Начало 1950 года.

Римляне называли его Филадельфией. Амман, столица библейских аммонитов, - это то место, где царь Давид послал своего полководца Урию на верную смерть в бою, чтобы завладеть его женой, прекрасной Вирсавией. Подобно древнему Содому, Амман имел славу бессовестного гедонизма и зла, что навлекло на него гнев пророков Амоса и Иере-мии. Их предсказания о разрушении Аммана исполнились лишь отчасти. Амман не был разрушен. Он просто никогда ничем не был. Он все еще лежит там, раскинутый на во-шедших в поговорку семи холмах, - забытая станция на Царской дороге, торговом пути между Красным морем и Дамаском. Так он и оставался, изнывая от солнца, две тысячи лет, почти не подозревая о существовании окружающего мира.

И вот явился Абдалла со своими амбициями и с англичанами, объединяющими бедуи-нов в Арабский легион. Амман поднял свою обдуваемую ветром, засыпанную пылью голову и из столицы ничего стал новым центром арабских интриг.

* * *

Вы не можете представить, как я был взволнован и горд, когда отец сказал, что я бу-ду сопровождать его в Амман на Великий съезд демократического единства! Арабский мир, кажется, метался от одного съезда к другому, но я еще не был ни на одном, тем более демократическом.

Несколько недель Акбат-Джабар и еще четыре лагеря были охвачены пламенем об-суждений и споров. Иорданские агенты завалили нас литературой и агитацией. Нужно было больше тысячи делегатов - половина с Западного Берега и половина от палестинцев, ныне живущих в Иордании.

Если бы посчитать, то оказалось бы, что 50 процентов съезда Абдалла посадил в тюрьмы еще до того, как начал подбирать делегатов от Западного Берега. Многочислен-ные палестинцы, живущие в Аммане, и те, что обитали в пятидесяти лагерях вверх по ре-ке, были у Абдаллы в кармане, и никто не сомневался, как они будут голосовать.

Каждый день объявляли новых делегатов из числа мэров, мухтаров, шейхов, духо-венства и известных палестинцев Западного Берега. Эти тоже в подавляющем большинст-ве были людьми Абдаллы. Допускалась и оппозиция, но только тщательно просеянная, малочисленная, контролируемая; она нужна была, чтобы "доказать" миру, что съезд будет насквозь демократическим.

Хаджи Ибрагим был в числе оппозиции, выставленный вместе с группой делегатов от Акбат-Джабара и других лагерей вокруг Иерихона. Хотя на этих территориях жило больше пятидесяти тысяч человек, от них было назначено жалких двадцать делегатов.

Тем не менее драка за места была жестокой. Сначала была сделана попытка устроить выборы, но никто не знал, как их проводить, и этой системе не доверяли. Отбор делегатов скатился к обычной силовой борьбе, когда местами овладевают сильнейшие главы племен и те, кто лучше умел подбирать союзников.

Несмотря на нажим иорданцев, мой отец, великий хаджи Ибрагим аль-Сукори аль-Ваххаби стал главой делегации от Иерихона.

Половина делегатов была про-абдаллистской с самого начала, и иорданские агенты продолжали работать с другой половиной. Им обещали дополнительные пайки, деньги и в будущем правительственную службу. Когда агенты закончили свою "кампанию", хаджи Ибрагим сумел насчитать всего с десяток противников аннексии Западного Берега. Это число еще более сократилось, когда были убиты двое самых открыто высказывавшихся делегатов, а еще двоих забрали в Амман, чтобы предъявить обвинения в контрабанде и торговле на черном рынке. Обвинения были прозрачными, так как эти преступления прак-тиковались повсеместно, особенно среди иорданских войск и администрации их лагерей.

Когда отец попытался заменить выбывших делегатов, его известили, что списки за-крыты.

К какому сорту принадлежали делегаты, становилось ясным по способу их доставки и размещению в Аммане. Самых важных про-абдаллистских делегатов привезли на част-ных автомобилях и поселили на виллах и в гостиничных комплексах. Остальных, как мой отец и всех тех, кто жил в лагерях, перевезли автобусами через реку и поселили в пала-точном городке Шнеллер в шести милях от Аммана. Хотя в Шнеллере и Акбат-Джабаре было одинаковое население, Шнеллер выставил сто делегатов. Это означало, что в неко-торых отношениях съезд будет не столь демократичен, как в других.

