не на стороне Маккартни, которая пытается всех убедить в виновности Эванс. По сути, это было ему на руку. И хотя Рэйчел на самом деле не обвиняла Сару открыто, а лишь рассказала ему и Прайсу о своих предположениях, Уолтеру не составило труда представить всё так, словно она её активно обвиняет и пытается доказать её вину. Пусть все знают, что она настроена против Сары — возможно, в итоге это ему пригодится.

Он знал, что рано или поздно или Маккартни захочет попросить о помощи Митчелла, или Митчелл захочет увидеть Маккартни. Он ни в коем случае не мог этого допустить. И хотя Рэйчел он сказал, что так будет хуже только для неё, ведь Райан явно недоброжелательно к ней отнесётся в связи с ситуацией Эванс, причина у него была совсем другая. Райан был умным и довольно проницательным парнем, и в людях он разбирался достаточно неплохо. Уолтер не сомневался — увидев милашку Маккартни, и, тем более, поговорив с ней, он поймёт: она здесь не при чём. А учитывая его вполне обоснованный и, что уж тут скрывать, правильный вывод о том, что никакая Вирджиния или Одри не оставляли ничего в квартире Хоффмана, а сделал это тот, кто нашёл ту вещь, тот, кто был тогда в квартире — для Уолтера встреча Рэйчел и Райана абсолютно противопоказана. Ведь кроме Рэйчел тогда в квартире с ней был только Уолтер, и никого более. А если это не Рэйчел, то… Да, Райан поймёт, что к чему. Особенно теперь, когда после этого Уолтер занял место Сары. Безусловно, их встречи нельзя допустить. Уолтер не сумасшедший, чтобы подписывать себе приговор.

А вообще Маккартни молодец. И если бы всё сложилось иначе, если бы она не нашла этот вещдок, указывающий на Сару, если бы не была благодарна Уолтеру за то, что он с самого начала хорошо к ней относился, если бы не расследовала сейчас вместе с ним это дело, если бы не доверяла ему так, как сейчас, — вполне возможно, она бы поняла, что ошибается. Не в выводах, но в том, к кому они ведут. Тогда же она даже мысли не допускала, что во всём этом замешан Уолтер, а не Сара. И он должен был проследить, чтобы так и оставалось.

 

* * *

Рэйчел так хотела понять, что же происходит, что была готова на всё. Встречу с Митчеллом ей устроить не удалось, и теперь она усердно работала над бумагами. Но когда Уолтер уехал и оставил её одну корпеть над отчётом, она поняла, что не на это сейчас надо тратить время. Быстро закончив работу, она отпросилась у Корнетто и поехала к Одри Паркер. Она знала, что это может не понравиться Уолтеру, но ничего не могла с собой поделать. А что, если она сможет узнать что-то важное? Это перевешивало любое возможное недовольство Уолтера.

Рэйчел оказалась права — Одри ни за что не стала бы разговаривать с человеком из полиции, с Сарой или Уолтером, но милая, сразу честно рассказавшая, кто она и зачем здесь, Маккартни смогла убедить Паркер впустить её. Невозможность использования полученной информации в ходе расследования (ведь Рэйчел была здесь совершенно неофициально), схожий возраст, знания психологии (не зря всё-таки училась), честность и рассказ о себе позволили им с Паркер поговорить. И хотя конкретных имён названо не было, причины поведения Паркер Рэйчел вполне уяснила. И вообще узнала, что к чему. Хоть что-то — по крайней мере, это явно больше, чем могли бы вытрясти из неё официально.

Однако Уолтеру не понравилась её самодеятельность. Результаты его не особо впечатлили, а вот факт того, что она, ничего ему не сказав, взяла и поехала к Паркер, похоже, сильно его разозлил. Рэйчел и сама понимала, что поступила не совсем правильно. Всё же Уолтер теперь глава отдела, и она, так искренне радовавшаяся этому, должна была его предупредить. Но она знала, чувствовала, что тот не одобрит её идею. Поэтому она ничего не сказала.

Как бы то ни было, всё уже позади.

Зато им удалось наведаться к Оуэллсу и покопаться в его вещах. Конечно, они не могли ничего унести, но сфотографировать — запросто. Очень кстати у него дома обнаружилась газетная вырезка про Ричарда Хоффмана — когда они получат ордер на обыск, это им пригодится. Разные записи и дневник были весьма любопытными, но вроде как не относящимися к делу. Только вот адрес Манченцо заинтересовал и Рэйчел, и Уолтера. Если обнаруживается какой-то новый человек, его всегда надо проверить в связи с делом. Вернувшись в отдел, Рэйчел распечатала и начала изучать сделанные фото записей, Уолтер сначала поговорил по телефону (наверняка и Сара, и Райан также не одобрили её визит к Паркер), затем вернул ей отчёт, сказав, что нужно исправить и добавить. А ещё забрал фото записки с адресом Манченцо и поехал проверять его. Правда, предварительно несколько раз напомнив Рэйчел не заниматься самодеятельностью. При этом Маккартни он с собой не взял, что её сильно расстроило. Но она не решилась проситься с ним.

Рэйчел видела, что Уолтер стал меньше ей доверять. Ей хотелось это как-то исправить, хотелось принести пользу, но большее, что она могла сделать на тот момент, это исправить неточности в отчёте и дополнить его. Ей так хотелось довести его до идеального, что она стала уточнять все даты и всё время. Она даже позвонила в морг, чтобы записать время посещения его Эванс и Маккартни, а также заодно и Корнетто.

Лучше бы она этого не делала.

Потому что Уолтер не был в морге.

Вообще.

Рэйчел вспомнила про Вирджинию. Теперь ещё и это. Уолтер не ездил к Вирджинии, но Саре сказал, что ездил, и что там ничего интересного. С моргом то же самое. Мозг Рэйчел усиленно пытался справиться с полученной информацией и не хвататься за первые попавшиеся мысли и подозрения, но получалось плохо. Где-то хлопнула дверь, и Рэйчел вздрогнула от неожиданности.

Чёрт побери, что это значит, Уолтер Корнетто?

 

* * *

Какое своеволие!

Уолтеру жутко не понравился тот факт, что Рэйчел начала самостоятельно принимать решения, не ставя его в известность. А если бы она решила навестить Митчелла? Просто возмутительно. Только этого ему не хватало.

Сара и Райан также не особо порадовались этой новости, но, конечно, по другим причинам. Как бы то ни было, Рэйчел своим поступком только сделала себе хуже — эта её самостоятельность, граничащая с наглостью (как можно было ему ничего не сказать), только лишний раз вызвала у Сары и Райана подозрения и недовольство. Безусловно, ей это не пойдёт на пользу.

