ЗНАКОМСТВО С ГОРОДОМ

   По установившейся традиции Михаил приезжал из Москвы в Ригу на выходные дни. Каждую пятницу  поздним вечером, когда сын уже спал в соседней комнате, Катерина дремала  на диване с зажженным светом, ожидая долгожданного звонка в коридоре коммунальной квартиры, и, услышав шаги, спешила открыть дверь, чтобы поскорее обнять и накормить мужа. Следующее утро начиналось с выхода «в люди». Вечером посещался  находящийся поблизости какой-нибудь ресторан, чаще всего подвал c названием «Таллин». На следующий день  организовывался семейный досуг. Поздним вечером  в воскресенье  Михаил вылетал в Научный Городок. Работники аэропорта, привыкшие к встречам и расставаниям влюбленных, с улыбкой оформляли проездные документы. В понедельник Катя высыпалась. В течение недели забот хватало на работе, дома и по воспитанию сына. В конце недели наступал праздник. Можно было расслабиться и забыть о делах. Возвращаясь из Болгарии, у Катерины осталось несколько дней отпуска и она приехала в Научный Городок, как к себе домой. Позвонив в Ригу, она удостоверилась, что дома все в порядке, и друзья и родные терпят ее отсутствие. Оставленная для присмотра дома, подруга бодро сообщила, что с сыном все в порядке и беспокоиться не о чем:ученик с двойкой в дневнике и с рапирой в руке готов к великим делам.В переводе красноречивое сообщение означало, что у сына на учебу не хватает времени, но, несмотря на чрезмерную занятость, у него имеются успехи в спортивной секции, а ее бойкие команды адекватно воспринимаются.

   В субботний день, гуляя под руку с женой по центру Научного Городка, Михаил вспомнил свой первый приезд в Ригу, когда Катерина показывала ему старый  город и рассказывала о достопримечательностях. Пришло время познакомить ее с городом, в котором он жил. Он остановился посреди площади, через которую проходила магистраль с несшимся по ней грузовиком, и простер руку, указывая на двухэтажное строение, стоящее за дорогой.

– Мы находимся на главной городской площади,– как заправский гид, начал рассказывать муж. – По законам зодчества город начинается с центральной площади, вокруг которой возводится церковь, мэрия и торговые ряды. По такому принципу строилось в древности и наше поселение, нарушенное Отечественной войной тысяча восемьсот двенадцатого года. При отступлении, Наполеон сделал прощальный залп из пушки и разрушил колокольню. Церковь, источник нравственного и духовного просветления, не восстановили. После реконструкции, на втором этаже устроили столовую, а на первом этаже обосновались магазины. Память в народе, о тех временах, осталась и, памятуя о наказах жителей, каждый новый мэр в честь полководца, освободителя земли русской, гнавшего вражьи силы из России, при вступлении в должность выходит с предложением переименовать поселение, дав ему имя, в честь  Кутузова. Пока серьезных изменений, в рассмотрении старой затеи с переименованием города, не происходит. Воз и ныне там, что не удивительно. В России долго запрягают. Напротив бывшей церкви, как форпост, в течение столетий, стоит дирекция тонкосуконной фабрики, претендуя на главенствующую роль в развитии города. За столовой, бывшей церковью, вглубь и вправо, расположено существующее кладбище, заслоненное частной застройкой. С левой стороны в следующем квартале стоит ничем не примечательная мэрия. В Городе, разбитом по сферам влияния на микрорайоны,  среди частных строений возводят типовые кирпичные и панельные пятиэтажные дома. Из-за обилия одноэтажных зданий, окруженных фруктовыми садами, поселение причисляется к дачному местечку, в котором в летнее время количество жителей удваивается за счет отдыхающих. В местечке весело. В летние месяцы за счет  приезжающих выручка от продажи спиртных напитков превышает месячную зарплату, выдаваемую проживающему населению.

   Разбросанность новостроек говорит о достаточном количестве площади и перспективности строительства.  Развитие города и застройка жилой зоны происходит в зависимости от вклада шести научных институтов, тонкосуконной фабрики и гигантского химического комбината, который выпускает разнообразную продукцию, в основном для опыления растений.  Учебный институт и два техникума растят кадры для своих производств. Научный сектор с инфраструктурой неофициально называют Научным Городком, что тоже не соответствует истине. Точное название поселения, близкое основной массе людей, работающих на тонкосуконной фабрике и химическом комбинате и, объединяющее всех проживающих, звучит, как Великий Град. Предприятия соревнуются не только с Научным Городком, но и между собой, создавая собственные дворцы-клубы и базы отдыха.  Должности директоров предприятий считаются номенклатурными и рассматриваются как трамплины для последующих постов заместителей министров соответствующих министерств. Испокон веков на фабрике выделывают сукно для генералитета, на химкомбинате изготовляются медицинские препараты, большинство из которых экспортируется за рубеж. Озеро, расположенное между промышленными предприятиями называется Бисерным.

   До сих пор Михаил говорил чистую правду. Дальше, внутренне посмеиваясь над собой, он понес околесицу, произнося первое, что приходило на ум.

– В центре города раскинулось озеро Бисерное. У его чистых вод, очарованные красотой местности, любили собираться на берегу в специально построенном  дворце приезжие царские рукодельницы, чтобы вышивать бисером и отдохнуть от столицы. Отсюда название озера Бисерное, у которого, они надолго оставались на праздники и увеселительные пикники.

   Расположенный в центре города водоем внушительных размеров, используемый для оборотного водоснабжения тонкосуконной фабрикой, к которому подошли Петровы, не имел ничего общего с озером Бисерное. Его следовало бы лучше называть Бисерное – Бис. В это озеро Михаил не рекомендовал бы даже окунуться. Бисерное озеро, как таковое, в действительности существовало, но оно располагалось, числясь, своего рода «изюминкой», в семи километрах от Великого Града, в дачном поселке, но какое это имело значение? Под дворцом понималась, огороженная проволокой тюрьма, стоящая рядом с дирекцией тонкосуконной фабрики, а под царскими рукодельницами – ссыльные. Не обмолвился он ни словом о бывшем владельце фабрики германского происхождения с русской фамилией Бабкин, выжимающим последние соки из работниц. Заключенным безвыездно разрешалось за гроши вырабатывать сукно для высшего командного состава армии. Впоследствии тюрьма  была переименована  в общежитие, а рядом возникли новые бараки. С химическим комбинатом дело обстояло не лучше. Не стоило упоминать, что в отдельные периоды, чаще ночью, химкомбинат производил несанкционированные выбросы в атмосферу, особенно в пасмурные дни, когда нависшие тучи полностью заволакивали небо. Находясь на границе опытных земель института, Михаил видел однажды, как  собака переходила через канаву, выходящую из химкомбината и впадающую в речку. Пес вошел в воду, покрытый густой шерстью, а вышел, искупавшись в жидкости, без шерсти, совсем облезлым. Шерсть, попавшая в воду, была гладко обрита. В глаза бросилась,  ранее скрывавшаяся под шкурой, неестественная худоба.

   И все же жители любили свой город, считая его  колыбелью. Несмотря на нюансы, местность считалась дачной и пользовалась, в народе заслуженной славой. По количеству квадратных метров зеленых насаждений на одного жителя она могла конкурировать со многими малыми городами России.

   Долгие годы озеро «Бисерное – Бис» использовалось для забора воды тонкосуконной фабрикой и лишь недавно, выпав из цепочки оборотного водоснабжения, превратилось в излюбленное место отдыха горожан.

   На песчаном берегу стояли зонтики, под которыми сидело несколько семей, а в воде бултыхались дети. Михаилу захотелось присоединиться к ним, но он остановился, вспомнив правило Кутузова: в сомненье воздержись! Разумно было предположить, что в озере процессы самоочищения полностью не закончились и для страховки лучше с купанием повременить. Лодочная станция и кафе в виде стеклянного павильона, недавно выросшая на берегу, не остались не замеченными. Кате не терпелось покататься. Арендовав лодку на час, пара запланировала впоследствии посидеть в стекляшке. На воде не чувствовалось жары. Раздевшись по пояс, Михаил старательно греб. На середине озера он все же не выдержал и, воспользовавшись контраргументом прессы, писавшей, что грязь в озере полностью вычищена, чему следовало верить, искупался. Вдоволь поплавав, влез в лодку. Слегка работая веслами и, имитируя движение транспортного средства, продолжил тихо плыть в неизвестном направлении.

   Тема совместного проживания, подымающаяся вновь и вновь,  опять всплыла на поверхность. Катерина настаивала на переезд в Ригу. Ей нравился миллионный город с парками и маленькими уютными кафе, в котором жили её родственники и друзья. Михаил сдерживал переезд, считая, что уезжая в Латвию, он теряет возможность работать в различных регионах страны. Года два назад возникла идея организовать в Риге Прибалтийский филиал и, переехав в Ригу,  поддерживать связь с Научным Городком, что устраивало обоих. Они ждали реальных сдвигов в этом направлении и потихоньку собирали чемоданы. В качестве альтернативы, у Катерины возникла еще одна идея переезда,  которой захотелось поделиться.

– Я родилась в Новосибирске,– сказала она, – и меня тянет на малую родину. Мы могли бы переехать в научный городок Сибири, в центр России, куда со временем переместится столица страны. Город дорог мне воспоминаниями. Помню, как во время войны подростком ходила по заснеженным улицам в валенках с калошами, имевшими уникальную особенность, заключающуюся в том, что были они оба на левую ногу. Других калош не было и, ничего не оставалось, как носить то, что есть.

   Михаил возразил.

– При переезде в Новосибирск, пока меня узнают и поймут, на что я способен, уйдет два года на бессмысленную адаптацию. Менять научный городок Великого Града,– аргументировал он,– на научный городок Новосибирска – не имеет смысла.

   На этом идеи не кончились.

– По паспорту я считаюсь русской,– высказалась Катерина,– но латыши видят во мне человека иной национальности. У мамы родителями были кореец и японка, у отца родители, соответственно, украинец и русская.

– Я вижу типичную россиянку,– засмеялся Михаил.– Настоящего русского трудно найти и в глубинке.

– Я говорю серьезно,– ответила Катя.– Обосновавшись на Курильских островах, являющихся спорными территориями между Россией и Японией, мы станем зародышем будущей нации. Когда-нибудь четыре острова, за которые страны устанут воевать, объявят себя независимыми. На них будут жить вперемежку японцы и русские. К ним я очень подхожу. Там мое место.

  Новая идея не вдохновила Михаила. Политики не оставили бы камня на камне от данного предложения, но дело было не только в них. Ареал деятельности Михаила совершенно не просматривался с Курильских островов. При переезде на Восток  вставал вопрос о смене интересов и работы, что не входило в его планы. Возникший пожар, связанный с переездом на спорные острова, должен был погаснуть сам собой и Михаил, ничего не говоря, Начал смотреть вдаль, надеясь, что время само расставит все по своим местам.

   На небе появились облака. Подул ветер и стал накрапывать дождь. Михаил начал усердно грести, повернув лодку к берегу. Вступив на твердую почву, можно было не спеша зайти в стекляшку и, уютно устроившись, переждать непогоду. Когда распогодилось, Михаил предложил прогуляться по лесу, опоясывающему город.

– При удачном стечении обстоятельств наберем грибов, и будет из чего приготовить ужин,– предложил он.

– Я могу много ходить по лесу пешком,– согласилась Катя.

   Бродя по лесу, они незаметно вышли на остановку «по требованию», расположенную на междугородней трассе, ведущей в Москву.

– Иногда вечером,– стал рассказывать Михаил,– я бесцельно брожу по лесу и прихожу  к этой остановке. Стою и жду твоего появления, прекрасно сознавая, что ты находишься в Риге, не собираешься в дорогу и не приедешь, но на всякий случай стою и жду. А вдруг! Однажды, простояв с полчаса на трассе, я возвращался домой и увидел на пятом этаже в окне моего дома, свет. Возможно,  – подумал я:– ты приехала, и поспешил домой. Тебя не оказалось квартире. Я понимаю, что мое объяснение выглядит банальным. Уходя из квартиры, я просто забыл выключить в комнате свет.

– При случае я как-нибудь приеду без предупреждения,– пообещала Катя.– Я люблю сюрпризы.

 

ПАРТБЮРО

   Тучи сгущались. Если бы отсутствовали в небе нависшие облака и светило яркое солнце, Михаил оправдал бы повышенное давление третьим, неблагоприятным типом погоды или иными природными катаклизмами. Внутреннее напряжение объяснялось предстоящим заседанием партийного комитета, на котором решался вопрос об открытии Прибалтийского  филиала. Внешне причины для беспокойства у Михаила отсутствовали. Директор не только не возражал, но и приветствовал расширение ареала деятельности института. Требуемые отзывы двух латвийских министерств, положительно реагирующие на открытие нового научного центра, лежали на его столе. Сема с самого начала поддержал идею Михаила переехать на новое местожительство и продолжить работу в рамках прежнего института. Оставалось дело за малым:изданием соответствующего приказа. Подписание его затягивалось и зависело от рассмотрения вопроса на парткоме. Накануне собрания, Сема поехал в краткосрочную командировку в Литву, объявив сотрудникам лаборатории о необходимости срочных консультаций на внедряемом объекте. Его отъезд показался странным. Шеф, обычно один в командировку не уезжал и брал с собой кого-нибудь за  компанию. Испокон веков установлено, что короля делают подданные. Формально Сема не причислялся к королевской знати, но ему нравилось выезжать в экспедицию, состоящую из нескольких человек. Возвращался он из Каунаса в Москву не по прямому маршруту, а по объездному. Согласовав с директором института маршрут следования, он сделал крюк и заехал в Ригу, чтобы выяснить серьезность намерения Михаила о переезде. В Научном Городке с пониманием относились к шпионским  играм. Находясь в гостях у мамы Катерины Сема, сидя за столом, нахваливал блюда, приготовленные для высокого гостя, спрашивал и спрашивал, а она, по простоте душевной, рассказывала, что выступает за воссоединение семьи и ждет, не дождется, когда Катя и Михаил начнут жить вместе. К начинаниям, касающимся завершения обмена квартир между Ригой и Научным Городком, она относилась благосклонно. Вооружившись последней информацией,  Семен Михайлович по приезде в Научный Городок приготовился к партсобранию. Он слышал из уст своего сотрудника о намерениях перебраться в Ригу, но не предполагал, что дела зашли так далеко. После возвращения шефа из командировки, объявили дату проведения партийного бюро. Наконец долгожданный день настал. Михаил остался сидеть после работы в лаборатории на случай, если его вызовут для дачи показаний или уточнений. Однако, его никто не вызывал. Потянулись нескончаемые минуты ожидания. Спустя час, в коридоре лабораторного корпуса, послышались звуки открываемых дверей и голоса людей, которые быстро умолкли. Наступила зловещая тишина. В ожидании неизвестно чего, Михаил просидел пятнадцать минут и, чтобы скоротать время, вышел на разведку в коридор, а затем  прошел в сторону кабинета партбюро. Через приоткрытую дверь виднелась полоска света от настольной лампы. Шума голосов не слышалось. Постояв у открытой двери, Михаил просунул шею в приоткрытую дверь и увидел, сидевшего в одиночестве руководителя партийной организации, возглавлявшего в институте научный отдел.

– Партбюро закончилось?– спросил Михаил.

– Заходи, Миша,– последовало приглашение.– Я жду тебя.

  Фамильярное обращение удивило.Михаила давно не называли  Мишей. По негласному правилу, сослуживцы предпочитали именовать сотрудников по имени – отчеству. Михаил не стал развивать тему правильного общения, показавшуюся ему, не заслуживающей  внимания. Он  отбросил в сторону мысль: почему бы не обратиться дружески на ты к руководителю отдела, с которым давно знаком и близок по возрасту?  –  и приступил к делу.

– Как прошло заседание партийного бюро?Какое принято решение?– фамильярно  спросил Михаил, усаживаясь на стоящий у стола стул.

– Партбюро не состоялось,– последовал спокойный ответ.– Семен Михайлович не пришел на собрание, а при согласовании столь важного шага, как открытие Прибалтийского филиала, нельзя обойтись без его мнения. Ты состоишь в его лаборатории и на первых порах твоя предстоящая работа в Риге, напрямую связана с ним.

   Стоило о чем задуматься.

– И что теперь?–  спросил Михаил.– Ждать следующего партбюро?

– Ты не понял. Другого собрания не будет. Я предполагал, что ты заглянешь ко мне на огонек и хотел поговорить с тобой по душам. От нашего разговора во многом зависит твоя судьба. Я собираюсь сегодня навестить директора, который ждет дома результата наших переговоров.

   Михаил поерзал на стуле и стал внимательно рассматривать сидящего напротив человека, который без сомнения являлся пусть не главной, но одной из основных фигур Виктора Ивановича.

– Если бы состоялось партбюро, я проголосовал бы за создание Прибалтийского филиала,– заверил ученый муж.

– Кто бы сомневался?!– без тени сомнения сказал Михаил.

   Он представил себе, как , после дебатов на партбюро Виктор Иванович предлагает присутствующим проголосовать против открытия филиала и, чтобы исключить ненужные недопонимания, первым поднимает руку. Начинается голосование и директор, вглядываясь в аудиторию, вычисляет, а главное запоминает, кто не поднял руки. Михаил видел подобные казусы и не сомневался, что секретарь партбюро проголосует правильно.

– Наши решения честны,– высказался парторг.– Принципиальность позволяет нам вести дела института в нужном направлении.

   Слаженная речь продолжалась в том же духе, которую нечего было слушать. Слова, слова, слова… Лился поток ничего незначащих слов. Ложь порождала ложь. Михаил сидел и, не слушая, в такт каждого законченного абзаца, кивал головой, и в это же самое время, как бы  гулял по императорскому дворцу Пекина, вслушиваясь в историю, рассказываемую гидом.

   У императора было тридцать шесть жен, каждая их которых жила в отдельном дворце. С одной из них император проводил ночь. Вопрос, к какой пойти в следующий вечер, мучил его постоянно. Чтобы исключить излишние размышления, он доверился жвачному животному – ослу, которого выпускали во двор, после заката солнца. Когда  животное останавливалось перед определенным дворцом, туда и ступала нога Властелина Поднебесной. В недоумении император всегда задавался вопросом: почему осел всегда останавливался у одного и того же порога дворца?Задавая вопрос, он не находил ответа .A ларчик –  просто открывался! Сообразительная жена днем кормила осла, и ничего удивительного не было в том,  что вечером он останавливался перед ее жилищем. Так появилась пословица, гласящая, что ослов следует подкармливать. Михаил не собирался рассказывать парторгу историю, вывезенную из Китая. Он и не думал намекать, что директор прикармливает руководителя лаборатории. Подобные намеки выглядели оскорбительно. И все же подачки имели место быть. Иногда достаточно одного расположения, а если человек не понимает, что к чему, его можно переизбрать.

   Подытоживая тираду, произнесенную парторгом, Михаил проникновенно сказал:

– Никто не сомневается в вашей принципиальности.

    Артподготовка парторга закончилась. Началась атака.

   -Мы давно присматриваемся и видим, что ты созрел для самостоятельной работы и руководства лабораторией.

– Разумно открыть Прибалтийский филиал, чтобы я мог оправдать ваши надежды,– вторил ему Михаил.

– Забудь о филиале,– раздраженно сказал секретарь партбюро и повторил,– забудь о нем. Тебе предлагается другое. Всем надоел Семен Михайлович с вечными выкрутасами, а ты кажешься разумным человеком, способным руководить лабораторией. Тебе предлагается его место.

   Михаил не верил ни одному слову секретаря партбюро. Ему не хотелось очутиться в стае, от которой шло нежданное предложение, показавшееся ему недостойным. Он хотел самостоятельности, но не такой ценой. Вступление в должность руководителя лаборатории означало бы зачеркнуть многие годы совместной работы с Семеном Михайловичем, что выглядело не допустимым преступлением. Он не собирался за тридцать сребреников предавать своего учителя. Вместо ответа, не говоря ни слова, он отрицательно покачал головой.

   Искуситель не унимался и продолжил штурм.

– Ты достаточно долго поработал исполнителем и теперь пришло время, когда можно стать руководителем. Руководство лабораторией развивает творчество, что одновременно отражается на увеличении зарплаты. Пора начинать трудиться самостоятельно и внедрять собственные планы.

– Я мог бы как преемник получить лабораторию из рук находящегося в здравии Семена Михайловича. Вырывать ее при сомнительных вариантах не для меня. До этих дней я не дожил и задуманным планам не суждено сбыться. Поезд ушел, а вместе с ним утекло и руководство лабораторией. Теперь ничего не остается, как переехать в Ригу вне зависимости от того, откроется филиал или нет.

– Ну, как знаешь,– сокрушенно сказал секретарь парткома.

    Он захлопнул папку, лежащую на столе, давая понять, что разговор окончен, и поднялся, облокотившись о стол. Не разговаривая, собеседники спустились к парадному входу института.  Михаил, стоя на ступеньках, проследил, как секретарь садится в машину, чтобы помчаться к директору, где окончательно решалась его участь.

  Ноги повели в лес, а не домой. Разъедала, оставленная без ответа, обида. Он не пошел по вытоптанной дорожке, ведущей к шоссе, к которой можно было добраться через минут пятнадцать, а направился в лес, с намерением, не выходить из лесополосы. Не разбирая троп, Михаил ходил между деревьями, пока они не поглотили боль. Постепенно пришло успокоение. Можно было выйти в люди, представляясь таким, каким привыкли видеть его коллеги:внешне спокойным, уравновешенным, чуть флегматичным и взрывным внутри.

Утром следующего дня Михаил направился в мастерские института. В хозяйственный двор въехала директорская «Волга». За рулем сидел Виктор Иванович. Как обычно, он ставил машину не перед парадным подъездом, а где-нибудь в укромном месте, чтобы сотрудники ломали голову:на месте директор или в отъезде? Однако, аналитики института, со свойственным им присутствием элементов детектива давно просчитали несложные уловки директора, как и его последующие ходы, вплоть до  шагов по тропинке, ведущей к потайной двери, так или иначе связанной с директорским кабинетом. Не следовало гадать и давать премию за правильный ответ, что войдет он в институт не в парадную, а в боковую дверь.

   Когда, выходящий из автомашины директор, закрывал дверцу, Михаил случайно оказался поблизости. Мастерские могли подождать. Для Михаила важнее показалась предстоящая беседа. Много лет назад директор рассказывал Михаилу, своему  аспиранту, что ему больше нравится решать вопросы вне стен кабинетов в непринужденной обстановке во время ходьбы по улице, территории предприятия, в лифте министерства или в коридоре, а не в кабинете. Встреча во дворе благоприятствовала беседе. Следовало поспешить к Виктору Ивановичу.

– Добрый день,– поздоровался Михаил.

– Как дела?– Виктор Иванович задал свой излюбленный вопрос, которым встречал Михаила со времен аспирантуры, обозначающий приветствие и одновременно интерес к рассмотрению дел.

– Все в порядке,– последовал стандартный ответ.

   Виктор Иванович обогнул Михаила, вышел вперед и направился к зданию института. За ним, отступая на два шажка, следовал Михаил. Сотрудники института привыкли к подобной процессии, когда, естественно, как-то получалось, что директор выступает в главенствующей роли на несколько шагов впереди спешит по делам, а проситель, не поспевая, влачится сзади и задает вопросы, на которые следуют ответы,  в вполоборота, из-за плеча. Директору было с кого брать пример. Не отдавая отчет

своим действиям, он копировал руководителя страны,  который, сойдя с трапа лайнера, шел по аэродрому к правительственной автомашине и на ходу, через плечо, небрежно отвечал на вопросы, следующих за ним по пятам журналистам, интересующихся  результатами зарубежной поездки первого лица государства. Хмурый Виктор Иванович шел с суровым лицом, в то время как  лицо руководителя страны, запечатленное в фотохронике дня, возглавляющее процессию на летном поле, было раскрепощено и позволяло, приостановившись и подбирая слова, задумчиво поразмышлять: как бы это лучше сказать по-русски? Создавалось впечатление, что правитель знал не только родной, но и какие – то другие иностранные языки. Варианты  использования иностранных языков у директора, как и у руководителя страны, не стояли на повестке дня. Виктор Иванович, не останавливаясь, приближался к институту. Михаилу не терпелось перейти к скорбным делам.

– Вчера состоялось заседание партбюро, на котором рассматривался вопрос о создании Прибалтийского филиала, -говорил он на ходу. -Семен Михайлович не пришел  на партбюро и поэтому интересующий меня вопрос практически не рассматривался. Когда он будет рассмотрен в следующий раз?

– Мне нужно знать мнение Семена Михайловича и иметь решение партбюро, а потом я буду думать,– устало ответил директор.– Кроме того, мне нужны подтверждающие документы, что местные власти не против создания филиала.

– Документы имеются. Я передавал их вам. Республиканские министерства и профилирующие два научно– исследовательские института не против создания филиала.

– Ну, не знаю, не знаю…

   Директор подошел к институту и открыл торцевую дверь. Идущий следом  Михаил взялся за ручку двери, но остановился, увидев в коридоре как бы случайно поспешавшего навстречу директору с широко распростертыми для объятий руками  Семена Михайловича,  которому далеко наперед были известны все директорские ходы.

  Им есть о чем поговорить, подумал Михаил, и пошел в обход здания к парадному подъезду. По институту быстро распространился слух о вчерашнем заседании партбюро. Встречаемые на пути Михаила коллеги, предупредительно вежливо раскланивались. Кланяясь в ответ, он старался выглядеть невозмутимым и твердым, как стена. Сев за рабочий стол, Михаил бездумно просидел достаточное время, в течение которого Сема мог утрясти дела с директором. Пора было идти к нему в кабинет. Шеф, стоя, приветствовал дорогого гостя, всем своим видом выражая неподдельную радость.

– Я только что беседовал с Виктором Ивановичем,– сообщил он.– Виктор Иванович говорит, что вы достойно держите удар. Поздравляю. Вам делают плохо, а вы, как азиат, остаетесь непроницаемым, как будто это вас не касается.

   Речь Семы не затронула Михаила, который остался глух к артистической тираде. Семен Михайлович сменил тему. В его словах послышались дружеские нотки, когда он приступил к оценке поведения директора.

– Кто бы говорил об азиатах,– заулыбался он,– Виктор Иванович не жил в Средней Азии, но его мышление, кроме как азиатским, порой не назовешь.

   Михаил не собирался развивать дискуссию по затронутой теме. Пора бы сменить пластинку, сказал он про себя. Для него интерес представляла совсем другая «пластинка», та, что на обороте, и он заговорил о том, что в первую очередь волновало его.

– Семен Михайлович,– обратился он к шефу,–  вчера проходило заседание партбюро, на котором рассматривался вопрос об открытии Прибалтийского филиала. Партийцев интересовало ваше мнение, но вы отсутствовали. Почему?

– Я не член партии. Никогда не участвовал в сборищах и не собираюсь присутствовать на подобных собраниях.

  Семен Михайлович снял очки и ясными очами уставился на подчиненного. Без очков глаза выглядели беспомощными и беззащитными. Расходящиеся лучики, привыкшие прятаться под оправой,  молили, чтобы их скорее прикрыли. Только там они  чувствовали себя в безопасности. Прием, рассчитанный на слабонервных и впечатлительных людей, не сработал. Михаил понимал, что с мышлением у Семы все в порядке. Он был свидетелем нечто подобного ранее, при дележе годовой премии, выделенной для двух научных подразделений.  Когда руководитель  лаборатории и руководитель отдела, исчерпав мирные аргументы, зашли в тупик и не смогли договориться, Сема попробовал использовать известный ему прием. Он  снял очки перед сидящим напротив Виталием Соловьевым, показывая беспомощные глаза, лишенные очков. Недолго думая, Виталий в ответ снял с носа свои диоптрии и продемонстрировал этим  самым, свои еще более беззащитные глаза. Двое руководители,  безмолвно посидели напротив друг друга, пока не пришли к выводу, что пора продолжить разговор по существу. Михаил не носил очков. Снимать было нечего. К тому же он знал, что не переубедит шефа, используя любой известный ему прием. Для Семена Михайловича незыблемыми останутся его интересы и все же Михаил недоумевал. От двух людей, шефа и директора, зависело открытие филиала. Оба уверяли, что стоят за открытие нового научного центра, только один говорил, что подпишет соответствующий приказ после заседания партбюро, на котором выслушает мнение Семена Михайловича о целесообразности открытия филиала, а второй не собирался даже посещать заседание партбюро. Два бывших руководителя диссертации разыграли партию, в которой бывшему аспиранту не было места. Никто из них не собирался открывать филиал. Финал был ясен. Оставалось завершение театрального представления. Перед опусканием занавеса напрашивалась очередность написания заявления об уходе по собственному желанию и его представления руководителю лаборатории. Заявление можно было тут же судорожно написать,  не сходя с места. Михаил, вспомнив, что жизнь игра и он – на театральной стене, не стремился спешить. Он взял тайм-аут, чтобы Сема не видел, как слагается сочинение.

  Михаил прошел в соседнюю комнату, сел за рабочий стол, не спеша достал бумагу и, подождав, пока утихнет раздражение, приступил к написанию. Немаловажным показалось отразить в заявлении, относящемся к важным документам, свое отношение к руководителям лаборатории и института, а вернее, ничего им не показать. Суть вырисовалась кратким предложением, отражающим просьбу об увольнении по собственному желанию. Над формой следовало поразмыслить. Разумеется, заявление пишется не для рассмотрения народами мира, но все-таки подлежит обсуждению, и должно быть обдумано. Легче всего написать заявление своим почерком, не блещущим каллиграфией. Многие медики, у которых трудно  прочесть выписываемые рецепты, позавидовали бы размашистым буквам, вылетающим из-под пера Михаила в разных направлениях. Знатоки письма могли объяснить, по исписанным страницам, характер и недуги человека. Предложенная же Семой манера неотрывного письма, резко увеличила размашистость и скорость написания. Как-то Михаил пришел в кабинет к директору с заявлением на командировку, написанным методом неотрывного письма. Виктор Иванович покачал головой и произнес:

– «Ну и почерк у вас!»

   Автор текста пояснил, что в настоящее время осваивается, предложенный Семеном Михайловичем метод неотрывного письма, заключающийся в том, чтобы буквы одного слова соединялись между собой.

– Не знаю, не знаю,– сказал директор,– я могу показать последнее заявление Семена Михайловича на командировку, принесенное на подпись, которое блещет каллиграфией. Виктор Иванович открыл папку и стал перебирать бумаги, ища нужное заявление.

– Хотите посмотреть?  – спросил он.

– Я верю, – предупредительно согласился с директором Михаил и попросил закрыть папку.

    Ему не нужны были доказательства и очные ставки. Он получил еще один жизненный  урок, о котором не собирался дискутировать с директором и, тем более, с шефом, предоставляя им право думать о нем все, что заблагорассудится.

    Возникшая мысль написать заявление об уходе неотрывным письмом канула в прошлое. Уходить следовало достойно, написав слова четким чертежным шрифтом, каким выполнялись чертежи, чтобы буковки, наклоненные в одну сторону, выглядели ровными, одна к одной. С написанным заявлением Михаил вновь появился в кабинете шефа. Сема несколько раз прочитал заявление, подпер подбородок рукой и сказал:

– Вы теряете интересную работу. Не думаю, чтобы какой-нибудь исследовательский центр в Латвии ждет вас. Ну, найдете вы место в отделе проектного института. Устроит ли оно вас? Перед тем, как я поставлю резолюцию, у вас есть еще время для размышлений. Ваш решающий шаг может быть опрометчивым.

    Раздумья, на которые тратится достаточно многое время перед принятием решения, остались позади. Сомнения у Михаила улетучились после несостоявшегося заседания партбюро. Выступать с предложениями и задавать вопросы следовало ранее. Он ждал резолюции, какой бы она не была, не имеющая принципиального значения. Разумеется, ни один достойный, исследовательский институт не ждал его в Риге. Оставалось приехать в Латвию безработным, с висящей на груди табличкой:» Согласен на любую работу»,– и согласиться с первым, попавшимся предложением. Лишь спустя два года после адаптации, в течение которых покажешь и раскроешь свои возможности,  начав болеть за местную футбольную, хоккейную или баскетбольную команду, можно ждать более лестных предложений. Пауза затянулась. Михаил не реагировал на слова руководителя. Сема взял ручку, пододвинул поближе заявление и сделал росчерк: «Возражаю», и расписался. Михаил внимательно изучил написанное, произнес вслух резолюцию: – «возражаю»,– и пошел к секретарше, чтобы передать заявление по инстанции.

    В конце дня его позвали в дирекцию, чтобы вручить приказ об увольнении, а вместе с ним и заявление с резолюцией директора, разрешающее выезд следующим днем в Москву.

– Вам разрешен выезд в Москву,– сказала секретарша.      Она весело рассмеялась, вручая заявление с резолюцией, разрешающей выезд в Москву. Резолюция о разрешении выехать в Москву показалась ему забавной.

– Причем тут Москва?– спросил Михаил. – Ах, да, – миролюбиво сказал он, вспомнив о заявлении, написанном несколько дней назад с просьбой выехать из Научного Городка в столицу. – Я просил разрешения выехать на один день в Москву из Научного Городка и моя просьба удовлетворена. Спасибо.

  Такие поездки в Москву, осуществляемые в один день без оформления командировки, практиковались в институте. Бумага потеряла смысл, но директор, ставя резолюцию об увольнении, решил позабавиться и достиг цели. Михаилу предложили расписаться в приказе об увольнении и вручили копию. Сотруднику предоставлялось право уволиться и одновременно поехать в Москву. Добрый директор разрешал поездку и в Ригу, и в Москву, и куда угодно. Глаза Михаил заблестели. Почему бы не посмеяться вместе с секретаршей. В институте любят смеяться. Его беззвучный смех, в том числе и над собой, перерос в надрывный никому не нужный гомерический смех.

Держа в руках обе бумаги, Михаил вышел из приемной. По коридору навстречу ему шагал Виталий Соловьев.

– Отойдем в укромное местечко,– предложил он и, оставшись наедине, сказал,– я присутствовал при беседе директора с Семой и Ярославом Дементьевичем, состоявшейся в первой половине дня в конференц-зале. Разговор шел о тебе. Директор высказался, что тебе предоставили приют и кров. Он согласен выделить новую, улучшенную квартиру при переезде твоей семьи в Научный Городок. Ему не понятно, чего ты хочешь? Ведь от добра – добра не ищут! Виктор Иванович не доволен, что ты покидаешь институт. Филиала он не собирался открывать и выразился, что не позволит тебе барствовать в Риге.

– Разве я еду барствовать, а не работать?– спросил Михаил.

– Не зацикливайся на частностях,– остановил Виталий друга.– Я передаю то, что слышал. Во время разговора Сема подлил масла в огонь. Он рассказал, как ты долго смеялся над директором, веселясь над его знанием английского языка, употребившим  два сказуемых am and isв предложении с одним подлежащим I. Следом шеф перешел к следующему пункту обвинения, объявив, что по твоему мнению приказы директора, затрагивающие интересы сотрудников, издаваются во время их отпуска или командировок, которые иногда похожи на азиатские штучки. Закончил речь он еще одним обвинением, заявив, что из-за пристрастия директора к овощам, ты как-то обозвал его кроликом. Директор воспринял произносимые слова за истину. Было видно, как к его горлу подступает ком, мешающий дыханию. Естественно, что у директора появилось желание поскорее расправиться с обидчиком. Сравнить Виктора Ивановича с кроликом было наивысшей наглостью. Пусть он не царь зверей, но хищник, а не кролик или козлик.

– Я не называл Виктора Ивановича кроликом.

– Кто это может подтвердить, а главное доказать, что ты не верблюд?  Кто собирается тебя слушать?

– Что есть, то есть,– согласился Михаил,– я присутствовал в тот момент, когда директора назвали кроликом. В тот день мы с Семой сидели и пили чай, обсуждая результаты  последней командировки. Сема собирался ехать к Виктору Ивановичу домой, чтобы в домашней обстановке отчитаться о затянувшейся командировке, плавно перешедшей в экспедицию. Одновременно, ему хотелось порадовать уважаемого господина директора среднеазиатскими дарами природы, а именно зеленью, фруктами и овощами.

– Директору многое не надо,– говорил Сема, небрежно махнув рукой,–  привези кролику больше овощей и он будет доволен. Везти овощи из Душанбе для меня, не под силу,–  вздохнул он, – я их  купил в местном овощном магазине. Виноград и дыня находятся в приличном состоянии, а вот редиска  на прилавке овощного павильона уже выглядела вялой. Придя домой, пришлось поработать над ней. Я каждую редиску реанимировал, протирая маслом, и теперь она выглядит удобоваримой. Для любимого директора мне ничего не жалко. Перед каждым из нас стоят свои задачи. Мы барахтаемся в лаборатории, а директор, как мол в гавани, оберегает наше водное пространство. Я приглашаю вас, Михаил Валерьянович, поехать со мной в гости к директору. Поможете нести вещевой мешок с овощами. Я, естественно, согласился. Овощи к столу директора оказались, как нельзя, кстати. Жена Виктора Ивановича, готовя блюдо, высказалась, что к салату ей не пришлось добавлять масло. Мы привезли особую, недавно выведенную редиску,– заверил я, играя роль знатока Средней Азии, – Грибы маслята названы по причине их маслянистости. По аналогии с ними, новый сорт редиски назван масляным.

Шеф понимающе кивнул головой. Иного не могло и быть. Мы с ним не один год выступаем одной командой.

– Вещи следует называть своими именами.– высказался Виталий.– С некоторых пор ты перестал числиться членом команды и превратился в шахматную фигуру в партии, разыгрываемой  шефом и директором. Твои дни пребывания в институте сочтены. Разыгрывая гамбит, Сема пожертвовал тобой, как пешкой, чтобы обезопасить свои позиции и подтолкнуть Виктора Ивановича к определенным действиям. Мне его ходы понятны.  Подписав заявление об уходе, он открестился от тебя и ему ничего не остается, как выстроить грамотную защиту. У него развито чувство самосохранения и понятно, что он, пользуясь старым испытанным приемом, выдает свои за твои мысли. Очень удобно высказать Виктору Ивановичу от другого лица то, что думаешь о нем сам. Не будет же директор перепроверять правдивость произнесенных слов. Легче воспринять их поток за чистую монету. Наш разговор в конференц–зале не затрагивал присутствующих персон и потому никто из присутствующих не собирался прерывать Сему. В конце разговора Ярослав Дементьевич вступился за тебя, сказав, что зря руководители ополчились против сотрудника, который является и прекрасным специалистом, и хорошим человеком. В подтверждение своих слов, он высказал Семе, что на протяжении многих лет ты плодотворно работал в его лаборатории, а директору, увлекающемуся нумизматикой, напомнил, что именно ты, а никто другой, привез ему монетку достоинством в два сантима, выпущенную в 1937 году. Именно ее ему не хватало для полного комплекта монет, выпущенных в Латвии.

– Причем здесь, монетка в два сантима?–  удивился Михаил.

– Притом,– ответил Виталий,– другой человек прошел бы мимо, а ты в нужную минуту вспомнил о заботах директора и привез ему два сантима, что похвально.

 Вечером Михаил в одиночестве заканчивал на кухне ужин. Он прошел в комнату, остановился у окна, открыл его и вгляделся в стоящий напротив безлюдный в это время стадион. Желтые фонари на столбах, стоящих вдоль дороги, бледно освещали асфальтированное полотно. Из надвигающейся темноты подул ветер. Михаил сел на постель и оглядел знакомые книжные полки, разбитый  шифоньер, стол с вертящимся стулом и стоящие посреди комнаты два венских стула. Вещи спартанской обстановки не представляли особой ценности. Нечто подобное стояло и в рижской однокомнатной квартире молодого человека, с которым Михаил обменялся квартирами. Парень из Риги  оказался сговорчивым и они, оба молодых человека, быстро договорились, что осуществляя обмен, не будут заказывать контейнеры для перевозки вещей и оставят существующую мебель в квартирах, чтобы без сожаления в дальнейшем заменить ее на новую. После ужина Михаил занялся уборкой, начав ее с кухни. В полиэтиленовый мешок полетели пустые бутылки. Вслед за ними без разбора с приподнятой клеенки последовали остатки пищи вместе с белой бумагой, имеющей следы от жирных пятен. Полупустой мешок перетащился в комнату, где продолжилось его заполнение. Закончив большое дело, Михаил присел в крутящееся кресло. Покрутился, не имея желание что-либо предпринимать еще. Можно было поднять валяющуюся на полу бумагу или кусок выглядывающего из-под дивана журнала, переставить стул в угол и еще раз взглянуть на лежащие внутри книжной полки черновики статей, когда-то имевшие важность, от которых, казалось, зависела дальнейшая жизнь. Оставляемые вещи, утварь и клочки бумаги, как и вся квартира, больше не имели ценности.

  При переезде у человека меняется судьба. Характер меняется даже тогда, когда переезжаешь в другую комнату. Вот почему многие любят делать перестановку в квартире. Раскройте окна, замените шторы и занавески, переставьте мебель и вы почувствуете, как вокруг вдруг стало просторнее и светлее. Перестановки делаются не для того, чтобы избавиться от  старой мебели. Выяснение вопроса: нравится вам мебель или нет?  – отходит на второй план. Перемены прежде всего необходимы для изменения обстановки и извлечения под громоздкими шкафами пыли и грязи, накопившиеся за долгие годы.  Не важно, что после перестановки, мебель встанет так, как стояла когда-то. Все равно цель будет достигнута, поскольку перед хозяевами предстанут  обновленные предметы. Главное, что изменится атмосфера. Замена мебели, а тем более переезд, нечто большее, чем перестановка. При переезде может измениться и человек. Михаил подошел к окну и открыл его настежь. Воздуха не хватало. Пришлось пройти на кухню и открыть там окно, чтобы создать сквозняк. Пусть ветер врывается в помещение и поскорее выветрит дух жильца. Переступи порог и отрезок жизни, связанный с этой квартирой, канет в прошлое. За порогом начинается новая жизнь. Рига, где живет Катя, его половинка, ждет. Эпопея, связанная с проживанием и работой в Научном Городке заканчивается, безвозвратно уходя в прошлое. В будущем можно приехать сюда в командировку, встретиться с друзьями, поделиться впечатлениями, вспомнить прошлое и помечтать о будущем, но возвратиться в прошлое невозможно. Если и появится желание приехать в Научный Городок, то Михаил будет выглядеть совершенно  другим человеком.

 

КОМАНДИРОВКА

  Договор с институтом по поставке изобретенных аэраторов и наблюдению за их работой позволил Михаилу выехать в командировку в Научный Городок. Интересно было, обосновавшись в Риге, посмотреть, как живут друзья, да и себя хотелось показать. Ранним утром поезд прибыл в Москву на знакомый Рижский вокзал. Письмо, полученное накануне, свидетельствовало о переезде  Виталия Соловьева в Москву. На конверте стоял обратный адрес. Логично было искать друга в московской квартире, сдаваемой в аренду уже многие годы. Михаил вытащил помятый старый конверт с пятикопеечной маркой, говорящий  многое о владельце. Письмо могло и не дойти до адресата, так как цены поменялись и стоимость отправки корреспонденции, исчисляемая ранее в копейках, превратилась в рубли. Виталию на эти изменения было глубоко наплевать. Его интересовало другое:дойдет до адресата в переходный период его писанина? Письмо, как ни странно, дошло и, стало быть, вскрыто получателем.  В нем вначале следовало приветствие и коротко рассказывалось о здоровье и жизни, а затем, как полагается, шли добрые пожелания. Далее кратко описывалась, что Виталием создано акционерное общество  и теперь у него возникли далеко идущие планы и желание дальнейшего сотрудничества. Длинный перечень химикатов и металлоизделий, предлагаемый для реализации, призывал к совместной работе. Виталия следовало посетить хотя бы по причине дружеского расположения, не говоря уже о загадочном перечне продукции, изложенном на двух листах.

  Перед Рождеством стояли морозы, что было не удивительно для Москвы. Не по сезону одетый в спортивную куртку, рассчитанную на балтийские зимы, Михаил вышел из вагона и, поеживаясь, нырнул в ближайший подъезд вокзала. На звонок телефона никто не отозвался. Чтобы сориентироваться и получить новейшую информацию, ничего не оставалось, как ехать на Курский вокзал и далее по знакомому маршруту автобусом в Научный Городок. В начале обеденного перерыва Михаил шел, соображая, идти ему в институт или в общежитие, месту давнего проживания семьи Соловьевых. Второй вариант выглядел более привлекательным. На звонок вышла подпоясанная передником Ксюша и  радостно приветствовала нежданного гостя. За перегородкой, отделяющей коридор от комнаты, в ожидании обеда на тахте – кровати отдыхал уставший от работы Виталий. С возгласом:

– О-о-о! Какие люди! – он поднял руку, приподнялся, демонстрируя желание встать, но передумал и рухнул назад на диван.

  Все-таки ему пришлось привстать, чтобы пожать руку. Дрема покинула его.

– Ксюша!– засуетившись, прокричал он.

– Я ставлю чай,– донеслось из рядом расположенной кухни, дверь в которую была открыта.– Сядем в кухне или накрыть в комнате? – спросила она.

   Комнатная квартира, именуемая в народе полуторкой, позволяла переговариваться чуть повышенным голосом  с любого места.

– Кофе, я имею в виду еду, лучше подавать в постель,– ответил Виталий тихо, чтобы не услышала жена.

  Его намерения оказались тщетными.

– Ему, конечно, лучше в постель,– огрызнулась Ксения.

   По приближающимся шагам и тарахтению чашек угадывалось приближение хозяйки, появившейся на пороге комнаты, с подносом в руках. Друзья расположились у тахты за журнальным столиком. В дополнение к местным продуктам, коробка конфет и бутылка бальзама, привезенные  из Риги, оказались весьма кстати. После недолгих сборов приступили к обеду, начав с супа. Михаил от первого блюда отказался, сославшись на сытный завтрак, подаваемый в поезде.

   Прозвучал первый тост:

– Со свиданьицем!

   После него Ксения  поспешила на кухню для приготовления закусок. Виталий стал рассказывать, что подал заявление об уходе из института и что перебирается в Москву, чтобы посвятить себя акционерному обществу, в задачу которого входят работы по автоматике. Он не исключал и любые другие направления, касающиеся материальной заинтересованности. На первых порах он развил бурную деятельность, привлекшую внимание налетчиков, нагрянувших в московскую квартиру. Появившаяся в комнате любившая поговорить жена, перебив мужа,  продолжила начатую тему и в подробностях описала, как на прошлой неделе в середине дня к ней ворвались бандиты.

   В пятницу она приехала в Москву чуть раньше мужа, чтобы приготовить ужин, и, закончив приготовления,  на правах секретаря на общественных началах включилась в работу в его фирме.  Позже, окончив работу в Научном Городке, подъехал на выходные дни Виталий и, выпив чаю, улегся на тахту. К концу дня начались несмолкаемые телефонные звонки, продолжавшиеся дотемна. Виталий подключился к переговорам и рассылке важных документов по факсу. Нагревшийся телефонный аппарат замолк лишь поздним вечером.       Субботнее утро следующего дня не предвещало возникновение эксцессов. Утро, как утро.. Позавтракав, Соловьевы занялись делом. Они надеялись сделать крупный бизнес с химреактивами и металлами. Бесконечные телефонные разговоры и посылаемые факсами простыни предлагаемых изделий, нежданно прервались надрывным звонком в дверь. В подъезде слышался звон, продолжавшийся весь период, пока не открывалась дверь. Ксения, находящаяся на кухне, не выпуская из рук ножа, поспешила на лестничную клетку в надежде увидеть подругу, пришедшую поболтать и выпить чашечку кофе. Вышедшая на звонок хозяйка квартиры с ножом в руках, остолбенела. Вместо подруги детства перед ней предстали трое здоровенных детин. Один из них перегородил дорогу, как шкаф, который не обойти, и оттеснил ее, а двое других нагло прошли в квартиру. Нагрянувшие трое накаченных молодых людей объявили, что прибыли по вызову для замены в комнатах дверей и окон. Ничего не понимающего Виталия, втолкнули в свободную комнату. Вошедший боевик объяснил, что по существующей заявке, которой помахал в воздухе, они пришли обмеривать проемы и установить готовые двери, находящиеся в машине. Он встал, закрыв телом дверь, как амбразуру, в то время как другой начал бегать по комнатам. Не успели хозяева сообразить, что к чему, как третий с авторучкой в руках, спрятав блокнот, громко высказался, что заявка ложная и в этой квартире делать им нечего. Двое других налетчиков, моментально потеряв интерес к происходящему, позволили Виталию и Ксении воссоединиться. В самой большой комнате, представляющей гостиную, хозяева, держась за руки и немного приходя в себя, стояли,  раздумывая, что им делать дальше. Хорошо, что в квартире отсутствовали дети, которые испугались бы, встретив непрошеных визитеров. Хорошо, что дети отсутствовали., иначе родители  перепугались бы до смерти не за себя, а за них.Дочь осталась  в Научном Городке на воскресные дни, а сын, перебравшийся в Москву на постоянное жительство, заночевал у друзей, сообщив родителям, что появится только во второй половине дня. Первым пришел в себя грузный Виталий.

– В чем, собственно, дело?– спросил он.

  Его солидная фигура не позволяла усомниться, что он еще не потерял дара речи. Виталий подошел к стоящему у стены креслу и сел, положив ногу на ногу. Обомлевшая Ксения, вращая головой, беспомощно сжимала тесак.

– Положите нож,– постарался успокоить ее один из налетчиков.– С ним много хлопот, а по причине отсутствия навыков правильного обращения, мало будет толку от предмета, находящегося у вас в руках!

  Ксения продолжала стоять с ножом в руках, не собираясь что-либо делать. Никто на нее не собирался нападать, а она тем более, так что о выпадах с ее стороны не могло идти и речи. Второй налетчик скептическим взглядом обвел убранство комнат.

– Меньше было бы непрошеных гостей, если бы вы не увлеклись излишними телефонными разговорами и рассылкой факсов,– сказал он, резюмируя.-Как говорил классик:  много шума из ничего. Пока у вас отсутствуют результаты деятельности, нам следует повременить с установкой в вашей квартире качественных дверей и окон. Придется вам самим заняться убранством комнат, находящихся в непотребном виде.

  Он еще раз скептически обвел взглядом  комнату.

– Мы долгое время сдавали в аренду московскую квартиру. Арендаторы уехали  всего месяц назад, и мы еще не успели обосноваться. Недавно нами был куплен китайский гарнитур из семи предметов, который хранится на даче. Скорее всего,–  с задумчивым видом сказал Виталий,– он там и останется, поскольку большую часть времени мы проводим на природе. Со временем, когда мы основательно обоснуемся в Москве и перевезем с дачи китайский гарнитур  по-видимому понадобятся ваши услуги  по его установке и возникнет необходимость замены окон и дверей. Тогда мы найдем вас сами,– пообещал он. – Вы нас больше не беспокойте своим внезапным появлением.

– Спасибо, мы составили общее впечатление о вас и вашей квартире. Думаю, что вы, в ближайшее время, не разбогатеете. Весь ваш бизнес похож на бла-бла-бла.

  Потоптавшись на месте, они, не прощаясь, направились к входной двери.

– Зря вы так рано уходите. Вы бы могли проехать к нам дачу, где бы рассмотрели китайский гарнитур и ознакомились с матрасами, разостланными из-за отсутствия кроватей на полу в трех комнатах и кучей табуреток и тумбочек, заимствованных из общежития института, где числилась комендантом моя жена ,–  вещал Виталий вдогонку.

    Друзья продолжили празднование. Михаил не остался равнодушен к визиту непрошеных гостей  в московскую квартиру. Его также интересовало дальнейшее развитие событий, могущее разрешить проблему реализации товаров по перечню, присланному ему по почте.

– Сдвинулся с мертвой точки бизнес по продаже металлов и реактивов?– поинтересовался он.

– Наши старания включиться в международный бизнес по купле-продаже материалов, не увенчались успехом,– последовал ответ,– но какой-то опыт нами приобретен. Покувыркались и ладно. Не у всех сразу получается результат. Безрезультатная работа, осуществляемая с утра до ночи, приостановлена и осмысливается. Меня предупреждали, что  с кондачка, как говорится, ничего не получится, и что торговлей, как и проституцией, следует заниматься с четырнадцати лет. Хлесткое выражение о необходимости начинать бизнес с 14 лет, претендующей на аксиому, выглядит спорным, но я не унываю. Основы  финансов  я учил не по учебникам.  Бизнес, укладывающийся в простые схемы, мне знаком с детства. Я знаю, что достаточно приобрести по минимальной цене валюту и сдать ее нуждающимся в долг по максимальной цене или приобрести товар по низкой цене и быстро избавиться  от него с барышом. Как правильно оформить сделку, функция не моя, а бухгалтерии, где сидят профессионалы. В их задачу, входят заботы о бумагах, которые должны быть в полном порядке. Моими учителями были герои, описанные в проштудированных в юности книгах. Теодор Драйзер в романе «Финансист» на примере Фрэнка Алджернона  Каупервуда описал, как совершаются коммерческие авантюры. Больше изучать нечего. На четырнадцатом году жизни, в возрасте, с которого следует начинать  заниматься торговлей, Фрэнк, заручившись поддержкой банковского служащего в лице отца, что обошлось ему в десять процентов от выручки,  приобрел на аукционе семь ящиков кастильского мыла и продал его  бакалейщику с выгодой в тридцать долларов. Подобные сделки, считавшиеся ранее спекуляцией, теперь именуется предприимчивостью. Сейчас, когда я вижу мыло, то есть, когда слышу о выращенных несметных тоннах хлопка, которые некуда деть, или о перепроизводстве цитрусовых, бесславно уничтожаемых бульдозерами, чтобы удержать высокие цены, у меня появляется желание помочь производителям и купить товар за бесценок. Крупных сделок пока совершить не удалось, но мелочи обнадеживают. Для поддержки штанов, когда ресурсы семьи на исходе, я заряжаю караван грузовиков, доставляющих дешевый чай из Москвы в Научный Городок. Этим я занимаюсь в трудные часы жизни. То, что я начал бизнес в зрелом возрасте, меня совсем не смущает. Торговлей мозгами  я занят с раннего возраста.

   Михаил считал, что не существует дешевого чая. Дешевый чай, также  как контрабандные сигареты и паленая водка, связанные с криминалом и личным обогащением, развинчивают государственные интересы и должны резать слух.

    Чтобы узнать подноготную, следовало поучаствовать в одной из операций по продаже чая.

– Когда намечается поход следующего каравана, груженного чаем? – спросил Михаил.– Я бы принял в нем участие.

– Чтобы безбедно просуществовать летом, мой караван должен выйти из Москвы поближе к весне. В мае я перебираюсь на дачу, которая превращается в офис. Там прекрасно. Я могу часами наблюдать, как появляются листочки на кусте смородины или как распускаются цветки роз. Ничего более волшебного мне не приходилось видеть. Летом с садового участка осуществляется руководство акционерным обществом, занимающимся, в основном, автоматическими системами управления.

  Рука Виталия потянулась к бутылке, чтобы налить следующую стопку. К распитию спиртного в рабочее время его жена не осталась равнодушной.

– Остановись,– предложила она,– еще не вечер. После перерыва нужно идти на работу, да и Михаилу следует оставаться в форме. В институт он приехал, как заграничный гость.

– Пригубим еще по одной стопке, и будет  две,– сказал Виталий, разливая содержимое бутылки.

– Сколько бы он не выпил, у него всегда, по подсчетам, шла вторая рюмка,– пояснила Ксения, порывающаяся встрять в разговор. ,. Она, еле сдерживаясь, замолчала, предоставляя мужчинам выговориться, считая, что им есть, что сказать. Ей давно хотелось расспросить, как живет Михаил в Риге, как  устроился и как чувствует себя Катерина, ее подруга, с которой подружилась настолько, что над Ксенией подсмеивались друзья, заприметив, что как только муж уходил из дома на работу, она появлялась на пороге его квартиры. Ей нравилось находиться рядом с Катериной, слушать бесконечные разговоры о Риге, пить кофе и рассуждать, чем дышит институт, в котором работают мужья. Михаил подозревал, что, если надолго оставить их одних, ее и Катю, она станет первой, кто развеет мифы об озере Бисерово и царских кружевницах, вышивающих бисером, и восстановит справедливость.  Впрочем, он ничего не имел против реальностей в общении женщин.

   Обеденный час был на исходе.

– Через десять – пятнадцать минут, заканчивается перерыв, и вам следует поспешить,– сказала Ксюша.

– Мы успеем выпить и закусить,– ответил муж.– Спешить некуда. В институте – безвластие. Виктора Ивановича «уходят», а на место директора – заступает его заместитель по науке. Когда происходит смена власти, до нас никому нет дела. Ничего не случится, если мы немного запоздаем.

– А следопыт?– спросил Михаил.– Он всегда на посту и, затаившись в кустах, с секундомером в руках засекает, когда ты появишься на рабочем месте.

– Его тоже нет. Он уволился из института и перешел работать начальником смены на химкомбинат. На новой работе он   положительно зарекомендовал себя, добившись расположения коллектива. Его уважают. Там, все четко  запрограмировано: пришел утром в восемь, ушел вечером в пять, изготовил положенную продукцию, то есть, выполнил план и получил квартальную премию.

– Время течет,– сказал Михаил,– и многое меняется. Мне пришло сообщение, что ушел Сема. Жаль, что я не сумел приехать проводить его в последний путь. Не успеешь оглянуться, как прожита жизнь.

– Мы постепенно стареем,– сказал Виталий.– Корифеи уходят. За ними незаметно пойдем и мы. Уже начался отсчет нашего поколения. Какими бы мы ни были:хорошими или плохими, злобными или святыми, успели ли что сделать или не успели, все уйдем. Сема ушел первым. При жизни он выглядел одиноким, как бы, живущим в вакууме, без родных и близких. Ты бы видел, сколько сбежалось родственников после его похорон. Кто бы мог подумать! На очереди Виктор Иванович. Дни его сочтены. Директор, привыкший держать институт в руках, долго не протянет. Ему, отлученному от института, замурованному в четырех стенах квартиры дома, не по нутру сидеть без дела.

    Ксении не понравилась затронутая тема и она попробовала направить разговор в другое русло.

– Не заводись,– остановила она мужа.– У тебя все впереди:и работа, и я, и дети. Лучше подумай, что произойдет в институте после смены руководства.

– Там все катится по накатанной дорожке вниз,– ответил муж и стал рассказывать служебную историю.

    Утром в кабинет директора института бодрой походкой вошел заместитель Лев Сидорович, которому разрешалось входить без доклада. Он сел на стул по правую сторону стола и  стал сосредоточенно доставать документы из папки. Виктор Иванович догадывался, о чем пойдет разговор. Во время празднования семидесятилетнего юбилея, вместе с правильными речами о здравии и успехах, ему намекнули о необходимости подготовки кадров для замены. Директор на эти намеки  не прореагировал. Должных кандидатур он не видел или не хотел видеть. С годами намеки превратились в требование. И вот, решающий час настал. Лев Сидорович ознакомил директора с решением Коллегии о снятии его, директора,  с должности и на словах объявил, что в министерстве ждут заявления об уходе по собственному желанию, чтобы назначить заместителя директора, а именно Льва Сидоровича, новым директором. Виктор Иванович давно был согласен подать в отставку, но не видел достойного преемника, способного занять его должность. В первую очередь, это относилось к ставленнику министерства Льву Сидоровичу, преуспевшему в организационной работе. Заместитель не тянул на флагмана науки, но делать было нечего. Виктор Иванович вспомнил своего предыдущего заместителя  по науке Владимира Петровича, перебравшегося в Москву и оказавшегося с годами идеальным руководителем на новом месте. Как жаль, что он покинул Научный Городок!

– Уходит, ну и пусть,– подумал несколько лет назад директор, подписывая его заявление об уходе по собственному желанию. От добра – добра не ищут, прошептал он свою любимую поговорку вслед уходящему соратнику.

   Свой институт он, не колеблясь, доверил бы сейчас покойному  Семену Михайловичу. Правда, всерьез его кандидатуру никто не рассматривал. Знаковую фигуру Невыездного, никогда не выпустили бы за рубеж и, следовательно, не утвердили бы на Коллегии.  Кораблем мог бы управлять Ярослав Дементьевич, но он стар и вдобавок ко всему является слишком  узким ученым, специализировавшим  на хлопке, что снижает его шансы. Больше, в обозримом пространстве подходящих  кандидатур не виделось. Вот и остается передавать правление управленцу Льву Сидоровичу. Однако, мнения его, Виктора Ивановича, никто не спрашивает и приходится писать заявление об уходе.

Директор достал чистый лист бумаги, написал заголовок и задумался. В былые времена он учил молодежь уму-разуму. Овладение вершинами науки, объяснял он, похоже на преодоление горы, становящейся все круче при приближении к пику. Представь, говорил он аспиранту Михаилу, что ты взбираешься на гору, а рядом рвутся наверх, расталкивая локтями, такие же, как и ты, беспардонные крепкие ребята. Видите ли, им тоже надо делать карьеру. Не удивляйся тому, что ты вдру, вырвался вперед, а кто-то пробует, схватив за ноги, стащить тебя вниз. Ты упираешься, а тебе  постоянно мешают. Путь в науке долгий. Кроме присутствия «изюминки» в исследованиях, ты должен обладать еще недюжинным здоровьем. Ни в коем случае, не бросай спорт! Сила и  недюжинная   выдержка еще пригодятся еще для преодоления препятствий. Чем выше поднимаешься, тем более изощренными  становятся приемы, препятствующие твоему росту. На каком-то этапе грубые толчки вбок сменяются вежливым обращением. Дьяволы меняют облик. Не верь ласковым словам. Тянущиеся сверху руки помощи по существу имеют одну цель: усыпить бдительность, раскачать твое тело и  под улюлюканье толпы сбросить тебя с обрыва. На вершине пика места мало. Там, на Олимпе, место только для избранных.

   Виктор Иванович достиг Олимпа и стоял на вершине неподвижно в гордом одиночестве. Казалось, его никто более не потревожит. Однако, пришло время покинуть Олимп, покинуть, как всегда бывает, быстро и нежданно. Слабым утешением ухода с работы явился не сбой в науке, а приказ министерских чиновников, мало что понимающих в науке. Порыв: встать и, уходя, хлопнуть дверью,  не входил в его планы. Порыв так и остался порывом, никак не вязавшийся со статусом директора и выглядел, честно говоря, несуразным. Покидать институт следовало достойно.

– Я надеюсь, за мной останется отдел техники полива, с которого я начал делать карьеру?– спросил, приподняв голову, Виктор Иванович.

   Лев Сидорович встрепенулся, предчувствуя скорую и полную победу. Торги означали сдачу директором позиций. Заместитель директора по науке постарался выглядеть благосклонным и утвердительно кивнул головой. Он не возражал и на все был согласен.

– Разумеется, какой разговор. Вы много полезного можете сделать для института,– не задумываясь, заверил Лев Сидорович.-Пишите заявление. Я моментально подпишу бумагу о вашем переходе на новую должность.

    Виктор Иванович посидел в раздумье и нехотя написал заявление об уходе, которое Лев Сидорович почти вырвал у него из рук. Теребя долгожданный лист бумаги, он засунул его в папку, и, расслабившись, с тоской во взоре, стал ожидать написания второго заявления, теперь уже  о переводе бывшего директора, на скромную должность начальника отдела, которое, не читая, присоединил к документам, лежащим  в папке. После завершения столь важного дела он вскочил и, как наскипидаренный, не оборачиваясь, вышел из кабинета, чтобы мчаться в министерство с докладом о выполненной работе. Бывший директор нехотя встал, в одиночестве походил по кабинету, после чего бесцельно обошел коридоры института и направился к мастерским. Он прощался со стенами института, которому отдал всю свою жизнь. Встречные сотрудники шарахались от него, как от прокаженного, не отдавая себе отчет в том, видят ли они самого директора  или блуждающий призрак. Кивнув головой, что означало осторожное приветствие, коллеги, старались поскорее ретироваться. Не время и не место было вести задушевную беседу с прежним руководителем. Разговоры  представлялись им пустыми и никчемными. А бывший директор боялся услышать лживое сочувствие и тем более выражение жалости в свой адрес. Он понимал, что институт переживет его уход и кое-кто из сотрудников, перешедших на вражескую сторону, уже строит далеко идущие планы. Враги издали обходили его стороной. Они еще не могли радоваться победе, но готовы были громогласно прокричать:

– Король умер, да здравствует король!

Виктор Иванович возвратился в свой кабинет и, в ожидании триумфального возвращения нового директора, стал  вяло строить планы своей будущей деятельности на новом посту руководителя отдела, никак не совместимой с прежней должностью. Работа в отделе техники полива выглядела для него пустым занятием.

   Умиротворенный Лев Сидорович возвращался из министерства в приподнятом настроении. Артистизм, подсказывал, что нужно выдержать паузу и появиться в институте не сегодня, а завтра, чтобы пощекотать нервы бывшему директору, с трепетом ожидавшим его возвращения. Пусть помучается! Наслаждение успехом превысило желание сводить счеты с Виктором Ивановичем. Он поспешил в институт поскорее принять поздравления. Радостные чувства переполняли его, когда он открывал парадную дверь института и когда входил в свой кабинет. Виктор Иванович на месте отсутствовал. Секретарше дано было срочное указание найти его. Спустя короткое время секретарша сообщила о появлении бывшего директора. В приемной, имеющей уши, Лев Сидорович торжественно передал начальнику отдела кадров приказ о своем назначении, заявив, что предложение Виктора Ивановича о его назначении руководителем отдела техники полива отклонено. Бывший директор и на скромной должности оставался опасным. Трудно было проверить:рассматривалось его заявление в министерстве и доставалось ли оно вообще из папки. Виктор Иванович собирался открыть рот, но новый директор опередил его.

– Да вы не волнуйтесь,– сказал он.– Отдыхайте. Это же прекрасно после праведных трудов почувствовать свободу и облегчение,– повернувшись к секретарше, он строго сказал,– позвоните в гараж и вызовите шофера. Пусть уважаемого Виктора Ивановича отвезут домой на машине. Не ходить же ему пешком.

– Оставьте ваши хлопоты,– сказал бывший директор. Прежний металл послышался в его голосе.– Мне пора пользоваться общественным транспортом. Доктора медицины рекомендуют ходить пешком.

– Ну, как хотите,– сказал Лев Сидорович.– Мне хотелось сделать, как лучше, а вы можете принимать любое решение. Вольному воля.

   После перерыва Виталий и Михаил вышли из дома и направились в сторону института. Друзьям показалось, что температура воздуха повысилась. Светило солнце и не так пронзительно, как утром, дул ветер. Для страховки Михаил поправил мохеровый шарф, укутывая горло. Его желания заходить в здание при приближении к институту улетучилось.

    Друзья быстро договорились, что Виталий поднимется за бумагами, а Михаил пойдет к стенду испытания аэраторов.

   В установке, покрытой льдом, на оцинкованных трубах размещался плавающий аэратор его конструкции. Увидеть свое детище, пусть в не рабочем состоянии, было приятно. Следом подошел Виталий.

– Аэратор работает?– спросил Михаил.

– Пашет второй год,– ответил Виталий.

   В доказательство он вошел в будку, нажал кнопку пуска и аэратор завертелся, создавая вращение на глубине и волнение воды на поверхности.

– Аэратор пашет,– констатировал Михаил.– Под словом пашет, – уточнил он, – я подразумеваю, что аэратор рычит без остановки изо дня в день. Только на основе многодневных наблюдений можно снять достоверные показатели.

– Мы закупили два аэратора для исследований, а не для внедрения. Один установили в пруду, а второй резервный лежит на всякий случай на складе. Ты видимо забыл, как работает институт. Моих наблюдений вполне достаточно, чтобы создать в институте усовершенствованный аэратор с улучшенными показателями.

– У меня тоже имеются кое-какие мысли о новейшей конструкции. Мы можем скооперироваться и создать шедевр,– тут же предложил Михаил.

– Это правильное решение,– согласился Виталий.– Хороший мир лучше плохой войны. Вместо драк, лучше идти вместе, ощущая локоть товарища.

   Закончив визуальные наблюдения, они возвратились в институт, чтобы подписать акт о приемке и сдаче выполненных работ. От рабочего места Виталия Михаил направился в свою бывшей лаборатории. В кабинете руководителя он застал Геннадия, занявшего место Семы. После приветствий Гена предложил другу остановиться у него дома на ночь, отметить приезд и  всерьез поговорить. Михаил согласился. Выйдя, он прошел мимо кабинета, расположенного напротив, где стоял его рабочий стол. Двигающиеся ноги не позволили остановиться и зайти в кабинет. Оставалось отметить командировку в отделе кадров у хранителя печати. Идущий навстречу по коридору Ярослав Дементьевич как нельзя лучше подходил для того, чтобы поставить подпись на командировочном удостоверении. Определенного рабочего места у него, как и раньше, не было. Он повертел головой в поисках  стола и направился в ближайшую комнату, оказавшуюся научно-производственным отделом. Ответственный за патентование старец, хорошо знающий обоих вошедших, любезно предложил сесть за свободный стол, а сам удалился, сославшись на  по неотложные дела. Ярослав Дементьевич стал расспрашивать, как живется в Риге, с какими трудностями приходиться сталкиваться, и как движется наука. В ответ Михаил безапелляционно заявил, что прогресс налицо и наука, пусть с осложнениями, продвигается вперед.

– У нас тоже хиреет наука,– сказал мэтр.– Мало кто защищается. Докторов наук становится все меньше и меньше. Не представляю, что станет со страной, которая не заботится о новом поколении ученых.

  Ведя разговор, Ярослав Дементьевич вытащил из внутреннего кармана шариковую ручку, повертел ее в руках, показывая, что готов к производству. Михаил положил перед ним командировочное удостоверение.

– Поставь ручку в нужное место, и я распишусь,– сказал он.

    Бедный Ярослав Дементьевич плохо видит, покачивая головой, заключил Михаил,  тебе давно пора на покой. Начатое дело все-таки следовало завершить. Он поставил острие ручки в нужное место, обозначающее время прибытия, и Ярослав Дементьевич расписался. Михаил передвинул руку профессора вместе с ручкой на новое место, указывающее время убытия.

– Здесь тоже распишитесь,– предложил он.

   Последовала вторая подпись,  написанная каллиграфическим почерком:Я. Фомин. Видимо, в школе на уроках чистописания, он получал отличные отметки, мелькнуло в голове у Михаила.

– Посиди в комнате,– сказал Ярослав Дементьевич,– я схожу в отдел кадров и поставлю печать. Так будет лучше. Зачем тебе мозолить глаза в отделе кадров?

  Видимо, есть причины, решил Михаил, если умудренный опытом профессор не пожелал зря  травмировать командировочного. Михаил остался один. Минутой позже, в комнату влетела с горящими глазами руководитель отдела Наталья Федоровна, выглядевшая, несмотря на пенсионный возраст, законсервированной комсомолкой. По ее порывистым движениям не трудно было догадаться, что ее успели ознакомить с появлением нежданного гостя в веденных ею владениях. Тряхнув копной седых волнистых волос, она сбросила на стол, находящуюся в руках, кипу бумаг и с недоумением уставилась на Михаила.

– Что вы здесь делаете?– удивленно спросила она.– Вон отсюда! Вон!

  Для убедительности указание повторилось, хотя особой нужды в этом не было. Ей очень хотелось с комсомольским задором направить свой гнев на отщепенца, оставившего институт по собственному желанию. Михаил не понимал ее задора. Его попытка объяснить, что пришлось зайти в кабинет случайно, не по своей воле, а с разрешения сотрудника, выглядела не убедительно и не возымела действия.

– Идите в вашу прежнюю лабораторию. Там вас достойно встретят. Сидите там, если вам разрешат, а отсюда уходите. Вон!

  Уж очень ей хотелось повелевать.

    Трудно прийти к общему консенсусу, когда разум помутнен, подумал Михаил. Иногда разумнее промолчать, чем вступать в бессмысленный спор. Он предполагал, что разговор неминуемо перейдет в свару и ни к чему хорошему не приведет.

– Уж больно вы грозны, как я посмотрю,– сказал он.

 До увольнения  у Михаила сложились ровные отношения с начальницей научно-производственного отдела. Было не понятно, почему она стала столь агрессивной. Как бы то ни было, следовало признать, что она не одинока в своем мышлении и по всей вероятности выражает чью-то устойчивую позицию. Ветродуй дул отменно, без чувств. Подходи и дуй, если хочешь, чтобы сильнее разгорался огонь костра. Однако не каждому представлялось воспользоваться ветродуем. Только избранным позволялось показывать силу. Наталья  Федоровна, энергично подошла к двери, открыла ее и на глазах шастающих по коридору сотрудников указательным пальцем демонстративно указала Михаилу, в каком направлении ему следует двигаться. Накалять обстановку становилось опасным занятием и Михаил подчинился, оправдывая не только свой выход из комнаты, но и уход из института.

  В коридоре он подождал выходящего следом Ярослава Дементьевича, поблагодарил за содействие, попрощался и пошел к выходу. Видеть никого не хотелось. Изменив своим привычкам, он предпочел не сбегать с третьего этажа по лестнице, а воспользоваться лифтом. Войдя в клетку, прочел объявление, приклеенное на стене. Плакат, написанный крупным шрифтом:БЕРЕГИТЕ ЛИФТ! – недвусмысленно объяснял, что лифт служит для удобства населения и сохранения здоровья. Михаил не возражал. Дети, увидевшие забавную надпись, не удержались бы и, вытащив шариковую ручку, поторопились дописать, внося предложение, что нужно сделать,  чтобы сберечь лифт. Агрегат, протарахтев, остановился на первом этаже. В фойе через стекло Михаил увидел подходящую к зданию старушку, которая, поднявшись по ступенькам и набросив лежащее на голове пуховое покрывало на плечи, превратилась в моложавую женщину. У открывшейся входной двери Михаил остановился и почтительно поклонился Марии Степановне, узнав в ней оппонента его диссертации и бывшую директрису института, которая, как ходили слухи, по предварительной договоренности без борьбы уступила директорское кресло своему учителю Виктору Ивановичу и перешла на должность руководителя отдела орошения. При смене власти видимо существовали какие-то подводные камни и переход осуществлялся не совсем плавно. Будучи аспирантом, Михаил не собирался вникать в подробности, но запомнил, что Виктор Иванович, вступив в должность, не совсем лестно отозвался о деятельности бывшей директрисы.

– Не понятно, как можно руководить институтом, не зная элементарных истин,– заявил новоиспеченный директор стоявшему рядом аспиранту.

     Михаил не сразу прореагировал. Прежде чем ответить, он покрутился, осматривая недавно отремонтированный кабинет директора.

– Она достойно справлялась с должностью,– возразил он своему руководителю.

– В кабинете нет даже портрета Ленина,– последовал уничтожающий аргумент.

    Других замечаний не последовало. Как говорится: без комментариев!  Есть аргументы, с которыми не поспоришь. . Это мы уже проходили. Кое-что Михаил уже прошел и набрал жизненный опыт. У него сработало чувство самосохранения. Он не собирался бежать по железнодорожным шпалам перед паровозом.

– Это существенно,– сказал Михаил неопределённо вместо того, чтобы высказаться более категорично.

   Стоя перед Марией Степановной, у него мелькнула мысль, что Виктору Ивановичу не следовало искать на стороне заместителей. Достаточно было утвердить свою ученицу в должности зама по науке. Тогда бы в нужную минуту он мог поменяться с ней местами и, сохранить за собой место заместителя директора, спокойно вести институт в прежнем направлении.Сделав длинную или короткую рокировку, , он во всяком случае остался бы работать в стенах института. Напрашивался вывод, что друзей следует ценить, а, не отворачиваясь, пинать ногами.

  Возникший вопрос:как Мария Степановна относится к увольнению Виктора Ивановича?– показался Михаилу каверзным и бестактным и он оставил его при себе, чтобы попробовать самому ответить на досуге. Получалось интересная ситуация: сам задаю вопросы и сам на них отвечаю. Впрочем, высказывание не было новым и укладывалось в понимание: задавать следует только такие вопросы, на которые есть ответы.

– Как жизнь в Прибалтике? Удаётся ли придумать что-либо новое и внедрить? – спросила Мария Степановна.

– Внедряя новые идеи, я провожу испытания на объектах,– сказал Михаил,– где отсутствует право на ошибку и невозможно внесение последующих изменений. Мне нельзя на ходу что-то изменять и выглядеть бледным перед заказчиком. Я работаю без предварительных исследований, топором, без создания излишеств. Топорная работа пока не подводила. Отсутствие должного лабораторного оборудования и стен института, тормозят принятие разумных предложений, а потребность выдать все, на что я способен и чему научился, присутствует.

– В нашем институте не все в порядке,– разочаровано сказала экс директор.

– Жизнь не стоит на месте,– пророчески произнес Михаил. Ему, находящемуся далеко от треволнений института, позволялось пофилософствовать.-Скульптору, высекающему шедевр, нужен камень, а не окружение.

   Марии Степановне показалось, что, имея власть, она распорядилась бы лучше, по-иному, не так, как существующая дирекция.

– Меняются кадры в институте,– сказала она,– и уходят – не худшие. Мне помнится, что вы и ваш друг Соловьев, создавали в течение каждого года больше изобретений, чем весь институт. Я помню время,– задумчиво продолжила свою мысль Мария Степановна,– когда проводились существенные исследования и достигались значимые результаты, осуществляемые ради совершенства, а не для обогащения. Сейчас меняется поколение, которое до начала производства работ желает знать, что оно с этого будет иметь. Мой внук спрашивает меня не о том, что я создала, а какую зарплату получаю. Удивительно.

