Релятивистский межпланетник «Икар» оставил за кормой систему Нептуна. Вокруг распростёрлось легендарное Облако Оорта. Пояс Койпера, загадочная Седна, таинственный монстр – они были уже совсем рядом.

Солнце давно поблекло, превратившись в яркую звезду. В одну из многочисленных искр, мерцающих за стеклом иллюминатора в извечной тьме. Очередь в исповедальню исчезла. Она начала редеть уже на орбите Юпитера, энергию гравитационного поля которого «Икар» использовал для увеличения скорости, – такой манёвр позволил сберечь топливо, столь необходимое по ту сторону горизонта... За Сатурном у двери исповедальни лишь мялись, не решаясь ступить за порог. Теперь даже не подходили и старались, по возможности, не думать. Тем более, не говорить в присутствии кого бы то ни было, чтобы не разворошить чувств.

Какой бы непоколебимой ни была вера, всегда найдутся факты или события, которые смогут её подорвать. В случае с современным человечеством, одним из таких факторов оказался безудержный прогресс. Событием – стремление встать вровень с богом и заглянуть за грань. Человек новый не представлял, что именно ждёт его за горизонтом. Он понятия не имел, что может случиться после падения хотя бы одной из печатей. Он даже не задумывался о том, что явится из глубин космоса, когда переломится грань дозволенного. Однако тот факт, что ему развязали руки, неимоверно окрылял, заставляя позабыть страшные главы священного писания.

Подорогин вздохнул.

Он видел – все видели, – как у некоторых членов экипажа, по мере удаления от Земли, на шеях стали появляться цепочки и бечёвки. Что именно они поддерживали, никто не знал. Хотя догадывались все. А Грешник и вовсе умудрялся читать на вахте Библию. Камеры внутреннего наблюдения всё фиксировали, но судовой психолог оставался безучастным, потому что и сам усомнился в верности услышанных перед полётом догм. Молчал и капитан, методично фиксируя всё в свой журнал.

Людям хватило десяти лет полёта, чтобы снова поверить в Бога. Потому что чего-то другого попросту не оставалось. Видеописьма месяцами шли до Земли. Годами обратно. И хотя время на «Икаре» текло немного быстрее земного – ввиду релятивистских законов, – томительное ожидание весточки из дома казалось бесконечным... Как и распростершийся за обшивкой космос. Оттого-то и опустела исповедальня. Потому что космонавтам хватало и душевного мрака, а свет от далёкого Солнца уже давно не согревал.

Подорогин не знал, что привело его сегодня в исповедальню. Скорее всего, отчаяние. Осознание того, что обратного пути нет.

Понятие «исповедальня» ввёл Грешник – поначалу все смеялись и шутили... потом стало не до веселья, а название так и сохранилось. Космонавты приходили сюда, чтобы смотреть сначала на удаляющуюся Землю, потом на уменьшающееся Солнце и, наконец, на раскинувшийся повсюду мрак, мысленно представляя, что где-то там, за сотнями миллионов километров, осталась их прежняя жизнь. Жизнь, которой уже не вернуть.

Автономный модуль «Глаз» вращался вокруг обшивки на телескопическом манипуляторе, который позволял поддерживать скудную гравитацию в пределах от 0,25 до 0,55 же. Да, здесь можно было просто сидеть, наслаждаясь тем, как от головы на какое-то время отливает кровь. Лишняя кровь. Та, которая на Земле, под действием сил гравитации, должна питать кислородом органы и ткани, находящиеся ниже диафрагмы. В космосе же данная физиология нарушалась напрочь, отчего казалось, что голова наполнена жидким гелием и вот-вот лопнет, не снеся избыточного давления изнутри.

Подорогин потянулся, чувствуя, как скрипят от продолжительного бездействия сухожилия. За время полёта он сбросил половину своего веса. Кости тоже стали тоньше, поскольку не воспринимали прежней нагрузки. Складывалось впечатление, что надобность в скелете попросту отпала. А это означало лишь одно: даже если появится шанс вернуться обратно, пройтись по земной тверди у них не получится. Мать не примет дитя. Да и родной сын вряд ли признает в этом бледном призраке своего отца.