Оуэллс не переставал удивлять Уолтера. Вырезка с Хоффманом, конечно, была на месте, но кроме того они нашли его дневник, чего Уолтер никак не ожидал. Не у такого человека. Дневник, прости господи. Но это было важно — и Уолтер тщательно пробежал глазами каждую его страницу, но, к счастью, не нашёл ни слова про себя или про их сделку. Только вот записка эта, выпавшая из дневника, возможно, имела некую ценность. «Я могу тебе помочь. Олив. Манченцо». Если это как-то связано с ними, то, разумеется, надо это уничтожить и удостовериться, что этот Манченцо не представляет угрозы. Как неудобно. И откуда он взялся? Мартин ни слова не говорил о нём. Он вообще не должен был ни с кем контактировать, и уж, конечно, не смел заикнуться о сделке. Так что это ещё за Манченцо, который, видите ли, может ему помочь? В чём же, интересно?

Как назло, Рэйчел тоже успела заметить выпавший листок бумаги и заинтересовалась им. Ничего не поделать, пришлось в итоге сфотографировать и его, конечно. Разумеется, потом он уничтожит его и удалит с телефона все фотографии. Но пока не стоило вызывать подозрений Маккартни.

Вернувшись в отдел, Рэйчел засела за фото дневника, не переставая удивляться необычности характера Мартина Оуэллса и несоответствию его записей его образу жизни и деятельности. Да, и такое бывает. Поговорив с Сарой и Райаном, Уолтер решил, что надо от греха подальше забрать у Рэйчел адрес Манченцо — а то вдруг решит сама его проверить. Поразмыслив, что тот не представляет угрозы, — всё-таки Оуэллс не такой дурак, чтоб допустить это — он решил, что лучше ему и не показываться этому Манченцо. Мало ли что! Нехорошо будет, если тот его потом опознает или скажет, что Уолтер к нему наведывался.

На всякий случай он свяжется позже с Оуэллсом и узнает подробнее, что к чему. А пока — пока он забрал фото записки у Маккартни и несколько раз сказал ей ничего без него не делать. Всё же его правда волновал этот вопрос.

Та, видимо, чувствуя, что не стоило ездить к Паркер без разрешения, слава богу, не просилась ехать с ним к Манченцо. Разумеется, он бы её не взял, но так хоть не пришлось отказывать. Оставив Маккартни наедине со скучным отчётом, он уехал. К Манченцо — но, конечно, не к нему. Этот адвокатишка уже не так сильно его волновал — а вот то, что он не может дозвониться до Оуэллса, волновало его куда больше. Дома его тоже не было. Чёртов ублюдок, неужели решил слиться? Уолтер был зол. Маккартни в отделе закончила отчёт, и Уолтер решил отправить её домой, пусть выспится. Кто знает, что она может ещё надумать, если будет без дела болтаться в отделе.

Так и не связавшись с Оуэллсом, Корнетто плюнул на всё и в итоге тоже поехал домой спать. За последние дни спал он очень мало. Поспишь тут, пожалуй, когда то одно, то другое. Но и в этот раз особо выспаться ему не удалось — несмотря на дикое желание заснуть, ему удалось сделать это только под утро — организм уже так привык. На следующий день Уолтер приехал в отдел не очень добрый и не очень выспавшийся, мягко говоря. Почему-то именно в это утро он осознал, как же он устал. Как его достало это дело и все, кто с ним связан. И все эти проблемы, которые, кажется, никогда не кончатся. Чёрт побери, Уолтер Корнетто устал — а это редкость для него. Маккартни, которая вообще-то должна была быть выспавшейся и отдохнувшей, выглядела не лучше Корнетто. Оба провели эту ночь в раздумьях, и не очень-то весёлых.

А потом началось.

Позвонила Сара, которая решилась, наконец, вопреки всем возможным последствиям чётко обвинить Маккартни в подставе. Уолтер не ожидал, что она решится рискнуть. Видно, совсем её там замучали.

На самом деле он что-то совсем расслабился и перестал ожидать от людей того, что они потом делают. Он не ожидал, что Ричард решится его убить. Что Рэйчел начнёт проявлять сообразительность и самостоятельность. Что Сара плюнет на всё и напишет официальную бумагу.

Чёрт, кажется, он начал недооценивать людей. Неужели стареет? Не дело это.

Сара просила его о помощи, просила всё подписать и вытащить её оттуда. Но Уолтер не планировал возвращение Сары так скоро. По крайней мере, до того, как это дело будет закрыто. До того, как Мартин придёт к нему и во всём признается, теперь уже по-нормальному. Но отказывать ей тоже было опасно. Разве он мог бросить её там? Не зная, что ему делать, и что повлечёт за собой более серьёзные последствия — возвращение Сары и обвинение Маккартни или отказ помочь Саре — Уолтер крутил в руках телефон Рэйчел, с которого звонил Эванс.

Крутил и докрутился.

В исходящих вызовах он нашёл телефон морга.

Рэйчел, в погоне за точностью в отчёте звонила в морг, чтобы уточнить время прибытия сотрудников, это несомненно. И, разумеется, ей сказали, что Уолтера там не было и в помине. Хотя он им сообщил обратное. Вот же чёрт.

Ещё немного, и Рэйчел может начать догадываться, что её выводы подходят не только к Саре, которая не зря всё отрицала, но и к нему, Уолтеру.

Ладно. Пусть Сара вернётся. Она всё равно уже не ведёт это дело, и когда Оуэллс придёт, она не сможет встрять. И он закроет это дело, будет здесь Эванс или нет. Она уже не повлияет на расследование смерти Хоффмана. Пусть сколько угодно ищет доказательства против Рэйчел — сейчас его это не волнует. Присутствие Сары ему не сильно теперь помешает. В любом случае, у Сары, проработавшей с ним столько лет, до сих пор не возникло мысли, что Уолтер в чём-то замешан, и вряд ли уже возникнет. Столько лет бок о бок, в том числе и в довольно опасных ситуациях, очень сильно мешает зарождению подозрений. Подозрительных мыслей просто не возникает. И это входило в расчёты Уолтера, хоть тут он не ошибся.

А вот присутствие Рэйчел, совсем его не знающей и оттого могущей подумать на его счёт что угодно, ездящей к Паркер, звонящей в морг и страстно желающей раскрыть это дело, ему больше не нужно. Кто знает, может, следующей её идеей будет навестить в больнице Райана и поделиться с ним своими подозрениями?

Так что Уолтер перезвонил Саре и сказал, что приедет. Заглянув к Рэйчел, не подозревающей о том, что её ждёт, Уолтер бросил пару фраз про Оливера Манченцо для занесения в отчёт и уехал.

Сара была жутко рада его видеть. Ещё бы.

Теперь против Рэйчел были официальные обвинения, подписанные Эванс и самим Уолтером. И что бы она там ни отрицала, что бы она ни говорила, ей уже вряд ли что-то поможет. Сара и Райан не на её стороне. И Уолтер тоже. Теперь, когда она стала подбираться слишком близко, Уолтеру она больше не нужна. Он разочарован, да.

Ему не хотелось до этого доводить, но она оказалась слишком настырна — и если ничего не сделать, она будет продолжать копать и копать, и кто знает, какую ещё мелочь упустил Уолтер и какую обнаружит Рэйчел? И добавит её в копилку своих подозрений, теперь уже явно идущих в правильном русле. Кто знает, насколько далеко она зайдёт в своём азарте и рвении докопаться до истины? Этого нельзя так оставлять. Уже совсем скоро за ней приедут и увезут так же, как Сару, но только шансов оправдаться у неё будет гораздо меньше. Фактически, их не будет вообще. Что бы она ни сказала и кого бы ни пыталась обвинить. Да, он уже видит, как меняется её миловидное лицо, когда она понимает, в чём её обвиняют. Понимает, но сделать уже ничего не может.

