После визита Кабир-эфенди жизнь Ибрагима круто изменилась. Для оставшихся в Аялонской Долине феллахов Ибрагим стал защитником. Он заставил приехать к себе мо-гущественного человека - дерзко подверг унижению такую фигуру. Как ветер в пустыне, распространилась молва о том, как Ибрагим убедил эфенди сохранить Табу.

Для Ибрагима это было как упавший с дерева плод: ему больше не надо было пла-тить ренту, он стал полным владельцем земли. Да, Ибрагим сделал себе благо, но он за-служивал и большего за все, что сделал. И как венец его удачи, Агарь родила сына, Кама-ля.

А самым престижным и очевидным для всех знаком власти, о каком только может мечтать арабский мужчина, стала его личная гвардия из дюжины свирепых воинов.

Теперь его шейхи и мухтары куда меньше были склонны пререкаться с ним из-за пустяков. Под его властью находилось более двухсот семей, насчитывавших пятьсот че-ловек. Он обладал безоговорочным контролем: в полнейшем смысле вождь племени.

После сбора урожая 1925 года Ибрагим объявил, что совершит паломничество в Мекку и станет первым в долине сельским жителем, когда-либо сделавшим это. По воз-вращении он в последний раз изменил свое имя, присоединив к нему высший титул - хаджи, ибо он побывал в Мекке.

Все это не принесло ему полного счастья. Он продолжал проводить долгие часы на холме и злиться на евреев Шемеша и других еврейских поселений региона. Табу и Шемеш все так же разделяла атмосфера холодности, и только Фарук имел дело с теми проблема-ми, которые неизбежно возникали между ними. Уже который год евреи получали урожай за урожаем, и болото почти совсем исчезло.

Ибрагим обещал напасть на евреев, когда они будут собирать урожай, но не сдержал слова. И не только из-за запрета, наложенного Кабир-эфенди, но и потому, что знал, что даже с его личной "милицией" не покончить ему с евреями. В Шемеше, как и в любом другом киббуце в Аялоне, Хагана под руководством Гидеона Аша была силой, вполне способной защитить себя. Поговаривали даже, что евреи изготавливают оружие на тайных заводах в киббуцах. Весной 1927 года Шемеш пустил большую птицеферму, которая ос-вещалась всю ночь, чтобы увеличить производство яиц. Позднее в том же году они увели-чили свое стадо и производство молока, чтобы поставлять продукты самому Тель-Авиву и Иерусалиму.

Несмотря на запрет Ибрагима, между его феллахами и еврейскими фермерами кое-какие контакты все-таки поддерживались. Особенно там, где соседствовали их пашни. Ев-реи устроили ограды из кактусов, шипастой ююбы и опунции, но сквозь них можно было проникнуть, чтобы украсть несколько цыплят или плодов.

Случалось, евреи и феллахи разговаривали и даже торговали друг с другом. Этот временный мир взорвался под конец сбора урожая 1927 года.

Во время сбора винограда один деревенский из Табы пробрался на террасы, подож-дал, пока последний из евреев вернется в киббуц, и начал воровать виноград.

Одна женщина из киббуца заметила Хани, но прежде чем она позвала на помощь, он ее схватил, швырнул на землю и в панике нанес ей тяжелые удары по голове. Когда он увидел ее на земле избитой и с открытыми ногами, им овладела похоть. Он сорвал с нее одежду и попытался изнасиловать. Крича, кусаясь и лягаясь, ей удалось отбиться, но она была тяжко травмирована, у нее был сломан нос и выбито несколько зубов. Еще большую ярость вызвало известие о том, что она была беременна.

Через несколько часов Хани сбежал на юг и невредимым спрятался у своих бедуин-ских родственников, а деревня приготовилась встретить ответное нападение. Его не по-следовало, но прибыла британская полиция. Деревенские все как один в рот воды набра-ли, однако имя Хани уже было известно полиции. Англичане уехали с пустыми руками, но напряжение весь день усиливалось, потому что активность в киббуце прекратилась и на шоссе воцарилась зловещая тишина.

Ибрагим с ужасом понимал, что о Хани сообщил евреям кто-то из Табы. Информа-торы были необходимы, чтобы кланы и племена могли наблюдать друг за другом, но до сего момента Ибрагим не думал, что евреи могут купить его собственных людей.