   Экс королева поправила кофточку, провела рукой внизу, разглаживая простенькую юбку, эффектно развернулась и пошла к лифту. Михаил дождался пока она, превратившись в скромную сотрудницу, скроется за поворотом, чтобы попрощаться не только с ней, но и со всем институтом, и без промедления покинуть здание  института, переживающего трудные дни. Без сомнения институт, попавший в трудные для науки восьмидесятые годы, выправится и найдет достойное место среди других. У него появятся весомые достижения, но это будет потом, без участия Михаила, и это будут, уже не его достижения.

 

ДОМ НА БЕРЕГУ ОЗЕРА

  Директор управления Андрис Лиепиньш и его главный инженер Михаил Петров после завершения переговоров в Краславе возвращались в Ригу. Кратчайший путь лежал через Даугавпилс. сидящий за рулем Андрис, не доезжая до районного центра Даугавпилс, взял крен влево и направил потрепанную служебную «Волгу» в сторону литовской границы. Михаилу, которому пришлось достаточно много поколесить по районам республики, быстро сориентировался, что машина изменила намеченный курс. Вспомнился американский боевик, в котором герои кино, уходя от преследователей, помчались в сторону мексиканской границы.

– Успеть бы до мексиканской границы,– сказал он.

   Он  не задумывался, что выражается не совсем понятно. Упоминание слова «граница» связывалось с изменением намеченного маршрута. Андрис понял, что имеется ввиду.

– Сделаем небольшой крюк,– пояснил Андрис.–  Я давно не видел отчий дом, в котором вырос  и который стоит на берегу озера. Очень хочется посетить места, где вырос.  Если не решусь подъехать к дому, то хотя бы взгляну на него. Издали покажу мои бывшие владения.

    Желание взглянуть на дорогие сердцу места  у сидящего рядом пассажира не вызывало препятствий. Асфальтированное полотно, пролегающее через лес, вывело на открытое место. В крае голубых озер каждое озеро претендовало на своеобразие и выглядело одно лучше другого. Картины водной глади озер завораживали. По берегам, не требуя никакого ухода, росла сочная высокая зеленая трава. Медленно пролетавшие над водной гладью  птицы усиливали спокойствие и благодушие. Монотонность дорог расслабляла. Андрис вместе с усталостью почувствовал скуку от однообразного сидения за рулем и  решил поделиться назревавшими пертурбациями в республике, затрагивающими положение латвийцев.

– На днях наше министерство ликвидируется и  преобразуется в департамент, во главе которого  станет нынешний замминистра,– сказал он.– Мне предложена должность заместителя департамента. Приказ о переводе подписывается на днях. Тебя на освобождаемом месте в должности директора управления не оставят. Наша фирма присоединяется к производственному объединению. Объединение есть съедение небольших субъектов. Твои функции останутся прежними. Изменится только вывеска. Выбери  сам, как будет называться твоя  новая должность.

  Известие обескуражило Михаила. Следовало ее осмыслить  и, не спеша, отреагировать на сообщение. Потупив гнев, он продолжал сидеть с бесстрастным лицом. Это была привычка, выработанная  десятилетиями. Не имело смысла высказывать свою точку зрения. Неудовольствие только позабавило бы Андриса, не более, и ничего не изменило. Вполне разумным представлялось при смене власти занять место директора, но нет, так нет. Ничего не попишешь.

– Должность заместителя директора по научной работе мне подойдет,– после коротких раздумий сказал Михаил.– Я еще не имею записи в трудовой книжке «замдиректора по науке».

– Вот и договорились,– облегченно вздохнул Андрис.-Я думал, что новое известие ты воспримешь с негодованием. По деловым качествам и квалификации ты вполне соответствуешь должности директора, но дело совершенно в другом.

     Михаил предполагал, что причина, скорее всего в его национальности и не удержался задать бессмысленный, по своей сути, вопрос и выслушать объяснения.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты непродолжительное время живешь в Латвии и не знаком, с местными условиями. Многим не понятно, почему ты бросил научный институт в Москве и перебрался в Ригу.

   Вопрос показался интересным. Михаил понимал, что беспокоило Андриса, и что он хотел спросить еще. Показалось забавным продолжить дискуссию.

– Я перебрался в Ригу исключительно по семейным обстоятельствам,– объяснил Михаил.– Два года пробивал прибалтийский филиал от института, в котором работал. Надеялся, что проживая в Латвии, буду поддерживать связь с Научным Городком. Когда понял, что филиал не откроется, переехал сюда и не собираюсь возвращаться назад. Я, как шахматист, обратных ходов не делаю и не капризничаю, понимая, что назад пути нет.

– Не стоило переезжать в Латвию накануне объявления независимости страны. При квартирном обмене у тебя имелось полгода, чтобы передумать и возвратиться обратно в Россию.

– Что сделано, то сделано. Я принимаю обстоятельства такими, какими они приходят.

– Тебе трудно надеяться на рост карьеры в республике. Для тебя путь в государственные структуры закрыт. Остаются частные фирмы.

   -Ну, что ж?  Открою новую фирму. Я не пропаду при любой власти. Моя профессия вечна. Процессы метаболизма человека остановить нельзя. Предмет я знаю лучше других и считаю, что имею некоторые преимущества перед конкурентами, если не подменять дело политикой. Я расскажу тебе быль, похожую на притчу. Однажды мы, со своим руководителем Невыездным  прибыли в командировку в солнечный Узбекистан для внедрения новых разработок. Ранним утром заказчик, угостив дорогих гостей зеленым чаем, виноградом и сдобной лепешкой, проводил нас в проектный институт, где намечалось совещание. До встречи оставалось немного времени и проектировщики, собравшиеся в просторном зале, спонтанно столпились вокруг Семы. Сцена походила на картину «Ленин в Горках», в которой не усматривалось ничего удивительного. Когда шеф начинал говорить, остальные замолкали. В установившейся тишине один из проектировщиков высказал сожаление о том , чтопостроенные по его многочисленным проектам установки, зачастую не работают.

– В чем дело?–  поинтересовался он.

– Дело в том,– ответил Сема,– что в стране не хватает опытных технологов. В Союзе лично я, знаю только двух, достойных.

– Кто же они?– последовал вопрос.

– Я и Михаил Валерьянович,– ответил Сема».

  Он покрутил рукой у своей груди, представляя первого технолога, и следом указал на Михаила. Многие из присутствующих мгновенно поняли, что от скромности Семен Михайлович не умрет. К сожалению, его  уже нет  среди нас. Жители Научного Городка обнаружили его, умершего, за оградой кладбища. Сема не боялся мертвых. Он боялся живых. После его смерти из прогрессивных технологов в стране остался только один.

   Быль не воспринялась шуткой. В ней скрывалась правда, пусть не полная, но значительная. Многое поменялось с тех пор в восприятии, но кое-что осталось. Андрис и сам уже не раз убеждался, что Михаил способен создать нечто, что поднимало его в глазах заказчиков, и что его притча, с оговорками, правдива.

   Автомашина «Волга» въехала в безвестный поселок, в центре которого стояла  старенькая деревянная православная церквушка, напоминавшая маковку. Двое нищих охраняли с двух сторон входную открытую дверь, на которой висела табличка «Храм открыт». Лиепиньш  прочитал вслух надпись на двери и, подражая ржанию лошади, пренебрежительно хмыкнул, не раскрывая рта и раздувая ноздри.

– Храм открыт. Ха-ха-ха,– картинно засмеялся он,– убогое строение называется храмом. Храм, в котором  разрешается прихожанам только стоять. В нем отсутствует возможность присесть на скамьи старым прихожанам. Католические церкви в Риге, Краславе или Аглоне, не в пример православным  церквям, выглядят монументальными. У нас, заботясь о прихожанах, внутри помещений устанавливают скамейки.

     В его замечании сквозило неутолённое желание принизить само Православие и православные храмы. Михаил тоже успел прочитать табличку, висящую на двери, но не увидел в ней ничего забавного. Табличка как табличка и храм как храм. Переубеждать Андриса  казалось бесполезным занятием. Отсутствие скамеек увеличивало лишь вместимость здания, а зале для немощных старушек всегда находились две-три скамейки. Михаил не считал себя поборником религиозных течений, но в душе считал себя русским человеком и автоматически стоял за православие. Он не однажды заходил в православный храм и всегда испытывал успокоение. Стоя под сводами любой церкви, включая и католические, он испытывал похожие чувства. Ведь Бог един! Святое место притягивало людей для общения с Богом и не определялось формой и содержанием строения. По богатству и великолепию на первое место он ставил буддийские храмы. Его восхищал  храм Будды, находящийся в королевском дворце Таиланда, в котором божество, выполненное из нефрита, чтобы оно не простудилось в холодные зимние месяцы (при тридцати пяти градусной жаре!) укрывали покрывалами. Летом, когда температура в тропических широтах достигала предела, с статуи снимали укутывавшие покрывала.  В сравнении с буддийским храмом и расположенными перед ним фигурами полуживотных – полулюдей, скромная православная церквушка, стоявшая у дороги,  выполняла, как подобает,  свое предназначение. На дальних островах он видел еще более ветхие строения, именовавшиеся храмами,  выполнявшие свою миссию  вне зависимости от убранства.

– Внутреннее убранство маленькой деревянной церквушки контрастирует с его внешним видом.Внутри  очень уютно,– сказал Михаил, как будто был там, и добавил известную истину,–  Не все золото, что блестит. Строить и жить следует по средствам, а со временем можно создать и более монументальное строение.

    Андрису не понравилась Православная церквушка, но он постарался поскорее отвлечься от храма, стоявшего у дороги, который все равно, несмотря на усилия, не сдвинешь с места. Бороться с церковью не хватило бы сил. Намеки о житье по средствам будоражили его.Он не унимался.

– Что значит:жить по средствам?!– воскликнул он.– Покупать дешевую нефть и газ, значит постоянно зависеть от России, а мы сами хотим руководить страной. Со временем все равно придется покупать энергоресурсы по европейским ценам. Пусть прикроют трубы, по которым течет нефть, и мы скорее начнем ориентироваться на Запад.

   Переключение с православного храма на Россию для Андриса выглядело логичным. Везде мерещилась рука Москвы, о которой не подозревал Михаил. Для него, как потребителя, цены на нефть и газ, по которым приходилось расплачиваться,  выглядели смутными, не требующими внимания. Андриса же интересовали закупочные цены, и выживет ли страна самостоятельно. Коллеги, не одинаково воспринимая события, остались при своем мнении. Некоторое время они ехали, каждый думая о своем. По складу ума Михаил мог надолго, забыв о водителе, рассматривать проплывающие за окнами места и любоваться ими. Представилось, как было бы восхитительно, если бы из леса, вдруг, выбежала лисица и перебежала дорогу перед машиной. Вместо неё с правой стороны  появился лось, пробирающийся через чащу.  Двигаясь в  сторону асфальтового полотна, он остановился на приличном расстоянии от машины и, немного постояв, пошел назад, что тоже выглядело  замечательно. Попрощавшись с животным, Михаил продолжил беспечно смотреть  на дорогу, ожидая неизвестно чего. Объявление независимости Латвии не стерлось в  его сознании. Этот период по времени совпал с его возвращением из туристической поездки из Таиланда, где пришлось стать невольным свидетелем государственного переворота. Перед королевским дворцом  на перекрестке улиц  Бангкока стоял, выставленный  для устрашения танк, а вокруг люди  занимались своими повседневными делами. Специально подготовленная команда ворвалась во дворец. Столкновение продолжалось недолго. В результате,  в стране сменилась власть. Король умер, да здравствует король! В гостиницах  и государственных учреждениях заменили портреты руководителей страны. Переворот закончился. На мировых рынках и в столичных универмагах котировка товаров осталась прежней. Машина с туристами беспрепятственно пронеслась по городским улицам без задержки. Аэропорт функционировал в обычном режиме. Мысль о задержке рейса могла возникнуть только во взбалмошных умах вылетающих туристов, желающих остаться на несколько дней в Паттайе. Страна продолжала жить, как и прежде. В московском аэропорту на всякий случай страна откликнулись на переворот, закрытием зеленого коридора и проверкой багажа у возвращающихся пассажиров. Мало ли что?!

    Другое дело – переворот в России, прошедший в эти же дни, который  захлестнул общество. Его можно назвать кровавой революцией, поскольку последовал  передел собственности. Туристическая группа, состоявшая, преимущественно из русскоязычного населения, переезжая из Шереметьево 2 в Шереметьево, услышала по радио  о новом статусе Латвии и, восторженно принялапровозглашение независимости республики. На референдуме, прошедшем накануне большинство русских, проживающих в Латвии, выразили свое мнение о необходимости перемен. Михаил, отдавая должное латышам, вышедшим на баррикады и готовым ходить в своих латышских лаптях, но быть свободными, не совсем понимал, чему радуется русскоязычное население. Смотря на туристов, состоящих преимущественно из торгашей, он сделал вывод, что эта группа людей не пропадет. Их бизнес расширяется. Раздвигаются границы. Для него же границы ссужаются и неминуемо теряются наработанные связи и друзья, оставшиеся  за  появляющимися рубежами. В рядах туристов зазвучали призывные тосты, провозглашавшие свободу. Компания, салютуя пробками от шампанского,  кричала:

– Ура!

    Сладкое слово «свобода» будоражило людей. Михаил без тени уныния  присоединился к веселящейся компании, предполагая, что события следует воспринимать такими, какими они приходят. Он поднял бокал и предложил выпить за то, чтобы наши политики, устанавливая новые границы, не разъединили бы нас.

   Возглас Андриса:приехали,– возвратил Михаила к повседневности.

   Машина остановилась. Директор  нехотя открыл дверь и взобрался на пригорок, с которого открывалась широкая панорама окрестности. За ним, потягиваясь, последовал

Михаил и встал рядом. Обжитая холмистая местность, перемежаемая лесами и вспаханными полями, насколько хватало глаз, пересекалась вездесущими современными дорогами. У расплескавшейся глади озера, напоминавшем круглое блюдце, виднелась площадка, на которой стоял трехэтажный дом старинной постройки с соседствующими  хозяйскими амбарами. За ним располагались невзрачные строения  поселка, за которым виднелся лес. Между домами сновали люди, издали кажущиеся игрушечными. Сбоку располагалось поле. У движущегося по нему  трактора из трубы валились клубы дыма. На склоне противоположного берега озера стояла свиноводческая ферма.

– Это мой дом, в котором я вырос,– сказал Андрис, указывая на трехэтажный дом, расположенный у озера.– В детстве, не выходя из комнаты, я мог из окна забросить удочку и удить рыбу. Ближе я подъезжать не стану. Не хочу трепать себе нервы и вступать в бессмысленные переговоры. Отсюда прекрасно просматривается хозяйство. Жду, не дождусь, когда оформлю документы по национализации и узаконю свои права хозяина. Это мои владения:и дом, и лес, и озеро, и поля. Посмотри, что сделали нынешние управители, расположив на склоне берега озера свиную ферму. При сильном дожде навоз беспрепятственно стекает вниз и загрязняет воду. Пятым подвигом Геракла считается очищение им от навоза огромного скотного двора. Заранее выговорив у царя Авгея в виде оплаты десятую часть его скота, сын Зевса проделал отверстие в стенах помещения, где находился скот, и подвел туда речную воду. Вода промыла стойла и очистила помещения. Местный руководитель хозяйства несколько раз в году во время ливней повторяет подвиг Геракла, считая себя героем и бессребреником, не требуя оплаты за труд. Ему не надо отводить грязную воду в ближайшую реку. в стенах фермы предостаточно отверстий и роль водотока выполняют дожди. Первое, с чем я разберусь, так это с фермой, чтобы очистить воды озера, а затем займусь домом и архитектурой многочисленных построек, строящихся, как в Шанхае, без определенного плана. Просто – напросто я их уничтожу.

– Что будешь делать с людьми, живущими в твоем доме?– спросил Михаил.

– Выселю, другого решения не существует.

– Будешь выселять по национальному признаку или предоставишь льготные условия для латышей?

– Попрошу удалиться всех подряд без промедления. Здесь национальность не играет роли и отсутствуют исключения.

– Ты собираешься перебираться из Риги в  родные пенаты?

– Буду приезжать в хутор наездами на выходные дни и в отпуск, передав владения внукам. Главное –  восстановить хозяйство и установить надлежащий порядок.

    Андрис стоял на пригорке, обозревая окрестность. Михаил сидел рядом, не смея нарушить тишину. Ему, голи перекатной, даже не мечталось о возвращении владений. Он просто сидел, смотрел по сторонам, дышал свежим воздухом, думая, выпадет ли удача в следующий приезд вот так же безмятежно посидеть на вершине холма и разрешит ли ему объявившийся новоявленный хозяин бугорка присесть на этом месте?

   Спустя некоторое время, бывшие коллеги встретились вновь в центре Риги возле «Верманского сада». Андрис подкатил на «мерседесе» вплотную к цветочным киоскам. Поседевший подтянутый в элегантном костюме, любующийся собой, он увидел на тротуаре Михаила, выбирающего цветы.

– Ну, здравствуй,– поприветствовал он грозно.– Что ты ходишь по моей улице?

– С каких пор городская улица стала твоей? Ты ее приватизировал?

– На ней расположен мой офис.

  Михаил отложил покупку, посчитав, что цветы могут подождать, и переключился на серьезный разговор со старым знакомым, который успел посидеть за тот промежуток времени, в течение которого они не виделись. Появление седины у Андриса свидетельствовало  о быстротечности времени.

– Labdien, kungs,-сказал Михаил.

– Ты перешел на латышский язык?– с удивлением поинтересовался  Андрис.

– Знаю латышский язык в пределах, достаточных для сдачи экзамена на гражданство.

– Похвально, что стал гражданином страны, в которой живешь,– заключил Андрис, не переходя на латышский язык.  – Теперь ты можешь ответить, на какой улице живешь, что сделал и каковы твои устремления?

– С трудом, но могу.

– Начни говорить. Когда языковый барьер стерт, латыши обычно переходят на русский язык, поскольку не имеет значения, на каком языке ведется разговор.

   Коллеги остановились на тротуаре. Годы знакомства не прошли даром, откладывая отпечаток доверия и участия.

– Как департамент?– спросил Михаил.– Год назад я видел тебя по телевизору. В последнее время тебя не часто показывают на ТВ.

– Департамент создали и быстро сократили, передав его функции органам

самоуправления. Скоропалительные решения не всегда верны.

– Об органах самоуправления у меня смутные представления. Скажу больше: я не согласен со многими принимаемыми Сеймом решениями.

– А кто с ними согласен? Я не согласен тоже.

– Это уже позиция, с которой нельзя мириться. Если ты не доволен существующим порядком и готов к изменениям, выступи с новыми идеями. Тебе, как представителю

титульной нации, открыт путь в высшие органы власти. Мы знаем, что политику делают люди. Скажи, в какой партии состоишь, и я проголосую за твою кандидатуру в Сейм.

– Я состоял в одной партии,– сказал Андрис, намекая на КПСС,– и в другие партии пока не собираюсь. Меня, в принципе, все устраивает.

– Приватизировал свое имение?– спросил Михаил.– Мне очень понравится дом, стоящий на берегу озера. Представляю, как приятно проснуться ранним утром и увидеть через открытое окно солнце, лежащее на глади озера.

– Я приватизировал землю с постройками и выгодно продал имение иностранцу,– с тенью некоторого неудовольствия сказал Андрис.–  На вырученные деньги купил дом в поселке Марупе, граничащим с Ригой. Во дворе построил ангар и теперь, не покидая территорию, торгую трубами и сантехническим оборудованием. Забот хватает. У меня трое внуков. Одного отвези в детский сад, другого встреть из школы, а третьему покажи, как работает подъемник, и прокати на погрузчике  по складу. Расскажи лучше, как твои дела?

– Создал собственную фирму. По-прежнему занимаюсь очистными сооружениями и копаюсь в их реконструкциях. Иногда с трудом правда внедряю собственные разработки. Пока грех жаловаться на отсутствие заказов. Денег, правда, хватает ровно на столько, чтобы выжить и обеспечить семью.

   Беседующие коллеги неспешно подошли к цветочному киоску. Михаил выбрал пять белых роз, а Андрис остановился на замысловатом букете. Распрощавшись, они направились к своим машинам и, посигналив друг другу на прощанье, разъехались, чтобы спустя годы вновь случайно встретиться и дружески поприветствовать друг друга.

 

РЫБХОЗ

   Деловые переговоры в актовом зале рыболовецкой фирмы завершились. Перед обратной дорогой в Ригу член правления Вилис, являющийся начальником строительного управления, на правах старого приятеля пригласил участвовавшего в совещании Михаила выпить чашечку кофе и обсудить результаты. Их знакомство началось еще во  времена президентства Рональда  Рейгана, когда Вилис заявил, что он, как и американский президент, любит русские пословицы. Из немногих пословиц, произносимых чаще других, выделялась одна: «гусь  свинье – не товарищ», которая сопровождалась оглушительным хохотом. Остальные звучали своеобразно. Вначале произносилась первая часть пословицы и заканчивалась  второй частью, взятой из другой пословицы. В результате получалась околесица. Наиболее часто произносилась «винегретная» пословица: «Тише едешь, не выловишь рыбку из пруда». За ней, дуплетом, следовали две других: «Баба с возу, людей рассмешишь» и «Обжегшись на молоке, полезай в кузов». Чаще, забыв о содержании,  Вилис  нес  несусветную отсебятину, вкладывая  в содержание искаженный смысл. Лучше бы он не занимался шутовством.

   Нынешний председатель правления, будучи в прежние годы председателем рыболовецкого колхоза, был также хорошо знаком. Помнится,  в первый приезд  он дружелюбно знакомил  прибывших в командировку научных сотрудников с хозяйством, рассказывая о перспективах развития. Обходя цех копчения салаки, ему хватило ума и юмора понимающе улыбаться, видя, как Семен Михайлович, начал, вдруг, соревноваться с автоматом по обработке рыбы. Остановившись у проема, из которого выходила салака, прошедшая обработку  после копчения, Сема снял с прутьев несколько нанизанных рыбёшек и быстро съел их. Занятие понравилось ему. Плечом он отстранил стоявшую у автомата работницу и занял ее рабочее место. Салака шла на него, выползая из черного короба, а он, справляясь с потоком, поедал её. Долго выдержать заданный темп конвейера ему, однако, не удалось. Пришлось хватать очередную салаку и, надкусив, выбрасывать в отходы. Процедура вскоре стала неподвластной. Сема проиграл соревнование и с сожалением уступил место работнице. Это случилось в старое,  а значит доброе время, хотя бы потому, что раньше мы были молодыми.Нынешний председатель правления внешне не изменился, только стал несколько тяжеловесней. Его речь приобрела размеренность, и  вес вырос в буквальном и переносном  смысле, что соответствовало обладателю более половины акций рыбхоза. Его высказывание, произнесенное с трибуны правления о том, что национализм – есть патриотизм, никто не пропустил мимо ушей. Он верил в то, что говорил, и основная масса аудитории  поддерживала его. Интересно, дал бы он Сёме  в изменившихся условиях вдоволь поесть копченой салаки?

   Вилис и Михаил вышли из двухэтажного административного здания и направились к машинам. На стоянке стояли самые разнообразные автомобили, начиная от  нового джипа и кончая стареньким, старательно поддерживаемым на ходу, «жигулёнком». Во всяком случае,  «безлошадные» на совещании  отсутствовали. Михаил пропустил сорвавшуюся с места в карьер автомашину  марки «BMW», показавшую свои великолепные скоростные качества на старте, и последовал за ней. Через двести метров гонки закончились. Вилис нажал на тормоза и машина, со скрежетом, остановилась перед примыкающим к проезжей части дороги одноэтажным строением, за которым  располагалась база механизации со складами строительных материалов и техники. Войдя в контору, Вилис моментально перевоплотился  в настоящего хозяина. Сразу стало видно, что здесь   всё зависит только от него. В коридоре, попавшемуся на глаза прорабу, дал указание закончить строительство школьного баскетбольного зала до конца месяца и ни днём позже и оставить растущее в трех метрах от входа дерево, которое по строительным нормам подлежало ликвидации, нетронутым.  На секунду он  остановился возле секретарши перед  входом в свой кабинет.

– Бирута,– обратился к ней  Вилис,– собери завтра в десять часов совещание с повесткой дня: ремонт нашего офиса.

   Не дожидаясь ответа, дружески попросил  приготовить кофе, и, нажав ладонью на ручку двери, галантно пропустил гостя вперед.

– Председатель правления шутливо предупредил меня,– на ходу объяснил Вилис причину завтрашнего сбора специалистов, – что не появится в моих владениях до тех пор, пока  не закончится евро ремонт здания. Завтра  я объявляю аврал.

– Евро ремонт – это просто,– успокоил Михаил.– Я недавно закончил ремонт квартиры. Евро ремонт – это пластиковые окна и импортный санузел.

– У меня не квартира, а офис,– отпарировал Вилис.–  к тому же, евро ремонт – не только пластиковые окна и туалет, но и фасад, и крыша, и современная оргтехника. В целом, куча забот.

   Войдя в кабинет, Вилис дружелюбно указал на угол, в котором стояла пальма, а  под ней журнальный столик с двумя мягкими креслами, и  направился к рабочему столу, стоявшему в глубине комнаты. Облокотившись о стол, открыл портфель и вытащил из него бутылку водки.

– Что можно еще держать в портфеле среди важных бумаг? – пошутил Михаил.

– Выпьешь? – спросил Вилис.

   Вопрос не удивил Михаила. За долгие годы знакомства коллеги не раз засиживались за столом, отмечая сдачу объектов, и не раз навеселе провожали потом друг друга,

– Почему же нет? – вопросом на вопрос ответил Михаил.– Я за рулем, но пятьдесят граммов водки при наличии закуски могу себе позволить. Надеюсь, что пройдет некоторое время, прежде чем мы разойдёмся.

   Из того же портфеля Вилис достал аккуратно завернутую в плотную  прозрачную бумагу копчёную скумбрию. Осторожно развернув масляную бумагу,  положил содержимое на ладонь руки  и понёс угощение к столику, удерживая двумя пальцами второй руки бутылку за горлышко, как фокусник.

– С закуской ты можешь позволить себе и сто граммов,– сказал, улыбаясь, Вилис.– Перед дальней дорогой следует подкрепиться и немного расслабиться. Не останавливаться же тебе в придорожном кафе в поисках чашки кофе?

   Михаил согласился. Не имело никакого смысла обсуждать результаты планерки, оказавшиеся для него плачевными. Не о чем говорить, когда всё сказано. Лучше не тормошить тему, по которой принято решение, не нуждающееся в комментариях. Вилис подошёл к журнальному столику и локтем сдвинул в сторону лежащие на нем проспекты и газеты и на их место поставил бутылку водки и приготовленную закуску. Вытер воображаемый пот со лба и  сел в  свободное кресло. Открылась входная дверь и на пороге появилась Бирута с подносом в руках, на котором стояли кофейник и тарелка со сдобными булочками.  Бутылка на столе, ставшая нормой при подписании договора или встрече друзей, не смутила её. Понимающе улыбнувшись, она склонилась над журнальным столиком, расставила предметы по местам, как подсказывала ей её женское чутьё  и бесшумно удалилась. Вскоре она вернулась снова, принеся нож, рюмки и белое блюдо под рыбу. Вилису не давал покоя предстоящий ремонт офиса и реконструкция помещений.

– Это еще  «совдеповский» стол,– Вилис указал на свой рабочий стол,– заменю его в ближайшую неделю, чтобы отрапортовать, что процесс перестройки начался. Грядут большие перемены,– размышлял он сам с собой, приоткрывая великую тайну.

– Я бы не стал связывать замену стола с предстоящими переменами,– отметил Михаил. – Чем тебе не нравится стол, изготовленный в Вентспилсе?

– Я не говорю о столе, а говорю об изменении умонастроений. Ты заметил, как члены правления единодушно проголосовали за замену действующей водоочистной станции на западную установку?

– Как не заметить?

– Эта станция лет пятнадцать назад внедрялась нашим институтом, как последнее слово в науке.  Она могла еще десяток лет существовать без дополнительных капитальных вложений. Удивительно другое,  как  ты, почти друг, мог первым поднять руку за её ликвидацию?

– Решение принято еще до начала обсуждения,– пояснил Вилис.–  и оно правильное.  Ты видишь айсберг и не замечаешь того, что находится под водой. Всех подкупает более компактная европейская установка, работающая в автоматическом режиме и занимающая меньше места. Западные фирмы рвутся на новый рынок, продавая сооружения за полцены. Нас  это устраивает.

   Вилис откупорил бутылку. После первой рюмки, повертевшись в кресле, спросил:

– Какие у тебя планы?

  Михаил задумался о планах, стоявших перед ним в ближайшие десять лет. Он размышлял над тем, что делать дальше. Под пальмой, решение не приходило. Не дождавшись быстрого ответа, Вилис конкретизировал вопрос.

    -У нас вечером по программе намечается финская баня, в которой собирается старая компания. Я приглашаю тебя остаться до утра. У меня прекрасный голос, а ты еще не слышал, как я пою. Будет весело. Мы повеселимся и споем песни.

  Секрета не было, что Латвия славится хорами. Михаил нередко замечал, как какой-нибудь юноша, живущий на хуторе, готов прошагать полтора километра до ближайшего селения, чтобы попеть в хоре. Для него не было секретом, что если собираются два латыша, то хор готов, а если трое, то образуются, как минимум, две политические партии.

– Общность согревает людей,– откликнулся Михаил.

– Во время застолья, – сказал Вилис, –  наши песни, знакомые с малолетства, льются одна за другой. Я не раз участвовал в русских застольях и не не видел того, к чему привык с детства. Почему?

– Ничего удивительного. Латвия славится хорами. Русские тоже любят петь, выпить и закусить. Для  многих из них: гулять, значит пить. А когда выпьешь, песни льются сами собой. У нас тоже много застольных песен. Часто поются лирические песни. Многоголосье вашего застолья не может сравниться  с романсом, проникновенным исполнением певца и задушевностью песни.  Иногда исполняются арии, которые не всем по силам. Есть песни, которые следует петь, а есть такие, которые лучше слушать. Сольные арии отличаются от хорового исполнения. В этом видимо и отличие.

– Сегодня вечером, я надеюсь, мы выясним эти отличия. У тебя найдутся достойные оппоненты.

– Я за рулём и остаться не смогу.

– Наличие машины не может служить причиной отказа,– засмеялся Вилис,– оставь её  под  окнами офиса до завтрашнего утра. Пусть  себе стоит. Никто её не тронет. Когда проспишься, поедешь домой.

– Завтра у меня намечена серьёзная встреча в Риге, где мое присутствие крайне необходимо. К тому же, какой смысл оставаться, если в финской бане подбирается сугубо латышская компания?  Я в ней, с моим знанием латышского языка, буду чувствовать себя, не совсем уютно.

– Латыши знают русский язык. Объясни, почему русские не могут выучить латышский язык?–  спросил Вилис.– Латыши пришли к осознанию своей нации и хотят, чтобы с ними говорили на родном языке. В этом принципиальность  каждого истинного латыша.

   Михаил относил себя к любознательным людям и, разумеется,  не мог пройти мимо словосочетания «истинный латыш».

– Что, в твоем понимании означает истинный латыш?– спросил он.– Разве бывают чистые и не чистые?

– Каждый истинный латыш озабочен тремя приобретениями. Вначале приобретается машина.

– Насколько я помню, ты всегда пользовался собственным автомобилем и не зависел от общественного транспорта,– вставил Михаил.– Менялись марки, но ты всегда был на коне. По первому признаку тебя можно отнести к истинным латышам. Что во-вторых?

– Во-вторых, приобретается участок земли. Каждый латыш по своей природе крестьянин и у него тяга, заложенная предками, к хутору.

– Ты владеешь шестью сотками земли, на которой выращиваются прекрасные овощи и фрукты. Я всегда восторгаюсь твоими яблоками.

– После национализации мне возвращены  пятьдесят гектаров земли, положенные  по наследству. Я стал хозяином

   При переходе к третьему определению истинного латыша, Вилис немного замялся. Таинственная улыбка проскользнула по его лицу.

– Что «в третьих»,  не скажу,– потупившись, сказал он.

– Почему?– удивлено произнес Михаил, предчувствуя не доброе. Останавливаться  он не собирался и продолжил.– Если сказал А и В, то скажи и С.

– Я лучше расскажу о значении открыток, лежащих у меня на столе.

   Он расправил плечи после сиденья в мягком кресле и, встав, направился к рабочему месту. Мужчина комплекции за сто килограммов возвращался, пританцовывая, как озорной мальчишка, с изобличающими документами. Михаил узнал, лежавший на столе знакомый набор открыток, который  не раз  рассматривал скуки ради. Он не находил в нем ничего вопиющего. Теперь, наблюдая за коллегой, понял, что от него ускользал скрытый смысл. Вилис вытащил из пачки верхнюю открытку, на которой изображалось растущее дерево с наклоненным стволом, сук которой располагался почти параллельно земле.

   – Дерево с наклонённым стволом,-прочитал Вилис название на обороте открытки  и перевернул фото.– На этом суку, используемому как виселицу,  в годы войны вешали коммунистов,–  пояснил он.

– Подумать только! – неопределённо высказался Михаил.– И это мне рассказывает бывший коммунист. Не боишься сам угодить на сук?

– Я? Нет!

 Михаил взял в руки фотографию дерева с наклонённым стволом, стараясь определить её местонахождение. После недолгих раздумий он узнал дерево, стоявшее вблизи мэрии на аллее, ведущей в парк.

– Чего только не придумают местные фотографы,– сказал он.– Перейдём к следующей фотографии.

– Фотограф ничего не придумывал, выполняя заказ,– сказал Вилис.– Местные люди знают истинное предназначение сука.

  Он достал следующую открытку, на которой был изображён, врытый в землю, низкий, бетонный блиндаж с узким, решётчатым металлическим окном, расположенным чуть выше земли.

– Мы сохраняем и показываем туристам блиндаж, включенный в туристические карты, как памятник архитектуры. На самом деле,– Вилис перешел на заговорщицкий  шепот,–  это тюрьма, где содержались красноармейцы, перед вынесением приговора. Мы следим за его сохранностью и периодически меняем железные прутья решётки. Вдруг тюрьма еще пригодится?

– Мой отец служил красноармейцем и был комиссован по ранению, до того, как советские войска вступили в Прибалтику. При стечении обстоятельств он мог  бы попасть в приготовленную тобой тюрьму.

– Никто его не просил освобождать нас.

– На одни и те же вещи у нас разные точки зрения,– сказал Михаил.– Давай взглянем на следующий приготовленный тобой  фото пасквиль.

 На третьей открытке изображался один из въездов в посёлок, на котором, по обе стороны асфальтированной дороги, виднелась, ничем не примечательная зелёная изгородь, в виде аккуратно подстриженных кустарников.

– В годы войны,– пояснил Вилис,– на всех въездах в поселок висели таблички с надписью «Judenfrei!». Произнесенное слово на немецком языке означало «Свободно от евреев!». Сейчас у нас в посёлке семь еврейских семей и все они находятся под учётом. В одной из них живет писаная красавица, моя бывшая любовница,– с гордостью произнес Вилис.

– При стечении обстоятельств, если бы прозвучала команда убрать ее, ты пожалел бы бывшую любовницу и спас?

  Вилис отрицательно покачал головой.

– Когда дается команда, приказ следует выполнять, а не обсуждать его.

– Обидно за тебя и жалко женщину.

    На очередной фотографии был изображен памятник, сооруженный из камня. На постаменте стоял упитанный средних лет мужчина с открытым лицом, одетый в рыбацкую робу с откинутым за спину капюшоном. Михаил, ожидая очередного подвоха, попытался разгадать тайну, но, отбросив мыслимые и немыслимые предположения, стал ждать, когда заговорит собеседник. Вилис перевернул открытку и на обороте прочитал название:Рыбак.

– Рыбак, как рыбак,– прокомментировал Михаил.

– Памятник открыт в честь столетия В. И. Ленина. Тогда все носились с памятниками Ленину, устанавливаемыми в каждом селении. К нам, в рыболовецкий колхоз, тоже пришла депеша. Взяв под козырёк, мы отрапортовали:

– Будет сделано!

   Быстро возвели фундамент и начали думать, что делать дальше. Одна умная голова предложила соорудить памятник не вождю мирового пролетариата, а труженику – рыбаку. Понадобился прототип  и те, кто принимал решение, остановились на муже  нашей бухгалтерши Лены. В бумагах рыболовецкого колхоза строящийся памятник  числился под названием «Ленин муж». В отсылаемых в центр отчётах, слово муж  не упоминалось. Прибывший на открытие памятника высокопоставленный партийный чиновник вышел из себя, увидев памятник рыбаку, но, будучи по крови своим, правильно оценил обстановку. Поразмыслив, он по нашему совету решил оставить в покое монумент в том виде, как он есть. Не уничтожать же памятник, у которого есть реальный прототип. Ведь памятник становится настоящим памятником, объяснили ему, когда ставится не человеку, а делу. Чиновник, первый раз в жизни, как он говорил, увидел лучший памятник, посвящённый делу вождя. Приблизительно с таким обоснованием он и отбыл в столицу.

– Колись дальше,– предложил Михаил, перейдя на милицейский жаргон.

   На следующей фотографии он увидел вход в кинотеатр, перед которым валялся ствол пушки.

– И где здесь заложена бомба?– спросил Михаил.

– Более двухсот лет наш посёлок живёт мирно, без войны,– сказал Вилис.– Потому он благоухает весной от цветения фруктовых деревьев и утопает в цветах в парках, садах, аллеях. Последние военные действия в нашем районе проходили давно, в начале девятнадцатого века, когда отступали наполеоновские войска.

  Чем дольше слушал Михаил, тем больше удивлялся.

– Что ты говоришь? Ты живёшь вне исторических событий, утверждая, будто не было войны в сороковых годах нашего столетия, не существовало «Курземского котла» и воюющие стороны не несли ужасные потери.

– Э..,– пренебрежительно сказал Вилис,– историки врут. После взятия Риги, советские войска двинулись на Кенигсберг. В Курземе  никаких военных действий не происходило.  В нашем поселке разгуливали немецкие солдаты, которые, когда потребовалось, по приказу своего командования, сели на прибывшие корабли и отправились на заранее подготовленные позиции, чтобы с оружием в руках встретить Красную Армию в самой Германии. Я очевидец событий, происходивших в так называемом «Курземском котле», где не разорвался ни один снаряд. Квартировавшие у нас в доме немцы вели себя с нами вежливо и перед Рождеством даже угощали нас новогодней армейской выпечкой . Не важно, что она была не из белой муки. Понятно, что идёт война и трудности неизбежны.  А потом пришли вы, появившись  неизвестно зачем.

– Появились, потому что Гитлер развязал войну! Ты, видимо, сознательно игнорируешь зверства нацистов?

– Мы  как-нибудь сами разберёмся вовсём  без вашей помощи и руки Москвы. Нам не нужен в Латвии русский дух. Скажи, что такое русский дух, о котором так много пишут? Недавно мой сын спросил меня: что следует понимать, под упоминаемым в сказках, русским духом? Вспомни, ответил я, что говорит баба-яга, влетевшая на метле в избу, стоявшую на курьих ножках. Она кричит: – Фу, фу, русским духом пахнет!

– Это, объяснил я,– русский богатырь в ожидании бабы-яги испугался и испортил воздух.

– Ты живёшь с русскими людьми бок о бок не один десяток лет и мог бы оценить их силу духа, смелость, жертвенность и бесшабашность. Многие умы при восстановлении России  бьются над тем, как сохранить дух предков. Никакие физические упражнения не помогут человеку, если сломлен дух. Говорят, что в здоровом теле здоровый дух. В действительности  все наоборот: при сильном духе здоровое тело. А сыну своему скажи, чтобы он слушал не тебя, а более внимательно вслушивался в сказки. Послушай, что говорит Пушкин:

    Там, на неведомых дорожках, следы невиданных зверей.

    Там чудеса… Там русский дух, там Русью пахнет....

   Вспомни и Михаила Кутузова,  былинного полководца, провозгласившего после Бородинского сражения, что дух наш не сломлен.

  Вместо ответа Вилис взялся за бутылку и наполнил рюмки. Михаил пригубил и поставил рюмку на место. Коллеги посидели некоторое время, думая о своём.

– Очень жаль, что ты  не останешься и не попадёшь вечером в финскую баню,– сделал Вилис неожиданный вывод.– Нам есть, о чём поговорить. Выпив, мы иногда с друзьями играем в интересную игру. Мой коллега Имантс играет роль Гитлера, второй друг Валдис, выступает в роли Геббельса, а я, учитывая мою комплекцию и пухлое лицо, играю роль Мартина Бормана. Напившись, Имантс порой воссоздаёт жуткое зрелище, которое похлеще первых советских экранизаций фюрера. Свернув шею в сторону, он из-под чёрной чёлки, падающей на глаза, фальцетом начинает кричать на стоящего перед ним человека, которого невольно пробирают мурашки. Его перебивает Валдис. Стеклянные глаза, худощавое телосложение и бесконечный, угрожающий монолог выводят из равновесия любого допрашиваемого. Я, выступая в роли Бормана, хранителя золотого запаса партии, немногословен и воспринимаю происходящие события, как бы со стороны.  В самый неподходящий момент я могу ткнуть жертву в живот  и снова превратиться в мумию, следящую за событиями. Моя секретарша Бирута исполняет роль надсмотрщицы. Ты не увидишь её такой, какой привык  видеть . В финской бане она язва и стерва, беспрекословно выполняющая мои указания. Нам явно не хватает тебя в финской бане. Ты мог бы подыграть нам и развеселить компанию. Не важно, что ты плохо знаешь латышский. Это даже лучше и естественней. Тебя пытать, одно удовольствие. Ты выступишь в роли русского партизана, говорящего только на русском языке. Не бойся, сильно бить тебя мы не будем,– успокоил он.

– Только попробуйте. Быстро получите в ответ.

– Ты будешь сопротивляться? Отлично. С буянами мы справимся и за сопротивление накажем. Свяжем и начнём снова пытать,  не обращая внимания на причиненную боль.

– Когда-то ведь развяжете. Что тогда?

– Не волнуйся,  до крайностей дело не дойдёт. Мы знаем рамки игры и не перейдём дозволенную.границу

  Валдис задумался над развитием сценария. Достал пачку сигарет, закурил и выпил очередную рюмку водки. Глаза его заблестели.

– У нас найдется, о чем  спросить тебя,– сказал он, развивая сюжет.– Я догадываюсь, что на самом деле, ты не партизан, а вымуштрованный шпион, что еще опаснее. Иначе быть не может. Зачем ты перебрался из России в Латвию буквально перед провозглашением независимости республики? Ох, уж эти шпионы! Их целью является разузнать наши национальные секреты  и, незаметно сообщить о них куда следует.

– Ты следишь за моими перемещениями и знаешь о времени моего приезда в Латвию на постоянное место жительства?

– У нас только достоверные данные,– ухмыльнулся  Вилис.– Ты приехал в рыбацкий посёлок, чтобы уточнить его местонахождение,  определить численность населения  и выявить подходы к  цеху по переработке рыбы, как важного пищевого объекта для захватчиков.  Также  весьма интересно для тебя наличие  других производственных мощностей.  Заодно, тебе, наверняка, поручено  выведать наилучшие места для высадки вражеских кораблей с моря.

  Его нога непроизвольно поднялась и разрезала воздух.

– В этот момент, находясь в бане, следует удар ногой в живот. Правильно я понял жест? – спросил Михаил.–  Пока не поздно, мне следует уносить ноги.

– Отвечай! Зачем ты приехал? Мы не можем отпустить тебя, пока не выясним детали,– изображая разгневанного человека, забавлялся Вилис.– В шпионских кинофильмах показывают, как при обмене на границе, возвращаясь в свою страну, встречаются два шпиона и долго, изучая друг друга, смотрят в глаза. Крупный план, без слов, говорит о многом. С каким драпающим  из Латвии полковником ты обменял квартиру? Что ты чувствовал, при переезде, через границу? Кто был тот, второй, покидающий Латвию? Драпающий чекист?

– Я не менял страны, переезжая из России в Латвию. Тогда это была одна страна. Переезд выглядел будничным. Моим обменщиком был молодой филолог, защитивший в МГУ диссертацию по философии Канта. Философ, говорящий в Латвии о Канте на русском языке, предчувствовал возможные неудобства. В один момент он мог превратиться из образованного и уважаемого человека в пыль, лежащую под ногами.

– С этим предстоит еще разобраться,– сказал Вилис.

   Для убеждённости он перешёл на немецкий язык. Создалась сцена полного недопонимания между допрашиваемым и человеком, ведущим допрос. Михаил вслушивался в слова, безуспешно пытаясь что-то понять. Непонятные слова отвлекли его, но не могли заставить забыться.  Речь Вилиса не усыпила Михаила. В ней слышались грубые слова, крики и зловещая угроза. Спустя несколько минут, Вилису надоело бессмысленно махать руками в воздухе, и он снова превратился в улыбающегося друга, радушного хозяина, сидящего под комнатной пальмой. Разлив водку, Вилис протянул рюмку с водкой:

– Прозит,– сказал он,– у нас говорят «прозит», когда все сказано.

    По его тону стало понятно, что Вилис уже возвратился из  финской бани, где проходил допрос, в свой кабинет.

– Приятно сознавать, что беседа в «финской бане» закончилась,– сказал Михаил.

  Однако, беседа еще не закончилась.

– Как, интересно, ты воспринял латышей в свой первый приезд в Латвию?– спросил Вилис.

– Я увидел живущих в городе людей,– мирно ответил Михаил,–  крепко связанных с землёй, на которой обязательно трудится кто-то из родственников. Отсюда жизнестойкость нации, прекрасно чувствующей себя привольно в большом городе и на природе.

– А как ты оценил наших мужчин?

– Увидел рослых крепких мужчин и причислил их к спортивной нации.

– А что ты скажешь о женщинах, на которых ты, конечно же,  не мог не обратить внимания?

– Я увидел, что женщины ценят себя. Многие из них считают, что в мужьях имеют не совсем то, что могли бы иметь. Отсюда стремление утвердить себя на стороне. Отметил в некоторых  женщинах и крестьянскую жилку, которая,  несмотря на  диеты, проявляется к 50 годам.

   Вилис мысленно опять переместился в финскую баню.

– Как ты догадываешься, я неспроста задаю вопросы,– сказал он.–  Несколько часов спустя, все их с пристрастием задала бы тебе Бирута. Интересно, чтобы ты ей ответил?

 

ДОРОГА У МОРЯ

    Михаил покинул владения Вилиса, сел в машину и, против своих правил, с силой захлопнул дверь. Выпитые сто граммов водки под хорошую закуск, не сняли стрессовую нагрузку, как он предполагал, а наоборот, взбудоражили его. Он посидел немного, собираясь с мыслями, включил зажигание и тронулся. Фиат легко набрал крейсерскую скорость, в сто пять километров в час, которую, однако, пришлось вскоре  резко сбросить. Лесная дорога между населенными пунктами, которую никак не назовешь столбовой, не позволяла развить приличную скорость. Старинная дорога строилась, видимо, по колее, по которой, когда-то ехала повозка, петляя по лесу между разбросанными хуторами. Зато у Михаила, появилась возможность, полюбоваться окружением. В который раз он оценил, как прекрасна Латвия, когда лучи солнца пронизывают воздух между соснами или застревают в листве, насыщая пространство теплом и светом. После очередного поворота, выехав на трассу, появилась возможность ехать быстрее. При показании, на спидометре, скорости  сто двадцать километров в час стрелка застыла, фиксируя максимально дозволенную скорость, которую он себе позволял. Михаил уверенно вел машину. Дорога местами отдалялась от моря, проезжая по полосе, вырубленной в лесу, а временами выезжала на просторы зелёных полей, на окраине которых росли, как грибы, жилые дома, разбросанные хутора и частые мелкие поселения. . Встречная машина, перемещающаяся по полотну дороги, как черепаха, помигала фарами, предупреждая об опасности. Любой водитель, перед лицом общего врага – гаишника, становился другом.  Михаил, не задумываясь, сбавил газ. За пригорком на следующем повороте в кустах притаилась, характерно окрашенная в светло серый цвет с широкими черными полосами, машина. Тонированные окна скрывали, что творится внутри. Находящемуся в руках радару ничего не стоило определить скорость движущегося транспорта через окно и стать сигналом для инспектора, который должен успеть выбежать на дорогу и остановить преступника. Михаил с почтением проехал мимо представителей закона, ещё раз поблагодарив встречного водителя. Опасность миновала. Михаил не стал увеличивать скорость. Спокойная езда успокаивала, позволяла насладиться ландшафтом и  располагала к размышлениям. Обогретые солнцем  бурые коровы, мирно паслись на пастбище. Любой латыш, вспомнив первого президента Карлиса Улманиса, ответил бы, что коровы коричневого цвета дают больший надой, чем какие-то бело-черные  холмогорские. Латышам вторили литовцы. Во время командировки, знакомя с достопримечательностями, литовские коллеги завезли гостей на дорогу, с одной стороны которой располагались ухоженные сельскохозяйственные угодья, а с другой – поля, похожие на заброшенные участки.

– Знаете ли вы, чем разнятся пастбища, расположенные по обе стороны дороги?     – с гордостью спросили они.

– Нет,– дружно ответили представители Научного Городка.

– Слева расположены литовские пастбища, , а справа  находятся поля в Калининградской области.

   Михаил, вцепившись в руль, стал рассматривать покрытие дороги, по которой ехал. Ему  вспомнилась поездка из Риги в Таллин. За пределами Латвии более светлый цвет асфальта сменился на более темный, характерный для Эстонии. Цвет изменился, но изменилось качество. В небольшом промежутке между республиками полотно дороги  резко ухудшилось  и пришлось сбавить скорость и метаться между рытвинами. Хорошо, что это продолжалось  не долго. Вскоре асфальт снова стал ровным и гладким, что объяснялось окончанием  участка дороги, принадлежащего России и  вклинившегося между Латвией и Эстонией.  Странно не то, что в  великой России испокон веков плохие дороги, а то, что в союзных республиках дороги лучше российских. Не понятно и то, почему в богатой России до сих пор плохо живут люди. Впрочем, все понятно. В  Голландии, похожей на сказочную страну, где словно детской рукой разрисованы дороги, внук пользуется плодами, достигнутыми дедом, и нет революций, сметающих основы государственности, а в России часты революции, в которых брат идёт на брата, и потеряна преемственность поколений.

  В населенном пункте, примыкающем к лесу, Михаил остановился, намереваясь отдохнуть. Преимущества езды на личной автомашине позволяли сделать остановку в понравившемся месте, открыть настежь дверь и, облокотившись, отдохнуть, помечтать или подремать. Сбоку на проселочной дороге внимание привлек аист, шагнувший навстречу. Михаил вышел из машины и направился к нему. Птица близко подошла и преградила путь. Размахивая крыльями, аист целеустремленно шел на человека, вытянув голову,  и  шипел, не прекращая  гоготать. Михаил недоуменно остановился. Топчась на месте, а затем, то приближаясь, то отходя назад, белая, красивая птица с черным оперением, все также продолжала хлопать крыльями, вытягивая голову,  и как бы пыталась  ему о чем-то сообщить.

     Животные к людям подходят, когда их настигает беда. Что хочет сказать птица? –  подумал   Михаилу.

– Что ты хочешь сказать мне?– сочувственно произнес  Михаил.– Ты голоден и хочешь есть или  ты нуждаешься в помощи?Кто-то разорил твое гнездо?Скажи и я помогу тебе в твоем несчастье.

   Аист, будто не слыша, продолжал, вытянув голову, гоготать и переступать с ноги на ногу, кивая головой, распожившейся на длинной шее.

– Я схожу в магазин и куплю тебе  хлеба. Подожди меня, не уходи никуда,– сказал аисту Михаил.

   Он развернулся и пошел к расположенному рядом дачному поселку, надеясь отыскать продуктовую лавку. За спиной  снова послышалось шипение. Михаил обернулся и увидел неожиданно приблизившийся почти вплотную  к ноге раздвоенный клюв красного цвета с вертикальными расщелинами, предназначенными для прохода воздуха и возможности  дышать, не раскрывая клюва. Ущипнуть человека за ногу птица, видимо, не решалась. Отойти  она тоже не собиралась. Ее агрессия  не исчезала.

– Скажи мне, что ты хочешь?–  участливо спросил Михаил.

  Аист продолжал на что– то жаловаться, не находя поддержки и понимания. Михаил развел руками.

– Извини, не понимаю,– сказал он.–  Иногда я не понимаю  людей, а ты хочешь, чтобы я понял птичий язык. Мы, двуногие, живущие рядом, не только не понимаем, но иногда не хотим понимать, о чем говорят собеседники. Представители различных наций, говорящие на разных языках, при желании могут понять многое. Когда люди объединяются, отыскиваются  общие корни. Иногда помогает интуиция. Кто-то изъясняется жестами, кто-то переходит на язык танца или музыки… Но чаще всего, мы не стремимся понять друг друга. Очень хочется понять и помочь тебе, но я не имею такой возможности.

    Михаил ушел в поисках магазина. Птица осталась на перекрестке, вышагивая по земле и редко хлопая крыльями, что не позволяло ей подняться в воздух. Михаил не поленился выйти на проезжую магистраль и подняться по склону к жилым домам. Блуждая по тенистым улочкам дачного поселка, он никак не мог обнаружить местонахождение продовольственного магазина, в существовании которого не сомневался. По улице проскользнул автомобиль, выехал на перекресток и скрылся за поворотом. Михаил поспешил за ним. Машина подъехала к одному из домов и остановилась. Михаил ускорил шаг по направлению к садовому участку. Из поддержанного «Форда» вышла элегантная дама и направилась к ажурной металлической калитке. Навстречу ей вышла улыбающаяся хозяйка. Подруги обнялись, расцеловались и остановились поболтать, обмениваясь новостями. Михаил приблизился к дамам.

– Извините, не подскажите, где находится продовольственный магазин?– спросил он вежливо.

– Я не разговариваю по-русски,– без акцента произнесла на чистом русском языке приехавшая мадам.

– Приехали,– подумалось Михаилу.

– Can you speak English? – чуть не вылетела фраза, выученная Михаилом в школьные годы и повторенная не менее ста раз.

    Однажды Михаил , направляясь из Германии в Голландию, произнес эту фразу  в электропоезде. Немка, сидевшая напротив него, выслушав вопрос, прозвучавший на ломанном английском, ответила, что знает английский и подсказала, как добраться до  Маастрика. Сейчас, стоя перед этой националистически настроенной против русских  латышкой, Михаилу не хотелось повторять заученную фразу. Вопрос не в том, сумеет ли стоящая напротив дама понять что-нибудь, услышав не совсем чистую английскую речь. Вполне вероятно, что она, забыв русский язык, на котором прекрасно изъяснялась месяц назад, уже успела выучить английский язык. Не в этом суть. К счастью или к несчастью,  она не пыталась даже поговорить с Михаилом. Взрослые женщины играли в детскую игру типа «сегодня я с тобой не играю» и ждали, когда приезжий ретируется. На груди дамы, вышедшей из машины, висел значок больших размеров, гласивший:Еs runaju latviesu valoda! Вторая собеседница, полностью солидарная с подругой, стояла рядом, не произнося ни звука и не видя в упор этого случайно заблудившегося «krievsa». Птицы одного оперения, вспомнил Михаил, летают в одной стае. Искать булку хлеба ему уже расхотелось. Следовало развернуться и идти назад к птице, чтобы  сообщить ей, что поиски магазина закончились безрезультатно. Он повернулся на сто восемьдесят градусов и за спиной услышал довольное голубиное воркование. Ласковая беседа обеих подруг, как ни в чем бывало, вновь потекла  размеренно и гладко. Вот что значит находиться среди своих. Гостям, суетящимся на открытой веранде второго этажа, тоже не было никакого дела до нежданного прохожего. Вряд ли бы они стали говорить с ним  не на государственном языке. Им хватало своих проблем. Михаил успокаивал себя тем, что прибыл в Латвию не к ним, а к Катерине, что слабо согревало душу.  Он не торопился уходить и, опустив, как бык, голову, продолжал стоять в ожидании неизвестно чего. Он размышлял,  что хозяину дома, отмечающему знатное событие, и веселящейся на веранде компании явно не хватает его, Михаила. Он нужен и всей республике, процветание которой начнется только после устранения языкового барьера. Невозможно наращивать обороты кораблю, движущемуся к намеченной цели, если одна треть его пассажиров находится за бортом. Зычный голос одного из гостей позвал маэстро. На его призыв,  по мнению Михаила,  мог откликнуться только один единственный  человек. Михаил ожидал увидеть самого Раймонда Паулса. Вместо него в кресло, увитое гирляндами из дубовых веток, сел высокий мужчина с  шевелюрой художника. Его усадили, поправили дубовый венок, заботливо возложенный на голову,  и стали дружно подбрасывать кресло вверх вместе с седоком. Оказывается, в Латвии маэстро был не один. Их, маэстро, много.

– Поднимая бокалы и выпивая вино за здравие в день рождения, – подумал Михаил. – меня тоже нередко называют гением. Я нормально воспринимаю ласковые обращения коллег в этот день,  не выясняя насколько их слова соответствуют действительности. Вероятно, у этого местного маэстро, тоже юбилей или какое – либо другое, знатное событие.

   Пришло время покинуть компанию, которая не воспринимала и  не видела его. Михаил по инерции стал спускаться по склону, ища глазами аиста. Птица, не дождавшись, ушла с облюбованного пяточка, очевидно, в поисках утешения и помощи от других людей. Мысли о том, что птица не захотела говорить с Михаилом потому,  что он, якобы, не нашел магазина и теперь возвращается без  хлеба, всерьез не воспринимались. Интересы аиста находились выше понимания человека. Не найдя аиста, Михаил сел в машину и стал рулить вниз по проселочной дороге, ведущей к узкой пешеходной асфальтированной дорожке, спускающейся  к морю.

   Михаилу захотелось искупаться. На безлюдном пляже, тянущемся на несколько километров вдоль побережья Рижского залива, на песке одиноко сидел юноша, вытянув ноги и облокотившись на гладко отесанное бревно, которое он, с выдумкой, приспособил  в качестве спинки кресла. Юноша,  запрокинув голову, пил из бутылки пиво. Опорожнив полбутылки, он огляделся по сторонам и, блаженно улыбаясь неизвестно чему, со смаком выдохнул. Между ног стояли еще две непочатые бутылки, а на бревне, на подстилке, лежала нехитрая закуска, состоявшая из горбушки хлеба и начатого,  копченого леща.

    Аист мог бы поживиться здесь, если бы добрался до моря, но пляж – не его территория. Ему больше нравятся луга и полесья,– вдруг подумалось Михаилу.

– Хорошо устроились,– констатировал Михаил, восторгаясь безмятежной позой молодого человека.

– Ну! – ответил юноша, с силой вдавливая пивную бутылку донышком   в зыбкий песок.

– Зашибись,  кто понимает.

   За спиной послышался неясный шум движущегося тела. Выждав паузу, Михаил дождался, пока перед ним появится спускающаяся к пляжу фигура незнакомой женщины, желающей насладиться прелестями моря, дюн и сосен. Мимо прошла дама в модном пляжном костюме с американскими лейблами и большой пляжной сумкой на плече. Она гордо продефилировала в сторону пляжа, не удостоив взглядом уставившихся на нее  мужчин. Приподнятый подбородок и вздернутый острый носик, казалось, молодили её. Прямая, как доска, спина была красноречивее  любых слов, говоримых обычно  в адрес приезжих, приехавших невесть откуда и неизвестно зачем на её родную латышскую землю. Михаил, испытывая потребность  поскорее окунуться, покинул юношу. Он медленно шел по пляжу, пытаясь определить,  из каких краев  прибыл парень, сидевший у бревна и пивший пиво. Проще было бы, конечно, спросить его об этом  самого. Факт, что он не собирался делать из этого тайны. Михаилу не захотелось возвращаться. Обычно он старался не задавать лишних вопросов, считая, что лучше всего задавать только те вопросы, на которые способен ответить сам. Размышления привели его к ошеломляющему выводу, что  Задавая лучше вообще не задавать никаких вопросов. Это было основанием для укоренившейся в нем молчаливости:с человеком следует говорить, когда у собеседника имеется интерес, а давать советы и учить уму-разуму необходимо тогда, когда у слушателя появляется желание это услышать. Особого значения, так это или иначе, не имело. Михаил принял рассуждения за догму, которой давно начал пользовался.

   На пляже Михаил нашел удобное место под солнцем поближе к воде, где слабый ветер дул в сторону берега. От воды шла прохлада. Жары не чувствовалось. Отсюда автомобиль, оставленный им у дороги, находился под наблюдением. Трудно представить, что имелась возможность что-то предпринять при его угоне, но согревала сама мысль о видимости возможного налетчика и начале происшествия. Минут двадцать Михаил пролежал на песке, переворачиваясь попеременно со спины на живот и обратно, пока не захотелось искупаться. Между первой и второй мелями  моря вода, напоминающая теплую лужицу, не доходила ему даже до голени. На отмели, за которую ступни ног протопали дальше, создавая брызги, глубина воды увеличилась, но вместе с ней понизилась температура. Чем больше увеличивалось расстояния от берега, тем холоднее становилась вода. Щиколотки, покрывающиеся мурашками, защемило, но ноги не свело, и Михаил предпринял попытку идти дальше. Вскоре уровень холодной воды достиг пояса. Превозмогая  себя, Михаил постепенно погрузился до плеч. Обернулся, оценивая, как далеко ушел от берега. В метрах тридцати, у самой воды, на оставленной им папке, лежала его одежда. Автомобиль находился на своем месте. За узкой полоской песчаного пляжа стоял хвойный лес, который копируя берег, дугой уходил вдаль по обе стороны залива. На солнцепеке, облокотившись о сверкающий белизной гладкий ствол дерева, сидел знакомый ему молодой человек. Знакомая дама, спустившаяся к пляжу следом, загорала где-то, спрятавшись в безветренных дюнах. Вдалеке, на пляже, группа молодых людей, встав в круг, играла в пляжный волейбол. Недалеко от играющих молодых людей прогуливалась парочка, вдыхая воздух, насыщенный йодом и хвоей. В противоположной стороне, по торчащим у буйков головам мальчишек, угадывалось, что купальный сезон в самом разгаре. Насколько хватало глаз, простиралось безлюдное море, уходящее за горизонт. Солнце клонилось к закату и позволяло, не жмурясь, рассмотреть  повисшее в небе красное марево. При закрытии глаз ожидаемой темноты не последовало. Панорама окрасилась красным заревом с появившейся на месте солнца огненной сердцевины. Светило не уходило из поля зрения вне зависимости, от поворота головы. Открыв глаза, захотелось еще раз всмотреться в солнце. Показалось, что в воде теплее, чем на суше. Чтобы согреться, пришлось окунуться и проплыть короткую дистанцию кролем, после чего перейти на брасс. По наплывающим волнам определялось приближение очередной отмели. Встал на дно,,  продолжил идти к солнцу, рассуждая о море и людях, живущих на его берегах.

  Связь народов ярко прослеживается в национальных костюмах.  Народная одежда с присущей ей расцветкой и орнаментом формируется  в процессе взаимодействия с другими народами. По старинной одежде местных жителей можно с легкостью определить страну, из которой они прибыли. Местный эпос чтил колесницу, запряженную парой лошадей, управляемую возницей, за спиной которой сидел седок, а за ним располагалось солнце. В колеснице заложен скрытый смысл. Путь – это объект ощущений, лошади – органы чувств, вожжи – интеллект, возница – ум и разум, а седок – поле всех возможностей. Та же картина наблюдается и в индийских истоках, где запряжена тройка лошадей, с той лишь разницей, что за спиной седока, вместо солнца, размещено божество. У рисунков одни корни, но большинству смертных они не нужны. Как будто раньше на  земле, которую сейчас занимает Латвия, никто не жил и прибывшие  сюда люди  являются пришельцами. В  мозгу чаще идет обратный процесс: перечисление отличий между народами, а не поиск общности. Группы по направлениям, чтобы выразить концепцию и оправдать свои действия, обычно прячутся за ту или иную партию. В действительности, выясняется, что на самом деле, у одних – за спиной сияет солнце, у других – божество. Лучше всего, отвечая на вопрос:кто стоит за твоей спиной?–  следует указывать, не, «крышу», охраняющую твою фирму, а, вспомнив о душе, говорить, что за плечами находится Бог, с которым следует сверять свои помыслы и поступки.  Люди подозревают о существовании естественных законов природы, но пользуются своими, расчертив границы по воде и суше и, не спросив об этом представителей водных обитателей, меньших братьев своих, которые не создают законов и автоматически подпадают под неведомые им человеческие  параграфы и пункты. Так удобнее. Мы всерьез говорим, имея постоянную прописку, что это моя территория и мой берег, а это твоя территория и твой берег,  в действительности же, все мы, всего лишь,  являемся временными гостями на этом  свете. Каждый из нас знает, что ступает по берегу Балтийского моря, на берегах которого живут люди разных национальностей, и в водах Балтики плавают не латвийские или финские салаки, а салаки Балтийского моря. Каждая со  своей судьбой и индивидуальностью флора и фауна сосуществуют вместе, в гармоничном развитии и единстве противоположностей.  Человек рассматривает природу и естественные ресурсы планеты Земля как дар, предоставленный ему для использования. Мы боремся за охрану водоемов и составляем прожекты по рациональному использованию водоемов и водотоков. А что думает о нас Балтийское море?Различает ли оно нас по нациям? Важно ему, кто мы,  аборигены или  пришлые? Или мы для него, вне зависимости от того, кто мы по национальности: русские, поляки, литовцы, латыши, немцы, финны или шведы,–  относимся к расплодившемуся виду Homo sapiens, оценивать деятельность которого следует исключительно по его воздействию на живой организм водоема? Любая капля, струящаяся вниз по телу, готова поклясться, что является представителем моря и может раскрыть его состав и свойства. Михаил поднял пригоршню воды и проследил, как жидкость просачивается сквозь пальцы и возвращается в море. Остаток жидкости, удерживаемый на согнутой ладошке, он подбросил вверх и она, раздробившись, хлопнулась о гладкую поверхность моря, снова став его частью. Он опять зачерпнул рукой воду.

– Ты владеешь всеми свойствами Балтийского моря,– мысленно  обратился он к воде, лежащей у него на ладони, – и при очередном мощном наводнении, воспринимаемом, как удачу, превращаешься в Мировой Океан, а люди, чьи подвалы и нижние этажи домов, построенные в низине, становятся затопленными, потоп воспринимают, как бедствие. Расскажи, капля воды, как ты попала сюда? Участвуя в круговороте воды в природе, под воздействием солнца  ты испарилась и, движимая воздушными течениями в виде влаги, пролилась невесть где и, просочившись сквозь землю, попала в подземные горизонты и вновь родником вылилась на поверхность земли. Звенела ли ты серебристым колокольчиком быстрого ручья, оглушала ли тишину горным водопадом или дышала мощью спокойной равнинной реки?Или ты испытала судьбу и того, и другого и третьего?  А может быть, ты служила источником утоления жажды человека или животного или использовалась для транспирации растений, орошала поля и огороды, с тем, чтобы появиться в отработанной воде или в соке вкусного плода и, в конце концов, соединилась  с потоком, несущимся к морю. Твой путь сегодня счастливо закончился,– сказал Михаил, опуская руку в море, ты на пути к Океану. Для земли ты, как кровь, циркулирующая по организму человека. Теперь тебя ждет новая судьба. Где тебя искать?  Пронесешься литы вновь над землёй вместе с ураганом или очутишься в грозе, сопровождаемой молнией и оглушительным раскатом грома? Искать тебя в мелком моросящем затяжном дожде или  в сползающем с горы леднике? Или в зависшей в небе, искрящейся цветами, радуге? Мы восторгаемся целебным источником Ходжа-Оби-Гарм, подземным Бахарденовским озером, насыщенным сероводородом, озером Иссык-Куль, краем тысячи озер, которые, без сомнения, прекрасны и неповторимы. Мы рассматриваем водоемы в отрыве от других водных артерий, считая, что каждое озеро уникально по своему, но по существу их содержимое, очищенное от примесей, берется из Мирового океана. У каждого озера имеется свой родник, начало его следует искать не в выбивающемся из-под земли  роднике, а в океане; не в начале, а в его конце и конец – это только начало.Ищите выход, а не вход! – говорят философы-пересмешники.

    Люди, перестраиваясь на ходу как хамелеоны, похожи на местный водоем и очень гордятся неповторимостью. Они уникальны.  Культура, говор, повадки  связаны с территорией, на которой живут люди. И в тоже время земля, по которой они ступают им не принадлежит. Тоже относится к воздуху, которым дышат, и море, в котором  купаются.  В процессе ходьбы по отмели вопросы национализма и патриотизма выскальзывали между пальцами ног, как встревоженные присутствием песчинки, поднимающиеся  и  осаждающиеся на дно. В какой-то момент дно не ушло из   под ног. Не меняя направления, он поплыл медленным темпом, при котором никогда не уставал, не испытывая чувства страха, Он любил купаться. В какой-то момент пришла мысль, что заплыл слишком далеко, и  повернул обратно. Через метров двадцать  попробовал полежать в воде на спине. В более соленых водоемах данное упражнение удавалось выполнить сразу. В рижском заливе для удержания равновесия пришлось запрокинуть голову далеко назад, так что над поверхностью воды выступали лишь губы, нос и часть щек. Возвращаясь к берегу, в очередной раз ощутил, что когда выходишь, кажется, что в воде теплее, чем на воздухе, и появилось желание снова окунуться. Вода казалась менее холодной, по сравнению с той, в которую вступал полчаса назад.

 

В КИТАЙСКОМ РЕСТОРАНЕ

   ПОСВЯЩАЕТСЯ ВИТАЛИЮ ПАШКЕВИЧУ

   В   Риге, в самом центре старого города на пересечении улиц Кальку и Вальню, Михаил дружески беседовал с Артемом, братом Кати. Мужчины не однажды сидели за одним столом на семейных торжествах, но так вот запросто, между собой, по существу до сих пор не разговаривали. Случайно встретившись, они проболтали полчаса и не собирались расходиться. Навстречу им, с протянутой рукой, двинулся нищий, кстати, нежданно прилично выглядевший, и отличающийся от рядового рижанина только тем, что на его голове красовалась шапка – ушанка, надетая явно  не по сезону. на голову, на которой

сверху сидела трехцветная кошка. Выдумщик, за оригинальность мышления, получил долларовую бумажку. Доллар в глазах обывателя значил многое, но в переводе на латы оказывался мелочью. Второй нищий, стоявший на костылях у входа в банк, тоже пожелал получить зеленую валюту и, зашевелившись, грохоча привязанной банкой, стучащей о костыль при каждом неосторожном движении, направился  за подаянием. Артем, не сходя с места, подождал, когда  очередной нищий поравняется с ним,  и подал ему  аналогичную купюру. Расчетливый раздатчик купюр учел предстоящий ход событий и приготовил несколько  банкнот, достоинством в один доллар. По дороге  он оставил еще один  доллар  старушке, выманивающей деньги у сердобольных простаков, остро реагирующих, на  лежащего, на мостовой,  огромного, лохматого пса черной масти, которого старушка, видимо, была не в силах прокормить.  Приближался обеденный перерыв и Артем, пригласил приятеля посидеть в ресторане. Создать собственное мнение о новоявленном родственнике для обоих имело взаимный интерес. Михаил засомневался стоит ли принимать предложение. В уме он подсчитал, что лежащих в кармане наличных не хватит, но Артем развеял его сомнения, высказавшись, что оплатит счет.

   В китайском ресторане заказали  чай, обжаренные в котле овощи, рис с морепродуктами и окуня в кисло сладком соусе. В конце  обеда попросили принести по чашке кофе. Михаил отказался от спиртного, а Артем объявил, что утром лишился кучи денег и нуждается в питье, рассматриваемым им в качестве средства для снятия стресса. В подтверждение  своих слов, он вытащил из внутреннего кармана пиджака пустое портмоне и, раскрыв его, бросил на стол.

– Я вышел из автомобильного магазина,– рассказывал он, – и поспешил к стоящему у входа турникету, по обеим сторон которого находились лужи. Не идти же по ним. Навстречу шла молодая девица в расстегнутой на груди кофточке. Боковым зрением увидел вышедшего за мной парня, остановившегося у двери и стукнувшего себя в грудь, на высоте внутреннего кармана. Его действия, действовавшего в паре, легко просчитывались. Посмеявшись над ним, я пошел к турникету. В узком проходе девушка на ходу не двусмысленно прижалась ко мне. Я разомлел, пропуская ее. Девица и парень  действовали, как одна команда, но я об этом вспомнил, почуяв что-то не ладное, позже. Придя в офис, расположенный в пятидесяти метрах от магазина, я несколько раз постучал по груди и ощутил, как кулак проваливался в сукно, не встречая сопротивления во внутреннем кармане, там, где должен лежать портмоне. Расстегнув пиджак, я обнаружил, что внутренний  карман пуст. Нежданное происшествие выходило за рамки  правил, установленных  с бандитами. Выходя из магазина, я вовремя заметил на ступеньках  наводчика, указывающего направление требуемой атаки, посмеялся над ним, но никак не предполагал, что стану объектом нападения. Между мной, руководителем центра по продаже автомобилей и запчастей, и промышляющей на данной территории незаконной группировкой, на зыбкой основе, ничем не подкрепленной, были установлены четкие взаимоотношения:я сквозь пальцы смотрю на все, что они вытворяют, а они – не вторгаются в мою деятельность. С мелкими воришками я не общаюсь. С  боссами встречаюсь на территории рынка, постоянно, и вежливо раскланиваюсь. Иногда вместе мы выпиваем и ведем душещипательные беседы. Мне приходится  жить и смотреть со стороны на происходящее, не подталкивая правоохранительные органы и не раздражая криминогенные элементы, копошащиеся вокруг. Место, где торгуют машинами и сопутствующими товарами, само по себе криминогенное и вряд ли что изменится, если покину его. Столкнувшись с недоразумением, я, не раздумывая, побежал выяснять отношения. Нарушение установленного статуса означало объявление войны. Я высказал свои претензии. В ответ ворюги, открещиваясь от содеянного, объяснили, что произошла простая  накладка. Противоправное деяние, по всей видимости, совершила неизвестная группа, скорее всего залетная, которую не найдешь, сколько не ищи. Прибыв на место преступления, они обнаружили в луже пустое портмоне. Рядом, на траве, валялись водительские права и паспорт.

    – Вот видишь, объявили они радостную новость,– мы нашли документы и не виноваты в содеяном.

  Посопев, пришлось согласиться. Инцидент был исчерпан. А жаль! В портмоне лежала коллекция, собранных купюр иностранных государств и карманные деньги, с которыми пришлось расстаться. Потеря валюты раздражала. Присутствие же подброшенных документов, скрашивало обиду.

  Артем забавлялся, рассказывая об армии преступников, расквартировавшихся вокруг торгового центра. Он подтрунивал над полицией, не желающей связываться с незаконной группировкой, и бандитами, оккупировавшими торговый центр и орудовавшими в нем, приходя на его территорию ежедневно, как на постоянную работу.

  С завидным постоянством,  говорил он, перед моим носом крутятся одни и те же лица.  Сколько бы не было обманутых, находятся все новые и новые жертвы, готовые раскошелиться. Иной раз смотришь, как бабуся, подозревая, что обманывают, не выдерживает и в азарте отдает наперсникам свои кровные, а потом, плача, просит вернуть деньги, нажитые честным трудом. Слезы не помогают. В ответ слышатся издевательства, а то и угрозы. В другом месте трудятся котлетки. Многим, витающим в облаках, невдомек, что появилась армия котлетников. Представь, что вас обгоняет толпа, направляющаяся в магазин. До входной двери осталось полшага, но что-то шлепнулось на землю, лежит и удерживает порыв  взяться за входную ручку. Вас обогнала толпа. Люди ушли, а под ногами, в пыли, валяется, кем-то оброненный, толстый кошелек. Вдруг, откуда не возьмись, появляется молодой джентльмен и, опережая вас, поднимает кошелек. Заглядывая в глаза, участливо спрашивает:

– Не ваш ли это кошелек?

Вы, в не решительности, отрицательно качаете головой, в то время как «котлетник», продолжая развивать тему, раскрывает кошелек и показывает кучу денег, которыми не грех поживиться.

– Нужно отыскать в магазине хозяина кошелька,– нерешительно советуете вы, на что следует недоуменный то ли вопрос, то ли ответ:

– А какой смысл?!  Давай лучше зайдем за ближайший угол и разделим то, что нашли.

   Халявные деньги приковывают вас  и вы идете вслед удаляющемуся участнику преступления в поисках неприметного места.

    Кошелек подбрасывается не обязательно у входа в магазин. Он нежданно обнаруживается внутри магазина у стойки с товарами, перед кассой, в баре и так далее.  Впечатлительные люди забывают, зачем они пришли. При падении кошелек, набитый деньгами, издает звук, близкий к тому, какой слышится при падении котлеты на сковороду. Отсюда и возникло понятие специальности «котлетник». Идущий за «котлетником» ничего не подозревающий клиент, жаждущий обогатиться, обречен.  И не важно, дотронулся он до денег, которые вытаскиваются из кошелька, или не успел. К двоим, укрывшимся от людских глаз, подходит третий и решительно заявляет, что он является настоящим владельцем злосчастного портмоне и требует возврата денег. У «котлетника» вдруг неожиданно просыпается совесть. Он рад, что нашелся настоящий хозяин бумажника,  и  с радостью передает своему соучастнику злосчастный кошелек, сообщая, что в нем находится оставшаяся половина денег. Вторая же часть, как вы понимаете, продолжает все еще находиться в руках  второго, ничего не подозревающего и, вконец обомлевшего, соучастника преступления. Хозяин демонстративно вырывает из рук «котлетника» утерянный бумажник, пересчитывает деньги и заявляет, что, действительно, в кошельке осталась половина суммы, а вторую, недостающую часть, хотелось бы получить немедленно. Толпа, недавно спешившая в магазин, появляется на горизонте в полном составе и, ратуя за справедливость, шумно сочувствует потерпевшему, требуя вернуть недостающую сумму. Как правило, жертва лишается всех денег, находящихся у него. Его с пристрастием допрашивают, полностью выворачивают карманы и, если требуется, «отметелят» вдобавок так, что мало не покажется. К «котлетникам» попадают на крючок люди из-за своей жадности, желающие поживиться легкой добычей.

