Увидев у моста Алленби доктора Мудгиля с мукой на лице, я без слов понял, что случилось.

- Нада, - только и сказал он.

Как странно. Я не заплакал. Доктор Мудгиль просил меня не ходить в дом отца. Он просил меня уехать вместе с ним в Лондон.

- Нет. Сейчас я пойду домой.

Странно... я не мог плакать... и не был испуган...

Я заметил ужас в глазах матери, прикованных ко мне, когда я проталкивался через испуганных соседей. Я вошел в гостиную.

Хаджи Ибрагим сидел в своем большом кресле, ожидая меня. Его глаза в красных жилках были вдвое больше, чем обычно. Лицо отражало причудливые тени от мерцающе-го света свечей перед фотографиями Омара и Джамиля. Я смотрел на него, наверно, целый час. Не было слышно ни звука, кроме нашего хриплого дыхания.

- Говори! Говори! Я приказываю тебе говорить! - сказал он чужим голосом.

Прошел еще час. Его глаза вкатились обратно в голову. Он выкарабкался из своего кресла и неровной походкой подошел к столу. Он распахнул одежду, вытащил свой кин-жал, еще со следами крови Нады, и воткнул его в стол.

- Ты... ты когда-то был моей надеждой... - проскрипел он. - Но у тебя нет храбрости женщины. - Он подошел ко мне и обнажил горло. - Давай, Ишмаель, сделай это!

- О, да, да. Я собираюсь убить тебя, отец, но сделаю это по-своему. Твой кинжал мне не нужен. Я просто буду говорить. Я буду говорить с тобой - на смерть. Так что открой свои уши, отец, и слушай очень внимательно. - Он уставился на меня. Я начал. - В Яффо я сам видел, как обеих твоих жен и Фатиму насиловали иракские солдаты!

- Ты лжец, - прорычал он.

- Нет, отец, я не лгу. Их было восемь или десять, и они один за другим подходили к женщинам, и я видел, как в них входят их огромные мокрые скользкие члены!

- Лжец!

- Они бросались на голые тела твоих жен. Они хохотали и шлепали их по задницам! Они отлично провели время!

- Лжец!

- Продолжай, отец! Вытащи из стола свой кинжал и убей меня. Убей нас всех!

Внезапно Ибрагим схватился за грудь и вскрикнул, как будто его пронзила острая боль. Он стал хватать ртом воздух:

- Сердце... мое сердце...

Он закружился по комнате, натыкаясь на все. Он упал. Я встал над ним.

- Не можешь вытащить из стола свой кинжал, отец? Нет? Плохи дела. Я видел, как полдюжины их трахали мать на полу! Трахали на полу!

- А-а-а-а-а!

Он стоял на четвереньках, ползая, извиваясь и давясь, и сопли свисали у него из но-са, из глаз, изо рта.

- А-а-а-а-а-а!

Он добрался до стола и попытался встать. Он обхватил рукоятку кинжала и дернул. Он не поддался. Стол опрокинулся. Он лежал и булькал, вскрикивал, потом затих совсем.