- Скажите, у вас не случались размолвки с сыном?
- Простите, что? – Холмин выронил ложку, которой насыпал сахар в чашку с кофе.
Участковый, скучая, надул пухлые щёки.
- Нередко в семьях случается так, что с взрослеющими детьми не сразу получается найти общий язык. Ну, переходный возраст там, половое созревание, тяга к противоположному полу... всё такое... У вас же высшее образование – вы писатель, – наверняка и сами понимаете все эти подростковые нюансы. Чего я буду распинаться почём зря.
Холмин кивнул, поднимая чайный прибор.
- Признаться честно, – начал он, – Димка пока и думать не думает о девочках...
- Так он вам и признался! – Участковый придвинул к себе чашку и принялся дуть на пар. – А вот отсюда и недопонимание произрастает. Вы со своими проблемами к нему, а у него – свои. Так и назревает в семье раздор.
- Да бросьте, – нервно улыбнулся Холмин. – Ничего своего мы на Димку не вешаем, уж поверьте.
- Так и ничего? – лукаво подмигнул участковый.
- Ну, если только по хозяйству что. Просто переезд, дело такое... Муторное. Да, возможно, погрузившись в него с головой, мы что-то и упустили... в плане взаимопонимания. Но ведь не мы первые...
- Это уж точно. Как, скорее всего, и не последние.
- Простите, что?
Участковый отхлебнул из чашки. Поморщился.
- Вот ложка, – засуетился Холмин. – Вы размешайте. Я её вытер.
- По имеющимся у меня сведениям, у вас есть ещё один сын, – участковый отодвинул чашку. – Ничего, пусть поостынет.
Холмин глупо кивнул.
- Так что скажите на этот счёт?
- Да, есть. Старший. Олег. Он сейчас в больнице с Галиной – это моя жена, – Холмин присел. – Олег попал в аварию. Лежит – в коме. Врачи ничего не обещают.
Участковый заворочался.
- Сочувствую. А что случилось, простите? Можно поподробнее?
- Да, конечно, – вздохнул Холмин. – Олег просил на день рождения мотоцикл. Мы с Галиной всё откладывали покупку, хотя и решили, что купим. Олег хорошо учился, занимался в спортивной секции, в свободное время даже книжки пытался писать... Вечно носился с блокнотом.
- Хм... По стопам отца?
- Вовсе нет. Писателем он себя не видел. Так просто, баловался... – Холмин помассировал виски. – Даже не верится, что весь этот кошмар случился взаправду. Так вот, купили мы этот треклятый мотоцикл... Олег сразу же на права выучился – хотя и без того ездить умел. Но он хотел, чтобы всё было по-настоящему... Господи! Какими же мы были тогда дураками! – Холмин ухватился за голову. – Галина звонила утром. У Олега отказало сердце. Врачам пришлось подключить сына к аппарату искусственного кровообращения...
Какое-то время молчали.
Участковый двигал по столу чашку, изредка поглядывая на серость за окном. По стеклу сползали капли дождя. Солнца с утра не было.
- Вы думаете, что Димка сбежал из-за Олега?
- Понимаете, – тут же оживился участковый. – Я не могу исключать эту версию. Ведь наверняка вы с женой с головой погрузились в это несчастье. И думаете вы только об одном: лишь бы выкарабкался Олег. В такой ситуации, поймите меня правильно, невольно утрачиваешь концентрацию. Кажется, что второму сыну оказывается не меньшее внимание, как и прежде. Однако на деле... На деле ребёнок остаётся брошенным один на один с собственными мыслями. А какие в таком возрасте, скажите мне, могут быть мысли?
Холмин произвольно пожал плечами – мозг отказывался работать, когда этого требовали обстоятельства.
- В основном, страхи. Вот от них-то ребёнок и бежит, – участковый поёрзал, видимо удовлетворённый собственной речью. – Но это уже психология, понимаете?
Холмин отрешённо рассматривал линии на ладонях.
- Да, Димка болезненно переживал случившееся с Олегом. Но нет, он не был один. Мы постоянно разговаривали с ним о проблеме и... временами, Димка вёл себя как взрослый – по крайней мере, рассуждал здраво, чего и говорить, – Холмин вздрогнул. – Записка!
- Какая ещё записка? – насторожился участковый.
Холмин порылся в карманах пиджака, протянул измятый тетрадный лист.
- Вот. Димка, как только мы переехали, уже пропадал целый день невесть где. Когда вернулся, я его наказал. Запретил выходить. А наутро он пропал снова.
Участковый читал текст записки и кивал.
- Ну вот, видите. Всё же что-то грызло его душу. Причём не он сам это выдумал, а скорее всего, вы...
Холмин потупил взор.
- Я просто боялся потерять ещё и второго сына. А что бы вы сделали на моём месте?!
Участковый сложил записку.
- Пока оставлю у себя. Улика. И ещё, на будущее: давайте, оставаться каждый на своём месте – ещё неизвестно, где мёд слаще.
Холмин пропустил фабулу мимо ушей.
- Так вы найдёте Димку? Я вас умоляю!
Участковый надулся, как жаба.
- Учитывая местные порядки, искать начнём незамедлительно.
- Какие ещё порядки? – Холмин почувствовал озноб.
- Как давно вы переехали? – прищурился участковый.
- Вчера... То есть, позавчера! Простите. Не помню. Со всем этим просто утратил ход времени. Так какие порядки?
Участковый поднялся из-за стола, оправил форму, залпом выпил кофе, проглотил осевший на дне сахар.
Холмин поморщился.
- Вы, наверное, в курсе, что рядом с городом располагается топь?
- Я думал, болото.
- Нет, топь.
- Разве есть разница?