На правом запястье запищал таймер. Подорогин глянул на кристалл. В голубом мареве мерцали цифры: 22:00 – начало ночной вахты. Пора идти на мостик. Точнее уже давно нужно быть там. Хотя когда в напарниках Грешник, можно ни о чём не беспокоиться – у того на уме лишь Библия, и он даже рад, когда над ухом никто не дышит. Скорее всего, всё свободное время между вахтами Грешник проводит именно на этом самом месте, в исповедальне, глядя в бесконечность, вновь и вновь перелистывая страницы Вечного писания. Того самого, что прилюдно сожги на Земле за день до старта экспедиции, поверив в отсутствие запретов.

- Как реактор? – сразу же спросил Подорогин, опустив приветствие – последние года полтора он ни с кем не здоровался и не прощался. Какой смысл, когда никто и никуда не уходит? Более того, просто бесит. Но Грешник не бесил, он был привычным объектом интерьера, с которым можно поговорить ни о чём, не опасаясь того, что тот вдруг полезет в душу.

Грешник неопределённо покрутил запястьем – как ребенок, немо сообщающий родителю: всё более-менее. Мысленно он пребывал далеко. В евангелиях, стихах, главах. За чертой рационального, в дебрях священных канонов и молитв.

Подорогин склонился над монитором бортового компьютера. Окно программы управления полётом было развёрнуто на весь экран. Пароли, авторизация, права доступа – давно отошли на второй план. Смены просто менялись, как на земле сменяются дневные сутки, времена года, эпохи. Капитан и тут закрывал глаза на проступки подчинённых. На финише пути ему было всё равно – как и всем остальным, – потому что он так же, как и все знал: такой, какой видел Землю прежде, он её больше не увидит. Возможно, увидит в некоем ином свете или ракурсе, но это будет совсем не то. Блеклая подделка, пустышка, обман зрения – оно не стоит и пяди плодоносной земли, что легла бы на грудь после смерти.

Реактор был в норме. Уже на протяжении четырёх с половиной лет показатели на экране монитора практически не менялись. Именно столько «Икар» летел по инерции, используя энергию гравитации Юпитера, с выключенной термоядерной установкой, в режиме строжайшей экономии топлива. Вакуумные ловушки водорода были переполнены – межпланетник копил силы для решающего рывка. Рывка в неизвестность.

Подорогин скользнул в кресло штурмана навигации – и впрямь как бесплотный дух, – пристегнулся ремнём, глянул на составленные дневной сменой графики.

- Что-то Кустовой опять намудрил, – сказал он, проверяя расчёты. – Даёт десять месяцев полёта и объясняет это отсутствием водорода в окружающем нас пространстве – якобы, близко невидимое сверхмассивное тело.

Грешник оторвался от чтения. Сказал, не смотря на Подорогина:

- У тебя на сей счёт другое мнение?

- Не мнение, а факт.

Грешник присвистнул.

- Ловушки исчерпали доступный лимит, – подождав, сказал Подорогин. – Неужели так сложно свериться с другими показателями или спросить? Водорода за бортом – в избытке, насколько может быть в этой части Солнечной системы. Просто накопители полны.

Грешник всё же обернулся. Хотя лучше бы сидел, как прежде. Его лицо расплылось в безумной улыбке, похожей на оскал мертвеца.

- Ты хочешь сказать, что осталось не десять месяцев полёта, а больше?.. Хм... А теперь сам подумай: смог бы ты это повторить остальным? – Грешник снова умолк, думая о чём-то своём. – Люди стали мало общаться. Простой разговор всё чаще перерастает в склоку. Все ненавидят друг друга, разве ты не видишь этого?

- Это всё из-за неопределённости.

- Зато как они все сюда рвались.

- А ты разве нет?

- Я лишь хотел посмотреть, чем всё закончится.

- И как, доволен?

Грешник качнул головой.

- Всё только начинается.

Подорогин уставился в иллюминатор наружного обзора. Седна повисла точно по курсу. Кровавое семя, так похожее на бьющееся во мраке сердце.

- Как думаешь, что случится, когда падут печати? – Голос Грешника почему-то дрогнул.

- О каких печатях ты говоришь?

- О тех самых, что прописаны в заповедях... и законах божиих.

- Мне кажется, ты наиболее осведомлён в данном вопросе, нежели я.

- Хотелось бы услышать мнение дилетанта.

- Почему ты веришь во всё это?

- А во что ещё верить, когда вокруг вечная ночь? И обозлённые демоны под маской живой плоти...

- Уповать на чудо тоже опрометчиво.