Всю ночь Ибрагим расхаживал по холму, развернув свою личную армию. Он был озадачен. Хани спрятался у Ваххаби. Англичане его никогда не найдут. Если евреи хотят отомстить, то почему не нападают? Ответ он получил через несколько часов после восхо-да солнца. Вопя, к нему прибежали жители деревни во главе с Фаруком и Агарью.

- Колодец сухой!

У Ибрагима пересохло во рту.

- У нас нет воды!

- Мы умрем!

- Спаси нас, хаджи Ибрагим!

- Прекратите орать по-бабьему и оседлайте мне лошадь! - скомандовал Ибрагим, крикнув двоим телохранителям сопровождать его.

Через несколько минут он остановился у сторожевого поста возле главных ворот киббуца. Из сторожки появился единственный невооруженный человек.

- Требую встречи с вашим мухтаром! - закричал Ибрагим.

Сторож позвал другого человека, и они склонили головы друг к другу.

- У нас нет мухтара, - произнес второй на хромом арабском. - Привяжите ваших лошадей и подождите.

Через несколько минут он вернулся с крепкой, полногрудой, не лишенной привлека-тельности женщиной. Ибрагим и его телохранители с удивлением переглянулись.

- Я Руфь, секретарь Шемеша, - сказала она на ужасном арабском. - Что вам нужно?

- Это невозможно! Ты женщина! Я не могу иметь дело с женщиной! Я Ибрагим, мухтар Табы!

- Может быть, вы пришли проведать ту девушку, что была избита, - сказала Руфь.

- Я требую разговора с Гидеоном Ашем!

Три еврея поговорили между собой.

- Гидеон говорил, что наверно вы придете и будете спрашивать его. Оставьте ваше оружие у Шломо. Когда будете уходить, сможете его забрать, - сказала женщина.

Ибрагим досадливо проворчал, отдал сторожу свое ружье и велел то же самое сде-лать своим людям.

- Шломо, - твердо сказала женщина, - посмотри-ка, нет ли у них ножей или

пистолетов.

Ворча, Ибрагим развел руки и позволил обыскать себя и своих людей.

- Чисто, - сказал Шломо.

Женщина властно кивнула, и Шломо открыл ворота.

- Можете войти с лошадьми, - сказала Руфь. - Знаете то место, где на ручье малень-кий водопад?

- Знаю.

- Гидеон там вас ждет.

Гидеон Аш удобно растянулся в тени эвкалипта на чудесном месте, где поток с деся-тифутовой высоты падал в маленький бассейн. Он встал, услышав стук копыт, и увидел приближающихся к нему трех всадников. Ибрагим спрыгнул с лошади, тяжело дыша и тряся перед ним кулаками.

- Я тебя предупреждаю! В этой долине у меня две тысячи вооруженных людей и еще десять тысяч Ваххаби, и они кинутся сюда мне на помощь. Если наш колодец не напол-нится до того, как солнце станет высоко, эта долина пропитается еврейской кровью!

- Привет, Ибрагим, - сказал Гидеон. - Прошло три года с тех пор, как ты оказал мне гостеприимство в твоей деревне. Да, армия у тебя впечатляющая, но воды ты не полу-чишь. Она принадлежит нам.

- Ты лживый еврей, и пердел я тебе в бороду!

- Твой большой благодетель, Фавзи Кабир-эфенди, продал нам права на воду из Ая-лонского ручья, когда откинул нам это болото. Но у Табы всегда будет достаточно воды, если она будет вести себя как следует.

- Лжец! Ты умрешь первым!

- Влезай на свою чудесную лошадь и скачи в Лидду, хаджи Ибрагим. Все это запи-сано в земельной конторе.

Ибрагим был поражен до немоты. Обычно, будучи возбужден, он сыпал громкими словами и проклятьями, чтобы успокоиться. Он стал подыскивать подходящие слова, что-бы скрыть свое замешательство, а ум его метался. Он понимал, что если действительно права на воду у евреев, то ему придется отдать едва не ставшего насильником Хани, чтобы наполнить деревенский колодец!

Внезапно Гидеон издал короткую команду, чтобы телохранители Ибрагима вышли.

- И ты тоже уходи, - сказал Гидеон, - встреча окончена.

Еврей поймал его в ловушку. У него не было выбора. Он подавил свою ярость, зная, что следующий миг может стать решающим. И он знал, что Гидеон не из тех, кто станет запугивать: надо менять курс. Жестом и несколькими словами он приказал своим людям удалиться.