Несмотря на то, что нас намеренно унижали, сделав делегацией второго сорта, я был увлечен поездкой. Поездка через мост Алленби, Сальт, Сувейли в Амман была как быст-ротечный сон.

Мы с отцом разделили маленькую палатку. Когда нас поселили и накормили, он по-дозвал меня поближе и сказал, чтобы я прочитал ему повестку дня. Он велел мне встать перед ним, дотянулся до моего уха и подергал за него.

- Держи ушки на макушке, - сказал он.

- Хорошо, отец.

- Первым делом присмотрись к этому лагерю, - сказал он. - Главный товар Абдаллы для беженцев - что лагери в Иордании куда лучше, чем на Восточном Береге. Мне нужна правдивая картина. Еще он утверждает, что здесь у беженцев есть работа и школы для де-тей. Что здесь правда?

- Я понимаю, - сказал я.

- Ты должен здесь поболтаться и вынюхать противников аннексии вроде меня. Ос-торожно, осторожно, осторожно. Не входи с ними в контакт, а мне дай знать, кто такие.

- Да, отец.

- И наконец главное, Ишмаель: будь начеку, здесь пахнет убийством.

* * *

На следующее утро я проснулся, предвкушая, как мы отправимся в Амман. Но там меня ждало разочарование. По сравнению с Иерусалимом Амман бледнел. Отец, как я ви-дел, подумал о том, кто кого должен аннексировать.

В центре города, ненамного большего Рамле или Лидды, втиснутый между мечетью и древним римским амфитеатром, находился маленький невыразительный фонтан. Там расположился отель "Филадельфия", место проведения съезда. Большой плакат гласил: "Добро пожаловать на Великий демократический съезд единства: Палестина и Иордания едины".

Центр украшали и прочие маленькие символы гостеприимства, но главным было присутствие Арабского легиона. Наряженные в новые красные в белый горошек головные уборы, с роскошными усами и весьма свирепым выражением лица, они выглядели чрез-вычайно мужественно в своих желто-коричневых и красных кавалерийских мундирах.

С легионерами смешивались верные королю бедуины. Должно быть, там были сотни из племени Бени-Сахр в светло-голубых и белых одеждах, украшенных золотом, обве-шанные полными патронов лентами. Люди Бени-Сахр были известны как самые свирепые бедуинские вояки, и их присутствие рядом с легионерами показывало, что в Иордании не следует воспринимать Абдаллу слишком легко. Казалось, на каждого делегата приходи-лось по десять вооруженных иорданцев.

Мы с отцом направились к отелю "Филадельфия", где ему дали мандат и назначили в комиссию. Большинство комиссий не играло никакой роли и было придумано для того, чтобы чем-нибудь занять делегатов и внушить им чувство собственной значимости. Пер-вым делом отец категорически отверг место в Комиссии по исламским ценностям.

Нас оттеснили в боковую комнату, где за письменным столом сидел свирепого вида полковник Зияд.

- А, хаджи Ибрагим, я вижу, вы нашли дорогу обратно из Кумрана, - сказал он пол-ным сарказма тоном.

Отец не моргнул глазом.

Я почувствовал, что мои коленки подгибаются от страха. Я видел свой конец в ужасной иорданской тюрьме. Полковник Зияд постучал по столу, как будто добывал закоди-рованное решение.

- Вы дурак, жуткий дурак, - сказал полковник.

Кажется, я видел, как всякие комбинации крутятся в его мозгу; наверно, я молился вслух, потому что отец потряс меня за плечо, чтобы я замолчал.

- Это демократический съезд, - сказал Зияд. - Я вас переведу в другую комиссию. - Он перелистал свои бумаги, нашел нужную, вписал туда имя отца и выписал распоряже-ние. - Вы будете принимать участие в Комиссии по беженцам, - сказал он.

- Возражаю против самого слова "беженцы", - ответил отец.

- Тогда обсудите это в вашей комиссии, и... хвала Аллаху, что мы демократичны.