Прощай, Рэйчел Маккартни.

 

* * *

Оливер. Оливер Манченцо. Боже.

Рэйчер затрясло.

Не может быть. Не. Может. Быть.

Пожалуйста, только не это.

Руки её безвольно упали на стол. Каждая секунда, отсчитываемая стрелками висящих на стене часов, громко отдавалась в голове Рэйчел, заглушая её мысли.

Как? Как такое возможно? И возможно ли?

Но она знала, что возможно. Она знала, что это и есть истина, которую она так искала. Конечно, она была права. Права, но слепа. И поэтому всё зашло так далеко. Поэтому Сара Эванс, прекрасная Сара Эванс сейчас не здесь, по её, и только по её вине.

Боже, да она была только пешкой в руках Корнетто! Она сама себе копала могилу. Себе и Саре. Под чутким руководством Корнетто.

Оуэллс отказался признаваться не потому, что дело вела Сара, а потому, что его вёл не Корнетто. Разумеется, тело на их территории оказалось не случайно, только Сара тут вовсе не при чём. Конечно, никаких улик нет — неужели Уолтер мог об этом не позаботиться? Боже, да зачем ему ездить к Вирджинии, или в морг, или к Манченцо — ему это совершенно не нужно! А его первоначальная уверенность в невиновности Хоффман — вовсе не признак симпатии, он просто знал, что она не убивала Ричарда. Конечно, он не хотел привлечения Рэйчел к расследованию — зачем ему лишний человек в деле? Которое, конечно же, он планировал закрыть сам. Но Прайс назначил Эванс, Оуэллс отказался от признания, и всё пошло не так. Тут-то и пригодилась Маккартни — наивная Маккартни, с радостью нашедшая всё, что нужно, и отправившая Сару подальше от расследования. И от должности заодно. О, разве могла Уолтеру понравиться самодеятельность Рэйчел в этом расследовании? Боже, боже, ну как она могла быть так зациклена на Саре и не видеть того, что у неё перед носом? Как она могла настолько доверять Корнетто, что ей даже в голову не приходило хоть на секунду его в чём-то заподозрить? Как?!

Господи, не слишком ли поздно?

Рэйчел не знала, сколько времени она так просидела — может, десять минут, может, час. Время перестало существовать.

Звонить Рэндаллу Прайсу смысла нет — он далеко и ничего не сможет сделать. Да ещё и не поверит ей.

Нет. Она должна срочно поговорить с Сарой. И только с ней. Должна лично её увидеть. Это не телефонный разговор.

Только бы не было слишком поздно.

Рэйчел забегала по кабинету, собирая вещи. Слава богу, сегодня она на машине. Схватив ключи, она метнулась к двери и столкнулась с вернувшимся Корнетто.

— Куда собралась, Маккартни? — добродушно спросил её тот.

Сердце Рэйчел сильно стукнуло один раз и на какое-то время замерло. Ей вдруг стало по-настоящему страшно. А что, если он знает, что она знает?

— М-м-м, — как назло, в голову не лезло ничего убедительного. — Я скоро вернусь, — ляпнула она и жутко побледнела.

— Всё ясно с тобой, Рэйч.

Уолтер сделал шаг вперёд, и Рэйчел непроизвольно отшатнулась.

Конечно, он знает.

Зловещая тишина повисла между ними, но Уолтер был спокоен, а вот Рэйчел разрывалась на части от паники.

— Что ясно? — она решила как-то потянуть время. Ей бы только добраться до машины.

— Всё, — пожал плечами Уолтер и сделал ещё шаг по направлению к ней.

Тут нервы Рэйчел не выдержали, и она рванула напролом: мимо Уолтера, к спасительному выходу. Но не вышло. Корнетто схватил её сильной рукой и притянул к себе. Рэйчел в жизни ещё не чувствовала такого страха. Тот Уолтер Корнетто, который держал её сейчас в руках, напугал бы до смерти кого угодно. Сила, власть, беспощадность — и абсолютное спокойствие. Страх буквально парализовал её, не давал ей дышать. Боже, как же она была глупа. Теперь уже слишком поздно.

— А ведь ты мне нравилась, Рэйчел Маккартни.

 

* * *

Подписав бумаги против Маккартни, Уолтер от Сары направился обратно в отдел. Он должен был быть там раньше тех, кто за ней приедет — должен был при этом присутствовать. Ему всё ещё было не по себе от того, что они сделали — теперь Рэйчел придётся очень несладко, вероятно, она этого не заслужила. Размышляя о звонке Рэйчел в морг, Уолтер рассеянно смотрел на дорогу. Чёрт, как же он не подстраховался-то? Надо было потратить время и съездить тогда всё-таки. Хотя и мало приятного смотреть на труп человека, которого ты задушил, и делать вид, что внимательно его изучаешь. Надо было. Кто ж знал, что она окажется такой дотошной и начнёт всё проверять? Тут Уолтеру пришла в голову ещё одна неприятная мысль. А ведь морг — не единственное, чем он принебрёг. А что, если…

Уолтер связался с Вирджинией Хоффман и был с ней настолько любезен, что смог выяснить то, ради чего звонил. И, чёрт побери, он не зря это сделал.

Рэйчел знает, что он не приезжал к Вирджинии. Она сама ей сказала об этом, как-то так зашёл разговор. Неважно, главное — она знала это ещё тогда. Но ничего не сказала Саре, ничего не спросила у него. Решила поиграть в детектива, значит?

Теперь ещё этот морг.

Да, он не зря подписал бумаги — Рэйчел подобралась ближе, чем он думал. Вирджиния, морг — если бы, не дай бог, ей стало известно что-то ещё, пришлось бы принимать более серьёзные меры.

Как же хорошо, что Сара всё-таки выдвинула обвинения. Иначе Маккартни стала бы проблемой посерьёзнее Эванс.

Настроение Уолтера значительно испортилось. Он недооценивает людей, пренебрегает какими-то деталями, которые потом открываются. Что с ним, чёрт возьми? Он совсем расслабился. А ведь дело ещё не закончено. Маккартни, эта девчонка, уже в курсе двух его упущений — но она явно ещё никому ничего не сказала. Но всё равно… Плохо. Очень плохо. Уолтер был очень недоволен собой. Да и Рэйчел тоже. А что, если ей известно что-то ещё? Если она снова решила проявить самодеятельность? Он вспомнил, что она показалась ему какой-то напряжённой в последнее время. Чёрт, она ему совсем разонравилась.

Дождь хлестал по лобовому стеклу. Стеклоочистители работали без устали, но видимость всё равно была плохая. Не переставая думать о Маккартни, Уолтер смог наконец дозвониться до Оуэллса — тот всего лишь потерял телефон. По крайней мере, сказал так. Всё было в силе. Уолтер спросил у Мартина про Манченцо. Какого чёрта у него в доме валяются записки от адвокатов с предложениями помочь? Мартин сначала замялся, потом сказал, что это не представляет абсолютно никакой угрозы сделке и что на это можно вообще не обращать внимания.

