1953 год
С того самого момента, как Пер Ольсен вошел в нашу хибарку, мы поняли, что он отнюдь не из породы обычных чиновников. Нашим новым администратором от ЮНРВА был датчанин лет пятидесяти, но у него не было ни голубых глаз, ни светлых волос. Он был славный человек с тем чувством заразительного доброго юмора, что помогает быстро преодолеть натянутость, которую испытываешь с большинством иностранцев.
Свои рекомендации Пер Ольсен заслужил в отголосках одной из самых кровавых в истории войн - войны между мусульманами и индуистами в Индии. В ходе обмена насе-лением, последовавшим за образованием Пакистана, буквально за один день возникло около двадцати миллионов беженцев. Гуманитарной работой среди них Ольсен заслужил высокий авторитет. Но Иерихон был для него нечто другое, чем просто новое место рабо-ты.
С самого начала, когда датчанин попросил своих арабских помощников о встречах, отец был под впечатлением от Пера Ольсена.
- Это прекрасный человек, - сказал мне Ибрагим. - Я уверен, что у него здесь осо-бые дела.
Мне уже стукнуло семнадцать, и я хорошо владел английским. В добавление к по-стоянному преподаванию в школе Вади Бакка, я был переводчиком у своего отца. Таким образом, я с самого начала был как бы частью его дружбы с Пером Ольсеном.
Оказавшись в стране и разобравшись в возможностях арабов, Ольсен зашел к нам домой.
- Я хотел бы опереться на вас, хаджи Ибрагим, как на своего личного советника.
- Я всего лишь скромный служащий Объединенных Наций. Я всегда к вашим услу-гам по первому вашему слову.
- Мы собираемся интересно провести здесь время, - сказал Ольсен, выхватив из пачки в кармане своей рубашки длинную, тонкую шиммельпеннинкскую сигару. Отец по-пробовал.
- Гмм, совсем другое дело, - сказал отец. - Отличная.
- Теперь, когда мы подымили в вашем доме положенные сорок секунд, позвольте мне поговорить с вами, пусть не совсем как с братом, но как с человеком, которого я хотел бы иметь на своей стороне.
Отец улыбнулся.
- Что вы хотели бы узнать обо мне? - продолжал Пер Ольсен.
- Ваши звание и репутация опередили вас, - сказал отец.
- Худшее я повидал на границе Индии с Пакистаном. Желаете ли вы знать подроб-ности того, что я собираюсь делать?
- Лишь время покажет, можно ли Индию перенести на Палестину.
- Мне слишком много приходилось быть свидетелем того, как людскую испорчен-ность усыпляют ощущением ложной безопасности. Короче говоря, - сказал Пер Ольсен, - я не за тех и не за других. Меня не интересует еврейская или арабская политика. Моя пер-вая жена была еврейка, ее убили нацисты в Дахау. Слава Богу, не было детей. Теперь у меня жена мусульманка, она работала медсестрой вместе со мной в Индии. У нас трое де-тей. Как видите, у меня все перемешалось.
- Великолепная сигара, - сказал отец, наслаждаясь.
Двое мужчин надолго замолчали, стараясь пробиться через время, пространство, культуры, подозрения.
- Чего же вы хотите? - спросил отец.
- Я дал согласие ехать в Иерихон, потому что смог взяться за особое поручение. Как вы знаете, безделье и отчаяние - вот двойное проклятие беженцев. С голодом и болезнями можно справиться. Все это вместе порождает преступность, террор, сумасшествие. Будь у меня бог, это был бы принцип "помоги себе сам". Вот я и готов помочь вам начать помо-гать самим себе. Я хочу сделать в Акбат-Джабаре нечто такое, что поразит других, кто на-ходится в положении беженцев, и выведет их из их летаргии.
- Что вы знаете об арабах?
- Хаджи Ибрагим, я не дурак. За тем я к вам и пришел. Впервые я узнал о вас от монсиньора Гренелли, ватиканского наблюдателя по беженцам. Он рассказал мне о вашей долгой войне в одиночку в Цюрихе. И я поставил себе целью узнать о вас как можно больше подноготной. Ну, так что же вы скажете? У меня есть средства, есть план.
- Мой первый совет, Пер Ольсен, - двигаться медленно. Очень медленно.
Казалось, отец претерпел духовное возрождение, когда Ольсен и ЮНРВА запустили волну активности. В Иерихонской долине послышался шумок строительства.
Было возведено шесть школ, из них две для девочек.
Были построены всякие медицинские учреждения, больницы, малярийный диспан-сер, установка для хлорирования воды, здание регидратации, центры дополнительного питания для младенцев и молодых, среди которых была ужасная смертность.