- А я и не надеюсь на чудо. Скорее, на избавление. Похоже, мы слишком далеко зашли в своём стремлении познать непознанное.

- О чём ты?

Грешник помолчал. Потом всё же ответил:

- Не просто же так Он установил на Земле печати.

- Ты о боге? – Подорогин опасливо огляделся; он знал, что все разговоры на мостике записываются.

Хотя... Какая разница? Особенно теперь.

- Знаешь, кем была Седна при жизни? – вдруг спросил Грешник.

Подорогин лишь отрицательно мотнул головой.

- В эскимосской мифологии, Седна – великий дух, возможно, богиня, хозяйка морских животных, особенно млекопитающих. Согласно преданиям, живёт в Адливуне, эскимосском царстве мёртвых, и управляет им. Часто является мифической создательницей или разрушительницей всего сущего, – Грешник вздохнул. – Согласно одному из мифов, Седна, подобно ундине, была дочерью бога-создателя Ангуты и его женой. Она была такой большой и прожорливой, что ела всё, что находила в родительском доме, и даже сгрызла одну из рук отца, пока тот спал. Улавливаешь, к чему это я?.. Согласно же другим версиям мифа, она взяла себе в мужья пса. После инцидента Ангута так рассердился, что выбросил её из каноэ. Седна уцепилась за борт, но Ангута отрубил её пальцы один за другим. Она утонула и попала в царство мёртвых, став владычицей глубоководных чудовищ, а её огромные пальцы стали тюленями, морскими львами и китами, на которых охотятся эскимосы... Хотя мне больше по душе миф, который утверждает, будто бы Седна была красивой, целомудренной девушкой, обманом завлечённой замуж злобным птичьим духом. Когда отец попытался спасти её, дух разозлился и вызвал ужасный шторм, угрожавший погубить людей отца. В отчаянии тот бросил дочь в бушующее море. Ничто не напоминает?

Грешник умолк. Как и Подорогин уставился в обзорный иллюминатор на побагровевшую от смущения Седну. На мостике повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь шуршанием кулеров внутри панелей управления.

- Так к чему всё это? – спросил спустя какое-то время Подорогин. – Я думал, ты веришь в христианского бога, а не в языческое божество, скорее даже дух?

Грешник вздрогнул.

- Брось, неужели не понял? Различные легенда дают разные объяснения её смерти от рук отца. Иногда она невинная жертва, – словно святая, – иногда оказывается, что заслуживает наказания за жадность или какой-нибудь другой плохой проступок, – как грешница. Однако все истории сводятся к тому, что Седна сошла в глубины океана, став владычицей морских существ, – то есть, оказалась низвергнутой, как простой человек, но занявшей место на вершине эволюционной цепочки другого мира, понимаешь?

Подорогин облизал пересохшие губы.

- Ты хочешь сказать...

- Ты ведь не веришь в Библию, и я привёл тебе иной аргумент.

- Но ведь...

- Да, всё очень похоже. Но знаешь, что во всём этом самое страшное?

Подорогин отрицательно мотнул головой.

- Что, так или иначе, Седна стала жизненно важным божеством, истово почитаемым охотниками, зависящими в добывании пищи от её доброй воли.

- О, господи... – невольно прошептал Подорогин, чувствуя, как по всему телу рассыпаются холодные мурашки. – Но ты ведь не думаешь, что всё обстоит именно так? Они ведь не могли нами воспользоваться.

- Руководители проекта послали «Икар» именно для этого. Чтобы найти отца, что низверг с небес наших предков.

- Но зачем им это нужно?

- Неужели ты не понял и этого? – Грешник разочарованно качнул головой. – Здесь, на корабле, нам хватило каких-то десяти лет для того, чтобы превратиться в зверей. Только потому, что нам не во что верить. Рано или поздно, это случится и на Земле. Атеизм, по своей природе, тоже бог, только отождествляемый вовсе не верой, а, наоборот, отрицанием. Сухими понятиями и определениями, которые рано или поздно заведут в тупик. Человек духовен, пойми! Ему плохо вдали от родителей. А те, кто организовали эту экспедицию, хотят уничтожить их, чтобы стереть все доказательства божественного происхождения. Ведь они верят в науку, верят фактам, которые утверждают, что создателя нет.

Грешник умолк.

- Но, возможно, никакой чёрной дыры тоже нет. Откуда такая уверенность, что монстр где-то рядом?

