- Тсс...
Подорогин открыл глаза и уставился в лицо Грешника; товарищ склонился над его лежбищем – как-то иначе больничную койку Подорогин не называл.
- Что случилось?
- Не задавай лишних вопросов, – Грешник выпрямился. – Идём. Я хочу тебе кое-что показать.
- Посреди ночи?
- Это не важно. Именно тут – не важно.
- Что ты опять такое несёшь? – Подорогин взглянул на часы: без четверти пять. – До утра нельзя было подождать?
Грешник мотнул головой, направляясь прочь из корабельного лазарета.
Подорогин, кряхтя, поднялся. Гравитация в один «же» всё ещё казалась непосильной ношей. А ведь когда-то он, невзирая на неё, носился по улице, играл в футбол, прыгал с трамплина... И никогда ещё вес собственного тела не казался столь обременительным. До недавнего времени. До часа «ч». До времени «x».
В центральном коридоре тускло мерцал свет. Лампы в кожухах над головой казались живыми организмами – некими симбионтами пауков и светлячков. О первых складывались аналогии с тщательно завёрнутыми коконами паутины, внутри которых переваривается будущая пища. О вторых – белый свет, колышущийся в такт спонтанным движениям: туда-сюда, вверх-вниз, вправо-влево... Дышала сквозняком вентиляция. Подмигивали сигнальные светодиоды на панелях в стенах. Не смотря ни на что, корабль оставался живым. Вот только Подорогин, как ни хотел, не мог сравнить своё нынешнее состояние с жизнью. Даже наблюдая пульсацию света, слыша шорохи и всхлипы...
«Всхлипы?»
Подорогин встал, как вкопанный; Грешник, видимо, почувствовал, обернулся.
- Мы – счастливчики. В смысле, легко отделались. Многих, даже если они выживут и вернутся на Землю, не узнают близкие.
- А ты веришь, что есть этот путь: путь назад? Разве может, пущенный по волнам кораблик приплыть к истокам реки?
Грешник странно засопел – так стараются скрыть чувства, когда не желают выдавать очевидного.
- Пути Господни неисповедимы. Будет так, какова на то воля Его. Хм... Ты только представь, как мы могли прогневить Его своим поступком.
Подорогин почувствовал спиной мурашки.
- То, что творится за переборками общего лазарета, выглядит пострашнее ада. Хотя и не может быть ничего на свете страшнее него, – Грешник помолчал. – Смотря на их муки, начинаешь как-то иначе воспринимать действительность. Что-то меняется здесь... – Грешник коснулся груди. – Точнее сжимается, словно в предчувствии кары. Мне кажется, это именно душа. Она страшится уготованной ей участи.
- Прекрати! – Подорогин подошёл к товарищу, встряхнул за плечи. – Идём. Ты хотел мне что-то показать.
Грешник глупо уставился перед собой – мысленно он явно пребывал где-то далеко, возможно именно там, в гиене огненной, поджариваясь на сковороде или ожидая того момента, когда вода в котле всё же закипит, а кожа на теле пойдёт болезненными волдырями.
Подорогин тряхнул головой: похоже, апатия Грешника перекинулась и на него.
- Ну же, – Подорогин напряг связки, радуясь тому, как звук собственного голоса возвращает к реальности, гоня религиозную тарабарщину прочь.
- Да-да, – быстро закивал Грешник. – Просто не по себе как-то, прости. Идём скорее, а то можем пропустить.
- Что – пропустить?
- Увидишь. Это происходит постоянно в одно и то же время. Если понятие «время» тут всё ещё имеет смысл...
Подорогин машинально вскинул руку с часами – стрелки шли ровно. Но вот тиканья слышно не было. Хотя... Это вроде как и не важно вовсе. Ведь за бортом, в вакууме, его тоже нет, однако данность ещё ничего не доказывает. Точнее не определяет, как факт. Да взять хоть те же релятивистские закономерности при движении на скоростях, близких к скорости света, – теория специальной относительности не пытается их оспорить, более того принимает, – время начинает течь медленнее, относительно земного, и дело тут вовсе не в чертовщине или мистификации. Дело в скорости. В пространстве-времени. Так устроена наша вселенная, и не человеку оспаривать действующие внутри неё законы. Человеку свойственно выживать. А может быть, просто верить в чудодейственное избавление, как то считает Грешник. Плыть по волнам судьбы.