Вдоль шоссе выросли мечети, ритуальные бойни, магазины, полицейский участок, продуктовые склады, раздаточные центры, транспортные станции.
Активная деятельность означала вытолкнуть нас из глубокой летаргии, она была знаком того, что жизнь приходит на смену смерти. При Пере Ольсене и отце в качестве связного с шейхами и мухтарами дело плавно пошло.
Однажды вечером, через шесть месяцев после приезда Ольсена, мы с отцом сидели у него в кабинете, покуривая шиммельпеннинки. С огоньком в глазах он открыл ящик сто-ла.
- Вот, - сказал Ольсен. - Разрешение на разработку плана развития. Фабрик, рудни-ков, промышленности, сельского хозяйства. Пилотная разработка замостит путь для по-добных планов по всему Западному Берегу.
- А не будет ли это очень дорого? - спросил отец.
- Это рассчитано на окупаемость за пять лет.
- Пять лет?
- Вы сами говорили двигаться медленно.
- Да, двигаться медленно, потому что жизнь здесь, на дне мира, течет медленно. Медленно, потому что мы не можем впитать извне слишком много совсем нам чуждого. Но вы говорите, что пять лет надо будет что-то постоянно платить. Согласиться здесь на постоянство - значит перейти политическую грань. Мы ведь не собираемся остаться в Ие-рихоне навсегда.
- На сколько бы вы здесь ни застряли, вам надо обрести уважение к себе, - сказал Ольсен. - Будет жизнь хороша - кто-то останется. Будут здесь возможности и для других - они приедут сюда работать на вашем месте, когда вы уедете.
Ибрагим был обеспокоен.
- Может быть, это нелегко будет пропагандировать, Пер.
- Вы отвергаете саму мысль?
- Я жил много лет бок о бок с евреями. Мы не могли постичь, что они делают. Нам нужно оставаться простыми и с тем, что нам свойственно. О, может быть Сауды верят, что могут купить современное общество... Не знаю, Пер, не знаю.
- Оставайтесь со мной, хаджи Ибрагим. Если нам удастся, мы сможем сделать благо для многих и во многих местах всего мира.
Иерихонский проект был обнародован с большой бравадой. Несколько известных экспертов направилось в Акбат-Джабар разрабатывать детали плана. Отец внезапно ока-зался в положении мудреца, с которым без конца советовались ученые, врачи, инженеры, учителя. Его врожденный ум и практические знания о том, как действует наш мир, сдела-ли его участие неоценимым.
На время он забыл прошлые поражения. Может быть, он забыл и действительность. Для меня это было чудесное время, я читал ему газеты, переводил на важных встречах, будучи первым сыном великого хаджи Ибрагима.
- Мы слишком быстро двигаемся, Пер.
- Дело не ждет.
А план? О, клянусь бородой пророка, что за план!
Вдоль Иорданского рифта и Мертвого моря лежали большие полосы неиспользуемой земли, на которой никогда ничего не выращивали из-за недостатка влаги и почвен-ных условий, находившихся ниже уровня рентабельности. Обширный участок предназна-чили стать опытной фермой, орошаемой прямо из реки. Будут проведены исследования - какие культуры здесь перспективны, как улучшить существующие.
Для овец и крупного скота пастбища будут засеяны семенами устойчивых, испытанных в пустыне трав. Будут посажены рощи самых устойчивых сортов оливок, апельси-нов, бананов, фиников, поля хлопка, арахиса, сортов пустынной пшеницы, хорошо при-способленных к аридной почве.
Теплицы, покрывающие многие акры площадей, будут использоваться для выращи-вания овощей, а опытная ферма станет подбирать и вводить в оборот сорта для низкоуро-жайных почв.
Сельскохозяйственная часть Иерихонского проекта будет включать двадцать тысяч дунамов, в ней будут заняты тысяча человек, а во время сбора урожая - вдвое больше.
Затем: использование Мертвого моря, богатого, как известно, поташом и другими минеральными солями. Тысячелетиями река Иордан текла в море; но само море не имеет стока и служит природным улавливающим бассейном. Евреи уже разрабатывают его на своей стороне с юга. Было намечено строительство добывающего предприятия вблизи Кумрана, где будет занято для начала триста работников.
Третья фаза плана касалась промышленности и требовала создания амбициозного фабричного комплекса. Продукты из фермы будет обрабатываться, расфасовываться, кон-сервироваться. Минеральные соли Мертвого моря - очищаться и экспортироваться через единственный иорданский порт Акаба. Значит, нужно построить новую магистральную дорогу, а также вспомогательные дороги.