Отца спасло то, что Абдалла не хотел хаоса и раскола на съезде, и с этой точки зре-ния нас следовало умиротворить подачкой. Но я все еще трясся от страха, когда все со-брались во внутреннем дворе Большой мечети, и муфтий Аммана, глава мусульман стра-ны, открыл съезд.

После молитвы муфтий прокричал с кафедры слова 57 суры, где говорится о наказа-нии неверующих.

"Мы украсили ближнее небо огнями,

и сделали его пулями для сатаны;

и Мы приготовили его наказанием Огнем.

"Для тех, кто не верил в своего Господа -

наказание Геенны - плохая судьба!

Когда их бросят туда, они

ревут, потому что она кипит,

"И почти разрывается от ярости. Когда

толпу бросают туда, служитель спросит:

"Разве тебе не было предупреждения?"

И они скажут: "Да! К нам приходил тот, кто предупреждает,

но мы посчитали его ложным и сказали:

"Аллах никого не посылал".

""Истинно, вы в большом заблуждении".

И они скажут: "Если бы мы слышали или понимали,

мы не были бы среди тех, кто в Пламени".

"Так они сознаются в своем грехе: "Долой

тех, кто в Пламени"".

После леденящей кровь проповеди о сожжении евреев муфтий Аммана стал молить Аллаха благословить и ниспослать божественное ведение делегатам.

После молитвы мы перешли к римскому амфитеатру и прослушали трехчасовую приветственную речь мэра Хеврона, города на Западном Береге. Это был самый ревност-ный сторонник Абдаллы в Палестине. Первый час его речи был посвящен тому, что наста-ет месть евреям, а последняя часть провозглашала славу исламу и красоту арабского един-ства и братства.

За мэром Хеврона последовало полдюжины других приветствующих ораторов, каж-дый из них вдалбливал мысль о грядущей аннексии. Единственного выступившего от оп-позиции демократично заглушили уже через несколько минут. Это разозлило хаджи Ибра-гима и горсточку диссидентов, и они стали протестовать и выкрикивать анти-абдаллистские лозунги. Нас подавила массивная сила легионеров, окруживших амфитеатр. Никто не пострадал, и митинг продолжался.

Когда было покончено с приветствиями, мы поднялись на Джабаль аль-Кала, доми-нирующий над местностью холм с древней римской крепостью. В большом дворе, среди развалин Замка Геркулеса, дюжина слуг должна была подать нам послеполуденную трапе-зу.

- Абдалла знает, как угостить на английские деньги, - заметил отец.

С этого чудесного места открывался вид на королевский дворец "Хашимийя" и ок-ружающие холмы.

Настало время осторожно смешаться с другими. Когда мы мыли руки в фонтане пе-ред едой, я заметил делегата в традиционной пустынной одежде, пробирающегося к отцу, и встал поближе, чтобы послушать.

- Я шейх Ахмед Таджи, - вполголоса сказал человек. - Мои люди и я находимся в Хевронском лагере.

Следуя его пониженному голосу, отец тихо представился.

- Я знаю, кто вы, - сказал шейх Таджи. - Я слышал оба ваши выступления, в отеле "Филадельфия" и возле амфитеатра. Вы с ума сошли, в самом деле.

Шейх что-то сунул отцу, кажется, талисман из черного камня. Отец быстро спрятал его в карман.

- Нам надо встретиться после этого съезда, - прошептал шейх. - Когда я получу от вас этот талисман с запиской, я приду к вам.

Отец кивнул, и оба они так же быстро, как встретились, разошлись в разные сторо-ны. Я знаком показал отцу, что запомнил имя человека, и побрел в сторону, чтобы что-нибудь о нем узнать.

В тот вечер нас пригласили во дворец "Хашимийя" на встречу с королем. Я никогда не был во дворце, не видел всамделишнего короля и неподдельно взволнован, хотя это и был Абдалла. Мы с отцом хорошо оделись, одолжив одежду у всех, у кого в нашей части Акбат-Джабара осталось хоть что-нибудь приличное. Но многие делегаты были в лох-мотьях. Цепочка понемногу двинулась в тронный зал.