— Ты в этом уверен?

— Совершенно. Слушай, это было просто дружеское предложение помощи. Ей показалось, что у меня проблемы, и она захотела помочь. Разумеется, мы больше не виделись, и она абсолютно ничего не знает.

— Она?

— Что?

— Она? Разве не…

— Оливия Манченцо, моя давняя знакомая. А что?

— Оливия, значит.

Уолтер бросил трубку и резко затормозил. Нервы его не выдержали, наконец. Психанул.

Оливия.

Маккартни… Чёрт побери, Маккартни!

Он вспомнил, как вытянулось её лицо. Да, он ещё тогда удивился, как она могла забыть имя Манченцо. Вспомнил, как она достала ручку с блокнотом у Оуэллса в квартире и всё же успела переписать адрес Манченцо, как он теперь понял. И то, что он забрал фото записки с адресом, не лишило её возможности самой съездить к Манченцо.

И выяснить, что это никакой не Оливер, а Оливия. Да, теперь Уолтер знает, что это Оливия. Сильнейший адвокат Оливия Манченцо. Которая может знать чёрт знает что, раз хотела помочь Оуэллсу — разумеется, в связи с делом Хоффмана и Корнетто — и которая могла чёрт знает что рассказать Рэйчел. Хотя в её же интересах молчать. Однако важнее всего не это, а то, что Рэйчел опять-таки знает — он снова солгал, и на этот раз гораздо серьёзнее. То, что Уолтер не ездил к ней, более того, даже не поинтересовался узнать полное имя Манченцо (чёрт возьми, ну ведь «Олив.» — очевиднее всего Оливер! подстава-то), и вообще заявил, что Манченцо — пустышка и не представляет никакого интереса, лишь бы отвлечь внимание Маккартни и кого бы то ни было от лишнего человека в деле Хоффмана… Да, в совокупности со всеми её догадками, которые она теперь могла примерить на Уолтера, с его не-визитами к Вирджинии и покойному Ричарду это точно стало последней каплей в медленно, но верно зарождающихся подозрениях Рэйчел. И подписало ей приговор.

Чёрт побери, Маккартни. Кажется, теперь придётся тебя убить.

Уолтер выжал максимальную скорость и рванул в отдел.

 

* * *

— А ведь ты мне нравилась, Рэйчел Маккартни.

В его голосе было и сожаление, и разочарование. Эта фраза жутко напугала Рэйчел, но также и отрезвила её. Сбросив оцепенение, она попыталась вырваться, но разве могла она сопротивляться стальной хватке Корнетто? Понимая, что секунды её сочтены и нужно срочно что-то делать, она пронзительно закричала. Уолтер, конечно, зажал ей рот одной рукой, отчего на несколько мгновений непроизвольно ослабил хватку другой руки. Рэйчел использовала свой шанс и, приложив просто неимоверные усилия, смогла вырваться. Ещё до конца не веря в происходящее, она помчалась на улицу, к спасению. Там-то он точно не посмеет причинить ей вред. Выбежав на воздух, он обнаружила, что, увидев Корнетто, машинально засунула ключи от машины, которые держала в руке, в карман джинсов. Слава богу. Рэйчел дрожащими руками отключила сигнализацию и запрыгнула в машину. Нужно срочно уезжать, понимала она, но и позвонить Саре тоже нужно. Она должна быть в курсе, что сейчас происходит. Или лучше просто позвонить в полицию? Ведь её жизни угрожает опасность! Одной рукой пытаясь завести машину, а другой — вытащить застрявший в кармане джинсов телефон, Рэйчел увидела, что Уолтер уже не просто на улице — он садится в свою машину. От испуга Рэйчел моментально забыла про телефон и вдавила в пол педаль газа. К счастью, в этот раз проблем с машиной не возникло, и она рванула прочь от Корнетто. Дождь заливал лобовое стекло, но включить стеклоочистители Рэйчел элементарно не приходило в голову — страх и паника лишили её возможности думать о чём-то ещё. Поглядывая в зеркало заднего вида и с ужасом понимая, что Уолтер не просто не отстаёт, но и постепенно нагоняет её, Рэйчел паниковала всё больше и больше.

Конечно, вчера она поехала не спать, как отправил её Корнетто, а к Манченцо. Оливия Манченцо оказалась весьма интересным персонажем — отличный адвокат, берущийся за самые сложные дела и всегда выигрывающий их, защищающий ошибочно обвинённых, спасающих их жизни. Но она не сказала ей ни слова. Полностью отказалась сотрудничать. Как бы то ни было, Рэйчел показалось дико странным то, что она связана с Оуэллсом. Похоже на то, что его заставили прийти и признаться. И он на самом деле невиновен. Рэйчел очень хотелось узнать мнение Корнетто на этот счёт. И каково же было её изумление, когда Уолтер брякнул что-то про Оливера, заявив, что он совершенно неинтересен для дела!

Разумеется, он не ездил к Оливии. И не взял Рэйчел не потому, что она потеряла его доверие из-за Паркер, а потому что ему вообще это было не нужно. Она была не нужна ему в этом деле с самого начала. Вспомнив все свои подозрения, которые она ошибочно направила на Сару, но которые идеально подходили и Уолтеру, вспомнив то, что она знала о Вирджинии, морге, а теперь ещё и эту вопиющую ложь о Манченцо, Рэйчел наконец-то сложила правильную картину. Но слишком поздно.

Сейчас, тщетно пытаясь оторваться от Корнетто по мокрой, скользкой дороге, она ясно это чувствовала: слишком поздно.

Ей удалось вырваться из его тисков, оттянуть то, о чём она даже думать боялась, но теперь ей деваться почти некуда. Надо было бежать в людное место, а не садиться в машину. Сбив что-то на дороге (Господи, это ведь был какой-нибудь дорожный конус, правда? Она ведь не сбила никого живого?), Рэйчел, наконец, догадалась включить стеклоочистители. Видимость стала лучше, и она слегка приободрилась. Если сосредоточиться на дороге, а не на том, что с каждой минутой машина Корнетто становится всё ближе к ней, то у неё, возможно, и есть шанс. Надо только доехать до Сары. Или хотя бы до какого-нибудь людного места. Сейчас, как назло, на улицах было довольно пустынно — дождь разогнал всех по домам. Руки Рэйчел вцепились в руль, глаза впились в дорогу, разум её почти полностью заволокла дымка ужаса, а сердце неистово пыталось пробить грудную клетку.

Конечно, он убьёт её. Она — единственное, что может помешать ему в его деле. Более того, не просто помешать. Она — реальная угроза его разоблачения, она и только она представляет для него такую опасность, что он, разумеется, пойдёт на всё, чтобы заставить её замолчать.

Вариантов не много.