  Наш торговый центр стоит в поле, где мирно пасутся барашки и где стадо баранов, потихоньку пощипывают, шныряющие вокруг волки, которым хочется кушать. Внешне вокруг  царит мир, спокойствие и благодать. Не хватает только человека, который  ходил бы по базару и напевал:  «в Багдаде все спокойно». Никто не собирается нарушать узаконенные правила. Если человек продает личную машину, его никто не тронет, а если привез трейлер с десяток автомобилей на продажу, то должен делиться. При возникновении недоразумений, перевозчику вежливо напомнят, что его в дороге в течение всего никто не трогал, охранял, благодаря чему он благополучно добрался до конечного места и теперь пора, по справедливости, отдать долг.

     Иногда все же создаются щекотливые ситуации, из которых трудно выбраться. В прошедшую пятницу случилось нечто непредвиденное и пришлось иметь нелицеприятную беседу с продавщицей галантерейного отдела Клавой, которая в слезах ворвалась в мой кабинет с криком: – Как можно дальше так работать? – высказавшись. Она бессильно рухнула в кресло, стоящее у стола.

   Я участливо спросил: – В чем дело?

    Продавщица объяснила, что на ее глазах произошло нелицеприятное действо. Сквозь всхлипывания и причитания удалось восстановить историю.

   Элегантная дама вошла в магазин и попросила показать, имеющуюся в наличии, губную помаду. Наличие широкого ассортимента обрадовало  покупательницу, которая, находясь в хорошем расположении духа, потребовала  выставить на прилавок почти все образцы, имеющиеся в магазине, после чего со знанием дела не торопливо и обстоятельно стала  рассматривать товар, высказывая  вслух свое мнение о цвете помады и фирмах производителей. Висящую на плече большую клеенчатую сумку с изображением кораблей различных стран и их флагами на фоне морских видов,, она небрежно сдвинула за спину и почти разлеглась на прилавке, опираясь на него для удобства локтями. В этот момент к ней сзади незаметно  подошел какой-то молодой человек, который, придерживая  одной  рукой сумку, дабы исключить не нужные вибрации, разрезал ее боковину, спокойно  просунул руку в образовавшуюся прорезь и вытащил лежавшую внутри миниатюрную дамскую сумочку. Продавщица, как заколдованная, стояла и смотрела на действия вора, не в силах вымолвить ни слова. Карманник, довольный собой, беззвучно усмехнулся, повертел в руках добычу, развернулся и неслышными кошачьими движениями, ускоряя шаг, ретировался. Вздох облегчения вырвался у продавщицы, когда вор покинул помещение. Ни о чем не подозревавшая женщина выбрала подходящую помаду и собралась расплатиться. Вы бы видели ее побледневшее лицо, когда она расстегнула молнию и обнаружила пустую сумку. Она не стала голосить, привлекая сочувствующих граждан, чего больше всего боялась продавщица, а  стала лишь беспомощно объяснять присутствующим , что у неё не осталось даже мелочи на обратный проезд.

Одна из  покупательниц поинтересовалась:

– А что у вас украли?

    Потерпевшая, как в забытьи, подробно рассказала. В маленькой сумочке было немного денег в местной валюте, двести долларов, золотая цепочка с брелоком в виде двух рыбок, плывущих в разные стороны, пудреница с зеркалом и помада.

   Прочих женских принадлежности ей тоже было жаль, так как все это были ее любимые безделушки, купленные в разные годы. Её наивный вопрос: не видел ли кто того, кто порезал сумку?-вызвал саркастическую улыбку. В таких случаях, как поется в песне, никто ничего не видел, ничего не слышал,  и ничего никому не скажет…

   Следующий лихорадочный вопрос потерпевшей привел Клаву в состояние шока:

– Знает ли продавщица человека, порезавшего сумку?

    Сдерживая вырывающуюся наружу грубость, продавщица, стоявшая за прилавком, жестко, стремясь поскорее завершить инцидент, выдавила из себя  короткую фразу:

– Никого я не знаю!

    Потерпевшая стала пространно объяснять, что этого не может быть, так как она видела, как продавщица мирно беседовала как раз  с тем молодым человеком, который поспешно выбежал из помещения, в то время, как новые посетители в магазин более не заходили. Клава в категоричной форме еще раз опровергла наглое утверждение потерпевшей  и попросила ее впредь быть более внимательной. Тогда элегантная дама сказала, что  обратится в полицию и сообщит о случившемся. Встревоженная продавщица попыталась убедить ее не делать подобных заявлений по причине бесполезности,  объяснив, что возбуждение дела отобъет охоту у посетителей посещать и так пользующийся недоброй славой магазин, а на нее навлечет, вынужденную давать показания, ответную реакцию и придется рассказывать о ходящих поблизости дружков, в чем нет резона.  Обескураженная  женщина заявила, что продавщица с ворами работает заодно. Шатаясь из стороны в сторону, она направилась к входной двери. Вслед за ней Клава, у которой намечался  сбой головного компьютера, поспешила закрыть двери и, круша все на своем пути, выбежала из магазина. Заплаканная, она ворвалась в кабинет директора.

– Что мне делать? Как можно дальше так работать?– запричитала она.

  От директора требовался вразумительный совет, что делать и как вести себя в трудной ситуации. Должность обязывала  дать указание.

    Артем выпрямился, изображая из себя генерала. Выпятил нижнюю губу, представляя себя сидящим не в кресле, а на боевом коне, поднял руку, сжал в кулаке воображаемую саблю и внезапно обмяк. Рука вяло упала на колено, напряжение мышц лица опало. Хватая воздух, он растерянно пожимал плечами, мучительно раздумывая над тем, что предложить в конкретной ситуации.

– Люди должны отдавать отчет своим действиям и принимать решения,– сказал, наконец, Артем. – Останови руку вора, если не хочешь видеть, как на твоих глазах совершается преступление. Ну, а если знаешь, что перед тобой вор,  знаешь характер его ремесла и мирно с ним  беседуешь, ты поощряешь его и он, непременно вновь появится, нутром чуя твою нехитрую позицию:  моя хата с краю.

  Взвесив все за и против,  оставил продавщицу наедине с её вопросами.

– Что ты от меня хочешь?– спросил Артем и, не услышав ответа, пригрозил,– прекрати истерику, войди в мое положение и подумай о себе. Ты думаешь, что если нам известны шныряющие воры, то полиции их трудно вычислить. Ошибаешься! Ну, а если считаешь, что так больше работать нельзя, пиши заявление об уходе. Уйти проще, но кто подумает о твоей семье, если ты оставишь с таким трудом добытое место. На твое место завтра выстроится целая очередь. Желающие получить работу найдутся.

   Несчастная продавщица, поджав хвост, поплелась в  магазин продолжать выполнять свои обязанности, а Артем, остался сидеть в уютнoм  директорском кресле.

– Вот так мы и работаем,– сказал Артем. – У продавщицы есть выбор. Она может стоять  за прилавком, подбадривая себя тем, что трудится ради собственной семьи.  Ей необходимо пережить трудное время, проще сказать выжить, а она может… Если ей покажется, что она поступает наперекор своей  совести, пусть  увольняется по собственному желанию. Я лично такого права не имею. Когда я понял, что пора уходить, то есть уносить ноги с поста директора центра по продаже автомобилей и серии магазинной, я попросил Генерального директора подыскать мне более спокойное место. Он, считавшийся моим другом, посватал меня на место директора вновь открывающегося   Центра. Генеральный директор уговорил меня вступить в должность, пообещав долю в количестве десяти процентов от собственности. Я согласился. Генеральный директор издал приказ о моем назначении. Одновременно, без моего согласия, он подписал бумаги о  продаже Центра Авторитету. Теперь я сижу под колпаком, связанный по рукам и ногам, не в силах пошевелиться. Нового хозяина, попавшегося в заварушке, осудили. Я еще не видел его. Месяц назад он мчался на джипе по городу. На одной из улиц его посмел обогнать ничем не примечательный с виду газик, в котором сидел «уважаемый человек». Как тут не выйти из себя?! Вдогонку последовал предупредительный выстрел из пистолета. Пуля пролетела выше крыши обидчика. Выжав газ, водитель догнал злополучный автомобиль и погрозил кулаком нагрубившему Авторитету, который, тоже не лыком шитый, ответил выстрелом. Завязалась перестрелка. Терпение у банды лопнуло. В последовавшем новом обгоне подельник главаря, сидевший рядом с хозяином,  дал очередь из автомата Калашникова по шинам. Газик, от греха подальше, свернул в переулок, а победившая команда, улюлюкая от восторга, продолжила  путь. На беду, на перекрестке, возмутителей порядка остановил полицейский. Взяв под козырек, он представился и спросил: кто стрелял, и имеется ли разрешение на ношение оружия? Ему показали разрешение на ношение именного оружия. Правом же стрельбы из автомата никто из присутствующих не обладал. Тогда открыли уголовное дело, обещавшее стать длинным, но что-либо существенное обвинитель  предъявить не смог. За дело взялся опытный адвокат. На суде защита объявила, что автомат Калашникова и целый  ящик патронов, как водится, случайно нашли на проезжей дороге, а обнаруженные  отпечатки пальцев, якобы,  ничего не значат… Ведь вещественные доказательства  следовало поднять в машину, а иначе и быть не могло. До выяснения подробностей Авторитет сидит и ждет, когда его выпустят, а  пока отдыхает на нарах и  командует оттуда, как управлять  его собственностью. Поведение молоденького полицейского отметили ценным подарком и, поблагодарив за службу и бдительность, направили в полицейскую Академию, чтобы впредь знал, кого следует останавливать на дорогах, а кого пропускать.

    Прозвучавший звонок мобильного телефона, прервал рассказ. Услышав голос собеседника, Артем стал серьезным и шепотом сказал, что звонит Авторитет. Из трубки слышался гневный голос хозяина, вызвавшего подчиненного на ковер и пытающегося учить, как правильно вести хозяйство.

– Ты, я слышал, хочешь покинуть Центр?– раздался в трубке раздраженный грубый голос.– Советую повременить. Я  сам собираюсь освободиться от Центра. В этом вопросе наши мысли совпадают. Через месяц-другой меня выпустят на свободу, я продам торговый центр, и мы выгодно разместим полученные деньги. За услуги получишь не десять, а пятнадцать процентов от выручки. А если попытаешься слинять до моего освобождения, пеняй на себя. Понял? Ну, вот и договорились.

Телефонный разговор закончился.

– Ты не крутишься в сфере денег и не знаком с подобным обхождением,– в сердцах сказал Артем Михаилу.– Занимайся своей наукой и не лезь в опасные и непонятные дела. Тебе  же будет лучше.

Посидев еще немного, он подозвал официанта и заказал сто пятьдесят граммов «Смирновской».

– Ну, как тут не напиться?– выдавил он, улыбаясь.– Ведь собирался больше не пить, а придется. Внутри жжет и приходится гасить пламя спиртным.Я знаю, что стресс лучше всего снимается  физическими упражнениями или водкой. Второй способ проще, но опасней. При употреблении напитков разыгрывается аппетит. Поневоле вступаешь в порочный круг, ведущий к лишнему весу.

   Высказавшись на данную тему, Артем налег на еду.

 

У ВОРОТ СТАРОГО ГОРОДА

 В конце обеда Артем захотел расплатиться и попросил счет.  Официант, отрицательно помахав винной картой и меню, объявил о новшествах в заведении и указал на кассиршу, сидевшую за стеклянной перегородкой на выходе из ресторана. Нововведение оплаты , а не расчет с официантом, по мнению хозяина ресторана напоминало о европейских стандартах и должно было понравиться посетителям. Поставив на прилавок кассы кожаный кошелек,  похожий на маленький сундучок, Артем внимательно просмотрел выписанный счет, свистнул сквозь зубы, видя, во сколько ему обошелся обед, но, не торгуясь, расплатился и вышел на улицу. Выйдя, он медленно побрел в сторону автомашины, оставленной им у въезда в Старый город. Михаил решил проводить приятеля и затем отправиться по своим делам.

   Средневекового забора, отделяющего старый город от нового, как такового,  давно не существовало. Где-то рядом находилась лишь часть полуразрушенной старой стены. Перед  домом «Черноголовых» и памятником латышским красным стрелкам рядом со шлагбаумом, приютилась  деревянная  будка. Дежуривший в ней полицейский Айвар контролировал въезд автомашин в Старую город. Для въезда в старую Ригу  требовался специальный пропуск. У стены школы, находящейся рядом с будкой, стояло несколько машин. Муниципальный полицейский, дежуривший у шлагбаума, брал небольшую пошлину за хранение автотранспортных средств на бесхозной территории. Среди них стояла мащина Артема. Взаимовыгодное сотрудничество устраивало и владельцев машин,  и дежурившего там полицейского. Айвар в некоторой степени был должником Артема, который, по просьбе отца Дайниса, считавшего своего сына  бездельником, удачно и своевременно пристроил Айвара  в полицейскую Академию, откуда тот и попал на хлебное место. Специальности  торговца, юриста, полицейского или чиновника  изначально были предназначены  для латышей. Айвар чувствовал  себя настолько органично, стоя у  ворот Старого города, будто стоял здесь несколько веков тому назад, взимая мзду со средневековых жителей и  гостей города. Быть может, он стоял здесь и в прежней жизни.  Находясь на посту, у него в голове время от времени возникали интересные идеи, с которыми не грех было пожаловать в городскую думу. В частности, он предложил,  как в старину, спрашивать у людей, подходящих к шлагбауму, по каким именно делам они направляются в Старый город, и взимать с них плату за проход. Предложение взимать пошлину за вход в Старую Ригу, как во времена Средневековья, вызвало смех,  но муниципальные чиновники оценили хватку и неординарность мышления молодого полицейского и стали ставить его в пример на различных совещаниях, посвященных улучшению работы служб города.

  Увидев чуть полноватого, уверенного  в себе Айвара» Артем приветливо помахал рукой.  Айвар ответил на приветствие, но , услышав телефонный звонок, направился к будке.  Артем не стал спешить и, пропустив вереницу автомобилей, осторожно перешел проезжую мостовую и остановился возле кафе «Пингвин. Повернулся лицом  к реке и полной грудью вдохнул свежий воздух, который ветер приносил с Даугавы.

   В кабине автомобиля Артем стал рассказывать, что сразу после объявления независимости купил в Юрмале похожий на развалюху двухэтажный дом, в котором, после реконструкции  живет его семья из трех человек. На первом этаже размещается холл, кухня, прихожая и туалетная комната для гостей, на втором – две спальни, офис и ванная. На стеклянной двери нашей спальни красуется «Аусеклис». Двойной крест предназначен на случай, если нежданно-негаданно в  спальню ворвутся земессарги.  «Аусеклис»  или, по-русски, «Утренняя звезда» заставит их приостановиться и одуматься. Надеюсь, после возникшего замешательства за чашкой кофе, завяжется беседа. Я быстро объясню, что к чему. Воины быстро поймут, что ошиблись адресом. Друзья резонно подсмеиваются надо мной. Я и сам понимаю, что никто не собирается ночью врываться в мой дом, но  кто  знает, что придет им в голову? У нас смешанная семья. Сын ходит в латышскую школу. Значит он латыш. Я заметил, что в смешанных семьях родным языком у ребенка становится язык матери и ближе воспринимаются латышские традиции. Если же детей воспитывает русская мать, то, скорее всего, в семье вырастит еще один русский, а если  латышка – латыш. Я доволен своей родней. Среди наших родственников имеются люди с различным социальным статусом: и академики и мастеровые. С родителями жены у меня отличные взаимоотношения.  Нам делить нечего. Теща учит меня латышскому языку, а отец, приходя в гости, с юмором спрашивает:

– В этом двухэтажном доме живут самые обездоленные люди?

Мы с женой дружно отвечаем:

– Да.

    У меня со свекром  натянутые отношения тянутся еще со времен совместной работы в конструкторском бюро. Между нами часто происходили стычки: и на работе, и дома Мне приходится иногда приходить к нему в гости.  В начале девяностых годовДайнис  после возвращения из магазина с пустой кошелкой в руках любил, выразительно глядя на меня, жаловаться домочадцам, что вот, мол, понаехали в страну мигранты, всю сметану съели, а ему, бедному, не досталось. Поскольку поблизости других мигрантов кроме меня не было, окружающие понимали, в чей огород, в очередной раз,  полетели камешки. Сцепившись, мы долго не находили общего языка. Распаляясь, я доказывал, что проработал в республике четверть века и имею наравне с ним права гражданина, на что он, чуть не плача, отвечал:

– Неужели ты, Артем, всерьез думаешь называть родиной страну, в которой проработал двадцать пять лет?

– Ничего себе?! Отрезок времени, длиной в целую жизнь, ничего для него не значит.  Удивительно.

     С давних времен мне знакомо его оригинальное мышление. Он и раньше, указывая на портрет Брежнева в газете, заговорщицки сообщал, что Генеральный секретарь  на фотографии выглядит лучше, чем до инфаркта. Тонкий, проницательный юмор и заботливая любовь проскальзывали в его суждениях, напоминая, что   он де знает, о чем говорит. Во время командировки в Казахстан, где внедрялись разработанные в КБ доильные аппараты, Дайнис остался верен себе, и находил  за пределами республики друзей по духу. Возвратившись из командировки, он объяснял, что только русские имеют отчества, а нам, латышам и казахам, достаточно обращения по имени без отчества. Трудно было прийти к согласию, в подобных спорах.  Не имеет смысла объяснять, что Авиценну уместно величать Абу Али ибн Сино, а в устах Вальки более уважительно звучит ибн Хоттабыч, чем просто Хоттабыч.

     Подобные  сравнения были не интересны  Дайнису. Артему приходилось, разыгрывая оппонента, доказывать, что у латышей и казахов, как и у всех азиатов, много общего.  Кроме отсутствия отчества, у обоих народов существовала притягательная тяга к торговле и земледелию. И те, и другие,  являясь потомственными земледельцами, на своих приусадебных участках получают  урожай сельскохозяйственных культур в два раза выше, чем на общих полях, а в торговле, оставляя в стороне языковые барьеры, им вообще нет равных. В азиатах просыпается зов предков, которые шли по Шелковому пути, а латыши, издавна, используя выгодное географическое  положение, поголовно мечтают стать своего рода мостом  между Западом и Востоком.

    Многое изменилось в республике. После объявления независимости, наметился спад работы в конструкторском бюро. Из-за отсутствия заказов отличные квалифицированные  специалисты разбежались в разные страны, как крысы с тонущего корабля. Вместе с ними ушел и Дайнис, устроившись в иностранную фирму, производящую мороженое.  Там,  кроме должности дежурного электрика места для него не нашлось. Технари, волею судеб, поневоле превращались в торговцев. Раньше каждый второй плевок с балкона рижской гостиницы, выходящей окнами на улицу, попадал в проходящего электрика. Сейчас брошенный в толпу камешек попадал в торговца. Никто ничего не производил, все только торгуют.

    Артем не был исключением, возглавляя Центр по продаже автомобилей. Он был чуток к дуновению ветра, дующего в стране, и любил послушать здравые речи. Купить за бесценок опустевшее КБ, его надоумил депутат Сейма, объяснявший  телевизионному корреспонденту, что ему быстро удалось разбогатеть благодаря совету отца, посоветовавшему скупить по дешевке пустующие в городе строения и продать их в нужное время. На покупку больших комплексов у Артема не хватило сбережений, но он  успел приватизировать дышащее на ладан КБ по остаточной стоимости, и таким образом превратился в хозяина. Ему  хотелось   поработать вместе  с умным  депутатом в бизнес-клубе, именуемым Сеймом,  но с украинской фамилией, в столь престижное заведение, путь для него был закрыт. С Украиной его связывала лишь фамилия, служившая точкой преткновения.  Артем, как умный человек, знал свое место. В  нем текло много кровей.  При получении паспорта его родная сестра стала русской, а он сам – хохлом. От украинцев  он получил высокий рост и безмятежность. Физиономия японца, повадки русского и манеры корейца, напоминали о корнях его ближайших предков. В школе его обзывали японцем до тех пор, пока мать не подсказала, что на это не следует обращать внимание и, тем более, расстраиваться. Нужно гордиться страной Восходящего солнца, обогнавшей по технологиям все развитые, западные страны. Когда в  его характере требовалось продемонстрировать такие черты, как  воинственность, он вспоминал подвиги самураев и  воинов-однофамильцев, несущихся на лошадях на защиту Киева. Когда возникал дефицит ума и рассудительности, сразу вспоминалась простая  русская бабушка, сидящая на завалинке перед своим огромном доме на возвышенности  в Красноярске. Когда необходимы были настойчивость и трудолюбие, в памяти  всплывали представители корейского народа. Генеалогическое древо воссоздавало  смешения, задолго произошедшие до его  появления на свет. Радовало, что метисы являлись   умными и красивыми людьми на земле. В его сыне от жены текла и латышская кровь. Он не предполагал, что кровь внука будет разбавлена еще  и американской кровью, поскольку сын  не видел  будущего в Латвии, изучал английский язык,  давно устремившись мыслями за океан.

   В сознании  Артема не укладывалось, что можно продуктивно работать в двух местах,  когда хлопот предостаточно с одним предприятием. Успокаивал он себя тем, что числясь в двух местах одновременно, можно  шагать в ногу со временем и удваивать капитал. Дайнис, услышав о покупке КБ, в котором раньше работал, заторопился  с предложением начать новую исследовательскую тему. Всю жизнь он с успехом занимался доильными аппаратами, основанными по принципу создания вакуума, которые пользовались успехом в Прибалтике, на Украине и в Средней Азии.  Его стремление продолжить разработки, было понятно. Однако, Германские доильные аппараты повсеместно вытеснили отечественные установки. Требовалось новое мышление. Тогда у Дайниса  появилась идея фикс о  перспективной разработке доильного аппарата для хуторов, основанного на  принципе пальпации. Мерещилось, что хозяйке небольшой фермы нужен аппарат, основанный на традиции сжимания вымени коров и последующего оттягивания соска. Осталось дело за малым. За выделением средств на создание опытного образца он обратился к Артему, как к спонсору, представив график возврата вложенных денег и получаемой прибыли с проекта и таблицы, удостоверяющие надежность функционирования установки. Дайнис опоздал. Реализация безумных идей закончилась. Лет двадцать назад научный совет мог проголосовать за проведение самых нелепых исследований. Артем лишь посмеялся над предложением и попросил грант с денежным обоснованием, без которого он не стукнет и пальцем об палец.  Дайнис получил отказ.  Артем  давно уже не делал бизнес с родственниками и не давал денег взаймы. Он уже сталкивался с друзьями –  родственниками,  которые подводили его. Их действия не поддавались контролю, а при подходе сроков, по которым необходимо расплачиваться за векселя, они  только разводили  в стороны руки и на свою  защиту подключали близких знакомых.  Он давно уже решил, что лучше иметь дело с партнерами, не связанными родственными узами.

   Услышав повествование Артема, Михаил воспринял его как предупреждение  об отсутствии дел с родственниками. Он не помышлял занимать в долг у вновь появившегося родственника и постарался отбросить и в будущем подобную затею. Перед ним постепенно вырисовывался портрет Артема,  беспечно  выбрасывающего в ресторане сотню латов, и не желающего давать взаймы и половины. Щедрость расплаты в ресторане подкупала. Михаил и сам любил рассчитываться за других. После того, как Артем высказался, что почти нашел покупателя конструкторского бюро и скорее всего вскоре продаст комплекс новому владельцу, которому нужны не мозги, а определенное количество квадратных метров производственных площадей для установки оборудования для разлития воды с выжимками сока  в бутылки, непотопляемость Артема в глазах Михаила укрепилась.

– Лично я меняюсь вместе с окружением, но не в такой степени, как ты,– высказался Михаил.– До перестройки ты числился директором предприятия. Чтобы стать директором, следовало состоять в рядах партии и исправно ходить на собрания, которые для меня невмоготу. При объявлении независимости страны ты вычерчиваешь на двери «Аусеклис», а при необходимости контактируешь с бандитами. Твоя приспособляемость удивительна.

– Жизнь диктует, где быть, и c кем вести дела. Ничего противоправного я не совершаю,– с некоторым раздражением, будто его в чем-то уличили, ответил Артем.– Ты, занимаясь наукой  при любой формации остаешься неизменным, самим собой, что вызывает уважение. Не будем искать, кто прав, кто виноват. Жизнь нас рассудит.

   По его уверенному  тону, нетрудно было догадаться, кого он считает правым, хотя нотки сомнения  присутствовали.

   Встреча заканчивалась. Артем, поделившись  жизненными наблюдениями, пригласил Михаила  в гости, чтобы ближе познакомить с семьей.

     Артем перешел вместе с Михаилом улицу и пожал протянутую руку Айвара, который пригласил его в будку переговорить, где было, как казалось, сподручнее с глазу на глаз  расплатиться за стоянку.

– Как отец?– спросил Артем.

– Пропадает на огороде,– ответил Айвар.– Говорит, бросил бы работу и сидел бы на огороде, если бы имел пятьсот долларов в месяц.

– Ну, за эту сумму надо пахать и пахать… Он мне рассказывал, что после объявления независимости республики латыши начнут ездить на лошадях, удить рыбу и заботиться о чистоте Латвии. На самом деле выявись  коррективы… Скажи ему, что у меня в торговом центре освободилась должность начальника склада покрышек. Пусть позвонит, если захочет сменить работу.

– Я предвижу причину несогласия. На складе совсем потеряется  квалификация электрика, о которой он постоянно печется.

– Пусть не беспокоится. Разница между дежурным электриком и начальником склада велика. На складе покрышек зарплата намного выше, чем простого электрика, а электрическая часть технически сложного объекта, начиная с сигнализации и кончая автоматикой передвижения товаров, представлена на складе в достаточном объеме. Пусть подумает.

– Я обязательно передам…

   Артем стал прощаться. Ивар и Михаил, встретившись в первый раз, тоже пожали друг другу руки.

 

ПРИЮТ

  Группа отдыхающих, прибывших по путевкам в Болгарию, заканчивала ужин. Ресторан, обслуживающий туристов, опустел.  Официанты убирали грязную посуду, меняли скатерти и ставили новые приборы, готовясь к приёму вечерних гостей, обслуживание которых осуществлялось по заказам,aстало быть, с большим уважением и чаевыми. За одним из столом сидели Михаил с Катей, студентка Альвина и ее тетя Ника, закончив ужин, не торопились расходиться. В ответ на запись с благодарностью о чутком  обслуживании, оставленной накануне Катериной, директор ресторана Цоев выразил желание лично познакомиться с людьми, написавшими лестный отзыв, занесенный в книгу пожеланий. В конце ужина официантка попросила их не расходиться, сообщив, что босс прибыл в ресторацию и появится с минуты на минуту. Отдыхающие сидели и болтали, пока не появился импозантный болгарин пожилых лет. Ему подали стул и он достойно, как само собой разумеющееся, попросил обслуживающий персонал сверх вечернего ужина  принести бутылку вина, легкую закуску и фрукты.

   Сдвинув звенящие бокалы с искрящимся белым вином, собравшиеся подняли фужеры и произнесли тост»За дружбу народов».

– Раньше,– отметил директор ресторана, свободно говорящий на русском языке,– приезд группы из России отмечали с помпой, а сейчас в Софии накаляются страсти. Одни кричат одно, вторые требуют другое, а третьи предлагают ограничить приезд русских на курорты и открыть западные границы. Болгары, живущие на побережье и связанные с туристическим бизнесом, более скромно встречают русских, но продолжают их чтить, помня о большой прежней дружбе. Национальная политика еще не коснулась курортных городов. Завязалась ничего не значащая беседа. Михаил, слушая собеседников, в действительности, их не слышал. Он имел собственное мнение о болгарах и их отношению к России, которое вряд ли кого интересовало. Вспомнилось последнее собеседования перед поездкой на курорт, на котором прозвучало напоминание, что нельзя в Болгарии распевать песни, затрагивающие ее интересы. В качестве примера председательствующий пропел:

   Хорошо, что напомнили, а то Михаил совсем забыл песню, распеваемую в пионерском лагере. Петь непотребные куплеты, задавать бестактные вопросы и вспоминать прошлое – возбранялось. Зачем напоминать, что Россия освободила Болгарию от турецкого ига? Следом началась неподдельная дружба, а во вторую мировую войну болгарские войска вместе с гитлеровскими оккупантами пошли в сторону Москвы. Позже, Болгария чуть ли не вошла шестнадцатой республикой в Союз, а в наши дни политики на площадях Софии выступают с предложением снести памятник Алеше, «Болгарии русскому солдату», якобы препятствующему открытию одних ворот и закрытию других. Неизменным в Болгарии остается  лишь вечное Черное море и желтый золотистый песок, покрывающий побережье.  Волны, не оставляя следов, тысячелетиями омывают берега, которыми не перестают восхищаться целые поколения людей.

  Михаил отвлёкся, потеряв связь с сидящими за столом людьми. Кричащий фальцет Ники, поблагодаривший, в лице директора, коллектив ресторана за отличное обслуживание вернул его к происходящим событиям. Произнесенные слова сухо повторили сделанную запись в книге отзывов, о существовании которой она не догадывалась до сегодняшнего вечера. Директор еще раз поблагодарил за столь лестный отзыв о работе, объяснив, что благодарности посетителей мало что значат, но их периодическое появление положительно воспринимается инспектирующими организациями. Господин Цоев предложил отдыхающим остаться на несколько часов за столом, за которым они сидят, чтобы насладиться вечером и, пожелав успеха, удалился. Вместе с ним поднялась и студентка Альвина, увидев в дверях высокого полного юношу с короткой стрижкой, держащего в руках дорогую лампу, разрисованную яркими, восточными цветами. Стремительно, как  порыв ветра, она бросилась к нему в объятья.

– Посмотрите, с какой радостью она бежит навстречу,– сказала тётя Ника. – Вчера вечером, когда вы отделились от группы, у нее было совсем другое настроение. Нас увезли на пароходе в какую-то дыру и показывали бесплатный концерт казахского ансамбля. Дикие пляски, как и все советское искусство,  раздражали Альвину и меня. С середины представления мы ушли из освещенного зала в темень и кое-как добрались до бара  гостиницы, где не нашли ничего интересного. Всюду был  смрад от табачного дыма. Продолжительное время мы уныло стояли с бокалами в углу бара и с отвращением пили дешёвое красное вино, напоминающее  теплую кровь. Лишь к концу вечера счастье улыбнулось нам, когда появился ухажер, поднявший нам настроение и скрасивший существование. Альвина ожила. Полилось шампанское. Мальчик старался выглядеть щедрым и увез нас в ночной клуб.

   Михаил взглянул на ухажера Альвины, не понимая, чем ее мог прельстить  новый друг. В группе имелись мужчины интересней, но дело видимо было не в красоте и стати, а в финансовых возможностях. Он вспомнил вопрос Альвины на собеседовании, прозвучавший весьма странно.

– Будут ли в Болгарии иностранцы?– спросила она.

– Все болгары для нас  иностранцы – прозвучал компетентный ответ.

    По скривившимся губам молодой женщины проскользнуло разочарование. Стало ясно, что ответ не удовлетворил ее. Однако уточняющего вопроса не последовало. Альвину интересовали не какие-то иностранцы, а иностранцы с твердой валютой. Михаил много слышал о профессии, в которой девицы получают удовольствие за деньги, но сидеть с их представительницами за одним столом ему еще не доводилось.

– Что изучает Альвина?– спросил Михаил.

– Иностранные языки.

– В каком институте она учится?

 Ника рассмеялась

– Она такая же студентка, как я её тётя. Перед поездкой в Болгарию мы договорились  о том, что  она представляет меня тетей. Чтобы избежать излишних вопросов о разнице в возрасте двух женщин, державшихся постоянно вместе, мы представляемся родственниками.

– Вас, как и ее, интересуют мужчины?– спросил Михаил.

– Разумеется. Расставшись с мужем, я осталась одна и, естественно, находилась в поиске мужской половины, проще сказать мужиков. Учитывая возраст, Альвина имеет передо мной преимущества. Я же, имея богатый опыт,  наставляю ее.

– Вы ее осуждаете?

– Осуждаю?.. Поддерживаю, прежде всего в том, что она общается исключительно с иностранцами.

– А чем занимаетесь вы?-спросил Михаил.

– Чем я только не занимаюсь… Много лет стояла за стойкой, барменшей… Хлопотная работа требовала затраты многих сил и пришлось снизить обороты. С годами  мой дом превратился в склад, в котором я сижу и принимаю посетителей. Формально, я  не отношусь к тунеядцам и за меня на предприятии работает моя трудовая книжка.  На самом деле я тружусь, как пчелка, в поте лица и жужжу над лежащими в доме товарами, прежде чем развести их по точкам.

  За стойкой бара ресторана  Ника заметила знакомую..

– Пришла барменша, с которой мы договорились встретиться – пояснила Ника.

    Она прервала разговор и, с грохотом отодвинув стул, поднялась. Её необъятное тело, будто надутое насосом, топорщащееся во все стороны, зашевелилось  и пришло в движение. Навстречу ей шла моложавая женщина в белом переднике, с белым кокошником на голове. Официантка отвела Нику в укромное место, в угол, и стала, размахивая руками, что-то объяснять. Выслушав все за и против, не менее агрессивно, выступила и Ника. Придя к консенсусу, товарки, успокоившись, довели до логического конца обоюдовыгодную сделку. Оставшись одни, Петровы решили воспользоваться предложением директора остаться на вечер в ресторане, в котором ужинали. Чтобы немного освежиться и привести себя в порядок, Катерина в сопровождении мужа отправилась в туалетную комнату. Возвратившись назад, Михаил застал сидящую за столом Нику, довольную результатами переговоров.

– У меня заберут разом товар, привезенный из Риги, что очень удобно,– сообщила она.– Теперь появляется проблема: как под проценты сбыть кому-то из туристической группы вырученные доллары,  чтобы не светиться на границе и возвратить их дрма. Иначе не оберешься хлопот.

   Михаил провез в Болгарию две бутылки водки, которые тут же реализовал. Взятые с собой, по разрешению властей, тридцать рублей улетели в первый же вечер. Японские часы, его гордость, по дешевке были проданы уличному торговцу. На следующий день Михаил увидел их среди прочих товаров на мостовой в ногах болгарина. Стоимость продаваемых часов взлетела вдвое, что было не удивительно. У Михаила возникло желания  ежедневно прогуливаясь по главной улице, именуемой местным  Бродвеем, и понаблюдать, когда они уйдут с молотка. Валюта, взятая у Ники, не помешала бы ему достойно провести время на Золотых песках.

– Одолжите мне 200-300 долларов,– предложил он свои услуги Нике,– я возвращу их с процентами после пересечения границы.

– Ты не вызываешь доверия,– отрезала Ника.– С тобой много хлопот.Вот, например, Катерина, может получить любую сумму.

– Почему она может, а я не могу?

– Она баловень судьбы, а ты не стоишь её.

– ?

  Ответа, на не заданный вопрос,  не последовало. Довольно спорно выглядел вопрос: стоит ли он Катерины и чего он вообще стоит? Ему достаточно было того, что он не чаял в жене души. Михаил вспомнил их первую встречу. По туристической путевке он с другом прибыл в Киев, в начальный пункт туристического путешествия по Днепру. Находясь навеселе, друзья,  въехав в гостиницу, за тускло освещаемым столом заполняли анкеты. Мимо них  к портье прошла Катерина, взяла ключ и направилась в свой номер.  Друг Михаила  оторопел.

– Прошу повторить,– бессвязно произнес он, имея желание вновь увидеть, проходящую мимо Катерину, в то время, как Михаил мысленно встал и пошел за ней.

   Он  до сих пор продолжал идти вслед за ней.

– Что он может дать ей? – удивлялся он. – Только себя. Он готов просидеть всю жизнь над книгами, разрабатывая новые технологии и схемы, при этом постоянное хождение Катерины перед ним или молчаливое занятие в комнате – приветствовалось.

    Во время первых дней знакомства, на отдыхе, Катерина послала телеграмму своей лучшей подруге, проживающей в Риге. Немного позже, при близости, Михаил попросил рассказать о содержании краткой телеграммы, посланной с Украины.

– Я писала,– ответила Катерина,– что встретила свою судьбу.

    Так Михаил стал судьбой женщины, сделавшей серьезное заявление.

– А на что ты согласен ради меня?– спросила Катерина.

– На все,– ответил Михаил.

   Он готов был отдать себя ей безраздельно.

   Рассуждения о прошедших днях не оставили Михаила равнодушными к беседе за столом и не оборвали связи разговора, с сидящей напротив Никой.

– Не понял,– сказал Михаил,– что вы имеете в виду, говоря, что я не стою ее?

– И не поймёшь никогда,– ответила Ника.– С внешностью восточной красавицы Катерина имеет власть над мужчинами. Они могут дать ей то, что в не состоянии дать ты. Как бы не старался,– добавили она после секундной заминки.

    Взаимоотношения супругов мало интересовали ростовщицу. Куда больший интерес представляли деньги. О них и заговорил Михаил.

– Мы с ней одно целое, – сказал он,– и не имеет значения, кто из нас выступит заемщиком. Я возвращу любую сумму, которую займет она.

– В случае неуплаты твоего долга появятся ненужные хлопоты по возврату денег,– пояснила Ника.– С Катериной другое дело. Мне знакомы ее болевые точки и имеются рычаги, как получить свое с процентами. Я найду способ, как возвратить деньги, если будет просрочен платеж.

– Что вы сделаете в случае задержки?

– Схема накатана. Для начала ей позвонят и вежливо напомнят о долге, который попросят погасить. Если она начнет упорствовать, к ней придут домой или пригласят на переговоры. Есть и другой вариант: как бы невзначай, я приглашу ее в гости для серьезного разговора.

– Я непременно приду с ней.

– Хорошо, что предупредил о своем намерении. Мало ли что можно ожидать от тебя. Чтобы исключить эксцессы, я подстрахуюсь и приглашу на посиделки двух парней, которые, не участвуя в разговоре, будут сидеть в другой комнате и пить кофе с коньяком, который рекой льется в моей квартире. Выпивка в серьезных разговорах –  норма жизни. В случае буянства, они придут на помощь и утихомирят твои порывы, а если мы договоримся, то они мирно присоединятся к нам и выпьют чай с бубликами. Вы увидите, что мои ребята интеллигентные люди. Жесткими они становятся только во время изъятия  денег. Это их работа, а работу следует выполнять четко и квалифицированно. Если мы не договоримся, разговор будет коротким. Поскольку Катерина писала расписку, ее отвезут в лес, посадят на муравьиную кучу и начнут вести задушевный разговор. Для острастки надрежут губу или отрежут ухо и бросят кусок тела на съедение муравьям. Дальнейшая беседа, как показывает опыт, протекает гладко.

– Стоит ли издеваться над людьми ради паршивых денег?

– Стоит. Еще как стоит. Чтобы было неповадно другим, надо учить людей,– сказала Ника,– а если деньги такие паршивые, то отдай их мне.

   Рассуждения Ники вызывали отторжение и наводили тоску. Слышать нравоучения не хватало сил. Общаться с ней и тем более появляться в ее квартире Михаил не собирался.

– Я не желаю пить чай с бубликами в вашей квартире,– подытожил он.

– Ты не захочешь, а Катерина воспитанная, она придет, выпьет чашку чая и в конце задушевного разговора выслушает душераздирающие истории.

   Михаил не пожелал оставлять Катю  с ростовщицей и бандитами наедине.

– Тогда я тоже останусь,– сказал он.

– Как хочешь. Один из парней любит рассказывать, как он требовал возврат денег в сумме пять тысяч долларов у клиента, сидящего голым в лесу на муравьиной куче. Спрашивая долг, он не назвал суммы и в результате получил больше, чем ожидал. И все потому, что допрашиваемый чувствовал за собой больший должок. Я люблю рассказать, как хожу на базу за контрабандными сигаретами, подлежащими уничтожению, и как передо мной расступаются конвоиры, а я, удовлетворенная их поведением, забираю товар. Свободный проход к коробкам мне организует главный таможенник, мой кавалер.

– Он многим рискует.

– Подумаешь… Мужчина есть мужчина.  Кабели одним миром мазаны. Не расстреляют же  его. Ну, отстранят от должности или отправят на пенсию. Всегда появится кто-то другой. Я достаточно богатая женщина и подумываю над тем, чтобы содержать молодого шофера и не таскать самой коробки. Как модно сейчас говорить, я представляю работу и создаю рабочие места. Общество должно быть мне благодарно. Пусть мальчик развозит товар по точкам в парикмахерские и рестораны. В свободное от работы время, он может свозить меня на нудистский пляж или в престижное заведение. В скором времени я намереваюсь переехать в Германию, которая надругалась над моей нацией. Пусть искупит вину за совершенные злодеяния. Говорят, что в Германии можно жить безбедно на пособие.

    Михаил слышал о массовом переселении евреев из Латвии в Германию и не плохом их обеспечении на новом месте.

– Если не будете работать, то можете получать пособие, которое достаточно для пропитания и житья,– сказал он.

– Я не собираюсь работать.

– В Германии почетен труд и там не уважают бездельников. Немцы любят порядочных и трудолюбивых граждан.

– Мужская половина немцев любит молодых женщин,– сказала Ника. Ее высказывание

прозвучало как возражение. – Я не исключаю появления в моих апартаментах гостей. Надеюсь первой увидеть племянницу Альвину,которая будет счастлива,что в Германии живут одни иностранцы. Пусть сидит с достойным господином в моей квартире и воркует. Да я и сама готова пройти вечером перед гостиницей интуриста в белоснежных одеждах. С оставляемой квартирой в Риге я не вижу хлопот. В одну из комнат сгружу вещи, а две оставшиеся, сдам постояльцам и стану два раза в год приезжать за выручкой.

  Михаилу вспомнилась  французская кинокомедия, в которой, в начале второй мировой войны, молодые француженки, во время прогулки, попали под бомбежку. Улица разрывалась от снарядов, сбрасываемых пикирующими  «мессершмитами». Кто-то, объятый ужасом, непроизвольно закричал:– Ложись! Тут же последовала  команда  властной  наставницы, давшая  указание ложиться только за деньги. Кинофильм искрился юмором, а Ника, в противоположность  юмору кинокартины, воспринимала жизненные ситуации всерьез. Интересно, видела ли она  этот фильм? Если бы она снималась в кино, то, будучи бандершей, закричала бы, что ложиться следует только за деньги с твердой валютой.

  Беседа с Никой для Михаила превращалась в испытание. Он не хотел ее видеть  и слышать, и перестал реагировать на речевой поток. Вскоре слова женщины иссякли.

   На горизонте появилась Катерина в бежевой облегающей кремовой юбке, такого же цвета кофточке и с тонированным платочком, повязанным на шее. Михаил представил её в длинным роскошном бежевом платье,  греческого стиля, с оголенными плечами, идущей с драгоценностями к старьевщику. Она и в прежней жизни, определил он, легко расставалась с нажитым. Ему захотелось уберечь её от получения денег, кажущихся легкими. Продефилировав между столиками, Катерина опустилась на стул. Ника, дождавшись ее прихода, удалилась. Михаил попытался предупредить любимую о надвигающейся опасности, и попросил не брать денег взаймы у ростовщицы.

– Ника с местной официанткой,– сказал он, стараясь выглядеть  небрежным,– сделала гешефт и у неё появилась валюта, которую необходимо сбыть, чтобы возвращаясь домой, без осложнений пересечь границу. Если она будет предлагать в долг доллары, не бери их.

– Я уже взяла в долг необходимую сумму с 10 процентной надбавкой в месяц, необходимую для подарков родственникам и друзьям. Сумма небольшая и я сумею возвратить долг первый же месяц после возвращения в Ригу.

– Больше  денег у неё не бери. Лучше потерпеть неудобства, чем попасть в зависимость к особе, занимающейся ростовщичеством.

 

ОСТРОВ РОБИНЗОНА

   В программе организаторов развлечений числилось мероприятие, касающееся посещения приезжей группой острова Робинзона, добраться до которого можно было исключительно морским транспортом. После завтрака, прогулочный катер, рассчитанный на 20 человек, стоял на пристани и ждал отдыхающих.

Михаил, отправившийся в гостиницу за забытыми плавками,  при возвращении спешил к пристани. Шагая по пляжу, он увидел обнаженную Нику c распущенными рыжими волосами, которая развернулась и пошла в его сторону. Она. как судно с выставленными грудями, напоминавшими орудия, приготовилось к бою. Михаил дал крен, чтобы не столкнуться с препятствием, и ушел в сторону до того, как Ника увидела его.

  Катерина встретила мужа у трапа и, повертевшись перед ним в знакомом белом платье, выглаженным накануне, спросила:

– Я тебе нравлюсь?

– Нравишься, как всегда,– ответил он.– Я без ума от тебя!

   Еще бы она не нравилась! Взяв за руку, он шагнул с ней на судно. По сигналу капитана были отданы швартовы.

  Началось приключение. Скорость не превышала пять узлов. Держась за борт, отъезжающие прощались с берегом. Их было не много. Всего одиннадцать человек из группы, численность которой была близкой к двадцати. Альвина и Ника остались загорать на пляже. Для них поездка кроме лишних хлопот  ничего не сулила, поскольку на диком острове отсутствовали иностранцы. Присутствующие не заметили их отсутствия. Без них было даже лучше. На катере стало больше  свободных мест. Свежий морской воздух обдувал тела Робинзонов, навивая несбыточные грезы о морских путешествиях. В чистой воде моря на глубине просматривались большие белые медузы со зловещими синими вкраплениями в середине тела, напоминающие белую шапочку с болтающимися щупальцами. Все одноклеточные гиганты двигались в одном направлении по своим законам. Насмотревшись на воду, путешественники расползались по палубе. Катерина, облокотившись на мужа, села рядом, беспечно наблюдая, что творится за бортом. Её волосы коснулись головы Михаила. Он нагнулся, вдохнул воздух и понюхал волосы

– Чем пахнут?– спросила она.

– Лесом,– определил Михаил.– Твои волосы пахнут знойным лесом.

  Катерина прижалась к нему.

– Ты знаешь, как меня называли в детстве?– спросила она.

– Знаю,– ответил Михаил.

– Как?

  Она повернулась к нему и заглянула в глаза.

   Михаил стал лихорадочно думать, представив худенькую девочку, подающую большие надежды. Ее звали Катериной, Катей, а могли обозвать Катькой, что несовместимо с ее обликом. Сверстники должны были уважать молодую особу. Вряд ли кто осмелился   назвать ее Катькой, позволив непростительную вольность или фамильярность. Оставалось заострить внимание на прозвище котик. Котик с хитренькими глазками и большими тяжёлыми лапами, которые могут сильно стукнуть. Скорее она походила на большую кошку, на подрастающего тигра, только черного. В ней видели пантеру, черную пантеру, которую в мультфильме «Маугли» звали Багирой.

   Михаил удивился скорости мысли. Прошли доли секунды, а мысли проделали большой путь. Утверждают, что вначале было слово. На самом деле не слово, а мысль. Слово, сказанное без смысла, похоже на бессмыслицу. И если первым было слово, то оно появилось от божьей мысли.

– Тебя называли Багирой,– сказал Михаил.

– Правильно. Багира – одно из моих детских имен. Как приятно, когда кто-то может предугадывать имена и события.

   Катерина, удобнее устроилась на баке и  доверчиво положила голову на грудь мужа. Морской пейзаж не надоедал. Но из-за жары даже не хотелось разговаривать. Хорошо было бы,  как в старинные времена, идти под парусом,  не слыша шума мотора. Тогда бы лучше, наверное,  ощущалось величие моря. Впрочем, плыть на катере, тоже было  не плохо. Насмотревшись  на красоты на берегу, Михаил закрыл глаза и погрузился в приятную дрёму.

   Вскоре  капитан катера дал гудок, возвещающий о скором причале. Матрос поднял с палубы канаты и приготовился выбросить их на берег. Группу прибывших, высыпавших на остров Робинзона, приветливо встретил пожилой мужчина, одетый в черные брюки шестидесятых годов, ссуженные снизу в трубочку, видимо, это были брюки, вытащенные из сундука. На нем была  белая расшитая рубашка и красная куртка. Держа в руках  аккордеон,  он  повел приезжих к простенькой эстраде, состоявшей из деревянного настила и нескольких, стоящих полукругом,  скамеек. Пригласив слушателей сесть, аккордеонист подобрал мелодию  и запел приятным баритоном на болгарском языке. Во время пения к эстраде подошли еще две группы с двух пришвартовавшихся прогулочных катеров. Голос певца покорил публику, которая громкими аплодисментами встретила завершение выступления. Музыкант раскланялся, сел на стул и начал неспешно рассказывать свою историю:

– Сорок лет проработал руководящим работником на железной дороге и считал, что жизнь удалась. Лишь выйдя на пенсию, понял, что такое призвание и как прекрасно  распевать песни и слышать аплодисменты. Мне нравится выступать. Я с удовольствием спою с кем-нибудь из вас на два голоса или послушаю, как поете вы. Каждый может показать свой талант. Не стесняйтесь! Прелесть острова Робинзона состоит в том, что на нашем необитаемом острове можно, вслушиваясь в свой голос, петь и представлять себе то, что хотелось бы услышать. Роль Пятницы у меня выполняет внук, прибывший на летние каникулы, который покажет вам забавные игры. Скоро он появится.

  Развернув меха аккордеона, он запел «Подмосковные вечера», песню, знакомую всем присутствующим. Ему начали подпевать. Получилось хоровое исполнение. За одной песней полилась вторая, третья. Появившийся вскоре мальчик, представленный Пятницей, сбросил на землю кипу мешков, висевших у него за плечами,  и предложил игру «Бег в мешках». Смельчаки, засунув ноги в мешки, неуклюже и забавно  передвигаясь, поскакали к финишу, находящемуся в двадцати метрах от старта. Затем организаторы  устроили следующее состязание. На первую скамейку легли трое мужчин. Положив одну ногу на другую и задрав штанины, они стали, на спор, громко, читать статьи, напечатанные  в газетах. Стоявшие над ними женщины выступали арбитрами. После прочтения газет компетентное жюри неожиданно назвало победителя, имеющего… самый густой волосяной покров на ногах. Забавные игры продолжались. Ради того, чтобы отдохнуть, подурачиться  и повеселиться отдыхающие и прибыли. После проведения еще двух смешных утех, массовик пригласил присутствующих на обед. Для каждой группы был накрыт отдельный стол. Шумно усевшись, «робинзоны» приступили к открытию бутылок вина. Когда принесли фрукты, массовик предложил еще немного посоревноваться и выявить лучший песенный стол. Выявив певчие таланты  и вдоволь накричавшись, островитяне закончили трапезу.

   Михаил, сидевший на краю стола, стоящего  у побеленной ограды, неожиданно поднялся. Он постоял перед белой стеной и вскинул руки. Там, за ней, неопределенно, где именно, в оркестровой яме находился симфонический оркестр, внимательно следящий за его руками. Михаил постучал воображаемой режиссерской палочкой по воздуху и вскинул руки, которые задвигались сами собой, помимо его воли. Он не понимал, что происходит. По стихнувшим за спиной разговорам почувствовал, что люди, сидящие за столом, перестали жевать и устремили на него взгляды. Профессионализм никогда никого не оставлял равнодушным. Руки, как заводные, продолжали двигаться, руководя оркестром. В нужный такт приглушались одни и вовлекались новые инструменты. В одно мгновение, чувствуя неестественность положения, Михаил решил прекратить представление, но, обернувшись, поймал внимательный взгляд Катерины и переменил решение. Не имело смысла прерывать чудо. Пусть все идет, как идет. Когда еще снизойдет вдохновение, которым можно удивить. Если бы во время концерта  непроизвольно задвигались руки у знаменитого дирижера, то публика,  неистовствуя от восторга, услышав льющуюся мелодию, посчитала бы, что его посетила муза и причислила к гениям, а в следующем номере газеты появился бы восторженный отклик на выступление, покорившее публику. Для Михаила, человека, никак не связанного с концертными выступлениями, продолжавшиеся движения рук казались странными. Он  не в силах был повторить их или запомнить. Не знал он также, какое произведение исполняется. Впрочем, это не важно! Связанные с ним оркестранты знали, что исполняют, и воодушевлены были тем, что их снова собрали вместе и их дирижер опять среди них. И не важно, что музыка многим была не слышна. Михаил совершенно перестал следить за своими руками, которые лучше его знали, как жестикулировать. По и движению можно было предположить, что он руководит большим оркестром. Где-то в конце исполнения произведения, его правая рука непроизвольно ушла далеко вправо и там, на высоте, выписав пальцами замысловатый крендель, вернулась назад. Еще раз удивился Михаил, когда, привлекая чье-то внимание, пошевелившаяся рука встряхнулась и спокойно задвигалась, удовлетворенная игрой слаженного оркестра. В завершение Михаил энергично повертел рукой перед собой, поднял наливавшиеся тяжестью руки вверх, и резко опустил вниз. Исполнение завершилось. Послышались нестройные хлопки за спиной. Некоторое время он стоял перед белой стеной, кланяясь и прощаясь с оркестрантами. Следовало прийти в себя. Под аплодисменты зрительного зала он повернулся к людям, сидящим за столом, и сел на свое место, находясь, все еще, под влиянием случившегося.

   Интересно, что он исполнял и встречался ли когда-либо с оркестрантами, к которым испытал нежные чувства? Или в проявившемся чуде повинна болгарская земля, где нередко жители начинают говорить на непонятных языках? Здесь же рождаются целители и всевидящие. Он прижался к Катерине, соприкоснувшись с лежащей на столе рукой, как будто этим можно было ответить на все вопросы, могущие возникнуть у него или у неё в голове. Перед собой, на столе, он увидел маленькое зеркальце, вынутое из знакомой сумочки в цветочках, обычно находящейся в дамской сумочке желтого цвета.

– Были ли у меня в прошлой жизни приятные минуты, cпросил он, обращаясь к волшебному зеркальцу.

    Михаил нагнулся и увидел несколько измененные, искрящиеся, улыбающиеся глаза и весело расходящиеся веером морщинки у глаз.

– Были, ответило зеркальце.

 Катерина высвободила руку и потянулась к зеркальцу. В ее правой руке появилась сумочка в цветочках. Появление туалетной сумочки означало окончание обеда. Начался обряд приведения в порядок рта с помощью губной помады. Оставалось только наблюдать, как в кино, за изящными манипуляциями. Катерина вытянула длинную шею, заострила подбородок, подала чуть назад копну волос, на прическу которых по его понятиям была затрачена утром уйма немыслимого времени. В поднятых, слегка вьющихся волосах, как знамя, развивались красные полоски, стягивающие волосы. Смотрясь в поддерживаемое левой рукой зеркальце, лицо Катерины застыло. Губная помада, поддерживаемая правой рукой, приступила к важному мероприятию. Видя, что за Катериной наблюдают, ее движения выполнялись особенно тщательно. Вначале выкрасилась выпяченная нижняя губа, а затем верхняя. То, что женщины красят губы, Михаил подозревал и ранее и, не однажды видел, как они мастерски, почти не глядя в зеркало, делают привычные законченные движения. На самом деле, оказывается, к нанесению первого слоя губной помады следует относиться очень серьезно и ответственно. С улыбкой Михаил ждал второго акта, когда первая губная помада окажется в сумочке и из неё извлечется новая, другого цвета, нужная для окаймления черт губ.

   После обеда отдыхающие, предоставленные самим себе, расположились под зонтиками на пляже. Нетерпеливые пловцы бросились в море. Большинство же туристов, улегшись на подстилки, начали принимать солнечные ванны и лишь после этого отважились искупаться. Позагорав минут пятнадцать, Михаил и Катерина присоединились к купающимся людям. Катерина боялась воды и, как только почувствовала отсутствие дна под ногами,  поспешила к берегу. Михаил, не теряя её из виду, долго плавал. Отплыв на приличное расстояние, он качался на волнах и не торопился возвращаться. Собственно, ради того, чтобы побарахтаться в теплой воде, понюхать море, беззаботно подышать воздухом и поесть фруктов, он и приехал в отпуск. Зачем лишать себя удовольствия? После получасового плавания он поплыл к берегу. Полежав на берегу, Петровы беспечно пошли по берегу моря. Его рука покоилась на ее плече, а её рука, заброшенная за спину, удобно расположилась на его талии. Обнявшись, они представляли одно целое. Возникшая загадка, кто на ком висел, была не разрешима. Им так было удобно. Нагулявшись, они направились к центру безымянного острова, где, согласно рисункам художников, рисующих маленький необитаемый остров, должна была стоять единственная банановая пальма. Не доходя до неё, им встретилась чистенькая опрятная старушка с кошелкой в руках, которая остановилась перед ними. Пара в ожидании  затихла.

– Я вижу влюбленных,– сказала женщина.– Берегите свою любовь. В жизни встретится много завистников, которые хотели бы разрушить ваше единение, но пока вы любите друг друга, никто вам не страшен. Живите вместе. Бог вам в помощь.

 Она перекрестила обнявшихся молодых людей и пошла своей дорогой.

Катерина и Михаил стояли, не решаясь шелохнуться. Они понимали, что встретили не просто старушку. Их благословила Богиня Любви в образе старушки, которая появилась неизвестно откуда и ушла, неизвестно  куда. Наполненные встречей и безмолвием, они возвращались к берегу моря.

  Массовик собирал людей, для отправки на материк. Монотонный голос, вспомнив свою прежнюю работу на железнодорожном транспорте, призывал поспешить, объясняя, что по техническим причинам другого судна не ожидается и назад пойдет  единственный катер, на котором всем следует уместиться. Гудок возвестил об отходе последнего транспортного средства. Отдыхающие в сутолоке стали возвращаться на корабль. Держась за руки, Катерина и Михаил, взошли на судно в числе последних пассажиров. Памятуя о том, что лучше в тесноте, но не  в обиде, они  протиснулись к носовой части судна. Они воспринимали, как должное, выпавшее счастье находиться вместе, когда брели, обнявшись, по безлюдному острову Робинзона и когда находились на кораблике, идущим к необитаемому острову или возвращающемуся в цивилизацию. Это и было счастье, счастье находиться рядом.На некоторые неудобства не стоило обращать внимание. Солнце на закате, опускаясь к морю,  светилось угасающим пламенем. День прощался, предвещая наступление сумерек. Видя огни отеля, группа с чувством удовлетворения отметила, что во время поспевает к ужину. Предстоящая беседа за накрытым столом и свет зажженных люстр в ресторане манили проголодавшихся на воздухе людей.

 

ТРЕХПАЛУБНЫЙ КОРАБЛЬ

   После завтрака Михаил лежал на кровати в гостиничном номере. Рядом суетилась Катерина, собираясь в город. На прощанье она сказала:

– У тебя имеется возможность поваляться и подремать, а меня подгоняет время. Подходит очередь в парикмахерской при гостинице, где меня ждут. Через час встретимся у входа ближайшего торгового центра.

   Она направилась к встроенному шкафу, расположенному в малюсеньком коридоре напротив туалетной комнатой. Михаил невольно проследил, как переодевается жена. Снятый халатик перекочевал в открытый шкаф. В руках появилась белая юбка, одеваемая через голову, которая под собственным весом пролетела через поднятые вверх руки и застыла на бедрах. Расшитый пояс  укрепил её на талии. Следом рука  потянулась  за блузкой .

– В чем бы ты хотел меня видеть?– последовал стереотипный, часто повторяющийся вопрос, всегда ставивший в тупик Михаила перед ее выходом в люди.

– В платье,– сказал он, не придумав ничего нового.

    Платья нравились ему больше, чем юбки, о чем он не раз высказывался.

– После прогулки по городу нас ждет ланч. Вечернее платье я одену к ужину,– пояснила Катерина, остановив свой выбор на юбке.

 Придерживая дверцу шкафа, она задумчиво рассматривала вещи, висящие на перекладине.

– Не знаю, вернемся мы в гостиницу, чтобы переодеться, или сразу заглянем куда-нибудь на вечернее мероприятие. На всякий случай следует приготовиться,– рассуждала она вслух. – Мы можем не вернуться в гостиницу вечером. Так какое платье мне одеть?– миролюбиво спросила она.

   Михаил задумался, наблюдая, как юбка поплыла назад через голову и переместилась на прежнее место. Чтобы что-либо сказать, следовало иметь представление о наличии нарядов, хранящихся в шкафу., Показалось невероятным запомнить, что хранится в гардеробе. Он вспоминал о конкретной вещи Кати только тогда, когда та появлялась на свет. Сказать было нечего. Проще было задумчиво сидеть, чем вспоминать.

– Я надену бледно ореховое платье,–  решила Катерина,– а ты, чтобы мы смотрелись в тон, фисташковый белый костюм с бледно желтым в крапинку галстуком.

– Правильное решение,– не задумываясь, согласился Михаил.

    После ухода жены исчезла и дрема. Не торопливо одевшись, он вышел на прогулку. От нечего делать, заглянул в парикмахерскую, где Катерина сидела под колпаком и сушила волосы. Чтобы скоротать время,  он вошел в мужской зал парикмахерской  и тоже решил постричься. Парикмахерша спросила, что желает господин. Господин, взглянув на  портреты молодых людей с модными прическами, развешенные на стенах,  умно ответил:

– Оставьте все как есть, только сделайте волосы короче и побрейте меня.

    Выбор красноречиво говорил о его вкусе, вернее сказать: о безразличии к типам стрижки. Бритье также придумано было лишь для разнообразия, чтобы скоротать время. Его вполне устраивала электробритва, которой пользовался ежедневно. Все же, находясь рядом с Катериной, следовало ей соответствовать и более внимательно относиться к красоте и моде. В принципе, ему хватило бы двух черных парадных костюмов, но он не возражал против появления в гардеробе костюмов и других цветов: белого, фисташкового и бледно коричневого под цвет  желтой бабочки. У него достаточно было вкуса выбрать в магазине подобающий костюм и принарядиться, но на пошив изделия в ателье не хватало сил. Он стоял на том, чтобы подобные вещи происходили, по возможности, сами собой без затраты времени. На то имелась засевшая в голове веская причина:человек не должен далеко отклоняться от того, что дано ему природой.

  Парикмахерша занялась клиентом.К удивлению Михаила, у нее что-то получалось. В  конце стрижки он увидел в зеркале  законченный образец прически намного лучше, чем мог предположить. Удовлетворенный законченной   прической,  Михаил покинул парикмахерскую и поспешил в тень под свисающую крону растущего дерева. Времени оставалось предостаточно. Его внимание привлекла ближайшая скамейка под деревом и лежащий на ней опавший лист, который вначале, при беглом осмотре,  показался бесформенным лаптем. Поднятый и внимательно осмотренный, он предстал законченным совершенством природы. На внутренней поверхности просматривалась магистраль с ответвлениями, приносящими живительный сок к каждому отдаленному участку. Гладкий узорчатый лист с меняющимися оттенками представлял шедевр искусства, расширяясь в начале и, достигнув максимальных размеров в середине,  сужался, для разнообразия разбившись в конце, еще на  многочисленные листики. Висящие снизу сережки являлись украшением и одновременно   семенами, разбрасываемыми ветром на значительное расстояние для размножения. С этим листом в руке Михаил и пошел на свидание.

    У торгового центра он увидел Катерину в обществе мужчины, явного представителя Средней Азии. При приближении к ним  ревность у Михаила увеличилась.   Восточная женщина, подумал он, пусть воспитанная на Западе, должна понимать, что ему, мужчине с европейскими корнями, воспитанному на Востоке, не понравится, что она болтает с выходцем из Узбекистана или Таджикистана. К тому же, житель Средней Азии должен сам понимать, что совершает опрометчивый поступок. Или он не читал Коран? Правила поведения обязывали Михаила держать себя в рамках. Сдерживая подступающую ярость и стараясь выглядеть спокойным, муж подошел к беседующим. Узбек представился:

– Яндаш из Бухары.

  Михаил пожал протянутую руку и в ответ назвал свое имя:

– Михаил.

– Я завтра уезжаю домой,– объяснил Яндаш,– услышал в магазине русскую речь и попросил вашу жену помочь мне выбрать женскую  сумку. Она любезно согласилась. Выйдя из магазина и рассмотрев покупку на улице, я еще раз убедился в совершенстве вкуса вашей жены и правильном выборе подарка.

   Беспокойство Михаила несколько улеглось, но не совсем. Катерина воспитывалась не по азиатским, а по европейским законам. К несчастью, запретить ей разговаривать с чужими мужчинами он не мог. Приходилось мириться.

– Мы стоим и ждем тебя,– сказала Катерина, обращаясь к Михаилу.

– Чего меня ждать?– буркнул он, выражая раздраженность движением головы в сторону.

– У меня есть предложение, – сказал Яндаш.– Завтра вылетаю в Бухару. У меня осталась куча болгарских денег, которые не знаю, как потратить. Не выбрасывать же их? Предлагаю пообедать со мной в ресторанe.

  Довод показался убедительным. Запланированный комплексный обед в группе туристов не выдерживал критики в сравнении с широким ассортиментом блюд ресторана. Предложение Яндаша исходило от чистого сердца. Посовещавшись, чета Петровых приняла приглашение. Начались поиски подходящего заведения. На одной из центральных улиц выбор пал на  ресторан, находящийся в здании, выполненным в форме трехмачтового судна. Три этажа имитировали три палубы, а загнутая вверх крыша, символизировала нос корабля. Из труб на корме, функционально связанными с кухней и выкрашенными в белую краску с черными ободками наверху, валил черный дым. На верхней палубе, то бишь в зале верхнего этажа, гостей встретил метрдотель и проводил к свободному столу, стоящему вблизи оркестровой площадки. В отдалении, где стояли  сгруппированные буквой «П» многочисленные столы, отмечалась свадьба. Под звуки громкого человеческого улья, постепенно набиравшего шумовые обороты, компания приветствовали молодоженов. Веселье только начиналось.

   Яндаш отстранился от выбора блюд. Катерина с интересом штудировала меню, а  муж, интересовавшийся конечным результатом, по обыкновению присоединился к рассмотрению лишь тогда, когда требовалось утверждение. Дошла очередь до карты вин. По причине болезни сердца гость из Бухары отказался от крепких напитков и ограничился белым вином. Катерина заказала сухое красное вино, собираясь пить его по греческому рецепту, разбавляя вино водой. Михаил  не собирался разбавлять напитки, и тем самым, портить натуральный продукт. Пить, так пить! Он остановился на коньяке, прекрасно осознавая, что там, где выпускается «Метакса», не все  разбавляется водой. К принятому заказу официант посоветовал присовокупить, входящую в моду,  минеральную воду.

– Обязательно. Как же нам без воды?– высказался Михаил.–  Принесите нам две бутылки, пожалуйста.

   Воду в полиэтиленовых емкостях принесли в первую очередь. Яндаш откупорил и разлил ее по  бокалам.

– Обыкновенная  вода из арыка,– сказал он, после дегустации.

   Утолив  жажду, Яндаш пожаловался на прием, устроенный ему в Болгарии.

– Когда в Бухару на переговоры приехали гости из Болгарии ,– рассказывал Яндаш,–   я принимал их по высшему разряду. Командировочных поместили в лучшую гостиницу. Мы старались быть очень предупредительными к нашим гостям. Почетный эскорт из автомашин сопровождал делегацию во время ее передвижения по городу. Сигналы о приближении гостей слышались за два квартала до моего дома. В ответном визите в Болгарию я не почувствовал ответной благосклонности. Приема, как такового, по существу не  было заметно, а ведь подписан не ординарный, а миллионный контракт. Узбекские фрукты с успехом продаются, принося немалую прибыль, а уважения к себе я не вижу. Всё, что сделали лично для меня, так это обменяли рубли на местную валюту. Не по курсу, а с коэффициентом 0,5, что можно сделать, обратившись к любой официантке.  При обмене валюты болгарский руководитель предприятия опять получил прибыль. Вести назад рубли через границу нет резона. Достаточно того, что за  определенную плату деньги согласилась перевезти стюардесса при въезде. Еще выделили мне девицу, для сопровождения по городу, которую больше интересовали ночные клубы, а не достопримечательности. Сидит с чашкой кофе напротив меня, задрав платье так, что видны трусики. И знает «малолетка», что я наблюдаю за ней. Когда я cделал замечание о ее  недостойном поведении, она рассмеялась и спросила:

–Ну и что?

    Не привык я к подобному обращению.

  Сидящие за столом стали делиться впечатлениями о жизни в Бухаре и Риге. Михаил, избегая сложностей, не  стал упоминать о Научном городке и переключился на приморский город. Яндаш заинтересовался товарами, привозимыми из-за границы, и сдаваемыми моряками в скупки.

– Напишите мне список привозимых товаров,– попросил он.– Я посмотрю и что-нибудь выберу. Меня интересуют товары, начиная от видеомагнитофонов  и кончая, автомашинами.

  Чтобы связать сделку, он вытащил два кольца с драгоценными камнями и предложил их Михаилу.

– Возьми,– сказал он.– Это будет напоминание о заказе. В будущем рассчитаемся сполна, когда товар поступит в Бухару.

  Михаил не привык к подобным  подаркам. Мысли стали лихорадочно перескакивать с предмета на предмет. Его смущала легкость завладения кольцами. Настораживало, что еще ничего конкретно не сделано, а его уже связывают по рукам и ногам. Лишние обязательства были ни к чему. Он рассматривал кольца, которые могли стать его собственностью. Кольцо с аквамарином он положил на край белой скатерти стола перед Катериной, и стал вращать второе кольцо, в котором  яркий, красный камень был заключен мастером в витую чалму и выглядел таким же чистым, как и первый.

– Красивая работа,– оценил Михаил, продолжая разглядывать кольцо.

– Красный рубин,– подсказал Яндаш.

– Камень солнца,– сказала Катерина.

   Несмотря на желание завладеть кольцами, Михаил остановил себя. По законам Азии, ценность предлагалась мужчине, как главе семейства. Михаил смутно представлял, во что оцениваются кольца. Безусловно, золото и драгоценные камни эквивалентны определенной сумме денег и не малой, но неизвестно какой. Ценность их, скорее всего,  определила бы жена.

– Лучше расчет произвести после свершения сделки,– сказал Михаил, отказываясь от лестного предложения.

  Стоит ли вообще заниматься посылками, подумал Михаил. пройдусь я лучше в туалет и в пути подумаю. Извинившись, он поднялся и вышел. Золотые кольца не давали ему покоя. В туалетной комнате он остановился перед широким зеркалом, висящим на стене, и почему-то оскалился. Горящие глаза на застывшем лице при выдвинувшемся  подбородке смотрели на него. Сама мысль о легком приобретении злата и драгоценных камней выводила его из равновесия.

– И кольца мне не суйте,– пригрозил он воображаемому сопернику, находящемуся в зеркале.

   Включив воду, он осуществил омовение рук и стер гримасу с лица. Подставив под струю согнутую ладонь, зачерпнул немного воды и пригладил мокрой рукой волосы, еще раз мысленно поблагодарив парикмахершу за удачную короткую прическу. Не спеша вошел в зал. Озираясь по сторонам, остановился. За время его отсутствия оркестр успел занять свои места. Из-за свадебного стола поднялись мужчины и встали в ряд, кладя друг другу руки на плечи. Нестройная пританцовывающая мужская  шеренга вышла  на середину зала. В ней явно не хватало Михаила. Он подошел к танцорам с легким чувством подвыпившего незнайки, которому море по колено. Со стороны к нему подошел, ласково улыбаясь, какой-то толстяк. Михаил ощутил на своем плече дружескую руку.  Пришлось опереться на плечи танцоров, стоящих по бокам. Цепь замкнулась. Смельчак, не умеющий танцевать, собирался исполнить танец перед праздничным столом. Михаил не совсем представлял, что предстоит делать дальше. Зазвучала музыка. Сосед справа резко поднял правое колено и застыл. Михаил поспешил поднять ногу. Подпрыгнув на левой, танцор слева переместил центр тяжести на другую ногу, которая незамедлительно выполнила предыдущее упражнение. Михаил механически повторил маневр. Движения партнеров убыстрялись. Когда шеренга, подпрыгнув, шагнула вперед, он чуть не остался висеть на плечах собратьев. То, что должно произойти, было понятно по напряжению рук, лежащих на плечах. В последний момент, Михаил успел носком оттолкнуться от пола и не выпал из обоймы. Он освоился. Показалось, что вырисовывался рисунок танца. Следовало совсем прекратить слежку за движениями. Ведь танец – не подпрыгивания на той или иной ноге  и незамысловатые перемещения. Он должен о чем-то говорить. Михаил попробовал забыть о себе и о том, что танцует. Укладываясь в такт, вслушивался в музыку, пока полностью не растворился в ней. Ноги начали сами выполнять нужные движения. Только тогда он по-настоящему влился в коллектив. Прояснился характер танца. Бесчисленные подскоки рассказывали о постоянном перемещении пастухов вместе с бесчисленной отарой овец. Быстрая смена ног, подчеркивала силу и выносливость пастухов, перепрыгивающих с утеса на утес. Закрепленные на плечах руки – взаимовыручку и дружбу, ценимую  экстремалами, а образовавшийся круг – незыблемость и постоянное перемещение  планет вокруг солнца. Не тревожась больше о правильности постановки танца, Михаил танцевал, как танцуют в кругу друзей, высоко в горах, на поляне, у дымящегося костра, возле булькающего котла, в ожидании обеда, когда не имеет значения, как ты танцуешь, прыгаешь на одной или другой ноге, перемещаешься  назад или вперед, и в какую сторону.

   Прозвучали заключительные аккорды и запыхавшиеся танцоры, напоминающие футбольные  команды разных возрастных групп, закончивших дружеский матч, остановились. Толстяк справа, готовый отбить в ритм  любой такт, тяжело дышал, но радовался и улыбался. Чтобы поскорее прийти в себя, он распахнул ворот рубахи и ладонью массировал грудь. Первое впечатление Михаила, что он не полностью выложился, не оправдывалось. Обильный пот покрывал лоб. Платок, вытащенный из кармана брюк, стал влажным. Подушечки пальцев коснулись совершенно мокрых волос. Разжав руки, бессильно опустившиеся, как плети, танцоры, еще  стоя в кругу, вежливо поклонились друг другу и, обмениваясь впечатлениями, двинулись к свадебному столу. Михаил поспешил к своему.

– Не предполагал, что вы танцуете,– встретил его Яндаш.

– Я тоже. В экспромте многое воспринимается неожиданным,– улыбнулся Михаил, объясняя свое поведение.

– Я не решился бы и близко подойти к танцорам, а тем более  начать танцевать,– сказал Янташ.– Вряд ли  мое сердце выдержало подобную перегрузку.

– Трудно танцевать народные танцы,– подытожила Катерина.

    Профессиональное мнение прозвучало лестно. Правда, дальнейшее заключение    отрезвило Михаила.

– Меня восхищает твоя способность танцевать. Ты пытаешься танцевать, не имея понятия о танце. Удивительно, что у тебя получается вполне осознанный рисунок танца.

   Мягкость ее тона и ласковость взора не позволяли вспылить.  Мысли Михаила сумбурно прыгали. Если бы он захотел, то, по всей вероятности, вряд ли ему удалось внятно выразить что-либо. Проще было не вникать в смысл произносимых слов. К чему слова, когда Катя с ним? Он мог бы спросить и узнать название танца, но к чему?Катерина танцевала в студенческом танцевальном ансамбле университета и, безусловно, знала название танца, который только что отплясывала свадебная компания. Без сомнения, автор танца слышал ритм самой  природы. Михаила интересовал не автор, а судьба танца, ставшего народным. Он не сомневался, что танец, не сходящий длительное время со сцены, становится классическим, а отшлифованный временем, переходит в разряд народного танца. Спустя столетия народный танец, созвучный природе и вышедший из неё, превращается в ритуальный. Танцоры начинают танцевать его с отрешенностью во взгляде и только через несколько минут после завершения танца, , придя в себя, начинают торжественно раскланиваются перед ревущей от восторга публикой, где нет места улыбкам и манерам.

    Михаил продолжал о чем-то мечтать. Чтобы привлечь внимание мужа, Катерина тронула его за плечо.

– О чем ты думаешь?– спросила она.

    Катерина недоумевала, о чем можно рассуждать в её присутствии, кроме как не о ней. Чтобы привлечь внимание, она предложила:

– Расскажи что-нибудь интересное.

– Рассказать что-нибудь интересное?– подумал  про себя, Михаил.-Вот так вот сразу!

    Выдать смешную байку или анекдот, да еще так, чтобы завлекало, под силу – не многим. Он не был придворным поэтом, который мог в стихах выдать поэму на любую тему. Ему требовалось время, чтобы переключиться с предмета на предмет, особенно когда просили и ждали.

– Рассказать что-нибудь? Рассказать что-нибудь интересное? – переспросил он вслух.– Пойдем лучше танцевать,– предложил он, услышав вновь зазвучавшею музыку.

– С удовольствием,– согласно кивнула  Катерина, вставая.– Звучит вальс, мой любимый танец.