Второй раз в этот день у меня тряслись коленки. Да, место, конечно, замечательное. Это было единственное красивое место, не считая римского амфитеатра и крепости. Хотя дворец и не столь чудесен, как то, что я видел во время своего путешествия в рай, он вполне подходил для Абдаллы и Иордании.

И вот я перед самим королем! Кажется, я был разочарован. Его троном было просто большое кресло, стоявшее на возвышении, выкрашенном в золотой цвет. Он шагнул вниз, чтобы принять цепочку делегатов; его окружали телохранители-черкесы. Это были не на-стоящие арабы, а русские мусульмане. В своих меховых шапках с серебряными изображе-ниями королевской короны они походили на казаков, которых я видел на картинке. Со-ветники в европейских костюмах и арабских головных уборах стояли по сторонам от ко-роля и шептали ему на ухо, когда проходил очередной делегат.

Для короля Абдалла был низковат, и одежда его не была украшена, но более начи-щенных черных ботинок я в жизни не видел. Он был весело настроен, и это меня удивило - я ожидал, что он выглядит зловеще, как полковник Зияд, находившийся здесь же. Пол-ковник зашептал королю, когда мы приблизились. Абдалла расплылся в неестественно широкой улыбке, обнял отца, расцеловал его в обе щеки, погладил меня по голове, хотя я был почти такого же роста, как он.

- Добро пожаловать, милости просим в мое скромное королевство, хаджи Ибрагим! Да будет вам моя страна родным домом. Благословенно ваше присутствие. Да поведет вас в эти дни мудрость Аллаха.

- Ваше величество, нет слов, чтобы описать волнение этого момента, - ответствовал отец.

- Чего бы вы ни пожелали, теперь или потом, вам стоит лишь протянуть руку, - ска-зал король и повернулся ко мне. - Твое имя, сын мой?

- Я Ишмаель, - торжественно произнес я.

Нас слегка подтолкнули, чтобы не задерживали очередь, и в конце концов мы очути-лись в самом большом шатре, какой мне приходилось видеть, - он вмещал всю делега-цию. Нетрудно было разобраться, кто здесь беженец, а кто из богатых и зажиточных пале-стинцев - это были лохмотья и золотые нити, перемешавшиеся во всеобщем братстве.

Последовавший за этим пир был еще более пышным, чем те, что устраивал отец, бу-дучи мухтаром Табы. Многие из нас давно не видели такой еды и ели, пока не раздулись, и после этого тоже продолжали есть. Музыка и танцовщицы дополнили атмосферу любви и согласия. Слуги раздавали гашиш, чтобы наше блаженство не растаяло слишком скоро.

После пиршества мы смотрели верблюжьи гонки, искусство верховой езды и соко-линой охоты, и снова были музыка и танцы. Потом мы слышали по радио, что король ти-хо ускользнул из Аммана, не желая своим присутствием нарушать демократизм встречи.

На следующий день отец отправился в свою комиссию, заседание которой началось и кончилось общим криком из-за его попытки расширить повестку дня, а не просто при-нимать уже составленные решения. Он высказался за то, чтобы не употреблять слово "бе-женец", но его перекричали. Я вскоре ушел, чтобы собрать сведения, которые он велел мне достать.

Вечером я рассказал отцу о том, что удалось узнать. Шейх Таджи - глава полукоче-вого племени, занимавшего территорию к северу от залива Акаба и предместьев Эйлата. В начале войны с евреями египтяне в военных целях выселили их из родной страны, и они бежали в Хеврон. К концу войны евреи завоевали пустыню Негев и оставили шейха Тад-жи удивляться, зачем он уехал. Оставшихся бедуинов евреи не тронули, и они сотрудни-чали с евреями, снабжая их охотниками и сведениями.

Пока шейх Таджи сожалел о своей ошибке, он оказался в Хевронском лагере в бед-ственном положении. Мэр города был верным сторонником Абдаллы и превратил лагерь в один из оплотов короля в Западном Береге.

Отец показал мне маленький талисман, который дал ему Таджи, - яшмовый брелок с абстрактной резьбой. Я узнал обычный бедуинский талисман для охраны от джиннов.