- Хм... Колоссальная, – участковый гадко облизался. – Прежде чем везти сюда сына, вам не мешало бы почитать в прессе статистику пропаж детей в Нижней Топи за всё время существования городка.
- О чём это вы? – Холмин почувствовал, как шевелятся на затылке волосы.
- Я о статистике, – хмуро повторил участковый, направляясь к выходу. – Топь – не место для игр. Она – обитель зла. Однако местную ребятню, как магнитом притягивает туда. А топь, это помимо мистики и всевозможных сказаний, ещё и трясина... Вы ведь понимаете?
- О, Господи... – прошептал Холмин, вспоминая, что когда-то уже слышал нечто подобное.
- Понимаете. Так вот, к чему я это всё... Раз уже не уследили за сыном, так и думать не помышляйте, чтобы пытаться разыскать его самостоятельно – сгинете. Помяните моё слово, сгинете! И никто не поможет вам. Даже если услышат крики о помощи.
Холмин сглотнул ком.
- Вы же не хотите сказать, что Димка...
Участковый резко обернулся – это было так несвойственно для его пропорций.
- То, что хотел, я сказал. Вы взрослый человек и должны понимать, насколько непредсказуемы детские шалости, в особенности, когда ОНИ прорастают в реальность.
- Перерастают, – на автопилоте поправил Холмин.
Участковый хмыкнул. По всему, замечание задело его самолюбие.
В дверь постучали.
Холмин кинулся открывать, но участковый самым непостижимым образом опередил его, возникнув на пути, как болотная кочка. Холмин затормозил, попутно шаря взглядом по полу, в поисках подходящей обуви. Наткнулся на пустой кошачий лоток.
«Тебя-то где носит, нежить!»
Он не мог точно сказать, когда видел кота в последний раз.
Скрипнула, открываясь, дверь.
Холмин вытянул шею, слепо надеясь на чудо.
На пороге топтался юный сержант в дождевике поверх формы.
- Игорь Сергеевич, вот. Нашли на болоте. С час назад.
- Узнаёте? – Участковый развернулся, что-то протянул.
Холмин утратил дар речи. В груди через раз постукивало сердце. Перед глазами плыла пелена.
- Так узнаёте или нет? – повторил участковый, суя предмет буквально в нос.
- Да-да, конечно... – сбивчиво говорил Холмин, не в силах отвести взор от планшета. – Наверное, Димка обронил...
- Ну, это навряд ли, – усмехнулся сержант. – Штучка проросла!
- Что? – не понял Холмин.
- Это просто местный сленг, – участковый вытолкал патрульного наружу. – Так, значит, признаёте, что вещь принадлежала вашему сыну?
- Да. Нет! Что значит – принадлежала?
Участковый скривил челюсть – вышло премерзко. Как будто жаба подавилась проглоченным только что кузнечиком.
- Перестаньте цепляться к словам, – заговорил он, отведя глаза. – Так его планшет или нет?
Холмин бережно стёр с экрана грязь.
- Да, признаю. Это Димкина вещь.
- Вот и славненько. То есть... Прошу прощения... но я вынужден изъять и его, как улику. Таковы правила.
- Да-да, конечно, – Холмин покорно протянул планшет.
Участковой бодро взял под козырёк.
«Тебе же плевать, чёрт возьми! – внутри у Холмина всё буквально вскипело. – Все эти доводы, аргументы, сочувствие – просто часть отрепетированного шоу! Подделка! Фальшь! Ложь!»
Холмин улыбнулся.
- Вы в норме? – тут же поинтересовался участковый.
Холмин кивнул.
- Я уяснил всё, что вы сказали, – тихо проговорил он. – Держите меня в курсе поисков.
- Непременно, – участковый развернулся и, довольный собой, засеменил к Уазику. – Растеряев, за мной! Ну, живо!
Сержант бросил лазать в бурьяне у сарая, поглощая какие-то синие ягоды; помчал во всю прыть вслед за шефом.
Холмин тёр верхнюю губу, чувствуя, как за шиворот падают капли с навеса крыльца. Желчь рассосалась. Во всю грудную клетку разрослась чёрная дыра отчаяния – она просто поглощала чувства. Питалась, прорастая где-то с изнанки откровенным безумием.
Грязный уазик завёлся только раза с пятого. Вякнул на всю округу сиреной и исчез в утренней мороси.
Холмин собирался уже вернуться в дом, как боковым зрением уловил на противоположной стороне проезжей части какое-то шевеление. Он резко обернулся... и обомлел. На обочине, в грязи, полулежал, полусидел давешний старичок, говоривший с ним загадками.
Холмин захлопнул дверь и припустил во весь дух.
Скользя и спотыкаясь, он пробежал свой участок, не оглядываясь, перескочил дорогу и склонился над кряхтящим стариком.
- С вами всё в порядке?!
Корректор открыл глаза, подставил под дождик морщинистое лицо, откинул ненужную лампу.
- Что с вами случилось?!
- Не важно, – выдохнул старик. – У нас мало времени. Ты должен меня выслушать. Это вопрос жизни и смерти.
- Давайте я вызову скорую!
Старик отрицательно мотнул головой.
Холмин глянул вслед умчавшемуся уазику.
- Как они умудрились вас не заметить? Не понимаю...
- Выслушай меня, прошу, – старик закашлялся. – Твоему сыну нужна помощь. Ступай в храм и поставь свечку, если до сих пор не сделал этого.
Холмин так и сел в лужу.
- Вы об Олеге сейчас?
- Нет, – прозвучал ответ, полный свинца. – Я о том сыне, которого ещё можно спасти. Поспеши же!.. У него славные друзья и... – Старичка затрясло. – Он отыскал её.