Рэйчел поняла — если она погибнет, никто так и не узнает правды. Кто Уолтер Корнетто на самом деле. Какой он. И почему дело Ричарда Хоффмана так запуталось. Никто и никогда ничего не узнает! Почему-то этот факт напугал Рэйчел больше, чем угроза её жизни. Видимо, характер и воспитание Джейкоба Маккартни в соответствующей среде пересилили боязнь за себя. Он ведь продолжит, и никто ему не помешает! Она не может похоронить его тайну вместе с собой, хотя он именно на это и рассчитывает. Нет! Что угодно, но только не это. Корнетто не должен выйти сухим из воды. Только не это.

Только не он.

Мысль о том, что Уолтер может остаться безнаказанным, окончательно вывела Рэйчел из адекватного состояния. Она давила и давила педаль газа, словно это могло приблизить её к моменту, когда она взахлёб расскажет обо всём, что узнала, когда она положит конец делам этого подонка. Могло бы, конечно, но не на такой дороге. Машина начала вихлять, и Рэйчел снова посмотрела в зеркало. Уолтер вёл машину уверенно, спокойно и точно. Ещё бы, это же Уолтер Корнетто. И это не его хотят убить. Ненависть захлестнула Рэйчел. Она давно не испытывала этого чувства — а ведь оно такое сильное! Ненависть — да, именно она стала наполнять её. И это было хорошо — она вытесняла страх и притупляла панику.

Нет, Уолтер. Нет. Она не даст ему остаться ни в чём не повинным главой отдела, ещё много лет в дальнейшем ведущим двойную жизнь. Нет уж.

А ведь можно было догадаться, что его безупречная репутация таит под собой что-то ещё.

Рэйчел с ненавистью крутанула руль и выехала на более-менее прямую улицу. Теперь, наконец, можно достать телефон. Ежесекундно переводя взгляд с мокрой дороги на экран телефона и обратно, она нашла в телефонной книге номер Сары. В этот самый момент машина Корнетто поравнялась с машиной Маккартни — теперь он был слева, всего в метре от неё.

Он окликнул её, и она, испугавшись, непроизвольно крутанула руль вправо — к счастью, там как раз был проезд. Улица, по которой она мчалась теперь, медленно, но верно перетекала в узкую дорогу и поднималась вверх. Впереди была местная достопримечательность — красивая, чем-то похожая на горный серпантин, но опасная дорога. Рэйчел занервничала, поняв, что зря свернула из-за Уолтера — теперь она едет в совершенно ином направлении, удаляясь от своего пункта назначения, от Сары и от своего спасения. Дура, зачем же было сворачивать?! Паника, всё эта чёртова паника. Или Уолтер специально загоняет её в угол?

Рэйчел всегда боялась таких дорог. Ехать по ним на такой скорости и в такую погоду — самоубийство. Но остановиться или сбавить скорость она не могла — Уолтер неотступно следовал за ней. И свернуть никуда уже не могла. Вот же чёрт. Чёрт! Она в ловушке. Что ей делать? Продолжать мчаться в никуда, до тех пор, пока на каком-нибудь повороте машину просто-напросто не занесёт на скользкой дороге? Или, может, резко затормозить? Этого Уолтер явно не ожидал бы. Рэйчел уже хотела было так и сделать, но подумала, что удар машиной Корнетто может быть для неё слишком опасен. Конечно, он тоже пострадает. Если бы она точно знала, что он погибнет, пусть даже и вместе с ней, она бы затормозила. Но что-то подсказывало ей, что Уолтер живуч, и что она просто зря пожертвует собой.

А на самом деле стоило бы попробовать. Так у Рэйчел был бы шанс причинить Корнетто хоть какой-то вред, возможно, даже сильный.

Но она не использовала его — и зря. Потому что в итоге всё сложилось трагичнее, чем могло бы, реши она рискнуть. Трагичнее — но не для обоих.

Не решив до конца, что же ей делать, она, наконец-таки, набрала номер Сары. Послышались гудки, и у Рэйчел отлегло от сердца. Она уже приготовилась кричать ей всё то, что она хотела до неё донести, но крик застрял у неё в горле. Отвлёкшись на набор номера, она на какое-то мгновение перестала следить за дорогой — и этого мгновения было достаточно. Подняв глаза, Рэйчел увидела поворот и моментально вцепилась в руль обеими руками, выронив телефон. Но поворот был слишком крутым, дорога — слишком скользкой, скорость — слишком высокой, а паника — слишком сильной. Рэйчел изо всех сил поворачивала руль, но было уже поздно — машина с ужаснейшим звуком снесла ограждение и устремилась вниз. Рэйчел даже не успела осознать, что происходит — она только в последний раз заметила в зеркале машину Уолтера, а затем наступила темнота.

Уолтер резко затормозил. Постояв с минуту, он дал задний ход. Вернувшись вниз, к началу дороги, он поехал в объезд к месту, куда упала машина Рэйчел. Вскоре он её увидел — груда металла, не более. Уже не более. Он вышел из машины. Дождь хлестал вовсю, Уолтер мгновенно промок, но он не обращал на это ни малейшего внимания. Добравшись до машины, он увидел Маккартни.

Девушка была мертва.

— Вот и всё, Рэйч, — покачал головой Уолтер. — Вот и всё.

 

* * *

Когда Уолтер осознал, что Рэйчел, вероятнее всего, уже поняла, что к чему, он на максимальной скорости направился в отдел. Он очень надеялся, что она ещё никому не позвонила — мысль о том, что это может произойти в любой момент, подхлёстывала его давить на газ. Он очень надеялся, что Рэйчел решит лично съездить к Саре — а то, что она расскажет всё именно Саре, он не сомневался, — а не начнёт сначала названивать всем подряд по телефону. За звонок Саре Уолтер не очень беспокоился — её телефон изъят, а голосовой почтой Сара не пользуется. Но Рэйчел об этом не знала. Он надеялся только, что она не позвонит Прайсу или же вообще просто в полицию и не поедет к Митчеллу.

Слава богу, он успел вовремя — Рэйчел, конечно, догадавшаяся обо всём, как раз собиралась уезжать. Несомненно, к Саре.

Как же она испугалась, увидев его! Поняла, что он не просто так приехал. Да, она сильно запаниковала, особенно, когда он схватил её. Но, чёрт побери, потом она смогла-таки вывернуться, эта хрупкая грациозная птичка, как он не раз её про себя называл. Смогла, и, конечно, бросилась бежать. Вот этого Уолтер допустить не мог. К счастью, она рванула в машину — если бы побежала хоть в ближаший магазин, он бы ничего не смог сделать. Глупо, но ей было не до размышлений, это он понимал.

А потом началась эта езда. Если совсем уж называть вещи своими именами, то это было преследование… и загон в угол. Погода была на стороне Корнетто. Состояние Рэйчел — тем более. Но Уолтеру вдруг пришла в голову отвратительная мысль — а что, если не дозвонившись Саре, она напишет ей сообщение? Пары слов будет достаточно, чтобы Сара поняла суть. Поняла и поверила.