- Эта штука потом доставит к нам шейха Таджи, - сказал отец. - Что ты узнал о здешнем лагере?

Я с важностью прокашлялся.

- Шнеллер и все лагери вокруг Аммана гораздо хуже, чем Акбат-Джабар, - сказал я. - Здесь они живут или умирают по одному закону. Абдалла завербовал всех важных ста-рых мухтаров и раздал им и их семьям все рабочие места в Красном Полумесяце. Если ты против короля, то ты не ешь и не протестуешь. Многих убили или бросили в тюрьму, так что всех инакомыслящих убрали.

- Я так и думал, - сказал отец.

- То же самое и с работой в Аммане. Только те, кто сотрудничает с Абдаллой, могут найти работу в городе. Говорят, таковы все лагери в Иордании.

На третий вечер я уже смог доложить отцу, что нашел еще одного сильного дисси-дента, который, в противоположность Ибрагиму, помалкивал о своих чувствах.

- Его зовут Чарльз Маан. Он был учителем гимназии в Хайфе. Он хорошо известен в комиссии по Рамалле.

- Я о нем слышал, - ответил отец. - В Рамалле сильная группа. Можно ему дове-рять?

- Да, во всем, кроме одного, - сказал я.

- Так, кроме чего? - спросил он.

- Он христианин, а ты знаешь, как они лгут об Иисусе, будто он их господин и изба-витель.

- И это все?

- Да, сэр.

- Ерунда, - сказал отец, удивив меня. - Христиане и мусульмане столетиями жили в Палестине без всяких реальных затруднений. Религиозная борьба здесь - это ливанское безумие. До муфтия мы уживались даже с евреями. - Откровение хаджи Ибрагима смути-ло меня.

Чарльз Маан тоже находился в лагере Шнеллер, только через несколько улиц от нас.

- Побудь возле его палатки и понаблюдай, но так, чтобы за тобой не следили, - ве-лел отец. - Когда он будет один, подойди к нему осторожненько и представься, заговори или передай записку. Скажи ему, что я бы хотел быстрой мимолетной встречи.

- Где, отец?

Мы оба немного подумали.

- Возле уборной, где мы справляем наши дела, - сказал он.

Я прождал больше двух часов возле палатки Чарльза Маана; к нему без конца при-ходили и уходили делегаты. Я решил написать записку. Когда был перерыв в очереди по-сетителей, я быстро вошел и сунул ее ему.

Он был постарше отца, и под глазами у него были мешки от усталости. Он взял за-писку желтыми от курева пальцами.

Я Ишмаель, сын хаджи Ибрагима аль-Сукори аль-Ваххаби. Отец хотел бы встретиться с вами возле уборной в два часа ночи.

Он порвал записку в клочки и утвердительно кивнул. Уборная представляла собой длинный сарай из гофрированной жести поверх канавы, по которой нечистоты стекали в несколько ям. Незадолго до двух мы с отцом с предосторожностями оставили свою палат-ку. Было совсем темно и тихо, и мы надеялись, что так и будет. Мы дождались в тени, по-ка не спустилась по тропинке усталая взъерошенная фигура Чарльза Маана в поношенном европейском костюме. Он огляделся и вошел. Ибрагим последовал за ним, а я остался снаружи, чтобы предупредить, если появится кто-нибудь. Он встал над канавой, притво-ряясь, что мочится.

- Надо встретиться на другой стороне, - сказал отец.

- Согласен, - ответил Чарльз Маан.

- Вы знаете шейха Таджи в Хевронском лагере?

- Да, он заслуживает доверия. Хороший человек.

- Я его тоже приведу, - сказал отец.

- Согласен.

- Как нам связаться? - спросил отец.

- Когда вы с Таджи будете готовы, пошлите вашего сына Ишмаеля в Рамаллу. Я в лагере Бира. Мне удалось там открыть маленькую школу. Он меня запросто найдет.

- Нашу встречу надо тщательно скрыть, - сказал отец.

- У меня есть надежное место в Иерусалиме в Старом Городе. Вы знаете монастырь Сионских Сестер?

- Нет, - ответил отец.