Грешник улыбнулся подобно Люциферу.

- Поверь, он ближе, чем ты думаешь. Я чувствую его. К тому же, ты думаешь, кто-нибудь задался бы целью отправить экспедицию к границам Солнечной системы, не будь уверенным в правоте собственных выводов? Брось, это же смешно... и дорого.

- Так что будет, когда падут печати? – глухо спросил Подорогин.

- Приду те, от которых Отец уберёг нас века назад, когда мы доверили Ему наши жалкие души. Ведь до этого власть на земле принадлежала тварям... А как бы ты сам повёл себя, если бы тебя выгнали из обжитой квартиры и врезали в двери новые замки?

Подорогин пожал плечами.

- Не знаю, как ты, а я бы, на их месте, не на шутку разозлился, – Грешник захлопнул переплёт Библии и недвусмысленно посмотрел на напарника.

Подорогин взглянул на часы – глупо, но за десять лет он так и не решился их подвести, словно это элементарное и рациональное действие могло на что-то повлиять. Однако самое страшное, заключалось в том, что за время полёта, стрелки больше не отстали ни на секунду. Часы шли, как заговорённые, – в «Хроносе» понимали толк в создании точных приборов, – но тогда что стало причиной кошмара, случившегося непосредственно перед стартом экспедиции? Происки небесных сил, или же каверзы тех, что пытались вернуться обратно, на отнятые территории, используя для этого все доступные способы? И, если Грешник прав в своих суждениях, относительно того, чему именно принадлежала Земля в момент своего рождения из газового облака, – как далеко готовы пойти неизвестные науке существа, дабы вернуть всё на круге своя? Да и нужен ли им, вообще, человек разумный?

Подорогин почувствовал в груди холод.

- Так ты считаешь, что твари всё же существуют?

- Твари существовали во все времена, – эхом отозвался Грешник.

- Нет. Я о тех, что упоминаются в Библии.

- Дьявол, бесы, демоны?..

Подорогин судорожно кивнул.

- Это же иррационально, – добавил он, слыша, как оживает на приборной панели сигнал зуммера опасности сближения с неизвестным объектом.

- А это, по-твоему, нормально? – заметил Грешник, толкая локтём джойстик системы автоматического управления креслом.

Подорогин вяло надавил клавишу, включая наружные камеры.

- Снова эти огни...

Грешник застыл у последовательности выстроенных друг за дружкой мониторов – внешние камеры крепились на обшивке, в шахматном порядке, от капитанского мостика до силовой установки с внешним модулем термоядерного реактора, предназначенным для захвата атомов водорода, которые обогащались системами корабля и использовались в качестве термоядерного топлива. Фокусы камер пересекались, что позволяло видеть панорамную картину всего, что происходит снаружи. Поначалу мало кто понимал идею конструкторов – смысл смотреть просто так во мрак, когда на борту установлено новейшее навигационное оборудование, вплоть до нейтринного радара, способного «заглянуть» даже в лоно сверхмассивного космического объекта? Да, не в нутро чёрной дыры, но и близкого знакомства с Юпитером экипажу «Икара» хватило вполне!

Так или иначе, вскоре после отлёта со станции «Перевал», появилась эта аномалия – круглые шары разного диаметра, ярко-белого цвета, что возникали из ниоткуда, какое-то время вились вокруг межпланетника, засвечивая объективы камер, после чего просто исчезали, словно ничего и не было. В радиоэфире при этом царила непонятная вакханалия звуков, пробивающаяся сквозь стандартный «белый шум» ненастроенного на волну передатчика. Радары ничего не фиксировали, снимки не получались, домыслы противоречили логике. На Землю ничего не отсылали, опасаясь быть неправильно понятыми и отозванными... Затем просто привыкли. Шары не чинили вреда, такое ощущение, просто наблюдали. Кое-кто предположил, что это некая, малоизученная форма жизни, способная существовать в открытом космосе, не страшась ни абсолютного нуля, ни смертоносной радиации, ни вакуума. Другие отвечали, что даже если шары разумны – скорее, имеют некие задатки интеллекта, – они не в состоянии установить контакт с землянами, потому что наши жизненные формы слишком отличаются друг от друга.

За играми шаров во тьме стали просто наблюдать, как за плясками заплутавших на Земле светлячков.

- Сколько сегодня? – спросил Подорогин, не желая больше прислушиваться к тишине.

Грешник странно улыбнулся.