В пределах возможностей беженцев будет создана легкая промышленность и учи-лище для мальчиков для обучения необходимым профессиям. Небольшие фабрички будут выпускать коврики, строительные инструменты, ткани и одежду, утварь, строительные материалы. В каменоломне будут производить строительные блоки, в карьерах - добывать песок и гравий для стекольной фабрики.
Когда эксперты приблизились к завершению своих толстых книг с данными и про-ектировками, хаджи Ибрагиму предстояло пропагандировать Иерихонский проект среди наших людей. Я ходил с ним с митинга на митинг, наблюдая, как он превозносит замысел.
- Мы побьем евреев их собственной картой! - бахвалился он. - Мы превратим Ак-бат-Джабар из места отчаяния в гордый, сам себя содержащий город. Наши семьи будут работать и зарабатывать деньги. Это для нас великая возможность избавиться от лохмоть-ев и построить хорошие дома. Мы слишком долго жили в полосатых пижамах.
Не думайте, что хаджи глуп. Даже когда он так настойчиво агитировал, я знал, что реки сомнений переполняли в нем свои берега. Не слишком ли долго были наши люди без работы и надежды? Не удовольствуются ли они продолжением подачек милосердия со всего мира? Ответят ли они на призыв?
О Аллах, о горечь разочарования!
Началось, когда ЮНРВА объявило о найме нескольких сотен строителей. Только треть вакансий была заполнена обитателями Акбат-Джабара.
Несмотря на то, что отец и подталкивал, и угрожал, и откровенно упрашивал, в кон-це концов пришлось обратиться к внешним подрядчикам и ввезти рабочую силу. То же самое произошло, когда открылись рабочие места на строительстве дороги и на ферме.
Прием в школы едва заполнил половину классных парт, большинство принятых по-сещали школу нерегулярно, от случая к случаю.
В дело вмешалась племенная жадность, и грандиозный замысел умирал, не родив-шись. Всякий, кто имел отношение к власти в клане, выдвигал претензии на должность по надзору или в начальстве и приводил с собой целое окружение своих людей. Драка за мес-та была по-настоящему дракой за власть. Бесконечная торговля вела лишь к бесконечной торговле. На собраниях по планированию размахивали кулаками и хватались за оружие. Потерпевшие поражение мрачнели. Победители расширяли свою власть по принципу: ра-боту одного человека выполнять впятером из его собственной семьи.
Когда начали прибывать строительные материалы, возникло безудержное воровство. Темп строительства был почти нулевым. Не хватало рабочей силы, компетентного руко-водства, организации. Путаница и застой окружили программу.
В нашем мире, когда пять человек выполняют работу одного, четверо находят удов-летворение в том, чтобы мешать работе. Жестокие игры разыгрывали те, кто распоряжал-ся резиновыми печатями. Всякого рода разрешения и инспекции без конца задерживались. Люди без всякого опыта становились участниками фарса, пытаясь разобраться в сложных сооружениях. Чтобы раздобыть мешок гвоздей, приходилось тратить неделю.
Вмешались банды федаинов. Они устраивали кражи материалов, а потом ввели службу безопасности для предотвращения дальнейших краж. От отца и других арабских лидеров федаины требовали создания подпольного завода по изготовлению оружия и бое-припасов.
Имамы из мечетей тоже не остались в стороне. Духовенство требовало огромных взяток, угрожая проповедями мешать работам.
Хаос порождал хаос.
В сознание наших людей вдолбили мысль, что ЮНРВА - это их новое правительство, некий отец-волшебник, который и должен о них заботиться. Вместе с тем они не желали никакой ответственности перед ним или улучшения жизни своих семей. ЮНРВА позаботится. Разве они не заслужили этого потерей своей земли?
Хотя именно ЮНРВА обеспечивало сердцебиение жизни, на него без конца жаловались. Разве ЮНРВА не должно быть предано борьбе за возвращение их в свои деревни? Чем тогда ЮНРВА отличается от тех иноземных захватчиков, что принимали решения об их жизнях?
Я видел, что уныние овладевает хаджи по мере того, как тон его встреч становился все более безобразным.
- Нет, Ибрагим, - кричали его шейхи, - мы не возьмем и капли воды из Иордана, это значило бы пойти на соглашение с евреями. Мы скорее умрем от жажды, чем разделим с ними воду.
- Послушай, Ибрагим. Если мы построим фабрики в Иерихоне, разве это не станет для евреев знаком того, что мы приняли наше изгнание?
Когда был уже на ходу план ЮНРВА благоустроить лагерь посадкой деревьев и са-дов, строительством игровых площадок, устройством уличного освещения, появились разъяренные толпы.
- Смерть ЮНРВА!
- Смерть агентам империализма!