  Как говорят: «Из огня да в полымя»,-пронеслось в мозгу у Михаила, не умевшего танцевать вальс. Впрочем, что горевать?Обняв ее за талию, он  повел свою подругу ближе к оркестру, где уже находилось несколько человек. Среди них элегантно вальсировал недавний сосед по групповому танцу, толстяк, успевший, проплывая мимо, дружески ему кивнуть. Михаил залюбовался плавными кружевными пируэтами, очень мило смотрящимися при вращении полных людей.

  Вначале бального танца партнер и партнерша встают напротив друг друга, вспомнил он наставление учителя танцев, услышанное еще в пионерском лагере. Вспомнилось, что партнеру  следовало положить правую руку на спину партнерши, чуть  ниже лопаток, а левой – сжать протянутую левую руку дамы. Он выполнил все инструкции. Дальше начинался экспромт.

  Требовалось немного времени, чтобы выявилось, что он не умеет танцевать. Михаил не усматривал в этом открытия.

– Удивительно, что ты приглашаешь меня, а сам не умеешь танцевать,– засмеялась Катерина, не прекращая вальсировать.– Еще более удивительно, что ты продолжаешь танцевать.

– У меня нет другого выхода,– ответил Михаил.– Мне ничего не остается, как поскорее освоить замысловатые танцевальные премудрости.

– Учти, что вальс является моим любимым танцем, и тебе придется хорошо потрудиться, чтобы научиться. Не понятно только, как ты до сих пор не освоил его.

– В этом не было особой нужды. Я пытался пройти курс бальных танцев в пионерском лагере, но меня больше привлекал футбол. Безусловно, если бы ты находилась рядом, я бы его  освоил. Многое, что делаю сейчас, я делаю впервые.

  Катерина прижалась к Михаилу и прошептала на ухо:

– Научиться танцевать вальс совсем не трудно. В нем всего три такта:раз, два, три.

    Она остановилась,  пытаясь пройти первый элементарный урок.

– Начнем с самого начала,– предложила она,– с того, чему учили тебя в детстве.

    Михаил делал первые осмысленные движения в танце. С тактами «раз, два» получалось довольно симпатично. При счете «три» возникли сложности, показавшиеся через минуту пустяками, которые с грехом пополам преодолевались. Что-то получалось, но Михаил часто  сбивался. После первого урока последовал второй.

– Вальс очень сложный танец,– поучала Катерина.– Вслед за три начинается раз-два-три. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. Нужно слышать музыку. Движения должны быть четкими и плавными, летящими по воздуху…

   Не задумываясь о способностях, Михаил надеялся, что освоит курс обучения.

 

ДЕРЖИМ КУРС НА ВОСЕМЬДЕСЯТ

  Находившаяся у проезжей дороги калитка, окрашенная в зеленый цвет, вела во внутренний двор. За кирпичным забором располагалась асфальтированная площадка, ведущая к ступенькам частного дома. За домом в пространстве между одноэтажным строением и деревянной решеткой простейшей конструкции, делящей границу с соседним участком, бегала большая лохматая собака по кличке Пират. Она разглядывала через окна хозяев, перемещающихся из комнаты в комнату, и вызывала их стуком лапы по стеклу, как бы предлагая  им заняться вместе с ней более интересными вещами, чем хождением в доме. К радости собаки на крыльцо вышел, находящийся на пенсии и практически потерявший способность двигаться, моряк Алекс Бондарь. Он  сел на кучу одеял, сложенных в гамаке, висящем над асфальтированной площадкой под виноградной беседкой. Неподвижность повлекла за собой увеличение веса на сорок килограммов. Отяжелевший от излишнего веса хозяин с трудом выходил за пределы двора и с болью в коленях, опираясь на костыли, спешил возвратиться обратно. Конечным пунктом путешествия считался  магазин, расположенный в пятидесяти метрах от дома. Привыкший быть в любой компании в центре внимания, он страдал от  немощи. Восседая в подвешенном гамаке на подушках, как на троне, Алекс следил, как его жена Маргарита суетится, сервируя стол и готовясь к встрече с друзьями, прибывшими из Риги. На столе появились запрещенные для Алекса напитки, служившие предвестником дружеской беседы.  Пират, молча наблюдавший из-за деревянной перегородки за происходящим, громким лаем оповестил о появлении гостей. Маргарита  встретила у калитки и любезно проводила чету Петровых к столу. Женщины обнялись. Катерина, наклонившись, расцеловалась с Алексом и уселась за стол на скамейку. Хозяин дома, не вставая с гамака, приветствовал  Михаила крепким рукопожатием. Празднество, к которому хозяева дома основательно подготовились, началось. Маргарита села напротив гостей.

    Алекс, проследив тоскливым взглядом за открывающейся бутылкой и наполняющимися бокалами, отказался от коньяка.

– Где вы остановились? –  поинтересовался он.

– У родственников,– пояснил Михаил.

– Они старожилы Севастополя?

– У моей сестры две дочери: Майя и Айя. Младшая Айя, во время учебы в киевском институте, вышла замуж за сокурсника и после окончания ВУЗа перебралась в Новосибирск. Майя приехала в Севастополь на курсы повышения квалификации, вышла замуж, и осталась в Крыму. Родители, выйдя на пенсию, перебрались из Ашхабада в Севастополь, поближе к старшей дочери. Мы приехали к ним погостить.

– При переезде семьи из Ашхабада в Севастополь были трудности с пропиской? – спросил Алекс.

– Пропиской безуспешно занимались более полугода,– сказал Михаил.–  Лишь после личной встречи главы семейства полковника Станислава с начальником паспортного стола, тоже полковником, лед тронулся. Станислав, внук генерала Турбина, родившийся в Севастополе, указал, что не приезжает, а возвращается в родной город, в котором во время войны в севастопольской гавани от торпеды немецкой подводной лодки погибли на корабле «Ереван» его родители, эвакуируемые вместе с военным госпиталем. Дружеский разговор обоих полковников закончился обоюдным согласием, что кому, как не детям героев, сражавшихся за освобождение города, жить в Севастополе.

– Он имеет отношение, к семье Турбиных?– спросил Алекс.

– Непосредственное. Одна из ветвей семьи Турбиных, эмигрировавших  после гражданской войны в Стамбул, достаточно хорошо известна и описана историками. Вторая ветвь теряется в России и представляет несомненный интерес для создания исторического романа.

   Катерина распаковала привезённые подарки. Рассматривая их, Алекс следил за гостями, вовлекаясь в общий разговор. Ему  не терпелось утолить жажду общения. Постепенно  беседа превратилась в монолог. Благодатные слушатели лишь изредка, вставляя фразы, с интересом слушали его.

 Я рад вашему приезду, говорил Алекс, и мне приятно, что появляется возможность поговорить. Иногда мне удаётся побеседовать с бывшими сослуживцами Марго, поздравляющими её ежегодно от имени руководства фирмы, в которой она работала. Сдаётся, что на предприятиях больше задумываются о людях, чем на флоте. Скольким я дал путевку в жизнь, скольких сделал капитанами и что-то не вижу, чтобы кому-то захотелось проведать меня и поговорить со мной. Мне нельзя двигаться, нельзя употреблять спиртное и сладкое. При зверском аппетите кушать много мне тоже нельзя, а я хочу есть и, глядя, как вы едите, хочу  того и другого, но постоянно сдерживаюсь. За последние полгода я очень исхудал. Мой  вес снизился до ста двадцати килограммов и я всеми силами стараюсь удерживать  этот уровень. У меня плохой сон. Жена часто застает меня в комнате ночью, дремлющим перед  телевизором. Вне зависимости от самочувствия, я встаю в пять часов утра. Приношу из дома на асфальтированную площадку двора купленный за большие деньги медицинский аппарат, ставлю на него, согласно инструкции, попеременно свои  стопы, ладони и колени. Вибрации, длящиеся в течение 15 минут, равносильны бегу на два километра. Подобного расстояния мне не пробежать, но двигаться необходимо и я, по методу доктора Фролова, регулирую дыхание. В часы раздумий  ищу в прессе что-нибудь новенькое на медицинские темы, что может помочь моему организму.

   Он, с сожалением, посмотрел на открытую коробку конфет, которыми Маргарита угощала  гостей. Рука сама потянулась к сладостям.

– Сладкое мне категорически  противопоказано, но не могу сдержаться, чтобы не попробовать, – виноватым голосом сказал Алекс. – Когда возьму в рот конфету, тут же чувствую, как мою голень левой ноги, чуть выше щиколотки, начинают резать острым ножом. Правда,  мои ноги страдают и без конфет. Ночью не могу заснуть от того, что нижние конечности постоянно холодные.  Посмотрите!– он выставил вперед свой полуботинок, из которого выглядывала нога, обутая, несмотря на теплую погоду, в толстый, шерстяной носок.

   Гости, покачав головой, повздыхали и поохали.

– Без утепления нельзя, а я помню себя совершенно другим. Ко мне ежегодно в летнее время приезжает  друг Гоша из Прибалтики и мы, вспоминая о былом, отводим душу. Вспоминается, как поступали в херсонское мореходное училище. О-о-о,– протянул он, – помню, как сейчас, волшебное время, когда мы были молодыми. У-у-у, – воспринимая  прошлое с высоты прожитых лет, как забаву, последовало междометие.  Умудренный опытом капитан, вспомнил удачно законченный эпизод и рассмеялся.

– Не скрою,что при сдаче экзаменов в морское училище я пользовался шпаргалками. Во время моего ответа на очередной вопрос, стоящий в билете, преподаватель, вежливо покачивая головой,  прошёл к парте, за которой я готовился, и вытащил учебник, уличив меня в неблаговидном поступке.

– Свой учебник и фразы, я знаю наизусть. Вы пользуетесь подрывной литературой,–  потрясая поднятой вверх книгой, объявил он, но не выгнал из аудитории и, вернувшись на место, вежливо выслушал ответ до конца, после  чего объявил,– Идите с Богом. Учитывая ваше рабоче-крестьянское происхождение, ставлю  удовлетворительно. Положительную оценку ставлю уже за то, что вы пришли на экзамен. Если появится потребность в знаниях, докажите, выдержав конкурс среди абитуриентов,  приходите учиться.

    В экзаменационном листе не указывалось происхождение Алекса. Преподаватель не мог  знать, чем занимались родители абитуриента и какого они сословие, но можно было предположить наличие у него  собственного благородства. Алекс ожидал получить неуд. Удовлетворительная оценка  выглядела в глазах преподавателя более лояльной и привлекательной, чем неуд. Впрочем, оценка « удовлетворительно»  по существу вычеркивала абитуриента из списка будущих студентов.Гоша, живущий в одной комнате с Алексом, не списывал с учебника и не пользовался шпаргалками, но после всех экзаменов по сумме полученных отметок тоже не прошел по конкурсу. Алекс застал друга по несчастью в общежитии,  складывающего чемодан и собирающегося вернуться  домой. Не успел Алекс присоединиться к тому занятию, что новоиспеченный друг, как их вызвали на собеседование. Отложив в сторону вещи, они поспешили, ни на что не надеясь, в просторную аудиторию. Экзаменатор сообщил, что во вновь  открывшейся латвийской мореходке недобор, и им предоставляется шанс стать учащимися  первого курса. Алекс бредил морем и с бьющимся сердцем мысленно поблагодарил благосклонную судьбу и юмориста-учителя, не поставившего двойку. Он не упустил предоставленного  шанса и на  следующий день отправился на железнодорожную станцию.  Вместе с ним в купе кроме Гоши ехали будущие курсанты Стасик и Витёк. Молодежь быстро подружилась, подтверждая истину, что в юношестве сходятся быстрее, чем во взрослые годы. Молодые люди вышли из вагона поезда на перрон Риги друзьями «не разлей вода»  и остались верными друг другу на всю жизнь. Мужская дружба очень прочна, а морская ещё более, потому что большей частью моряки находятся вне дома на значительном расстоянии друг от друга и больше ценят дружеские отношения.

   Алекс  считался в  мореходном училище заводилой, постоянно что-то придумывая в однообразных казарменных буднях. Его клеймили в приказах на протяжении всех семестров, но за приливом следует отлив и во время сессии ему списывались все дисциплинарные взыскания. Они списывались за успешную сдачу экзаменов. Приказы, в которых Алексу выражались благодарности за отличную учебу,   подтверждали его значимость среди сверстников. Алекс серьёзно относился к занятиям  и изучаемым предметам, необходимым в жизни. Преподаватели считали его прирождённым моряком. Он с успехом окончил мореходку и стал первым капитаном из четверки друзей. Гоша вовремя не оформил документы штурмана на другом корабле, и целый год служил матросом  под командованием друга, что никогда не забывается. Впоследствии из друзей получилось четверо не плохих капитанов. Алекс сравнительно быстро женился и стал отцом, сняв комнату, расположенную в центре  Риги. Друзья остались жить в общежитии, а полученные деньги, для надежности, прятали в квартире  у Алекса. Хозяйка квартиры случайно,  увидев однажды обилие банкнот, была очень удивлена. В сравнении с обычными «береговыми»  зарплатами моряки получали большие деньги. Правда, тратили их они тоже вызывающе. Когда в сшитых за пару дней костюмах с  золотыми  ранговыми полосками на рукавах они появились в  ресторане, чтобы отметить свое очередное возвращение на берег, их приветствовали официанты, выстроившись в ряд. Скрипач согнулся в «глубоком пардоне» и застыл со смычком в руках. Алекс вытащил десятирублёвку и, поплевав на неё, под смех присутствующих приклеил скрипачу к лысине. Для получения таких денег квалифицированный инженер должен был трудиться целый рабочий день. Оркестрант, поблагодарив за щедрость и оставаясь стоять в поклоне, задвигал смычком по струнам. Бойкая певица поспешила начать заказанную песню. По залу понеслись слова:

   Певица пела о большом городе, который ждет, а капитаны слышали о большом городе, в который они попали на время, расставшись с морем. Спустя короткое время они будут опять в своей стихии, в море, а пока город пусть не перестает трепетать  от их  присутствия,  в  котором все женщины их. Пусть далеко не все и не всякие, но хотелось так думать.

   Морские истории из уст Алекса Маргарита слышала не впервые.

   В перерыве праздника она собрала грязные тарелки и заменила их чистыми. Затем  принесла блюдо, служившее гвоздем программы. На столе оказались веером разложенные по периферии, чуть приплюснутой с боков серебристо серой окраски барабульки. У гостей появилась возможность налечь на вкусную еду, выловленной в каменном мешке гавани, именуемой Балаклавой.

– Крупные барабульки уплыли в рестораны,– пояснила Маргарита,– рыбаки продали нам оставшуюся не кондицию. Успокаивает  то, что мелочь по своим вкусовым качествам не уступает крупным особям.

    Незаметно Алекс перевел разговор на Севастополь, в который он приехал с Балтики в один из отпусков, где встретил свою первую любовь. Алексей не двусмысленно посмотрел на свою жену, и гости поняли, кто является первой любовью Любовь, никуда не исчезающая и оставшаяся незабываемой, вспыхнула вновь. К этому времени, Маргарита успела выйти замуж и развестись. У неё появился сын. Провожая Алекса в Ригу, она высказала условие последующей встречи, заключающееся в совместном  проживании в Севастополе, которое  твердо прозвучало в устах хрупкой женщины. Не задумываясь, Алекс согласился. Воды Рижского залива показались холодными, а погода в Латвии – сумрачной. Возвратившись в Ригу, он доказал руководству, что климат Балтии ему противопоказан и стал собираться в город детства, где вода более соленая, а краски ярче. Его законная жена возражала против переезда, но муж, подозревая, что кошка знала, чьё съела мясо, остался непреклонным. Ни одна из подруг жены не решилась давать премию за правильный ответ на вопрос: что с ней  будет, когда семья покинет Ригу?  Не было секрета, что при переезде в Севастополь, жена потеряет мужа и ей не помогут, ни общественность, ни партком. В родных пенатах на Черном море Алекс почувствовал себя, как рыба в воде. Перед ним открывались широкие перспективы. Рыбная ловля канула в прошлое. Один корабль сменялся другим. Среди профессионалов Алекс стал числиться лучшим капитаном на Черном море. Адмирал из министерства морского флота, проводивший ревизию и участвующий в морском походе, длящемся  целый месяц, нашёл единственный недочет на флагманском судне, заключающийся в отсутствии высшего образования у капитана. Чтобы исключить недоразумение, он сам назвал ВУЗ  и посодействовал поступлению на экономический факультет, который Алекс закончил, правда, с грехом пополам, но теперь, уже  на законных основаниях стал капитаном научно-исследовательского судна, под флагом которого собирался исколесить весь мир.  Рост по службе, не забавлял его. Влекло только море.

   Когда не стало родителей, Маргарита перебралась в отчий дом в Балаклаве. Вскоре Алекс оставил престижную квартиру на улице Острякова жене и детям, и перебрался жить к Маргарите. Уход из семьи стоил ему карьеры. Получив новый корабль от морского военного ведомства, он бросил якорь в бухте  Балаклавы. Принятие независимости Украины встретил на исследовательском судне, поставляющим дельфинов в научные лаборатории. Последующий этап жизни был связан с поездками в Турцию на частных кораблях. Выйдя на пенсию, он продолжал трудиться до тех пор, пока позволяло здоровье.

   Пират, не желающий дальше находиться без внимания, заскулил, напоминая, что желает присоединиться  к веселящейся компании. Алекс предложил Михаилу выпустить из заточения собаку. Гость с опаской посмотрел на лохматого пса.

– Не бойся,– успокоил хозяин,– Пират бросается, как оглашённый, на незнакомцев, входящих в калитку, а сидящих за столом, воспринимает как своих. Ты можешь стать его другом, если покажешь ему палку, далеко ее бросишь  и начнешь отнимать.

   Михаил, оборачиваясь к столу и ища поддержки, неуверенно подошёл к собаке, которая, уткнув морду в щель, ждала высвобождения. Как только появилась возможность, она проскользнула мимо Михаила и стала метаться вокруг стола. Алекс, знавший, где лежит злосчастная палка, вытащил ее из-под одеяла, на котором сидел, и бросил к калитке. Пират бросился в погоню, сметая всё на пути. Собака вернулась, держа палку в пасти, но не собиралась её отдавать. Хотелось, чтобы с ней поиграли. Несмотря на старания хозяина, игрушку невозможно было отнять у собаки. Можно было до бесконечности безуспешно дергать палку из стороны в сторону вместе с головой пса. Не выдержав, хозяин пригнул голову Пирата, чтобы тот не вырывался, и строго приказал отпустить палку. Собака послушалась, и нехотя разжала зубы. Алекс передал игрушку Михаилу. Предвкушая, что представляется новая возможность побежать за палкой, пес поднял голову и, напрягшись, завертел хвостом.

– Бросай на площадку перед калиткой или к ступенькам, ведущим в подвал дома, но не через барьер, отделяющий сад, куда вход ему запрещен. В саду он начнёт, не разбирая дорожек, бегать по огороду и затопчет овощи.

   Михаил бросил палку на асфальтированную площадку. Пират быстро принёс её обратно. Гостю собака трофей не отдала. Пришлось вмешаться хозяину. После нескольких бросков Алекс решил утихомирить Пирата. Отобрав полную слюней игрушку, он засунул её под тюфяк, на котором сидел. Погладил пса и попросил его утихомириться. Благодарный пес улёгся у ног хозяина под гамаком.

   Маргарита принесла кофе, сладости и фрукты. Подождав, пока произнесут очередной тост, Алекс продолжал  рассказывать историю своей жизни.

– Меня до сих пор просят вернуться на флот, предлагая безопасные рейсы в Стамбул и обратно. О.., У..,– сказал он, и заразительно засмеялся. – Новые хозяева судов говорят, что на молодых капитанов надежды нет, обещая соорудить на капитанском мостике специальное кресло, чтобы можно было сидеть и управлять судном. Предложения заманчивые, но не выполнимые. Как только представлю, что придётся два часа неотрывно следить, как судно входит в гавань, начинаю понимать, что мой «мото ресурс» выработан. Швартовка судна  не приносит прежнего удовольствия. У людей есть предел, пройдя  который следует бросать работу. Иначе может случиться непоправимое. В тридцать лет срабатываются великие спортсмены, в сорок – балетные, в пятьдесят – звезды эстрады, в шестьдесят – труженики, в семьдесят – научные сотрудники. С семидесяти лет начинаются политики. Возраст философов не ограничен, в то же время, мой удел определен. Мне трудно выйти за пределы двора, не то, чтобы управлять судном.

   В торжественные дни, раз – два в году, сосед вывозит меня на машине для обозрения окрестностей. Мы останавливаемся у извилистой бухты Балаклавы, которую  и сейчас, не потеряв спортивной формы, легко переплывает Марго. А мне трудно добраться до ресторана и на костылях..Мне приносят  в салон машины заказанную в одном из ресторанов чашечку кофе. Я сижу внутри ее и смотрю на пристань, где двадцать лет тому назад стоял мой корабль. На этом месте сейчас  обосновалось бесчисленное количество прогулочных лодок с украинскими флагами. Бухта кишит мелкими судёнышками. Мне еще помнятся дремлющие в акватории многочисленные  подводные лодки. Позднее все распилены на металлолом. Все же я не теряю надежды, что большой флот вернётся когда-нибудь в Балаклаву.

   Моряки всегда считались довольно обеспеченными людьми. В юности, мы договаривались с друзьями о том, чтобы  собраться на старости лет на заморском острове, чтобы в ресторане за накрытым столом поговорить обо всем по душам. Нашим пожеланиям не суждено сбыться. Я сижу разбитый в своем гамаке и  не в силах даже выйти за пределы двора. Гоша коротает время в коммунальной квартире. Оторванный от жизни и черпающий познания из газет,  он негодует на происходящие изменения. К тому же, он   остался совершенно без средств к существованию, практически на бобах. Держал свои сбережения в трёх банках, обещавших большие проценты и в миг обанкротившихся. Банки обманули вкладчиков. Витек, после перестройки, не от хорошей жизни стал торговать на базаре булочками с мясом, а сейчас работает «вратарем», то есть вахтером, стоя на  воротах на стоянке автомашин. Все же он успел построить дачу. Стаса среди нас нет. В поисках заработка, он пошёл в море на жалком суденышке и… не вернулся. На судне случился пожар. Виной послужила молния, на которую и списали несчастный случай. Что произошло на самом деле, трудно теперь установить. Об этом знает только море.

  Я начинаю понимать, что значит радоваться жизни.  Радоваться  жизни следует не  тогда, когда выходишь из похмелья или выздоравливаешь и  начинаешь вдруг понимать, как живительна природа и прекрасна жизнь, радоваться нужно, когда ты еще полон сил.  Когда просто идешь по просёлку и чувствуешь, что у тебя ничего не болит. К сожалению, осознание приходит, когда уже многое потеряно. На крайний случай я приобрел  стартовый пистолет, легко переделываемый в боевой. Гоша видел его.  Если будет невмоготу, покончу с собой. Так я думал до семидесяти лет, но на восьмом десятке мое мнение кардинально изменилось и теперь я знаю точно, что  никогда  не воспользуюсь оружием. Я родился не по своей воле и не имею права лишать себя дарованной мне жизни. Пока есть силы, буду держаться. Недавно я принял решение:держим курс на восемьдесят!

 

ВСТРЕЧА В ОТКРЫТОМ МОРЕ

 ПОСВЯЩАЕТСЯ ОЛЬГЕ БОРЕЙКО

   Существуют профессии,которые прослеживают прохождение больших денежных масс. К ним относится бухгалтерия, в которой Зоя Фёдоровна проработала бесчисленное количество лет. Оборот предприятия каким-то образом связан с зарплатой сотрудника, но наша бухгалтерша никогда не задумывалась об этой связи, как, впрочем, не старалась уловить связи личного с общественным. Для неё мелькающие перед глазами финансы служили не более чем цифирьками, которые должны строго лечь на свои места и послужить основой для заполнения граф, из которых складывался годовой баланс, выполняемый качественно и в срок.

  Перед наступлением пенсионного возраста она профессионально  подсчитала размер предполагаемой пенсии и осталась неудовлетворенной результатом. Не то, чтобы её что-то возмутило. Для жизни денег, как всегда, с натяжкой вполне хватало, но максимально возможный рубеж остался недосягаемым. Во время обеда, проходившего в той же комнате, где стояли рабочие столы, она поделилась своими рассуждениями с коллегами. Главбух порта, у которого голова болела не только за бухгалтерию, но и за все снующие по морским просторам суда, не надеясь на результат, предложила Зое Фёдоровне поработать два года на вакантном месте главным бухгалтером плавбазы и тем самым решить возникшую проблему.

  После перерыва наша героиня порылась в документах, сравнила свою зарплату с окладом главбуха плавбазы и задумалась. После вычисления на горизонте замаячила максимально возможная пенсия. Зою Федоровну, конечно, немного страшила незнакомая обстановка, но слишком уж привлекательным  казалось предложение. Бухгалтершу  беспокоило, смогут ли прожить семьи двух её дочерей самостоятельно без ее участия и внимания. Услышав, что в эти два года ничего серьезного произойти не должно и они,  как-нибудь, проживут без забот, переключилась на внуков. Взрослые дочки заверили, что и здесь хлопот нет. Вздохнув, бабуля отправилась на моря.

   Рыбацкий траулер повез нового главного бухгалтера  к  месту дислокации плавбазы. Зоя Фёдоровна, никогда не подозревавшая о наличии мощной водной стихии, с восторгом восприняла морские просторы. После ночного шторма ей сказали, что она не болеет морской болезнью, что её обрадовало. Стоя на палубе, она с удовольствием, чувствуя прилив энергии, подставила лицо навстречу ветру, обдувавшему её лицо. Ей показалось, что кожа стала более гладкой. Радовало и то, что ее поставили на бесплатное довольствие, а вечером обещали показать кинофильм.  События складывались как нельзя лучше. Двухдневный переезд к месту работы воспринимался как небольшое морское путешествие. Она никогда не жаловалась на жизнь, но подспудно считала, что повседневные заботы превалируют над скромными удовольствиями.  В пятнадцать лет она осталась без родителей. Касса семьи, слагаемая зарплатой ее и трех чуточку более взрослых братьев, перешла в ее руки. С малолетства она складывала дебет с кредитом, что и послужило основанием для выбора профессии. После войны, когда муж создал новую семью, она осталась с двумя дочерями. Пришлось подсчитывать каждую копейку. Ввергаясь в морскую пучину, она не роптала на предстоящие трудности. Ей просто мечталось на старости лет пожить достойно.

   На третьи сутки рыболовецкий траулер остановился на минимальном расстоянии от  плавбазы. В почти безветренную погоду между судами перекинули трап, раскачивающийся при малейшем движении,  и пригласили Зою Дмитриевну перейти по нему с траулера  на плавбазу. Она, ухватившись за поручень трапа, закрыла глаза и, пошатываясь, отказалась делать первый шаг. Не помог и сопровождающий ее матрос, которому было поручено для подстраховки  держать руку главного бухгалтера в своей. Тогда капитан-директор плавбазы принял волевое решение: перевезти главбуха с помощью судового крана, как груз, в сетке, в  которой обычно транспортируется рыба.   У рыбаков в море мало развлечений и они радуются любой возможности повеселиться. Команды обоих судов, побросав работу, высыпали на палубы, чтобы  посмотреть,  как с траулера на плавбазу переправляется  ценный груз. Зою Фёдоровну без осложнений доставили на место работы.

   Постепенно жизнь на судне вошла в обычное русло. Для моряков начались повседневные будни. Главбух получала несомненное удовольствие. Её резкий характер, привычка всё подсчитывать и резать правду матку, хорошо знакомые членам семьи, никак не переносились на сослуживцев. С ними она всегда была предупредительно вежлива, а к руководству относилась с почтением. Капитан-директор понял, что бумаги его судна попали в надёжные руки и не мог нарадоваться кадровому приобретению, во всем потакая своей новой сотруднице. Когда она объявила, что в списках по сдаче рыбы на плавбазу, увидела  фамилии знакомых капитанов, он удивился.

– Откуда вам могут быть знакомы  капитаны? – спросил он.

– После окончания морской школы у меня квартировал капитан Бондарь,– пояснила она,–  к нему часто приходили его друзья. Прошли годы, но я не сомневаюсь, что это они. Фамилии всех троих я часто вижу в сводках. Четвертый друг, видимо, трудится где-то по соседству.

– Сделаем для них небольшой праздник,– пообещал капитан-директор Анатолий Панасенко.–  Как только все трое одновременно появятся и начнут сгружать рыбу, скажите мне. Я их вызову на плавбазу и устрою званый обед. Пусть друзья побудут вместе и пообщаются.

  Долгожданный момент вскоре настал. Два знакомых траулера почти одновременно остановились у борта плавбазы, а третий отрапортовал о подходе. Началась разгрузка рыбы. Капитан-директор слушал, как капитаны дружелюбно  переговариваются между собой. Прочитав в журнале их фамилии, он дал по мегафону строгую команду:– Капитанам Алексу Бондарю и Георгию Петрукевичу срочно подняться на плавбазу для сверки месячной сводки!

 Поднявшись на борт, друзья обнялись, радуясь нежданной встрече. Ещё более они удивились, увидев встречающую их Зою Федоровну.

– Какими судьбами вы оказались здесь, Зоя Фёдоровна?– хором спросили они, наклоняясь и ласково положив с двух сторон свои руки на плечи маленькой женщины.

– Я работаю на плавбазе главбухом,– сообщила она, расцветая, несмотря на свой возраст, внутренним светом.– На подходе и ваш третий друг.

   В подтверждение её слов по громкоговорителю вновь прозвучала команда  явиться на борт плавбазы  капитану СРТ Виктору Озерскому. К друзьям, радующимся  встрече, подошёл  капитан-директор базы и лично пожал каждому руку. В ожидании третьего капитана капитан-директор плавбазы стал расспрашивать главбуха о работе капитанов траулеров. Она подробно рассказала, что все трое ее знакомых являются передовиками производства и что она давно следит за тем, как они соревнуются между собой.

– Больше всех старается Георгий Петрукевич,– отметила она.– Алекс Бондарь от рождения везунчик. Ему всё  легко удаётся и он с успехом перевыполняет план. А на первом месте всегда  находится трудяга  Виктор Озерский. Когда на плавбазу поднялся Виктор, капитан-директор обратился к присутствующим.

– Ваши фамилии ежедневно появляющиеся в сводках,. Сухие строчки на бумаге мало  говорят о вас. Пришла пора познакомиться с живыми людьми. Приглашаю вас к себе в каюту для беседы,–  сообщил он.

   Присутствующие отправились в каюту. Когда три капитана переступили порог, они были приятно удивлены, увидев накрытый стол. Улыбающаяся Зоя Фёдоровна всплеснула руками. Невозмутимый капитан-директор остановился посреди комнаты и обернулся к входящим.

– Не так часто за одним столом встречаются четыре капитана,– сказал он. – Событие следует отметить.

  Друзья согласились. Они были согласны  отметить незапланированное событие. Хозяин жестом пригласил к столу и наполнил рюмки. Первый тост подняли за встречу. Второй, как полагается, за тех, кто в море. Они и сами находились в море, но выпили за тех, кого рядом нет, и кого хотелось бы видеть, в частности еще за одного  друга, четвертого, из их компании.

– Где ваш четвёртый, о котором рассказывала Зоя Фёдоровна? – спросил капитан-директор.

– После рижской мореходки,  дающей среднее образования,– пояснил Алекс,– наш друг поступил в ленинградское высшее мореходное училище в надежде получить высшее образование. Он делает карьеру. Нам же, труженикам моря, хватает звания «Капитан дальнего плавания».

– Для таких судов, как плавбаза, значение высшего образования приобретает силу, – весомо высказался капитан-директор.

     С ним  согласились. После очередной рюмки беседа пошла на  вольные темы. Капитан-директор вскользь отметил, что устроил званый обед благодаря своему  главбуху. Георгий стал расспрашивать, как живётся на судне  Зое Фёдоровне.

– Скучаю по дому,– отметила она,– особенно по внукам, а в остальном, чувствую себя прекрасно. Пребывание на плавбазе воспринимаю в качестве длительного внеочередного отпуска. В нерабочие часы гуляю на палубе, дышу свежим воздухом, принимаю морские ванны. Судно, чем не курорт, где тебя вовремя накормят, напоют и вовремя уложат в чистую постель. Никогда в жизни я не имела столько свободного времени и не прочитала столько интересных книг! Я люблю кино и могу смотреть захватывающие фильмы хоть каждый день. Я поднялась  на плавбазу  с одним рублём в кармане  и с одним  рублём сойду  на берег. Буфет вычтет из моей зарплаты  незначительную сумму, которую я трачу, покупая сладости и подарки  для родных, но это существенно не отразится  на полугодовом расчете. Где  ещё можно иметь такую возможность заработка?

   Её речь вдруг прервал зычный голос, прозвучавший по мегафону с соседнего траулера.

– Разгрузка рыбы на СРТ – семнадцать, закончилась. Капитану Георгию Петрукевичу предлагается прибыть на судно для отправления в место дислокации.

    Капитаны, сидящие за столом, и ухом не повели, услышав сообщение. Они восприняли услышанное,  лишь как необходимость сменить тему разговора. Наполнив рюмки, они приподнялись со стульев и, чокнувшись, выпили. В воцарившемся молчании послышалось вторично:

– Напоминаем,– ревел мегафон,– Капитану Петрукевичу срочно прибыть на СРТ для отправления к месту дислокации.

– Кто это «напоминает»?– удивленно спросил капитан-директор.– Кто даёт на судне  указания?  Капитан или лицо, взявшее в руки мегафон? Это непорядок. Одно из двух:или подчиненные забылись или не знают устава.

   По  лицу капитана Георгия Петрукевича, сидящего напротив, он понял, к кому обращаются подчиненные.

– Вас тоже вызывают на СРТ, когда в этом нет нужды?– спросил капитан-директор у Алексея Бондаря.

– Пусть попробуют,– ответил Алекс.

– А вас?

   Вопрос был обращен к Озерскому.

– Дома мне иногда даёт указания жена. Я прислушиваюсь к ее советам, но на корабле я царь и Бог.

– А вам,-обратился капитан – директор к Петруковскому,– необходимо на СРТ провести воспитательную работу.

  Он встал из-за стола и вышел из каюты. За ним вышли все остальные. Остановившись на палубе, капитан-директор взял в руки мегафон  и объявил:

– СРТ номеров семнадцать, двадцать пять и двадцать семь следовать за плавбазой,– прозвучала команда.

 По его команде плавбаза начала медленно двигаться, постепенно  ускоряя ход.

   Улыбающиеся капитаны СРТ проследили, как на их судах наметилось  оживление. Зоя Фёдоровна, ничего не понимающая в судовождении,  наблюдала, как средние рыболовецкие траулеры, окружавшие гигантскую плавбазу, пропустили ее вперед и послушно начали двигаться за ней, будто привязанные за веревочки.

  У четырех капитанов остались нерешенные проблемы, которые следовало срочно обсудить, и они, с серьезным видом, вновь вошли в капитанскую каюту.

 

КОКША

           ПОСВЯЩАЕТСЯ ЮЛИИ ХОН

  Алекс Бондарь заблаговременно,задолго до отправления  судна, подходил к проходной порта. Там, за проходной, была другая жизнь, верные друзья и настоящие дела, к которым он  спешил, чтобы поскорее оказаться в привычной для него обстановке.  Вышедшие из-за угла железобетонного ограждения его окликнули два подвыпивших матроса из его  команды. Они едва держались на ногах.  Вместо того, чтобы  приблизиться к капитану, они несвязно попросили его подойти к ним, чтобы поговорить. Их просьба была прямым  нарушением корабельного устава. Недовольный капитан остановился,  но, сообразив, что причиной шатающейся походки моряков, являются буйные проводы отходящего в море  судна, нехотя двинулся им навстречу. Нахмурившись и опустив голову, как бык на арене, готовый поднять на рога матадора, он перешёл в  атаку.

– Что вы себе позволяете? – резко  спросил он.

     Непотребный вид моряков вызывал отвращение и позволял обращаться к ним в повышенном тоне.

– Провинившуюся и покаявшуюся голову меч не сечёт,– услышал капитан невнятный голос одного из матросов.

– Я вам покажу меч,– грозно проскрипел сквозь зубы капитан.

   Для острастки Алекс поднял руку над головой  и  погрозил кулаком, будто сжимая рукоятку холодного оружия, а потом бессильно опустил её . Памятка о правах и обязанностях не позволяла переходить к рукоприкладству, вопреки философской перефразировке: бытие определяет сознание, а побитие-поведение.

– Мы могли бы давно проскользнуть через проходную,– оправдывались моряки,– но нас беспокоит наш друг Серёгин, который  набрался  до такой степени, что не в состоянии двигаться. Не бросать же его на произвол судьбы в трудную минуту.

– Где он?– последовал  короткий вопрос капитана.

  Бондарь лихорадочно прокручивал в мозгу возможные картины. Казалось,  на его голову кто-то натянул колпак с ободом, стянувшим верхнюю часть черепа. Его беспокоили, стоявшие перед ними бедолаги. Особенно беспокоил  Серёгин, по вине которого мог сорваться  намеченный выход судна.

– Мы ждали вас не с пустыми руками, а с готовым решением,– старался логически изъясняться член команды, пальцем указывая на валявшийся неподалеку в пыли мешок из-под сахара вместимостью 75 килограммов.–    У нас всё продумано. Мы приготовили мешок, в который хотим засунуть нашего друга. Его следует переправить через проходную  на плече, как груз,– заплетающимся языком выражал свою мысль матрос с гримасой на лице. Видно было,   каких усилий ему  стоило правильно произносить  нужные слова.– Капитана ведь никто не имеет права досматривать на проходной. Вы спокойно доставите Серёгина в мешке до судна.

– Вы что?…  Смеётесь надо мной?

– А иначе судно не выйдет в открытое море в срок и вам придётся искать нового матроса. Неизвестно, сработается ли он с вами. Мы же знаем Серёгина и ручаемся, что в трудную минут он не подведёт. Мы знакомы с ним более двух лет и не желаем бросать друга в беде. Ручаемся, что на море с ним не будет проблем,– уговаривал матрос капитана.

   Второй матрос, размерено раскачиваясь из стороны в сторону и не произнеся ни слова, всем видом своим показывал, что полностью присоединяется к мнению товарища.

Бондарь был зол на матросов и готов был послать их на все четыре стороны. Представив, что через полчаса  в радиорубке ему придётся докладывать о задержке рейса и не укомплектованности личного состава, он понял, что ничего другого не остаётся, как согласиться на предложение матросов и попытаться пронести через проходную мешок с живым грузом за спиной. Секунду поколебавшись, он согласился на рискованное предложение.

– Показывайте мне Серёгина,–  метая гром и молнии, сказал он.

   Матросы, согласные на всё, лишь бы не оставлять товарища в беде, засуетились и, не разбирая дороги, повели капитана к пивной. Широко расставляя ноги, они старались ступать прямо. Чтобы соблюсти приличия, матросы  попросили капитана подождать  у двери и вошли в заведение. Вскоре   Серёгина под руки вывели на улицу. Он слабо сопротивлялся, с трудом переставляя ноги. Ему  было безразлично, куда и зачем  его ведут. Задолго до проходной порта друзья достаточно проворно засунули его в мешок.

 Бондарь вскинул мешок, потряхивая, равномерно распределил груз за спиной и, решительно ступая, понёс поклажу к проходной. Матросы первыми без осложнений проскользнули через контроль. Дежурившая в этот день известная своей словоохотливостью  вахтёрша, увидев объёмный груз за спиной капитана, хотела досмотреть его, но передумала, вспомнив негласное правило: капитанов в порту не обыскивают.  Она нехотя пропустила Алекса, понимая, груз несется в порт, а не наоборот, а это уже значило многое.

   Капитан прошел контроль, от души посмеиваясь над собой и над пьяным матросом, тихо сидевшим  в  мешке у него  за спиной. Стараясь двигаться как можно быстрее, оба матроса обогнали капитана и идущую впереди молодую особу, взбежали по трапу и  скрылись на судне. Бондарь увидел перед собой ладно скроенную Джульетту, которую неделю назад представили ему в отделе кадров и которую он согласился принять в состав своей команды. Первоначально девушка показалась ему слишком юной для работы в дальнем плавании, однако, повертев в руках ее паспорт, он установил, что она для своих двадцати лет просто выглядит моложе.

  Джульетта в короткой пестрой юбке, не закрывающей колени и напоминающей расклёшенную пачку балерины, в белой кофточке с вышитым воротничком и с громадной сумкой в руке, сравнительно легко двигалась, успевая  глазеть по сторонам на стоявшие в порту суда. Неимоверно большие каблуки модельных туфель выдавали желание выглядеть более высокой, чем ей было отпущено природой. Бондарю захотелось догнать девушку и поболтать с ней, а заодно и помочь донести злополучную сумку, но, вспомнив о своей нелёгкой ноше и Серёгине, отбросил эту затею и чуть приотстал. Тяжёлая поклажа Джульетты  давала о себе знать. У корабля, облокотившись на поручень, она остановилась и, передохнув, поднялась по качающемуся трапу. Помощник капитана сразу обратил внимание на девушку, неуверенно поднявшуюся на борт и тяжело ступающую по палубе. Он  остановился, чтобы  познакомиться и уделить ей внимание. Начал он изъясняться, как положено на Руси, с напускной серьезностью.

– Ваши документы?– потребовал он.

– Я окончила курсы морских поваров и направлена для работы на судне. Мои документы в отделе кадров,– ответила Джульетта.

– Вы заканчивали кулинарный техникум, обучаясь вместе  с Хазановым? – спросил с улыбкой помощник капитана, подтрунивая над девушкой, и сам себе ответил, довольный своей шуткой.– Будем надеяться, что у нас будет весело.

– Мы с Геннадием Хазановым учились на одном факультете,– в тон ему ответила Джульетта.– Более того, сидели за одной партой. Только из него вышел юморист, а из меня танцовщица.

  В доказательство сказанных слов, она, не сходя с места, сделала пируэт на одной ноге и остановилась перед помощником капитана, лицом к лицу. Поднявшаяся при вращении юбка медленно опустилась на свое место.

– Выходит, мы украинского борща и котлет по-киевски не дождемся,– удручённо заключил молодой человек.– А жаль! Ведь, основываясь на баснях, танцы не совместимы с кулинарией.

– Не волнуйтесь,– успокоила его Джульетта.– Я умею приготовить суп и из топора. Голодным на судне никто не останется.

– Тогда другое дело,– повеселел помощник капитана,–  При удобном случае мы с вами станцуем краковяк.

  Воображая себя молодцеватым щеголем, он покрутил пальцем возле щеки в месте воображаемого уса.

  Над бортом появилась голова Бондаря, поднимающегося по  трапу, который остановился и прислушался к разговору, проведя рукой по лбу и делая вид, что устал. Лишние  глаза были ему  ни к чему и, прежде чем вступить на палубу,  он постарался прекратить затянувшуюся беседу.

– Девушка является нашим новым коком,– объявил он помощнику. –  Проведите Джульетту в её каюту и затем покажите камбуз.

  Помощник согласно кивнул головой и прежде, чем исполнить приказание, поспешил, по– свойски, обнять Джульетту за талию и положить руку ей на бедро.

– Не лапай,– взвилась Джульетта.

    Её изогнутая кисть с накрашенными красными ногтями поднялась, и застыла у  лица помощника капитана. Помощник капитана  инстинктивно отдёрнул  руку.

– Ну и воспитание! – поделился он вслух своим впечатлением.– Подобной грубости я не ожидал.

– С воспитанием у меня  все в порядке. Разговаривай, не прикасаясь. Тогда не придется делать скоропалительных выводов,– ответила, успокаиваясь, Джульетта.

     Приказание капитана следовало исполнять. Помощник водрузив на плечо, стоявшую на палубе увесистую сумку и, держась на приличном расстоянии от взрывной кокши, пошел показывать ей каюту, а потом и камбуз. Навстречу, озираясь, почти бегом, двигались двое матросов,  обогнавшие Джульетту на пристани.  Она обернулась из любопытства, чтобы посмотреть, куда они так спешат, и увидела, как капитан осторожно опускает мешок на палубу. Из мешка появилась голова человека, не совсем понимающего, где он и что с ним происходит. Двигающиеся, как у рыбы, плоские губы хватали воздух. Он не мог надышаться. Мешок сполз с головы, обнажив плечи. Обозначилась мужская фигура с помятым лицом, в  сером комбинезоне.

– Унесите Серёгина, чтоб я его не видел,– в сердцах сказал капитан двум  подбежавшим матросам,– Завтра, когда он придёт в себя, пусть явится, чтобы услышать мое решение. Если увижу его во время рейса в нетрезвом состоянии, спишу на берег вместе с вами. Завтра явитесь ко мне все трое!

  Матросы ничего не имели против решения предстать перед разгневанным начальником и получить наказание. Они  беспрекословно выслушали наставление, понимая, что поставили капитана в неудобное положение, заставив пойти на нарушение. И все же явное отклонение от регламентированных правил подымало его в глазах команды. Матросы осторожно поставили на ноги все время падающего Серегина и  понесли его, держа под руки,  в каюту отсыпаться.

  На камбузе Джульетта встретилась со своей напарницей Инессой, кашеварившей с половником в руках у плиты. Помощник капитана, выполнив задание, отправился на склад, предоставив возможность будущим сослуживицам остаться наедине. Как водится, они начали разговор с болтовни. Им следовало поскорее найти общий язык  и подружиться, так как от дальнейших взаимоотношений зависело многое. В частности, насколько приятным окажется предстоящее время, длиною в полгода. Поглядывая друг на друга, они миролюбиво присели за стол. Чтобы с чего-то начать, Инесса стала заочно знакомить Джульетту с командой, давая каждому краткую характеристику.

  Официально камбуз ещё не начал функционировать. За отдельным столом, поодаль, сидел мужчина, перед которым стоял обед из трех блюд. Закончив с супом в фарфоровой тарелке, он приступил ко второму блюду, издававшему запах жареного мяса. Рядом стоял подстаканник с горячим чаем и сдобной булочкой.

– Пришёл налаживать мосты,– указывая на мужчину, тихо, пригнувшись к столу, так, чтобы слышно было только беседующим, сказала Инесса.– Это мой старый знакомый. Как только судно, идущее с моря, касается носом земли, он забывает обо мне, а когда двигаемся в другом направлении, положение резко меняется. Сейчас траулер уходит в море, на длительный срок, и женщины на борту нарасхват. Вот он и поспешил, прежде чем спуститься в машинное отделение, заглянуть на камбуз. Боится, что кто-то раньше придёт и займет его место. Я, в знак расположения, усадила его за отдельный столик и налила поощрительные сто граммов водки. Пусть получит положенную пайку и выпьет с устатку. Думаю, мы поладим.

   Следом пришёл капитан. Инесса и сидящий за столом моторист, приветствуя начальство, предупредительно встали. Джульетта, не считая, что приступила к своим обязанностям по службе, опустив голову, продолжала скромно сидеть. Бондарь, сказав, что на судне у него нет тайн, все же попросил кокшу не распространяться на счет моряка, принесённого  в мешке на борт корабля, а заодно поинтересовался о запасе продуктов, рассчитанных на полгода.

   Женское чутье Инессы подсказало, что визит капитана не связан с запасами продуктов.

– Он пришёл взглянуть на тебя,– объяснила она Джульетте после его ухода.– Бондарь компанейский парень с широкой морской душой. Несгибаемым он становится только в критических ситуациях. Его не очень беспокоит, кто о нём что подумает, и что скажет на судне, а вопрос о продуктах в его устах, звучит не более чем, как обходной манёвр, поскольку кухней ведает не он, а его помощник.

    В подтверждение её слов,  на камбузе появился помощник капитана, вернувшийся со склада с гроссбухом в руках, и стал с Инессой сверять содержимое продуктов на складе с накладными.

   После выхода судна в море, началась повседневная работа. Джульетта с интересом наблюдала, как трудятся матросы, но  не забывала при этом,  о своих обязанностях. Тяжелая работа накормить экипаж, благодаря ее стараниям и познаниям Инессы, спорилась. Однообразно сменялось время. Неделя шла за неделей. Отдушиной служил вечер, когда после ужина,вымыв тарелки и расставив их по полкам, можно было сесть за чистый стол и за чашкой чая вести бесконечные разговоры, напоминающие длинные семейные беседы перед сном. Не важно, что разговоры велись иногда об одном и том же. Что наболело, о том и шла речь.

   В море, любила повторять Инесса, как ни тяжела работа, находишься среди людей. К тому же, мой моторист всегда под боком. С мужем  она давно рассталась. При возвращении на материк у нее начинается совсем другая жизнь. Приходится, оставаясь одной, рассчитывать только на саму себя. Начать совместную жизнь с новым мужчиной представлялось сложной проблемой. Годы не те. Она давно уже не девочка. Да и нет особой нужды в новых знакомствах, живя на хуторе с взрослой дочерью, которая работает в Риге и которая приезжает проведать мать на выходные дни, а заодно выспаться и привести себя в порядок. Инесса любила рассказывать в подробностях, как однажды её моторист приехал к ней на хутор в самоволку, втайне от своей ненаглядной. Двое суток, проведенных вместе с ним на хуторе, она вспоминает несколько лет, как  украденное женское счастье.

– Мой моторист, к сожалению,– удрученно  повторяла Инесса, показывая, как это ее сильно тревожит, – играет по строгим правилам: живёт на земле полгода в семье, как честный семьянин, и, находясь в море, полгода – со мной, с любовницей, и не собирается ничего менять. Его супруга, по всей видимости, обо всём догадывается и только делает вид, что ничего не видит.

   Джульетта рассказала, что живёт с матерью и младшей сестрой, учащейся в школе. У отца, во время командировки в маленьком городке случился инсульт и на машине скорой помощи больного не довезли до районного  центра. Девочки осталась без отца. Материальной поддержки она не ощущает. Мама не  забывает об  отце. Разговоры только о нем. Она по сей день любит только его и никто другой ей не нужен. В семье Джульетта обладает решающим голосом. По её настоянию куплена трёхкомнатная квартира в Риге, ставшая кабалой для семьи. Думы постоянно связаны с погашением кредита. Приходится много трудиться и матери, и ей. Чтобы выжить, местом работы выбрано судно, а в перерывах между рейсами приходится подрабатывать в ночном клубе.  Джульетту с детства тянуло к танцам, но пока ничего не остаётся, как приплясывать, завлекая подвыпивших бизнесменов раскошеливаться на дорогие напитки.

    К расплодившимся ночным клубам Инесса относилась негативно. Она их просто обходила стороной. Чтобы не ругаться с приятельницей, она высказалась, что старается избегать улицы красных фонарей. Ей претят балаганные улицы, на которых малолетние девицы пристают к странствующим морякам с непристойностями.

– Уж лучше мыть ложки, чем работать в ночном клубе,– в сердцах выразилась Инесса, показывая своё отвращение к подобной роли деятельности.

– Почему?– спросила Джульетта и, не услышав ответа, ответила сама, желая постоять за себя.–  Где бы я не находилась и кем бы не работала, я остаюсь такой, какая есть. На берегу мытьём ложек много не заработаешь. Моя мама стирает салфетки и костюмы для иностранных поваров в прачечной для  сети китайских ресторанов и получает, работая на износ, минимальную зарплату. Такого темпа я не выдержала бы и месяц, а мне нужно ежемесячно платить за кредит. Пришлось  поменять кучу низко оплачиваемых мест работы, прежде чем попасть в «ночник».  И я не жалею об этом. Я не стриптизерша, раздевающаяся у шеста, а танцовщица, которая подсаживается к клиентам за столик и заводит беседу. Тема, предложенная для разговора,  должна быть интересной клиенту, а мой вид привлекательным. Как гейша, я могу просидеть целый вечер за одним столом, время от времени попивая коктейль, в котором отсутствует алкоголь. Моя зарплата – это приблизительно половина стоимости выпитых за ночь коктейлей. Правда, пить подряд, одну за другой сладкую смесь муторно. Иногда, разбушевавшийся полупьяный добряк после удачной сделки раскошеливается и оплачивает несколько  коктейлей, что всегда приятно, но это, к сожалению, случается не каждый день. Перед закрытием ночного клуба, о чем посетители не догадываются, нужно во время встать из-за стола и скрыться в заранее предусмотренном недоступном месте, чтобы, когда зажигается свет, клиент остался не со мной, а с друзьями, с которыми пришёл в заведение. Венцом программы является заказ посетителем бутылки золотого шампанского, половина стоимости которого идёт в счет заведения, а вторая часть, записывается на мой счёт. Получив подобный приз, можно оплатить трёхмесячный кредит за квартиру. Такая удача выпадает редко.  Обычно золотое шампанское заказывают в отдельной комнате, где перед клиентом порхают полуобнаженные массажистки. Когда посетителей нет, мы получаем фиксированный минимальный заработок за то, что пришли и тратим свое время. В пустом зале, у шеста, я обычно часами разучиваю па из Salce, сижу с книжкой в укромном месте или дремлю. Исполнять Salce мне нравится больше, чем танцевать перед столиками, и я бы с удовольствием занялась танцами всерьёз, если бы имела такую возможность.

– Я никогда не поверю, что в ночном клубе так уж чисто, как ты рассказываешь. Так или иначе, вас постоянно соблазняют. Рано или поздно случается не поправимое и вы отдаетесь мужчинам,– строго произнесла Инесса.

– Многое зависит от людей, какие они… Барменша ночного клуба, которой мы непосредственно подчиняемся, считает нас всех, судя по себе, проститутками. Из-за неё я несколько раз бросала работу, но, по просьбе хозяина, всякий раз возвращалась обратно. В последний раз мы схлестнулись с ней, когда она объявила, что мне следует днём следующего дня появиться в номере гостиницы и исполнить несколько танцев перед гостями. Я отказалась, считая, что номера гостиниц не для меня, а если кто-то хочет увидеть приватный танец, может заказать его в отдельном номере нашего заведения. Мы сцепились. В ярости я, как бешенная, могла в любую минуту сорваться. Хорошо, что танцовщицы оттащили меня от стойки и увели подальше. Я и не подозревала, что во мне столько злости,– Джульетта надолго замолчала и затем задумчиво сказала,– в ночнике я становлюсь одинокой. Рядом нет людей. Мы вроде вместе, но каждая сама за себя. Ночью работаем, днём спим с черной повязкой на глазах, чтобы не видеть света, а как хочется, чтобы рядом находился надёжный друг, на которого можно положиться. В мечтах видится солидный мужчина, полный достатка.

– Подобное, я  слышала не раз. Известный девиз многих молодых девиц звучит лаконично:мне нужно сейчас и все сразу. На самом деле, чтобы стать генеральшей, следует вначале помыкаться по гарнизонам.

– Мне знакомо, что женщина интересуется мужчиной, когда хочет денег или желает устроить свою жизнь. Я же готова на связь с порядочным мужчиной хотя бы потому, чтобы избавиться от одиночества.

– Я не слышу в твоих словах одного заветного слова «любовь», от которого женщина теряет голову. А где любовь?– спросила Инесса.

– Любовь прошла. Мой бывший, как я его сейчас называю, изменил мне с моей лучшей подругой.После того, как они поженились, у них родился ребёнок. Не понимаю я ни его, ни её. Соперничающую подругу, доказывающую, что она не хуже меня,  можно ещё понять и простить. Я видела в гостях, как соседская собака, отворачивая в сторону морду и морщась от отвращения, ела из кошачьей миски рыбу, лишь бы той не досталось. Подруга добилась своего и теперь совершенно не понятно, что делать ей с теперешним мужем. »Бывший»  рвётся ко мне назад, доказывая, что ошибся. Мне льстит, что он обрывает телефоны и шлёт эсэмэски. Чтобы забыть его навсегда, я стала встречаться с другим понравившимся мне человеком. Дмитрий переехал жить к нам и первые месяцы показал себя с лучшей стороны, активно участвуя в жизни семьи, но впоследствии, посовещавшись с родителями и с друзьями,потребовал, чтобы я бросила ночной клуб. Вопрос,на что нам жить и как погашать кредит, остался безответным. Вскоре молодой человек переехал назад  к родителям. Он не работает и не  хочет трудиться. Тунеядец сидит на шее родителей. Оправдываясь, он нашел отговорку, что трудиться в качестве наемного лица ему не хочется, а начать собственное дело – мешает отсутствие начального капитала. Своё будущее он связывал со студией, в которой собирается записывать песни собственного исполнения в духе речитатива. Быть может, в Африке, в кругу пляшущих у костра чернокожих людей, подобные песни востребованы и пользуются спросом, но нам нужны другие песни.

   В один из вечеров, когда дул норд-ост и старые обшивки из досок заунывно скрипели, напоминая  укрывшимся в каютах морякам прелести  жизни на суше, а хранящиеся в потайных местах синие платочки любимых нашёптывали о ненаглядных женщинах, после вахты с капитанского мостика в камбуз спустился замёрзший капитан.

– Мне кажется я умру, если не выпью чашечку кофе,– сказал он.

    По плащ – палатке струйки воды стекали на пол. Доски вокруг него стали совершенно мокрыми.

– Иди скорее в каюту и переодевайся , – по свойски сказала Инесса капитану.– Тебе чашечку кофе принесёт Джульетта.

   Инесса поднялась и стала собирать на поднос угощение.

   Внимательно посмотрев на Джульетту и потоптавшись на месте, капитан пошёл в свою каюту, оставляя мокрые следы.

   Приятельницы остались одни.

– Я знаю, что ему нужно. Ему нужно сто пятьдесят граммов водки и грелку на всё тело,– сказала Инесса Джульетте.– Он не ровно к тебе дышит. Твой час настал, а воспользуешься выпавшим шансом  или проигнорируешь его, зависит от тебя. Выбор за тобой.

– Чему быть, тому не миновать,– вздохнула Джульетта.– Когда капитан входит в камбуз, я смотрю в его бездонные глаза, полностью заполняющие помещение. Из всех голосов я слышу только его голос.

 Она подняла нагруженный поднос, пошла в каюту капитана и осталась там на ночь.

   Ближе к окончанию рейса пришел день рождения Джульетты. С утра её начали поздравлять, а вечером накрыли общий стол для торжества. Вся в подарках радостная именинница слушала тосты в свою честь. Рядом сидящий Алекс, руководивший собранием, был в центре внимания. Джульетта давно мечтала, чтобы находящийся рядом мужчина не был бы невидимым и неслышимым в обществе. Гуляние удалось. Мужички пили и ели, громко разговаривая за столами, сдвинутыми к стенам камбуза. На образовавшемся пяточке получилась танцевальная площадка. Немногочисленные женщины, которых было трое, плясали, отрываясь по всей программе, ощущая внимание и заботу второй половины. Интересно, что прежде чем станцевать с Инессой, приглашающий каждый раз просил разрешение потанцевать с дамой у её моториста, на что имелось обоснование:на корабле она была его женщиной.

    В середине праздника капитана срочно вызвали в радиорубку для согласования важных государственных дел. Никто не осмеливался подойти к Джульетте и она со стаканом сока в руках рассеяно рассматривала сидящих за столом. Грустным показался рыбак, принесённый на траулер в мешке за спиной капитана, и давший обещание не пить спиртное в течение всего рейса. На него никто не обращал внимание. За танцами последовали песни, поплывшие над водной стихией. Когда вновь зазвучала танцевальная музыка, Инесса кокетливо вышла из-за стола под руку с кавалером и грациозно подняла голову. Развернуться было негде и танцующие кружились в вальсе почти на одном месте у столов. Все пространство занимала пара с полнеющей пятидесятилетней Верой, третьей на судне женщиной,  которая с наслаждением вальсировала. Чтобы развеяться, Джульетта вышла на середину комнаты и, держась за невидимый шест, стала разучивать на Salce.После бесчисленных повторений она закружилась. Её белое платье, не до пят, как у невесты, но достаточно длинное, привлекало внимании.

   Ей все нравилось в.капитане. И то, что он крепкого телосложения, и то, что умён, и то, что его приказы на судне исполнялись беспрекословно. Не потому, что он приказывает, а потому, что его доводы разумны в каждой конкретной ситуации, и согласуются с её мнением. Она не была невестой, но если бы он предложил ей руку и сердце, она бы, не раздумывая, согласилась выйти за него и со временем полюбила бы его. Ее мечтам не суждено было сбыться. Капитан оставался глух к серьезным отношениям, что она воспринимала, как должное. Она кружилась до тех пор, пока не появился Алекс и не увел её в каюту.

    Полугодовой рейс заканчивался. На судне повеселели, как только прозвучала долгожданная команда:идём домой. За два дня до прибытия в порт, мужчины стали готовиться к предстоящей встрече с родственниками. Они, как могли, привели себя в порядок и развесили в каютах для проветривания свои парадные костюмы, чтобы они под своим весом отвиселись и приобрели соответствующую форму.  Когда же моряки увидели на берегу родных, их счастью не было предела. В порту, размахивая руками, и чуть не вываливаясь  через перила, они хотели поскорее соединиться с любимыми. Три одинокие женщины, потупив взоры и прижавшись к стене, скромно заняли второй ряд, всем видом показывая не причастность к мужчинам, толпившимся в первом ряду и к встречающим, стоящим на берегу. Этих женщин никто не ждал. Все же они изредка поднимали глаза, вглядываясь в толпу и надеясь,  что кто-то придет и встретит их. Инесса, стоящая рядом с Джульеттой, всплеснула руками.

– Посмотри, как активно размахивает руками мой машинист. Его, вместе с женой, встречают дети,– сказав, погрустнела она.– Я понимаю его. Дети священны и я бы никому не пожелала, чтобы они лишились отца.

  Её голова бессильно опустилась.

– А мой-то Ромео, что вытворяет,– прошептала Джульетта.– Боюсь, что он выпадет через борт и разобьется о землю. Думаю, что вижу его в последний раз. Прощай, любимый.

    Она  помахала рукой встречающим, обращенной ни к кому. Чутким ухом Инесса услышала произнесённые слова и, не обращая внимания на оттенки, решила подтрунить то ли над подругой, то ли над собой.

– Я тоже два дня назад простилась со своим мотористом до следующего рейса. Ночные прощания были жаркими.

– А где жена моего Ромео?– спросила Джульетта.

    Инесса знала жену капитана и быстро нашла ее.

– Посмотри на женщину,которая стоит впереди толпы. Это ей машет руками Алекс,– указала она на соперницу.

– Значит, я правильно её вычислила,– сообщила Джульетта.– Меня  всегда восхищала широкая открытая улыбка капитана. Оказывается, эта обольстительная улыбка предназначена не только для меня, а существует сама по себе, как приложение к лицу,–  сказала загадочно Джульетта и добавила, оценивающе глядя, на соперницу,– а жена у него не красавица.

– По  поверью,– тоном знатока сообщила Инесса,– капитану следует жениться на некрасивой женщине, чтобы та ждала на берегу и не изменяла мужу. По этому признаку ты явно не подходишь  в жены моряку, и тебе, видимо, предназначена другая роль.

  Инесса оглядела толпу и увидела молодого человека, делавшего отчаянные попытки обратить внимание Джульетты.

– Тебя тоже встречают,– сообщила она,– ты можешь гордо выпятить грудь и занять первый ряд.

   Джульетта увидела Дмитрия.

– Я не ждала его и не сообщала о своем возвращении,– сказала она Инессе.

– Справку о прибытии судна дают в порту любому, кто интересуется. Достаточно позвонить по телефону. Иди, спускайся,– подтолкнула она подругу,– пока ждут.

    Джульетта, в знак приветствия, подняла руку.

   «Морские волки» стали спускаться на землю. Джульетта, в порядке очереди , не торопясь, шагнула на трап.

  Протискиваясь сквозь толпу, она, как бы нечаянно, задела капитана бедром и, не оборачиваясь, зная, что за ней следят, направилась к Дмитрию. Подняв руки, она положила их ему за шею и прильнула к груди, показывая Алексу, что он теряет . Молодой человек обнял Джульетту и опустил руки за спиной ниже  талии.

– Я так соскучился по  тебе,–  шёпотом  произнёс он  ей на ухо.

  Она вспыхнула и резко вырвалась из его объятий. Показные объятья предназначались Алексу и реагировать на них следовало   не ему, а не Дмитрию. Неустроенность жизни вылилась через край и Джульетту понесло.

– Ты что? Нашёл бесплатную проститутку?– резко спросила она, уставившись на изумленного Дмитрия.

– Что ты говоришь?Как ты можешь так объясняться?–вскричал он в негодовании.

 Джульетта, не задумываясь, высказалась о том, что наболело. Она не сомневалась, что Дмитрий продолжает не искать себе работу, что ее очень удручало.

– Я всё могу, – раздраженно ответила она.– Скажи, ты по-прежнему  сидишь на шее у своих родителей?– на всякий случай спросила она.

– Дома меня в этом  не упрекают,– нервничая, произнёс он, -а дают заниматься любимым делом.

– Как тебе не стыдно?Раньше. в бывшем Союзе, существовала статья о тунеядстве. Пора вводить её вновь и заключить тебя, лоботряса, в тюремную камеру. Твое место не на свободе, а на нарах в камере с решеткой.

   Дмитрий, отстранившись от Джульетты, помялся, переступая с ноги на ногу. Ему тоже хотелось задать мучивший его вопрос и он не утерпел.

– В связи с работой на судне ты навсегда забросила ночной клуб или завтра вновь отправишься туда? – спросил он.

– Впереди меня ждет двухмесячный отпуск, в течение которого я постараюсь найти место на новом судне. На этот я больше не вернусь, -ответила Джульетта.– Если поиск затянется, то естественно, придется идти подрабатывать в ночной клуб. Скорее всего, я вообще не вернусь в море. Мне хватает полученного опыта. Тяжёлая нудная работа на кухне мне не по плечу, а , работая в ночном клубе, я хоть как-то смогу оплачивать кредит, который никто не отменял. Ответственность за семью с меня также никто не снимал.

   Распрощавшись с Дмитрием, Джульетта возвратилась на судно, чтобы  забрать свою сумку. Согнувшись под тяжестью поклажи, она покинула каюту и на палубе, увидев капитана, который тоже вернулся, чтобы  уладить какие-то неотложные дела, связанные с завершением рейса. Джульетта гордо и  холодно прошла мимо.

   Дмитрий встретил Джульетту у трапа, взял у нее тяжелую сумку и повесил ее на плечо. Молодые люди, не глядя друг на друга, отправилась к проходной порта, шагая рядом, а на самом деле порознь.

 

КОКША, ПРЕВРАТИВШАЯСЯ  В  ТАНЦОВЩИЦУ

   Спустя несколько лет, Джульетта устроилась работать танцовщицей в ночном клубе  в Швейцарии. Закончив рассчитанное на мужскую половину зрителей выступление у шеста, она сквозь сумрачный мрак обвела взглядом зал самого популярного в городе  Сант – Галлен «ночника». Сотни похотливых мужских глаз смотрели на нее с вожделением. Итак, каждую ночь.  Все хотели ее. Недвусмысленный кивок головы сорокалетнего господина, одиноко сидящего за столом,  в расстегнутой белой рубашке со стоячим воротничком,  ценой не менее чем в тысячу   франков, заимствованным дизайнером из офицерского кителя высшего состава, несомненно, означал приглашение к столу. Основываясь на положении, что лучше идти туда, где тебя ждут, она, подчиняясь прозе жизни, поправила короткую юбку и, оглядев свой вызывающий наряд, состоящий еще из прозрачной блузки, мало что прикрывающей, небрежной походкой  пошла между рядами к богатому  клиенту.

– Привет,– по свойски, как старому знакомому, сказала она на английском языке, присаживаясь на предложенный стул.

– Привет,– ответил мужчина.

   Она не собиралась зря терять время и с места в карьер бросилась в атаку, четко определив цель своего появления.

– Что пьем? – просила Джульетта.

– Коньяк.

– Угостишь бокалом шампанского?

– Какой марки предпочитаете? – спросил джентльмен.

   У Джульетты отсутствовали сомнения, что заказывать.

– Чем выше стоимость, тем лучше содержимое,– безапелляционно заявила она.– Я предпочитаю золотое шампанское.

   Танцовщица завела давнюю игру, в которой мужчина пытался напоить вроде бы податливую женщину, чтобы в дальнейшем обладать ею, а женщина разводила  мужчину на дорогие напитки, от которых зависел ее заработок. А затем как бы «испарялась» перед закрытием клуба, сославшись на необходимость пройти к шесту или в туалетную комнату.

   Первые вопросы оказались типичными для швейцарца: кто ты, откуда и чем занимаешься? При знакомстве в Швейцарии, если оно проходило в социальных сетях, вопрос, касающийся средств существования, задавался всегда, чуть ли не первым и выглядел очень важным, поскольку в стране подогревался интерес к бизнесу. Танцовщица сказала, что зовут ее Джульеттой, что родом она из Риги, столицы Латвии, и путешествует по Европе, переезжая из города в город в поисках окончательного приземления. Пока ее пребывание в той или иной стране или на популярном, международном  курорте зависит от наплыва клиентов. В мертвые сезоны, когда заканчиваются карнавалы и праздники, возвращается домой в Ригу, чтобы передохнуть, прийти в себя, восстановить организм и на время забыть спиртные напитки, от которых страдает печень.

– Зачем тогда пьешь?– спросил посетитель.– В жизни следует делать то, что приятно, нужно и полезно. Во всяком случае  я стараюсь жить именно так.

– Пока мои желания не совпадают с моими возможностями. Я не способна выпить море, наполненное шампанским, и в то же время прекрасно осознаю, что от выпитых напитков зависит мой заработок.

– Сколько и что  мне заказать, чтобы ты успокоилась и, разговаривая со мной, не думала о деньгах?

       Джульетта во всем усматривала подвох.

– Вы хотите меня напоить?

– Я думаю о твоем заработке. Давай договоримся следующим образом: я закажу дорогую бутылку шампанского или коньяка и, когда принесут, начну потихоньку опорожнять ее, а мы будем беседовать.

– Я люблю шампанское.

   После обслуживания они остались одни.

– У меня большой опыт распития спиртного,– знакомил клиент с укладом своей жизни.– В каждый погожий солнечный день я выезжаю на моторной лодке на озеро, где встречаюсь с друзьями.  Мы связываем канатами лодки вместе, перебираемся на одну из них и ведем продолжительные беседы, сопровождая их распитием  легких вин. Я хотел бы чаще общаться с тобой. Не исключаю, мы будем вести продолжительные беседы и здесь, и на озере. Я плохо знаю английский язык и думаю над каждой фразой, прежде чем ее произнести. Поэтому мои мысли могут показаться заторможенными, но это далеко не так. В Швейцарии говорят на немецком, французском, итальянском и ретороманском языках. Какими языками владеешь ты?

– Я говорю на английском, итальянском и русском языках. Латышский язык – не в счет. На немецком языке знаю отдельные слова.

– В том, что ты знаешь английский язык, я убедился. Мы живем в районе Швейцарии, граничащем с Германией и говорим  на немецком языке с швейцарским диалектом. Придется заняться твоим обучением.

– Я готова.

– Тебе нравится Швейцария?

– Мне нравится, что в Швейцарии минимальная зарплата составляет три с половиной тысячи евро, в то время как в нашей стране она равна двумстам пятидесяти евро.

– И это все, что тебе нравится в нашей стране?

– Швейцария – прекрасна. До лыжных курортов я не успела добраться, но то, что увидела, меня восхищает. Удивительно, что повсюду за городом простираются великолепные горы, покрытые зеленью трав, на которых пасутся, содержащиеся в чистоте коровы и овцы. Умиляют ухоженные дома со ставнями, стоящими на вершинах.. Так жили люди и сто, и двести лет назад. В Швейцарских Альпах, кажется, время остановилось. Нигде не встречала я такого высокого неба. Хуже то, что Швейцария не для приезжих. В ней, к сожалению, пока нет места для меня. К пятидесяти годам, когда,  надеюсь, на моем счету будет достаточная сумма, я смогу поселиться где-нибудь в альпийской деревне, чтобы безбедно прожить остаток дней.

– Выучи язык, найди достойную работу и навсегда забудется такое понятие, как гастарбайтеры. Чтобы достойно жить в Швейцарии, достаточно иметь клочок земли, пять коров и мини сыроварню.

– Я не собираюсь заниматься сельским хозяйством.

– Можно найти приличную работу в городе.

– Я присматриваюсь. А чем занимаетесь вы?

– Я работаю с недвижимостью: покупаю и продаю, не без интереса для себя, и  землю, и дома. При удобном случае выкупаю полуразвалившиеся  дома,  провожу реконструкцию и продаю, приведенное в порядок  здание, новым хозяевам. Я обыкновенный спекулянт.

– Спекулянтом нельзя назвать человека, у которого золотые руки, могущие восстановить развалину. Предприниматель звучит благороднее.

   Так они проговорили оставшийся вечер и всю ночь, вплоть до закрытия заведения.

– Не забудь, что меня зовут Отто,– сказал, прощаясь, клиент.

– А меня – Джульетта.

    Отто регулярно появлялся в последующие дни, в течение которых они штудировали основы немецкого языка, а затем внезапно пропал. Джульетта, занятая хлопотами, исключила его из списка повседневных посетителей клуба и со временем  стала все меньше думать о нем. Когда он вновь  появился в ночном клубе, она подсела к нему, и он рассказал ей о  причине столь долгого  отсутствия. Отто объявил о срочной необходимости отъезда  для покупки участка земли. Она ничего не имела против его внезапного отъезда и без малейшей претензии пожала плечами, полагая, что каждый имеет право поступать, как хочет.

– Хорошо бы сообщить об отъезде,– сказала, она, – если даже уезжаешь навсегда.

– Я уезжал на день для покупки куска земли и вечером собирался возвратиться назад, но задержался,– сообщил он без тени угрызения совести.

– Поездка была успешной?

– Весьма. Теперь я разделю большой кусок земли на части и выгодно продам его  новым владельцам частных домов.

   Она тоже сообщила ему нежданную новость.

– За  время твоего отъезда,– сказала она,– в клуб заглядывал итальянец Марио, назвавшийся твоим другом. Мы с ним проговорили весь вечер вплоть до закрытия. Теперь я представляю себе очертания громадного Боденского озера, расположенного на берегах Швейцарии, Австрии и Германии, и знаю, что водным путем можно попасть из Швейцарии в музей бабочек, находящийся на острове Майнау, или в океанариум  морского мира с акулами и пингвинами, находящийся в городе Констанца в Германии, и в театры Австрии. Рассказывал он и о скоростных качествах твоей четырехместной моторной лодки с коричневыми кожаными креслами, на борту которой, при желании, умещается десять человек. Интересно взглянуть и на трюм под носом лодки, в котором всегда можно найти ящик белого вина, и в котором стоит кровать, дающая возможность переночевать на озере и встретить рассвет следующего дня. Интересно, много ли у тебя друзей?

– Достаточно.

– Потребуется достаточно много времени, чтобы все твои друзья поочередно пришли в ночной клуб на мои смотрины. Не удивлюсь, что за время моего пребывания в Сант-Галлене,  не все успеют со мной познакомиться.

– Тебе не надо знакомиться со всеми отдельно. В воскресный день я приглашаю поехать со мной на Боденское озеро. Там я тебя сразу познакомлю  со всеми своими друзьями.

    Все ее звали куда-то кататься, но никто не предлагал знакомства с родителями. Не удивительно, что она затронула больную тему.

– Ты бы лучше познакомил меня не с друзьями, а с родителями.

– Я не могу этого сделать. Отец и мама давно умерли,– грустно сказал Отто, – я живу один.

   Джульетта хотела выразить соболезнование, но, услышав слово «давно», заменила соболезнование сожалением.

– Я не знала, сожалею, – сказала она.

– Я покинул отчий дом, когда они еще были живы. В Швейцарии родители и дети живут отдельно. Таков уклад жизни. У меня два брата, но мы практически не общаемся. Я живу один. Десять лет назад от рака умерла моя жена, которая очень хотела иметь детей, но не успела. Я панически боюсь разговоров о рождении ребенка и не собираюсь иметь детей. Перед смертью она сказала:– Не волнуйся обо мне, я пришлю тебе достойную женщину. Когда я увидел тебя, я понял, что это ты.

   Джульетта пригубила бокал с шампанским. Следовало сделать паузу, так как слишком быстро развивались события. Разговоры о детях показались преждевременными. Высказывание же о ней, как о достойной женщине, которую должна послать ему умершая жена, не вызвало отторжения.

– Ты остался верен жене и не встречался с женщинами в течение десяти лет?

– Встречался и не с одной. Я жил с каждой из них по полгода – год. Скажу откровенно, что со всеми из них у меня остались дружеские отношения. С одной я переговариваюсь по телефону до сих пор. С интервалом в две недели она звонит мне и справляется о здоровье. В ответ я спрашиваю, как у нее складывается жизнь.

– Она одинока?

– У нее до меня был ребенок. После расставания она вторично вышла замуж и теперь имеет второго сына.

– Что же тогда она продолжает звонить?

– Интересуется, как я живу, и рассказывает о себе и семье, в которой живет.

    В присутствии одной говорить о другой женщине выглядело не прилично, пусть даже с милыми подробностями. Джульетта поспешила завершить начатую тему.

– Зачем ты рассказываешь, столь подробно, о своей подружке?

– Ты спросила и я ответил. Я не собираюсь что-то утаивать.

    У Джульетты сработала женская логика, позволившая ускорить отъезд из Швейцарии с обоснованием.

– Твои связи с женщинами весьма забавны. К сожалению, мне не придется услышать, обо  всех твоих похождениях и встретиться с твоими друзьями, поскольку я срочно покидаю Швейцарию. От спиртного у меня болит желудок и страдает печень. Я нуждаюсь в срочном медицинском обследовании, которое, с точки зрения оплаты, реально осуществить только в Латвии. После лечения, когда  восстановятся сил, яокажусь, в зависимости от дуновения ветра, в невесть какой стране.