Он знал, что и Сара, и Райан, и все, если бы она постаралась, поверили бы Маккартни. Слишком много совпадений и странностей, слишком много неудачных стечений обстоятельств, мелочей и промахов, допущенных Уолтером — и главное, всё можно при желании проверить. Сара бы точно от него не отстала. А уж Райан — ведь его дорогая Эванс сидит там, и из-за кого? Вовсе не из-за милашки Маккартни, а из-за него, Уолтера Корнетто. Вот тот бы точно не отстал. И оба они убедили бы всех остальных.

Конечно, этого нельзя было допустить.

Уолтер прибавил скорость, и Рэйчел занервничала ещё больше. Он знал, что на такой скорости и на такой дороге, да ещё и в панике, Рэйчел не рискнёт отвлекаться на телефон. Он был прав. Впрочем, часто ли он бывал неправ?

Решив обезопасить себя, он вынудил Рэйчел повернуть не там, где она должна была повернуть, и тем самым они ехали уже не к Саре, а совершенно в другом направлении. В направлении той самой высокой дороги. Да, эта дорога не для такой погоды и не для такой спешки. И не для такого состояния водителя. Если быть совсем уж честным, Уолтер понял, чем всё это может закончиться, ещё когда машина Рэйчел знатно повихляла на прямой дороге. Возможно, именно потому он и подтолкнул её в направлении достопримечательности. Возможно — знать точно Уолтер не хотел. Как бы то ни было, всё уже произошло — так зачем копаться в себе и анализировать своё поведение?

Да, возможно, он знал, что скоро впереди будет крутой поворот, и что Рэйчел его вряд ли переживёт — но какая теперь разница, знал он что-то там или нет? Всё случилось практически само собой — теперь это выглядит несчастным случаем, фактически, им и является.

Когда он увидел, что Рэйчел не справилась с управлением и её машина, снеся ограждение, исчезла из поля зрения, когда всё это происходило, эти несколько безумно долгих секунд Уолтер чувствовал бесконечное сожаление. Он знал, что Маккартни не переживёт это падение. Ему было жаль её. Жаль, что всё так сложилось. Она была так молода! Ей просто очень, очень сильно не повезло. Просто дичайше.

Лучше бы она никогда не встречалась с ними.

Остановившись, Уолтер почувствовал, что произошедшее затронуло его больше, чем он думал. Не то что бы очень сильно, но… Но Маккартни ему действительно была симпатична. Пока не докопалась до истины. Но если быть совсем честным — то после этого ещё больше. Она доказала, что умна и сообразительна, что самостоятельна и смела, и это ему нравилось. Нравилось, правда. Потому-то сейчас ему было не то чтобы тяжело, но как-то не по себе. Давно с ним такого не было.

Встряхнувшись, Уолтер поехал назад. Хотя он знал, что шансов выжить у Рэйчел практически не было, он должен был убедиться в этом на сто процентов. Найдя то, что осталось от её машины, он увидел и её.

Слава богу, её тело пострадало не очень сильно. Если бы Уолтер обнаружил, что она пострадала так же, как и машина, которую буквально разорвало на части, то его бы мучало это ещё сильнее. Но нет, она визуально была почти как живая. Бледная, с закрытыми глазами, со струйкой крови, стекающей по белому лбу, она казалась ему ещё более хрупкой, чем при жизни. Хрупкая фарфоровая фигурка. Из тончайшего фарфора. Внезапно Уолтер почувствовал отвращение — и отвращение то было к Ричарду Хоффману. Если бы тот ублюдок не напал на него, милашка Маккартни была бы жива. Хотя, если разобраться, то ублюдком был и Прайс — не назначь он Сару вместо Уолтера, ничего бы этого не случилось.

А теперь он стоит над телом Рэйчел Маккартни, которая вовсе не заслужила такой кончины, и, кажется, жалеет обо всём, что произошло.

Рэйчел. Рэйчел Маккартни. Какая же она красивая. Красивая и мёртвая.

Уолтер покачал головой.

Эмоции ему не очень свойственны. И ему ещё жить и жить, так что не стоит сейчас поддаваться чему-то человеческому, что сейчас пытается из него вылезти — а то он, чего доброго, начнёт мучаться чувством вины и будет видеть её лицо перед сном.

Нет.

Нет и нет. Она, безусловно, достойна скорби. Но он не должен себе этого позволять.

Уолтер вздохнул, в последний раз взглянул на Рэйчел и поехал прочь от места происшествия.

Постепенно он снова обрёл трезвость мысли. Пытаясь не думать о Маккартни, он начал думать об Оуэллсе и о том, что это дело наконец-то можно будет закрыть со спокойной душой.

Ну, почти спокойной.

Уолтер знал, что другого выхода у него не было. Знал, что теперь, когда Рэйчел всё поняла, ему всё равно пришлось бы как-то от неё избавиться. Он был почти рад, что всё так сложилось, и ему не пришлось ничего делать самому. Всё-таки он не любитель подобного. Да и Маккартни была настолько мила, что ему было бы, пожалуй, даже тяжело. Но несчастный случай — то, что нужно. Судьба благоволит ему. Хотя жаль её, конечно.

Но ничего не поделаешь.

 

* * *

Всё закончилось, и уже совсем скоро Сара должна была вернуться в родной отдел. Но она не чувствовала радости по этому поводу. Её настолько переполняла усталость, что на другие чувства просто не было сил.

Она устала. Она безумно, дико устала, и теперь, пожалуй, понимает Прайса лучше, чем раньше. Ей хотелось только одного — чтобы всё это закончилось раз и навсегда, и как можно скорее. Она устала недоумевать, устала винить себя, устала пытаться найти объяснения, устала от всех этих взглядов и фраз, унижающих её, устала от постоянных раздумий и подозрений.

До смерти устала.

Сара знала, что она всё равно вернётся в отдел и продолжит работу, потому что по-другому она не сможет жить. Но сейчас, в данный момент, ей хотелось бросить всё, выйти отсюда и навсегда уехать и забыть про полицию, про все эти чёртовы убийства и смерти. Хотелось до одури. Но она была права — по-другому жить у неё не получится, несмотря на все испытания, которые выпали на её долю за последнее время.

Уолтер и Майкл уверяли её, что ей необходим отпуск — хоть немного восстановить силы и нервы. Оуэллс-таки признался во всём, и дело Хоффмана было закрыто со спокойной душой. Ей было жаль, что она не смогла тогда получить его признание — возможно, что-то повернулось бы иначе. Она так и не смогла понять, в чём тогда ошиблась. И, видимо, никогда уже не поймёт. Как и почти всё, связанное с этим делом. С убийством Ричарда всё понятно — Мартин Оуэллс полностью и безоговорочно закрыл это дело. И даже если он вдруг его не убивал, а лишь взял вину на себя, Сару это уже не волновало. Ни Оуэллс, ни Хоффман — нет. Гораздо больше её волновало появление и поведение Рэйчел Маккартни. Почему она это сделала, зачем ей так нужно было добиться отстранения Сары? Почему она так упорно обвиняла её? Почему она появилась в отделе именно сейчас? Как она связана со смертью Ричарда Хоффмана? Что вообще ей было нужно изначально? Сара вспоминала свой первый разговор с Рэйчел, когда та толкала свой монолог про отца и огромное желание работать в полиции, вспоминала, как Прайс смотрел на неё, явно довольный появлением столь милой и прилежной ученицы, как она вела себя, свои впечатления от неё. Нет, определённо, Рэйчел появилась здесь не из-за Хоффмана. Это просто какое-то дикое совпадение.