Они прошли центральный коридор. Украдкой миновали кают-компанию – внутри царила непроглядная темень. На пути никто не встречался, будто экипаж целиком вымер. Даже вахтовые.
Грешник вёл к шлюзовым камерам – Подорогин в этом уже не сомневался.
Только сейчас до него всё же дошло, что иллюминаторы на всём межпланетнике и впрямь задраены. В результате данной метаморфозы внутренние помещения «Икара» превратились в какие-то катакомбы. Подорогин ни разу в жизни не бывал в крематории, но был уверен, что всё там именно так – в этих своих суждениях он был чем-то схож с Грешником, который сравнивал корабельный лазарет с преисподней.
«Икар» и впрямь больше не казался живым – остатки жизни паразитировали на нём, так вернее.
По спине вновь поползли мурашки.
Грешник замер у внутренней двери шлюза. Оглянулся и поднёс руку с неработающим таймером к панели управления герметичным замком. Внутри устройства что-то зажужжало, потом щёлкнуло и принялось скрежетать. В небывалой тишине звук показался сродни раскатами грома. Подорогин невольно оглянулся. Никого.
- А где все? – шёпотом спросил он.
- Думаю, борются с внутренними демонами, – мрачно отозвался Грешник. – Может быть у нас и цела плоть, благодаря чему мы не испытываем физических мук, но вот неопределённость, подкреплённая страхами, – она куда страшнее. Уж поверь.
Подорогин сглотнул, поражаясь тому, насколько Грешник точно охарактеризовал его внутреннее состояние. Да, это сопротивление бездне – иначе не скажешь. Бездне, что намеревается поглотить сознание, предварительно изрядно обработав его подсознательными страхами.
Пискнул зуммер. Не смотря на неработающий таймер на руке Грешника, красный светодиод сменился на зелёный. Дверь дрогнула и отползла внутрь переборки, пропуская товарищей внутрь шлюзовой камеры.
Подорогину не нравилось это место. По нескольким причинам: дальше – абсолютный ноль, полнейший мрак, пустота. А ещё неизвестность. И плотоядный космос, что только и ждёт момента, чтобы разорвать твою плоть. Вывернуть наизнанку лёгкие. Выдавить глаза. Вспороть вены.
«Причинить адские муки – вот он ад, Грешник, а вовсе не в наших головах, как ты думаешь!»
Пусть и кратковременный, но такой полный, логичный, всеобъемлющий. Средневековый палач и мастер пыток сравнил бы его с высшим естеством. Благоговением. Именно сюда он бы устремился в последний путь, дабы испытать на себе обжигающий холод бездны, вскормившей его тёмную душу.
Подорогин невольно отшатнулся от раскачивающихся на подвесках скафандров – в тусклом освещении шлюза те походили на повешенных мертвецов! В голове вновь засел паразит безумия. И этого гада было не так-то легко выдавить.
- Аккуратнее, – предупредил Грешник, мелькая впереди, на фоне панорамного иллюминатора системы стыковочного прицеливания.
Подорогин встал.
Этого не могло быть.
С той стороны брезжил свет: серый, словно низкая облачность перед грозой. Не хватало только порывов ветра, запаха поднятой с земли пыли и вспышек молний.
«А ведь они будут! Грешник привёл меня сюда что-то показать. А что ещё может привлечь внимание в подобной серости, как не яркий свет и раскаты грома?»
Грешник поманил к себе, и Подорогин пошёл.
Каждый очередной шаг давался с трудом, но дело сейчас было вовсе не в отсутствии сил. Сознание попросту страшилось того, что раскинулось за обшивкой челнока. Нервная система была перегружена. Кажется ещё миг – или шаг, – и рассудок попросту утратится.
Но с ним ничего не произошло.
Подорогин встал рядом с Грешником и уставился...
Он не знал, чем это было. Вроде газовая туманность, а вроде и впрямь облака. С одной стороны, как бы закручено в спираль, хотя если присмотришься, кажется, прослеживаются кучевые слои... Или массивы гор. А может...
«Замки! Невиданные дворцы! Царские палаты!»
Подорогин зажмурился, понимая, что окончательно теряет контроль над собственным разумом! Бред! Это чья-то глупая шутка! Какого-нибудь спятившего вдали от дома дебила! Возможно, того же Грешника. Скорее всего, и скачка никакого не было, просто показалось, как кажется теперь всё это!