   Из всего, что произнесла сидящая напротив него женщина, Отто уловил два ключевых слова: отъезд и обследование. Он поспешил на помощь.

– В Швейцарии дорогая жизнь: и продукты, и жилье, и медицинское обследование. Предлагаю перебраться ко мне и на время забыть работу. Я оплачу медицинское обследование, устрою на курсы немецкого языка и, когда научишься говорить, сможешь найти более достойную работу, чем ночной клуб. Я имею однокомнатную квартиру, в которой имеется двуспальная кровать…

   При упоминании двуспальной кровати Джульетта прерывала Отто.

– Подобных услуг я не оказываю,– сказала она.– Если тебе нужна женщина, я подскажу, к кому следует обратиться. Мне предлагали шикарные апартаменты на более выгодных условиях. Они меня не устраивали. Пока не встречу любимого человека, я отвергаю любые притязания.

– Ты не дослушала меня. Мы будем спать на одной кровати под разными одеялами. Я притронусь к тебе, когда ты захочешь. Мне достаточно бесед с тобой.

    И все же предложение было принято. Джульетта перебралась к Отто. Пройдя медицинское обследование и реабилитацию, она прошла школу обучения немецкому языку. По отношению к ней  Отто  выглядел заботливым и нежным. Джульетта уже не могла жить без него и  называла не по имени, а не иначе, как Шатс. Однокомнатная квартира со всеми удобствами, расположенная на третьем этаже четырех этажного дома, представляла собой комнату-студию, имеющую отдельные, функциональные отсеки. В цокольной части дома было несколько гаражей, три из которых принадлежали Отто. В одном из них стоял автомобиль марки «Вольво – пикап», предназначенный для хозяина, во втором – малогабаритный Ниссан для Джульетты, в третьем – представительный автомобиль марки «Порш – кабриолет». Отто предпочитал пользоваться малолитражкой, которая юрко перемещалась, , удачно парковалась на загруженных улицах и съедала наименьшее количество горючего. На втором этаже располагался офис Отто, по габаритам напоминающий однокомнатную квартиру. находящуюся на третьем этаже. Дом, числившийся собственностью банка, кредитовал Отто на тридцать лет. Он  внес только  первоначальный взнос в двадцать процентов, половину из которых на льготных условиях занял в долг у друга. Остальные  квартиры сдавал в аренду арендаторам, за счет чего безбедно жил. По такой схеме, не числясь владельцем имущества, удавалось  платить меньше налогов и экономно управлять хозяйством. Отто  часто приглашал Джульетту  поужинать в ресторанах, но не прочь был, умея вкусно готовить, поесть дома. Кроме мясных блюд, излюбленным считалось блюдо фондю, готовящееся  из нескольких лучших сыров в  кастрюле красного цвета с белым крестом на боковой наружной поверхности, напоминавшей швейцарский флаг. Горячую кастрюлю с приготовленной едой,  ставили обычно на середину стола,  а снизу, чтобы она не остыла,  подогревали свечкой. Запах от фондю проникал во все уголки однокомнатной квартиры. Привязанность к блюду сохранилась у Отто  с детства, когда в детском варианте вместо кубиков из хлеба в расплавленный сыр макали фрукты. Странно, что показатель уровня холестирина в крови оставался в норме. Отто не поправлялся от сытного лакомства, оставаясь поджарым,  сильным и стойким, как солдат, готовый к любым свершениям. Джульетта, прошедшая подготовку в кулинарном техникуме,  умела профессионально готовить, но не стремилась показать свои способности, боясь в один прекрасный миг превратиться в домашнюю кухарку. Она  с детства помнила сказку, в которой  царь-батюшка, выбирая  жену из трех сестер, проигнорировал ткачиху и повариху. Джульетта старалась не подходить к  плите  и предпочитала сидеть на людях в ресторанах. Во время приготовления пищи дома она исполняла лишь скромную роль  помощницы.  Все же ей удалось привнести в рацион несколько салатов и обучить Отто искусству варки борща, вначале воспринятого  в штыки из-за того, что пришлось разогревать  вчерашний борщ. Через неделю  Отто сам сварил борщ, восторгаясь, что к приготовлением еды можно не заниматься три дня.

   Джульетта находилась на полном попечении у Отто. Он оплачивал покупки, не требуя отчетности. Чтобы чувствовать себя независимой  и иметь карманные деньги на женские прихоти, она устроилась барменшей в расположенный напротив дома бар – ресторан с оплатой девять евро в час. Хозяин заведения, друг Отто, рассказал о всех тонкостях   работы, отослал на недельный курс обучения барменши и Джульетта быстро освоилась за стойкой бара.  Вечером, когда схлынул основной поток посетителей, у нее появилось стремление стать хозяйкой всей территории, находящейся в поле зрения. Обладая привлекательной внешностью и полученным опытом   общения с людьми, ей не составило особого труда подсесть за стол к клиентам и завязать общий разговор. Она станцевала с одним мужчиной, с другим  и затем вывела всю компанию в центр зала в круг. Вскоре у посетителей появилось предложение выпить вместе. Джульетта предупредила веселящуюся компанию, что находится на работе и в случае выпивки получает процент от каждой заказанной бутылки.  Предупреждение никого не смутило.  Взявшись за руки, клиенты вместе с барменшей вышли  из-за стола и пустились в пляс. К ним присоединились  гости, сидевшие за соседними столиками.  Началось общее веселье. В следующие дни, обслужив клиентов за стойкой, Джульетта стала свободно расхаживать по бару – ресторану, предлагая желающим выйти из-за стола и влиться в общий хоровод.

   Нередко швейцарцы оценивают приблизительную стоимость ужина до того, как официант принесет счет. Еще больше они ценят общность, недополученную в детстве и в семье в течение повседневной жизни, поэтому, возвращаясь после танца к своему столику, мечтают, чтобы их вновь пригласили в хоровод на площадку, расположенную вблизи оркестра. Владелец бара – ресторана через неделю увеличил жалование Джульетте вдвое. Когда клиенты запели общие песни и к кафе-ресторану потянулись жильцы домов расположенных на соседних улицах, хозяин собрался еще больше повысить ставку барменше. У Джульетты полились беспечные дни, равновесие которых нарушил

телефонный звонок Отто, предложивший сыграть вместе с ним роль молодоженов. Привыкшая к ночной жизни, она обычно просыпалась в полдень, а то и позже. Когда зазвонил мобильный телефон, сонная Джульетта стянула с глаз черную повязку, атрибут танцовщицы ночного клуба, которая привыкла  возвращаться домой, на рассвете  и досыпать в дневные часы, и потянулась к стоявшей у кровати тумбочке.

– Алло, – взяв телефонную трубку, сказала она.

– Ты уже проснулась? – послышался знакомый голос Отто.

    Джульетта, подражая проснувшейся кошке, лежа изогнулась, забросила руки за голову и вытянула ноги.

– Только что досматривала последний сон, любуясь цветами цветов городского парка, и сейчас нежусь в постели,– ответила она.

– Вставай потихоньку и готовься к выходу. Я перезвоню тебе через час и мы поедем в расположенный в пятнадцати минутах езды от Сант – Галлена дачный поселок, в котором на улице Обербуел продается дом. Владельцем его является миллионерша. У нее причуда: дом предназначается для молодоженов, не для перепродажи, а для жилья в нем молодой семьи. Я же собираюсь купить его и выгодно перепродать. Я не собираюсь жить в нем. Обман мой невелик, так как после восстановления, я продам дом молодой семье. Нам придется при разговоре с хозяйкой, как в театре, сыграть роль молодоженов, что будет совсем просто. Как только освобожусь,  перезвоню. Будь готова.

– Конечно, Шатс,– согласилась Джульетта, которая слово Шатс, означающее клад, она воспринимала как дорогой или любимый человек.

   Телефонный разговор напомнил о ее статусе. Кем же она является? Содержанкой?

Любовницей? Красивой спутницей для презентаций? Гейшей? Джульетта окончательно проснулась. Стоя под душем, она размышляла над трудностями бытия и остановилась на успокоившем  ее предположении, что является достойной женщиной, которую жена, находившаяся на смертном одре, послала своему  мужу. Ее отношения  с Отто  вполне  ее устраивали. Нарушать их не имело смысла. Если бы Шатс предложил пожениться, она бы согласилась,  но тема замужества была под запретом и она не собиралась ее поднимать.  Замужество не было  для нее самоцелью. Более того, у нее с  замужеством  были свои счеты. Первый ее  мужчина женился на ее лучшей подруге, у которой через девять месяцев родился мальчик. В один миг она потеряла любимого человека и близкую подругу. Несмотря на то, что странный союз быстро распался, брак испортил дальнейшую судьбу Джульетты.  Последовавшие в скором времени мольбы и раскаяние бывшего мужчины, пытающего вернуться назад, не возымели действия. Вторично наступать  на грабли не хотелось. Следующий роман, на сей раз, с женатым капитаном дальнего плавания, также закончился печально. Она снова очутилась в ночном клубе,  где итальянец Адриано предложил ей развеяться, посетить Италию и, возможно, осесть в Риме, найдя подходящую работу,. В Италии, Джульетта поселилась в квартире своего новоиспеченного друга. Он  никогда  не говорил ей о верности, и не удивительно, что  однажды, он собрался со  своей новой подружкой на отдых на Кубу, предоставив Джульетте возможность самой решать свои проблемы. В то время она почти влюбилась в  Адриано и, выброшенная им из его жизни, как рыба на берег, тяжело переживала произошедшее, не представляя чем заполнить вакуум. Было очень горько, но не смертельно.  После многочисленных переездов по городам Италии, однажды,  в ночном клубе Милана она познакомилась с  Риккардо, который стал настойчиво ухаживать за ней.  Она ответила взаимностью  и когда удостоверилась, что мужчина  по настоящему  любит ее,  предложила пожениться. В то время она жила с сознанием, что в двадцать пять лет должна обязательно выйти замуж и родить ребенка. Время поджимало.  Живя с такой установкой в мозгу, она стала настаивать на женитьбе, но Риккардо воспротивился, сославшись на трудности в работе и необходимость постоянно заботиться о не встававшей  с постели  парализованной  матери и слепом отце. Риккардо  попросил повременить. Джульетта ничего не желала слышать и уехала в Ригу в надежде, что ее возлюбленный бросится за ней и будет на коленях просить  о заключении  брака. Однако, ничего подобного не произошло. Риккардо,  как жил в Милане, так и продолжал находиться там. Его жизненный опыт подсказывал ему не совершать  опрометчивых поступков. Запершись в своей комнате, Джульетта никого не хотела видеть и, спустя продолжительное  время, с трудом вышла из штопора.

    Спасаясь от нахлынувших переживаний, Джульетта посидела на кухне, сварила кофе, но, налив его в чашку, вышла из дома в белой нарядной кофточке, олицетворяющей целомудрие и чистоту, и в джинсах, подходивших для загородной поездки в автомобиле. Ноги сами привели  к бару-ресторану, покинутому  несколько часов назад. Сев за свободный столик, стоящий на открытой площадке, Джульетта позвонила Отто, и сказала, что ждет его в знакомом баре-ресторане, стоящим  напротив дома. Подошел бармен, перенявший у нее привычку разгуливать по кафе. Выпивать с клиентами он еще не научился, поскольку руководствовался девизом: на работе не пью. То, что он не успевал выпить в рабочее время, восполнялось в том же баре на следующий день. Юноша был молод и возлияния, осуществляемые вчерашней ночью, никак не отражались в следующий день на его лице.

    Он вежливо обратился к Джульетте, как к прекрасной незнакомке.

– Что желаете? – спросил он.

– Чашечку черного кофе.

     Кивнув головой, бармен удалился и вскоре появился вновь с белой салфеткой на согнутой руке и с чашечкой кофе в другой.

– Кофе за счет заведения,– галантно сказал он и с достоинством удалился.

    Джульетта осталась сидеть. Не спеша отпила глоток кофе и стала, как в кино, наблюдать за прохожими, идущими по улице, и их походкой. Просмотр дефилирования  граждан прервал звонок мобильного телефона. Она ждала звонка и быстро достала мобильник из сумочки. На экране вместо фотографии  Отто высветилось слово Италия. Звонил Адриано.

– Скучаю без тебя,– сказал он. – Как жизнь?

– Давно не слышала тебя,– ответила Джульетта, – какова причина звонка?

– Просто хочу   пообщаться. Я познакомился в Риге с твоей младшей сестренкой. С ней я уже встречался в баре.

– Недавно мы разговаривали с ней по скайпу. Она говорила, что ты нашел ее на сайте знакомств. Лара спрашивала, что ты из себя представляешь? Я охарактеризовала тебя как умного человека, опытного юриста, достойного потомка итальянских завоевателей и великолепного любовника.

   Вырисовывался портрет положительного героя. Если бы все так было на самом деле. Если бы…

    Джульетта прожила с ним, в его квартире, достаточно долго. От любви к нему у нее сносило крышу и она  до сих пор благодарила судьбу, позволившую ей испытать чувство любви. Нельзя сказать, что сейчас она полностью забыла Адриано и что любовь прошла. Просто Джульетта стерла Адриано из памяти, вычеркнула его из жизни  для того, чтобы двигаться вперед .

   Когда-то она слушала его с открытым ртом. В разгар лета, когда в Риме температура зашкаливала за сорок градусов, Адриано предложил  поехать отдохнуть в тихом уголке у моря, У нас, сказал он, существует семейная традиция, согласно которой мы всей семьей  снимаем дом на время отпуска. Обычно мы  отдыхаем на лазурном берегу. Там я познакомлю тебя с отцом и матерью, что говорит о моем благосклонном отношении к тебе. Ничего подобного я никогда не делал со своими женщинами. Когда я приеду в Ригу, я познакомлюсь с твоей мамой. Пусть родители думают, что мы в ближайшее время собираемся пожениться. Мы-то знаем, что этого никогда не случится. Мы из разных слоев общества. Когда-нибудь, когда почувствую зов продления рода, я женюсь, но не на тебе. Сейчас нам хорошо вместе и надо радоваться близости, но как только я найду достойную замену, я уйду от тебя. Селяви.  Таковы устои общества, в котором мы живем. Чтобы выжить, тебе следует изменить взгляды на жизнь и стать стервой. Я научу тебя, как ею стать. Когда мы познакомились в Риге, ты была холодна. Я пригласил тебя в гости в Рим, надеясь, что здесь ты будешь сговорчивей. Ты даже не представляешь, что если бы ты не стала жить со мной, тебе пришлось бы возвращаться в Ригу пешком голой и босой. У тебя не было других вариантов, кроме как начать спать со мной.

   Я покажу тебе прелести Вселенной. Ты нигде не была и не знаешь мир. Вращение на пяточке у шеста в ночном клубе – это только часть мира. Тебе следует получить образование, которое поднимет твой статус и позволит подняться на новую ступеньку лестницы жизни. Помни, что птицы одного оперения летают вместе. Имея образование, ты попадешь в другую стаю. Я покажу, как живут на земле люди, что можно делать и чего следует избегать. Живут люди по-разному в зависимости от достатка. Я не собираюсь выяснять, почему у одних есть все, а другие пашут всю жизнь. Прими это как аксиому, в которой параллельные линии никогда не сходятся и не пересекаются. Я  хочу быть с теми, кто наслаждается жизнью. Мне безразлично, как они достигли успеха. Деньги не пахнут. В высших кругах любят дарить и получать подарки, оцениваемые не только по содержанию, но и по денежному эквиваленту, приходя в восторг от второй составляющей презента тоже.

  В мозгу Джульетты сумбурно, наперегонки, проносились мысли. Она воспринимала поток слов, как нравоучения, не успевая высказаться и стараясь запомнить их смысл, чтобы, будучи достойной ученицей, в будущем дать достойный отпор.

   Дребезжание голоса в мобильном телефоне вернуло ее к Адриано. Она вслушалась в очередную фразу.

– Я мило беседовал с твоей сестренкой по скайпу, – сказал Адриано.

– Лара сказала мне, что разница в возрасте не позволяет рассматривать тебя в качестве героя-любовника,– сказала Джульетта.

     У нее теплилась надежда, что встреча Андриано и Лары не состоится.

– Разница в возрасте, безусловно, присутствует,– уточнил Адриано,– ей восемнадцать лет, а мне сорок. Впрочем, это не причина, чтобы нам не встречаться. Я строен, хожу в фитнес-клуб и поддерживаю спортивную форму. Мое утверждение, что мне скоро исполнится тридцать лет, не вызвало у тебя несколько лет назад сомнений. Твоя сестренка думает, что я еще мальчик. Она собирается в Рим и жаждет увидеть красоты Италии. Я ей, как тебе когда-то, покажу достопримечательности Рима, его бары и рестораны, а через неделю увезу на курорт в Ибицу. Авиабилет в один конец у нее уже в крмане. Женщины из стран восточной Европы обычно уверены, что получают приглашение, где « все включено», в том числе и обратный билет. На самом деле, обратный билет куплен, а получит она его в зависимости  от своего поведения. Я не альтруист. Подымаясь на трап самолета, уже тогда следовало предположить, что за все надо платить, и, гуляя по площадям Италии, помнить, что всегда существует выбор: возвращаться пешком домой или продолжать наслаждаться. Безусловно, ей легче отдаться, чем сопротивляться. Я внимательно понаблюдаю за ней. По моему обычаю, если ее поведение  окажется с моей точки зрения не правильным, путешествие закончится, и она пойдет из Рима в Ригу пешком.

   Джульетту удивило, что сестра изменила мнение об Адриано, обманула ее и собирается провести время с ним ночью. Причины воспротивиться предстоящей поездке, и как-то повлиять на сестру, выбравшую свой путь, отсутствовали. Все же неудовольствие присутствовало и не терпелось высказать свое «фэ».

– Она мелкая, выглядит как дитя, и я не понимаю ее, впрочем, так же, как и тебя.

– А я понимаю ее. Она спешит жить. То, что она мелкого роста, не беда. В Бангкоке я встречался с женщинами еще меньшего роста. У миниатюрных восточных женщин, к которым я отношу тебя и твою сестру, трудно определить возраст. Нередко маленькая собачка выглядит как щенок, хотя является взрослой особью. Существенно, что твоя сестра совершеннолетняя и меня нельзя обвинить в педофилии и развращении малолетних девочек.

– Я привыкла к тому, что мужчина должен быть выше своей спутницы, но не настолько. Тебя не смущает, что она на голову ниже тебя?

– Это даже интересно. Я не собираюсь с ней жить вечно и будет, что вспомнить.

– Ты уверен, что нашел то, что искал?

– Разумеется.

– Как далеко продвинулись ваши отношения?

– Отношения между нами развиваются стремительно. Подписываясь на поездку, она представляет, на что идет.

– Неужели ты не нашел никого  кроме моей сестры? – спросила Джульетта.

– Я выбрал тебя и забуду о ней, если ты поедешь со мной. Лучшей спутницы мне не найти.

– Я была влюблена в тебя. В течение года наши отношения развивались по нарастающей кривой, но ты все испортил, изменив мне.

– Я уже просил прощения.

– Я ценю слова, но делаю выводы в соответствии с поступками.

– Встречаясь с женщинами, я стою на позиции, что я многогранен, а моя спутница должна быть верна одному мужчине.

– Ты, как и все мужчины, наивен. Как только ты начинал ухаживать за новой подружкой, возле меня появлялись воздыхатели.

    Адриано не считал себя наивным человеком.  Ему хотелось возразить Джульетте. В то же время, он хорошо понимал  бессмысленность своих намерений. Джульетта не стала бы его всерьез слушать. В результате из его уст вырвалась на итальянском языке непереводимая игра слов возмущенного до глубины души человека, похожая на продолжительный стон.  Успокоившись, он мог продолжить беседу.

– У тебя мужской склад ума, – сказал он.– Быть может, этим ты держишь меня в тонусе. Сейчас я повзрослел, сделал переоценку ценностей и жажду вновь встречи с тобой. Ты найдешь меня совершенно другим человеком.

– Встречи исключены. У меня есть Отто.

– Придумай что-нибудь, соври и забудь на время о нем.

– Ты говоришь о нереальных вещах.

– Когда испортятся отношения с Отто, ты вернешься ко мне?

   Джульетта не собиралась выплескивать душу перед Адриано. Она хорошо его знала и предугадывала, что ее ждет, если возвратится к нему. Добившись своего и удовлетворив честолюбие, он при появлении новой пассии с легкостью выбросит ее на помойку. Такая судьба не прельщала Джульетту.

– К тебе – никогда, – не вдаваясь в подробности, коротко ответила она.

– Я жду, когда сказка проживания с Отто закончится, и ты останешься одна, сидящая на пустыре перед старым, разбитым корытом. Вспомни в эту минуту обо мне. Я жду тебя. Чтобы не случилось, ты остаешься для меня близким человеком и, если попадешь в каверзную  ситуацию, всегда можешь рассчитывать на мою помощь, в том числе и ценную юридическую консультацию.

– Я не собираюсь судиться.

– Во всяком случае, дружеским советом я всегда помогу тебе.

– Я знаю твои возможности и нахожусь в восхищении от твоих мудрых советов.

Помню, как ты предложил объявить банкротство и перестать выплачивать кредит после того, как закончился строительный бум в Латвии и наступил кризис, когда квартиры подешевели вдвое.  Разумнее было оставить квартиру банку и купить новую в соседнем подъезде дома. Я и впредь хочу пользоваться твоим опытом юриста  и в свою очередь чем смогу, тем помогу тебе.

– Так ты поедешь со мной на Ибицу?– вторично спросил Адриано.

– Я уже ответила, что не поеду.

    Не получив согласия, Адриано пришлось ограничиться острым уколом. Больнее ничего не пришло на ум.

– Тогда я отправлюсь туда  с твоей сестрой.

   Джульетта ничего не ответила.

– Ну,– Адриано сделал многозначительную паузу и, вздыхая, сказал, – пока.

– Пока, пока.

    Джульетта выключила мобильный телефон, положила его в сумочку и стала медленно допивать холодное кофе, ожидая, когда Адриано выветрится из головы. Вновь прозвучала знакомая мелодия в телефоне и на табло высветилась страна Италия. Джульетта подумала, что абонент что-то хочет добавить, но вместо Адриано услышала голос Риккардо из Милана.

– Чао,– приветствовал ее Риккардо.

– Чао, – ответила она.

– Ты одна?Ты можешь говорить со мной?

– Могу.

– Не претерпели изменения с Отто?

– У нас отличные отношения.

– Как он относится к моим разговорам по телефону?

– Терпимо.

– Если он терпит мое присутствие, значит между вами отношения не такие блестящие, как ты говоришь. Будь я  с тобой, не потерпел бы разговоры с другими мужчинами.

– Давай не будем заниматься разбором наших отношений.

– И не собираюсь. Я звоню по другому поводу.  Хочу сообщить  об изменениях в моей семье: мама умерла …

– Прими мои соболезнования.

– Это произошло какое-то время назад. Боль утихла. Я приглашаю тебя поехать в Лас-Вегас обвенчаться.

– Обвенчаться?Почему в Лас-Вегас?

– Чтобы после венчания приятно отдохнуть.

– Тебе не кажется, что ты несколько опоздал? Я ждала приглашения жениться не один год  и не  дождалась. Расставание с тобой сильно переживала и  долго не выходила из гнетущего состояния. Никому не пожелаю моих страданий. Так что извини, возврата к прошлому нет.

– Не зарекайся. Я предлагаю обвенчаться. Отто не собирается создавать семью и держит тебя на поводке, как собачонку, рядом.

– Для меня не имеет принципиального значения штамп о регистрации брака.

– Как долго продолжится связь с Отто?

– Отто рационален. По логике вещей ему лучше со мной, хуже без меня и нет смысла расставаться со мной. Логично и то, что я рядом с ним. В Швейцарии живут реалисты и часто говорят: это логично. Я начинаю мыслить, как они, без эмоций, будто мы роботы. Но нет правил без исключений и иногда я выхожу из себя. У меня взрывной характер. Стараясь выглядеть спокойной при очередной поездке Отто на озеро, я спрашиваю:  неужели тебе интереснее с друзьями, чем со мной? В ответ слышу, что ему необходимо личное пространство. Что мне остается делать? Я начинаю возмущаться и перечислять, что потеряла, переехав к нему. Я потеряла высоко оплачиваемую  работу, общение с матерью, родной дом,  друзей. В припадке бешенства заявляю, что ухожу от него. Тут же возникает вопрос:  куда? Вопрос  останавливает меня. Куда? Куда я ухожу? Поостыв, понимаю, что в Ригу не вернусь. Там меня никто не ждет.

– Переезжай ко мне. Оставшись один, я тоже многое понял. Я хочу быть с тобой и только с тобой и никого не хочу видеть рядом. Я готов подождать, когда ты расстанешься с Отто и  переедешь ко мне.

– К тебе никогда не приеду.

– Пусть не ко мне. Переезжай хотя бы в Италию, а там посмотрим.

– В Италию я тоже поеду. Я эмоциональный человек. Италия мне ближе, чем Швейцария. Находясь в Италии, через месяц я начинаю разговаривать, жестикулируя руками, как итальянцы. Мне ближе эмоции, а не логические ребусы, но если  даже вдруг расстанусь с Отто,  я останусь в Швейцарии  и не поеду в Италию. Евросоюз наводнен поляками, румынами и балтийцами. Теперь в Европу хлынули азиаты и африканцы. Вакуум заполнен дешевыми  рабочими руками. Швейцария пока отгорожена от Евросоюза и мое место – здесь. Я пополнела и мне нужно сбросить семь килограммов, чтобы войти в норму и вновь начать танцевать. Еще лет десять я способна покорять публику, после чего, зная русский, английский, итальянский и немецкий языки, сгожусь где-нибудь  в гостинице Цюриха или Берна на   ресепшене.

– С тобой не договоришься, – сделал заключение Риккардо и попрощался, –  Чао,  милая!

– Чао, чао.

     Через непродолжительное время к кафе подкатил автомобиль «Порш – кабриолет» с открытым верхом. Джульетта увидела Отто с телефоном, приложенным к уху, и сразу услышала звонок в сумке. Она приветливо помахала рукой, чтобы ее заметили, и стала спускаться по ступенькам на улицу, чтобы юркнуть в приоткрытую дверь. Автомашина тронулась с места. У Джульетты имелись две новости: одна хорошая, касающаяся работы в кафе, и вторая, не очень хорошая, связанная с итальянцами. Вопрос, с какой новости начать, не возникал. Умолчать о разговорах с итальянцами, о наличии которых партнер прекрасно был осведомлен, было нельзя. С них следовало начать прежде всего. Джульетта не имела права скрывать свои  телефонные разговоры с мужчинами и постаралась поскорее отчитаться.

– Мне звонили два итальянца, – сказала она. – Риккардо из Милана предложил обвенчаться в Лас-Вегасе, что звучит не серьезно, а Адриано из Рима собирается поехать на отдых в Ибицу. Спутницей, на сей раз, он выбрал мою младшую сестру. От его поездки я не в восторге. Обычно при каждой встрече мы обнимаемся с Лалой и целуемся. Я бы не хотела видеть ее на Ибице, куда мы тоже планируем отправиться с тобой на отдых в ближайшее время. У нас уже куплены билеты. Думаю, что и ты не в восторге от встречи с Адриано. Ты не будешь ревновать меня к нему, если в ресторане или на улице мы его повстречаем?

– Он тебе интересен?

– Нисколько.

– Тогда что мне ревновать? Я буду целовать и  обнимать тебя, а он пусть волнуется и нервничает, что потерял сокровище.

   Вторая тема, названная хорошей, касалась работы в кафе.

– Шатс, – сказала Джульетта,– я проработала в кафе неделю с оплатой девять франков в час, а владелец уже удвоил жалование и собирается повысить его в дальнейшем. Не приложил ли ты к этому руку? Я предполагаю, что он по договору платит мне девять франков в час, а остальные деньги доплачиваешь ты.

– Я здесь совершенно не причем,– ответил Отто. – Хозяин кафе не собирается платить тебе за твои красивые восточные глаза. Он просто сообразил, что к кафе потянулись клиенты, отчего увеличилась прибыль. Раньше посетители не танцевали и не пели сообща. Он испугался, что тебя могут переманить конкуренты из соседних кафе, если тебе не увеличить зарплату.

    «Порш» вилял по улицам города и въехал в длинный туннель, являющийся междугородной магистралью.  Машины в нем неслись с максимальной скоростью. Эхо от шума моторов, отражающееся от железобетонных перекрытий, не позволяло вести разговор. Отто увеличил скорость и слился с потоком машин. Выехав из него, создавалось ошибочное впечатление, что на трассе машин меньше, чем в туннеле. Маршрут был знаком и, прошуршав шинами на последнем повороте, «Порш» въехал по пандусу через открытые ворота в нужный двор. Из двухэтажного дома общей площадью двести квадратных метров вышла, не потерявшая привлекательности, стройная пятидесяти пятилетняя шатенка и, приветливо улыбаясь, подождала, когда к ней приблизятся гости.  За строением виднелась ровная площадка, а за ней на пригорке среди деревьев вырисовывался громадный особняк.

– Свободная территория принадлежит, – сказала хозяйка, широким жестом проводя рукой перед собой, – в будущем на ней можно построить по имеющемуся проекту два спаренных дома.

    Хозяйка повернула в левую сторону и, обогнув угол  пристроенного у стены гаража, показала беседку, в которой семья за ужином коротала время на закате солнца.

– За полосой деревьев кончается наш участок. За ним расположен фруктовый сад, взятый в аренду живущим недалеко садовником, который обильно удобряет почву навозом, разбрасывая его по поверхности земли. После дождя естественные запахи, распространяемые ветром, доходят до наших владений, отчего мы испытываем неудобства.

   За следующим поворотом открывалась  любимая лужайка с подстриженной травой., которая, с одной стороны ограничивалась стеной дома, а по периферии трех оставшихся сторон окружалась деревьями и кустами цветов. Слева стояла заброшенная калитка, которая выводила на проезжую дорогу. Проведя покупателей вокруг дома, хозяйка приблизилась к входной двери и вошла в нее, показав убранство трех спален и ванную комнату с совмещенным туалетом на верхнем этаже. Далее, спустившись на первый этаж, прошла через кухню и вошла в гостиную с камином в центре, в углу которого, являясь продолжением кухни, стоял на ноге с лапами диковиной птицы антикварный круглый стол. Его окружали шесть стульев с высокими спинками, обитыми плотной тканью с зелеными вертикальными полосами на коричневом фоне. Вторая внутренняя дверь вела из гостиной в коридор, из которого можно было попасть в кабинет мужа и туалетную комнату. Отто, специализирующийся в строительном бизнесе, был знаком с типовым проектом дома площадью двести квадратных метров. В аналогичных домах на первом этаже обычно устраивали офис, а жилые комнаты располагались  на втором этаже. Хозяйка опустилась в ухоженный подвал, разделенный на комнаты.

– Подвал построен на случай, если придут русские, – сказала она. – Он легко превращается в бункер, в котором на случай войны хранятся продукты, рассчитанные на использование хозяевами в течение пяти месяцев. Русских победить нельзя. Их ждешь с одной стороны, а их танк, прошедший без карт по неизвестным тропам, неожиданно атакует с тыла. У русских все просто. Они без раздумья уничтожают появившегося врага, а мы можем их атаковать, так как предварительно должны доложить командованию о появлении неприятеля, прорвавшегося с неожиданной стороны, получить инструкции, как действовать в подобной ситуации, а в это время появляется основная группа танков, спешащих на помощь товарищу. Нас атакуют со всех сторон, мы в котле и в полной неразберихе, капитулируем.

   Джульетта, по линии отца имела корейско – японскую  , а по матери – русскую кровь Ставропольского края и внимательно относилась ко всему, что касалось русских. Мнение швейцарцев о ее соплеменниках удивляло ее. Как будто не было Сталинграда и Курской дуги, где наглядно проявилась стратегия военных начальников и героизм русских солдат.

– В течение двух мировых войн Швейцария неизменно сохраняла нейтралитет, выгодный для всех стран, – сказала Джульетта.– Отчего вы взяли, что Россия вынашивает планы вторжения в вашу страну?

– Интересы России распространяются далеко за ее пределами. Их воины могут появиться в любой части мира. Нам памятен переход Суворова через Альпы. Русские непредсказуемы и поэтому опасны,– ответила хозяйка.

– Третья мировая война, если она случится, будет атомной или водородной войной, в которой будут отравлены и пища, и воздух, и водные источники. Вам не помогут ни подвалы, ни бункеры, ни специальные бомбоубежища, строящиеся для групп людей.

– В нашем подвале хранится много еды, – сказала хозяйка дома.

  Ее поддержал Отто.

– Установленные машины надежно очистят воздух и воду, – сказал он.

   Джульетта давно колесила по Европе и уже была подвержена западной пропаганде. Она во многом соглашалась с Отто и верила, что если он говорит о машинах, то знает, о чем говорит. Вопрос с подвалом был решен и возник другой, затрагивающий злободневную тему купли и продажи дома. Хозяйка поднялась на первый этаж и через кухню провела покупателей в гостиную, в которой стеклянная дверь высотой от пола до потолка вела на террасу. Усадив гостей за стол в деревянные кресла с подстилками,  хозяйка отлучилась, чтобы из кухни принести поднос, на котором стояли чашки   и пирожные. Сев в кресло, начала разливать кофе. Светило солнце. Под навесом  «маркиз», защищавший от прямых солнечных лучей, приятно было любоваться вечными горами, зеленой лужайкой у дома, стеной деревьев, отгородивших участок земли, от проезжей дороги.

– Я живу одна,–  обращаясь к гостям, сказала хозяйка. – Моя мечта была построить на свободной территории два спаренных двухэтажных дома площадью двести квадратных метров каждый, чтобы находиться поблизости к сыну и дочери и нянчить внуков, не увенчалась успехом. Дети, как птицы, повзрослев, свили свои гнезда и покинули отчий дом. Со смертью мужа пришло одиночество. Дом показался огромным. В нем трудно делать уборку.

– Я могу поделиться опытом уборки помещений,– сказала Джульетта. – В школьные годы, распределяя обязанности по дому, мама поручила мне мыть полы и следить за чистотой в двухкомнатной квартире. Уборка не входила в мои планы, но мое нежелание всерьез не воспринималось и пришлось подчиниться. Согласившись на каторжный труд, я заявила, что всякий труд должен быть оплачен. Мама ничего не имела против такой постановки вопроса.

– Какова заработная плата уборщицы? – спросила я.

– Минимальная, – ответила мама.

– Я никогда не буду работать уборщицей, –  заявила я, узнав,  сколько за свой труд получает  уборщица.

– Мы не решаем сейчас вопрос твоего трудоустройства, – сказала мама, – речь идет об уборке помещений жилища, в котором ты живешь. Рассматривай сей труд, как дополнительную нагрузку и только.

– Хорошо, я согласна получать ставку уборщицы,– заявила я.

– Уборщица обязана трудиться целый день, а ты будешь тратить на уборку минимальное время. Тебе не стоит забывать о приготовлении уроков и спортивных тренировках.

– Сколько же я буду получать?» – спросила я.

– Мизер.

– В чем выражается мизер?

– Мизера хватит на мороженое.

   Через несколько дней, среди дня, мама поднялась в квартиру за оставленной сумочкой и застала меня сидящей за журнальным столиком,  рассматривающей журналы мод. В соседней комнате моя одноклассница делала уборку.

– Что я вижу? – удивленно спросила мама.

– Уборку помещений мне помогает делать моя одноклассница,– объяснила я.

    Не совсем удовлетворенная ответом, мама ушла на работу, а мы с подружкой, после уборки квартиры, отправились в кафе. Мизера вполне хватило нам на мороженое.

– Вашим опытом я вряд ли воспользуюсь, – сказала хозяйка дома, выслушав Джульетту. – В уборке помещений я не вижу смысла, так как практически пользуюсь исключительно спальней на втором этаже и кухней, где готовлю себе обед. С чашкой кофе в руках я часто сижу в кресле у дома, вспоминая прожитую жизнь. Я присмотрела трехкомнатную квартиру в Сант – Галлене и намерена, продав дом, который стал мне не нужен, переехать туда. Дом стоит значительно больше оговоренной в интернете суммы, но я не хочу продавать его, как на аукционе, с молотка и желаю, чтобы он попал к молодоженам.

– Цена меня устраивает, – сказал Отто. – Есть ли у нас конкуренты?

– Один покупатель, обыкновенный азербайджанский миллионер, владеющий задвижкой на клочке нефтяной трубы, появился на горизонте намедни. Его трудно назвать конкурентом. Услышав о продаже дома на Обербуел., он поспешил увидеть его и выгодно перепродать. Его сопровождала молодая переводчица. Я встретила их, сидя на воздухе у стола, в кресле за поздним завтраком, и пригласила к совместной трапезе. Энергичный мужчина принял приглашение, сказав, что чай – это первое, чем встречают в Баку дорогих гостей. В знак расположения он выставил сверкающую золотом бутылку шампанского. Местные жители знают, что такие бутылки стоимостью в тысячу франков, предназначенные для бесшабашных русских,продаются в маленьких магазинах, стоящих на перепутье дорог. Их реализация осуществляется не часто: по две – три штуки в год. Азербайджанец взял в руки шампанское, собираясь открыть его. Чтобы приободрить пришельца, я высказалась, что украшением стола является сосуд с хорошим вином. Умный азербайджанец поправил меня, приведя Азербайджанскую пословицу:

– Украшением стола является гость, а украшением дома является ребенок.

– Я согласилась, что он, как гость, является настоящим украшением нашего стола. Он прав и в том, что женятся для продления рода и что семья начинается с появлением ребенка. Надеюсь, у вас в Баку все в порядке и с первым и со вторым, то есть в вашем доме часты гости и полно детей, спросила я. Бакинец ответил, что его хлебосольный дом не закрывается от друзей и что он имеет и детей, и внуков. Вверх полетела пробка от шампанского. Переводчице не терпелось попробовать напиток на вкус. После дегустации разочарование появилось на ее лице. Стоимость сухого шампанского не отвечало сути: брют оказался хорошим брютом, и только. Я удивилась, что азербайджанец не догадался об обмане. В ответ на мое заявление он сказал, что отлично знал, что его дурят.

– Тогда зачем покупали? – спросила я. Он ответил, чтоб знали, с кем имеют дело, и что нам не страшны высокие цены. Мы мило побеседовали, но до осмотра помещений дома дело не дошло. Он попробовал поторговаться о его стоимости, но мой аргумент, что мне не нужны деньги и что дом продается исключительно молодоженам, отрезвил бизнесмена. Мы расстались приятелями. Азербайджанец ушел, обняв переводчицу.

– Тогда оформляем договор о купле – продаже, – предложил Отто.

– Что касается вас, – обратилась хозяйка к сидящим напротив покупателям,– вы мне сразу понравились. По тому, как вышли из машины и подходили к дому, держась за руки и общаясь между собой, я отнесла вас к сладкой парочке. Учтите, что вы покупаете дом, приносящий счастье материнства.

– Я хочу быть честной, – сказала Джульетта, – и пока не собираюсь иметь детей, а хочу удовольствий. Мое кредо: наслаждения и знакомство с красотами мира. Жизнь прекрасна. Мы радуемся, что живем вместе, много путешествуем и имеем возможность принимать гостей.

– У нас много общего. Въезжая в дом, я тоже не думала о детях. Со временем мои устремления изменились. Можно посвятить жизнь друг другу, принимать гостей и путешествовать по миру. Жизнь прекрасна. Сколько прекрасных мест на земле и удовольствий. Чудесные виды могут затмить разум. Главное, не пропустить основное предназначение женщины: воспроизведение детей на свет. Главное, успеть. Какая ваша специальность? – спросила хозяйка.

– Танцовщица, – ответила Джульетта.

– Я -бывшая модель и тоже  неплохо танцую. Вспомните великолепную Далиду. Востребованная киноактриса, танцовщица и певица вела творческую жизнь, все ярче ощущая одиночество, и в роковой час, не владея с собою, приняла смертельную дозу снотворного. Если бы у нее были дети, она не покончила бы жизнь самоубийством.

Посадите куст розы возле дома. Пусть роза даст корни и вы не заметите, как появятся дети.

– Дети?

– Их будет двое, как у меня. Мальчик и девочка. Таково предназначение дома и ничего с этим нельзя поделать. Вы узнаете, какая радость иметь детей, какое счастье видеть их первые шажки, слышать, как они, начав разговаривать, коверкают слова, и следить за их развитием, ростом и взлетом. Вам предстоит многое увидеть и прочувствовать. Ну, а если вы не собираетесь иметь детей, то поскорее избавьтесь от дома. Не ухудшайте свою карму.

   Отто приобрел дом на улице Обербуел и в ближайший солнечный день отправился вместе с Джульеттой на Боденское озеро отмечать с друзьями покупку. Ему было, чем хвастаться. Встречи с друзьями на воде были частью его жизни. Перенеся корзины с продуктами и выпивкой из машины в лодку, Отто с максимальной скоростью помчался к ожидавшим его друзьям. Большинство из них собралось в условленном месте. Итальянец Марио со свойственной ему импульсивностью, издав приветственный вопль, первым перепрыгнул на пришвартовавшуюся лодку и, встретив Джульетту, как родную, обнял и расцеловал . За ним последовали остальные. Вереницу замыкал почтенный господин, которому для надежности перехода с одной лодки на другую подали руку.

– Это тот миллионер, – шепотом объяснил Отто своей спутнице,–  который на льготных условиях одолжил для покупки дома десять процентов от требуемой суммы. Мы с ним друзья, но это не помешало ему осуществить передачу денег  в присутствии нотариуса. По   договору  я обязуюсь во время погасить долг. В противном случае, в силу вступает положение о выплате пятнадцати процентов годовых. Я тоже иногда одалживаю деньги друзьям, не забывая составить выгодный для моей семьи договор. Все мы здесь друзья, четко следящие за своим капиталом.

  В компании  дружно подняли бокалы и произнесли первый тост за приобретение дома. За первым тостом   последовали другие, не менее важные, касающиеся благоденствия всех и каждого из присутствующих. Официальная часть закончилась тостом, при котором  в центр сдвинули бокалы и дружно произнесли «прошт», показавшим близость и одновременно отличие швейцарского языка от немецкого. В Германии, чуть приподнимая бокалы, произносят, «prost», когда все уже сказано и появилось желание выпить. На Боденском озере под общий возглас «прошт» сдвигают в центр бокалы, показывая общность и единение.

    На этом выпивка не заканчивается. Друзья, расслабившись, продолжали вести беседы по интересам со своими ближайшими соседями. Джульетта, давно перезнакомившаяся со всеми, прислушалась к разговору миллионера с сидящим рядом сыном Марио, который внимал речи богача.

– Чтобы хорошо выспаться, иметь возможность вставать поздним утром и не спешить покидать дом во время грозы, когда льет проливной дождь,– вещал миллионер, – надо учиться, учиться и учиться, а для достижения успеха, нужно, не покладая рук, трудится днем и ночью.

    Миллионер заговорил о делах насущных, не пытаясь рассказывать о главном: как был получен начальный капитал и как был заработан первый миллион. Последующее приумножение богатств не вызывало сомнений: деньги делали деньги. Члены клуба ранее слышали из его уст другую историю. Они знали, что их другу просто подфартило с ценными бумагами и он, разбухая, как на дрожжах, не прилагая рук и особых умственных способностей, вдруг стал богатым. Сидя рядом с молодым человеком, ему хотелось поучить уму-разуму молодежь и подсказать, как жить и что нужно делать. Переключившись на разговоры соседей, Джульетта слышала сообщения об успешных сделках, которые не очень интересовало ее. В подобные разговоры она не стремилась вступать, учитывая брешь между зарплатами, получаемыми ею и ими. То, что для нее в супермаркете при оплате за покупку воспринималось как сто евро, ими оценивалось как один евро. Встречи друзей на воде, она назвала клубом состоятельных холостяков, в котором, как обязательный атрибут, являлось владение катером, парусником или моторной лодкой, наличие солидного счета в банке и победы на любовном фронте. Члены клуба владели  всеми атрибутами, исключая постоянную женскую ласку. Входящая на короткое время в жилище холостяка женщина  надолго здесь не задерживалась, потому что рассматривалась членами клуба, сродни одержанной очередной победы,  любовным трофеем. Потеря средства передвижения на воде автоматически означала выход из клуба.  Лузера, лишившегося обязательных атрибутов, могли при встрече похлопать по плечу и пригласить с собой на озеро, но считать членом общества – никогда. О чем говорить с неудачником, когда у него отсутствуют плавательное средство, а значит, плохо обстоят дела с финансами. Он не имеет права участвовать в разговорах о женщинах, хвастаться новыми сделками, ловко проведенными махинациями, сообщать о

 выплаченных и утаенных годовых налогов  и рассказывать о предстоящих планах

    Марио, имевший сына, был в разводе и на законных основаниях считался членом клуба. Отто тоже мог относить себя к членам клубa, поскольку формально числился холостяком.

   Вернувшись с озера, Отто вплотную занялся восстановлением дома собственными силами, поручив строительной фирме построить спаренный дом для двух хозяев с самостоятельными входами по проекту бывшей хозяйки дома. Чтобы пробудить интерес к объекту, Джульетта соорудила аллею роз на границе участков. К моменту восстановления старого дома завершилось строительство  спаренного дома, который был успешно продан. Реконструируемый дом, несмотря на вложенные средства и усилия, не продавался. Джульетта не переживала, что  покупатели не появляются. Дом ей нравился все больше и больше. Она часто приезжала сюда на целый день и уезжала в Сант– Галлен лишь к вечеру на работу и к любимому, пока совсем не обосновалась в нем, уговорив Отто устроить офис на первом этаже. Большой разницы не существовало, где  сидеть за компьютером, а организовать деловые встречи можно и в старом, и в новом офисе. Предпочтение отдавалось дому на улице Обербуел, где клиентов встречали в домашней обстановке,  без галстуков, в пасмурные дни в гостиной за круглым столом, рядом с которым, на подставке стояла батарея горячительных бутылок или  на террасе, почти на природе,  в солнечные дни. Каждая удачная сделка заканчивалась поездкой в какой-нибудь чудесный уголок мира. Джульетта, встрепенувшись, уезжала, чтобы посмотреть  новые достопримечательности и показать себя, наряженной как на параде. Со временем, путешествия перестали нести новизну. Гостиницы надоедали  в первую очередь. Спустя неделю ее тянуло домой. После очередной длительной поездки, разобрав вещи и расслабившись, она приходила к выводу, что лучшего места, чем дом, в котором она живет, ей не найти. Наконец пришло время, когда перед очередным вояжем что-то засвербило в области сердца, появлялось внутреннее беспокойство и  никуда не хотелось уезжать. Внезапная тошнота и головокружение  стали первыми признаками беременности. Доктор подтвердил, что она ждет ребенка. Перед Джульеттой стал извечный вопрос:

– Что делать?

Несколько дней она ходила в раздумье до тех , пока не решилась сообщить новость Отто. Вечером, после ужина, когда он насытился и  развалился на диване, она подсела рядом.

– Шатс,– сказала она, – я беременна. Я всегда говорила, что не собираюсь иметь детей. Мне достаточно того, что мы вместе можем развлекаться, путешествовать и принимать гостей. Знаю, что ты не  хочешь иметь детей. Я тоже. Я знакома со многими женщинами, мечтающими забеременеть от твоего друга миллионера, у которых ничего не получается благодаря операции, позволяющей осуществить оплодотворение только по его желанию. Я в отличие от них, не собиралась рожать и последнее слово в  вопросе о появлении на свет ребенка, твоего продолжения, предоставляю тебе. Если ты скажешь,  нет, я сделаю аборт.

– Ты хочешь иметь ребенка? –спросил Отто.

     Все, что говорила Джульетта до этого момента, потеряло значение. Вопрос был задан и требовал четкого ответа.

– Да.– потупив голову, тихо сказала Джульетта.

– Я люблю тебя,– не задумываясь, быстро ответил Отто.

    Он сказал это так, будто ждал известия о ребенке уже давно. Прозвучало признание в любви и одновременно согласие на рождение ребенка. Джульетта не раздумывала, чему больше радоваться: признанию или согласию. Ей достаточно было одного, но сейчас важным все-таки было согласие, хотя не менее важным было признание в любви. У Джульетты отлегло сердце и ушли мучившие ее сомнения и тревоги. Она не ожидала услышать от Отто положительно решения и готовилась к худшему, собираясь, придя вечером на работу, отметить прибытие в кафе бешеным танцем, напиться и устроить фейерверк, а поздним вечером, придя с работы домой, уткнуться в плечо Отто и проплакать всю ночь. Теперь страдания и сомнения остались позади. Прозвучал колокол судьбы, изменивший ее жизнь, и ей следовало задуматься о будущем. Она вспомнила, что Шатс давно предлагал перестать заниматься чепухой, открыть свое дело и стать хозяйкой магазина, ресторана или шоу центра.

    Выполнив условия, касающиеся предоставления бизнес-плана и последующего возврата вложенных в предприятие денег, Джульетта с совершенно иным настроением шла в последний раз в кафе, чтобы проститься с публикой и поблагодарить хозяина. Окрыленная, она возвратилась назад, надолго забыв о спиртных напитках, чтобы следующим утро устремиться на поиски помещения под танцевальную школу.

   Первой у нее родилась дочка Карина. Следом, как и предполагала бывшая хозяйка дома, появился сын Юрг. Дети росли в любви и радости. Джульетта, смотря на фотографию, на которой стоящая на цыпочках трехлетняя Карина, положив руки на шеи родителей, обнимала сидящих на диване и прижавшихся к ней щеками дорогих родителей, могла объяснить, что такое счастливое детство. Дочка начала танцевать раньше, чем научилась ходить. Джульетта тащила Карину за собой в школу танцев, где та, подражая маме и танцорам, вволю крутилась и изгибалась, как могла, тренируя тело. В семь лет девочка поступила в художественное училище. Джульетта стремилась дать ей то, что не дополучила в детстве сама. Ей хотелось видеть дочь танцовщицей классического танца, отчетливо понимая разницу исполнения приватного танца в специально отведенной комнате ночного клуба перед подвыпившим клиентом и выступлением на сцене театра перед благодарной публикой.  Школа Джульетты давала всем желающим возможность приобщиться к танцу, чувству ритма и музыки, не обеспечивала первоклассного образования. Уехав от родителей, Карина стала приезжать домой лишь на время каникул. После окончания училища она устроилась в труппу театра балета и стала появляться дома еще реже, а, выйдя замуж, практически прекратила поездки к родителям.

   Воспитанием сына занимался отец. В двенадцать лет Юрг, как и другие сверстники, захотел иметь велосипед. Отец ничего не имел против желания сына. Он мог купить и десяток велосипедов, но выставил условие. В Швейцарии дорогая жизнь, сказал он, я готов оплатить восемьдесят процентов от стоимости велосипеда, а остальные двадцать процентов должен найти ты. Прояви предприимчивость, экономя на завтраках и школьных обедах. На следующий день сын стал подрабатывать в рядом расположенном кафе.  Когда исполнилось четырнадцать лет, Юрг стал обладателем велосипеда. По такой же схеме он приобрел автомашину на первом курсе института, а на третьем курсе –  однокомнатную квартиру. Восемьдесят процентов от требуемой суммы дал отец, а двадцать процентов он взял в долг у банка, получив гарантию строительной фирмы, в проектный отдел которой устроился на полставки проектировщиком. Окончив институт, он, став совладельцем строительной фирмы. купил дом. Больше за помощью он не обращался.

   Дети выросли, обзавелись семьями и стали жить отдельно от родителей.

   Бизнес у Отто шел лучше в Сант– Галлене и он стал частенько оставаться на ночь в прежней квартире, чтобы с утра впрягаться работу. Всплыло напутствие прежней хозяйки, желающей продать особняк чете молодоженов, и Отто выставил дом на улице Обербуел на продажу. Мнения Джульетты не спрашивалось. Достаточного того, что он не вмешивался в развитие школы танцев. Джульетта почувствовала себя одинокой. Пустой двухэтажный дом был не нужен. Ей вполне хватало однокомнатной квартиры – студии в Сант-Галлене.

   День, в который была назначена встреча с покупателями, выдался солнечным, и Отто, «намылился» на озеро. Встречи с друзьями были частью его жизни. Об отмене поездки не могло быть и речи. Хозяин с легкостью переложил беседу с молодоженами на Джульетту, не видя в торговле смысла, так как стоимость дома с ним была согласована и оговорена в интернете. Посигналив на прощание, Отто завел автомашину и уехал, а Джульетта приготовилась к встрече с покупателями. Молодожены появились в назначенный час. Хозяйка поспешила навстречу. Стоя у порога, она улыбнулась и помахала рукой, приветствуя  направляющихся к ней приезжих

– Наша территория ограничена аллеей роз, стоящей перед домом,– сказала она, вдыхая запах благоухающих роз. Я проведу вас вокруг дома. Слева, вплотную к дому, стоит гараж. За ним – металлическая беседка с брезентовой крышей, в которой мы провожаем заход солнца. Деревья, отстоящие от жилища на десяток метров, показывают границу нашей территории. За ними расположен фруктовый сад. Садовник, приверженец натуральных ингредиентов, в качестве удобрений использует навоз от коров и разбрасывает его по поверхности земли. В дождливую погоду ветер приносит на нашу территорию естественные запахи. За следующим поворотом находится самое красивое место. К дому примыкает зеленая лужайка с постриженной травой, по которой утром я люблю ходить босиком, черпая силы от Природы. Справа и спереди ее окружают многолетние деревья, среди которых выделяется акация с желтыми гроздьями, напоминающими золотой дождь. Дом расположен на возвышенности и, кажется, что он парит в воздухе. Стена деревьев, стоящая перед нами, защищает от шума машин, проносящихся по расположенному внизу шоссе. Слева, перед невысокой изгородью, растут разноцветные гортензии. За ней металлическая ограда с калиткой, которую почти не видно из-за  зелени.

    Хозяйка через калитку вывела покупателей на дорогу, ведущую к открытым воротам  ее владений, привела к входу дома и вошла вовнутрь. Провела гостей по комнатам, в подвале показала запасы продуктов, необходимых на случай войны, попугала русскими и через первый этаж вновь вывела на террасу. Усадив покупателей в деревянные кресла с мягкими подстилками за массивный стол, пошла в кухню, чтобы сварить кофе и проститься с домом. Прекрасное время пребывания в нем подходило к концу, поскольку проблема появления новых детей ими не рассматривалась. Однако, на этом жизнь не заканчивалась. Отто и Джульетте оставалось еще вместе состариться. Их цикл, достигнув максимального развития, закончился. Пора было уступать место новым молодоженам. По диалектике, основанной на умозаключении, в соответствии с законом «Отрицание  отрицания»,  процесс развития осуществляется по спирали циклами. Дому на улице Обербуел, не имевшему понятия о знаниях высшей школы, была уготована участь: дарить счастье материнства. Он строился с единственной целью и готовился к новой встрече. Молодожены прониклись торжеством момента. Под их ногами лежали следы золотого дождя в виде лепестков, опавших с акации. Рядом расположенные кусты цветов источали ароматный запах. Стоящая за зеленым травяным полотном стена из высоких многолетних деревьев заслоняла шоссе и охраняла тишину. Навес «маркиз», установленный над террасой, защищал от прямых солнечных лучей и позволял любоваться вечными горами, возвышающимися над металлической изгородью.

  Джульетта открыла стеклянную дверь, прошла через нее боком, поставила поднос с угощением на стол и, присев, стала разливать кофе.

– Наш дом продается исключительно молодоженам за цену, которая ниже его продажной стоимости,– сказала она.– Лучшего места для воспитания детей вам не найти.

– Вы говорите о детях во множественном числе?

– Да, у вас будут, как и меня, двое детей: мальчик и девочка.

– Вы говорите о доме, по существу о не одушевленном предмете, как об  одушевленном, имеющим душу.

– Что есть, то есть. На земле имеются дома, строящиеся с определенной целью.  В частности, наш дом, выставленный на продажу, дарит счастье материнства. В мире существуют дома, которые пожар, сжигая все вокруг, обходит стороной. Существуют и дома, имеющие другую цель. Известны гениальные прозаики, которые оставшись на ночлег в одном и том же месте в разные эпохи, независимо друг от друга создали одинаковые, как под копирку, произведения. Интересно, что в описываемом доме, обвитом плющом и стоящим посреди заброшенного сада, реально происходили одни и те же события. При стечении обстоятельств, они  могут повториться вновь. Моряки, обыкновенно суеверные, знают, что спущенный со стапелей на воду корабль, образно говоря, может быть изначально везучим, а другой имеет иную судьбу. Я ничего не скрываю и рассказываю о доме все, как есть, а вам следует принять решение о покупке.

   Покупательница высказалась, не раздумывая. Ответ у нее был давно готов.

– Дом мне нравится,– сказала она,– мы как раз планируем завести двух детей. Вдвоем взрослеть им будет веселее.

– Цена нас вполне устраивает, – сказал ее муж.

    При разговоре с покупателями, Джульетту интересовало прежде всего мнение молодой женщины, создающей гнездышко. Мужа, занятого повседневными делами и бизнесом, рассматривающего дом, как приют, она отодвигала на второй план, предполагая, что мужчина только платит по счетам, показывая расположенность и любовь к жене. Сделка, в исходе которой Джульетта не сомневалась, состоялась.

   Оставшись одна, она прошлась по пустым комнатам дома. С чувством выполненного долга села за руль автомашины и неспешно поехала в Сант-Галлен. Спешить было некуда, так как Отто собирался вернуться с озера только после захода солнца. Чем-то следовало себя занять. У Джульетты возникла идея посетить школу танцев, в которой сегодня ее не ждали, предполагая, что хозяйка будет занята продажей особняка. Перед тем, как выйти в город, следовало заехать в квартиру, чтобы переодеться. Оставив малолитражку в гараже, Джульетта поднялась на третий этаж, открыла гардероб, выбрала державшееся на бретельках расклешенное снизу золотистое платье с поясом, подчеркивающим талию, и влезла в туфли на высоком каблуке. Она хотела »выглядеть счастливее» на десять сантиметров выше. Теперь можно было появиться в школе. В танцевальном зале проходили показательные выступления выпускников. Хозяйку почтительно встретили. Она встала в сторонке, не вмешиваясь в процесс. Это она одна  в момент открытия школы начинала обучение танцам в пустом зале, склонившись над шипящим магнитофоном. Теперь у нее работали преподаватели, имевшие опыт работы танцовщиков в театрах и дипломы об окончании художественных училищ.  Джульетта не удержалась и сделала себе удовольствие показать мастер-класс исполнения сальце с учителем танцев, после чего, с веером в руках, выслушала хвалебную оценку выступления, после чего медленно прошла по коридору по направлению к выходу из школы. Задержалась перед своим кабинетом директора, но не вошла вовнутрь. Дела могли подождать. Ей захотелось скорее очутиться на воздухе. Бесцельно побродив по городу, зашла на открытую площадку бара-ресторана, стоящего напротив дома, и села за стол под зонтик, заказав чашечку черного кофе. Заказ не пришлось долго ждать. Официант дошел до бара и вернулся обратно, держа согнутую левую руку за спиной и чашку на блюдце в правой руке, на которой болталась белая салфетка.

– Кофе за счет заведения, – улыбаясь, сказал он. – Хозяин кафе передает вам большой привет.

    Приятно, что ее еще не забыли и помнили, как она танцевала, зажигая посетителей, как устраивала фейерверк и хороводы и как рукоплескала клиентам, вытанцовывающим сольные номера. Она вспомнила, как познакомилась с Отто. Собственно, с его появлением начиналась ее жизнь. Все, что было до него, не имело значения. Прежняя жизнь, от которой остались рубцы, не зачеркивалась. В памяти осталось все, что происходило раннее, и все же это была не жизнь, а существование, борьба за выживание.  Она готова была повторить уход из ночного клуба к Отто в однокомнатную квартиру – студию. Там начиналась жизнь, там жил Шатс,  с его любимым фондю. Не важно, что от этого блюда с расплавленными сырами пропахли стены и все уголки квартиры. Она готова была вместе с Отто повторить все, что было. И покупку дома на улице Обербуел, и рождение и воспитание детей, ныне живущих отдельно от родителей, и  возвращение  в квартиру в Сант-Галлене. Сидя над остывшим кофе, она грезила, мысленно поднималась ввысь,  к небесам и там, в облаках, в новом воплощении, искала новый дом на улице Обербуел, чтобы, держась за руки, вновь быть вместе, плывя по реке жизни.

 

ПОД ФЛАГОМ ЮНЕСКО

   Океанографическое научно-исследовательское судно, оснащенное научной лабораторией, специальными механизмами и приборами, под командованием Алекса Бондаря вышло в открытое море.  Сидевший рядом с Алексом руководитель научной лаборатории Стас представил капитану двух новых сотрудников, обедающих  за отдельным столом.

– Мы будем проходить мимо энского полуострова,– сказал он, кивая на соседний стол.– У моих подопечных – отдельное задание. Постарайся выполнить их пожелание, подойти поближе к полуострову и задержаться вблизи его, как можно дольше.

   Алекс насторожился. Он отлично представлял, на что его толкают. На энском полуострове базировалась военная база в Южной Америке, к которой запрещался подход.  Многие государства, имея необычный интерес, желали бы иметь больше информации об этом месте. Капитан первоклассно оснащенного научно-исследовательского судна, выполняющего неординарную работу, имел право воспротивиться просьбе, прозвучавшей, как приказ. Формально, он не подчинялся руководителю лаборатории. В его обязанности не входили ни дела лаборатории, ни разработка исследовательских тем. Выбор маршрута определялся тоже не им. Он мог воспротивиться и обосновать свое решение  следовать тем или иным  курсом, но тогда пришлось бы излишне долго объяснять свои права и обязанности. Алекс ничего не ответил.  Это и был его положительный ответ, о котором руководитель лаборатории мог сообщить заинтересованным лицам. Бондарь переключил свое внимание на сидящих за соседним столом мужчин спортивного телосложения в штатском, безошибочно определив их звания полковников. Их спокойствие, уравновешенность и обходительность могли потянуть и на генералов, но, имея такой чин, им, наверное, следовало скорее сидеть в кабинетах и руководить операцией, а не идти самим на дело. До погон генералов они явно не дотягивали. Алекс прислушался к их шутливому разговору.

– Судно во время покинуло гавань, – хмыкнул один из них.–  Значит в нужное время мы прибудем к месту

– Иначе и быть не может. Солнце встает на востоке, а садится на западе,– в тон ему загадочно ответил товарищ.

   Немногословные накаченные мужчины, следящие за формой своего тела, поняли друг друга с полуслова. И не удивительно. Они вместе поступали в одно военное училище и вместе прослужили двадцать пять лет. В течение службы чего только не пришлось им увидеть  и пережить. Их дружба началось на втором году обучения, когда к одному из них подошел командир учебной роты и в неформальной обстановке дал задание: подойди неожиданно к другу, с которым спишь внизу на двухъярусной койке и дай ему под дых, чтобы жизнь не представлялась в розовом цвете; пусть надолго запомнит, что под обличьем друга может скрываться изощренный враг, который только и ждет подходящего момента, чтобы нанести коварный удар.

   Сокурсник пошел на задание, которое успешно выполнил. После тренировки  в плавательном бассейне  его товарищ, вышедший из душевой кабины, ни с того – ни с сего получил удар в солнечное сплетение и рухнул на цементный пол. Через две недели, когда поутихли страсти, второму курсанту дали аналогичное задание и последовал ответный нокаутирующий удар в челюсть. Приходя в сознание и корчась от боли, его друг размышлял, что ничего не значат пустые ласковые слова, усыпляющие бдительность, если за ними следует нападение. Несмотря на издержки обучения, дружба, скрепляемая общей казармой и одним котлом, не распалась. Друзья в одной аудитории проходили предмет «Братство по оружию» и после окончания училища, работая в одной связке, не раз спасали друг друга от смерти и готовы были вновь и вновь идти вместе в разведку.

   Научно – исследовательское судно бороздило по морям и океанам, отбирая пробы воды с различных глубин пяти океанов. Начальник лаборатории объяснил, что пробы необходимы для проверки теории перемещения воды из океана в океан и взаимосвязи водной среды.  Полковники пунктуально приходили в столовую на завтраки, обеды и ужины. Иногда они выходили на палубу, но большую часть времени уединялись в каюте, разрабатывая стратегический план. При появлении на горизонте энского полуострова они появились с начальником лаборатории в рубке капитана с висящими на шеях биноклями  и стали рассматривать полуостров, выискивая достопримечательности. Когда полуостров был виден, как на ладони, они обратились к капитану.

– Не задерживаясь, входите в гавань,– последовала команда,– и двигайтесь, пока не остановят.

  Научно-исследовательское судно, не снижая хода, вошло в прибрежные воды естественной гавани.

– Разведка боем?– осведомился Алекс.

   Бондарь развлекался. Серьезные полковники,  буквально воспринявшие изречение капитана, оборвали его.

– Отставить разведку боем. Если мы сделаем попытку навязать бой, от нас ничего не останется, a нам еще необходимо вернуться на базу и рассказать командованию о том, что увидели,– послышался рассудительный голос полковника над склонившейся головой капитана, отдававшего приказ машинистам.

   Страх в голосе полковника отсутствовал. Превалировало выполнение поставленной задачи любой ценой, вплоть до лишения собственной жизни. Полковники верны были присяге и готовы были умереть, выполняя задание. Судно приближалось к полуострову.

– Кто будет отвечать за неисправность, если по судну нанесут орудийный удар? – спросил Алекс, обеспокоенный судьбой корабля.

– Что?,  дрожат колени?– спросил второй полковник.

– У меня? Нет!– ответил Алекс

– Тогда вперед,– последовала команда.

  Яркий сноп прожектора, наведенный на рубку, ослепил капитана. Инстинктивно он сжал штурвал. Машинистам, находящимся в глубине судна, команды остановить судно не последовало и машины продолжили жужжать  в прежнем режиме. На берегу послышалась завывающая сирена.

– Каков следующий шаг? – спросил Бондарь.

   Сам собой напрашивался вывод, что следующим шагом со стороны берега будет стрельба по исследовательскому судну из орудий, без предупреждения.

– Глуши мотор,– последовал ответ полковника.

  Алекс дал команду машинному отделению остановить моторы.

   Судно с выключенными двигателями по инерции продолжало двигаться к полуострову. Капитан в последний момент перед остановкой  успел развернуть судно на девяносто градусов. На берегу у офицера батареи появилось естественное желание поразить цель, находящуюся на расстоянии орудийного выстрела, но приказа открыть огонь не последовало. Командование не решилось произвести залп по научно-исследовательскому судну, идущему под флагом международного географического общества. Никто не желал международного скандала.

– Я поставил борт судна под обстрел, чтобы противник лучше прицелился и не промахнулся, если решится на серьезный поступок.– пояснил Алекс. – Открытость иногда обескураживает. Пусть видит, что его никто не боится.

– Возьмите пробу воды и сделайте анализ воды,– предложили полковники начальнику лаборатории.– За это время, мы успеем завершить обследование.

  Стас стремительно покинул помещение, на ходу отдавая команды. С берега наблюдали за переполохом, начавшимся на судне, и автоматическим отбором проб воды. Через минут десять начальник лаборатории возвратился в рубку.

– Экспресс-анализ готов,– доложил он.

– Возвращаемся домой,– последовала команда полковников.

  Капитан корабля повторил ее, наклонившись к рупору. Исследовательское судно стало медленно разворачиваться и, когда вышло из естественной гавани, в капитанской рубке послышался вздох облегчения. Один из полковников вытащил из внутреннего кармана пиджака плоскую флягу с водкой,отпил глоток и передал   стоящему  рядом другу.  Это напоминало старый ритуал, когда вино вначале наливали  в свой фужер, подчеркивая тем самым отсутствие яда, а затем передавали его другому человеку. Правда, никто из присутствующих не допускал мысли, что полковник собирается кого-то травить,  но традиция оставалась традицией. Второй полковник тряхнул флягу, проверяя содержимое, основательно приложился к ней и протянул капитану. Алекс отрицательно покачал головой,  указывая на стоящий у стены бар. У него появилось другое намерение. Он направился к бару и возвратился с литровой бутылкой водки и четырьмя бокалами, стоящими на подносе. Поставив поднос на стол, собрался разлить водку. Размышляя над процессом распития полковниками спиртного из фляги, его рука на мгновение застыла, держа бутылку  наклоненной. Капитан осторожно наклонил бутылку, чтобы содержимое закрыло дно собственного стакана, а затем, в тишине, наполнил стоящие пустые бокалы, после чего долил и себе. Мужчины, не произнося речей, одновременно подняли бокалы и выпили. Возвратившись в Севастополь, полковники первыми покинули научно-исследовательское судно, на котором делать им больше было нечего. Начальник лаборатории задержался в капитанской рубке.

– Нам полагается заслуженный, трехдневный отпуск, по окончании которого намечается выход в море,– прощаясь, дружески похлопав по плечу, сказал руководитель лаборатории Алексу, – через три дня жду тебя на капитанском мостике.

    Вольнонаемный капитан, не носящий воинские погоны, отдал честь.

– Рад стараться,– сказал он.

    Через три дня Алекс появился на проходной, где его встретил грустный Стас. Начальник лаборатории озабоченно отозвал капитана в сторону.

– По решению командования тебе следует перед выходом в море, появиться в отделе кадров,– уведомил он.

– В чем дело? – спросил Алекс.

– Толком не могу ответить. Тебя отстранили полковники, которых мы сопровождали к энскому полуострову. В  отделе кадров узнаешь подробности.

    Не совсем понимая, что произошло, Алекс Бондарь отправился к начальнику отдела кадров.

– Заходи, заходи,– дружески встретил его кадровик,– Не знаю, что у вас произошло, но ты отстранен от работы до особого распоряжения.

– В чем причина?– не унимался Алекс.

– Имеется рапорт об отстранении тебя от работы. Меня оповестили о твоем прибытии, когда ты прошел проходную. Я ждал твоего появления. Рапорт полковников два дня валялся у меня на столе и сегодня я передал его начальнику управления на утверждение. Он ждет тебя. Есть мнение, что ты слишком многое знаешь, а это опасно. Не зря существует поговорка: меньше знаешь, больше спишь.

  В приемной адмирала Алекса ждали его обидчики, молча сидящие на стульях, приставленных к белой стене. Секретарша, увидев Бондаря, предвосхищая события, встала и пригласила его и полковников в кабинет начальника управления.

– Адмирал давно ждет вас,– сказала она. – Учтите, что у вас пятнадцать минут.

    Адмирал дружелюбно встретил команду, ввалившуюся в кабинет. Привстал со стула,  пригласил вошедших людей садиться. Полковники сели по одну сторону стола, а Алекс, как противоборствующая сторона, по другую. Сидя на председательском месте, за своим столом, начальник управления внимательно вглядывался в знакомые лица, пытаясь найти правильное решение перед тем, как поставить резолюцию на рапорте. Он уважал капитана, но не имел права не реагировать на рапорт полковников. В подобных спорных случаях он пользовался испытанным приемом, предоставляя право противоборствующим сторонам выговориться и потом, когда они почти придут к общему соглашению, остановиться на обоюдовыгодном решении. Он жил не первый день, и не раз получал подметные письма доброжелателей, вызывающих раздражительность и злобу, из-за которых страдали сотни невинных людей. По его мнению, прежде чем спрашивать: молилась ли  на ночь, Дездемона? –  ревнивцу Отелло следовало бы сначала провести расследование и попытаться удостовериться в справедливости слов Яго. Тогда бы и вскрылись, вероятно, коварные планы недоброжелателя. На худой конец, прежде чем душить, следовало предоставить последнее слово Дездемоне и спросить, что она думает о своей невиновности? В данном случае, рапорт полковников не походил на навет. На столе лежала бумага с обоснованием, на которую следовало реагировать. Прежде чем посылать капитана на галеры и поставить резолюцию на рапорте, адмиралу захотелось выслушать обе стороны. Он наклонил голову и стал внимательно вчитываться в лежащий на столе документ, старательно шмыгая носом.

– Капитан Алекс Бондарь является классным профессионалом,– вслух прочитал он выдержку из рапорта и взглянул на полковников.– В чем тогда заключается ваше неудовольствие?– спросил он.

– Ему не хватает понятий, свойственных солдату железного Феликса. Капитану следует четко выполнять приказы, а не философствовать,– высказался сидящий поближе к нему полковник, облокотившийся на стол.– Бондарь многое знает и нередко предвосхищает события, что настораживает. В  результате напрашивается вывод: от занимаемой должности его надлежит отстранить!

   Адмирал перевел взгляд на капитана. Он надеялся, что Бондарь найдет, что сказать в свое оправдание.

– Я действительно многое знаю,– подтвердил Бондарь. – Я готов выполнять приказы, но лучше выполнять их сознательно. Хорошо, когда капитан корабля, выполняя боевое задание, знает на что идет и что ожидает его и команду. Во все времена знание было и остается силой.

    Выслушивание различных мнений не вызывало у адмирала положительных эмоций. У него не хватало сил слушать бредни, от которых трещала голова. Более серьезные дела торопили его. Он спешил. Окончание спора ему стало ясно, без лишних слов. Оставалось принять решение и он готов был без дальнейших перепалок сделать росчерк на рапорте.

– Рапорт имеет силу после резолюции,– строго сказал адмирал полковникам,– а я имею мнение оставить данный рапорт без последствий. Пусть капитан Бондарь отправляется в море.

  Алекс  почувствовал облегчение и порывисто встал, желая поскорее закончить встречу. Ему всегда везло на хороших людей.

 

ШТУРМАН

   Жасмину Уварову после окончания высшей инженерной школы направили для прохождения службы на флоте. Через несколько дней после прибытия на научно-исследовательское судно и обстоятельного знакомства с обязанностями она уверовала, что обучалась не зря и что ее познания в штурманском деле не посрамят выпускницу. Командир судна Алекс ей сразу не понравился. Высокий рост, армейская выправка, атлетическая грудь и приподнятая голова, как будто спортсмен все время куда-то бежит и собирается пересечь финишную ленточку, выглядели вызывающими и  причислялись к внешней браваде, которые  не принимались в расчёт. Не нравилась и его заносчивость. На капитанском мостике не существовало сомнений в том, кто является главным на судне. Впрочем,  никто с ним не спорил и не ущемлял прав. Стремящийся во всем показать свое превосходство капитан постоянно раздражал Жасмину.  В общем и в частностях он  был ей не интересен. Ее привлекали мужчины иного типа: худощавые, с тонкими чертами лица и художественными наклонностями, – что несовместимо с крепкими руками, лежащими на штурвале в ненастную погоду. Алексу не хватало изысканности и утонченности.  С первой минуты пребывания Жасмина ощутила давление капитана, который отлично знал, что  выпускница выполняет  первый рейс.  Ненароком он позволил  себе поинтересоваться:не видела ли она в Южном полушарии на небе крест, поражающий воображение. На движение головы из стороны в сторону, означающее  предполагаемый  отрицательный ответ, он  снисходительно улыбнулся и таинственно покачал головой. Крест имеет такое же значение, пояснил он, как Полярная звезда в Северном полушарии. Бог с ними, со звездами. Минутой позже он затронул святая святых, позволив усомниться в целесообразности освоения женщинами мужских профессий, в частности профессии штурмана. Она, как могла, защищалась, доказывая,  что работает по специальности и окончила институт с красным дипломом, на что капитан бездоказательно махнул рукой: мол,  посмотрим, чего  ты стоишь на самом  деле.

  Бондарь засел стопором в её мозгах и она продолжала доказывать себе, что её опасения  не беспочвенны. Через короткое время ей представился случай подтвердить свои опасения, когда капитан, стоящий рядом со штурвалом, следил за промахами в вождении, не подозревая, что Жасмина следит за ним. Она слышала, как капитан распекает рулевого за чрезмерное количество команд о смене курса при заходе судна в ближайший порт. Рулевой, вцепившись в штурвал, старательно вел судно к цели, лавируя между стоящими на рейде судами и совершая бесчисленные повороты. Светило солнце. Небольшой ветер, далёкий от девятого вала, поднимал холмики волн, делающих море живым. Нос  судна спокойно рассекал водную поверхность. Угрозы лайнерам, стоявшим на рейде, никакой опасности они не представляли. Капитан устал выговаривать помощнику и с недобрым видом, скрестив руки на груди, вслух считал ненужные повороты.Штурману казалось, что Бондарь не помогает помощнику, а мешает, смущая своим присутствием и действуя под руку. Она   напоминала юмористическую картинку Бидструпом, в которой забывшийся путешественник, широко открыв рот, приготовился съесть сосиску, не подозревая, что за спиной стоит лев c открытой пастью. Ей очень хотелось, хоть на минуту, превратиться в львицу, чтобы подержать в зубах голову Алекса.

   У причала капитан, обращаясь к рулевому, высказал свое мнение.

– Я насчитал,– сказал он, обращаясь к подчиненному,– что при входе в гавань, вы двадцать два раза дали лишние команды об изменении курса. Помните, что каждый поворот создает массу треволнений для механика, находящегося в машинном отделении, и ведет к значительным потерям горючего на судне.

– Я старался гладко двигаться, копируя трассу,– оправдался помощник.

– Путь достаточно извилист,– согласился  Бондарь,– это, правда, но руководство движением судна показывает ваш класс, а он низок. Искусство вождения заключается не в бесчисленных поворотах, сходных с шатанием пьяницы влево и вправо, а ведением судна, с минимальными отклонениями от курса.

– Сколько, по вашему мнению, следовало сделать поворотов?–  недоверчиво спросил помощник.

– Максимум,  шесть раз.