Но почему произошло то, что произошло в квартире Хоффмана? Зачем ей нужно было убирать Сару из отдела? Зачем ей нужно было обвинять её? Зачем она поехала к Паркер, что там произошло? И самое интересное: зачем она звонила ей — ей — буквально за мгновение до трагедии?

Слишком много вопросов, и теперь все они навсегда останутся без ответов.

Несмотря на всё, что ей пришлось испытать из-за Рэйчел, несмотря на то, что она от безвыходности лично обвинила её во всём, несмотря на то, что она всё меньше верила в то, что всё иначе, а иногда и вовсе в это не верила… Несмотря на всё это, теперь, когда Рэйчел погибла, а Саре почти дарована долгожданная свобода, она всё чаще вспоминала о своём принципе. Нельзя цепляться за одну версию, какой бы подходящей она не была. Никогда. И теперь, без возможности ещё раз увидеть Рэйчел, в ожидании совсем скорого возвращения в отдел, Сара постепенно начинала чувствовать: она должна быть верна своим принципам. Даже в такой ситуации. Особенно в такой.

Что, если Рэйчел — не преступница, а жертва? Что тогда?

Тогда её визит к Паркер объясняется лишь желанием проявить самостоятельность и принести пользу в этом деле. Если честно — Сара не верила, что самоубийство Одри не было таковым. Рэйчел, даже зачем-то посетившая Одри, вряд ли имела отношение к её смерти. У Майкла и Уолтера были вроде какие-то сомнения на этот счёт, но у Сары их не было.

Тогда то, что она якобы нашла у Ричарда, было подброшено туда кем-то совершенно другим.

Тогда она обвиняла её только лишь потому, что обладала фактами, ошибочно указывающими ей на Сару — она лишь хотела справедливости и продвижения в расследовании. Сара вспомнила лицо Рэйчел, когда та сообщала ей, что было обнаружено в квартире Хоффмана. Искреннее презрение и разочарование. Да, похоже, Рэйчел тогда свято верила в то, что Сара виновна, и это было для неё полной неожиданностью. Неприятной неожиданностью. И почему такие мелочи вспоминаются ей, когда Рэйчел уже мертва? Да, насчёт этого… Официально — несчастный случай. Разумеется, это понятно: особенности дороги, скорость, погода — всё было против Маккартни, и всё вместе привело к трагедии.

Но кто может сказать, почему она была так неосторожна, ехала так быстро, и вообще, что она там делала? Уже никто и никогда. И если всё-таки считать Рэйчел жертвой, то тогда её звонок — последний звонок — был самым важным во всём этом запутанном деле. Она хотела сообщить Саре что-то крайне важное, хотела успеть сделать это, пока не погибла — и не успела. Что же она хотела ей сказать? Этот вопрос мучал Сару больше всего.

Теперь, когда Маккартни погибла, чем больше Сара думала об этом, тем меньше могла отрицать — всё это и правда чересчур ладно и складно. Она понимала недоверие тех людей, которые его не скрывали, но которые всё равно выпустят её отсюда — это и правда выглядит очень удобно. Все их обвинения, которые проверялись бы и проверялись, теперь тяжким грузом навсегда легли на Рэйчел. Она не сможет оправдаться, не сможет сказать им хоть что-то по этому поводу. Она безмолвно и безоговорочно виновна — и это теперь как клеймо. Да, удобно. Ничего нельзя больше узнать или доказать — только поверить и в который раз повозмущаться, какой же дрянью оказалась Маккартни и как же тоскливо, что они никогда не узнают её мотивов.

Чем больше Сара думала обо всём этом, тем меньше она что-то понимала.

Она закрыла лицо ладонями. Право слово, если она ещё хоть минуту потратит на обдумывание всего этого, стены вокруг неё сожмутся и переломают ей кости. Нет, хватит. Только не здесь и не сейчас. Хватит об этом думать.

Позже.

Баррингтон уже здесь, с ними. Митчелл тоже уже совсем скоро выпишется. Они снова заживут нормальной жизнью. Отдел вновь наполнится жизнью, энергией и азартом. Против своей воли Сара подумала, что Маккартни внесла бы значительное оживление в их жизнь, если бы продолжила работать с ними. Молодняк всегда оживляет.

Внезапно Сара почувствовала себя отвратительно старой. Или это просто усталость?

Наверное, Уолтер прав. Ей нужен будет отпуск.

А там видно будет.

 

* * *

Совершенных людей не существует. Это известно всем. На самом деле не существует вообще ничего совершенного. Люди подтверждают этот факт особенно ярко.

В каждом человеке полно изъянов. Не внешних, разумеется — кого они по-настоящему волнуют? Внутренних. Изъянов сущности. Души, если угодно, хотя души тоже не существует. Их действительно полным-полно. У каждого. Но это не такая уж беда, все прекрасно живут с ними и даже дают жить другим. Но кроме простых изъянов существует один Изъян. Самый главный, самый влияющий на сущность, самый опасный и самый родной для человека. Он есть у каждого. И если от обычных изъянов души при очень большом желании и усилии можно избавиться, или хотя бы уменьшить их силу, то от Изъяна избавиться нельзя никак. Потому что он — это часть человека. Это он сам.

Нет, конечно, нельзя сказать, что человек — это один большой Изъян (хотя многие с этим бы согласились, а уж несчастная и убиваемая людьми природа однозначно вынесла бы им такой вердикт), но без этого своего Изъяна человек был бы уже не собой.

Человек может лишиться части себя, он может потерять руку или ногу, это, разумеется, довольно важные части человеческого тела. Человек может лишиться себя или части себя и в психологическом смысле, пережив или совершив что-то вроде предательства (в том числе и себя самого), или что-то жуткое, или потеряв веру в себя, или ещё по каким-то причинам. Но это всё психология. А лишиться сущности невозможно. Поэтому Изъян всегда с человеком. Он внутри него. Он влияет на человека, даже если тот этого не хочет. Даже если тот отрицает, что он на него влияет.

Окружающие чаще всего не знают об Изъяне. Они, конечно, постепенно осознают изъяны человека, но только очень близкие люди в конце концов узнают об Изъяне, но и то не всегда. А вот человек всегда знает о своём чудесном друге. Рано или поздно узнает. Никто на свете не может понять человека так, как он сам.