- Войдите в Старый Город через Львиные ворота. Это на Виа Долороса возле арки Экко Хомо между Второй и Третьей остановками. Спросите сестру Марию-Амелию. Она ведет школу и будет знать точное время, когда вас ждать.

- Я не хочу вас обидеть, но ведь она женщина. Можно ли ей вполне доверять?

- Она моя дочь, - сказал Чарльз Маан.

- Кто-то идет, - шепнул я.

Отец быстро привел себя в порядок, пока господин Маан застегивал штаны.

- Через пару недель, - сказал Ибрагим, и мы быстро ушли.

После обеда в последний день съезда состоялся парад председателей различных ко-миссий, представлявших в римском амфитеатре свои резолюции на одобрение делегатов.

Резолюции скатывались как головы, отрубаемые палачом.

Принято. Что было завоевано кровью, будет кровью возвращено.

Принято. Неверные разлагают исламские ценности и не должны жить в исламских странах.

Принято. Все арабы - одна страна и никогда еще не были так едины.

Принято. Арабы, оставшиеся с сионистами, совершили тяжкий грех. Тем арабам, ко-торые имеют сионистские паспорта, не будет разрешен въезд в арабские страны.

Принято. Арабы, оставшиеся с сионистами, - в глубине души изменники, они не мо-гут воссоединиться или как-либо посетить свои изгнанные семьи.

Так духовенство и комиссии по исламу провели две дюжины резолюций при незна-чительной, быстро подавленной оппозиции.

К вечеру было принято более сотни резолюций, установивших принцип вечной вой-ны против евреев. Когда с этим было покончено, последние три крупных комиссии довели съезд до его предопределенного крещендо.

Комиссия по беженцам, в которую был назначен и мой отец, предложила пылкий доклад о том, как хорошо идут дела в иорданских лагерях в противоположность лагерям Западного Берега. Цель была в том, чтобы создать иллюзию много лучшей жизни для ка-ждого под иорданским государственным флагом. Но мы с отцом уже знали, что Иордания не предоставила ни работы, ни земли, ни восстановления в правах, ни обещанных воз-можностей. Единственными процветающими палестинцами были те, кто бросился к иор-данцам. В остальном на одном берегу реки царила такая же нужда, как и на другом.

Затем представила свой доклад важная комиссия по линии перемирия. С окончанием войны зигзагообразная линия перемирия стала полупостоянной границей, так как войска просто остановились на месте, образовав неосуществимую общую границу в три сотни миль. Сотни тысяч дунамов прежних арабских полей оказались на сионистской стороне. Была учреждена Комиссия по иорданской границе, чтобы попытаться вернуть как можно больше земли.

Доклад комиссии по линии перемирия сообщал, что все претензии удовлетворены так, чтобы беженцы могли вернуть себе свои земли. Личные претензии, так же как и пре-тензии групп или деревень, будут рассмотрены, как только решится проблема объедине-ния Западного Берега и Иордании.

- Абдалла лжет себе в бороду, - пробормотал отец. - Он не вернул и дюйма этой спорной земли.

Когда отец встал, чтобы возразить против доклада, люди около него потихоньку ра-зошлись, а на их месте появились легионеры. Снова у меня пересохло во рту. Теперь спа-сти нас мог только арабский обычай защищать гостя! И случилось чудо! Каким-то обра-зом Чарльз Маан оказался возле нас и поймал взгляд отца. В этот момент Ибрагим вернул себе самообладание и спокойно сел.

Последний доклад от комиссии по демократическому единству был спадом напря-жения. Было объявлено, что иорданский парламент принял закон о национальном объеди-нении. Раздался хор одобрения со стороны лакеев Абдаллы. За этим последовало демо-кратическое голосование, которым съезд одобрил "Великую Палестину" 970 голосами против 20.

В заключение сообщалось, что в Цюрихе, Швейцария, созывается конференция по требованиям и правам беженцев. Дело беженцев будет передано в Международную арбит-ражную комиссию, состоящую из нейтральных государств. Иордания пошлет делегацию, чтобы защитить интересы всех беженцев. Я схватил руку отца, которая тряслась от яро-сти. Из всех моих сил я потащил его из амфитеатра.

Мы уехали из Аммана с чувством горечи во рту.