    Жасмина усомнилась в правомерности замечания. Ей показалось, что помощник вёл судно правильно, по женскому понятию, что  немаловажно, плавно изменяя курс при каждом изгибе. В конце концов, определила она, каждому следует вести судно так, как его учили, сообразно знанию и опыту. Ее наблюдения продолжались. В камбузе во время обеда, ставя на поднос порцию еды, она обратила внимание на капитана и старшего помощника, сидящих за соседним столиком и ведущих оживленный разговор.

– О чем, собственно, они могли болтать? – подумала она и сама себе ответила: – да ни о чем, кроме как о женщинах и валютных операциях.

   Чтобы убедиться в своей правоте, она прислушалась и  не ошиблась. Старший помощник спрашивал, как себя вести, если прозвучало сомнительное предложение, сулящее внушительное денежное вознаграждение. Ответ капитана выглядел не таким простым, как ожидала Жасмина.

– Мы обычно знаем, когда поступаем правильно, а когда дурно,– ответил Бондарь.– Если знаешь, что поступаешь не честно, остановись, задумайся и не делай ложных ходов, которые всегда выходят боком.

  Капитан и старший помощник вышли из-за стола, а Жасмина продолжала размышлять над изречением, не зная, как оценить Алекса и как в дальнейшем к нему относиться. Не причислять же его к философам. Наклонившись над тарелкой супа, она созналась себе, что вопреки здравому смыслу часто выступала с позиций здравого ума, по обстоятельствам, наперед зная, что так поступать нельзя.   Внутренний голос ее останавливал, но она, наперекор всему, уверенно шла к намеченной цели. Закончив трапезу, вышла на палубу.

   Судно пришвартовалось. Алекс, сверкая белоснежной улыбкой, спустился на набережную. Размашисто махая руками, его приветствовала группа  людей, знакомых по предыдущим встречам. Жасмина привыкла, что у Бондаря в любом порту имелись друзья. Сойдя на берег, капитан шумно обнимался с почти незнакомыми людьми, что вызывало беспокойство. Вечером компания с шампанским и бокалами в руках провожала его на борт судна. Он и здесь не мог не отличиться! При пожелании семи футов под килем, чему радуется каждый моряк, Бондарь в свойственной манере, заупрямился.

– Вы не желаете мне добра?– запальчиво кричал он.

– Почему?– спросили ошарашенные друзья.

– Я жажду спокойного плавания и хочу иметь под килем, по крайней мере, сто метров!

  Друзья заулыбались и согласились:

– Мы желаем тебе сто метров под килем.

– Это другое дело,– успокоился капитан.

   На прощание, друзья пригласили Алекса утром следующего дня посетить их судно.  Капитан, не задумываясь, согласился. В назначенное врем он отправил на стоящее у причала греческое судно делегацию, возглавляемую старшим помощником, а сам остался на своем судне. Возвращалась компания навеселе, наперебой расхваливая прием и количество  выпитых бутылок и выставленных закусок. Иноземный Лодочник, перевозивший  моряков и игравший роль посла, сделал вторичное приглашение от своего капитана. Алекс принял приглашение и  в назначенный час опять отправил другую группу моряков.  Жасмина была среди гостей. Она недоумевала и в сердцах корила своего капитана, который в очередной раз проигнорировал приглашение. Алекс же только загадочно улыбался. Он, не имея возможности осуществить достойный прием и выставить обильное угощение, зная морское правило, что если появился капитан на дружеском корабле, то следует сделать аналогичное приглашение на свой корабль, не собирался покидать свое судно.

– Пусть повеселятся моряки вместо меня на деревянном суденышке  хлебосольного грека, который плавает по морям в свое удовольствие и ни в чем себе не отказывает. Я же, исполняя государственный долг, такой возможности не имею,– пояснил он старпому, который наблюдал за  посадкой членов команды  в шлюпку.

– По сравнению с моим судном,  греческое  выглядит малюткой, но  греческий капитан выставляет угощение, которое я  не могу себе позволить. Поезжайте вместо меня. В старину существовала морская традиция, по которой, при встрече в открытом море дружественного корабля капитана приглашали подняться на борт выпить по бокалу вина и обсудить морские дела. Тогда и возникла традиция  ответного визита. При встрече в открытом мoре, я поднялся бы на борт греческого судна, выпил бы с капитаном по бокалу,  и пригласил бы грека с ответным визитом на свое судно.

    Поведение Алекса никак не укладывались в понимании молодой женщины при переходе через экватор. Она знала о существовании традиции купания новичков, пересекающих Тропик Рака. Предполагала, что ее окунут в море, но сделают это  как-то деликатно. Жизнь оказалась грубее, чем нарисованные ею образы. Она не ожидала, что её, уважаемого штурмана  в парадной форме, не позволив предварительно переодеться, бросят в воду.  Больше всех случившемуся, казалось, радовался,  скачущий по палубе в одежде Посейдона вооруженный трезубцем капитан. Его окружала,   поднявшаяся из пучины моря, свита галдящих во все горло водяных, русалок и пиратов в ластах с синими бородами из свисающих водорослей и пиратских банданах. Издав громовой звук из раковины, глава процессии, расставив ноги в стороны, ринулся за Жасмин, рассекая спиной воду и создавая множество брызг. За божеством моря в «пучину» попрыгали и подыгрывавшие ему пираты. Для оказания экстренной помощи с судна спустили специально подготовленную шлюпку. Утопающую стали спасать. Жасмина  хорошо плавала и противилась излишним  заботам. Сутолоку создавал Алекс. Он не приближался к брошенной за борт женщине, а кружил вокруг, бил руками и ногами об воду, создавая брызги и волнения на воде, требуя спасательный круг. В сторону утопающей  полетело сразу несколько штук. Алекс первым залез в шлюпку и стал руководить спасением женщины, оказавшейся за бортом. К Жасмине подплыл пираты, поднял ее на руки и быстро опустив их, опрокинул, Биением кулаков в грудь  показывал желание безопасно доставить живой ценный груз в  шлюпку, но при  этом сумел трижды поднять и опрокинуть ее в воду. В шлюпку она могла забраться и сама. На помощь вызвался капитан, советующий делать дело с умом, а не с бухты  барахты. Он объяснил, что нельзя судорожно хвататься за борт шлюпки, а следует взяться за его сильные руки. Обессиленная женщина подчинилась. Моряки дружно подняли ее над водой и в очередной раз опустили в воду.

   После шумно отмеченного прохождения экватора, наступило затишье. Утомлённая солнцем и потехами, команда жила ожиданием отметить событие горячительными напитками. Праздник нельзя было начать без капитана, который, лежа в каюте, безмолвствовал. Моряки знали, что есть черта, которую, лучше не переступать!  Потревожить покой дозволялось не каждому. Оставалась слабая надежда на природные катаклизмы. По регламенту сухое вино выдавалось при температуре воздуха 28 градусов и выше, но термометр, упорно показывал 22 градуса по Цельсию. Команда с тоской следила за повышением температуры, а она, как назло, не повышалась. Матросы поглядывали на термометр, терли тряпками его основание и безрезультатно стучали по прибору и древку, на котором он был установлен. После долгих мучений, посовещавшись, они послали к капитану гонца, находящегося с ним в дружеских отношениях.

   Старший помощник, с которым была выпита не одна бочка вина, стремясь прояснить ситуацию, ненароком заглянул в каюту Алекса.

– Что-то надо делать,– осторожно высказался гонец.– Команда ждёт – не дождётся

глотка сухого вина. Только ты можешь решиться на поступок и сделать невозможное  – возможным.

– У меня инструкции, которыми следует  неукоснительно руководствоваться,– сурово отрезал капитан.

   Через час снова пришел гонец, который, засунув голову в каюту, ничего не спросил, а только вопрошающе посмотрел на отдыхающего капитана. Алекс попросил заглянувшего закрыть за собой дверь, но, оставшись один, изменил, вдруг, своё решение. Встав с постели, он зашагал по каюте и, набегавшись, пошел искать закадычного друга. Приходившего гонца он нашел в компании трех бездельников, играющих в кают-компании в домино.Вызволив его из-за стола, капитан отправился с помощником на палубу к термометру, показывающему неизменные двадцать два градуса.

– Все еще, только двадцать два градуса?–загадочно поинтересовался Алекс.

– Двадцать два, – удручённо ответил помощник.

– Через два часа напишите в журнале, что температура воздуха поднялась на два градуса. Ещё через два часа сделайте отметку в журнале о поднятии температуры   до двадцати шести градусов по Цельсию, а когда на бумаге появится нужная отметка, удостоверяющая температуру 28 градусов, выдайте команде сухое вино. Никто нас не упрекнёт в подтасовке фактов. Проверяющие  господа увидят, что температура поднялась не сразу, а постепенно.

   Всё понимающий помощник пошёл беспрекословно исполнять приказание. Последующие часы, приобретя осмысленность, не показались для команды долгими. Надо быть капитаном, усмехнулась  перед ужином Жасмина, отпивая из бокала сухое вино, чтобы решиться на подобное. Жаль, что такого права другому члену экипажа не дано.

   Весь рейс Жасмина искала промахи Алекса, недовольная неизвестно чем, и уверенная в своей правоте, что ничего особенного капитан на судне не делает. Ей казалось, что любой вполне может выполнять его обязанности. Ранним утром при   возвращении в родной порт Жасмина пожелала выйти из каюты на палубу, чтобы насладиться раскрываемой перспективой города и выискать среди жилых строений свой дом, стоящий на холме. Шквальный порыв ветра, ворвавшийся в помещение, заставил ее остановиться. Брызги от свирепствующей волны ударили в лицо. На море бушевала буря. Одна волна накатывалась за другую. При приближении к берегу  судно боком несло на скалы. Рулевой сделал отчаянную попытку развернуться. Он ушел от столкновения, но судно накренилось и следующая волна, переливаясь через борт, накрыла палубу. Чтобы спасти положение, пришлось вращать штурвал в обратную сторону. Корабль стал  ложиться на другой бок. Металлическая махина высотой в двадцать метро, теряла управление и неизвестно, что могло произойти в следующую минуту. На палубу из каюты, благо находящейся рядом с носом, выскочил полураздетый разгневанный капитан. Матерясь, он корпусом оттеснил рулевого.

– Скажите по рупору,– приказал он,– что за штурвалом капитан, и причины для беспокойства отсутствуют.

   Алекс стоял в бушующем море, как глыба, сросшаяся с основанием пола, широко расставив ноги и держа в руках штурвал. У Жасмины отлегло от сердца. Не приходилось сомневаться, что он выведет судно по правильному курсу и не допустит, чтобы судно разбилось о скалы. Произошла переоценка ценностей. Прежние понятия перевернулись и пришлось признать, что на борту нужен человек, которому вверен корабль и без которого не обойтись. Ему следует подчиняться, чтобы идти заданным курсом. Капитан –  это как раз и есть тот человек, который, обладая непререкаемым авторитетом, ответственен за судно и за все, что происходит вокруг. Ничто серьезное не может произойти без его ведома и согласия. Окончательное решение всегда за ним.

    Все также бушевала буря, но волны, продолжая оставаться высокими, превратились в послушные и не страшные. Судно спокойно вошло в гавань, в которой, за молом, был относительный штиль. Отдав концы, исследовательское судно пришвартовалось к берегу.

– Я спишу тебя с корабля,– сказал капитан бледному рулевому, стоявшему рядом,– и укажу в рапорте, чтобы тебя не брали ни на одно судно. Ты боишься волн. Переходи работать в порт. Будешь носить морскую форму, если она тебе нравится. С годами, быть может, ты и продвинешься по службе. Таким, как ты, не место на морских просторах.

 

ВАТЕРЛИНИЯ

  После вынужденного безделья на берегу при отсутствии работы Бондарю предложили принять командование частным судном типа «Река-Море», используемым для перевозки «челноков». Алекс отдавал себе здравый отчет в том, что, несомненно, находится еще в нужной форме и на морях, в сложной обстановке, его рука не дрогнет.  Не было секрета и в том, что его время, как профессионала, прошло. Он сошел с гребня волны и теперь согласен на любую работу. Капитан прогуливался по морскому бульвару в Стамбуле  в пределах видимости  катамарана, на котором прибыл из Севастополя и моста через пролив Босфор, соединяющего Европу и Азию. Обратный рейс намечался через два с половиной часа. Капитан, в парадной форме размеренно с подобающей статью и величием отмерял шаги. Он находился в том возрасте, когда уже не суетятся, а ищут тепленькое местечко под солнцем, чтобы отдохнуть, поразмышлять и пофилософствовать. Чебуречная, преграждавшая путь прохожим, поставленная по законам торговли посреди аллеи, была тем местом, где он мог присесть и отдохнуть. Она его устраивала полностью. Кушать не хотелось, а вот посидеть под шатром на открытом воздухе с видом на море, съесть пару чебуреков и выпить кружку пива или чашку кофе, казалось привлекательным мероприятием. В центре заведения у пылающей жаровни, на которой в металлической посудине в раскаленном масле плавали готовящиеся чебуреки, сидел хозяин заведения, в одном лице совмещая обязанности повара и бармена. В его вооружении находились автоматы для приготовления кофе и раздачи пива. Кое– как он справлялся  с ополаскиванием чашек из-под кофе и пивных кружек, а использование разовых бумажных тарелок позволяло отказаться от мойщицы посуды. Ему помогал снующий между столиками молодой человек. Сдельная оплата вынуждала официанта, несмотря на жару и струящиеся по лицу потоки  пота, без устали с подносами в руках лавировать между столиками, на ходу выкрикивая  в сторону бармена, сыплющиеся отовсюду, заказы посетителей. Выгода, пусть с излишними хлопотами, диктовала хозяину заведения о необходимости избавиться от излишних подручных. Алекс оценил смекалку турка. По прикидкам обслуживание подобного заведения на набережной Севастополя осуществлялось, как минимум,  персоналом из четырех человек.

    Капитан приземлился на свободный стул, стоящий в середине зала у круглой стойки, и сделал заказ. Повар бросил в чашу с кипящим маслом заготовки двух чебуреков. Алексу надоело наблюдать, как жарится снадобье. Ему захотелось поболтать и он с легкостью, ничего не найдя предосудительного в желании, обратился к хозяину заведения, с которым только что шумно распрощалась честная компания.

– К вам частенько заходят люди, с которыми вы простились?– спросил Алекс на английском языке

– Что вы? Я их впервые вижу,– ответил хозяин заведения.

   Догадка Алекса оказалась верной. Он так и полагал, что громкий разговор в ресторации, похожий на дружескую беседу старых друзей, протекал между малознакомыми людьми. Он разделял людей, обитающих на юге и севере. Южане, живут на улице и легко знакомятся, выставляя напоказ свои чувства. Громкая беседа с хлопаньем рук вовсе не означает, что тепло беседующие посетитель и хозяин заведения давние друзья. Они встретились впервые  и забудут друг о друге, как только расстанутся. Северяне же живут внутри дома и, как и окружающая природа и погода, холодны и суровы со встречными и не стремятся выплескивать наружу свои чувства. Дома совсем другое дело и внутри их жилища уют, покой и ласка.

  Алекс, проживающий в Севастополе, причислил себя к южанам. Турок жил еще ближе к экватору и никак не мог считать себя северянином. Поэтому посетитель запросто обратился к суетящемуся повару.

– Вкусные у вас чебуреки?– спросил он.

– Очень,– ответил стоящий за стойкой повар, поглядывая на кипящие и прозрачные с пупырышками чебуреки.– Очень вкусные.

   Трудно было ожидать от изготовителя, что приготовленные им чебуреки не вкусные и недожаренные.

– Много в них мяса?

– Мно-ооого, – протянул бармен.

  Он не поленился поднять горящий чебурек и, установив его между собой и солнцем, взглядом указал на комок в тесте, указывающий на наличие мяса. Получив горячую порцию, Алекс поднял с тарелки чебурек, подул на него и, немного выждав, впился зубами в выступающую середину. Прожевав, недовольно пробурчал.

– Один лук,– с горечью сказал он.

– А где ты видел чебурек без лука?– спросил хозяин заведения.

– Хотелось бы и мяса.

– Мясо положено  в соответствии с порционной нормой,– убежденно сказал хозяин заведения.

    Капитан не собирался устраивать базар.

– Проверять накладные я не собираюсь,– согласился Алекс. – Спасибо за угощение. Приготовь мне, пожалуйста, чашечку кофе. Я сяду за стол в сторонке и посижу в уединении.

– Садись, я приготовлю кофе, и официант принесет его,– услужливо ответил хозяин заведения.

   Алекс сел за один из столов, стоящих на периферии шатра. Выпив горячий напиток, он продолжал смотреть в сторону моря, которым не успел налюбоваться. Он вспомнил о жене и  сообразил, что необходимо зайти в магазин, чтобы купить какой-нибудь сувенир. В доме всего было достаточно и ничего определенного не требовалось, но входить в дом с пустыми руками он не привык. Ноги вывели его в ближайшую торговую улицу, перпендикулярную бульвару. Из одного  павильона высунулась бритая голова.

– Капитана, капитана,– кричала она, подзывая.

   На ломанном русском языке, вперемежку с турецкими и английскими словами, без употребления сказуемых, турок объяснил, что держит лавку и приглашает в гости. Не существовало видимых причин, по которым следовало бы отклонить любезное приглашение. Ничего завлекательного в лавке не оказалось. Хозяин, не смущаясь, обошел стороной прилавок и повел уважаемого господина в другую комнату. Усадив, стал раскладывать только что привезенный товар. Среди груды тряпья внимание Алекса привлекли мягкие шелковые желтые шаровары, представляющие одно целое с блузоном и лямками, идущими от пояса и перекрещивающимися на спине. Рассмотрев изделие, он положил его обратно в кучу.

– Сколько стоит?– спросил он.

– Для тебя отдам не дорого,– ответил продавец.– Посмотри, что еще у меня  имеется.

   Он стал показывать куртки, брюки, рубашки, туфли, рубашки, женские. Не было пределу его стараниям. Алексу наскучило сидеть и слушать о вещах, которые не собирался покупать. Для приличия он взял в руки светлую рубашку в чуть заметную синею вертикальную полоску.

– Хорошая рубашка,– высказался он.

– Тебе нравится рубашка?– спросил продавец.

– Я бы ее приобрел ее, если бы она была от Версаче.

– Когда ты в следующий раз будешь в Стамбуле?

– Через два дня.

– Приходи ко мне через два дня,– сказал продавец,– она будет с лейблами от Версаче. В тюке, находящемся на складе, у меня имеется несколько таких рубашек с надлежащими этикетками. Я найду их. Тебе точно нужно рубашку от Версаче? А рубашку или галстук от Диора не хочешь?

     Алекс засмеялся плутовству собеседника. Продавец залился детским смехом, совершенно не беспокоясь, что его раскусили.

– Я серьезно говорю,– сказал он,– только приходи не один, а c командой. Скажи, что я продаю дешево и в большом объеме. Надеюсь, что за моряками последуют и пассажиры. Ведь они приезжают за покупками. Я жду их.

  Алекс возвратился к торгам. Он уже представлял свою жену, разгуливающую дома у накрытого стола в понравившемся  ему женском комплекте из шаровар и блузона. Со значительными скидками ему достался нужный комплект. Невозможно было не купить и модные туфли черного цвета, подходящие под недавно заказанный костюм, стоящие по меркам Севастополя сущие гроши. Светлую рубашку в полоску, продавец не отдал.

– Я пришью к ней соответствующие лейблы, чтобы ты выпендрился перед товарищами,–  сказал он.– Приходи ко мне через два дня, с друзьями.

    С покупками Алекс возвращался на корабль, на который в порту уже объявили о посадке. Монолитная фигура капитана, не спеша, проследовала в здание. Кругом толпились отъезжающие, послушно высвобождая проход. Проходя через служебный вход, Алекс обратил внимание, как пассажирка средних лет по-хозяйски ставит обвязанную веревками и склеенную  скотчем коробку между  пустыми стойками паспортного контроля и налегке  в другом месте предъявляет проездные документы с багажом. Пройдя успешно таможню, женщина оставляет предъявленный багаж на скамейке, и уже со стороны зала, забирает тяжелую коробку, спрятанную за стойкой. В соседней, стеклянной будке, сидит таможенный офицер и улыбается. Ему понятны действия пассажирки. Он мог бы заявить, проявив бдительность и компетентность, что через таможню провозится излишний вес, но лишь подсмеивается над прохиндеями. Отправляемое судно не турецкой компании и не ему следует заботиться о перегрузке отправляющегося судна. Мысль о взрывчатке – не возникает. Во всяком случае, если это взрывчатка, то взорвется на корабле, а не в Стамбуле.

   Ей уже подражал неопытный, но смышленый юноша, желающий провести багаж, вес которого превышал норму.

   По ходу Алекс начал производить несложные подсчеты получаемой турками выгоды от вывоза продукции из Турции. Получалось, что стране нет необходимости тратить время и деньги на перевозку товара и его реализацию. Сами приедут, заберут и отвезут, куда надо. Прекрасное решение. Можно снять шляпу перед правительством, создавшим условия упрощенного въезда в республику, когда виза оформляется по прибытии с минимальной оплатой. При въезде  миллионов людей, страна ни за что – ни про что получает солидную сумму, способствуя развитию местной промышленности и курортов. Алекс, не останавливаясь, прошел мимо молодой женщины, сбрасывающей с себя куртки, одну за другой. Их оказалось четыре, а  под ними – изжеванное платье с мокрыми пятнам, от выступившего пота. Нелегко достается проход через таможню, когда скрывается излишний вес вещей и делаются всевозможные потуги, чтобы не платить лишние деньги. Под смех толпы в середине зала, «актриса», играющая роль беременной женщины, освобождаясь от живота и излишней полноты,  вытаскивает намотанный под платьем отрез ткани и превращаясь в стройную леди. Никого не удивляет, что девица в рыжем полушубке небрежно вытаскивает выглядывающий из ручной клади  такой же экземпляр. Чего только не придумаешь, чтобы выжить. Недаром говорят: голь на выдумку хитра! В его стране останавливались заводы и фабрики, закрывались школы, проектные институты и конструкторские бюро. Физики и лирики, выброшенные на улицу, превращаются в «челноков». Хорошо, что люди шли не на панель, а устраивались, как могли, сохраняя чувство собственного достоинства. Впрочем, какое это достоинство, когда мать, изнемогая от усталости, тянет за собой два баула с тряпьем, а высококлассный специалист вынужден торговать на рынке пирожками. Алекс сочувствовал людям, потерявшим работу. Некоторое время он тоже сидел без работы, но переквалифицироваться не желал. Он отлично знал только одно судовождение. Правда, в это же самое время кто-то сумел озолотиться. Антипыч, его друг,  например, «за лимонад» приобрел корабль и гостиницу и успел выстроить загородный дом. В назревающих переменах, безусловно, что-то  следовало делать с Союзом, но не таким способом.

  Капитан вышел на пристань и удивился еще более. Ватерлиния корабля ушла под воду. Судно не утонуло, погрузившись сверх предела под тяжестью груза, а пассажиры с багажом продолжали подниматься на него по трапу. Антипыч,  принявший на работу Алекса, суетился с бумагами, бегая по причалу. Увидев Алекса, он поспешил сообщить нечто очевидное.

– Что будем делать?– тревожно спросил он.– Задерживать рейс и проверять норму груза, разрешенную к провозу? В противном случае судно, если не в порту, то в пути может пойти ко дну.

  Алекс быстро оценил обстановку.

– Не торопись,– сказал он.– Давай закончим посадку и тогда примем решение.

   Антипычу стало легче. Если не учитывать убытков при потоплении судна, груз ответственности переложился на другие плечи. Пока проходила посадка, вспоминался экзамен в мореходке по теории устойчивости движения судна. В тот памятный день билет c этим вопросом достался одному из курсантов. Алекс как раз находился в экзаменационном классе, в котором проходил экзамен. Однокурсники знали о способностях отвечающего ученика. Он хвалился и уверял, что сдаст сессию на оценки «хорошо». Четкий подход к столу, убеждал он, и  строевой отход при выходе из аудитории, позволяют надеяться на тройку, а если преданно смотреть в глаза преподавателю, то можно получить высшую отметку. Отвечая на заданный  вопрос,  он откровенно «плавал» и, преданно глядя в глаза, ничего не мог сказать, кроме того, что у судна имеется ватерлиния, которая показывает предельную степень загрузки судна и что при превышении  его всем будет «хана». Не дождавшись вдумчивого ответа, преподаватель обратился к сидящему за партой в той же аудитории курсанту Бондарь, попросив ответить на заданный вопрос. Алекс, не сходя с места, объяснил, что способность движущегося судна под действием приложенных сил почти не отклоняться  от движения при толчках,  порывах ветра и других случайных воздействиях и что движение, не обладающее этой способностью, является неустойчивым. Преподаватель, пренебрежительно сказал сидящему за столом курсанту: идите с Богом,– поставил ему удовлетворительную оценку. Экзамен по устойчивости движения судна Алекс не раз сдавал в море, когда судно теряло устойчивость при разгрузке в штормовую погоду или когда его начинало болтать без наличия груза в трюмах. Смотря на судно, стоящее в порту Стамбула, ватерлиния которого  опустилась ниже уровня воды, он принял решение об отправке рейса. Знания подсказывали, что при безветренной погоде можно безопасно пересечь спокойном море по маршруту Стамбул-Севастополь. Если поднимется ветер, он не попадет в Севастополь и пришвартуется в Ялте или, на худой конец, в Феодосии. Главное, не проявлять паники.

– Антипыч,– обратился Алекс к хозяину,– мы спокойно дойдем да Севастополя. За два часа при спокойной погоде ЧП не произойдет. В крайнем случае, пришвартуемся в Ялте или Феодосии. Я дам команду об отправлении, если ты согласен на возможное изменение курса.

  Антипыч, посоветовавшись с челноками, согласился. Никто не собирался задерживать рейс. Уж лучше очутиться на родине в Ялте или Феодосии или, в крайнем случае, в Керчи, чем задерживаться в Турции. Прозвучал прощальный гудок и, перегруженный катомаран, как  баржа, стал выруливать в открытое море. Вскоре Стамбул скрылся из виду. Набрав обороты, судно уверенно шло по заданному курсу. Пассажиры вначале с опаской осматривались по сторонам, но спокойное море не предвещало осложнений. Команда, внутренне напрягшись,  внешне выражала полную уверенность в своих действиях. Большинство челноков после обеда высыпало на палубу и с восхищением смотрело на бескрайние просторы воды. Точно по расписанию судно входило в порт Севастополя. Когда появились очертания города, пассажиры, облегченно вздохнув, хором начали кричать ура. Вдоволь повеселившись, они поспешили к своему багажу. На их лицах появилась озабоченность. Предстояло пройти еще одну таможню, решить, какому перекупщику сбыть привезенный товар и готовиться к новому вояжу.

 

В СТРАНЕ «РАЗ, ДВА, ТРИ»

    Ученик второго класса Дмитрий Девяточкин проснулся поздним утром, когда солнце залило светом комнату и лучи коснулись лица. Лежебока приоткрыл глаза, отбросил одеяло, укрывавшее тело, нехотя потянулся и сел, свесив ноги с постели. Оставшись дома один, ребенок не собирался горевать. Потянувшись, он взял в руки лежащий у изголовья подушки пульт  и включил телевизор. На экране возникла знакомая и любимая сцена, изображавшая бегущую и кричащую детвору. День складывался удачно. Родители, ушедшие на работу, не в силах были запретить ему смотреть телевизор и смеяться над летящей, сломя голову,  весёлой  компанией, начавшей забег вчера вечером. Сегодняшним утром представился благоприятный случай увидеть полностью передачу, которую вчера не удалось досмотреть перед сном до конца.

     Нежась в постели, он вспомнил маму и её любимое выражение, которое она периодически задавала сама себе: много ли человеку нужно для полного счастья? Сообразно своим интересам, Дима ответил за неё: для полного счастья не хватает еды, игр и развлечений, – что созвучно выражению всех времён и народов,требующих хлеба и зрелищ. К счастью,успокоил он себя, дома есть сок, сладости, холодильник, забитый продуктами, и телевизор.

 Увеличив громкость телевизионного приёмника, чтобы звук слышался на улице, мальчик в тапочках на босу ногу, не умываясь и не расчёсываясь,  направился в кухню. Возвратившись с едой, он разложил полные блюдца на приставленный к койке журнальный столик и, почесав затылок, вернулся за батоном белого хлеба и банкой нутеллы, после чего, удобно устроившись, начал поедать одно блюдо за другим, наблюдая за разворачивающимися событиями на экране.

  Человек-паук, передвигающийся по стенам и перепрыгивающий из одного дома в другой, восхитил его. За суперменом последовали приключения семейки Адамс, которые он с интересом досмотрел, прикрывшись подушкой, как щитом, чтобы не было жутко. Экранизация последующей истории, связанной с принцессой Сиси, изначально предназначенной для девочек, не особенно волновала его. Без особого внимания, следя за содержанием и воспринимая звучащие в комнате голоса в качестве фона, не более, он, не сходя с койки, дотянулся до портфеля, лежащего на столе и являющегося частью детской секции, нехотя вытащил дневник, желая узнать, к каким урокам следует готовиться. Лучше бы он не открывал его. Выделенные красными чернилами отметки, полученные за прошедшую неделю, не обрадовали. Не могли они порадовать и родителей, если бы он показал их им. Никого не могли привести в восторг двойки, тройки по предметам и единица за поведение. Дима не поленился встать, отыскать ножницы и раздражённо вырезал отметки из дневника.

– Я сумею расправиться с вами. Вот вам!– тряся в руках вырезанные отметки,  он с ненавистью показал их дневнику.– Ты их никогда больше не увидишь.

  С этими словами он выбросил ненужные бумажки в окно, чтобы и самому их не видеть. Числа, к его удивлению, не упали на землю, а, игриво покружившись, подхваченные неизвестно откуда взявшимся смерчем, поднялись над домом и исчезли в неизвестном направлении. Бросив дневник на стол, ученик вспомнил золотое безмятежное время детства, а вместе с ним и первое сентября прошлого года, день вынужденных перемен. Год назад, когда Дима шёл первый раз в первый класс, отец, сопровождавший его, спросил, радуется ли он, что идёт в школу, на что сын, отрицательно покачав головой, ответил:

– Лучше бы я пошёл на рыбалку.

  Отец посмеялся, потрепал вьющиеся на голове кудри сына и наставительно сказал:

– Придёт время, когда ты изменишь своё мнение.

   Вспомнив давний эпизод, Дима задумался. Шальная мысль пришла в голову: почему бы сейчас не пойти на рыбалку? Там, в затишье, когда рыба перестанет клевать, можно сделать уроки, уговаривал он себя; не всё ли равно, где их делать: дома, или на берегу речки? На природе, заниматься даже интересней, успокоил он себя. Рассуждения понравилась. Недолго думая, надел комбинезон защитного цвета, как у папы, только меньшего размера, и стал собирать  удочки, не забыв банку с червями, которые всегда находились наготове. Дима несколько скис, наверняка зная, что действия его не будут родителями оценены положительно. Несмотря ни на что, отправился в путь. Речка встретила героя радужными солнечными бликами воды и манящей тишиной кустарников и деревьев, растущих на берегу. Удобно расположившись на складном стульчике, он беззаботно огляделся вокруг и далеко забросил удочку, предвкушая удовольствие. Однако  рыба, не клевала. Просидев неопределённое время, задремал, и. когда глаза приоткрылись, увидел перед собой необычное зрелище. Знакомая речка, ранее похожая на ручей, превратилась в величественную полноводную равнинную реку. Изменения не изумили, а обрадовали мальчика. Тонкие деревца, растущие по обоим берегам, превратились в могучие деревья. Неизвестно откуда на реке появился, сидящий в добротной лодке, имевшей высокие борта, худой с обвисшими щеками сгорбившийся старец, отъехавший, чтобы не пугать рыбу,  метров на двадцать от серии пенопластовых кружков, установленных на воде веером. При перевертывании одного из них, сидящий в лодке рыбак встрепенулся и взялся за вёсла, чтобы быстро подплыть к вращающемуся кружку. Поймав окуня, рыбак, добродушно крякнув, сложил улов и бросил его за борт.  Поразмыслив, поплыл к рядом лежащему на поверхности воды кружку, всем своим видом показывая, что рыбалка окончена. Не спеша, начал подбирать кружки, начиная с самого дальнего, деловито наматывая леску поперёк диска, а живцов опуская в ведерко.

– Пора сматывать удочки,– пробурчал он себе под нос в усы, берясь за весла и направляя лодку к берегу.

   Вытащив лодку на берег, не далеко от того места, где сидел молодой рыбак, старик, охрипшим голосом обратился к Дмитрию:

– Тебе на другой берег?

   Дима с тоской посмотрел на свой пустой садок.

– А что? Там лучше клюёт? – спросил он.

– Я приставлен на берегу для перевозки прибывших людей в страну «Раз, два, три», причём в одну сторону, а в промежутках, занимаюсь рыбалкой.

– Рыбалка у вас получается знатная,– восхищенно сказал Дима, вышелушивший из произнесённых слов только одно слово «рыбалка», которое хотел слышать.

  Он с завистью проследил за поднятым из воды уловом, хранящимся в садке, и перекочевавшим в лодку.

– Я занимаюсь ловлей с детских лет и многое знаю о рыбах,– сказал умудрённый рыбак.– Я знаю, что утро безвозвратно прошло и в приближающийся полдень рыба сыта. Сейчас не время для  ловли. Если хочешь, вечером, когда солнце спрячется за верхушки деревьев и наступят сумерки, я отвезу тебя к облюбованному мной глубокому омуту, где на дне лежат затонувшие стволы деревьев, и покажу, как ловят сома на «живой»  квок, издаваемый  изготовленным мною специальным устройством. Мы вместе проводим закат и встретим рассвет, оставаясь на всю ночь с удочкой в руках наедине с природой. Соприкоснуться с природой, поесть на берегу ухи и лежа на земле послушать рассказчика– это праздник. Установив на козлах котел, мы приготовим уху и, вглядываясь в мерцающий огонь углей, я расскажу не выдуманные рыбацкие истории. Мне есть, что рассказать о повадках рыбы. Я подхожу к ловле, как к охоте, заставляя рыбу ошибаться, делать несвойственные движения и идти, в заданном мной направлении. Опытного рыболова  не прельщает тупая ловля. Прелесть рыбной лодки заключается не в том, чтобы прийти домой с богатым уловом, а в том, чтобы, зная намерения и повадки рыбы, предугадать ее действия и заставить проглотить наживку с крючком.

  Дима с замирающим сердцем, как зачарованный, слушал о предстоящей увлекательной рыбалке, предвкушая удовольствие очутиться в одной из рыбацких историй, которую мог бы поведать друзьям.

– Ты согласен?– спросил старик.

  Ничего не ответил Дима. По его лицу промелькнуло сомнение, которое быстро улетучилось. Секундой позже, своим видом он дал понять, что согласен.

– Прекрасно,– потер руки старый рыбак,– а до сумерек ты сможешь побывать в чудесной стране.

– Где эта страна?– спросил Дима.

  Рыбак нагнулся, не спеша вытащил со дна лодки потёртый бинокль военного образца цвета хаки, поднес его к глазам и устремил взгляд на противоположную сторону реки. Вдоволь насмотревшись, он передал бинокль Дмитрию. Мальчик с удовольствием рассмотрел трофей, надел его, для удобства,  на шею и лишь после этого, последовав примеру хозяина, поднёс к глазам.

  Дмитрий увидел за рекой ничем не огороженную территорию и огромные ворота, на верхней перекладине которых маячили цифры  «1,2,3». Вглядевшись внимательнее, он узнал свой почерк и обнаружил, что это именно те буковки, во много раз увеличенные, которые он вырезал из дневника, выбросил в неизвестном направлении и которые, загадочным образом, вновь выросли перед ним.

– Ты видишь вход в страну, о существовании  которой никогда не догадывался,– прокомментировал старый рыбак. –У ворот страны  «раз, два, три» тебя встретит мальчик,. который работает гидом. Он познакомит тебя с обычаями живущих там людей и достопримечательностями города.

    Встретившись  взглядом и, одновременно гипнотизируя Дмитрия, старик жестом указал на дощатое  сидение напротив себя. Мальчик, не совсем понимая, что делает, как завороженный, послушно перешагнул через борт и сел в лодку. Арсений Павлович бесшумно опустил вёсла на воду. Лишь после того, как посудина отчалила, Дима поднял глаза. Перед его взором опять появились ворота, ведущие в неизведанную страну. Циферки, выгравированные на перекладине ворот, звали к себе. Посмотрев на бинокль,  висящий  на шее мальчика, и, вспомнив, с какой гордостью тот вешал его на шею, рыбак сказал:

– Оставь бинокль у себя. С ним лучше осматривать окрестности. Обо мне не беспокойся. В запасе у меня имеется бинокль большего калибра.

   Переплыв реку, Дмитрий расстался с рыбаком. Поднявшись по склону. увидел у ворот мальчика, сидящего на земле рядом с транспортным средством, приводимым в движение ножными педалями и управляемым велосипедным рулём. Сзади была приварена  двухместная повозка,  которая имела накрытый матерчатый тент, защищающий пассажиров от солнца и дождя. Рикша профессионально сел на седло, взялся за руль, и, подождав, пока сядет пассажир, тронулся в путь. Удобно устроившись, Дмитрий обернулся назад в сторону оставшегося рыбака. На противоположном берегу задымился костёр. Вглядевшись через окуляры бинокля, Дима увидел казан над костром, а рядом присевшего Арсения Павловича, колдовавшего над ухой. Под ложечкой засосало.

  Повозка, между тем, легко поехала по тропинке, которая незаметно  превратилась в мостовую и въехала в город. По обе стороны располагались двухэтажные  дома, украшенные цветами, стоящими на подоконниках и висевшими над дверьми. Внутренние ухоженные дворики со скульптурами перед фасадом и немногочисленными фруктовыми деревьями, говорили о нехватке земельных участков и тяге жителей, судя по посаженному бурелому за домом, к естественной дикой природе. Город показался спящим. Ни во дворах, ни на улицах Дима не обнаружил праздношатающихся горожан, что его удивило и насторожило.

– Почему нигде не видно людей? Создаётся впечатление, что город вымер,– высказал предположение Дима.

– Люди работают, находятся при деле и им нечего  бесцельно шастать по улицам, – ответил гид, нажимая на педали.

    На перекрёстке рикша остановился, пропуская двигающуюся с левой стороны тяжело нагруженную повозку, сопровождаемую однообразным скрипом колес. Повозка проехала. В обозримом пространстве другого транспорта не предвиделось.  Диме представился удобный случай поговорить. Положив руку на плечо мальчика – гида, он решил завести беседу. Возница, вполоборота развернувшись, приготовился выслушать седока.

– Меня зовут Димой,– решил познакомиться с мальчиком Дмитрий, которому стало скучно ехать молча.– Как тебя зовут?

– Станислав, – ответил рикша.– Зови меня Славой.

   Кивнув в знак согласия головой, Дмитрий поинтересовался:

– Почему, Славик, на перекрёстке ты пропустил транспорт,  движущийся слева, когда по правилам дорожного движения у тебя имеются преимущества,– решил показать Дима свои познания в дорожном движении.

– У нас другие правила. На перекрёстке преимущества имеет гружёный транспорт вне зависимости от того, откуда и куда едет.

– При больших потоках  транспорта такая постановка вопроса  без соблюдения правил дорожного движения  вызовет серьёзные осложнения и неразбериху.

– У нас свой порядок: при больших потоках следует уступать тяжёлому транспорту,   как на водопое, где существует четкий порядок подхода зверей к реке, определяемый их размером, силой и мощью животного. На перекрестках, как у животных, действует тот же порядок,– возразил Славик.– Беседовать с водителем грузовика, движущимся на тебя,  также сложно, как выяснять отношения с потерявшим способность рассуждать безумным кулаком, стремительно приближающимся к твоему носу. Потом, после драки, можно до бесконечности рассуждать, кто прав, а кто виноват, но в минуту опасности, сильный всегда прав.

– Интересная у вас страна,– задумчиво произнёс Дима.

– Страна как страна,– сказал Славик.– Страна, к которой я живу. Я в ней родился, вырос и посему она моя, какая бы ни была.

– Сложно получить гражданство в вашей стране?

– Несложно,– успокоил Славик.– Любой приезжий, проживший в стране более двух лет и болеющий  за одну из футбольных команд, становится без всяких формальностей коренным жителем. Я покажу тебе ближайшее футбольное поле, на котором проводятся спортивные баталии. Он свернул в сторону от главной улицы и привёз к стадиону, занимающему целый квартал. Остановившись у ворот с расположенными полукругом многочисленными билетными кассами, он рукой указал на возвышающийся за деревьями спортивный комплекс.

– Перед нами база «Трудовые резервы». Здесь я три раза в неделю играю в футболу скажу по секрету, что вхожу в детскую сборную команду города.,– с явным удовольствием сообщил Славик,-

– Много у вас стадионов?

– Футбольные поля существуют в любом районе. На них проводятся тренировки и  многочисленные чемпионаты.

– Имеются ли у вас профессиональные команды?

– У нас все команды любительские. Это не означает, что мы плохо играем в футбол. Ещё не известно  полезен ли вообще профессиональный спорт. Во всяком случае, до сих пор не доказано, что профессиональный спортсмен живёт дольше, чем любитель.

– Вы проводите международные соревнования?

– В прошлом году,  в нашем городе проходил чемпионат мира. На главных улицах столицы висели афиши  и средства массовой информации в течение месяца  рассказывали о ходе чемпионата. Правда, никто к нам из других стран не приехал, но поскольку матчи никто не отменял, команда, победившая в кубке, стала  чемпионом мира.

– Приятно слышать о новом взгляде на чемпионат мира. У вас не трудно стать чемпионом мира не только по футболу, но и другим видам спорта,– с улыбкой произнес Дмитрий.

– Формально такое право имеется у всех,– на полном серьёзе, без тени юмора, высказался Славик.

   Первое знакомство состоялось. В детские годы знакомство, переходящее в дружбу, осуществляются молниеносно. Немудрено, что мальчики через  получаса считали себя друзьями.

     Не задумываясь о маршруте и переезжая с улицы на улицу, гид знакомил пассажира  с достопримечательностями города. Остановившись у недостроенного белокаменного строения, напоминающего гору с пиком в вершине, он представил строящуюся национальную   библиотеку.

– Не понятно, зачем строят библиотеку,– грустно сказал он,– если никто в стране книг не читает. Зря тратят народные деньги и только. Нашим людям достаточно ярких рекламных  картинок.

– Для перспективы,– предположил Дима,– вдруг что-то изменится в лучшую сторону.

– Если для перспективы,– согласился Славик,– а то....

  Остановившись на полуслове, он стал энергично нажимать на педали.

– Мы куда-то спешим?– поинтересовался Дима.– Лучше торопиться медленнее,– озвучил он пословицу.

– Мы в двух шагах от школы,– не снижая скорости, сообщил Славик,– и следует поторопиться на урок.

– И здесь школа! – недовольно пробурчал Дмитрий.– В любой стране дети должны ходить в школу и учить уроки.

– У нас своеобразная школа, где учатся читать и считать, после чего учеников выводят в люди,– пояснил Слава.– Научившись читать и писать, школьники приступают к работе.

– Как это понять? – насторожился Дима.– У вас распространён детский труд? А где счастливое безмятежное детство?

  Ему не нравилось терять время на школу, но ещё более претило упоминание о работе детей на производстве.

– А какой смысл учиться на пекаря или башмачника,– ответил Славик,– если с раннего возраста видишь, как пекут пироги или делают бутсы, если знаешь, что всю жизнь будешь связан с пекарней или мастерской. Без сомнения отец передаст секреты выпечки лучше любой школы. Всё равно никто лучше тебя не приготовит сдобные лепешки и не залатает хромовые сапоги. Мой друг, живущий в семье портного, как-то вздумал стать музыкантом, посчитав, что его душа с трепетом отзывается на звуки музыки. После долгих колебаний его мечта осталась мечтой, не более. Семья всячески отговаривала его от ненужной затеи. Отец, потеряв силу убеждения, привел сына в пустующий театр. Подойдя к оркестровой яме, он пнул ногой  выступающий борт, за которым располагалась оркестровая яма. Из. темно красного бархата поднялись клубы пыли. Ты видишь, усмехнулся он, что вдыхает стоящий у борта дирижёр,  склоняясь в поклоне каждый вечер в ответ на аплодисменты зрителей. Оркестрантам ещё хуже. Им достаются не цветочки, а ягодки. Именно на них оседает пыль. Представь, чем они дышат, когда толпы людей заполняют зрительский зал, а опоздавшие мечутся в проходах. А что творится после третьего звонка, когда зрители несутся на пустующие места, оставшиеся в первых рядах. И там, в яме, ты собираешься коротать дни? Я не упоминаю о прелестях закулисной театральной  жизни, перед которой меркнут бандитские разборки. В открытой борьбе победа достаётся сильнейшему человеку, а театралы пинают врагов исподволь так, чтобы трепетало сердце. Уж лучше шить смокинги  по заказу театров, а в перерыве играть на  скрипке в свое удовольствие. Я не закрываю путь к творчеству. Бесталанному  закройщику нечего делать в нашей профессии. Наоборот, я призываю тебя стать кутюрье, который, беря в руки ткань и накладывая её на талию клиентки, на глазах посетителей творит. Ему не составляет труда сделать вырез, отойти в сторону, чуть-чуть подправить произведение и выдать шедевр. Правда, для классика нужна еще муза, так как, лучшим фасоном является фигура.

– А если кому-то всё-таки захочется петь?

– Пусть поёт, кто мешает? Лично я предпочитаю душевную авторскую песню. У нас в почёте застольное песнопение. Мне часто приходится слушать соседа по дому, который голосом, далёким от совершенства, бренчит под гитару на семейных торжествах. После каждого выступления сородичи аплодируют ему. Успех окрыляет. Он уже собирается  выступать на сцене. Как видим, для некоторых путь от застольных песен до эстрады удивительно прост. Не удивлюсь, что многочисленные родственники и друзья энергично поддержат его выступления, где бы он не выступал..

– Вундеркинд заканчивал консерваторию?

– У нас не существует понятия консерватории.

   Проезжая мимо одноэтажного вытянутого здания, именуемого театром, Дима спросил:

– Существует ли высшая  школа при театре, готовящая студентов в профессиональные артисты?

– Артистом может стать любой, выучивший роль,– ответил Стасик.– У нас демократичный театр. Сегодня Гамлета играешь ты, а завтра я.

   Через два квартала мальчики добрались до одноэтажного строения, именуемого школой. Учебное заведение  представляло собой приземистое здание с восемью  окнами, выходящими на тихую улицу, вдоль которой росли столетние платаны. По архитектурному замыслу, общественные здания  в данном городе строились одноэтажными, которые стояли в тени деревьев, а  скученные двухэтажные типовые коттеджи горожан,  мечтающих о расширении территории, были наделены крохотными приусадебными участками.

   Опоздавшие ученики, стараясь никому не мешать, на цыпочках прошли по коридору и тихо вошли в просторный  класс, в котором сидели велико возрастные  мальчики и девочки. Парты в классной комнате отсутствовали. Дети сидели на стульях и на подстилках, уложенных на полу. Вошедшие мальчики опустились на лежащие в конце класса спортивные маты, спрятавшись за спины сидевших учеников. Оглядевшись по сторонам, Дима спросил:

– Почему в классе так много  переростков?

– У  нас вне независимости от возраста дети учатся  по единой программе  в одном  классе, который заканчивают кто за год, а кто в считанные дни. Обычно родители отправляют детей в школу, когда им исполняется одиннадцать, а то и тринадцать лет. Немудрено, что ты моложе всех. Наши дети не спешат расстаться с игрушками. Пока  девочки не наиграются в прятки и  мамы-деточки, а мальчики – в  казаки-разбойники, они не пойдут в школу. У некоторых девочек,  процесс игры в куклы настолько затягивается, что,  обзаведясь семьей, они продолжают играть в куклы со своими детьми. Многих подростков силком,  почти за уши, приводят в школу, чтобы они научились уму – разуму. Поэтому наше образование называют заушным.

   В детские годы, разница в возрасте весьма ощутима, и малыши безошибочно определяют, кто из них старше и главнее. Взглянув на своего товарища, Дима определил, что он моложе его на два-три года. Выяснив  возраст, говорящий не в его пользу, с точки зрения определения лидера,  он  решил показать, что развит не по годам.

– Где здесь восток?– как бычок, наклонив голову вперёд и поддавшись вперёд, спросил он.

– Зачем тебе восток?– удивился Славик.

– Дело в том, что земля вращается с запада на восток и мы, сидя на ней, как бы катаемся. Ведь когда едешь в транспорте, стараешься сесть по ходу движения, а не наоборот,– глубокомысленно произнес Дима.– Вот почему важно знать, где запад, а где восток.

– Кто тебе об этом сказал ?– поинтересовался Славик.

– Мама.

– Что она поведала тебе ещё?

– Я с малого возраста замучил ее вопросами. В конце концов, она научилась отвечать на мои «почему» и  сейчас, когда я вырос, у неё на всё есть ответы. В последнее время, когда наша школа переходила с пятибалльных  оценок на десятибалльные оценки, она нашла объяснение и этому, всерьез доказывая преимущества новой системы. Дело в том, сообщила она, что современные психологи утверждают, что мы способны использовать пять-десять процентов  от умственного потенциала, подаренного природой. Обычно человек использует пять процентов, а то и три. В соответствии с этим, в школе  до сего времени использовалась пятибалльная система. Сейчас пришло время, перейти на десятибалльные оценки успеваемости, соизмеримые с процентом  использования умственного потенциала. Если рассматривать вашу школу по данной классификации, то в ней учат использовать только три процента умственного потенциала,– сделал вывод Дима.

  Сидящие рядом ученики стали прислушиваться к разговору.

– Кто там мешает вести урок? – раздался недовольный голос учительницы Лидии Андреевны.

  В классе воцарилась тишина. Ученики,  оцепенев,боялись пошевелиться.

  Лидия Андреевна сделала два грозных шага вперёд и три шага в сторону, чтобы увидеть нарушителя. Она достигла своей цели и в проеме между учащимися она увидела незнакомую фигуру.

– Ага, у нас новенький,– сказала она, обращаясь к незнакомцу.– Представься. Скажи, как твоя фамилия?

– Дмитрий Девяточкин.

  Учительница склонилась над классным журналом. Сосредоточенно сопя, и с силой нажимая пальцами руки на ручку, она занесла новую фамилию в свободную графу журнала. Облегчённо вздохнув, подняла голову. Обращаясь к классу, она поймала себя на мысли, что непринуждённо беседовать ей удаётся легче, чем писать

– Девяточкин? – переспросила она, обращаясь к залу,– Интересная фамилия… Хорошо. Если,– грозно взглянула она на Диму,– ты такой невоспитанный и перебиваешь меня, давай поговорим о твоих успехах в учёбе. Для начала начнём с алфавита. Произнеси его от А до Я.

  Дима увидел на стене плакат с алфавитом, явную поддержку, и, вспомнив о висящем на груди бинокле, поднёс к глазам, чтобы лучше разобрать буквы.

– Что ты там видишь? Двойку или тройку?– громко спросила Лидия Андреевна, чтобы всем было слышно.

– Я вижу в окулярах двойку и тройку, а между ними плюс,– бойко ответил Дмитрий.– В итоге получается пятёрка.

    Учительница внимательно  посмотрела на Дмитрия.

– Сразу видно, что ты приезжий, поскольку ведёшь  себя вызывающе. Тебе  невдомёк, что у нас в школе выше троек оценок не ставят. Интересно, где ты учился и, главное, какие отметки получал?.

– В основном,  двойки и тройки,– опустил голову Дима.

– Теперь я вижу, что ты наш человек и не зря попал в страну «1,2,3», поскольку ученик без двойки, всё равно, что солдат без ружья,– учительница, довольная придуманным афоризмом, подтянулась и гордо вытянула шею.– А теперь обратимся к предмету и повторим алфавит.

   Никакого труда не составило Дмитрию  прочесть вслух, выученный ранее наизусть алфавит, который он знал назубок. С лёгкостью, он мог его прочесть и с середины и с любой буквы.

– Молодец,– похвалила учительница Диму, выслушав произносимые без интервала буквы одну за другой, как песню.– А теперь подойди ко мне, возьми лежащую передо мной на столе газету и прочитай любую статью, какая тебе понравится.

  Дмитрий под дулами взглядов учеников, негласно выполняющих армейскую команду «равнение на нового ученика», подошёл к столу учительницы, взял в руки газету и начал читать передовицу, опубликованную на первой странице. Плавной речи не получилось, кое-где чувствовалось чтение по слогам. В целом выступление мальчика  понравилось и она одобрительно кивнула головой в конце ответа.

– Прекрасно,– сказала она по окончанию чтения абзаца.– Я вижу, что ты стараешься читать бегло/ В результате получается не совсем гладко. Не спеши, читай помедленнее и у тебя всё получится. Твоих знаний вполне достаточно, чтобы получить удовлетворительную отметку по языку и литературе. Дальше, можешь не приходить в класс. Сейчас я устрою экзамен твоему другу  Станиславу Славгородцеву  и, если он его выдержит, то отправлю вас обоих в пиливилион  к Ахмеду  изучать математику, после которого, вы сможете приступать к трудовой деятельности.

  Дима не понял, что означает слово пиливилион. Чувствуя некоторую раскованность после сдачи экзамена по языку, он поднял руку и спросил:

– Как правильно пишется слово пиливилион?

– Как слышится, так и пишется,– не вникая в содержание вопроса, отрубила Лидия Андреевна и переключилась на его товарища.

 Славику, вызванному к доске, предстояло прочитать статью в газете. Алфавит он сдал  на предыдущем уроке. С чтением абзаца он справился и теперь мог идти брать уроки по математике.

    С радостным чувством выполненного долга Славик выбежал из школы. У повозки, поклонившись, и проведя дугу по воздуху, почти касаясь рукой земли, возница пригласил товарища в повозку.

– Прошу в повозку,– сказал он.– Мы быстро домчимся до Ахмеда.

– Поменяемся ролями,– предложил Дмитрий,– ты сядешь в повозку, а я её повезу. Тебе ведь тоже хочется покататься, а я получу новый опыт и узнаю, что значит находиться в упряжке.

– Вряд ли что у тебя получится. Подрасти немного и тогда, взяв другую тележку,

 мы сможем весело бегать  наперегонки, соревнуясь в скорости.

  Подождав, пока Дима  удобнее устроится, Славик вытолкнул повозку из палисадника на дорогу и, что есть мочи, развил скорость. Через метров пятьдесят он выдохся, замедлил бег и перешёл на шаг.

    Обернувшись, чтобы узнать, как устроился товарищ, он снова устремил взор на дорогу. Брошенный взгляд Дмитрий воспринял, как сигнал к продолжению разговора. Ему давно не давало покоя слово «пиливилион». Он постоянно думал о нем, и теперь представился случай, спросить о его значении.

– Что означает слово пиливилион?– спросил он.

– Элементарно, Ватсон,– пояснил Славик.-Пиливилион означает павильон. У Лидии Андреевны имеется несколько слов, введённых в лексикон. Вместо слова молоток, она говорит ломоток, вместо слова верблюд – ублюд. Никто из учащихся, не обращает внимания на слабости доброй женщины, любящей покомандовать. Не стоит всерьёз реагировать и на её выкрики. Её хлебом не корми, дай только построить учеников, посвистеть в свисток и высказаться. По её мнению армия держится на ать-два и этого, чтобы выиграть баталию и дослужиться до генерала. Она утверждает, что если кто умеет считать до трех, готов для баталий в правительстве. С одной стороны, это действительно так, а с другой не совсем....

– Мой папа, преподаватель высшего учебного заведения, принимая экзамены у студентов, ни разу в своей жизни не поставил отметки  ниже тройки. Он явно рождён не для страны «1,2,3».

– Мой папа, по специальности инженер-механик, тоже не в восторге от нашей школы. Он говорит, что остался единственным в стране, кто способен построить  мост через реку. Он говорит, что школа должна давать знания и способность вскричать «Эврика!» Поэтому, я мечтаю окончить другую школу, где дают бесконечность.

   Задумавшись, Славик остановился на дороге.

– Куда мы едем?– спросил Дима.

– На границу города,– очнулся Славик,– где нагрузим повозку молодой картошкой и повезем ее к Ахмеду.

– Долго ли длится обучение в школе Ахмеда?– спросил Дима.

– Многое зависит от способностей к математике. Одному достаточно недели, чтобы научиться в уме перемножать цифры, складывать их и отнимать, а второму – не хватит и месяца.

– Я знаю таблицу умножения,как дважды два.

– Значит, твое время обучения сокращается. Если докажешь, что умеешь считать, немедленно получишь аттестат зрелости.

– А что потом, после окончания школы?

– Работа. Что же еще? – сказал Славик. – Нас ждет работа.

– Я ведь ничего не умею. Неужели  мой удел – таскать, как ослику, повозку с песком или продажа напитков. Как я смогу работать?

– Для того, чтобы стать рикшей, многому учиться не надо… Если нравится удить рыбу, договаривайся с Арсением Павловичем, которому нужен помощник  и поступай в его распоряжение.

– Ты советуешь мне перевозить людей, прибывающих в страну  «раз, два, три»? Это меня не устраивает. Я согласен отдохнуть у реки, порыбачить, соприкоснувшись с таинством природы, но не желаю останавливаться в развитии. Я мечтаю поступить в художественное училище, чтобы впоследствии создавать мультфильмы. На двери моей комнаты изображены гномики, чебурашка с крокодилом Геной и другие животные, , а  в тетрадях для рисования – персонажи из никому неизвестных сюжетов..

– Тогда зачем ты прибыл в страну чудес?

– По недоразумению. Уж очень хотелось лежа в постели смотреть часами телевизор и, не умывшись, кушать.

– Ты ошибаешься, думая, что в нашей стране манна сыплется с неба. Перед тем, как покушать, следует изрядно поработать. Впрочем, как и везде, перед тем, как что-то получить, вначале следует потрудиться. Нам только кажется, что, покинув страну, мы меняем свои судьбы. Меняется только обстановка и жизнеобеспечение. Проблемы остаются. Раньше наша семья, живущая  в нормальной стране, трудилась, как полагается, не щадя живота своего и еле-еле сводила концы с концами. После перестройки, когда ни с того, ни с сего, стали закрываться предприятия, ему пришлось торговать на базаре булочками и пирожками. Затем, он освоил новую специальность, переквалифицировавшись в строителя.  Будучи по природе трудоголиком, и, опасаясь  за завтрашний день, он до изнеможения трудился, возводя дома для преуспевающих коммерсантов. Именно тогда, мама предложила ему сменить родину и переехать в страну, где государство не на словах, а на деле заботится о своих гражданах, и где изначально решены социальные вопросы. Переехав в страну чудес, мама чётко реализовала свой план. На пособие, выдаваемое переселенцам, можно безбедно жить в коттедже, подаренном государством. С моим появлением на свет добавилось детское пособие, выделяемое в течение нескольких лет. За первенцем появился второй сын, а за ним и третий ребёнок. Их рождение четко продумано. Государство заботится о новых гражданах и каждые три года у нас появляется новый член семьи. Мама очень довольна и собой, и казной государства, которое следит не формально, начисляя сумму в денежном выражении новорожденным, увеличивая пособие при следующем ребенке. Своими мыслями она любит поделиться с подругой, имеющей  похожую судьбу. Расположившись в уютном кафе с бокалами шампанского в руках,подружки любят поболтать ни о чём.  Папа не выдерживает их посиделок. Его высказывания, похожие на начало ссоры, пока не приводят ни к чему путному.

    Повозка, выехав из города, съехала с асфальтированной дороги на грунтовую дорогу. Скорость передвижения от этого практически не изменилась. К городской границе примыкали поля, на которых  выращивали  растения. Вместе с чистым воздухом  в нос стали проникать запахи сельскохозяйственных животных, воспринимаемых естественно, как само собой разумеющееся. У открытых ворот усадьбы. прибывших поджидал атлетически сложенный шестнадцатилетний  молодой хозяин, который выглядел весьма внушительно и старше своих лет. Взявшись за калитку, он напряг руку, отчего бицепсы на руках вздулись, указывая на зрелость и мужество. Из дома вышла красивая молодая хозяйка c ребёнком на руках, почти девочка, и, подойдя поближе к мужу, стала наблюдать, как повозка въезжает во двор.

   Как быстро взрослеют люди в этой стране, отметил Дима, сожалея, что здесь, после детства, минуя отрочество и юность, наступает взрослая жизнь. Как ни прекрасна стоявшая перед ним пара,  чересчур занятая хозяйством, подумалось ему, молодожены, несмотря на достаток, обделены волнением неизвестности и беззаботности. Не единым хлебом жив человек, вырвалась из груди известная истина.

– Я вас давно поджидаю,– ласково обратился хозяин Алексей к прибывшим ребятам.– В амбаре приготовлены мешки для Ахмеда. Остаётся их погрузить и доставить до места.

   Его жена, выступающая в роли учётчицы, деловито возглавила вереницу, ведущую в сторону амбара, расположенного по соседству с домом. Перед массивным строением она пропустила мужа вперед, который отворив дверь, вошел вовнутрь и выкатил прицеп, с наложенными на него мешками. Оставалось только прицепить его к повозке. Учётчица деловито пересчитала мешки и сделала пометку в блокноте. Алексей вручил Диме, в виде оплаты за работу, полный мешок картошки, завязанный сверху веревкой, и, потянувшись, ещё раз продемонстрировал силу, поиграв мускулами.

– Не рано ли вы обзавелись ребёнком?– спросил Дима стоявшую рядом женщину, греющуюся на солнце.

– Лучше быть молодой леди, чем старой девой,– бойко ответила хозяйка.

Несмотря на то, что на интересующий вопрос был дан достойный ответ, Дмитрий был не удовлетворен ответом. Спрашивать хозяйку о чем-нибудь дополнительно не захотелось и он переключился на супруга.

– Каков нынче урожай?– деловито спросил Дима, чтобы завязать разговор.

– На десять  процентов выше по сравнению с прошлым годом.

– А что вы ожидаете через сорок лет?

– Я буду, как отец и дед, выращивать картошку.    Где-то рядом  со мной будет трудиться и сын.

– Интересуетесь ли вы философией и тем, как устроен мир?

– Пустяками я не интересуюсь,– ответил Алексей.– Лучше заниматься делом, чем философствовать. До сих пор не нашёлся еще человек, который бы объяснил, как устроен мир. Думаю, что и ты не способен решить данную задачку. Передо мной стоят жизненно важные вопросы обеспечения населения продуктами питания.  Над ними я неустанно работаю.

– Понятно… А мне, кроме жизнеобеспечения, ещё интересен мир.

– Мир меня тоже интересует,– улыбнулся хозяин,– также как и люди, живущие рядом.

  Дмитрий не нашёлся, о чём ещё спросить, но знал, что разговор остался незаконченным , требующих раздумий наедине. Когда-то в прошлой жизни, почудилось ему, он без сожаления оставил картофельное поле и отправился в кругосветное путешествие матросом на корабле. Возвратившись сейчас к сельскохозяйственным угодьям, он готов был вновь поспешить ретироваться.

   Славик сел за руль и попросил Диму подтолкнуть повозку, пообещав посадить его на сидение, когда очутится на асфальтированной дороге. При движении в обратном    направлении ориентиром служил маячивший впереди шпиль церкви, видимый со всех сторон города. Нигде больше не сворачивая, и не останавливаясь, друзья добрались без приключений до пиливилиона Ахмеда, представляющего собой крытый шатер, примыкающий одним крылом к базару, а вторым – выходящим на мощеную камнем ратушную площадь, на напротив которой  располагалась мэрия, а сбоку главная городская церковь с  устремлённым в небо шпилем. В середине помещения за круглой барной стойкой стоял, как за пультом управления, Ахмед. Над его ухом гремел, извещающий о последних событиях репродуктор, предназначенный для  посетителей, а не для бармена, остававшегося профессионально глухим к новостям, воспринимаемых как фон. Облокотившись на прилавок, он, согнувшись, умудрялся рукой потирать ноги, которые с годами давали о себе знать, и одновременно, как коршун, наблюдал за окружением. Увидев вошедшего Славика, он помахал рукой, попросив приблизиться, и, услышав о цели визита, указал, куда сгрузить картошку. Узнав, что к нему определены два новых ученика для изучения   математики, он попросил их разгрузить картофель и подойти к нему, чтобы получить ценные указания. Когда мальчики возвратились, разгоряченные работой, он кивнул на ближайшие четыре соседних столика, находящиеся вблизи бара, чтобы новые ученики были в пределах видимости, и забыл о стажёрах, считая, что им известны правила обучения.  Славик стал объяснять Диме смысл их обучения.

  Мы должны, рассказывал он, вежливо обслуживать посетителей и в уме, произведя арифметические действия,  рассчитаться с посетителями и в конце дня выручку сдать хозяину. Смысл обучения весьма прост: считается, что если имеешь дело с деньгами, то быстрее осваиваешь предмет математики. Когда у посетителей возникают вопросы, их разрешает Ахмед. Если в расчётах официант ошибается в пределах десяти процентов в свою пользу, его действия оцениваются положительно. Если ошибка привела к потерям заведения,  то начинающий официант лишается зарплаты и его обучение затягивается. Если в течение трех дней нареканий нет, то, после беседы с патроном, изучение математики заканчивается. После школы Ахмеда начинаются практические занятия, то есть, в течение двух-трех лет, протекает работа по выбранной специальности, в течение которой закрепляются полученные в школе знания. Если по окончанию  этого периода сносно считаешь и пишешь, то обучение официально заканчивается, но и в этом случае, аттестат не выдается. По существу, можно и не ходить в школу, поскольку жизнь сама всему научит, но этот путь значительно более длинный.

  На закате дня наплыв в кафе увеличился . Когда наступили сумерки, Дима вспомнил об Арсении Павловиче и обещанной рыбалке на сомов в облюбованном омуте, но уйти никуда не мог и с сожалением остался на месте. Вечером в шатер Ахмеда пришли родители Славика, чтобы посмотреть, как протекает обучение, а заодно и поужинать. Они сели за столик, который обслуживал их сын.  Выполнив заказ, Славик задержался возле родителей. Изображая официанта, он стоял навытяжку с салфеткой, лежащей на левой руке. Ахмед, незримо присутствующий где-то рядом и следивший за событиями, поклонился родителям и объявил, что на сегодня урок математики закончился, и прилежный  ученик может присоединиться к гостям. За  столик пригласили и Диму. Закончив трапезу, семья беспечно сидела, наслаждаясь теплым беззаботным вечером. Мама, держа в руке коктейль в руках, поинтересовалась, чем собираются заниматься дети после завершения учёбы в школе.

– Я мечтаю строить мосты через реки и водоёмы,– сказал быстро Славик, словно боясь, что его перебьют и навяжут другую точку зрения,– но у нас не учат на инженеров и, скорее всего, стану футболистом. Я люблю играть в футбол и продолжу играть в мяч. Во всяком случае, никто не отнимет у меня права, заниматься любимым делом и получать от этого удовольствие.

– У меня, как в сказке, три сына; двое из них сыновья, как сыновья, а третий непонятно что,– нервно высказалась мама Славика.

  Она хотела посмеяться, но промолчала, не желая устраивать перебранку, поскольку знала, что с ее мнением не согласен муж, растерянно ковырявший вилкой в пустой тарелке. Днями, он с грустью вспоминал недостроенный  в недалёком прошлом мост, к которому больше не удастся прикоснуться. Обеспечение семьи, ставшей смыслом существования, затмило  другие его желания.

– А ты чем мечтаешь заняться?– с участием спросил он Диму.

– Я хочу стать художником-мультипликатором.

– Запросы у вас обоих незаурядные, требующие таланта и серьезного обучения,– заключил папа Славика,– Чтобы стать знаменитым, мало родиться гением; нужно еще попасть в струю. Многие рождаются талантливыми людьми, но всерьёз не занимаются делом. Одним не хватает характера, другим условий, а воякам – военных действий. Вот почему, они не  дорастают до Суворова или Наполеона.

– Глупостями ты занимаешься,– прервала жена мужа и, обращаясь к ребятам, сказала,– осмотритесь вокруг, взгляните, как и чем живут люди, и многое в ваших рассуждениях изменится.

– У сына, работающего рикшей, есть какое-то время осмотреться,– философски, чтобы не накалять атмосферу, заверил её супруг.– Пусть крутит педалями, посмотрит город, поговорит с людьми и тогда примет решение, кем устроиться. Главное, не упустить время, которое стремительно ускользает, ускоряясь с каждым днем.

  Трудно сказать, слышали ли супруги друг друга. По видимости, нет. Во всяком случае, Славик знал, что размышления папы игнорируется, а мама имеет  безапелляционное  мнения по всякому поводу и без повода.

– Освободилась одна выгодная вакансия,– заговорщически начала мама, обращаясь к сыну.– Требуется водовоз. Работа не легкая, но высоко оплачиваемая,– запрокинув назад голову и закатив глаза, она важно дважды повторила:– Какие деньги! Какие деньги!

– Что за работа?– спросил Славик.

– Ходишь по кругу, а ведра, установленные на колесе, поднимают из реки воду и заливают ее в ёмкость, которую затем развозишь по хозяйствам для питья и полива. Работа простая, но денежная. В результате, получаешь приличные деньги. Какие деньги! Какие деньги!– повторила она еще раз.

– Сын ещё слаб для такой работы,– вставил отец.

– Да,– согласилась мама,– И в то же время,– продолжила она, никого не слушая,– работа имеет преимущества и не связана с погодными невзгодами и сельскохозяйственным урожаем.

   Посидев ещё немного, семья собралась домой. Дмитрию предложили переночевать в комнате сына.

– Я должен ещё отвезти прицеп к хозяину,– сообщил Славик,– и только тогда могу считать себя свободным.

  С ним за компанию поехал и Дима. На обратном пути, после сдачи прицепа, Славик услышал неожиданную новость, что его друг не собирается ночевать в его доме.

– Я покидаю страну «раз, два, три» и иду домой,– решительно заявил Дима.

– На ночь глядя? – спросил Славик.

– Да,– глухо ответил Дима.

– Ты не представляешь, насколько опасен твой путь. Арсений Павлович всегда поджидает таких путников, как ты, в лодке на реке. Не забудь, что он возит прибывающих только в одну сторону, а тех, кто пытается пересечь реку в обратном направлении, встречает с багром в руке и бьёт нарушителей прямо в темечко.

  Выслушав друга, Дима короткое время сидел в повозке в задумчивости..

– Я знаю способ, как проплыть мимо Арсения Павловича невредимым,– сказал он.

– Что за способ?

– Если сильно захотеть победить , враг не страшен. Скажу проще: добраться домой меня не остановит никакая сила.

  Взявшись за поручни, Дима выпрыгнул из повозки. Вслед за ним на мостовую опустился и Славик. Друзья потянулись друг к другу и, не сговариваясь, обнялись на прощанье. Их объятье затянулось, поскольку расставаться не хотелось. Отпрянув назад, Славик с волнением произнес:

– Отец рассказывал мне о нормальных школах и институтах, а не о классовом образовании,– он сделал паузу.– Если я захочу учиться дальше и покинуть страну, ты поможешь мне?

– Всегда,– ответил Дима.

  Написав на клочке бумаги свой адрес, мальчик ушёл в ночь. Стараясь не привлекать ничьего внимания, он, как  волчонок, возвращающийся в минуту опасности в родное логово, крадучись, плутал по безлюдным улицам, безуспешно стараясь выйти к месту, откуда пришёл в город. С трудом он взошел на косогор и  увидел маячившие ворота, стоявшие у входа в страну «1,2,3». Сделав несколько шагов, по направлению к ним, он понял бесполезность мероприятия. Циферки упали с перекладины, за ними бесследно исчезли ворота. В ожидании новых превращений, мальчик обернулся к реке. С ней, к счастью, ничего не стряслось. Освещенная лунным светом полноводная река спокойно  несла свои воды. Внизу, чуть левее, она делала плавный поворот. Поток размыл правый берег, образовав расширение глубокого участка со спокойной гладью поверхности. Где-то там, определил Дима, у берега находится яма, именуемая омутом, к которой приглашал его Арсений Павлович и у которой, по всей вероятности,  сидит сейчас, поджидая случайных гостей, ищущих обратный путь. Плыть следует, определил Дима, подгребая вправо, чтобы оказаться выше створа, где река начинает поворот, и тогда не попадешь к дежурившему старцу. Он сбежал к реке, снял рубашку и, оставшись в майке, взялся за штаны. Сросшимися с телом  джинсами расставаться не хотелось. Дорог был и нащупанный рваный карман, висевший сзади на честном слове, который не пришивался по простой причине, что , как объяснялось друзьям, нельзя штопать иностранную вещь отечественными нитками. Не нагибаясь к земле, он сбросил удобные растоптанные  туфли, которые отяжелели бы в воде и от них, все равно, пришлось бы избавляться на ходу. Вдохнув воздух полной грудью, он приготовился  «ласточкой», как учили его  в спортивной секции, эффектно прыгнуть в воды, но остановился. Внутренний голос подсказывал, что нельзя делать лишнего шума. Дима бесшумно окунулся и быстро поднялся, встав по пояс над водой. Не обращая внимания на дрожь, вновь опустился и тихо, разводя в стороны руки и делая резкие рывки ногами, поплыл. Холодная вода обожгла тело. Купальный сезон еще не начался, но других вариантов не оставалось, кроме как пересечь водную преграду. Чтобы согреться и оставаться невидимкой, пришлось нырнуть. При глубине в один метр, вода стала ещё холодней. Понятие стратификации водоемов,  изучаемое  в школе, наглядно подтвердилось мурашками, пробежавшими по коже тела. Пришлось всплыть на поверхность. Юный пловец для передвижения избрал бесшумный брас. Со временем тело адаптировалось к холоду, вода показалась теплее. Проплыв половину пути и изрядно устав, Дима забыл о классическом стиле. Он думал лишь о том, как доплыть до другого берега. Течение реки снесло его влево и он поймал себя на мысли, что больше движется по течению, чем поперек реки. Отчаянные попытки изменить направление не привели к положительному результату. Противоположный берег не приближался. Брюки отяжелели, превратившись в мокрый мешок, прилипшая к телу майка казалась липкой и сковывала движения, а висевший на шее бинокль отяжелел до такой степени, что хотелось сбросить его на дно. Лишь чувство долга, которое подсказывало, что взятую на хранение вещь следует возвратить, удерживало его от неблаговидного поступка.

   Остаться незамеченным не удалось. Сидевший в лодке и клевавший носом Арсений Павлович услышал шевеление на воде и взялся за весла, чтобы подгрести поближе. Он знал, что никто незамеченным мимо не проплывёт. Тяжёлый багор лежал рядом, наготове, чтобы, не задумываясь,  ударить им по лбу и оглушить неопознанный предмет. Богатый опыт подсказывал: если движущийся предмет утонет, удар пришёлся по донной рыбе-хищнику, готовой охотиться за добычей в любых водах, а то и по человеку, а если всплывет, значит нужно брать совок и вытаскивать из воды поверхностно плавающий трофей. Вскоре  лодка остановилась. Арсений Павлович ждал, когда  подплывет мальчик, прибывший сегодня в первой половине дня из соседнего города. Рука, напрягшись, потянулась за багром, лежащим на дне лодки, дотронулась до рукоятки и бессильно упала. Трогать мальчика не хотелось. С другой стороны работа обязывала. На сей раз, поморщившись, Арсений Павлович не захотел выполнять грязную работу и оставил багор в покое. Руки переместились наверх и легли на вёсла. Что-то заставило его закрыть глаза, и притвориться спящим. Он решил оставить невредимым мальчика, переплывающего реку. Заметив Арсения Павловича, Дмитрий ушел под воду, резко взяв курс вправо. Встречаться со старым рыбаком было опасно. Когда не хватило воздуха, он вынырнул на поверхность, глотнул новую порцию и, как подводная лодка, вновь погрузился, делая отчаянные попытки уйти от преследователя.

   Преодолев водную преграду, Дмитрий, не чувствуя ног,  вышел на берег и, оглядевшись по сторонам, устало побрёл к месту, где садился в лодку. На пути, его внимание привлекли разбросанные рыбачьи снасти, удостоверяющие, что он. Значит в начале пути,  от которого начались приключения. Собрав удочки, и запрокинув их за спину, он положил на  траву бинокль, висевший на шее, и поспешил домой. За спиной, в ночной тишине, полноводная река  превратилась в старую речку, похожую на приток. Громадные, вековые дубы на берегах, приобрели обычную, первозданную величину, перевоплощаясь в берёзки, отчего не стали хуже своих собратьев. Опрятные кустарники  уменьшились, став дикорастущим. Сочная зелень трав потеряла оттенки. Несмотря ни на что, радостное настроение не покидало мальчика. Он шел по дороге домой, напевая известный мотив песни победы, зная, что родители пожурят и простят его. Разговаривая сам с собой, он мысленно обещал, что с завтрашнего дня  изменится, станет отличником и будет совершенно иным человеком., потому что многое зависит от него.

 

БУРУНДУКИ

    Мурад поспешил отлучиться на получасовую встречу и попросил Михаила остаться дома с его пятилетней дочкой Айной. Прощаясь, он вытащил из шкафа потрёпанный экземпляр «Туркменских сказок», пользующийся в семействе спросом.

– Прочти ей какую-нибудь сказку, не ту, которую она слышала от нас. Лучше расскажи что-нибудь новенькое,– попросил он. – Я скоро вернусь.

  Михаил остался в просторной гостиной. Айна, ползая по ковру, приблизилась к гостю и заползла в удобное кресло, где только – что сидел папа, в надежде услышать забавную историю.