«Но что может вызвать столь реалистичные галлюцинации? Газ? Лекарства? Гипноз?.. А что если... – Подорогин с трудом сохранил равновесие. – Что если я и впрямь спятил?! Съехал с катушек! Растерял шарики да ролики. А кто-то на мостике просто воспользовался душевным расстройством одного из членов экипажа, чтобы так развлечься – ведь достало же всё! В особенности, люди».
Внезапно он ощутил прикосновение к плечу.
Резко открыл глаза.
Грешник скорбно улыбался.
- Что это такое?.. – спросил Подорогин срывающимся голосом. – Где мы и что происходит?
- Мы за гранью дозволенного, – прошептал Грешник, указывая перстом в сторону волнующейся аномалии – сейчас та походила на бушующее море. – А первостепенный вопрос в том, как нам всё же удалось вломиться сюда, сохранив плоть нетронутой тленом.
Подорогин всё же совладал с эмоциями и подошёл вплотную к иллюминатору. Дотронулся ладонью, словно с той стороны барабанил весенний дождик, напев которого хочется просто уловить. Система автонаведения тут же отреагировала на изменение плотности молекул стекла и открыла оперативное меню стыковки.
«Желаете подтвердить выбранный ранее ориентир?» – прозвучало из встроенного в стену динамика.
Подорогин молча уставился на Грешника; тот кивнул, словно искусственный мозг «Икара» мог уловить этот его жест.
- Подтверждаю, – всё же отчётливо выговорил Грешник, чтобы система верно поняла команду.
«Подтверждение принято. Проверяю курс, координаты, угловую скорость, линейную... Ориентир не найден. Сбой в гироскопической системе прицеливания. Подтвердите перезапуск...»
Подорогин немо воззрился на Грешника.
- Понимаю твою реакцию. Я поначалу тут не один час провёл – думал, действительно сбой. Но нет, – Грешник медленно покачал головой. – Это не сбой. Это чертовщина какая-то.
- Какая к чёрту чертовщина?! – заорал Подорогин не своим голосом, даже не задумавшись на счёт того, насколько нелепо прозвучала фраза.
Грешник приложил указательный палец к губам.
- Нас могут услышать.
- И что с того?
Грешник облизал пересохшие губы.
- Пойми, корабль не движется. Мы висим на одном месте, как подвешенный мертвяк. Лазерные дальномеры ничего не видят. Нейтринный радар попросту бесполезен, так как тут нет каких бы то ни было заряженных частиц. Силовая установка тоже, скорее всего, не фурычит! – Грешник и сам невольно сорвался на крик.
Подорогин отшатнулся.
- Но ведь так не бывает.
Грешник резко умолк, отвернулся.
- Ты чего? – не понял Подорогин.
- Я привёл неверную аналогию. Не как подвешенный мертвяк. Нас точно прикололи к месту, дабы мы не смогли бежать. Лишь оставаться на месте и ждать.
- Чего ждать?
Грешник пожал плечами.
- Послушай, – Подорогин собрался с мыслями. – То, что мы не можем объяснить происходящего, ещё не позволяет делать выводы, что всё настолько плохо, как кажется тебе. Ведь у тебя нет доказательств! Возможно, наша орбита и орбита этой аномалии синхронизированы настолько точно, что приборы «Икара» просто не могут уловить разницы! А отсутствие гравитации...
- А это ты как объяснишь? – Грешник стоял спиной к иллюминатору, не оборачиваясь, а над его головой разрастался огненный нимб.
Подорогин, не понимая, что делает, выглянул из-за плеча товарища.
По ту сторону вновь клубились слоистые облака. Рыжие, как языки умиротворённого пламени. Хотя больше походило на жерло отходящего ото сна вулкана, внутри которого закипает лава. Медленно, не спеша, поднимаясь всё выше и выше, чтобы выплеснуться на ничего не подозревающий мир, неся боль и страдания. Но... Очаг больше не стоял на одном месте, он перемещался из стороны в сторону, точно живой организм. Движения носили хаотичный характер – походило на то, как будто некое невидимое во мгле млекопитающее то выныривает, то заново погружается в морскую пучину. Под покровом облаков явно что-то происходило, однако оборудование межпланетника никак на это не реагировало. Точно ослепло.