- Пожалуйста, - Гидеон указал на пару больших плоских камней, подходящих для сидения. - Я часто прихожу сюда, как ты поднимаешься на свой холм. Нам много о чем есть поговорить. Позволишь себе чуточку вина?

Ибрагим оглянулся, как будто за ним шпионили. Ему, как мусульманину, запрещено пить вино.

- Сначала поговорим, - сказал он.

Гидеон присел на один из камней.

- Кто на один день тебя старше, тот на один день хитрее. Кабир-эфенди вел с тобой нечестную игру, - сказал еврей.

Ибрагим подавил желание остановить Гидеона - ведь нельзя позволить еврею плохо говорить о брате-мусульманине. В глубине души он понимал, что Фавзи Кабир предал его, продав евреям права на воду. Он сделал это, чтобы заставить Табу бороться против Иеру-салимского муфтия. Как же это обойти? Неужели евреи не сжалятся? Прежде чем я съем его на обед, он может съесть меня на завтрак.

- Мне нужен Хани, - сказал Гидеон.

- Он был на своем собственном поле, а на него напала дюжина ваших людей, - ав-томатически произнес Ибрагим.

Гидеон ответил обезоруживающей улыбкой, той же самой пренебрежительной улыбкой, как три года назад.

- Если так, правосудие пойдет своим ходом. Он получит справедливый суд.

- Нет. Вся эта история - ваша выдумка, чтобы оправдать то, что вы нас оставили без воды.

- У тебя два выбора, - сказал Гидеон, игнорируя слова Ибрагима. - Я знаю, что Хани прячется у Ваххаби. Я сорок дней и ночей ел в палатке шейха Аззиза. Мы с ним братья. Или Хани вернут и он пойдет под суд, или мои друзья среди Ваххаби проследят за тем, чтобы его выгнали в пустыню.

Еврей заманил Ибрагима в слабую позицию. Он знал, что Гидеон знает, что он нико-гда не сможет согласиться вернуть Хани, чтобы отдать его под суд. Так Ибрагим потеряет лицо перед своими людьми. Будет гораздо лучше позволить бедуинским друзьям Гидеона позаботиться о нем. Ему придется разделить с Гидеоном тайну. Он будет обязан еврею. Пока евреи владеют его водой, он у них в двойном долгу. Ты можешь пройти перед вра-гом, когда ты голоден, но не когда ты гол...

- Черт с ним, с Хани, - сказал Ибрагим. - Пусть грифы гложут его кости.

- Ваххаби получат письмо сегодня вечером, - сказал Гидеон.

- Никто не должен знать, - произнес Ибрагим.

- Пустыня все скроет, - ответил Гидеон.

- Вы не можете воспользоваться тем, что Кабир нас обманул, - взмолился Ибрагим. - Ведь мы в Табе больше тысячи лет. - Он преувеличил на несколько столетий.

- За вашу воду надо платить, - твердо сказал Гидеон.

- Но мы же очень, очень бедны.

- Насколько я понимаю, ты лично вполне разбогател.

- Я на шантаж не поддамся, - сказал Ибрагим, и его доблесть медленно выступила из пор.

- Если ты не нашел способа выбить воду из скалы, пакуй свои вещи.

- Назови свою цену! - прошептал Ибрагим, и страх овладел им.

- Мир.

- Мир?

- Мир.

- И все?

- Все. Вентиль, который направляет воду в Табу, останется открытым до тех пор, пока вы не делаете набегов на наши поля, не стреляете в нас и никогда больше не прикос-нетесь ни к одному из моих людей.

Доблесть Ибрагима быстро вернулась к нему.

- Что ты мне дашь, если я приму твои требования?

- Ту самую воду.

- Мне нужна бумага, чтобы всем ее показать. Дай мне бумагу, и я согласен.

- Мы уже легализовали ваши права. Они в папке в земельной конторе. Ваша вода за-висит от того, будете ли вы выполнять соглашение. Что-нибудь не так?

- Я понял, - капитулировал Ибрагим. Он почувствовал такое облегчение, что пожал Гидеону руку, как при заключении сделки. - Как мы узнаем, что там достаточно воды? В жаркие месяцы поток иссякает, а мы видим, что вы сооружаете одну из этих огромных во-донапорных башен.

- Мы два года обмеряли ручей. Для нынешних нужд его достаточно. Однако мы вскрываем новые площади и хотим попробовать дождевание. Под террасами мы построим плотину и резервуар. Вместе с зимними потоками будет достаточно воды - для мирных соседей - на это столетие.