Никто не может заглянуть в него, кроме него самого. Только сам человек знает о себе всю непритязательную правду. Всю правду. Что даёт ему возможность использовать это знание себе во благо, совершенствуясь и приспосабливаясь. Наиболее удачливым помногу лет удаётся сдерживать свой Изъян. Но всё равно, рано или поздно, всегда, Изъян проявляет себя. Обычно в самый неожиданный, неподходящий или критический момент. И тогда всё меняется. Всё, на что он и его проявление может оказать влияние. То есть — всё вообще. Жизнь претерпевает нехилые изменения. Не человека, так его окружения. Всегда. Это как химическая реакция, как падающие домино — начнётся, и уже не остановить, и одно потянет за собой другое. В общем, довольно интересная штука этот Изъян. Интересная, влиятельная и опасная. Конечно, есть у людей и достоинства. И, наверное, Достоинства. Которые, по идее, должны быть противовесом изъянам и Изъяну. Но если честно — всем плевать на хорошее в людях, когда в них открывается плохое. Это так, даже если это кажется несправедливым. Справедливости, кстати, как и совершенства, не существует.

Уолтер, конечно, не был исключением из своей теории. Он это отлично знал. Знал полный набор своих изъянов. И, разумеется, Изъян.

Власть.

Вот то, к чему Уолтер никогда не был равнодушным. То, к чему он не смог бы быть равнодушным даже при всём желании. Это была даже не любовь к власти, а какое-то болезненное стремление к ней. Хотя звучит как-то некрасиво — вернее было бы сказать, абсолютная, почти патологическая уверенность в том, что власть должна принадлежать ему. И с этим — желание добиться её во что бы то ни стало.

Так и произошло — это его свойство повлияло и на Сару, и на Рэйчел, и ещё неизвестно, какие последствия его проявления ждут их всех впереди. Уолтер всегда знал, что власть влияет на людей больше всего. Изменяет их сильнее всего. Не деньги, нет — именно власть. Она раскрывает в человеке все самые мерзкие его черты, выворачивает его нутро напоказ, срывает с него все маски. Даже незначительная власть, обретённая человеком, стряхивает с него всю напускную шелуху, вытаскивает на свет зёрна его истинной сущности. Что уж говорить о больших её проявлениях. Власть отвратительно меняет характер. Всегда. Деньги — просто беспомощный ветерок, слегка затрагивающий поверхностные черты человека. Подумаешь, ну становится он жадным, желчным, хитрым, мелочным, высокомерным — да каким только не становится. Но власть — власть проникает в самую душу человека, в самое его нутро, обволакивает, растворяет, замещает всё хорошее, что в нём когда-то было. Власть — опаснейшее явление. Пожалуй, самое опасное для человека. Она как радиация — вроде бы невидима, и последствия воздействия проявляются не сразу. Но смертельна. Особенно в больших дозах.

Не всякий может совладать с такой опасной штукой. Но некоторые просто рождены для этого. Она как бы уже заложена у них в характере. И они без неё не могут.

Уолтер был как раз из таких.

 

* * *

Кажется, теперь всё снова пойдёт своим чередом. Наконец-то — слишком много сил и нервов было потрачено. Всеми.

Уолтер развалился в необычайно удобном бывшем прайсовском кресле, закинув ноги на стол. Да, теперь он мог расслабиться и полностью насладиться своим положением. Кабинет Прайса был идеальным. Уолтер уже полностью его обжил, расставив и разложив всё именно так, как ему давно хотелось. Он уже составлял в уме список того, что надо будет изменить в отделе. Прихлёбывая свой фирменный чёрный кофе без сахара, он просматривал бумаги, одними только своими названиями свидетельствующие о том, кто он теперь. Благосклонно поставив пару подписей и печатей, он вызвал Баррингтона и отдал остальное, не такое важное, ему на растерзание. Тот был рад, что теперь работает под началом Корнетто, и это было видно.

Наверное, Митчелл будет не так рад. Но это Корнетто волновало меньше всего.

Честно говоря, с того момента, как он наконец-то оформил признание Оуэллса и закрыл дело Ричарда Хоффмана, его вообще ничего не волновало.

Его вины ни в чём нет. Всё это изначально было карточным домиком. Пусть неожиданным, непланируемым, но как-никак построенным и продуманным карточным домиком.

А Рэндалл взял и резко выдернул самую нижнюю карту. Самую базовую. За это поплатились они все.

Но даже после этого несколько карт устояло — и он мог бы заново выстроить конструкцию, если бы не… Если бы ему не продолжали мешать. И если бы не чёртово стечение чёртовых обстоятельств.

Очередную карту выдернула Сара — она ведь могла и не соглашаться на должность, верно? Конечно, могла бы. Но она даже не подумала отказаться — и в итоге получила всё то, что получила. Свою карту она выдернула сама.

Следующую карту — карту Маккартни — выдернули они оба: Прайс и Эванс. Зачем было её приплетать к этому делу? Читала бы старые дела, изучала документы, молча наблюдала бы — и не погибла бы так скоро. Рэйчел в итоге обвинили во всех грехах. Она, ни в чём не виноватая, нашедшая то, что подбросил Уолтер, в итоге стала козлом отпущения. С мёртвых спрос невелик.

В итоге, карта за картой, и от изначального плана не осталось ничего. Но Уолтер ли в этом виноват? Он ли виноват в том, что Рэндалл принял неправильное решение? В том, что Сара согласилась с ним? В том, что Маккартни именно тогда нагрянула к ним в отдел? В том, что они решили её использовать? В том, что она оказалась умнее, чем все они думали?

Уолтер ли?

Ему всё ещё было жаль, что всё в итоге так сложилось. Но жертвы есть всегда, без них не обойтись, тем более, в таких делах. Он пытался минимизировать их количество, и кто знает, может, его попытку можно считать удавшейся.

Сара была профессионалом и не заслуживала того, что с ней произошло. Он хорошо к ней относился. Ему было жаль её как коллегу и как отличного детектива, но он знал — она переживёт.

Рэйчел в память об отце и в силу характера хотела во что бы то ни стало найти истину во всём происходящем, и ей это удалось. К сожалению, пережить это она не смогла. Ей не повезло больше всех.

Рэндалл слишком затянул со своим уходом и побоялся властолюбия Корнетто — в итоге поседел ещё больше, но теперь уже и он, и все они могут обо всём этом забыть.

Да, теперь убийца Хоффмана найден, его дело закрыто, Сара оправдана и свободна, Рэйчел же виновна во всех бедах и стала неприятнейшей, странной главой их истории, о которой они не будут лишний раз вспоминать.

Всё снова начинает идти своим чередом. Всё у их отдела будет отлично. Лучше, чем могло было быть при Эванс. И даже лучше, чем было при Прайсе. Уолтер не сомневался, что для отдела наконец настало золотое время. Он встал, потянулся, снял со спинки кресла пиджак и, чуть снисходительно кивнув Баррингтону, проходя мимо его кабинета, вышел на улицу.

Больше не было необходимости притворяться. Не было необходимости постоянно что-то обдумывать и просчитывать каждый свой шаг и каждый шаг окружающих. Уолтер с невероятным облегчением чувствовал себя свободным. И даже если Сара решит всё-таки разобраться во всём, что произошло, даже если она начнёт копать, даже если к ней подключится Райан, Уолтер справится и с этим. На этот счёт сомнений у него не было. Майкл Баррингтон полностью на его стороне, да и без этого он решит любую проблему, если она посмеет перед ним возникнуть. Он справится со всем.

Потому что он — Уолтер Корнетто.