   -  Что бы рассказать?– подумал Михаил.

     Он давно никому не рассказывал сказок. В голову пришла история из учебника английского языка, где солнце и ветер спорили, кто быстрее заставит случайного прохожего, идущего по улице, снять пиджак. Чем сильнее дул ветер, тем больше кутался мужчина, но стоило солнцу выйти из-за туч, как он, почувствовав тепло, снял пиджак. История показалась поучительной, но слишком короткой и по этой причине он отбросил ее.. Дети любят, когда сказка нескончаема. Рассказ должен выглядеть, если не увлекательным, то длинным. Дело оставалось за малым:найти сюжет. Придумать нечто новое, с бухты – барахты, показалось сложным занятием. Что можно вообще рассказать? Он далек был от ягодок и цветочков и мог поведать о том, что видел,

что беспокоило и неминуемо влекло за собой повышение давления в крови. Чтобы как – то

привлечь внимание ребенка, следовало в сказке людей заменить на  маленьких зверят.  Неудивительно, что из нор вылезли полосатые бурундуки. В командировку прибыли, начал Михаил, высокий матёрый Пат, его ученик Пташ и старый маленький толстый, ходивший с тросточкой, Паташ, которому нравилось, чтобы его называли с уменьшительной приставкой «Паташонком», но, почему-то, его так никто не называл. Отношения между учителем Патом и консультантом директора по экономическим вопросам Паташем, не заладились с первой встречи. Юный Пташ, зная о трениях между учителем и экономистом, продолжал относиться к взрослому Пташу с подобающим тактом, тем более, что с ним поддерживал связь учитель, к которому и по рангу, и по совести, следовало относиться с почтением. Троица, находясь в гостиничном номере, собралась на базар за покупками и вырядилась в полосатые халаты, такие же полосатые, обтекаемые головные уборы и превратилась в бурундуков. Пат ушёл   прогуляться по коридору, чтобы показаться встречным в новом наряде и пропал. Паташ плюхнулся на ближайшую свободную кровать, со злостью забросил под неё надоевшую трость и, тяжело вздохнув, оперся на подставленную под локоть подушку. Пташ сел на стул.  Молчать и смотреть в окно, было невыносимо скучно. Просился светский разговор о местности, в которую приехали командировочные. В данной ситуации, как учил Пат, лучше всего рассуждать, не выходя за рамки, ограниченные погодой, а когда тема иссякнет, перейти к описанию места пребывания. Так и поступил Пташ, начав рассказывать о местном крае, объединив понятия погоды и местности в один рассказ.

– В данной провинции, где по контракту с зоопарком, несколько лет проживала наша семья, летний период длится с марта по ноябрь, а в феврале начинается весна и в горах зацветает инжир,– сказал Пташ.– Два зимних месяца похожи на переходный период, с перемежающимися холодными и теплыми днями. Снег в неблагоприятные периоды держится максимум два – три дня, а затем начинается оттепель. Особенно тяжело переносятся июль и август, когда свирепствует лето и температура зашкаливает за сорок градусов, не снижаясьв течение круглых суток. С заходом солнца не наступает ожидаемой прохлады и усталость организма, накапливающаяся изо дня в день, не восстанавливается за ночь. Обессиленные и обезумевшие от жары обитатели края, не сумевшие уснуть по несколько суток, как варёные, ходят, ожидая дуновение ветерка.

– У нас такого не бывает,– заверил Паташ,– у нас условия проживания лучше, чем в твоей провинции, и в летнюю ночь можно спать без кондиционера.

     Он чуть не захлебнулся в своей значимости. Уставшая нога напомнила о себе и заставила отвлечься. Он нагнулся и стал с ожесточением тереть её, со злым видом бормоча что-то себе под нос.

– Болит?– спросил участливо Пташ.

– Раны дают о себе знать,– обмолвился Паташ, вздыхая.

– В фойе нашего института я видел стенд участников последнего великого сражения, среди которых ,находится и ваша фотография.

– Да-аааа..,-со значением и глубоким смыслом протянул Паташ,– Во время великого сражения я получил рану ноги и теперь вынужден пользоваться при ходьбе тростью. Вам, молодым, не понять, что мы пережили… Да-ааа!

     Возвратившийся Пат, попросил коротавших время коллег, поторопиться. Пташ быстро встал и направился к двери, а Паташ, чертыхаясь, начал ползать по полу, вытаскивая закатившуюся трость, не собирающуюся возвращаться  к хозяину. Наконец, с горем пополам, поддевая палкой, он извлек трость из-под кровати. Бурундуки встали и отправились в путь. Высокий дородный Пат с неизменным портфелем в передней лапе, вышагивал по тротуару. Слева, находился его верный ученик, а справа, важно катился Паташ, громко стуча тростью о мостовую, чтобы привлечь внимание прохожих.

– Мы идём на базар,– как – бы между прочим обратился Пат к Паташу.– Вы, надеюсь, помните о долге, который мне должны. Хорошо бы возвратить деньги, так необходимые мне для расплаты на рынке.

– Я помню о долге, – поморщился Паташ и с ожесточением постучал тростью о мостовую.– Помню, не скрою. Отдам не скоро.

     Ему не хотелось продолжать бесполезный разговор, полагая, что, о чём бы,  не заговорили, Пат сведёт беседу к взятой взаймы сумме. Чтобы исключить возможные недоразумения, Паташ резко замедлил шаг, предпочитая отделиться от компании и подчеркнуть свою независимость. Пат посчитал ниже своего достоинства останавливаться и ускорил шаг. Склонив голову к ученику, он поведал причину длительной отлучки, когда покинул номер гостиницы перед уходом на базар.

– Я вышел в коридор, чтобы переговорить с давним приятелем по мобильному телефону, без свидетелей. В беседе выяснялось, что сотрудник нашего института, бывший снайпер, участник великого сражения, возмущен появлением на стенде ветеранов фотографии Паташа, который, во время войны, отсиживался в глубоком тылу, занимаясь распределением провизии. Теперь его фотография снята со стенда и находится в мусорном ведре, что справедливо.

– Как же так?– изумился Пташ.– Он мне рассказывал, что во время войны получил ранение и теперь вынужден пользоваться при ходьбе тростью.

– Его рассказы похожи на речи старцев, предназначенных для неопытных юношей. Он получил увечье значительно раньше, будучи нэпманом, когда, с награбленным неподъёмным мешком  пшеницы, пересекал железнодорожные рельсы и не в состоянии был  бросить мешок и остановиться перед движущимся поездом. Тогда он и потерял часть стопы. Тема наживы злободневна для него и по сей день.

– Что такое НЭП?– спросил Пташ.

– На этот вопрос,– сказал Пат,– старый купец, друг нашей семьи, ответил, что не может дать точного определения новой экономической политике. Он, как торговал пятьдесят лет, так и продолжает торговать.

     На территории базара Паташ догнал сослуживцев, замедливших шаг у входа. В центре крытого рынка выстроились длинные столы со свежими и сушеными фруктами, овощами, соленьем, молочными товарами, разделённые функционально по товарам на ряды. За ними на площадке перед мясными павильонами сгрудились кучи арбузов и дынь. По бокам, параллельно торговым рядам, выстроились магазины, с продовольственными и промышленными товарами. Базар жил своей жизнью. Торговцы приезжали со всех сторон, чтобы продать выращенный урожай. Бурундуки, после не долгих колебаний, остановились на покупке дынь. Пташ, как знаток,  заприметил  лучшие дыни, которые продавались по весу золота. Продавец, сидя на корточках, раздувал огонь под гунчой, готовя чай, всем своим видом показывая, что он уверен в себе, в своем товаре и не собирается сбавлять цену ни на йоту. Он был одет в подпоясанную белую холщовую рубашку на выпуск, темно коричневые велюровые брюки, ссуженные к низу, которые, по давней традиции ,использовались местными наездниками задолго до появления стиляг. Туркмены, можно сказать, местами, обгоняли современную моду. Мурад знал, что пояс, повязанный на талии, имеет и второе назначение. Он, дважды в день, используется во время утреннего и вечернего намазов, с легкостью превращаясь в подстилку, на которую становятся на колени. Модельные, черные туфли, с небольшим каблуком, сшитые на заказ, подсказывали, что хозяин хотел бы выглядеть чуть выше, чем был на самом деле. На вершине бритой головы, суженой  кверху, торчал, как и положено, тюльпек. Мохнатая шапка из каракуля, прикрытая сверху газетой, аккуратно лежала на импровизированном столике из кирпичей. Высокая температура воздуха не принималась в расчет. И все благодаря тому, что Аллах создал уникальных животных и людей, способных переносить жару и невзгоды пустыни, где простота одежды диктовалась погодными условиями. При температуре плюс двадцать шесть градусов местный житель уже чувствовал прохладу и  тянулся к куртке, а при заморозках съеживался и увядал, как роза при морозе. Плотная фигура говорила о зажиточности и о том, что её хозяин успел поесть достаточно много плова. Пташ небрежно подошёл к нему. Ему захотелось, не просто купить самую лучшую и вкусную дыню, но и получить удовольствие от покупки. Он давно вобрал в себя вкус восточных базаров, на которых шла не только торговля продуктами, но и протекала жизнь продавцов.

– Почём горох?– стараясь выглядеть равнодушным, спросил он, указывая на кучу дынь, лежащую рядом с их хозяином Аширом.

     Экзальтированный торговец вскочил на ноги, выпучил глаза и всплеснул руками, будто его облили кипятком.

– Какой горох?Где ты видишь горох?– вскричал он, призывая зевак удостовериться, что его дыни совсем не похожи на горох.

– Да вот же,– невозмутимо сказал Пташ, указывая на дыни.

– Ты, вероятно, смеёшься надо мной,– продолжал громко кричать, ещё не пришедший в себя, ошарашенный продавец.– Перед тобой самые большие дыни на базаре, а ты называешь их горохом. Постерегись Аллаха!

– Что мне базар! Я видел дыни и больших размеров,– разыгрывал Пташ комедию, воспринимаемую как драму.– Хорошо, если лучших на базаре нет, скажи:сколько стоит вон та, первая попавшаяся мне, на глаза?

     Пташ взмахнул рукой и пальцем указал на  огромную в золотистых полосках дыню, уложенную на груде, поверх своих подруг, которую он давно заприметил и на которую наткнулся, как бы, невзначай. Он знал, что вес многих дынь превышает десять  килограммов, но и эта, выбранная и сочная, , определенная опытным взглядом знатока, к каким он относил себя, приближается к двенадцати.

– Продаю дыни на выбор по цене один манат за килограмм,– сказал Ашир.

    Пташ огляделся по сторонам, призывая покупателей в свидетели.

– Мы, как два поэта, нежданно встретившихся на сходке, читаем свои стихи, не слыша собеседника,– громко рассмеялся Пташ, рассчитывая на публику.

     Публика была глуха, проигнорировав выступление покупателя, но остановилась  и свернула головы в сторону нагромождения дынь и на рядом стоящего вспыльчивого продавца, в надежде увидеть бесплатный концерт. Пташ,  оценивающе взглянув на продавца, попросил подать понравившуюся ему дыню. Получив, стал подкидывать на ладони одной рукой с риском опрокинуть, определяя приблизительный вес, отчего продавец занервничал, боясь, что, при неловком движении она упадёт на пол и разобьётся.

– Сколько стоит?– переспросил Пташ.

– Я уже сказал, что кило стоит один манат.

– Хорошо, я покупаю дыню за один манат,– претворившись глухим, старчески, закашлял Пташ, и полез в карман за деньгами, обводя взглядом улыбающуюся публику.

  Ашир, раздражаясь, колючим взглядом с головы до пят рассматривал странного покупателя, смеющегося над ним.

– Послушай,– начал говорить он сдержанным, тихим голосом, в котором проскальзывали шипящие нотки,– ты, вероятно, приезжий и не знаешь базарных цен. Ещё раз говорю тебе, что килограмм дыни стоит один манат.

– А-ааа..,– разочарованно протянул Пташ,– а я привык, что на восточных базарах, как в старину, продают дыни поштучно и называют цену за товар, не взвешивая. Может быть, ты продаёшь дыни первый раз в жизни и не представляешь, сколько весит дыня, лежащая на моей руке?Или боишься, что ошибёшься?И что тогда произойдёт?Ты обеднеешь?Тебе лучше переместиться в государственный ларёк, где учитывается каждый грамм. Зачем ты приехал торговать?Здесь базар. Если нельзя поторговаться, то базар не считается базаром. Если ты продаёшь дыню, взвешивая каждую копейку, отрежь  от выбранной дыни точно  десять килограмм по указанной цене.

– Слушай, не мешай торговать, иди отсюда,– раздражённо сказал продавец.

  Торговец, размахивая руками, переступал с ноги на ногу, всем своим видом выражая негодование. Его рот, сместившийся в сторону, полностью не закрывался с левой стороны, а  движение губ верх и вниз на правой стороне обеспечивалось за счёт поднятия и опускания нижней челюсти при почти полной неподвижности верхней. Появившаяся слюна на губах не имела связи с расстройством желудка или психики, а прозаично объяснялась присутствием наса, лежащего под языком. Не мудрено, что искажалась речь при прижимании лежащего под языком наса, и одновременном приподнимании кончика языка, касаясь внутренней поверхности нёба.

–Ты бы лучше выплюнул нас прежде, чем разговаривать, если хочешь, чтобы тебя понимали,– посоветовал Пташ.

    Под смех столпившихся зевак, он положил дыню у своих ног и  перешагнул через неё, заслонив телом.

– Остановимся на том, что дыня весит десять килограмм,– приступил он к торгу.

– Думаешь, что в этой дыне десять килограмм? – подсмеиваясь над Пташем, с ехидцей спросил Ашир, отлично понимая, что вес занижен.

– Может быть дыня весит немного больше десяти килограмм, а может быть меньше,– философски ответил Пташ,– это не главное. Суть в другом. Меня интересует, сколько она стоит, а не весит. Давай договоримся о стоимости, а потом взвесим, чтобы узнать, кто лучше определяет вес на руке, а не на весах, которые, кстати, давно не проходили метрологическую поверку. Я подозреваю, что ты думаешь, что дыня весит больше десяти килограмм, а я, естественно, меньше.

– Будь по-твоему,– согласился продавец,– давай десять манат и разойдёмся, а то смотри, сколько вокруг собралось зевак. Народу много, а торговли мало.

– По рукам,– решительно сказал Пташ и поднял руку над головой, предлагая в знак согласия хлопнуть по рукам.

    Торговец тоже поднял руку и стал медленно опускать ее, наблюдая за движущейся  навстречу рукой. Пташ поймал её и стал энергично трясти, приветствуя воссоединение. Вместо дружеского хлопка, получилось затяжное рукопожатие.

– Пять манат,– торжествующе произнёс он, после длительной тряски рук.

  Заразительный детский смех, вырвавшийся из толпы, собравшейся вокруг спорщиков, служил эхом настроения Пташа.

– Э-эээ…,– разочарованно произнёс продавец, вырывая руку, которую крепко сжимал покупатель, расплывшись в улыбке.

– Согласен. Пять манат,– продолжая улыбаться, повторил Пташ.

  Он неожиданно разжал пальцы, и продавец быстро отдёрнул высвободившуюся руку.

– Не хочешь и не надо,– обиженно протянул Пташ и тут же, предложил, вкрадчиво заглядывая в глаза собеседнику,– а может быть сбавишь цену на один манат?

– Могу,– после не продолжительного раздумья, согласился продавец.

– По рукам?

  Пташ, как и в прежний раз, поднял руку для дружеского хлопка. Следом поднялась рука продавца и застыла в верхнем положении, спрашивая с сомнением:опять будешь чудить?Пташ, считав с лица информацию, состроил серьёзную физиономию и покачал головой, показывая, что на этот раз ни о чём подобном не помышляет, но поймав руку продавца, крепко сжал и начал её трясти, как и ранее.

– Пять манат,– весело произнёс он, но, увидев разочарованное лицо, вмиг поправился,– шучу, шесть манат.

– Я говорю девять манат, а…

– Хорошо, хорошо, шесть манат,– тряся руку и, выражая на своём лице единодушие с продавцом, настаивал Пташ.

– Ц,– цыкнул Ашир.

А за восемь манат не продашь? – предложил Пташ новую цену.

– Хорошо,– тряхнул руку продавец, соглашаясь.

  Пташ в очередной раз тряхнул руку продавца, не отпуская её.

– Семь манат,– с твёрдостью в голосе произнёс он.

– Восемь,– настаивал Ашир.

– Семь.

– Восемь.

– Семь.

– Восемь.

 Хорошо, будь по-твоему: семь и закончим,– в очередной раз сказал Пташ и дёрнул руку продавца.

– Э… Пусть будет семь.

   Пожав друг другу руки, как старые приятели, спорщики завершили сделку. Пташ поднял на руке дыню высоко над головой, показывая собравшимся удачную покупку.

– Взвесим?– предложил Ашир, подлетая и протягивая руки к дыне.

– Зачем?– остановил его Пташ.

– Интересно узнать, сколько она весит.

– Теперь, когда дыня не твоя, а моя, какое это имеет значение? – спросил Пташ. – Считай, что я получил дыню в подарок,аподарок бесценен. К тому же, если вдруг окажется, что она весит более десяти килограмм, то мне будет обидно за тебя, а если меньше, обижусь я. Не хочу, чтобы мы расстались врагами.

  Ашир выглядел взвинченным. Возбуждённый азартом торговли он озирался вокруг. Выступивший пот на бритой голове  струйками стекал по лицу.

– Вот это торговля,– удовлетворённо произнёс он, подытоживая результат и вытирая платком пот.– Давно так не торговался.

   Расплачиваясь, Пташ обернулся и увидел своих бурундуков, которые, как суслики, с вытянутыми мордочками, завлечённые разыгравшимся спектаклем, с интересом следили за спорщиками. Расплачиваясь, Пташ тремя пальцами показал, что ему надо не одну, а три дыни. Тут же подоспевший Паташ подтвердил, что он с Патом и Пташем представляет одну компанию. Трудно было не согласиться с данным утверждением, поскольку другие бурундуки на базаре отсутствовали. Ашир продал дыню, находящуюся в руках Пташа, за семь манат, а остальные, скрепя сердце, разрешил выбрать по усмотрению покупателей по восемь манат за каждую.

   Удовлетворённые покупкой бурундуки собрались домой. Паташу не представлялось возможности пройти большой отрезок с тростью в одной руке, а с дыней в другой. Положив трофей на свободное место в торговом ряду, он с надеждой в голосе, обратился к Пату.

– Мне трудно нести дыню на одной руке,– сообщил он – У вас есть сетка, чтобы положить в неё мою дыню?

  Ответ последовал незамедлительно.

– К сожалению, нет.

– А у вас?– спросил Паташ у Пташа.

  Если бы с просьбой о сетке вначале обратились бы к Пташу, он бы находился в затруднении, не зная как поступить. В кармане Пташа лежала приготовленная сетка для своей дыни, но он не хотел отдавать её Паташу, вспомнив о стенде с фотографиями ветеранов войны. Уж лучше я понесу дыню на вытянутых руках, подумал он, чем отдам сетку ни за что, ни про что.

– К сожалению,  нет,– ответил Пташ, вторя учителю.

 Определенной наглостью было спрашивать сетку у других, имея свою собственную, но Паташа не мучили угрызения совести  и не волновало, что подумают о нем коллеги. Было даже интересно посмотреть, как кто-то из них, испытывая затруднения, потащит с базара до гостиницы большую дыню на вытянутых или поднятых руках.

  Постояв в задумчивости у прилавка, Паташ  тяжело вздохнул, полез в карман и вытащил сетку, после чего стал осторожно впихивать в неё дыню. Следом Пат вытащил из портфеля, с которым никогда не расставался, свою сетку и положил в неё дыню. Настала очередь Пташа, который вытащил сетку из кармана.. Как ни в чём ни бывало, бурундуки вышли с базара, неся каждый по дыне в припасённых сетках. Улучив момент, когда Паташ отдалился, Пат, наклонившись к уху ученика, обмолвился:

– Когда вы выбирали дыню, Паташ спрашивал меня:правда ли, что Пташ из местных краев. Особенно его беспокоило, что летом жара зашкаливает за сорок градусов и, не снижаясь, держится днём и ночью, отчего обессиленный организм с заходом солнца не восстанавливается. Не сделали ли мы ошибку, отправившись знойным летом в командировку в знакомые вам пенаты?

  В ответ, Пташ не стал переубеждать Пата и, по появившейся привычке, ничего не ответил, предоставляя право учителю ответить на свой вопрос. Его коробило, что следует перепроверять полученную информацию,  и горько от того, что, по-видимому, имеются серьезные основания не доверять коллегам. В институте, где шло обучение школе жизни, поневоле приходилось думать, кем стать. Перед Пташем стоял выбор: или,  возмужав,  стать мудрым и хитрым Патом или, потолстев, превратиться во въедливого старика Паташа. Но очень хотелось, помня о существовании обоих, оставаться самим собой, и не забывать о том, что приобретено дома.

 

КАМЕНЬ ПРЕТКНОВЕНИЯ

 В любительских скачках, проводимых в ауле  по случаю праздника Курбан-Байрам, Нуры вышел победителем. Стоя на почётном пьедестале и получая положенный вымпел, он взглянул в сторону Гулистан, стоящую среди подруг, которая расцвела и приветливо помахала рукой. Держась за повод коня, он устремился к ней, но, сделав несколько шагов, остановился на почтительном расстоянии. Ближе подойти он не имел права. Неделю назад отец, увидев их вместе, запретил ухажеру до официального оформления отношений подходить к цветущей, взрослеющей дочери ближе, чем на километр. На то имелись серьёзные причины. В ауле считалось, что если девушка заговорит с мужчиной, значит она многое обещает, а если идёт, взявшись за руку, то между ней и юношей установились близкие отношения. Нуры  наблюдал, как она, подсмеиваясь и порхая, направляется к выходу ипподрома. Когда народ стал расходиться, к Нуры подошёл долговязый Мамед, имевший кличку Язва, данную за вздорный характер.

– Я сделал ставку на твоего коня и выиграл,– сообщил довольный Мамед.– Ты не в первый раз выходишь победителем. В следующий раз я тоже поставлю на тебя.

    Нуры похлопал по шее коня Сердара, имевшего бледно коричневую окраску сгущенного молока, ожидая, что будет дальше. Он предполагал, что Мамед подошёл неспроста, и что за вступлением  последует продолжение. Так и случилось. Язва замялся, переступая с ноги на ногу, и тут же начал обработку.

– Не хочешь продать Сердара?– спросил он.

  Владелец коня отрицательно покачал головой. Намерения Нуры не изменились и после удвоения цены.

– Давай закончим бесполезный разговор,– предложил он.

– Назови цену,– нервничая, сказал Мамед.

– У тебя нет таких денег, чтобы ты мог купить моего коня. Он все, что у меня есть и не продаётся.

– Я найду деньги. Скажи цену, – запальчиво предложил Мамед.

– Мы говорим ни о чём,– сделал заключение Нуры.

– Очень жаль. Мало ли что может случиться,– стал угрожать Язва,– конь упадёт или подвернёт ногу. Что тогда?В итоге ни коня, ни денег.

   Вести дальнейший разговор не имело смысла. Нуры тронул повод и Сердар, давно ждавший подобного знака, гарцуя, пошел рядом с хозяином.

– Очень жаль, что не продаётся – зашипел Мамед, смотря в след уходящему джигиту.

  Наступил вечер. Мамед  еле– еле дождался наступления темноты. Ночью он собирался выкрасть Гулистан, которую собирался увезти из аула на скакуне Сердаре и продать ее вместе с конем, чтобы взятки были гладки. Выглядевшей завлекательной идея похищения лошади Сердар продержалась в голове недолго. Ее следовало поскорее отбросить, и не гнаться за двумя зайцами одновременно. Далеко полночь, когда аул спал, Мамед со своим подельником Чары осторожно влезли через окно в комнату Гулистан. Девушка крепко спала. Когда до неё дотронулись чужие руки, она успела вскрикнуть до того, как ей засунули в рот кляп. На шум ворвался отец, но удар по голове остановил его. Когда очнулся, дочери вместе с тикинским ковром, висящим на стене, в комнате уже не было. Стон, требующий отмщения, и сжатый кулак, никак не повлияли на совершенное злодеяние. Шатаясь и держась за голову, он поспешил к стоящему напротив дому, ища защиты. Разбудив Нуры,  вылил на него накопившуюся боль.

– Догони грабителей и спаси мою дочь,– взмолился он на пороге.– Поспеши, видно твой час настал. Если сумеешь смыть позор с нашей семьи, мы отпразднуем свадьбу.

   Нуры,  быстро одевшись, без лишних слов бросился к Сердару.

   Тем временем, навстречу Мамеду мчались братья Бархан и Джафар, чтобы пересечь границу и на рассвете  перекупить Гулистан возле невольничьего рынка, именуемого Злобным Камнем.  Их отъезд из пограничного аула, расположенного на иранской территории, не остался не замеченным. За братьями давно следили из соседнего дома, из которого в прошлом году такой же тёмной ночью увезли дочь в Туркмению и продали в рабство. Хоть и не было доказано, что в похищении замешаны Бархан и Джафар, косвенные улики подтверждали участие братьев в злодеянии. У потерпевшей стороны  существовало огромное желание наказать виновных. Наблюдатели, заметив вечерние приготовления бандитов, расположились  для ночевки на плоской крыше дома, откуда, укрывшись в простыни, осуществляли слежку. Ни огромные звёзды на небосводе, ни храп членов семьи не могли заглушить биение их сердец. В предрассветный час послышался шум от выводимых из стойла лошадей и, как только прекратилось, удаляющееся цоканье копыт, родственники, начали погоню.

    С другой стороны мчался на коне Нуры, спешивший до рассвета прибыть к известному во всей  округе Злобному Камню, на котором с восходом солнца производился торг живым товаром, где особым спросом пользовались молодые женщины и скакуны. В ход шли и цветущие женщины, канувшие в неизвестность, и мужчины, бесследно исчезающие на плантациях, и рабочие лошади, добытые за бесценок.

  Первую часть пути, не разбирая дороги, Сердар пронёсся по прямой на равнинной местности без приключений. Взмыленный, он достиг предгорья, где пришлось сбавить темп. В темноте опытная рука  ездока выбрала извивающийся кратчайший путь между холмами по тропе. Особенно трудно стало, когда грунтовая насыпь перешла в каменистое ложе, тянущееся вдоль горной речки. Лиственные деревья затрудняли видимость. Внезапный крик разъяренного снежного барса спугнул Сердара. Вздрогнув, конь шарахнулся в сторону, подпрыгнул на месте и, наткнувшись на проволоку, установленную чуть выше копыт, повредил ногу. Скорость была не велика. Ему удалось устоять и остаться невредимым. Послышался шорох от скользящих по откосу камешков. Нуры спрыгнул на землю и успокоил Сердара, положив обе руки на вздрагивающий бок.  В ожидании появления хищника, он стоял, ища пути отступления. Плётка, оставшаяся единственным орудием для отражения атаки, повисла на запястье. Мамед, издавший крик барса, порадовался своему мастерству. Будучи по  нутру хищником, жаждущим крови, ему не терпелось рвануться к добыче, но бдительность взяла вверх и, спрятавшись за каменную глыбу, пришлось трусливо прятаться, подражая маленькому незаметному зверьку. Съежившиеся глазки призывали поскорее убежать подальше, памятуя, что в профессии вора, сделав дело, главное скрыться и поскорее унести ноги. Мамед, сплюнув, оставил  Нуры в покое, который, сам по себе, его не интересовал. Без коня и без потерянной возлюбленной незадачливый джигит превращался в голь перекатную,  предназначенную для пахоты земли, сеяния пшеницы и продажи за бесценок полученного урожая, то есть тем типажом, от которого хотел убежать Язва. Цепь нанизываемых  неблаговидных поступков как раз и велась им для того, чтобы почувствовать себя значимым и независимым. Пора было делать ноги. Мамед, прячась за деревьями, добрался до  поджидавшей его в укромном месте лошади, вскочил в седло  и поспешил вдогонку за Чары.  Его подельник, не теряя драгоценного времени, мчался без остановки с предназначенной для продажи поклажей, завернутой в сдернутый со стены девичьей комнаты ковер.  Нуры, находясь в неведении, ломал голову над тем, что делать дальше. Большая белая кошка с черными крапинками на теле, которая должна быть где-то  поблизости, не появлялась. Послышавшийся удаляющийся цокот копыт заставил насторожиться. Без сомнения, хитрый враг, оставаясь не замеченным, удалялся. Нуры понял, что имеет дело со спланированной акцией искусного подражания визгу зверя. Появившееся мнение подтвердила установленная у земли натянутая струна. Без сомнения,  привязанная между деревьями проволока предназначалась для скакуна. Осторожно тронув ее ногой и немного успокоившись, Нуры внимательно осмотрел рану лошади и с сожалением удостоверился, что от дальнейшей езды придётся отказаться. Он и не предполагал, что, если бы конь не оступился и не поранил ногу, его ждала бы более серьёзная ловушка. Ничего другого грабителям не оставалось, как, выждав в укромном месте хозяина лошади, не церемонясь, ударить  его по голове, а  пойманного коня переправить за границу. Осмотревшись по сторонам, Нуры увидел внизу на ровной площадке подворье, откуда исходил слабый ритмичный скрежет металла. Осторожно подталкивая Сердара, Нуры стал спускаться к жилью, где обнаружил во дворе хозяина и скрипевшее оборудование по переработке молока. Старик с белой бородой, встав ни свет, ни заря, заканчивал приготовления.  Оставалось полчаса до отправки повозки с маслом, сливками и сметаной на рынок. Выслушав рассказ Нуры, хозяин постройки погоревал и заверил, что лошадей не имеет, но готов посторожить классного коня и воспользоваться на время ишаком, что выглядело забавным, но другого варианта не имелось. Нуры согласился, понимая, что в противном случае до конечного пункта не доберется совсем или придет пешком с явным опозданием. Передав Сердара в надёжные руки, он взобрался на ишака. Длинные ноги, привыкшие к лошади, вначале мешали, но езда на ишаках, знакомая с детства, взяла свое. Конечности привычно согнулись в коленях и прижались к телу. Получив привычный толчок пятками в бока, вьючное животное правильно оценило жест наездника и потрусило вверх по знакомой тропе. Настойчивые приказы двигаться быстрее не возымели действие. Скорость несколько увеличилась, но не намного. Ишак не сбивался с взятого ритма, приготовившись к длительному переходу. Томительно потянулись минуты. Не обращая внимания на пересекаемую местность, Нуры судорожно думал лишь о том, как успеть и не опоздать.

   Проскакав рядом с речкой вдоль нависших в темноте скал, Мамед подъехал к Злобному Камню. Чары, нервничая, ходил взад – вперед у подножья. У дороги лежал завёрнутый в ковёр драгоценный товар. Покупатели ещё не появлялись. Спустившись с коня на землю, Мамед остановился у завернутого ковра.

– Раскрой ковёр и дай подышать Гулистан,– предложил он.

– Я боюсь, что она придёт в себя и увидит нас, – ответил Чары. К чему рисковать?

– И то правда,– согласился Мамед.

  Со стороны границы послышался шум приближающихся всадников, которые выскочив из-за горы, озираясь, остановились и, разглядев знакомые лица, слезли с взмыленных лошадей. Вместо приветствий стороны, не промолвив ни слова, хлопнули по рукам. Приезжие развернули ковёр, удостоверились в наличии и красоте девочки и, не дав ей очнуться, снова завернули, как куль. У Мамеда шевельнулась мысль взобраться на вершину горы, выставить живой товар на обозрение и более выгодно его продать, а заодно, торгуясь, себя показать. То и другое не входило в первоначальный планы и руководствуясь воровским понятием: поскорее скрыться от лишних глаз, он отбросил попытку подняться на вершину горы. Времени до восхода солнца оставалось в обрез. После недолгих дебатов, начавшийся на обочине дороги,  торг быстро завершился. Подельники ещё раз хлопнули по рукам и приготовились разбежаться в разные стороны. Джафар погрузил поклажу на лошадь и двинулся вслед за Барханом. Мамед сунул выручку в потайной карман брюк. Лучи солнца, появившиеся где-то за горой,  на небосводе осветили местность. Появились очертания бурлящей речки, деревьев и скал.

   В полумраке Нуры подъехал к месту, к которому спешил. Дорога расширилась и превратилась в площадку, окаймлённую со всех сторон горами. В центре стояла убогая хижина. Гряда гор, расположенная за одноэтажной постройкой, прижималась к речке. Перед ней  у узкого прохода дороги стоял выдвинувшийся, почти сливающийся с горой, четырехугольный куб из твёрдых пород, более твёрдых, чем соседние. Его отвесные скалы отличались от  пологого склона рядом расположенной гряды, имеющей более рыхлую структуру. К вершине вела единственная тропа. По ней, как на эшафот, волокли скот и несчастных женщин для продажи. Невольничий рынок, именуемый «Злобным Камнем», был известен во всей округе и далеко за пределами. Нуры собрался въехать на вершину на «боевом коне», но ишак заупрямился. Его нельзя было затащить и на верёвке. Видимо он опасался, что его продадут. Привязав к ближайшему дереву животное, чтобы оно не потрусило обратно к дому, Нуры начал подниматься вверх. Из-за горы неожиданно, как всегда бывает в горах, вышло солнце, осветившее местность. Путник, поглощённый своими мыслями, не любовался красотами природы. Его занимала только лента тропы, ведущая к горному плато с отвесными скалами,  напоминавшее  лобное место, где завершались акции купли – продажи ввозимого или вывозимого живого товара из Туркмении, Ирана и сопредельных стран. Здесь реализовывался любой незаконный заказ и тело, переименованное в вещь, переправлялось в чужую страну в назначенный день и час без афиширования приобретения, отчего ценность покупки несоизмеримо повышалась. В потайном уголке, имелась возможность купить молодую жену или женщину из любой страны на правах рабыни или получить за большие деньги ту, которая не продаётся. На вершине горы продавались живность и ахалтекинские кони, украденные у не менее воинственных владельцев, не желающих расставаться с полюбившимися лошадьми ни за какие деньги. Подымаясь в гору, Нуры почудились рядом разгорячённые всадники, готовые в любую минуту, то ли от зноя в зареве солнца, то ли от холодного пота, нервно схватиться за оружие. Мимо пронёсся  покупатель, забывая, что вместе с подъёмом, начинается его падение, затуманенное ценным приобретением. Нуры ускорил шаг, перейдя на бег. За ним, дыша в спину, гнались бестелесные существа, нагоняющие страх. Чем быстрее бежал он, тем сноровистей  становились они. Им ничего не стоило обогнать его, но они торопились, оставаясь сзади. Так лучше вывести человека из равновесия. И если он в изнеможении, рухнул бы  наземь, они бы, дергаясь в конвульсиях, радостно продолжали прыгать над ним, доводя до изнеможения. Нуры прислушался к топоту ног, появившемуся звону в ушах. На миг остановился и повернулся лицом к преследователям. В действительности, их не оказалось. Воображаемые сущности находились только в его голове. Вступив на плато, Бяшим всматривался в лица разгорячённых людей, снующих по лобному месту. Неторопливый бай, перебирая четки, остановился, чтобы купить жену, показавшуюся ему драгоценным изумрудом в коллекции камнем. Его верный нукер, преданный хозяину и кормящийся за его столом, жестом отстранил любопытных. Алчные торговцы, прибывшие заранее и не знавшие, где им укрыться и спрятаться от лучей солнца, лихорадочно пересчитывали трясущимися пальцами полученные деньги. Нуры увидел и затаившихся шакалов в образе людей, поджидающих свою добычу, которые жадно следили, к кому перекочевали деньги. Невольничий рынок, в сущности, не являлся общепринятым восточным базаром с обязательными атрибутами жарких споров и истошными криками зазывал, а напоминал  сострадание. На вершине, испепелённой жарким солнцем и обмытой горькими слезами каменистое ложе, представляющее ровный, как открытая ладонь, лишённый  растительности пятачок,  уры не нашел Гулистан и нервно зашагал к обрыву. Отсюда, ища спасения, в бездну сбросилась не одна женщина. Остановившись у самой кромки, Нуры всматривался в местность, раскинувшуюся под ногами. От стремительной речки, обрамлённой с двух сторон листвой деревьев, исходил мерный гул, достигающий ушей. Каменистая территория за рекой, практически не использовалась человеком. Две козы, оставленные без присмотра, мирно передвигались в поисках корма.  Перед водной артерией  бросалось в глаза иссохшее кукурузное поле и стоящая перед ним хижина с крытой верандой и топчаном у входа. Невдалеке от жилья, под орешником, хозяин разжигал мангал для приготовления пищи. У реки под кроной дерева на кошме расположились две отдыхающие фигурки людей, прикрывшиеся одеялами. Беспечная идиллия покоя не усыпила Нуры. Бессмысленно постояв, он спустился с плато и подошёл к владельцу хижины, нанизывающего кусочки баранины на шомпола у очага.

– Салам алейкум,– поздоровался Нуры.

– Алейкум салам,– послышалось в ответ.

  Словоохотливый хозяин хижины  в цветастом полосатом ватном халате взглянул на поникшую фигуру, не знавшую, как подступиться к волнующей теме, вошел в положение юноши и не стал ожидать наводящих вопросов. Мужчина неопределенного возраста, многое видевший, что творится вокруг, и имевший хобби хранить тайны и не раскрывать скрытое, смилостивился приоткрыть завесу наблюдений.

– Ты опоздал,– сказал он.– Полчаса назад твою невесту передали по этапу в надёжные руки. Хорошо, что ты приехал на ишаке, а не коне, иначе бы твой Сердар, как ценный трофей, тоже поскакал бы в Иран, а тебя с проломанным черепом нашли бы где-нибудь в кустах.

– Кто привёз Гулистан к Злобному Камню?– спросил Нуры, сдерживая подступающие к горлу спазмы.

– Этого я не могу сказать. Я и без того разоткровенничался. Мне жаль тебя, но своя рубашка представляет для меня большую ценность.

    Нуры перевел взгляд на закутанные фигуры людей, лежащие на кошме под кроной дерева.

– А кто лежит у реки, укрывшись одеялом?–  чувствуя причастность отдыхающих к краже, спросил Бяшим.

– Твои односельчане, прибывшие провести день на природе, заказали шашлык. Пока готовится еда, они отдыхают. Спроси у них. Попробуй узнать подробности. Меня одолевают сомнения, что они расскажут что-либо путное.

   Тревожные нотки в голосе и  бегающие глазки намекали, что он знает больше, чем говорит, но больше, чем сказал, сообщить опасается. Ничего не оставалось, как двинуться к речке. В отдыхающих  Нуры узнал Мамеда и неразлучного Чарышку, замешенных не в одном позорном деле, произошедшим в ауле. Язва тоже узнал земляка, нарушившего сон. Он, как змея, высунул голову из-под одеяла и предупредительно, выставленной ладонью, остановил приближающегося.

– Иди,– сказал он зло.– Иди, куда идёшь. Не мешай нам отдыхать.

  Нуры остановился. Говорить с лежащими под одеялами людьми не имело смысла. С ними не договоришься. Он развернулся и пошел назад, опустив голову, не зная, что делать дальше,  готовый любой ценой отомстить за содеянное зло, пусть даже ценою жизни. Привязанный к дереву ишак, пощипывая траву, встретил его равнодушно. Он позволил спокойно себя развязать и подождал, пока наездник устроится на его спине. Получив знакомый удар пяткой в бок, тронулся в путь. Поводья не управляли им, и он сам выбрал направление, меланхолично засеменив по утоптанной тропе к иранской границе.

Бархан и Джафар возвращались домой. Они пересекли четко отмеченную на карте, но незаметную на местностиграницу между странами  Впереди возникли знакомые очертания родного селения. До дома, до которого было рукой подать, оставались считанные километры. Дорожные треволнения стали потихонечку стираться и позволяли расслабиться. Однако, появившееся спокойствие оказалось преждевременным. У деревьев дикорастущего инжира, росших у скалы, их ждала засада. Из укрытия вышел молодой человек с кругами намотанных веревок в руках, который, намедни, освоил искусство бросания лассо и был рад позабавиться, продемонстрируя свое умение. Он с лёгкостью набросил лассо на Джафара и, не став церемониться, с силой дернул за свободный конец верёвки, отчего связанный наездник, неуклюже свалившийся с лошади, полетел на дорогу. Бархану дали возможность проскочить засаду. Летящая веревка догнала его сзади, сковала тело, а главное руки, но не настолько, чтобы забыть о поклаже, лежащей поперек лошади. Мчащийся за ним опытный всадник, давая возможность беглецу остановиться, постепенно снижал скорость до тех пор, пока не убедился в безопасности ценного груза. Из-за деревьев вырвались ещё двое всадников, которые  подъехали к Бархану с двух сторон и вырвали завёрнутое тело. Когда тот увидел, что его остановили не грабители, а соседи, жившие с ним на одной улице, он рассвирепел. В организаторах засады Бархан без труда узнал живущее по соседству семейство, состоящее из отца, матери  и трех сыновей, воспринимаемых им как мирных граждан, с которыми следовало обращаться жестко и категорично. Их решительность никак не укладывалась в его понимание. По привычке, стараясь действовать грубо, он решил дать отпор.

– Что вы себе позволяете! – закричал он.– Вы ответите за содеянное.

– Ответим, ответим,– успокаивал его отец семейства.– Ты лучше расскажи, где и когда ты

украл женщину, завернутую в ковер.

   Нетерпеливые сыновья, положив ковёр на землю, осторожно размотали его и увидели небесной красоты, полураздетую девушку с детским лицом, которая жадно глотнув воздух, продолжала лежать с закрытыми глазами, боясь их открыть и увидеть нечто несуразное. Спасатели ждали, пока она придёт в себя. Силы постепенно приходили к Гулистан..

   О Джафаре забыли. Пользуясь, случаем, он расправил плечи, высвободился из верёвок, неслышно прокрался к стоявшей неподалеку лошади и, вскочив на неё, бросился наутёк. Никто не собирался его догонять. Проводив беглеца взглядами, отец продолжал заниматься девушкой. Один из сыновей, сидящий на корточках у изголовья, тронул Гулю за плечо и нежно спросил:

– Ты в порядке?

  Гулистан открыла черные глаза с большими ресницами и увидела над собой небо без единого облачка. Незнакомые люди, от которых можно было ожидать чего угодно, насторожили её. Над ней хлопотали трое молодых людей. Успокаивал сидящий на лошади связанный бородач, недавно бесстыдно рассматривающий её тело, беззащитно лежащее в горах на развёрнутом ковре.

– Ты спасена,– услышала она мягкий голос юноши, который тронул её за плечо.

  Гулистан улыбнулась. Улыбка передалась и благородному семейству, склонившемуся над ней. Теперь можно было переключиться на оставшегося разбойника.

– Где ты выкрал девушку,– послышался вопрос

– Я не крал женщину,– оправдывался Бархан,– а купил, на что имею полное право. Вы мне не судьи.

– Мы поверим, если девушка подтвердит твои слова,– сказал отец семейства.

   Скривившееся лицо Бархана показало, что ему не приятен разговор. Спасители обратились к Гулистан, которая, продолжая лежать перед незнакомыми мужчинами на ковре и чувствуя слабость, не вступила в разговор.

– Для себя купил?– спросил самый нетерпеливый из сыновей.

– Конечно, нет,– усмехнулся Бархан.– Такое богатство мне не по плечу. Я перепродам её знатному баю, который сделает её счастливой. Я, можно сказать, сделал доброе дело, а вы меня останавливаете. Имя этой несчастной,– он показал рукой вниз на девушку, сменившую позу и севшую на ковер,– Гулистан, что означает страна цветов. Разве этот цветок способен выжить в нищете, уготованной судьбой?Безусловно, не может. Я же даю шанс распуститься ему в стране цветов, среди роскоши и изобилия.

– Ты уверяешь нас, что слишком заботишься о ней, пользуясь недозволенными приёмами, – поправили его.

– Разумеется, я не забываю про себя, перепродавая женщину достаточно дорого, что не возбраняется. Какие могут быть вопросы?

– Ты не купил женщину, а являешься соучастником преступления, таким же вором, который месяц назад выкрал мою дочь и передал другим ворам, таким же как ты, у Злобного камня в чужие руки для перепродажи. Сейчас мы поедем через границу, в Туркмению, и выведем тебя на чистую воду.

– Я не поеду,– забеспокоился Бархан.

– Ты не поедешь,– согласился отец семейства.– Нам достаточно твоей лошади, на которой Гулистан будет возвращена домой, а с тобой я успею разобраться позже.

   Девушка уже стояла на ногах, ожидая когда освободится лошадь. Бархан вздумал воспротивиться, но, увидев протянутые руки, готовые расправиться с ним, слез на землю. Гулистан подали шаль, которой она укрылась, и с ловкостью взобралась на лошадь. В окружении спасшего ее семейства, поскакала к родному дому.

    На границе с Ираном Гулистан увидела горестную фигуру Нуры с потерянным лицом на ишаке. Вскрикнув от неожиданности, она, радостная, слезла с лошади и бросилась к возлюбленному. Счастливые молодые люди, забыв слова, долго стояли, обнявшись. Затем девушка повела, держа за руку юношу, к спасителям. Перезнакомившись, компания продолжила движение домой. Перед тем, как отправиться в путь, отец семейства отвёл Нуры в сторону и, нервничая, поведал свою историю.

– Месяц назад, такой же тёмной ночью, от Злобного Камня в сторону Туркмении увезли мою дочь. Ты можешь помочь мне найти презренных грабителей?У меня с ними разговор особый,– отогнутым большим пальцем правой руки он коснулся горла и резко провёл по нему, показывая, о чем пойдет речь.

– Я помогу,– без раздумья согласился Нуры.

    Процессия тронулась в путь. Медленнее всех двигался наездник на ишаке. Гулистан, сдерживая поводья, старалась ехать рядом. Подъезжая к Злобному Камню, глава семейства замедлил движение и с ненавистью посмотрел на вершину, где продолжались торги. У пандуса, ведущего в гору, Нуры предложил поговорить о его дочери с отдыхающими у речки. Отец и сопровождавшие его возбужденные сыновья, спешившие и идущие на почтительном расстоянии, подошли к кроне большего дерева, под которым на кошме предполагали увидеть две фигуры, завёрнутые в одеяла, но их не оказалось. Ветер сдул их, сдул вместе с одеялами, от которых не осталось и следа. Снующий  хозяин хижины, знавший многое, но наученный горьким опытом и хранящий нейтралитет с любым, пришедшим на его территорию, не собирался раскрываться. Вместо слов, он предложил отведать заказанный шашлык, оказавшийся невостребованным. Пища, приготовленная неизвестно для кого, так и осталась не тронутой. Нуры предложил своему спасителю вернуться через неделю к Злобному Камню, заказать еду и в спокойной обстановке поговорить с хозяином хижины о том – о сём и, как бы между прочим, попытаться что-нибудь выведать. После не долгих сборов  они тронулись в путь.

  Бяшим первым въехал на ишаке в свой аул. За ним следовали светящаяся и счастливая Гулистан и кортеж из наездников. Радости у встречающих, не было предела.

  Нуры любил рассказывать своим детям, как он, сидя на ишаке, въезжал в аул в сопровождении конного эскорта. Иногда менялась композиция. То он въезжал на коне вместе с Гулистан, держа её за руку, то кортеж окружал въезжающих со всех сторон, а то вырвался вперед, чтобы оповестить аул об их появлении, но всегда он выглядел победителем.

 

ПРОДАВЕЦ ПЛОВА

   С незапамятных времён, обосновавшийся на рынке Валентин Аверин, работал продавцом плова. Подождав, когда выкипит вода, он закрыл казан деревянной крышкой и, на слабом огне, ожидать, пока плов дойдёт до кондиции. Он взял в руки  флейту, и, присев на табуретку, начал  выводить протяжную мелодию. До десятиминутной готовности блюда на горизонте появился Гринго, возглавляющий в городе  бандитскую группировку, о которой знали горожане и о существовании которой «не догадывалась» полиция. Вертлявая походка молодящегося мужчины высотой полтора метра вместе с белой кепкой, закрывающей лоб, отличала его от следующих за ним высокорослых парней. Команда, бравируя решительностью,  выделялась от обычных людей накаченными мускулами, наличием импортных спортивных костюмов и оттопыренными карманами, полными купюр. Дело не только в мускулах. Чтобы руководить ватагой, требовались ещё маленькая головка предводителя, заострённый нос, пронзительный  взгляд, язвительная улыбка и сросшиеся, на переносице, брови. Никто толком не знал, откуда появилась его кличка. Ходили слухи, что она произошла  при сокращении фамилии то ли Григорьева, то ли Григоряна. В результате получилось прозвище Гринго, с  которым предводитель сросся, будто с ним родился,. Сограждане кличку обладателя огромного денежного кошелька, произносили почтительно и одновременно презрительно и издевательски, видя перед собой богача, нажившего богатства нечестным трудом. Гринго по-хозяйски подошёл к котлу.

– Что там у тебя?– небрежно произнёс он, играя роль хозяина, с оттенком старого знакомого,– покажи, что ты сотворил.

    Валентина не удивился обращению. Любой, кто подходил к казану, мог запросто спросить его о приготовлении плова и становился знакомым. Не встречаясь лично с Гринго, он представлял, кто стоит перед ним. Работая будто в цирке, Аверин сделал резкое движение и круглый деревянный щит, служивший крышкой, очутился в вертикальном положении. Из котла выбил пар. Пахнуло запахом готового плова. Набухшая масса белого риса, как покрывало, скрывало содержимое. Каждая рисинка лежала отдельно одна от другой.

– Ну-ка, перемешай,– тоном знатока скомандовал Гринго, предвкушая появление новых запахов.

   Валентин взял стоящий рядом черпак и с явным удовольствием перемешал содержимое. Букет пряностей вместе с запахом баранины, лука и моркови, окрашиваемым рисом  в желтый, протеиновый цвет, начал исходить из казана.

– Остаётся попробовать, чтобы оценить мастерство,– заметил Гринго.

– Можете не сомневаться,– сказал Валентин.

   Он порылся в шкафу, вытащил сервировочный фарфоровый набор из тарелок, предназначенных для высоких гостей,  и положил несколько завышенных порций плова. Тарелок оказалось только четыре. Одной не хватило и пятому члену команды, пришлось довольствоваться, алюминиевой плошкой. Гринго сел на стул, за отдельный столик. Его команда вчетвером, без лишних слов, разместилась за соседним столом и  начала шумно есть, не упуская из виду босса и подшучивая над окружающими людьми, ожидающими  массовой раздачи плова.  .

– Садись, гостем будешь,– пошутил Гринго, приглашая Валентина к столу.

     У стола стоял единственный стул, на котором сидел он сам. Чтобы сесть, необходимо было принести второй, стоящий у казана.  В шутке сквозила издёвка, с которой обычно, играя в демократию, обращаются правители, снизошедшие до разговора с простым людом.

– Спасибо,– ответил Валентин.– Я постою.

– Что-нибудь выпьешь?– спросил Гринго.

  Валентин молчал, вслушиваясь в гул, исходящий от базара. Многим не терпелось отведать плова, но они выжидали.

– Что? Плохо слышишь?– повторил вопрос Гринго тоном, с каким хозяин обращается к своей собаке.

– На работе не пью,– односложно ответил Валентин.

– Правильно делаешь,– одобрительно закивал головой Гринго, но затем, как ни в чём не бывало, повторился,– а может быть выпьешь?

– Я уже сказал, что на работе не пью,– сдержанно ответил Валентин.

– А я выпью,– молодецки улыбаясь, подергал плечами Гринго.– Принеси мне бутылку армянского коньяка.

   Валентин улыбнулся широкой улыбкой, радуясь, что желание хоть в чём-то не угодить сидящему типу, совпало с запретом, установленным администрацией базара.

– Не положено, – стараясь выглядеть вежливым, сказал он.

– Ты что? Не хочешь заработать?– спросил Гринго.

– Хочу, но не рискую.

  Гринго демонстративно раскрыл пятерню и двинул её в сторону Валентина с намерением закрыть ему пасть. Не завершив желание, он призывно щёлкнул пальцами и обернулся к соседнему столику. Один из сидящих подручных, тут же вскочил, готовый по команде отмордовать или раздавить обидчика. Однако перед ним стояла более прозаическая задача.

– Хотел угостить приятеля армянским коньяком,– обращаясь к вскочившемуподручному, вкрадчиво сказал Гринго,– а он на работе не пьёт. Я тоже на работе не пью, но разве мы на работе?

– Мы отдыхаем, а не работаем,– поддакнул, зубоскаля, подчинённый.

– Я предпочитаю не водку, а армянский коньяк,– разыгрывал Гринго бытовую сценку.– Найди мне бутылку в стоящем напротив базара магазине. Попроси от моего имени и директор вытащит заначку.

  Подчинённый щёлкнул каблуками и направился в сторону двухэтажного здания. Вернувшись, мастерски вытащил пробку и, перевернув бутылку, стал следить, как по законам гравитации жидкость переливается из большей тары в меньшую. Отсчитав положенное число бульканий, он заполнил пиалу, и, вопросительно посмотрел на стоящую на столе вторую пиалу, предлагая ту же операцию проделать со второй. Гринго никак не прореагировал. Кивком головы поблагодарил за заботу, опрокинул спиртное и стал есть плов. Подчинённый, держа бутылку в руках, застыл в ожидании.

– Налей мне ещё одну, – неторопливо предложил Гринго,– а оставшийся коньяк выпей с друзьями,

   Валентин стоял у стола, нетерпеливо посматривая в сторону толпы, не решающейся подойти ближе. Члены банды, находящиеся за соседним столиком, продолжали с аппетитом уплетать вкусную еду.

– У меня деловое предложение,– обратился Гринго к Валентину.– В честь открытия загородного дома, я устраиваю через неделю той и делаю заказ на приготовление плова. Твой казан наши ребята перевезут.

     Я согласен, сказал Валентин, кивая головой.

– В отношении тебя у меня далеко идущие планы. Полагаю, ты согласишься работать шеф-поваром в моем ресторане? – спросил Гринго.

– Нет, нет, нет,– скороговоркой отпарировал Валентин,– взваливать на себя обязанности шеф-повара выше моих сил. Я могу сварить плов, шурпу, лагман и ещё два-три блюда. И всё!

  Валентин сознательно уходил от любой ответственности, связанной с Гринго, который услышав неожиданный ответ, задумался, теребя указательным пальцем щеку.

– Тебе опасно доверять деньги и руководство людьми,– согласился он.– Деньги я тебе не доверю. В них ты ничего не смыслишь. Есть люди, которым нравится администрировать и указывать перстом, что следует делать и как поступать. К ним, вероятно, ты не относишься. Я возложу на тебя обязанности художественного руководителя эстрадного оркестра при ресторане.

  Валентин отрицательно покачал головой, отстраняя выгодное предложение. Пока ни слова не говорилось о зависимости, в которую он, как в сети, расставленные пауком, попадает.

– Тоже не подходит? Тогда остается третий вариант. Ты будешь музой моего двора. Кстати, как звучит муза мужского пола?

  Валентин пожал плечами.

– Не важно, нас не интересуют уроки словесности… Тебе предлагается богемная жизнь художника. Возможность уйти от повседневных забот прельщает многих творческих личностей. Мало кто откажется, музицировать и вести светские разговоры. С поварёшкой в руках тебе предлагается бродить в цветущем саду и болтать о рецептах кулинарии. Просто пройдись по кухне, понюхай воздух, глубокомысленно разбросай приправы. посмотри, как работают вспотевшие у котлов повара, мои негры, укажи, что нужно добавить – прибавить в пищу, Наработавшись, зайди отдохнуть в одну из многочисленных комнат, а то просто, плюхнись на подстилку в саду или покачайся в гамаке, привязанному к стволам деревьев… Вечером, когда гости устанут, сядь где-нибудь в укромном местечке, попей чайку, сыграй на флейте или саксофоне. Если душе угодно, выступи в оркестре. Хочешь выпить, выпей, а если захочется, то заведи интеллектуальную беседу. Побеседуй с друзьями, которых у тебя больше, чем полгорода. Если сможешь кого-то убедить, убеди,научи уму – разуму. Я, например, с удовольствием послушаю твои басни и рассуждения.

  Гринго говорил, удивляясь тому, что говорил. Он не собирался слушать чьи-то бредни. В компании, изображая философа, можно, конечно, послушать чьи-то рассуждения. Почему бы не послушать? Только не всерьёз. Он давно уже никого не слушал, считая свои поступки единственно правильными.

– Предложение лестное,– задумчиво сказал Валентин,– но существуют более достойные люди, чем я. Им будет лестно поработать с тобой.

– Из самых достойных я выбрал тебя, и тебе предлагается не жизнь, а малина. Я бы и сам с удовольствием так пожил.

– В чём же дело?

– Дело надо делать. Я рождён, чтобы делать дело. Я не художник. Им надо родиться. Как говорится:каждому своё. Выгода руководит мною. Я желаю, чтобы дом мой слыл привлекательным и обитаемым. Царедворцы и вельможи в древности не зря содержали при себе поэтов, художников и шутов, позволяя им смешить и дразнить гостей.

– Мне предлагается роль шута?

– Называй, как хочешь. Мне нужен твой дух, витающий над моими владениями и делами, и притягивающий к себе окружающих.

– Чтобы принять предложение, мне потребуется время на раздумье,– дипломатично выразился Валентин, желая отдалить отказ.

– Думай быстрее,-подтолкнул Гринго.

   Представив себя зачисленным в команду, пользующеюся дурной репутацией, Валентин содрогнулся. Инстинкт самосохранения подсказывал, что не следует связывать свою судьбу с Гринго.

– Я и сейчас могу дать ответ. Он отрицательный.

– Аргументируй,– удивлённо пропел Гринго, не привыкший к возражениям.

  Валентину надоело стоять у стола и создавать видимость почтения, перед сидящим господином. Он мог сесть, придвинув стул, стоящий у котла, но расстановка сил от этого не менялась. Вне зависимости, от занимаемого положения для продавца плова оставалось существенным не переступить грань и не начинать, как верный пес, заискивающе смотреть в глаза хозяину, ожидая подачки. Он знал. Что от опасности следует уходить до её появления.

– Нам не по пути,– кратко резюмировал Валентин.

– Ты ставишь себя вне закона,– нахмурил брови Гринго.

    Отодвинув в сторону стул, на котором сидел, Гринго, не прощаясь, пошёл к машине. Повскакав со своих мест, за ним потянулись члены его команды. Предводитель небрежно оглянулся и дал команду щедро расплатиться. Ответственный за бухгалтерию человек вытащил из кармана деньги, сгруппировал пачку и швырнул ее на стол.

    Валентин взглядом проводил удаляющуюся процессию и, стерев с лица грусть, двинулся к казану. Приоткрыв с одной стороны крышку, он, как укротитель крокодилов, засунул в щель голову, вытащил её обратно, выразительно повёл носом, вдыхая запах, и театральным жестом резко поднял над собой круглую крышку, как литавру.

– Подходи, народ,– громко прокричал он, приглашая к обеду.

   Весть о том, что Гринго отведал плов, не осталась не замеченной. Многие, выглядывая из-под нагромождений фруктов и овощей, уложенных в виде дзотов, давно наблюдали за  сомнительными едоками только ждали их ухода, чтобы появиться. Услышав долгожданный призыв, они поспешили на зов. Со стороны улицы к казану потянулись случайные прохожие. Валентин не спеша перемешивал плов.  Опыт подсказывал, что через полчаса от него ничего не останется. Он привык разговаривать с публикой. Знал, что несколько первых, завышенных порций, действующих как приманка, не влияют на выручку, а итог решает конвейер. Он никогда не взвешивал порций. Отпуская  на глазок, почти безошибочно выдерживая нужный вес и, кладя сверху миски кусок мяса, следил, чтобы последнему из медленно движущейся очереди  что-нибудь осталось. Плов разошёлся быстро. Одна из последних порций, по установленной традиции, предназначалась ему. Отложив её в сторону, он шаркал половником по дну казана, выгребая остатки. Валентин торопился закончить раздачу, чтобы подсесть за стол к последним посетителям и услышать их мнение о плове. Усталый, он съедал свою порцию, ещё раз проверяя качество и имея желание в следующий раз приготовить блюдо более вкусное. Чем сегодня. Сам процесс еды его не волновал. Ему казалось, что перемешивая содержимое перед раздачей и раскладывая бесчисленные порции, он становился сытым одним запахом.

  Вилла Гринго представляла собой трехэтажный дом с монументальными колоннами и навесом у входа, как в современных гостиницах. Стеклянная зала первого этажа отводилась под харчевню, функционирующую в ненастную погоду. Там же размещались бар и кухня. Второй этаж отводился под гостиницу, чтобы запоздалые гости не утруждали себя заботой о ночлеге и могли остаться на завтрак следующего дня. Третий этаж предназначался для бухгалтерии и жилых комнат обслуживающего персонала. Двор со столиками, установленными под кронами деревьев и в тени виноградных беседок, с самого начала задумывался, как летний ресторан.

   Праздник, устроенный в честь открытия комплекса, набирал обороты. За столами велась шумная беседа, подогретая горячительными напитками. Обнеся гостей приготовленным в углу двора пловом, Валентин закончил работу. К грязному котлу он не притронулся, переложив чистку на обслугу.  Закончив уборку выделенной площадки, он осмотрелся по сторонам и, убедившись, что территория выглядит чище, чем до прибытия, стал складывать инвентарь, ревностно следя, чтобы орудия производства не остались, случайно брошенными на земле. О посуде, к счастью, не стоило беспокоиться. Её соберут со столов и вымоют без него. Из поливочного крана, торчащего в стене здания, он набрал ведро воды. Наклонившись и держа емкость одной рукой, разбрызгал воду перед собой. Метлой, изготовленной из ствола дерева с обмотанными бечёвкой сухими сучьями, начал мести, подымая вихри пыли. Подошедший хозяин дома остановил Валентина.

– Не занимайся ерундой,– сказал он,– есть специально обученные люди, которые делают подобную работу лучше тебя. Я распоряжусь, чтобы они навели порядок, а ты переодевайся и присоединяйся к гостям. У нас длинный вечер.

  Гринго направился к ближайшему столику. Валентин не спеша переоделся и последовал за ним.

– Отдохни,– сказал хозяин дома, указывая на стул.– Покушай, а потом я представлю тебя гостям.

   Он оставил Валентина одного, дав ему спокойно поесть и осмотреться. Насытившись, Валентин погрузился в думу, ожидая возвращения Гринго. Возбуждённый приёмом, хозяин сновал от стола к столу. Когда гости успокоились, он выплыл из-за спины Валентина и уселся за оставленный столик.

– Как тебе моя вилла?Нравится?– спросил он.– Архитектор строил дом по мотивам сказок Андерсена. Он говорит, что вложил в строение душу. Нам остается оценить его работу и понять, что получилось в действительности.

– Дом большой,– неопределённо высказался Валентин.

   Он обвёл взглядом галдящую знатную публику, сидящую за соседними столиками и выставляющую себя на показ, и не нашёл у присутствующих сердце, которое могло бы растопить лёд снежной королевы и обогреть сердце Кая. Ему не хотелось говорить. Мечты архитектора, создававшего шедевр, дом, по мнению Валентина, успели превратить в притон.  Его не могли обмануть ни покатая черепичная крыша, ни расписанные ставни окон, ни расставленные в них горшки цветов и заглядывающие ветви деревьев в окна.

   Впрочем, мнение Валентина о доме интересовало Гринго постольку –  поскольку. Он задал вопрос, не вслушиваясь в смысл произносимых в ответ слов. По существу, он ждал мнение, созвучное  с его пониманием. Сами по себе ответы не интересовали его. Сделанный заказ на плов являлся тоже запрограммированной комбинацией, направленной на привлечение внимания Валентина к его особе.

– Ты обдумал мое предложение, сделанное два дня назад на базаре? – спросил он.– Я мыслю тебя в  парусиновом кителя. из – под которого выглядывает тельняшка,  с капитанской фуражкой на голове. Ты обязан радостно приветствовать у входа посетителей, приезжающих ко мне. Тебе разрешается свободно передвигаться по двору, курировать кухню, играть и солировать в оркестре, время от времени подсаживаться к столикам, философствовать и вести житейские разговоры о житье – бытье. Будущее само подскажет о последующих шагах и видоизменениях, но пока предложение выглядит приблизительно так. Соглашайся. Каково твое положительное решение?

– Я несколько удивлён вниманием к моей персоне,– сказал Валентин, намереваясь  развить тему и в конце концов отказаться от работы.

– Не скажи,– остановил Валентина Гринго.– На зов флейты со всего базара посетители, как заколдованные змеи, ползут в обед к твоему плову. Вместе с паром, вырывающимся из-под крышки казана и распространяющимся ароматам, ценимым знатоками, расходится добрая слава великого кулинара, раскрашенная небылицами. Ты становишься реликвией базара, а я ценю неординарное и стремлюсь приобрести лучшее.

– Спасибо за оценку моего труда. Несмотря на заманчивость предложения, я не могу согласиться работать на тебя.

– Подходишь, подходишь,– убеждённо настаивал Гринго.– Я всё продумал и принял решение. Я не монстр, а деловой человек. Мы поладим.

– Ты меня путаешь с кем-то. Для меня независимость дороже денег.

– На базаре безоблачные дни для тебя кончились,– пригрозил Гринго, сузив глазки, превратившиеся в узкие щелки.– На худой конец, я установлю оброк. Раз открыл дело, значит должен платить.

– За что?

– Товарищ не понимает. Не люблю тупо головых. Разъяснить или сам поймёшь? – ответил Гринго, сама любезность,– Как ты догадываешься, ты должен платить за то, что мы будем тебя охранять.

– Я не нуждаюсь в вашей охране.

   Гринго тяжело вздохнул. Ему надоело говорить, говорить то, что понятно без слов. Он налил в стоящую на столе рюмку водки и, отпив, поставил на место.

– Для начала, мои ребята сожгут твою будку, затем два-три раза перевернут казан с готовым пловом. У нас много возможностей,– зло рассмеялся он, после чего зашептал, перейдя на заговорщический тон.– Мы не просто тебя охраняем, мы создаём благоприятные условия, предлагая расширить производство. Мы начнём сгонять людей к твоему казану. Наш девиз всеобъемлющий:скорее расширяйся и плати большую дань.

– В таком случае, любая радостная работа превратится в обязаловку.

– Не обманывайся. Всякая работа является обязаловкой, а жизнь – рутиной. Можешь мне поверить. Вне зависимости от того, кто ты, нищий или миллионер, разница только в возможностях и распределении благ.

– Зря вы философствуете. Со мной не договоритесь.

– Не встречал я ещё человека, с которым не договорился,– напористо произнёс Гринго, перейдя на угрожающий тон.– Своих клиентов я разделяю на три группы. К первым, отношу больных на голову, которые, услышав обо мне, прекращают свою деятельность. Вторые, наложив полные штаны, сразу со всем соглашаются. Это самая опасная категория людей. Их последующие действия следует неустанно контролировать. Третьи сыплют аргументами, препираются. Я разумный человек и со вниманием отношусь к разногласиям. Деловые предприниматели, выторговав условия, начинают пахать, воспринимая меня как необходимость. К какой категории ты относишь себя?

– В твоей классификации отсутствует понятие шут. Скорее всего, я близок к шутам. У них, в отличие от пролетариата, которому нечего терять , кроме своих цепей, нет даже цепей.

– Абсолютная свобода просто болтовня. Хорошо, что мы хоть в чём-то определились. Тебе надо что-то дать, чтобы ты зацепился и начал этим дорожить. Я дам тебе то, что ты просишь. Я брошу кость. Учти, что кость с мясом. Грызи и наслаждайся.

– Не стоит заботиться о моей персоне. Лучше я уйду в горы, куда меня давно влечёт, и там, на перевале вблизи трассы, начну варить плов для проезжающих дальнобойщиков и сочинять музыку.

– Я и там тебя найду.

– Там и поговорим.

  Валентин посчитал разговор законченным и ушел с виллы Гринго. Вскоре он покинул город.

     Гринго сообщили местонахождение Валентина, расположившегося в ущелье, высоко в горах, на безлюдной трассе. Отложив дела, он поспешил навестить друга,  потрепать ему нервы и от этого получить удовольствие. Вскоре, снаряженная для путешествия машина, подъезжала к месту обитания повара. Оставив её на обочине, Гринго и телохранители, разминаясь, высыпали на природу. Живописная, извилистая дорога в ущелье, пролегала между грядами гор. Параллельно ей, в лесопосадке, у скалы, текла говорливая речка, выточившая за столетия русло в твердой горной породе. По мере удаления от воды ковер травы постепенно желтел,. На площадке, поближе к дороге,  на почве, лишённой растительности, были сооружены палатка военного образца и тандыр. У входа лежал опрокинутый огромный казан, перекочевавший с базара вслед за хозяином, В тени деревьев стоял сбитый деревянный топчан. Валентин суетился, вытаскивая из тандыра горячие пирожки с мясом и выкладывая их на поднос, который держал шустрый мужчина средних лет. Нагруженный едой, он отправился к стоявшему на асфальтированной площадке автобусу. Излишняя полнота делала его движения важными и величественными. Навстречу ему, из автобуса, выскочили молодые люди в ярких нарядах, характерных для художественного ансамбля. Артисты, весело щебеча, разлили из термосов  чай и налетели на еду. Молодая пара, под аккомпанемент оркестра, вышедшего из автобуса Икар, начала весёлый жизнерадостный танец. Их движения были настолько легки и изящны, что привлекли внимание зевак. Команда Гринго, подойдя поближе, приблизилась к публике и стала наблюдать бесплатный концерт. За танцем следовал другой, не менее живописный танец. Кругленький господин стал наблюдать за движениями своих подопечных. Стоявший рядом Гринго, залюбовался. Ему пришлось внутренне признаться, что, как не закручивалась бы жизнь, и как не приходилось вертеться,  никогда еще ему не удалось испытать такой видимой легкости и законченности  движений, которые  демонстрировали танцоры.

– Они наслаждаются жизнью, а я только преодолеваю препятствия,– не обращаясь ни к кому, высказался он.– Хотелось бы, хоть на миг, поменяться с ними ролями.

    Стоящий сзади, полнеющий мужчина, оказавшийся заведующим хозяйственной частью танцевального коллектива, отпустил реплику.

– Не завидуйте танцорам,– сказал он, вступая в разговор.– Их жизнь в танце, а отпущенный срок пребывания в танцевальном коллективе, скоротечен.

– Как легко они танцуют,– ответил Гринго.– За красочное исполнение танца можно и жизнь отдать.

– Я не разделяю подобного мнения, но вы говорите словами танцоров. Я как-то спросил примадонну:что она собирается делать после тридцати лет, и не пора ли подумать о будущем?Она с пафосом ответила, что ее целью является желание прожить интересной жизнью в танцевальном коллективе отпущенные десять лет, а дальше пусть  будет то, что будет. Чтобы узнать о правомерности своих действий,–  в запале сказала она,–  нужно ответить на единственный вопрос: нравиться тебе трудиться на избранном поприще или пора менять работу? Я не собирался  вступать в дискуссию. Не услышав ответа, она высказалась: каждое утро, выходя из дома, я говорю себе: я счастлива. Ей совершенно не важно, что по истечению десятка лет, она останется голой, как сокол. .Лично меня, не прельщает подобная судьба, – сказал администратор

– А что вы ждёте от жизни?– спросил Гринго.

  Администратор задумался.

– По существу, ничего не жду. Живу,  как живу, как грузовик, едущий по накатанной дороге,– завел он пространную пластинку.– Содержу семью, а она у меня большая, и вздыхаю о будущем, памятуя, что добро, с течением времени, должно приумножаться. Потихоньку, что плохо лежит, прибираю для собственных нужд. Моё дело простое:воровать и продавать,– чувствуя свою безнаказанность, разоткровенничался  администратор.

– И многое выпадает в осадке?– поинтересовался Гринго.

– Достаточно. Танцоры думают только о танцах, на остальное им наплевать. Находясь на диетах, они следят за своим весом. Им, по существу, ничего нельзя есть, но заказать для ансамбля можно многое. Это радует. Кое-что остаётся от еды, строительных материалов, запасных частей автотранспорта…

– Значит мы с тобой одной крови,– сделал заключение Гринго.– Ты мелкий плут, следящий за тем, что плохо лежит, а я большой плут, вышедший на большую безлюдную дорогу. Мы с тобой положили на плаху свои жизни ради обогащения и ежедневно заняты созданием богатства. Нам нужны деньги, деньги, деньги, заводы и пароходы, приобретенные любым путем. Мы выглядим гордыми, богатыми и имеем практически все. Нам не хватает только птичьего молока, и все равно не получаем полного счастья. Мы суетимся и, положа руку на сердце, в конечном счете, хотели бы заниматься тем, что желаем дать внукам. Мы успокаиваем себя, что живем ради будущего детей. «Лучшее моим детям», – для меня не пустой звук, а самое затаенное чаяние. Их счастье и удача – моя забота, но почему– то детям нужно другое. Моего сына интересует теннис. Для него важным является не бизнес, а место в рейтинге международной классификации теннисистов. Моя дочь учится в хореографическом училище. Ее интересует искусство танца и ей безразлично, какими домами и замками она владеет. Страсть наживы и творчество несовместимы. Наши пути расходятся. Мне остается ворочать миллионами, предоставляя право детям заниматься любимым делом и собственным развитием.

  Концерт завершился так же внезапно, как и начался. Автобус, посигналив, собрал танцоров – пассажиров и удалился. Гринго вспомнил о цели своего приезда и направился к  владельцу павильона. Он развеселился, как персонаж сказки, встретивший колобка, ушедшего от дедушки, бабушки и прочих зверей, представляя, с какой легкостью, изворотливостью и ловкостью, разберется с Валентином, и заставит снадобье покатиться в его рот.

   Повар совершенно забыл о, создающей суматоху, группе Гринго. Он сидел в тени на бревне со свирелью в руках и выводил замысловатую мелодию. Гринго пересёк поляну и изумлённо остановился, увидев на пеньке кенара, сидящего перед музыкантом. Не желая пугать музыканта, он жестом, запрокинув руку за плечо, остановил телохранителей, спешащих за своим патроном. Застывшая компания стала внимать пению птицы и рождающейся на их глазах мелодии. Валентин бессистемно перебирал ноты, дуя то тихо, то сильно. Его игра напоминала исполнение мелодии мальчуганом, не знавшим нот, к которому впервые попал в руки музыкальный инструмент, который рад, что издаёт какие-то звуки. Во время мелодичного исполнения зазвучало подпевание кенара, отличавшееся чистотой и прозрачностью звука. Прислушиваясь к откликам птицы, Валентин начал, играя мелодию, подыгрывать своему подопечному. Увлёкшись, он воспроизвёл голос кенара, вторивший ему.  При возвращении к народной мелодии голос кенара, надолго умолкший, повторился. Продолжая играть, музыкант прислушался к подтягиванию птицы. Чем дольше он играл, слушая птицу и меняя музыку, тем чаще вступал кенар. Наконец,  произведение стало цельным для музыканта и птицы, каждый из которых, зная свою партию, безошибочно вступал в роль, дополняя друг друга. По мере игры, лицо Валентина светилось  радостной улыбкой. Теперь он знал, что не каждую мелодию, придуманную людьми, птицы воспринимают на ура. Знал, какую музыку следует играть, отчего улыбка сменилась спокойствием. Свирель в руках завибрировала  и из неё полились звуки, которые давно ожидались. Валентин уже не думал, скорее не контролировал действия, а полностью полагался на инструмент, готовый воспроизводить звуки вспорхнувших птиц и щебетание, неудержимость полёта и радость обитания. Закончив играть, он некоторое время сидел с опущенной головой, боясь потревожить созданный мир. Взлетевшая птица нарушила молчание. Команда Гринго, приблизившаяся к Валентину, засуетилась.

– Забавляешься,– вместо приветствия произнёс Гринго первое, что пришло на ум, созвучное с желанием найти огрехи в собеседнике.

   Высказав недружелюбие, Гринго посчитал, что цель достигнута. Он вновь почувствовал себя на коне, в своей тарелке. Обращение вписывалось в намеченную канву и ничего, из ряда вон выходящего, не произошло.

– Можно и так сказать,– ответил Валентин.– На ваших глазах создано новое сочинение, посвященное канарейке.

– Канарейка, которая прилетела неизвестно откуда и куда улетела? Тебя не заботит, что она может жить только в неволе и в теплое время на природе, а с приходом морозов погибнет?

– Ее клетка находится в моем доме. В теплое время года я открываю дверь и выпускаю канарейку на волю. Далеко она не улетает и вечером возвращается домой.

– Расскажи нам, бездарям, что побуждает тебя сочинять музыку?– спросил Гринго.

– Осмысление происходящего.

– Что ты сочинил в прошлый раз, вчера, когда нас не было рядом?

– Ранним утром, проезжая в грузовике по ущелью, я ощутил, как струится ветерок, проникающий за ворот. Вот тогда пришло осознание, что означает строка из песни: холодок бежит за ворот… При обустройстве нового места, на меня нахлынули приятные воспоминания,  и родилось произведение с условным названием «Песня гор». Включая знойным днем кассету с записью музыки «Песня гор», я ощущаю утреннюю прохладу.

– Ты не теряешь времени зря,– Гринго провёл рукой по владениям Валентина.–  Новое месте быстро обжито.

– Стараюсь.

– Только не говори, что ты не рад нам, незваным гостям,– перешёл он на излюбленный, провокационный слог.