Плотина! Резервуар! Удивительно. До чего изобретательны евреи!

- Раз уж ты здесь... Ваши пастухи сломали ограду на вашем южном пастбище, где оно граничит с нашими северными полями. А ваши козы все рушат. Они своими копыта-ми копают землю в поисках воды и уничтожают хрупкие насаждения.

Ибрагим старался не быть агрессивным...

- Но эти козы жили здесь тысячи лет.

- Козы - да, но земля - нет, - сказал Гидеон. - Я заметил, что ты осушал болото, и как я понимаю, это твоя личная земля. Если хочешь получить высокую прибыль, то я предлагаю тебе избавиться от коз и попробовать заняться тем скотом, который мы здесь завели.

Ибрагим решительно встал.

- Пойми, Гидеон Аш. Я заключил с тобой сделку, потому что у меня нет выбора. Нам ничего не надо, кроме нашей доли воды, которую у нас украли. Нам не надо вашего скота, ваших машин, вашей медицины. Вы обманываете себя, если в самом деле полагае-те, что это страна молока и меда, как шпионы Моисея обманывали его.

Ханаан всегда был пылью. Древние евреи из-за засухи бежали из Ханаана в Египет.

- Кое-чему мы, может быть, научились за последние три тысячелетия, - сказал Гиде-он, - и может быть, настало и для вас время начать учиться.

- А может быть, вы научитесь тому, что то, чему Пророк повелел быть пылью, так и будет пылью. Подожди, пока не останется воды. Подожди, пока не придут землетрясения. Подожди, когда ваша медицина не сможет излечивать Божью кару. Подожди, пока солнце не взломает скалы. Они сломят и ваш дух тоже.

- Может быть, и Аллаху нужно немножко помочь, - ответил Гидеон. - Настала вам пора перестать перебирать кости мертвой земли.

- Дурак ты, Гидеон Аш.

- Мы собираемся быть соседями надолго, хаджи Ибрагим. Я надеялся, что ты жела-ешь лучшего для своего народа.

- Не от вас, - ответил Ибрагим и сел на лошадь.

- Надо нам встретиться. Нужно потолковать о таких вещах, как ограда и чума. Это касается нас обоих, - сказал Гидеон.

- Как я могу встречаться, если вы мухтаром выбрали бабу?

- Мы выбираем своих лидеров. Наши лидеры не выбирают нас, - сказал Гидеон.

- Совсем плохой порядок. Никогда не будет действовать, - сказал Ибрагим. - Я встречусь, но только с тобой и только на моем холме.

- Разок на холме. А разок здесь у ручья, - ответил Гидеон.

Отъехав, Ибрагим удивился, что больше сердился на еврея, чем на Кабир-эфенди. От Кабира штучки такого рода были ожидаемы и понятны. Но милости от евреев? Никогда!

Ибрагим прискакал к перепуганному собранию у кафе. Он спокойно уселся за свой столик, пока Фарук подобострастно ставил перед ним финджан с кофе. Не спеша налил его и отхлебнул, изучая полные страха, обращенные к нему глаза.

- Эфенди продал нашу воду евреям, - сказал он. Он поднял руку, предупреждая мас-совую истерику. - Но я велел еврею наполнить наш колодец не позднее, чем поднимется солнце, иначе и пятьдесят английских кораблей не спасут его осла.

- Вот это да!

- Еврей дал письмо. Я дал ему выбрать: выдергивать ему волосы из бороды по одно-му или сразу горстью.

- Это война?

- Нет. Он умолял о мире. Я его пожалел!

- Хаджи Ибрагим! - послышался чей-то голос. - Вода наполняет колодец!

Раздались радостные крики и свист.

- Великий хаджи Ибрагим!

Отец Хани протолкался к столу.

- Мой сын, Ибрагим. Что насчет Хани?

- А, да. Я ему сказал, что такой отличный парень, как Хани, не мог такого сделать. Он просто навещает родственников. Еврей согласился, чтобы было тихо с этим, и через некоторое время Хани сможет потихоньку вернуться в Табу.

- Да благословит Аллах каждый твой вдох и шаг, хаджи Ибрагим.

После вечерней молитвы Ибрагим ушел на холм. Больше он не мог смотреть на этот киббуц Шемеш со всеми его деревьями. Проклятье... но ему понравился Гидеон Аш! Если бы только его сын Камаль оказался таким, как Гидеон... почему... почему... они вдвоем могли бы покорить всю Палестину.