- Опять этот большой... А под углом к нему, чуть ниже, ещё четыре поменьше выстроенные в линию, и самый маленький – отстаёт на пару градусов. Занимательно.

- Что именно? – заинтересовался Подорогин.

- Именно эти могут говорить.

- Ты это о чём сейчас? – Подорогин подозрительно уставился на Грешника; тот подмигнул.

- Знаешь, я в детстве увлекался радиоастрономией – даже свой приёмник смастерил, чтобы с крыши дома принимать сигналы далёкого космоса...

- И что, принял?

- Смеёшься? – Грешник тут же посерьёзнел. – Мне же всего двенадцать лет тогда было... Что я мог смастерить из допотопного радиоприёмника? Если только мечту быть рано или поздно кем-либо услышанным... или чем-либо.

- Неужели совсем ничего?

- Отчего же... – проникновенно отозвался Грешник, пристально следя за метаниями шаров. – Я слышал голоса, вздохи в радиоэфире, чей-то шепот и даже плачь. Но вряд ли эти звуки были порождены в глубинах холодного космоса.

- А вдруг?

Грешник покачал головой.

- Из-за «солнечного ветра» атмосфера Земли сильно загрязнена ионизированными частицами. Да и в современных мегаполисах, из-за большого количества электроники, наводятся мощные электромагнитные поля, мешающие дальнейшему распространению радиолуча. Так что моей мечте уже изначально не суждено было сбыться.

- Так зачем пошёл в космонавты? Не лучше ли было заняться любимым делом – слушать далёкие миры?

Грешник скривил челюсть.

- Да, так, возможно, было бы лучше – для меня. Но я слишком рано понял, что всех нас дурят. По эту грань нельзя никого услышать. Потому что человечество просто закрыли – заперли в клетке или в кольце. Не знаю почему, не спрашивай. Возможно, чтобы уберечь, а может быть, страшась нас самих.

- Дико звучит, – сухо заметил Подорогин.

- Отнюдь, – кисло улыбнулся Грешник. – Чуть более ста лет назад некоторые философы на Земле считали, что причина постоянного стремления что-то преодолеть, заключается вовсе не в любознательности человека и даже не в его попытке что-то кому-то доказать. А в его дьявольской сущности. Ведь именно за попытку встать вровень с богом дьявол и оказался в столь незавидном положении. Хм... А теперь, то же самое задумал и человек.

Грешник умолк. Тронул рукоятку джойстика. Переместился к коротковолновому радиопередатчику.

- Солнечная система – не вечна, – задумчиво сказал Подорогин, наблюдая за тем, как группа шаров зависает над одной из камер, отчего на экране монитора появляются блики. – Нам нужно что-то предпринимать, иначе весь род людской попросту вымрет.

Грешник никак не отреагировал на слова напарника, продолжив усердно корпеть над верньером поиска частот.

- Так что там на счёт разговора с шарами? Мы слегка удалились от темы...

- Где они сейчас?

Подорогин склонился над мониторами.

- У грузового шлюза.

- Смотрят внутрь?

Подорогин покосился на Грешника, как на душевнобольного.

- Что? Повтори? – сказал он, включая внутреннюю камеру шлюза, расположенную непосредственно над створками. Но ответа не потребовалось. Шары и впрямь «смотрели» внутрь, так что Подорогин невольно отшатнулся от монитора. Свет болидов сделался не таким ярким, стала заметна тусклая внешняя оболочка, переливающаяся всеми цветами радуги, словно поверхность мыльного пузыря. – Почему ты никому ничего не сказал? – с трепетом проговорил Подорогин, не понимая, что такое происходит всего в каких-то десятках метров от него.

- Я думаю, если бы они захотели, чтобы их услышали все остальные, то непременно добились бы этого. Всё дело в частоте дискретизации...

Шары отозвались яркой вспышкой, и в этот самый момент ожил динамик под потолком:

«Папа! Стой!»

Подорогин почувствовал, как на голове шевелятся волосы. Он знал этот голос. Он не перепутал бы его ни чьим другим на свете!

Подорогин сглотнул ком.

- Юрка...

Грешник рядом судорожно вращал верньер, но динамик больше не ожил. Шары на экране монитора ярко вспыхнули и унеслись прочь, оставив Подорогина наедине с разрозненными мыслями, относительно судьбы своего уже взрослого сына... да и всего человечества в целом.