Профессор доктор Нури Мудгиль - величайший араб из всех, кого я встречал, не считая моего отца. Ибрагим предупредил меня, чтобы я честно отвечал на все вопросы. Это пугало.
Я поднял мешок с девятью другими предметами на одну из его длинных скамеек и развязал его, затем выложил находки в ряд. Доктор Мудгиль проковылял к скамейке, тя-жело опираясь на костыль и держа лупу в свободной руке. Он опустился на стул и накло-нился так низко, что его лицо почти касалось находок.
- Во имя Аллаха, это замечательно, - повторял он.
В добавление к двуглавому штандарту с горными козлами, который он уже видел, там были два простых штандарта и третий, с орлом. Еще были два предмета из слоновой кости, вырезанные дугой, напоминающей молодую луну. В них было множество вырезан-ных или просверленных отверстий. Профессор доктор Мудгиль тотчас же предположил, что это обрядовые косы. Седьмой предмет выглядел как медный "рог изобилия" с боль-шим изгибом. Восьмой предмет он описал как наконечник булавы. А последний едва не вызвал у него слезы; это было большое толстое кольцо, похожее на корону, украшенную множеством птичьих головок по верхнему краю. Пока он все это изучал и делал свои из-мерения и пометки, я разглядывал его наполненный чудесами кабинет. Как следовало из фотографий и удостоверений, он читал лекции во многих самых значительных местах за пределами Палестины. Его заурядная одежда и скромные манеры были разоружающими для столь известного человека. Закончив свой первый осмотр, профессор доктор Мудгиль пригласил нас в свой кабинет.
- Ишмаель готов правдиво ответить на все вопросы, - сказал хаджи Ибрагим. - Мальчик умнее, чем мог бы быть в свои тринадцать лет. Он мой наперсник и редко лжет. Он обо всем знает, в том числе и о моих поисках Гидеона Аша. Это он, Ишмаель, доду-мался, что вы, как археолог, можете иметь доступ к еврейской стороне.
- Ты понимаешь, Ишмаель, насколько важна наша тайна? - спросил он.
- Да, сэр, - сказал я.
- Вы правы. Евреи - самые необыкновенные исследователи прошлого. У них нена-сытное увлечение своими корнями.
Он вынул топографические карты и фотографии вади и скал за Кумраном.
- Надо как следует изучить их и подумать, нельзя ли установить, где находится и та пещера, в которой вы жили, и та, где вы нашли сокровища.
Я почувствовал себя ужасно важным, но стушевался, поглядев на карты и фотосним-ки. Они совершенно сбили меня с толку. Но когда профессор доктор Мудгиль объяснил, что они означают, мое смущение немного прошло.
- Вот здесь. - Я показал наугад.
Отец взглянул, но, не понимая, осторожно кивнул.
- Значит, ты увидел дыру над своей пещерой, и тебе стали говорить, что слабо тебе туда залезть?
- Да, сэр.
- Ты поднимался туда один?
- Он полез вместе с юношей по имени Сабри, которого мы взяли в свою семью в На-блусе. Сабри работает в Иерихоне, но я могу устроить встречу с ним, - сказал Ибрагим. - Ну, ответь же профессору. Вы поднимались вместе, - настаивал отец.
- Сабри не все время шел вместе со мной. Он испугался высоты и ушел.
- Остальной путь ты шел один? - спросил профессор Мудгиль.
- Нет, сэр. Я не сказал тебе, отец, боялся, что ты будешь недоволен, но я полез вме-сте с Надой. Это Нада все это нашла. - Я попытался взглянуть на хаджи Ибрагима, зная, что он не прибил меня на месте только из-за присутствия профессора доктора Мудгиля, но вспыхнувшее в его глазах бешенство говорило, что мне еще достанется. Конечно, я ничего не сказал о том, что Нада снимала свою рубашку.
- Тогда приведите ее сюда, - сказал археолог.
- Это невозможно, - резко ответил отец.
Мне надо было соврать. Сабри поддержал бы меня. И зачем я рассказал отцу про Наду!
Профессор доктор Мудгиль понимающе перевел взгляд с меня на отца.
- Ну, продолжим, - сказал он.
По его вопросам я нарисовал приблизительную карту пещеры с сокровищами, изо-бразив три ее помещения и расщелину, где мы их нашли. Он следил за каждым моим сло-вом.