ПРОДУКТОВАЯ КАРТОЧКА, ВСЕМОГУЩАЯ, ДРАГОЦЕННАЯ ПРОДУКТОВАЯ КАРТОЧКА!
Обманывать ЮНРВА стало образом жизни. Когда рождался ребенок, мать регистрировала младенца ради продуктовой карточки. На следующий же день еще одна женщи-на из той же семьи регистрировала того же ребенка и получала еще одну карточку. Мла-денцы в данном клане подчас были зарегистрированы под несколькими именами.
Никто из работающих не сообщал об этом. О смертях никогда не сообщали, чтобы сохранить карточку умершего. Любая семья, которой удалось покинуть Акбат-Джабар, сохраняла в лагере свой адрес, а с ним и продуктовую карточку. Бедуины, откочевывая к себе в свой бескрайний мир, сохраняли свои адреса и кочевали обратно каждый месяц, чтобы забрать пайки.
Посредством рэкета кое-кто достиг богатства и жил теперь в Восточном Иерусалиме или Наблусе. Они являлись в лагерь, подчас на собственных автомашинах, чтобы полу-чить свои пайки.
Обнищавшие крестьяне из Иордании и Западного Берега просачивались в лагери под видом беженцев. Лишние продуктовые карточки вовсю продавались на черном рынке.
Когда предложили стройматериалы, чтобы починить наши хижины, этим мало кто озаботился. "Мы не позволим евреям считать, что строим себе постоянные дома".
И наоборот, разбогатевшие из числа торговцев черного рынка возводили себе не-большие виллы прямо посреди нищеты Акбат-Джабара.
Численность беженцев взорвалась. В начале войны полмиллиона арабов оставили свои дома. Теперь их численность увеличилась до миллиона и все еще росла. Точный под-счет стал невозможным, так как арабские администраторы в ЮНРВА закрывали глаза на злоупотребления.
Я не знаю точно, в какой момент и почему началась самая сильная волна демонстра-ций, но что из того? От бунта нас всегда отделяла лишь искорка. В большинстве случаев бунт начинался со школы. Учителя стали для нас важнее родителей и полностью контро-лировали сознание детей. Мишенью обычно служила штаб-квартира ЮНРВА, а раз уж демонстрация началась, то неизвестно, чем она кончится.
"Бедственное положение", "день бедствий", "изгнание" - подходящий повод для демонстрации. В остальном - страх, боязнь сокращения пайков, боязнь эпидемии, боязнь, что запоздает водовозка. Когда в амбулатории сокращали часы работы из-за нехватки пер-сонала, за этим вскоре следовала демонстрация.
Как-то вечером во время бунта подожгли амбулаторию, а хаджи Ибрагима обвинили в том, что он - орудие сионистов. Амбулаторию подожгли из-за того, что срочно ввезли вакцину, принятую от Израиля, чтобы подавить вспышку холеры.
На следующий день мы отправились к Перу Ольсену, он забаррикадировался под охраной Арабского легиона. На столе лежало его заявление об уходе.
- Кончено, хаджи. Иерихонский проект официально мертв, - сказал он.
- Если вы хотите прекратить бунты, - сказал мой отец, - то начните выдавать продо-вольственные карточки. Это их прекратит.
- Я не могу уследить за всеми играми, которые здесь разыгрывают, - гневно сказал Ольсен дрожащим голосом. - Это за пределами человеческого разума и терпения. Я уез-жаю.
- Мне жаль, что вам пришлось так плохо о нас думать, Пер. Вы нас проклинаете, не правда ли?
- Нет, друг мой, это система работает не так. ЮНРВА не желает, чтобы в ее машину бросали гаечные ключи. Слишком многим чиновникам надо поискать честной работы. Это сгладится. Разве вы не знаете, что в конце концов вину свалят на евреев. Вы стара-лись, хаджи Ибрагим, но вы же все это время знали, что произойдет.
- Боюсь, что так, - тихо сказал отец.
Полные боли, мы шли домой из штаб-квартиры ЮНРВА. Тогда-то я и заметил, что отец начинает стареть. Он остановился и оглянулся кругом. Несколько кольев на камени-стом поле обозначали контуры большой опытной фермы, так и не давшей урожая. Не-сколько разрушающихся фундаментных бетонных блоков с торчащими из них стальными прутьями - это все, что осталось от фабрик, так и не выработавших и одного рулона тка-ни.
- Почему, отец?
- Нужно работать всем вместе. А совместная работа требует доверия. Доверия среди нас нет. Мы гордимся своими возможностями. А на деле мы ни на что не годимся.
Есть конфискованные стройматериалы, - сказал отец с горечью. - Мы их возьмем и построим славный домик поближе к шоссе. Такой, который к лицу чиновнику ЮНРВА.