Хаджи орал. Целый месяц после дезертирства Ахмеда Таджи он стучал кулаком по столам во всех комитетах. Он требовал ответа на мучившие его вопросы. Он обращался к сочувствующим репортерам и ставил под сомнение честность делегатов. Он прочел лек-цию в университете в переполненной студентами и преподавателями аудитории, разобла-чая намеренное торпедирование конференции арабскими делегациями, и произнес за-претное слово "Израиль". Он в одиночку пошел в Международную арбитражную комис-сию и потребовал позволить ему прямые переговоры о возвращении первых ста тысяч и размораживании их авуаров.
Пока Ибрагим предпринимал свой поход одного человека, арабские делегации объе-динились в яростной контратаке, ставя под сомнение не только его политику, но и личные качества. Не значится ли Ибрагим в сионистских платежных ведомостях? Не балует ли он себя ненормальными сексуальными удовольствиями? Здоров ли он умственно?
Цюрихская осень становилась все холоднее.
Дождь барабанил по косой крыше мансарды. Ибрагим поднялся с молитвенного коврика на полу, взглянул вниз на пустынную блестящую улицу, растянулся на спине на кровати и заворчал. Стук в дверь.
- Да, войдите.
Вошел Чарльз Маан; на маленький квадратный столик он выложил содержимое бу-мажного пакета. Появилась обычная провизия бедняка: салями, хлеб, сыр, несколько сладких кексов, немного дешевого вина.
- Гляди, два апельсина. Яффские апельсины, никак не меньше.
- Ну, мы богачи, - сказал Ибрагим, садясь.
Они очистили кожуру и поели. Ибрагим заметил, что Чарльз в мрачном настроении.
- Ну что, Чарльз?
- Неужели так заметно?
- Продавец верблюдов из тебя получился бы совсем неважный.
- Монсиньор Гренелли вчера вечером вернулся из Рима.
Ибрагим скрыл пронизавшую его волну страха. Он возился с пробкой винной бу-тылки, приказывая себе взять себя в руки.
- Он привез хорошие новости? - спросил Ибрагим.
Чарльз Маан кивнул.
- Меня просят приехать в Ватикан по приглашению папы.
- Папы. Фью! Это впечатляет. И ты знаешь, чего хочет папа?
- Да.
- Ну так расскажи, Чарльз.
- Мне предстоит разработать план удаления всех арабов-христиан из лагерей, их пе-реезда и реабилитации.
- Но это же чудесно! - сказал Ибрагим, быстро занявшись извлечением пробки из бутылки с вином. Она хлопнула. Он разлил, и ему удалось скрыть дрожание рук. - Это и для меня будет хорошо. Я могу предъявить это Международной арбитражной комиссии и потребовать того же от Египта и Сирии. Понимаешь, все, что они сделали, это туманные обещания переместить наших людей. А это заставит их согласиться перед Международ-ной арбитражной комиссией. Вроде договора.
- Ну, ну, Ибрагим, - возразил Чарльз. - Ты же знаешь, что любой договор будет со-блюдаться до тех пор, пока он удобен. Ни одна арабская страна не считает себя по-настоящему связанной договорами.
- Но это же оружие. Это заставит их в первый раз быть откровенными, - ответил Ибрагим.
Чарльз взял Ибрагима за руку и опустил свой стакан.
- Папа поставил условие. Он не станет вмешиваться, если это будет означать откры-тую борьбу с арабским миром. Все должно делаться под столом.
- Твой проклятый Ватикан! Все в тайне!
Чарльз предложил ему сигарету, он отказался.
- Разве для вмешательства не достаточно, что они - гуманитарная организация? Ты же отлично знаешь, что никакой папа не может открыто бросить вызов исламу. Чего ты хочешь, хаджи, еще ста лет войны, как при крестоносцах?
- Нет, конечно. Все это вполне разумно, - сказал Ибрагим, успокаиваясь. - Евреи участвуют в этом деле?
- Они тихо согласились разморозить некоторые авуары.
- И они позволят кому-нибудь из христиан вернуться в Израиль?
- Не без признания и формального договора.
- Понимаю, - сказал Ибрагим. - А какие из арабских стран согласились принять христиан?
- Никакие, - ответил Чарльз Маан.
- Как же тогда все это получится?
- Поищем еще где-нибудь в мире. Это будет частью моей работы - найти для них новое место. Кое-кого примет Америка. Известно, что в Центральной Америке, в Гонду-расе, требуются лавочники. Кто знает? Я не знаю. Тридцать, сорок тысяч... мы им найдем место.
- Ты начнешь свою работу, когда кончится конференция?
- Конференция кончилась, хаджи. По-настоящему, она и не начиналась. Это всегда было не более чем упражнение, игра.
- Когда ты уезжаешь, Чарльз?
- Когда ты дашь свое благословение.
- Так вот зачем ты сюда приезжал - вытянуть христиан! Так уезжай!
- Ибрагим, мне нужно твое благословение.
- Забери мое благословение и подавись им!
- Ибрагим, мне нужно твое благословение.
Хаджи тяжело опустился в маленькое скрипучее кресло и сжал руки, потом, дрожа, отхлебнул из стакана и попросил сигарету.
- Я в своей жизни похоронил двух сыновей и еще двух дочерей. Теперь Джамиль сидит в иорданской тюрьме, и есть вероятность, что он умрет за то, что сделал я. И я не плакал. Конечно, я рад за тебя, Чарльз.
- Ибрагим, я настоятельно предлагаю тебе настроиться на возвращение. Оставаться дальше в Цюрихе бессмысленно.
- Я останусь. Я не сдамся. Кто-нибудь когда-нибудь выслушает меня.
- Все кончено, возвращайся.
- Куда? В Акбат-Джабар?
- В Израиль, - сказал Чарльз Маан.
- Я думал об этом много ночей, Чарльз. Я молился дать мне силы сделать это. Но так или иначе это невозможно. Каждый день моей оставшейся жизни это будет меня трево-жить. Хаджи Ибрагим - предатель.
- Предатель чего?
- Самого себя.
- Твои арабские братья на всю жизнь заключили тебя в тюрьму. Эти лагери превра-тятся в сумасшедшие дома. Ибрагим, ты знаешь, и я знаю, что с евреями легче иметь дело и они куда честнее, но если ты ждешь, когда они исчезнут из региона из-за того, что мы их оскорбляем или пытаемся унизить, то ты ошибаешься. Деревья будут расти высокими в Израиле, но они никогда не будут расти в Акбат-Джабаре.
- Чарльз, ты просил моего благословения, - сказал Ибрагим нервно. - У тебя оно есть. Я честен с тобой. Я даю тебе позволение уехать. Ты мне был больше чем брат. А те-перь уходи, пожалуйста. Не стой и не смотри, как я плачу.
- Ты отказался повидать Гидеона Аша, - настаивал Маан. - Прошу тебя подумать об этом. Вот имя владельца швейцарской фабрики. Это всего лишь двадцать минут поездом от Цюриха. Он еврей, но почтенный человек. Он устраивал большинство тайных встреч между Ашем и разными арабскими делегациями. - Чарльз нацарапал имя и номер телефо-на и аккуратно положил бумажку под бутылку с вином. Он похлопал Ибрагима по спине и вышел.
Хаджи закрыл лицо руками и заплакал.