- Были там скелеты?
- Да, это было первое, что мы увидели. Мы их испугались.
То, что мы нашли кости ребенка в большом кувшине, указало профессору доктору Мудгилю, что хоронивший ребенка верил в бога или в богов. Дитя было укрыто в кувши-не для путешествия на небо - что-то в этом роде. Кости другого ребенка возле обожжен-ного камня говорили о том, что было совершено жертвоприношение.
Он задал мне множество вопросов о завертке в ткань, о зерне, признаках огня и вся-ком другом.
- Там было множество горшков, и разбитых, и целых. Мы их не взяли, потому что спускаться по скале было очень трудно, и мы боялись, что выроним их и они разобьются.
Профессор доктор Мудгиль пробормотал, что бедуины наверно уже разграбили пе-щеру. Он сделал пометку, чтобы связаться с шейхом бедуинов Таамиры, которые копают-ся в древностях в этом районе. Они разбираются в свидетельствах ткачества и гончарного ремесла. Он объяснил мне насчет слоев и хронологии.
- У нас есть доказательства, что пещерами между тем местом, где мы находимся, и Масадой пользовался Бар Кохба, еврейский революционер постхристового времени. Его восстание против римлян в первый раз обозначило конец евреев в Израиле. Без сомнения некоторые напластования остались от Бар Кохбы, а может быть даже от ессеев, которые были связаны с Иисусом и Иоанном Крестителем.
Он стал объяснять мне о напластованиях, пытаясь установить, не могли ли воины Бар Кохбы вместе со своими семьями жить в этой пещере, не подозревая о драгоценном кладе.
- Да, это очень возможно, - посчитал я. - Вещи были очень хорошо запрятаны глу-боко в трещине в самом маленьком помещении. Само оно было непригодно для того, что-бы там жить, потому что высота там только три-четыре фута. Сокровища могли бы найти, если бы только специально их разыскивали. Нада их нашла потому, что обертка развалилась и камни вокруг осыпались.
Он спросил меня о деревянных палках поблизости. Я их вспомнил. Профессору Мудгилю это указывало на то, что эти неизвестные люди специально спрятали сокровище. В доисторическое время палками пользовались, чтобы копать. Из-за низкой влажности в некоторых глубоких пещерах деревянная палка или зерно часто оставались в сохранности.
Расспросы продолжались половину утренних часов. Наконец он выронил карандаш и потер глаза.
- Тайна расширяется, - сказал он. - Вот, дай-ка я тебе покажу.
Он ловко подставил костыль под плечо, проковылял в мастерскую и взял первый предмет - двуглавый штандарт с горным козлом.
- Пробы меди из этого изделия обнаруживают содержание мышьяка, что указывает, что она происходит из копей Армении. В Армении прослеживается столь же древняя ци-вилизация, как в Иерихоне и Плодородном Полумесяце. Это была самая первая христиан-ская страна. Штандарты вроде этого находили в соседнем Иране, так что нельзя исклю-чать Армению.
Но посмотри на эту корону. Даже невооруженным глазом видно, что медь намного чище и похожа на ту, что из копей недалеко от Палестины. - Он поднял корону и штан-дарт. - Это не из одной копи и даже не из одной местности. А все восемь медных предме-тов без сомнения относятся к медному веку.
- А теперь тайна по-настоящему сгущается, - сказал он, беря два кривых предмета из слоновой кости с отверстиями. - Это кости гиппопотамов. Ближайшее к Палестине ме-сто, где есть эти животные, - долина Верхнего Нила в Африке. Люди той эры не передви-гались на большие расстояния. Они оседали в плодородных долинах и строили маленькие сельскохозяйственные общины. У них не было кораблей. Еще не были одомашнены ни верблюд, ни лошадь. Как же удалось трем предметам из совершенно разных местностей шесть или семь тысяч лет назад сойтись в этой пещере?
- Я знаю! Знаю! - закричал я. - Аллах послал своих ангелов, и они принесли все это в пещеру!
- Похоже, лучшего объяснения мы пока не имеем, - сказал профессор доктор Муд-гиль, - но оно не принимается научной общественностью.
О, как бы мне хотелось поучиться у этого великого человека.