- Да что же это за дрянь такая? – прошептал Подорогин, всё тщательнее всматриваясь в подёрнутый рыжими всполохами горизонт. – Гроза?
Грешник мотнул головой.
- Думаю, это рассвет.
- Какой ещё рассвет?
- Сказочный.
Подорогин обошёл застывшего в сгорбленной позе Грешника, вновь коснулся стекла. Ничего не почувствовал. Словно тут, на борту, и снаружи царила абсолютно одинаковая температура. До этого он не обратил на это внимания. Однако домыслить мысль до конца Подорогин так и не успел.
Из огненного водоворота вынырнуло продолговатое тело, с крыльями, изогнутой шеей и оперением на хвосте. В скрюченных лапах птица – а, судя по голове и клюву, это была именно птица! – несла овальный предмет. И Подорогин знал, что это такое. Знал и не мог поверить. Это и впрямь была иллюзия, сказка, вымысел. Но это было таким же реальным, что и запахи на борту, звуки, ощущения предметов... стук сердца.
А птица тем временем принялась кружить в облачности, словно чего-то ища. Вслед за хвостом скользнул чёрный протуберанец. Беззвучно открылся исполинский клюв. С крыльев посыпалась звёздная пыль...
- Гнездо. Она ищет гнездо.
Подорогин не слушал.
А птица металась из стороны в сторону, будто потеряв всякие ориентиры. Это была птаха внутри грозового облака – иначе не скажешь, – и было видно, как с каждым новым взмахов огромных крыльев, силы покидают её. Наконец когти разжались. Продолговатый предмет камнем рухнул вниз. Птица выгнула шею, вновь беззвучно закричала. Потом сделала прощальный круг над местом падения ноши и, в отчаянии, бросилась прочь. Мелькнул, словно комета, радужный хвост и всё успокоилось.
- Куда она делась? – спросил шокированный Подорогин, скача взором по бескрайней панораме.
- Я не знаю. Но взгляни на облака.
Подорогин посмотрел куда велено.
- Это что, солнце? – В свинцовом скоплении повис серый шар: он не светил, не грел, скорее всего, не излучал вообще.
- Да, – Грешник всё же обернулся. – Так в этом мире происходит «рассвет». Каждый божий день – хотя богом тут и не пахнет, – в одно и то же время по корабельному времени прилетает птица и роняет яйцо. Неизменно в одну точку.
- А как же закат?
Грешник медлил.
- Куда девается шар, когда наступает ночь? – уточнил Подорогин.
- «Ночь», «день» – эти понятия не имеют тут смысла. Освещённость остаётся в одной поре.
- Так может это и не солнце вовсе.
- Солнце, что же ещё. Или тебе не читали в детстве сказок? – Грешник улыбнулся. – Я предполагаю, как именно тут вершится закат, но боюсь, сперва нужно основательно взвесить все «за» и «против». Прежде, чем что-то утверждать. Ты ведь и сам так считаешь. Или считал...
Подорогин ничего не ответил; он просто стоял и не понимал, почему его до сих пор держат ноги.
«Кажется, существовало давным-давно такое выражение, как “выпасть в осадок”. Так вот, я хочу вовсе не в осадок, хочу просто распасться на атомы, чтобы ни о чём больше не думать!»
Занятый мыслями, Подорогин не сразу заметил, как ладонь Грешника скользнула к пластине принудительного открытия внешней двери шлюза. Когда всё же заметил, попросту не смог пошевелиться – оцепенение сковало по рукам и ногам. В груди кристаллизовался страх. Он принялся рвать грудную клетку изнутри, выворачивая наружу рёбра! Дыхание сдавило, а глаза полезли из орбит...
Подорогин знал, что случается с человеческим организмом при декомпрессионном взрыве. Возможно, именно поэтому он и испытал разом все эти фантомные симптомы. Хотя на деле, ничего не было и в помине.
Не сработала аварийная сигнализация, не захлопнулась посредством автоматики внутренняя дверь, не засвистел в переборках воздух. Только внешний люк, с несвойственным для себя щелчком, вышел из пазов и откатился в сторону, тем самым, стерев последнюю преграду перед неизведанным.
Подорогин почувствовал в горле тошноту.
Грешник, не оборачиваясь, шагнул наружу.
Он полетел на свет... Как ангел.