- Я вас поведу в пещеру, - сказал я.
- Если я продам клад евреям, неужели ты думаешь, что Абдалла позволит мне экс-педицию в Кумран? Кроме того, у короля другие срочные дела. Но! Евреи все еще контро-лируют половину территории, где находятся пещеры, и они наверняка поспешили бы ис-следовать их.
Он протянул свою шишковатую руку и погладил меня по голове.
- Вижу, ты хочешь отправиться на раскопки.
- О да, сэр!
- Я начал раскопки мальчиком, - сказал он. - Еще одна маленькая тайна, Ишмаель. Думаю, я кое-что знаю о неолитической стене в развалинах Иерихона. Должно быть, это древнейшая стена в истории цивилизации. У меня была переписка с доктором Катлин Кеньон, да благословит ее Аллах. Она в Лондоне, и она заинтересовалась. Увы, ей пона-добится два или три года, чтобы добыть достаточно средств для организации экспедиции.
- Катлин? Имя женщины-христианки? - резко сказал отец.
- Разумеется, женщины, - ответил Нури Мудгиль, твердо взглянув на моего отца. - Она крупнейший из неевреев археолог, специалист по Палестине и Библии.
Последовало неловкое молчание. Отец старался подавить гнев. Евреи. Женщины. С одной стороны, он хотел связаться с евреями. С другой стороны, он ненавидел то обстоя-тельство, что ни одна арабская страна не купит клад. А что до женщин-археологов... ну, это уж никогда не было частью убеждений хаджи Ибрагима.
- Где же они окажутся? - отрывисто спросил отец.
- В Еврейском университете, где им и следует быть.
- Разве нет арабского музея или арабского филантропа, который бы их купил? Это же арабские находки. Как насчет Рокфеллеровского музея в Восточном Иерусалиме?
- Арабские филантропы, какие есть, делают маленькие взносы в маленькие приюты и вкладывают большие деньги в крупные алмазы. Исламские музеи от Каира до Багдада - это бардак. Я видел, как в Рокфеллеровском музее бесценные, тысячелетней древности кораны рассыпаются в прах из-за книжных червей. Факт то, что одно из лучших собраний исламских древностей находится в Еврейском музее в Западном Иерусалиме.
- Им лишь бы унизить нас, - ответил хаджи Ибрагим.
- Вам ведь вообще не нравится иметь дело с евреями, - сказал профессор доктор Ну-ри Мудгиль. - И я даже меньше нравлюсь вам оттого, что сотрудничаю с ними.
Молчание перешло от неловкого к ужасному, когда в хаджи Ибрагиме боролись чув-ства вины и страха быть заклейменным как изменник.
- Очень трудно иметь дело с евреями в той атмосфере крайней ненависти, которую мы создали, - сказал Нури Мудгиль. Хромой человек развел руки и встал так прямо, как только позволяло его изуродованное тело. - Позвольте мне рассказать вам о том существе, что стоит перед вами, хаджи Ибрагим, и вы больше не будете удивляться.
- Я не хотел вас обидеть, - хрипло произнес отец.
- Я родился таким, каким вы меня видите, - сказал Нури Мудгиль. - Мои мать и отец были близкие родственники, и вот результат. Это бич всего арабского мира. От этого родилось еще миллион таких же кривых тел. Есть они в вашей деревне, хаджи Ибрагим?
Конечно. Губы отца были плотно сжаты.
- Вы пришли ко мне, чтобы разыскать евреев, - продолжал Мудгиль. - А теперь от-носитесь к этому ханжески. Зачем вы пришли ко мне? Чтобы добиться лучшей жизни для этого мальчика, потому что знаете, что если мы последуем за нашими вождями, то вы ум-рете несчастной смертью после несчастной жизни в нищем лагере. Или вы пришли пото-му, что согласились с сирийским премьер-министром, который на прошлой неделе заявил, что для всех палестинцев лучше быть изгнанными, чем согласиться уступить хотя бы дюйм земли? По крайней мере, как он сказал, смертью полумиллиона палестинцев мы создадим мучеников, чтобы еще тысячу лет поддерживать кипение нашей ненависти.
Он повернулся и проковылял обратно в свой кабинет и с одышкой скрючился над столом. Мы с отцом осторожно последовали за ним.
- Сядьте! - приказал он. - И ты тоже, Ишмаель.
- Я был средним из девяти мальчиков, - произнес он таким голосом, словно нас не было в комнате. - Мой отец торговал козами и баранами. Когда мне было четыре года, он посадил меня на мост Алленби нищим-попрошайкой. Будь гордым, сказал он. Нищенство - почетная профессия, и если ты представишь себя достаточным уродом, ни один мусуль-манин не откажется подать тебе милостыню. Милосердие - опора ислама, сказал он. И вот, когда автобус останавливался для осмотра моста, я вместе с дюжиной других нищих, ужасных калек, проникал в этот автобус и хныча клянчил подачку. У меня на лице было полно болячек, так что заработок был ощутимым.
В девять лет я не знал ничего, кроме попрошайничества на мосту Алленби. В том году в Иерихон приехал на раскопки знаменитый доктор Фарбер. Я околачивался побли-зости, стараясь быть чем-нибудь ему полезным, но был настолько болен, что нуждался в госпитализации, иначе умер бы. Когда отец узнал, что доктор Фарбер поместил меня в госпиталь Хадассы, он вытащил меня из палаты, избил до потери сознания и потребовал, чтобы я никогда больше не покидал мост. И тогда доктор Фарбер купил меня за сотню фунтов, и эти деньги ему пришлось одолжить.
Он забрал меня домой, вылечил, научил читать и писать... - Он остановился, борясь со слезами.
- Простите, что обидел вас, - повторил отец.
- Нет, дослушайте до конца. Когда сезон раскопок закончился, я умолил его позво-лить мне остаться и сторожить. И я копал и копал. Все лето я копал, пока не начали кро-воточить руки. Я, Нури, нашел неолитический череп, чудо раскопок! Знаете, что это зна-чило, когда я отдал его доктору Фарберу? Посмотрите на это, - воскликнул он, показывая на дипломы над столом. - Это от Еврейского университета, а теперь вы можете забрать ваше дерьмо и продать его ворам!
Отец кивком велел мне выйти, и я вышел.
- Что я могу сказать? - промолвил Ибрагим.
- Мы - народ, живущий в ненависти, отчаянии и темноте. И для нас евреи - мост из темноты.
Слишком измученный для дальнейшей борьбы, Ибрагим опустился на стул.
- Вы можете доверять Ишмаелю, - пробормотал он. - Он хранит секреты, как никто другой. Вы никогда не окажетесь в опасности из-за него. Возьмите эти вещи и получите за них как можно лучшую цену.
- Только при условии, что Ишмаель не будет наказан за то, что взял с собой сестру. У нее хватило смелости продолжать карабкаться по скалам, когда другой юноша испугал-ся. Она оказала человечеству большую заслугу. Поклянитесь честью вашего отца.
Ибрагим издал множество вздохов, уменьшавшихся от решимости до пустяков.
- На этот раз я посмотрю сквозь пальцы на непослушание сына, - произнес он нако-нец. - Ну, а что слышно от Гидеона Аша?
- Намечаются совещания между Абдаллой и палестинцами. Ваше мнение о нем из-вестно. Пока что он не пойдет против любого палестинца с положением, вроде вас. Он со-бирается сделать вид, что палестинцы хотят его и никого больше. Это, я думаю, тот слу-чай, когда золотая рыбка пытается проглотить акулу. Вот вам мой совет. Есть люди, кото-рые думают так же, как вы. Вы их найдете.
Ибрагим выслушал и некоторое время раздумывал.
- Мне нужно в жизни только одно. Я хочу вернуться в Табу и соединить там своих людей. Они где-то в Ливане. Я не вернусь в Табу один или даже во главе своего народа. Я не буду предателем арабов. Правильно или нет, этого я не могу сделать. Я могу вернуться в Табу лишь во главе тысяч палестинцев, как авангард полного возвращения.
- Я открою вам главные тайны вашей жизни. Вы, вы один пойдете на эти совещания, зная, что Бен-Гурион и евреи согласны на немедленное возвращение ста тысяч арабов с итогом, который должен быть обсужден при заключении мирного договора.
- Ста тысяч... - изумленно прошептал Ибрагим.
- Сто тысяч для начала, - сказал Нури Мудгиль.