   Валентин не торопился с ответом. Ему не хотелось дерзить, но постоянно слушать колкости  тоже не доставляло удовольствия. Команду Гринго он воспринимал,  как ненасытную толпу. С большим удовольствием он обслужил бы проголодавшихся незнакомцев, только не их.  Он радовался каждому изголодавшемуся пешему путнику и шумной честной компании, подъезжавшей на лимузинах. С особой радостью он встретил бы дальнобойщика, который, изнемогая от усталости и не замечая мелькающих на трассе торговых точек, стремился добраться до его харчевни. Водитель был вправе предполагать, что его встретят с распростёртыми объятиями в любое время суток, усадят на почетное место, вкусно накормят, предложат на выбор блюда из яств, кажущиеся неимоверно вкусными, после напряжённого трудового дня. Путник жадно бы поедал одно блюдо за другим, пока не отпал от стола, как насытившаяся пиявка, а трактирщик, подтрунивая над его зверским аппетитом, начал бы с интересом расспрашивать о приключениях, встретившихся в дороге, и о нём самом. Вдоволь наговорившись, Валентин, взял бы в руки флейту, если водитель молод, или свирель, если перед ним пожилой человек, способный на старости лет, как младенец, уловить чистоту звуков и новизну трели дудочки. Ему стоило сыграть бесконечную песнь о  Великом шелковом пути, замешанном на новизне впечатлений, привлекательности окрестностей, познании, коммерции, запахе разнотравья, звона тишины, завораживая нетронутой природой, оазисами долин и гор. По нему с котомками за плечами пробирались очарованные красотой и богатством края первые первопроходцы, а за ними, в последующие тысячелетия, по тем же тропам, чуть утоптанным, шли нагруженные добром караваны верблюдов, а за ними, по укатанным дорогам, ревя на подъёмах и чертыхаясь на труднопроходимых участках, спешили делать бизнес гружёные «Мазы». Для умиротворённого гостя, сморенного усталостью и обильной пищей, дождавшись, пока стемнеет и в права вступит тёплый вечер, почти мгновенно превращающийся в тёмную южную ночь,  расстелют постель на топчане, на котором он только что пил чай, и оставят одного. Где-то рядом, в стороне, Валентин заиграет ненавязчивую колыбельную, не понимая, кто больше испытывает удовольствие:водитель грузовика или он, хозяин котла. После дневных забот, примостившись в укромном местечке, он, в оцепенении, долго будет вслушиваться в ночные звуки,  и всматриваться в ставшие таинственными, деревья и горы, молчаливо наблюдавшими за миром, в котором день сменяется ночью, зима летом, опадает листва и зацветают сады, где меняются сезоны и жизнь течет по кругу.

   Гринго удивлялся, что вслушивается в окружение, которое завораживало его. После паузы он перевёл тему на обыденность.

– Ты, надеюсь, помнишь, что соловья баснями не кормят. Накормишь нас? –  cпросил он.– У тебя что-нибудь осталось?

  При упоминании о вкусной еде, команда засуетилась. Захотелось поскорее начать работать ртом.

– У меня готова заготовка для приготовления самсы. Сегодня, почётным дням, я делаю самсу по-узбекски, а, по нечётным – самбусу  по– таджикски.

– Какая разница между самсой и самбусой,– пренебрежительно высказался Гринго.– Чую, что нас опять дурят, завёртывая одни и те же конфетки в разные цветные обертки.

– Обижаешь… Так не трудно скатиться к представлению, что для русских все туркмены на одно лицо, а для туркмен – наоборот. На самом деле каждый имеет свою индивидуальность. Так и в пище. Между самсой и самбусой такая же разница, как между узбеком и таджиком. Национальные блюда внешне похожи. Мучнистые изделия с бараниной, луком, различными специями заворачиваются конвертом, обжариваются в тандыре. Вроде бы они одинаковы, но отличаются по вкусу.

– Говоришь увлекательно. Так и хочется проглотить слюну. Для начала принеси самсу, а потом самбусу,– высказал предложение Гринго,– чтобы осуществить дегустацию  блюд и понять различие.

– Под заказ я могу приготовить самсу и самбусу, но сегодня в меню одно блюдо: самса.

– Тогда не рассуждай, а неси скорее самсу.

    Валентин, по привычке, поклонился и направился к палатке, из которой с заготовками направился к тандыру. Перегнувшись, засунув голову в печь, стал прикреплять пирожки к внутренней горящей стенке. Спустя непродолжительное время с готовой едой, лавируя по тропинке, как самолёт, с подносом в одной руке и с белым чайником в другой, пошёл на посадку к топчану, на котором уже разместилась команда Гринго. Поставив блюдо на выцветший ковер, Валентин  ждал, пока посетители разольют чай в пиалы из пузатого чайника. По старшинству первым к еде приступил Гринго. Надкусив самсу, он с удовольствием начал пережёвывать пищу. Его собратья, вслед за ним набросились на еду.

– Я, пожалуй, удвою заказ,– высказался Гринго.

   Жующая компания дружно поддержала своего босса.

– Неси, что осталось,– послышалась краткое пожелание.

   Валентин не успел уйти. Посыпались вопросы. Отвечающий стоял, как школьник, перед мирно жующей удобно устроившейся на топчане братией. Не оставалось сомнений, кто правит балом.           – Расскажи, любезный,– обратился Гринго к Валентину,– как тебе удалось околпачить чиновников и заполучить участок в столь цветущем месте?Открой секрет. Мне, например, не удалось завладеть частью ущелья под строительство нового микрорайона, а  тебя на лицо сдвиги. Посмотри,– он простёр руку впереди себя, имитируя градостроителя, – перед нами  на открывающийся  прекрасный вид.  За грядой следует гряда. За ней располагается третья, а за ней возвышаются синие горы. За моей спиной журчит неугомонная речка. Вдоль ее устроена дорога, уходящая за горизонт.  О чём-то шепчет листва деревьев. Умиротворённая природа убаюкивает душу. А если вспомнить, что за всё надо платить, то поневоле возникает вопрос:нужную ли дань собираешься ты платишь, ежедневно вдыхая аромат зефира и наслаждаясь нетронутой красотой? Посетитель, остановившийся купить у тебя чебурек, на самом деле больше должен больше платить за краски природы, чем за еду. Устанавливая палатку в ущелье и выписывая счёт на оплату за еду, ты думал об этом?

– Я больше думал о том, что мы надолго расстались и не скоро встретимся,– посмеялся Валентин.

– Напрасно дерзишь,– миролюбиво высказался Гринго,– сейчас речь о другом. Я полон мыслей, как приобрести участок рядом с твоим участком.

– У меня с арендой участка не возникло осложнений. Узнав, что ущелье не продаётся, я не хитрил, а арендовал один гектар земли на девяносто девять лет, высказав намерение открыть новую точку общепита.

– Аренда является скрытой формой покупки,– прокомментировал Гринго.– Не зря Насреддин собирался   выучить  ишака говорить по-человечески в течение двадцати пяти лет. Ты замахнулся на большее, застолбив участок на девяносто девять лет.   Придётся воспользоваться умным советомвзять в аренду участок и построить по соседству конкурентное предприятие. Глядишь, через десяток лет  изменятся законы и не мытьём, так катаньем, аренда перерастёт в собственность. Здесь есть о чём подумать.

– Все, к чему ты прикасаешься, портится.

– Не дерзи. Лучше поспеши,– последовала команда для повара,– и принеси самсу. Приготовь нам обед по своему усмотрению, а мы, в его ожидании, подумаем, как устроить наши дела.

– Не забудь о бутылке водки,– послышался голос одного из членов команды.

– У меня отсутствует лицензия на продажу спиртного, – предупредил Валентин.

– Мы догадывались, что у тебя не окажется горячительных напитков и кое-что припасли, – успокоил Гринго компанию.– Мне странно слышать о скудности твоего прейскуранта, но вольному воля. В моих заведениях, водка и коньяки дают существенную часть дохода.

   Выслушав заявление, Валентин развернулся и начал медленно удаляться, прислушиваясь к жаркому разговору на топчане об устройстве новой торговой точки в ущелье. До сих пор, бойцы выглядели бессловесными, но мало кто усомнился бы в их немоте. Каждый из них, готов был на многое и только ждал своего часа, чтобы раскрыться и заявить о себе. Они считали, что в присутствии босса им лучше помолчать и говорить только при необходимости. Когда Гринго посчитал нужным услышать их мнение, они наперебой заговорили. Грубые слова, вклинившиеся в разговор, заставили Валентина ускорить шаги и убраться  восвояси.

   На кухне он, не торопясь, занялся приготовлением пищи. Выставив дежурные блюда, бывшие в наличии, можно было не спеша заняться гувырлаком. Вскоре бригада, полулёжа, обосновавшись вокруг сковородки, доедала оставшиеся куски мяса, обжаренные с луком. У Гринго возникло необъяснимое желание понаблюдать за Валентином  и побеседовать с ним наедине.    .. Жестом, остановив всполошившихся телохранителей, он спустился с настила и жестом показал, что стоит следовать за ним. Разминая плечи, как на тренировке, он пошёл к военной палатке. У распахнутого входа остановился и стал смотреть обыденное  приготовление чая на газовой плите, не желая переступать порог.

– Как у тебя душно,– сказал он, держась за стойку.

– Приходится терпеть жару,– ответил Валентин.

– Ты бы мог приготовить чай на открытой местности, а не в палатке. Я люблю чай с дымком.

– Тогда нужно разводить костер,– отмахнулся Валентин,– мне проще приготовить чай на газовой плите.

– Поступай, как задумал,– согласился Гринго.

     На самом деле его мало интересовала температура в палатке. Набор слов служил всего

лишь преамбулой для более серьезного разговора, ради которого он поднялся с топчана и пришел к палатке. Постояв с минуту в гнетущей тишине, он перешел к делу.

– Я давно слежу за тобой,– сказал он,–  и не скрою, что многие твои поступки вызывают во мне положительные эмоции. Мне кажется, что излишние заботы сдавливают меня. Я бы от многого отказался, чтобы почувствовать свободу, которой достиг ты и к которой стремлюсь я.

– Так в чём дело? Бросай грязные дела, садись рядом на берегу горной речки и наслаждайся жизнью.

– Я бы рад, да грехи не пускают.

   Валентин, как доктор, специализирующийся на пациентах с больной психикой, с состраданием посмотрел на Гринго. Он вспомнил Айболита, утверждающего, что причиной зверств злодеев является не внутреннее состояние, а болезни, которыми они болеют и которые следует лечить. Оставалось поставить диагноз и приступить к лечению. Осмотрев Гринго, Валентин определил, что стоящего перед ним больного поздно лечить, что практически он здоров и ему следует прописать нестандартное снадобье..

  Гринго с позиции удачливого человека смотрел на Валентина, как на субъект, мало что смыслящий в жизни и не добившийся ничего. Он одним из первых сообразил, что страна, в период перехода от социализма к капитализму, переживает кризис и нестабильное время лучше всего подходит для личного обогащения. Он понимал, что при перераспределении благ и переделе собственности, когда отсутствуют чёткие правовые документы и когда всё дозволено и ничего нельзя, осуществляются самые чудовищные махинации. Через несколько лет делёж закончится. Тогда политики начнут доказывать свои права, а править станут те, кто сумел приобрести капитал. А сейчас самое время грабить и наживаться. Выглядеть злодеем стало почётно. Перед тобой открываются незримые двери. Твоими становятся самые красивые женщины, а их родители, прилагая усилия к дележу собственности, тоже стоят на твоей стороне.

– Я вижу в тебе здравомыслящего человека,– сказал Гринго,– и удивляюсь, что ты до сих пор не занялся серьезным делом. Не рассказывай мне байки, что тебя устраивает профессия повара на базарной площади.

– Вспомни историю. Многие великие люди древности,– ответил Валентин,– знали толк в кулинарии. Цари и султаны не видели ничего зазорного в увлечении поварским делом, нередко посвящая данному ремеслу многие годы.

– Ты причисляешь себя к знатным особам или в тебе течёт королевская кровь?

– Я – скромный человек,– ответил Валентин, с усилием подавляя желание сказать какую-нибудь колкость и не желая унизиться до препирательства.-Свою мать я считал королевой. Поэтому частичка королевской крови во мне есть.Подтверждением тому являются  способности к музыке, а поварской труд способен высветить талант, данный при рождении.

– Время покажет,– согласился Гринго.– Мне тоже стоит задуматься о дальнейших шагах. Мощь и живучесть рекета  вскоре уйдут в прошлое, срастаясь с правовой государственной машиной, а взяточники всегда будут в моде. До тех пор, пока неповоротливые чиновники, болтающие о деле и всеобщей значимости, заинтересованы в подачках, не следует терять время. Уже сейчас, отходя от силовых приёмов, мы осваиваем легальный бизнес.

– Не надоело?– спросил Валентин.

– Трудно отойти от дел. Бизнес затягивает.

– Бизнес затягивает, как болото, и из него нет выхода. К счастью, он не является главной составляющей  жизни.–  с  издёвкой сказал Валентин.

   Гринго поморщился, но не вспылил.

– От дел не уйдёшь, если даже захочешь,– продолжил Валентин.– Я человек дела и не мыслю себя без него.

– Лучше ничего не делать, чем осуществлять сомнительные дела.

– Иногда у меня появляются мысли о переводе капиталов в Европу. Я могу назначить преемника и безбедно жить, как на пенсии, на каком-нибудь курорте, не вмешиваясь в процесс, оставив за собой денежные потоки. Вариант опасный, но терпимый. Известны случаи, когда состоятельные люди бросают бизнес и уезжают в безвестные страны. Заманчиво уехать куда-нибудь подальше, чтобы понять, для чего я рожден.

– Жизнь на чужбине не влияет на просветление,– остановил его Валентин.– В стране вед достаточно безграмотных людей и мало просветленных.

– Всё это так,– задумчиво произнес Гринго,– но не многие могут, как ты, жить в глуши без людей. Представляю, какая здесь скука в мертвый сезон.

– Вокруг много людей. Я разговариваю с птицами. Ко мне в гости приходит джейран.  Я подкармливаю его лепёшками и арбузными корками. Меня не боятся в горах архары. По соседству живет знакомая куропатка. На нее следует и тебе посмотреть ранним утром, когда забрезжит рассвет и появится роса на траве.  Ближе к вечеру она вновь поведёт выводок к речке на водопой. Этот час приближается. Я покажу тебе чудо природы, которое затмевает цивилизацию и все твои устремления наживы. Если поторопимся, мы не пропустим забавное зрелище.

   Валентин снял чайник с плиты, добавил заварку в  фарфоровый чайник и залил его кипятком. Гринго приоткрыл полу брезента на входе и пропустил Валентина, после чего последовал за ним к топчану. Дождавшись, пока разольётся чай в пиалы, Гринго дал команду телохранителям продолжить чаепитие, а сам вместе с Валентином поспешил к зарослям ежевики, за которыми бурлила речка, чтобы поскорее увидеть семью куропатки. На пригорке Валентин задолго до прибытия в укромное местечко напомнил, что не следует спешить и нужно идти очень осторожно, чтобы никого не вспугнуть.

– Куропатка хоть и знакомая, но дикая,– предупредил Валентин.– Она может близко подпустить к себе, но от неё всего можно ожидать.

    Бесшумно ступая на цыпочках, вдоль бегущей навстречу горной речки, он шагал след в след за проводником, предвкушал чудо, которое рисовал в своём воображении. Внезапно Валентин остановился и, спрятавшись за деревом, рукой подал сигнал лечь на землю. Упав ничком на траву, Гринго затаился, ища место, куда направить свой взор. По застывшему взгляду Валентина он понял, на что следует обращать внимание. Почти перед самым носом, буквально в пяти шагах от него, из густого кустарника появилась дородная куропатка, за которой на открытое пространство начали, щебеча, выпрыгивать неугомонные цыплята. Прогоготав для порядка что-то сердитое, усмиряя  птенцов,  куропатка важно прошествовала к речке, ведя за собой, в спешке выстроившихся за ней по порядку цыплят, копирующих её движения, и стараясь идти, переваливаясь с ноги на ногу, не в силах скрыть, бьющую в них энергию и неугомонность.

   В последующей немой сцене Гринго, лежа на земле и стараясь остаться незамеченным, начал  по-пластунски ползать по земле между кустарниками, чтобы подобраться поближе к реке. Увидев, переступающую с ноги на ногу, дородную куропатку с выводком, копирующим походку матери, он застыл, как младенец, подсмотревший и запомнивший на всю жизнь картинку природы. Трепеща от восторга, обернулся и  захотел поскорее поделиться увиденным, но, поднятый, выглядевший угрожающе, палец проводника, остановил его. Беззвучно смеющийся Валентин с засунутыми в карманы брюк руками, слегка откинув  назад голову, в торжествующей позе с чуть открытым ртом и колышущимися в такт дыханию складками рубашки на животе ждал, когда закончится торжественное шествие. Чтобы не спугнуть куропатку, Гринго осторожно поднялся и на цыпочках последовал за удаляющимся от речки Валентином. Что-то более серьёзное, забыв на время о еде, добывании пищи и денег, на миг сблизило мужчин. Гринго захотелось положить руку на плечи идущему рядом Валентину, но он не решился. Встретившись  в детстве, он мог бы подружиться с ним, а сейчас между ними пролегала пропасть, несмотря на перекинутый качающийся ветхий мостик, не позволявший возвратиться в детство, и вернуться к топчану, обнявшись, мальчишками.

 

МАРТА

   В коридоре мэрии образовалась очередь перед дверью, за которой выдавались будущим собственникам земли документы для оформления земельных книг. Первой стояла известная в республике поэтесса, одетая в импозантный, облегающий стройное тело, костюм синего цвета. Её маленькая головка с копной  белых волос, сидящая на длинной лебединой шее, удивлённо озиралась по сторонам, не понимая, почему она должна  бессмысленно терять время и неизвестно чего ждать, когда назначенное время для аудиенции давно прошло. Дай волю чувствам, она смогла бы вылететь из блузки, наглухо застёгнутой  на многочисленные мелкие пуговицы того же цвета. За ней стояли супруги Петровы, одетые в белую гамму.Присутствие обоих членов семьи диктовалось необходимостью. На Михаила записывалась приобретаемая земля, а обязанность вести переговоры на государственном языке, возлагалось на  Катю. Замыкали небольшую очередь два солидных господина, надевшие по случаю торжества, парадные черные костюмы. На горизонте появилась, раздавленная годами, пожилая женщина, в полосатой, крестьянской юбке с двумя бретельками на голом плече: одна от бюстгальтера, вторая от простенькой блузки в оранжево-желтых цветах. Не обращая внимания на очередь, она шла к заветной двери, тряся в руках немыслимыми полиэтиленовыми коробочками, предназначенными неизвестно для чего. Никто не обратил бы на неё внимание, пройди она мимо, но она, замедлив шаг у заветной двери, взялась за дверную ручку и скороговоркой объяснила цель своего визита:

– Мне необходимо срочно показать Валдису коробочки.

    Можно было догадаться, что под именем Валдиса подразумевается чиновник, сидящий в кабинете. Люди, стоявшие в очереди, заулыбались, согласившись, что, разумеется, следует показать не весть какие коробочки Валдису, несмотря на то, что они тоже спешили в его кабинет. Идущая напролом женщина поравнялась с поэтессой, которая приветливо заулыбалась, осторожно открыла дверь, чтобы пропустить старушку и тихо закрыла за ней дверь.

– Это Марта,– шёпотом произнесла она, объясняя свои действия.

   Никому не пришло в голову спорить с ней. Стоявшие в коридоре люди давно опознали в женщине, одетую в разноцветную крестьянскую юбку и свободную блузку, великую актрису, с которой поговорить и пообщаться каждый считал бы за честь.

  Михаил по достоинству оценил действия актрисы. Он бы и сам желал, громогласно заявив о себе, произнести заветные слова: сим-сим откройся,– и пройти в открывшуюся дверь, не стоя в очереди, мимо так называемых прочих. В былые времена он и  сам с шефом не однажды прорывался в кабинеты начальников, минуя очередь. В подобных случаях, Сёма шёл размеренным широким шагом впереди, энергично размахивая руками. Проходя мимо застывших от изумления посетителей, он останавливался и начинал нести несусветную чепуху, вроде:

– Нас ждут великие дела, мы в аспекте эпидемиологии…

Его пропускали, полагая, что на город надвигается эпидемия, спасение от которой, зависит от его сообщения. Мол, он-то знает, как укротить разбушевавшуюся стихию. Идущий следом Михаил, запрограммированным «неосторожным» движением портфеля, почти вырвавшимся из рук, сбивал со стола секретарши важную бумагу с одной лишь целью, чтобы она не рванулась защищать грудью дверь босса, а всплеснув руками и  проследив за кружащимся листком, попыталась поднять важный документ с пола. Ворвавшись в кабинет, Семе ничего не оставалось, как пройти мимо сидящих господ, недоуменно вопрошающих:

– Что надо пришельцам, ворвавшимся в кабинет?

    Остальное было делом техники. Следовало спокойно объяснить важность визита, что у шефа,  всегда получалось с блеском. Вместо обычной рутины председательствующий, сидящий во главе стола, слышал нечто интересное, не похожее на обыденность, и обычно без колебаний соглашался помочь мыкающимся исследователям. Подобные приёмы, в обход очереди, проходили с надрывом. Особенно неприятно было выходить из кабинета по окончанию аудиенции, ощущая, не доброжелательные взгляды ожидающих своей очереди посетителей, а то и слыша их нелицеприятные реплики. В случае с Мартой отсутствовало напряжение. Прелесть заключалась в том, что двери открывались сами собой или их помогали открыть, стоящие в очереди.

  Марта недолго отсутствовала. Скрипнула дверь и она вернулась. Её встречали с почтением. Поэтесса не спешила в кабинет. Подождав, пока дверь наглухо закроется за актрисой, она сделала шаг вперед, закрыла спиной входную дверь, чтобы оставаться первой и никого другого не пропустить без очереди, и обратилась к кумиру.

– Мы вас узнали, Марта, – сказала она.– Вы ходите в том же костюме, что и в последнем кинофильме. Вы и в жизни продолжаете играть роль матери семейства, обосновавшегося на хуторе?.

– Летом удобно ходить в крестьянском наряде,– ответила Марта.– Я вас тоже узнала, милочка,– сказала она, обращаясь к поэтессе.– Я слежу за вашим творчеством. Мне понравилось ваше последнее выступление на телевидении, где вы читали стихотворение о порыве ветра, его зарождении и первом столкновении с препятствием.

 Она выставила руку вперед.

– Я чувствую ветер, бьющий в ладонь,– сказала актриса, повторяя первую строчку из стихотворения поэтессы,– Я обязательно воспользуюсь вашим видением  и сыграю его на сцене.

  Она не просто жила, она везде играла роль и стоящие в коридоре посетители почувствовали, как ветер бьёт в её ладонь. Ветер усиливался. Ладони не выдержала мощного потока и пальцы разжались. Стало видно, как он струится между пальцами. Под порывом ветра изогнутая ладонь подалась назад и безжизненно упала.

– Ветер надул паруса,– продолжила актриса.– Парусник задрожал и поплыл, – актриса перевела взгляд с воображаемого парусника с надутыми парусами на поэтессу.– Самые простые вещи оживают под вашим пером.

 Игра ещё не закончилась. Взгляд Марты поднялся к потолку. Вторая рука присоединилась к первой. Верхняя часть туловища наклонилась, показывая, как кренится парусник. В сознании стоящих у двери людей послышался шум нарастающей бури, обволакиваемый паутиной слов. Палуба накренилась и заскрипела. Одна из коробочек вырвалась из рук и упала на пол. Если бы не было так тихо в коридоре и взгляды не следили за  Мартой, грохот от упавшей коробочки показался бы заурядным падением полиэтиленовой детали, сопровождаемый мало заметным щелчком, но в руках актрисы видение приобретало значимость.  Пожилой господин, стоявший рядом с Михаилом, бросился к упавшей коробочке. Подняв, он вежливо передал ее Марте.

– Марта, вы помните дачу в Турайде, куда вы приезжали девочкой летом в дни школьных каникул,и Эдгара, живущего в доме напротив? – спросил он, указывая на себя.– Мы не одно лето провели вместе. Как-то, помню, вы неслышно вошли в наш дом, чтобы позвать меня погулять. Прошли годы, а я, став взрослым, продолжаю желать, чтобы вы так же неслышно вошли в мой дом и разбудили меня.

  Марта положила руку на плечо взрослого мужчины, импозантного дедушки, и со страданием заглянула ему в глаза.

– Я всё помню, Эдгар,– мягко сказала она.– Я помню, что было, чего не было и что могло произойти,– закончила она, бросив неопределенный взгляд, обозначающий не до конца высказанную фразу.

 Сколько ей лет? – спросил себя Михаил.

     Он помнил её яркое появление в кино, сыгравшей разведчицу в сороковые годы. Сколько с тех пор утекло воды! Все время, пока текла вода, она играла бесчисленные, блистательные роли молодых женщин, примадонн театра, старух, матерей  и императриц. Родник до сих пор не иссяк. Стало быть, мельница продолжает крутиться, воссоздавая новые роли.

  Пока говорила Марта, поэтесса   не двигалась с места, позабыв о земельной книге.  Наконец, актриса церемонно раскланялась с Эдгаром, а заодно, и с остальными.    Она медленно удалялась. За ней тянулся шлейф созданных образов. Любой из них, клонируясь, мог остаться со стоящим в коридоре с  поклонником для выяснения отношений, но, спохватившись, воссоединялся с другими созданными образами, переплетаясь, шурша и что-то рассказывая собратьям, следующими за актрисой. Всё,  что она играла в театре или кино,  становилось классикой. В отдалении примадонна   остановилась, впитав в себя сыгранные роли, и превратилась в юную актрису, только что вступающую на подмостки после окончания театрального училища. Начались ее перевоплощения. Девушка стала расцветать, как цветок. Распустившийся бутон превратился в благоухающую розу.  Чередой появлялись сыгранные роли, заявляющие о своей неповторимости и являющиеся частицами жизни актрисы. Одежды менялись вместе с ролями. В завершение появился шедевр, готовый сбросить с себя лепестки роз, и превратиться в хозяйку хутора, сошедшую с киноэкрана и  по-старчески удаляющуюся по коридору.

   Михаил не стал утруждать себя подсчётом годов актрисы, следя за удаляющейся женщиной. По существу, не имело значение какого возраста кумир возраста, также как и жизнь актрисы. Важными оставалось лишь роли, сыгранные ею, которые давно стали независимыми, живущими своей жизнью. Без сомнения, та же участь постигнет и те образы, которые она успеет еще сыграть и оставить людям.

  Поэтесса оторвала взгляд от актрисы и нырнула в дверь. Через полчаса возвращалась она, звонко стуча каблучками. По её независимому выражению лица легко было понять, что у неё правильно оформлены деловые бумаги. Следом в кабинет вошли Михаил и Катерина, откуда вышли землевладельцами.

 

ТАРАН

   Освоение приобретённого участка земли, площадью двадцать гектаров, намечалось с установления в его центре флага. Рядом должен был появиться дом, за ним второй, третий и так далее, пока не воссоздавался бы архитектурный замысел, намеченный  к строительству в посёлка. Михаил приехал на участок, чтобы освоиться и увидеть владения до того, как появится основная масса людей. Он прошёл вдоль и поперёк территории, окаймлённой со всех сторон лесом, и углубился в чащобу, поскольку землемер сообщил, что в площадь участка входит и часть леса. Беспечное путешествие продолжалось, пока взгляд не остановился на спящей серой сове, сидящей на сучке, отходящим от ствола ели у самой земли.  Своим телом птица закрывала отросток сука, на котором сидела. Создавалось впечатление, будто птица повисла в воздухе. Впадины  закрытых глаз напоминали круглые очки. Чтобы убедиться, что на дереве не чучело, Михаил шагнул к ней, нарушая тишину. Треснувшие под ногой сучья разбудили чуткую птицу, которая встрепенулась, открыла зеленовато-жёлтые глаза, несколько раз недоуменно хлопнула веками, недовольно поднялась с насиженного места и прошуршала, почти касаясь земли, по полукругу на бреющем полёте перед тем, как сделать резкий поворот и исчезнуть в темном лесу. Первая в жизни встреча с реальной живой совой обрадовала Михаила. Он порадовался за дикий лес с его обитателями, о которых имел смутное представление. Перед ним  приоткрылся занавес животного мира и он увидел птиц и зверей в лесу, совершенно независимых от людей. С трепетом и наивностью вглядываясь в окружение, осторожно пошёл вслед за улетевшей птицей. За густым кустарником, через который пришлось буквально пробираться, он набрел на росший под ногами папоротник, разросшийся на свободной территории. Нового пристанища совы он не нашёл, зато гриб-моховик, встретившийся на пути, был воспринят, как откровение природы. Стараясь сохранить грибницу, о которой имелось книжное представление, Михаил срезал гриб и походил вокруг, ища поблизости членов семейства. Их оказалось немного, но они, к счастью, присутствовали. Поиск вывел на опушку леса. Положив на землю полиэтиленовый пакет с немногочисленными грибами и портфель с документами, лёг на мягкую траву. Мимо пробежал заяц и уселся поблизости. Открытое место не смущало его. Зверек подёргал ноздрями, нюхая воздух, и продолжал сидеть, претендуя на хозяина территории. Затем, сохраняя достоинство, не спеша, попрыгал без всякой причины с места на место, не страшась следящего за ним человека, и нехотя ускакал в сторону леса, смешно выбрасывая назад длинные задние лапы и, выставляя напоказ торчащий хвост. Михаил проводил взглядом убегающего зайца, перевернулся на живот, приподнял голову и положил её на ладони согнутых рук. Когда локти, опершиеся о землю, стали восприимчивы к неровностям почвы, он сменил позу и улегся навзничь, запрокинув голову вверх. Над ним медленно проплывали облаками. В синем небе за стремительным серебристым лайнером тянулась белая полоса разряжённого воздуха. С другой стороны появился второй самолёт, движущийся навстречу. Расстояние между ними сокращалось. Вскоре стало очевидно, что они не столкнутся,  двигаясь по своим маршрутам. Самолеты улетели, оставив в небе скрещенные белые полосы. От легкого ветра слегка шелестела листва деревьев, столпившихся вокруг поляны. О чём-то щебетали птицы, и нудно звенел комар, успокоившийся только тогда, когда впился через носок в ногу.  Отогнав его, Михаил в безмятежности закрыл глаза. Сквозь дрёму, ощущая горелый запах, он увидел жаркий воздушный бой. В конце битвы в небе осталось три самолета: истребитель со звездами на борту, фиксирующими количество сбитых самолётов, которым управлял капитан Руслан Артёмьев, и  два «мессершмита» с черными крестами на борту. Зайдя в хвост одному из них, Руслан подбил вражеский самолет, который, загоревшись, устремился  вниз. Недолго капитан победно провожал сбитый самолет. Оставшийся противник уже сделал петлю, поднялся повыше, намериваясь в пике отомстить за сбитого товарища ещё до того, как тот коснётся земли. Николай резко дал крен. Маневр врага не удался. Неприятель взмыл вверх и ушёл в облака. Его замысел легко просчитывался. Нужно было выиграть время, очутиться сверху ненавистного истребителя и в роли догоняющего напасть на него сзади. Руслан описывал дугу, не торопясь  выходить на прямую, предполагая, что враг, вычислив его скорость, именно на это рассчитывает. Не захотел он и бросаться вверх за «мессером», предполагая, что, выйдя из облаков, будет подстрелен, как взлетевшая с насеста, куропатка. Он ждал и ждал, описывая полукруг. Враг неожиданно вылетел из-за туч, и развернулся в его сторону. Бойся первого мгновения, пронеслась в мозгу у Руслана строчка из Корана, предполагая, что дальше будет проще. Как по команде, он развернулся, навстречу опасности. Противники начали сближаться. Расстояние между ними стремительно сокращалось. Каждый понимал, что любое движение в сторону или резкий подъем равносилен смерти. Пришло время, когда  любой маневр становился бессмысленным. Самым безопасным оставалось решение: ничего не предпринимать. Пошёл отсчет выдержки. Уже не имело смысла нажимать на гашетку пулемёта, поскольку столкновение становилось неизбежным, предрешающим исход. Вцепившись в штурвал, противники всматривались друг в друга. Недруг откровенно рассматривал Руслана,  сожалея, что ему пришлось драться с мальчишкой, а не опытным пилотом, каким считал себя он сам. Однако ему пришлось признать в действиях юнца задатки асса, грамотно ведущего бой  В холеном враге Руслан не увидел измождённого человека, как большинство его друзей, дерущихся на пределе возможностей, готовых умереть, но не сдаться.

   Перед глазами Руслана, как лента в кинофильме, должна была промелькнуть  жизнь, но никаких видений не происходило и, следовательно, не все потеряно. Сочетания слов «вся жизнь», звучали вызывающе громко. Годы войны он приравнивал к годам выживания, в течение  которых следует выжить, не теряя своего достоинства, а лишь потом, начинать жить. По его мнению, настоящая жизнь, по существу, ещё не начиналась, а прошедшее, умещалось в отрывки.

   Ему вспомнились промелькнувшие, как дуновение ласкового ветерка, школьные годы  и детская привязанность, к родным, близким и первая любовь..Запомнился, разговор с маленькой девочкой, будущей женой, жившей по соседству, которую он поклялся  защищать после произнесенного  невинного вопроса, затронувшего больную тему:

– Собирается ли твой папа защищать тебя в день защиты детей с оружием в руках?

– Поскольку он живёт в другой семье,– ответила она,– то, взяв в руки автомат, будет сражаться за дочку новой возлюбленной, а не за меня.

 Как набат войны, прозвучал призыв в армию. Пришёл его час.

    После окончания летного училища, молодой лейтенант направляется служить в воинскую часть, расположенную на Балтике.

   В первом боевом вылете сбивается вражеская машина и недалёк тот день, когда на груди появляется первый орден.

   В казарме Руслан, неравнодушный к присвоению очередного воинского звания, с усмешкой говорит соседу по койке, что до сих пор не ощущал в себе признаков карьеризма, но ему приятно прикреплять новую звездочку на погоне.

  Судьба благосклона к Руслану. Он молод, полон сил, дерзок и уверен в себе. В воздухе чувствует себя, как рыба в воде, и дерётся, помня наставление Суворова, что побеждают не числом, а умением.

  В его жизни наступает знаменательное событие, когда он поднимает граненый стакан с водкой, на дне которого блестит звёздочка Героя. Друзья поздравляют его. В завершении вечера к столу подсаживается полупьяный майор, ответственный за охрану гарнизона, и тихо шепчет:

– Я не первый год служу. Смотрю на вас, молодых, у которых на губах ещё не обсохло молоко, и удивляюсь. Посмотри на своих друзей. У всех на груди боевые ордена, которые  раздают вам после каждого удачного вылета. Иной не успел приехать в часть, как стал старшим лейтенантом. На завтра он уже капитан. Немудрено, что при ускоренном продвижении по  службе, ты скоро станешь майором и сравняешься со мной по положению. Вначале меня раздражало, что я здоровый, полный сил, уже в летах мужчина,– он положил большие, сильные руки на стол, отчего они стали казаться ещё более тяжёлыми,– не продвигаюсь по службе, но с течением времени  смирился, следя за разбором полётов. Очень быстро вы получаете ордена и чины и также быстро один за другим, как зажжённые спички, сгораете вместе с самолётами, падающими в море. Уж лучше не торопить время и терпеливо ждать повышение по службе, оставаясь охранником, чем летать в воздухе. Зря ордена и чины не раздают.

  А вот Руслан в чине капитана идёт по маленькому городку, откуда он родом, где все его знают и гордятся его подвигами. С ним под руку идет любимая Людмила в подвенечном платье с цветами в руках. Этот день мог бы продолжаться бесконечно, но время торопит.

  Короткое увольнение заканчивается и, стоящий в створе двери самолета пилот, просит поторопиться. Висящая на шее Людмила не может проститься. Гордая и независимая, она сжалась в комок и, прильнув, вцепилась в любимого человека. Руслан видит, как побледнело ее лицо, как дрожит подбородок, и чувствует,  как сжимаются ее пальцы. Ему кажется, что он готов на всё, лишь бы она перестала плакать. Вместо этого, молодецки выпрямляется и говорит, что труба зовёт. Поджидавший пилот, показывая

на часы, бранится, что не может больше задерживать вылет. Руслан ещё раз сжимает в объятьях жену и решительно идёт к трапу. В самолёте находит кресло у окна и знаком показывает, на каком он месте. Людмила находит нужное круглое стеклянное отверстие в борту самолёта, всматривается в знакомые черты и в ответ быстро – быстро машет рукой.

  Опять возникает фигура майора, подсаживающегося к Руслану. Предсказание сбывается, ловит он себя на застывшей мысли.

   Боль свербит в области сердца. Страшный удар столкнувшихся самолётов затмевает остальные чувства. При падении самолеты еще раз бьются друг об друга и разлетаются в разные стороны. Истребитель Руслана переворачивается, летит боком вниз и крылом врезается в землю, которое обламывается. Под собственной тяжестью самолёт неуклюже опускается. Одного лобового удара хватило, чтобы поникла голова. В дальнейшем, не чувствуется боль в сместившихся позвонках и в образующихся  кровоподтеках, образующихся в местах непроизвольного соприкосновения тела с жёсткими предметами. Не чувствуется и приторная горечь крови, льющаяся изо рта и ушей. Природа позаботилась, что человеку  достаточно одного ужасного удара при столкновении, после которого происходит отключение сознания, а как падает самолет, как его крутит и выворачивает, не важно. Остальное, пожалуй, интересно для создателей кинофильмов, создающих эффекты для вздыхающих зрителей.

  Руслан увидел себя со стороны, сверху, в неестественной позе, склонённым к панели приборов. Окончился смертельный бой. Руки мёртвой хваткой вцепились в штурвал. Туловище, сжатое поясом в талии, искривилось. Наклонённая голова поддалась вперёд и, вывалившись из шлема, застыла. На затылке  торчали коротко стриженные русые волосы. Волосы на месте, успокоил себя Руслан, вспомнив знакомого пилота, неделю назад попавшего в бою в переплёт, после которого, возвратившись на землю,  с волосами, снял волосы с головы вместе со шлемом. Рядом с истребителем лежал исковерканный самолет противника, в котором пилот сидел в кресле, отодвинувшись назад и положив руки, как натянутые струны, на штурвал, будто отдыхал. Появившийся черный ворон возвестил  о прибытии пронзительным карканьем и деловито  уселся на фюзеляж, готовясь к пиршеству. Для него не имело значения, кто прав, а кто виноват. Его интересовало другое: когда и с какого пилота начать? Подчиняясь инстинктам, он приготовился выполнить работу чистильщика и утолить голод.

     Дальнейшие поступки происходили, подчиняясь законам, независимым от Руслана. Он взмыл вверх, осматриваясь кругом и рассматривая свое безжизненное тело.  Память перенесла его к Людмиле, находящейся в положении. Он вспомнил о сыне, который должен скоро родиться, родиться сыном героя и, следовательно, стать героем. Его воскресение ненадолго замедлились. Взгляд остановился на неприятеле. Обескуражило, что с ним ничего не происходит. По его мнению, он должен был вылететь из своего тела и последовать  к небу или, скорее всего, как враг, зарыт темными силам в землю. Ничего подобного не происходило..Пилот, сидевший среди обломков исковерканного самолёта,  не  двигался, что обескураживало, и заставляло задуматься. Недопонимание ушло, когда Руслан увидел открывшийся глаз пилота, который хотел поменять позу. Из его намерений ничего путного не вышло. Тело только зашевелилось и застыло.

Вот в чём разгадка, подумал Руслан, он жив и на его долю выпали страдания, которые следовало ещё пережить.

   Оторвавшись от земли, Руслан продолжил воскресение. Мгновеньем позже  его затянуло в туннель с вращающимися на периферии яркими блёстками. Он не испытывал больше злости к своему недавнему врагу. Делить им было нечего. Каждый жил на земле до тех пор, пока был жив его враг. Заповедь: люби врага своего,– ранее вызывающая улыбку, а то и раздражение, воспринялась отвлеченно. В жизни Руслан всегда отвечал на удар более сильным ударом. Сейчас у него появилось мнение, что они с бывшим неприятелем имеют одни корни и боролись не  на жизнь, живя в границах государств, а сейчас вступают в мир без границ.

    Подняв глаза, он всматривался: кто там встретит его в конце туннеля и встретит ли кто? Он разглядел добродушного старика, раскрывшего объятия. Отец, воюющий на другом фронте, не мог прийти на встречу. Рядом с мужчиной, Руслан не увидел мамы. Милого создание и не могло быть, поскольку она находилась ещё на земле, в другом измерении.. Это он поспешил покинуть бренный мир, опередив её, и тем самы, нарушил естественную череду событий, отчего материнские слёзы стали горше. Стало быть, перед ним стоит дедушка. Кто ещё мог быть? В молодости дед, по рассказам мамы, слыл рыжим, а сейчас предстал седым, исключив возможность определения цвета волос. Выйдя из туннеля, он обнял старика, ни секунды не сомневаясь, что обнимается с дедом, которого практически не помнил, но очень рад видеть.

 

ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ЦЕНТР

   Ник, прибывший из Франции, для создания группы поддержки правительства, пожелал осмотреть участок, на котором предполагалось построить новый посёлок. Его сопровождал Янис, лидер латвийского движения Махариши, которому тоже не терпелось посмотреть купленную Михаилом и Катериной землю. Компания приближалась к участку. Ник, высунувшись из окна машины, подсчитывал аистов, встретившихся в пути. Досчитав до сорока, он воскликнул, что данный тип птиц говорит о сохранности   природы и настраивает на благоприятное предвкушение. Об этом говорил и подымающийся, как на дрожжах, близлежащий дачный посёлок, в котором собирались обосноваться великая актриса Марта, известная поэтесса и не менее важные господа. Ник заключил, что они не случайно поселились вблизи географического центра, от которого исходит, поступающая из космоса, благодать для всей республики. Подобные центры присуще любой системе. Так, ядро является центром земли, солнце – центром солнечной системы, стебель, на котором держится цветок – центром ромашки. Ведущий автомашину Янис свернул с трассы на двухкилометровую грунтовую дорогу, проложенную в лесу и ведущую к участку. На всем протяжении пути путников сопровождали столетние корабельные сосны. Перед въездом на территорию вырос непроходимый бурьян. Пришлось оставить машину. Захватив привезённые припасы и, перепрыгивая с кочки на кочку, удалось преодолеть препятствие и  выйти на простор участка земли, окружённого со всех сторон лесом. Компания гуськом направилась к центру поляны, где развевался флаг, установленный в предыдущий заезд. Постояв у древка с полотнищем, изображающим солнце, Янис заметил, что рядом не хватает государственного флага. Чтобы исправить недочёт, решено было в следующий приезд рядом водрузить красное  полотнище с белой полосой. Торжественная часть закончилась. Прибывшие члены команды, как высыпавшийся из мешка горох, рассыпались по лужайке в разные стороны.

Светило яркое солнце. В его лучах радовалась жизни каждая травинка. Никем не обрабатываемые и не убираемые травы представляли зелёное покрывало.  Хаотично  произрастали дикие кустарники, создававшие также зелёный фон. В отдалении, торжественно стояло несколько разлапистых дубов с обширной кроной. В пониженных местах нашли себе место берёзки, а вокруг, окаймляя участок, стеной стояли сосны. Непогода, слякоть, дождь и нависшие облака, сдавливающие голову, стёрлись из памяти. Прибывшая компания верила, что солнце выставленного флага осветит уголок природы, являющийся центром страны. Осмотрев участок, люди вернулись к флагу. Первой подошла Катерина. За ней, не теряющий её из виду, Михаил.

– Все комары, имеющиеся на поляне, набрасываются на меня в первую очередь, оставляя других в покое. У меня такая кровь. Им достаточно меня одной,– сказала она, отмахиваясь сорванным кустиком.

– Меня тоже покусали,– попробовал успокоить её Михаил.

– Комары – мой бич. Я испытываю ужасную боль при расчёсывании и не могу остановиться. Волдыри, оставшиеся после укусов, раздражают.

   Она расстелила на траве самобранку, поставила термосы с кофе и чаем и начала колдовать над стоящими на земле корзинами с булочками и пирожными. Вскоре вернулись Ник и Янис.

  Присев на подстилку, компания приступила к чаепитию.

– Меня уверяли, что на участке болото и я надеялся увидеть нечто подобное, да ошибся,– сказал Янис.– В этом году не столь дождливое лето и этим можно объяснить сухость почвы. Во всяком случае, я нахожу, что на данной площадке вполне можно и строиться. Как важно увидеть все своими глазами, а не вслепую полагаться на чьи-то рассуждения.

– В Латвии есть микрорайоны и города, стоящие на болотах,– сообщил Михаил, защищая правильность выбранного участка.– Здесь глинистая почва, низкая водоотдача пород и высокий уровень грунтовых вод. Местных строителей не удивишь грунтовыми водами. Я вел переговоры со строителями и имею перечень компаний, готовых хоть завтра приступить к строительству домов. Опасность  другая. Если задержать освоение участка, то начнут произрастать растения болотного типа, высасывающие воду по капиллярам и повышающие уровень грунтовых вод.

  Не перебивая, явно не вслушиваясь в слова, а улавливая лишь льющийся поток, Ник дослушал Михаила и стал рассказывать о своих ощущениях, полученных при знакомстве с участком.

– Я вижу чистую территорию, которая не осквернена химикатами. Местами заметны следы коровьих лепешек,– как нечто завлекательное, сообщил он.– Много цветие трав указывает на различные формы многообразия жизни.

– До того, как мы приобрели участок,– поддержала его Катерина,– я, прибыв сюда, долго сидела на земле и, наслаждаясь окружающим спокойствием, думала, какое прекрасное место мы выбрали. Ночью долго не могла заснуть. Казалось, участок ждал нашего появления. Я заснула только тогда, когда остановилась на том, что здесь следует построить нечто особенное, выдающееся.

   Михаил слышал мнение бывших владельцев участка и прагматично сообщил, что из-за удалённости от основного хозяйства, земля ранее использовалась исключительно в качестве летнего  пастбища, на котором никогда не использовались химические удобрения и гербициды. После развала хозяйства к нему вовсе потеряли интерес.

   После долгих обсуждений наметили день закладки первого камня. О начале строительства, то есть о том, что интересовало Михаила прежде всего, никто не произнёс ни слова. Будто реализация решалась само собой. Никто не обмолвился об отсутствующей денежной массе, необходимой для начала строительства. , присутствующих. Оставалось уповать на судьбу и намерения.

  Участок,  как любой человек или корабль, спущенный на воду, имеет свою  неповторимую судьбу. В развитии центра имелось несколько направлений.  Изначально площадка предназначалась для дачного посёлка, в котором бы жили и работали люди. Количество проживающих людей определялось математическими формулами. Когда Михаил услышал, что для снижения преступности в государстве на двадцать процентов и улучшении жизни населения необходимо всего лишь двести ливитирующих людей, он поднял обе руки для создания для них поселка в центре страны, какой бы утопией начинание не показалась обывателям. В юности Михаил мечтал об улучшении жизни рядом живущих людей. Это не удивительно. Каждое новое поколение рождается с желанием возродить общество. Давняя мечта, подавленная в течение многих лет сиюминутными делами, наконец-то начинала сбываться. Он надеялся, что отцы нации, непрестанно думающие о том, что могут сделать ещё для своего народа, помогут ему. Когда мысли Михаила обрели форму и выразились в словах, Ник, сведущий в ведических знаниях, сообщил:

– Чтобы достичь чего-то, нужно захотеть и тогда задуманное, рано или поздно, обязательно свершится. Главное, быть простым и искренним в начинаниях. Беда заключается в том, что человек часто думает о личном благе, забывая о просветлении. Вместо просветления, зачастую, на голову падает мешок с золотом, о котором он в тайне больше всего мечтает.

– Не дай Бог, чтобы вместо просветления получить мешок с золотом,– произнёс Михаил.

     Желание обогащения у него отсутствовало, но игнорировать интересы семьи тоже не хотелось. . остановил её. Посовещавшись, Михаил с Катериной нашли благоразумным подарить участок Движению, получив в качестве компенсации дом на поляне.

    Предложение воспринялось положительно, но для его реализации требовалось время. Год шёл за годом. Вариант продажи двадцати гектаров земли и получение стартового капитала для других начинаний отбрасывался с самого начала. Михаил решил продать часть территории, но не находил богатых покупателей.  Беспощадное время торопило, а участок стоял, покрываясь растительностью. В голову стали приходить мысли, что жизнь не вечна, и что– то следует предпринять, чтобы сдвинуть процесс с мёртвой точки..

  Пока Михаил рассуждал, что предпринять, на горизонте появился арендатор, собирающийся  построить дом, соорудить искусственное озеро, поставить охотничью вышку и организовать на участке для иностранцев прибыльный туризм с рыбалкой и пальбой по взлетающим с водной глади уткам и,  идущему по тропе, зверью. Вариант не имел права на существование и, выслушав его, Петровы хором отказались от предложения.

 Время не ждало и требовало действий. И в тоже время, наличие намерений само по себе ничего не означало. Свершения в большей степени зависели от страны и готовности нации к переменам, а они пока не проявлялись.

 

  ОГОНЁК В ОКНЕ

  Смеркалось. Лучи заходящего солнца осветили облака, раскрасили их в пурпурно-оранжевый цвет и, погасли. Михаил успел полюбоваться мгновением. Сидя   за компьютером, он давно оторвался от экрана, забыл о времени и через окно рассматривал небо и растущие перед домом деревья. На смену теплому дню пришла прохлада с убаюкивающей тишиной. Птицы, угомонившись, замолкли. Слегка колыхались верхушки деревьев. Очнувшись, он сравнил себя со старушками, сидящими часами у окна и бесцельно смотрящими на улицу. Их, уставших от забот, он начинал понимать, потому что, забывшись, мог сам не один час в  расслабленной позе. Зелень палисадника, разбитого перед домом, способствовала раздумьям. Стоящая за ним, череда пятиэтажных домов, заглушала шум городских магистралей, образуя внутренний дворик. За домом, стоявшим напротив, возвышалась гостиница, расположенная на берегу реки Даугава, воды которой уносили в океан стрессы  столицы. Михаилу нравилось жить в центре города, одновременно защитившись от него строениями и деревьями. Взглянув на потухший экран компьютера, он решил сделать, ставшей модной, кофейную паузу. В кухне посмотрел на часы и с грустью отказался от затеи, так как выпитое  в поздний час кофе явится источником повышения артериального давления, а ночью послужит причиной плохого сна. Пришлось ограничиться чаем. Возвратившись в кабинет с чашкой в руках,  он сел на стоящий рядом с креслом диван. За компьютер не имело смысла садиться. В течение нескольких часов, проведённых за ним, книга, которую он собирался писать, не сдвинулась с места. За день удалось придумать название и только. И не мудрено. До конца не вырисовывались содержание, объём и главы. К счастью вопрос: писать или не писать? – не рассматривался. Желание высказаться и быть услышанным  оставалось, несмотря на то, что книга стала товаром,  а не источником знания.  На авторов свалились проблемы реализации продукции и. техническую литературу создавать стало не выгодно. Вернее, авторы произведений просто не были готовы к повороту таких событий.  С другой стороны, пришёл день, когда можно, не оглядываясь на мнение редакции, высказаться и издать монографию, которую оплачивал сам автор.

    В окне дома, стоявшего напротив, загорелся свет. Когда освещение в квартирах приобрело массовый характер, Михаил включил лампу, стоящую на подоконнике. Для нее не хватало места в квартире, но она  была дорога, как память о Сёме, и кочевала за теперешним ее хозяином из квартиры в квартиру. Еще от шефа остался подарок в виде миниатюрного льва с крыльями, являющего копией, стоящего на площади Венеции, бронзового льва, купленного отцом Семы во время посещения Италии в девятнадцатом веке, Реликвия размещалась на подставке, расположенной под компьютером. Для работы следовало зажечь три, висевшие над компьютерным столом, лампы. Михаил решил включить их после чаепития. Взяв в руки чашку с чаем, сел на диван в позу полу лотоса, в которой мог просидеть достаточно долго, и нежданно  услышал звук от вращения крутящегося кресла.  В след за ним послышался знакомый голос Семена Михайловича, которого не предполагал увидеть. Михаил думал, что они давно распрощались и больше не увидятся. Оказывается, все не так. Они связаны с шефом каким-то образом общей нитью и у них остались вопросы, которые следует разрешить сейчас или в следующей жизни.

– Умные японцы в метро часто поднимают ноги и, скрестив их, сидят на сидениях,– безапелляционно заявил Сема.– Избранную вами позу можно считать вполне разумной, когда несложным приёмом облегчается работа сердца, подающего кровь к конечностям.

  Подняв глаза, Михаил увидел в крутящемся кресле Сёму, спиной повернувшись к окну. Не совсем ясные черты, задрожав, приобрели устойчивую форму. Поджатые губы с хитринкой в глазах, загадочно говорили: вы меня не ждали, а вот он я.

 Находясь в другом теле, блеснула первая мысль у Михаила, шеф, беспрепятственно перемещаться, посещать Японию и прочие страны и делиться впечатлениями. Не то, что прежде.  Теперь ему не следовало задавать каверзных вопросов:

– А вы там бывали и кто вас туда пустил?

Впрочем, продолжать разговор о нравах и привычках японцев тоже не имело смысла. Михаил не собирался в Японию и не обсуждения красот различных стран появился Сема. Хотелось подольше удержать видение и выяснить цель визита.

– В окне я увидел подаренную мной бронзовую лампу и решил заглянуть на огонёк,– продолжил Сема.– Старый абажур обтрепался и твоя рукодельница Катерина, дай Бог ей здоровья, сделала новый. Приятно, что лампа не выброшена на помойку.

  Михаил, разглядывая шефа, нашел его чуть моложе, чем ожидал; таким, каким видел во время первой встречи в  далёком, не досягаемом сегодня, городе Душанбе. В облике сложившегося учёного, осознающего себе цену, было исключение, касающееся цвета  головы. Вместо выкрашенных красных волос появилась естественная благородная седина, повышающая интеллигентность.

     Как в прежние времена, находясь в своей квартире, Сёма сидел за столом в крутящемся кресле, а рядом на диване, заменившим мягкое кресло, в котором удобно сидеть, подняв с пола ноги и положив их на подставку, обосновался его ученик. Только настольная бронзовая лампа, выполненная под старину, переместилась на подоконник. Не хватало маленького столика, инкрустированного слониками из натуральной слоновой кости, стоявшего между ними.  Его судьба была известна обоим. Ближе к переходу в иное измерение, Сёма заболел страстью определения дорогих для него вещей в хорошие руки. На правах первой руки, шеф предложил своему сотруднику заморский столик, но Михаил, услышав о стоимости, и не имея возможности приобрести нравящейся ему вещи, развел руками. Так драгоценная вещь очутилась в музее Востока города Москвы, а Михаил получил в подарок, обычно стоящую на столике, бронзовую лампу, которую принял с благодарностью. За инкрустированным слониками столиком на дачу известного авиаконструктора последовал старинный дубовый обеденный стол, опирающийся в центре на одну львиную ногу, а следом и другие антикварные вещи. От знакомой лампы исходил привычный умиротворяющий свет. Сёма рассматривал кабинет Михаила. Его взгляд остановился на смонтированных во всю стену вплоть до потолка, книжных полках, плавно переходящих в углу в платяной шкаф, занимающий часть соседней   стены вплоть до входной двери, ведущей в соседнюю комнату. Дверцы верхних полок, которые не являлись преградой для всевидящего наблюдателя, закрывали техническую литературу. Сквозь стеклянные дверцы нижних рядов, угадывались кипы бумаг,   видеокассет и книги художественной литературы.

– Я вижу кроме литературы много видеокассет, макулатуру в виде прекрасно изданных цветных рекламных буклетов. Подобное не поощрялось в наше время,– наставительно произнёс он.

– Ничего не поделаешь, – ответил Михаил, – жизнь идёт своим чередом. Со временем меняются ценности.

  Обернувшись к противоположной стене и, увидев висящую гитару, он жестом попросил снять её. Михаил, не рассуждая, исполнил просьбу.

– Вы играете?– спросил Сема.

– Я не знаю нот,– был ответ.

Учитель пошевелился в кресле и сделал аккорд.

– Всё суета сует, –  пропел он, после чего передал гитару обратно.

    Шеф полагал, что выразился предельно ясно. Ключевые слова «все суета сует», как абстрактный мазок экспрессиониста, проявили его умонастроение  более, чем  завершенная картина классического художника. Он сказал все, что хотел сказать. Вся песнь царя Соломона вмещалась в три слова. До сих пор Михаил не замечал пристрастия Семы к музыкальным произведениям. В тот вечер, так и не удалось выяснить, умеет он играть на гитаре или нет. Да это и не особенно интересовало его, предположившего, что если бы родители надумали обучить Сёму музыке, то выбрали бы другой инструмент, в первую очередь скрипку или фортепиано.

– На труды и бесчисленные командировки нами потрачены годы и силы. Вы считаете, что все это суета сует?– спросил Михаил.

– Я всего лишь пропел строчку из песни царя Соломона. Он мог, имея множество жён и наложниц, в том числе и чужестранных,  сидя вечером, на царском крылечке,  философствовать с гитарой в руках. В его понимании всё суета сует, но вам, не достигшим высот царя Соломона, нужно продолжать трудиться. Вам рано петь песни, подражая  Соломону. Вам нужно работать… Миссия учёных состоит в том, чтобы, по отдельным крупицам, создавать целое, то есть открывать то, что давно известно. Ученые, своими трудами открывают законы природы, созданные до их появления, и воссоздают общую картину мира, в котором живут. Постановка вопроса не удивила Михаила. Мысль Семы была ясна, но интересными оставались детали. Захотелось узнать первое, что пришло на ум, а именно: в раю или в аду находится его учитель,.. В то же время…  не хотелось выглядеть бестактным.

– Где вы сейчас, Семён Михайлович?– спросил ученик.

  Сема понял, что имеет в виду Михаил.

– Вместе со своим дядей Михаилом Михайловичем,– уклончиво ответил Сёма.

   Второй круг ада, определил Михаил, основываясь на информации, полученной из Божественной Комедии.

– Рай и ад придуманы людьми,– сказал Семён Михайлович, прочитав мысли Михаила.– В стоящих на ваших полках видеокассетах отыщите фильм «Солярис». Просмотрите его на досуге. В киноленте вы не увидите ни рая, ни ада. В поле всех возможностей, при желании, можно получить любую абстрактную картинку, соответствующую вашим интересам и достоинствам; при желании можно попасть в область бесконечных войн или в светлые слои, где царит тишина и в спокойствии звучит вечная музыка. Там есть мы видим процесс процесс, но нет времени. В фильме «Солярис» при переходе в иной мир у человека меняется формула крови. На самом деле не всё так наивно, как показано в кинофильме «,  но, в целом, правильно. Как-то же надо доходчиво объяснять непосвященным людям присутствие посторонних. Представьте человека с новой формулой крови. Ему не надо больше думать о работе, трудиться ради куска хлеба, заботиться о пропитании, сексе и многом другом. Сколько отпадает забот.

  Сёма покрутился в кресле и  положил руку на стол. От соприкосновения с мышкой компьютера загорелся экран, на котором высветились слова, написанные заглавными буквами: АЭРАЦИЯ ЖИДКОСТИ. С видом знатока компьютерных дел, Семен Ильич небрежно взглянул на техническое устройство, которое не использовалось во время его пребывании на земле.

– Я слышал о вашей новой книге,– сообщил Сёма,– которая будет издана под названием «АЭРАЦИЯ ВОДЫ».

   Михаилу понравилось новое название. Он бы и сам со временем пришел к нему. По телу прошла тёплая волна от известия о будущей книге. Его мучило смешение реальности и нереальности.

– Приятно, что кому-то известно о ненаписанной еще книге,– удивился Михаил, поделившись своими впечатлениями.

– Всякое бывает,– ответил Семён Михайлович. – Я расскажу не выдуманную историю. В детстве, когда был маленьким, я знал, что мой отец вместе с сослуживцами увлекается спиритизмом. Однажды, во время одного из сеансов, проходивших в нашем доме, из шкафа выпала книга. На раскрывшейся страницы, участники сборища обнаружили лежащее послание. Никто из присутствующих офицеров не владел языком, на котором писалось письмо. Вспомнили, о сидящем на кухне денщике отца и второпях позвали его, надеясь, что тот прояснит обстановку. Кавказец увидел каракули бабушки, написанные на родном языке, побледнел и сказал, что бабушка, живущая в далёком ауле, хоть и не владела письмом, шлет ему проклятие за пьянство, разгульный образ жизни и беспорядочные связи с женщинами.

– Всякое бывает,– повторил Михаил, вспомнив сказку Вьясы о путешествии в город трёх принцев, собирающихся обследовать замок,двое из которых не были рождены, а третий еще не зачат. Их поход оканчивался утверждением, что только глупцы думают, что не построенные замки не разрушаются.

  До знакомства с творениями Вьясы, Михаил верил, что не построенный мир, не может быть разрушен. При подключении разума, нереальные события становятся реальными. Оставив в стороне приключения принцев и письмо бабушки из горного аула, Михаил вернулся к тому, что его волновало, то есть к разговору о ненаписанной монографии, ее объёму и содержанию. Благодаря редкостному везению и встрече со знающим специалистом, грех было не воспользоваться возможностью исправить и  дополнить некоторые разделы будущей книги. Он стал делиться своими задумками, но, по вытянутому лицу собеседника, быстро понял, как далёк Сема от его проблем. Шефу, остававшемуся великолепным рассказчиком, не терпелось поведать свои истории, а не вдаваться в чужие проблемы.

– Не забудьте в списке литературы новой книги, сослаться на мои труды. Хорошо также поместить на одной из страниц мою фотографию. Помню, сколько усилий потребовалось мне, чтобы поместить в учебнике для студентов портрет моего учителя. Вначале, мое желание у редактора издательства вызвало энергичный протест. Какое значение имеет фотография для раскрытия темы? – раздраженно спрашивал он, – что символизирует лик?

Я спокойно ответил, что фотографию следует поместить, потому что мой учитель многое сделал для развития отечественной науки. Что я думал на самом деле, редактор так и не узнал никогда. Учтите и вы, что главное – это правильно отвечать на заданный вопрос. Слушатель, задающий вопрос, должен понять, что к чему. Умение убеждать – одно из достоинств человека. Отвечать на каверзные вопросы следует красиво и умно, как дипломат Чичерин. Когда во Франции, издевательски улыбаясь, его спросили: – зачем на флаге Армении изображена гора  Арарат, не входящая в территорию республики? – то получили достойный ответ:  солнце тоже не находится на территории Японии, но оно изображено на флаге. Вне зависимости от того, что все знают, почему на флаге Армении изображён Арарат, никто других глупых вопросов не посмел задать. О чём можно спрашивать, когда сказать нечего.

 C фотографией и ответами на вопросы, все было ясно. Оставались ссылки на труды Семы в будущей книге.

– Неужели ссылки на ваши труды, сейчас имеют большое значение для вас, Семён Михайлович?– спросил Михаил.

– Чем больше ссылок, тем лучше,– убежденно высказался шеф. – Они нужны в первую очередь для живущих на земле людей. Чтоб помнили. Для других, пребывающих в ином теле, они тоже не бесполезны. Связь миров существует. Одно является отражением другого. Лишнее упоминание обо мне, пусть не превысит чашу моих достижений, но обязательно привлечёт внимание ко мне. Выяснением отношений занимаются и в этом, и в другом мире, повсюду. Вспомните греческие мифы. Боги обеспокоены,  кто из них самый лучший и великий. В другой части света, в споре участвуют дебаты, выясняя, кто быстрее всех семь раз обогнёт землю. Ганеш, участвуя в споре и чувствуя, что проигрывает, пошел на хитрость. Вместо того, чтобы сделать семь кругов вокруг земли, он делает семь кругов вокруг родителей. Выявлять победителя пришлось находящемуся в центре внимания Шиве, отцу Ганеша. Подтвердив действенность выражения «Я – Вселенная»,– он признал сына, выигравшим пари. Соревнующимся ничего не оставалось, Как признать свое поражение, потому что Шива является Вселенной, а Земля, только часть ее.

– Теперь к списку литературы, которому я не предавал серьёзного значения, буду относиться более внимательно,– заверил Михаил.

– Ко всему следует относиться серьёзно,– продолжал поучать Сёма.– Я надеюсь, что ваша книга займёт достойное место среди достойных. Вы мой ученик, этим всё сказано. Вам придётся постараться, чтобы достичь моих высот. Помню, как-то я просидел два дня в Ленинской библиотеке и пришёл к выводу, что лучше меня никто ничего ещё ничего не написал.

– Интересно, что думают о ваших книгах люди?– спросил Михаил. Существует обратная связь, о которой не следует забывать. Кроме мнения автора интересно мнение читателей. Как они оценивают затраченный труд? Ведь мы пишем для них.

– Не обольщайтесь! В первую очередь, мы пишем для себя. Нам нужно выразиться, а не мифическим читателям.

   Сёма оставался Сёмой. От скромности вы не умрёте, говорили ему при жизни. Ничего не изменилось с тех пор, несмотря на всевозможные преобразования и пребывание в ином теле.

 

НА БЕРЕГУ СВЯТОЙ РЕКИ

  В аэропорту Бангалор небольшую группу из четырех человек, прибывших в клинику Панча-Кармы, встречал доктор Омнах. Он несколько лет проработал в аналогичной клинике в городе Москве и сносно выучил русский язык. После взаимных приветствий, в знак уважения, гостям, вступившим на землю Индии, преподнесли гирлянды из свежих благоухающих цветов, а мужчинам по традиции на головы надели, исполненные по шаблону из полиэтилена, чалмы желтого цвета под позолоту.  Стоявший на стоянке микроавтобус вскоре тронулся по намеченному маршруту. В течение всего пути Омнах рассказывал о встречающихся в дороге достопримечательностях. В городе Майсур он свернул на знакомую улицу и показал собственный двухэтажный дом, выглядевший типовым среди других, стоящих рядом. Увиденное несколько изменило представление Михаила об индийцах. Ранее он считал, что прибыл в страну, где достаточно много людей, имеющих низкий достаток и живущих в неблагоустроенных домах. Через полчаса появилась клиника, расположенная на берегу святой реки. У входа стоял, как часовой, старец в поношенной военной форме, который с поклоном встретил выходящих из автомашины людей. Сразу за  воротами стояло недавно побелённое административное здание местной постройки в виде двух соединённых между собой шайб с общей покатой крышей из сахарного тростника. Плантация тростника располагалась тут же, через дорогу, у реки. Площадка перед входом в клинику расходилась веером. Справа от нее, на приличном расстоянии друг от друга, располагались столовая с крохотной кухней, имевшей обширную веранду, предназначенной для приёма пищи на открытом воздухе, и двухэтажное модерное строение с верандой на первом этаже. За клиникой, имевшей отделения для мужчин и женщин, располагался спальный корпус. За плантацией сахарного тростника  на берегу реки возводились два новых двухэтажных корпуса. В середине участка, поделённого на делянки, произрастали маркированные, целебные растения, предназначенные для производства лекарств, потребляемых на месте. Тропинки, затейливо извиваясь между кустами и деревьями, вели вниз к реке со стремительным течением, характерным для скальных пород. Повсюду буйно росли, в своём естестве, цветы, которые жители средней полосы привыкли выращивать на подоконниках у себя дома, не подозревая о возможности их роста в природных условиях. Банановые деревья сами собой произрастали по границе территории. На другом берегу, стояла кокосовая  роща, принадлежавшая другому хозяину. Появившаяся семья обезьян степенно  продефилировала от одного дерева к другому, пробуя на вкус бананы. Посчитав плоды не достаточно зрелыми, вожак дал команду оставить их в покое и отправиться в поисках пропитания дальше. Не обращая ни на кого внимания, диковинная для приезжих птица, расставив крылья и трепеща ими, сушила перья, обосновавшись на камне посреди русла. В низовье, там, где раздваивалась река, течение становилось более спокойным. На берегу с удочкой сидел рыбак. Разглядев богатый улов, Михаил определил, что попал не в развитую, а в развивающуюся страну, где улов не выбрасывают обратно в реку, а варят или жарят, а затем пробуют.

    Юркий Омнах, знакомя приезжих с окрестностями, подвел приезжих к спальному корпусу. Показав апартаменты, он с чувством гордости, указал на душ с горячей водой, что, видимо, считалось редкостью, и объявил, что четырёх прибывших пациентов будут обслуживать двенадцать человек.

– Что ещё надо?– вызывающе спросил он.

   Ответ прозвучал хором:

– Ничего не надо.

   Ничего более не требовалось гостям, прибывшим в райский уголок, где отсутствует суета и царствуют внимание и забота на фоне сказочной природы.

   Близился вечер. Омнах собрал всех на веранде административного здания, взял у пациентов пульс и назначил процедуры, после чего повел приезжих в столовую. Перед сном объявил, что имел разговор с хозяином клиники Сидхаром, который намерен в конце недели познакомиться с пациентами, осуществить церемонию открытия новой клиники и провести с приезжими мастер-класс, преподав урок жизни.

    В назначенное время, стоя на террасе административного здания, прилежные ученики ожидали прибытия Сидхара. Омнах стоял у входа и, увидев машину у ворот клиники, дал команду обслуживающему персоналу занять положенные места для приветствий.  Представив  хозяина клинки пациентам, как учителя  нового направления, покинул помещение, полагая, что миссию выполнил. Новоявленные ученики почтенного возраста  ожидали начала урока. Они полукругом уселись на на подстилки с блокнотами в руках, вокруг Сидхара. Катерина и Михаил расположились в центре. Со стороны Катерины села  Виктория, а с боку Михаила – Константин. Разделение на мужскую и женскую половины была соблюдена. Дамы широкими юбками закрыли ноги.

     Сидхар заговорил о своем положении в обществе. Он представился крупным землевладельцем, получившим владения по наследству. Его отец, также как и дед.  и прадед, отличались богатством и знаниями. Мои дети пойдут по моим стопам, сказал он, они наизусть знают главы Бхагават-гиты на санскрите, священном языке Бога. Времена проходят, одно сменяет другое, а санскрит остается неизменным. Наша семья специализируется на выращивании сельскохозяйственной продукции и стремится к созданию в промышленном объёме фруктов заданной конфигурации, пользующейся повышенным спросом в Европе и Америке. По предложению доктора Омнаха, мы расширили поле деятельности, занявшись строительством клиник Панча-Кармы и выращиванием лечебных растений. Вы, по существу, открываете клинику, в которой не достроены два двухэтажных корпуса, и являетесь первыми посетителями.  Поэтому к вам, у нас особое отношение. На юге Индии завершается возведение ещё одной клиники, рассчитанной на прием большего числа посетителей. Рассказ о себе, является вводной частью моего урока, чтобы вы имели представление, кто перед вами. Теперь я перейду к основной части беседы.

  У человека в жизни имеются четыре цели, начал урок жизни Сидхар. К первым двум, относятся безопасность и удовлетворение желаний. Первая цель одинакова для человека и животного. Неудивительно, что иной человек, ради безопасности дома и семьи, подверженный животным  инстинктам, готов пойти на самые крайние меры. Некоторый, будучи в прошлой жизни животным и в первый раз родившийся человеком, подспудно ведет себя чрезмерно агрессивно, беспощадно расправляясь с мнимыми врагами, добывая корм и защищая дом. При насыщении животного будущая жертва может не опасаться за свою жизнь и находиться вблизи недавнего преследователя совсем близко, чувствуя себя в безопасности. Лань может спокойно дефилировать рядом с сытой львицей, создавая иллюзию гармонии среди животных. За безопасностью следует удовлетворение желаний.  В третьей части, именуемой выбором, человек отличается от животного. Растения и животные запрограммированы и такими остаются в течение жизни. Человек же имеет свободу выбора. Перед действием обычно следуют раздумья, когда он рассуждает: это правильно, а это нет, это можно делать, а от этого следует воздержаться, что делает его особенным. Человек может ехать на машине со скоростью двести километров в час и в подходящий момент воспользоваться тормозами. Возможность выбора осуществляется с помощью механизмов, называемых этиками, которые различны для человека и общества. Этики обеспечивают дхарму. Этики для общества, относятся к общественной дхарме и представлены универсальными, такими как «не убий», «не укради» и специфическими, отличающимися друг от друга, такими как «ответственность отца, сына, студента»…    Целью человека является достижение четырёх целей, но сначала, он должен достичь первых трёх. Человек должен следовать этикам, обеспечить безопасность и получить удовлетворение желаний. В постоянно меняющемся мире человек то счастлив, то не счастлив. С этиками нет компромиссов. Когда человек не следует им, он не достигает успеха. В четвертой цели отсутствуют действия и присутствуют исключительно знания. На карму людей, на девяносто процентов, влияют действия, а на десять процентов – знания. Если он не прошёл три цели успешно и подошёл к четвертой, то не может продвигаться дальше.  Многое зависит и от того, как вёл себя человек в трех целях в возрасте до шестидесяти лет, влияющих на то, что он достигнет в четвёртой цели. Чтобы подойти к четвёртой цели, человек должен быть успешным в трёх частях и почувствовать, что это его не удовлетворяет. Тогда он приходит к учителю и тот даёт ему этики четвёртой цели.

  В один прекрасный день я нашёл своего гуру, перешагнув порог ашрама. Сейчас я живу в нём в рабочие дни недели, а в воскресные – иду домой. Придёт день, когда я останусь с учителем навсегда. Тот, кто следует четвёртой цели, достигает Веданту. Её достигает очень малое количество людей. К цели обычно приходят саньяси. Тех, кому удалось постичь знание, и того меньше. Основной целью человека является достижение пятой цели, называемой мокшой, то есть свободой или освобождением, которую получает человек не после смерти, а на земле. Здесь и сейчас. Человек обеспечивается свободой, живя в последний раз. Джива освобождается от уз сансары.

  По окончании занятий, вопросов не последовало. И не потому, что их не возникло.Никто не хотел накалять обстановку.

  Урок, данный Сидхаром, закончился. Урок, преподносимый жизнью, продолжался. Появившийся на горизонте Омнах, повел Сидхара в комнату на второй этаж поговорить по душам. Ученики, оставшиеся на террасе, не собирались вставать с подстилок и заводить спор, уверенные, что, вне зависимости от их мнения, Сидхар не свернёт с выбранного пути.  Они уже многое слышали о шести направлениях в индийской философии и представляли разницу между трактовкой восьми этапов развития йоги и комплексном взгляде на восьмеричное развитие йоги, основанном не на поэтапном, а на одновременном развитии человека. Путь, выбранный Сидхаром, предназначенный для богатых,  не затрагивал  их судьбу. Из оставшихся на террасе людей, никто не отличался состоятельностью. В Индии существовали и другие практики духовного развития. Открытым вопросом оставалось будущее монахов и пуруш, не связывающих себя с материальными ценностями. Днем ранее, местный астролог, составляющий астрологический прогноз для Катерины, заверил, что она, живущая в семье, получает просветление в течение жизни.  Сидящую рядом с ней на коврике амбициозную Викторию, гроссмейстера по шахматам, претендующую в международных турнирах на призовые места, очень даже интересовал вопрос о просветления. Чтобы прояснить обстановку и поставить точки надi, она договорилась с астрологом встретиться после завтрака на лужайке, и составить карту судьбы. Константина, сидящего возле Михаила, не особенно интересовало, куда он попадёт после смерти. Для демонстрации своих возможностей он сел в позу лотоса. При желании, ему не составило труда встать и на голову. Ему нравилось жить на земле, оставаться здоровым, заниматься модной йогой, успешно вести дела, путешествовать и наслаждаться жизнью. Он не собирался покидать землю и вернуться на нее вновь посчитал бы за счастье. По классификации Сидхара, Михаил, для которого  обеспеченность всегда стояла не на последнем месте, приближался к четвёртой цели, успешно пройдя первые три. Он никогда не мог сказать себе, что денег достаточно. Их всегда не хватало, но он никогда не собирался делать деньги ради денег. Он понимал, что с помощью их легче получить хорошее образование и устроить личную жизнь, что они средство, а не цель. Они не увеличивают таланта, и без них можно счастливо прожить, не теряя человеческого образа. Наличие таланта воспринималось им значительнее богатства, к которому стремилось большинство людей. Его дальнейшая судьба оставалась для него загадкой.

   Как-то во сне, ему приснилась мама, стоящая на бугорке в обнимку с берёзкой. Он не прочь был после смерти очутиться рядом с ней. Его не смущала возможность очутиться и во втором круге ада в компании Ньютона, Галилея и других уважаемых ученых,  со знанием дела поговорив с ними о загрязнении и самоочищении рек и водоёмом. Открытым оставался вопрос встречи в будущей жизни с Катериной, составляющей с ним единое целое и их дальнейшие судьбы. Будут ли они в иной жизни, взявшись за руки, идти вместе или каждый пойдет своим путём, не зависящим от их желания. Теплилась надежда, что их пути все-таки пересекутся. На всякий случай, они договорились о месте, где встретятся в следующей жизни.

   Наступило время завтрака и гости отправились в столовую.  После его завершения за столом, стоящим на веранде, группа пациентов из четырех человек, начала оживлённо составлять меню на обед. Присутствующие единогласно исключили острые блюда, преобладавшие в индийской кухне, которыми увлекались при приезде в Индию.  Подошедший к компании  Омнах объявил, что отлично готовит супчик, которому обучился, работая в России, и  его блюдо должно обязательно понравиться гостям.

– Это не супчик,– сказал он,– это любовь.

– Если это любовь, мы согласны,– за всех ответила Виктория.

   Омнах отправился колдовать на кухню, а компания продолжала наслаждаться окружающим спокойствием и утренней прохладой солнечного дня. Виктория, обратив внимания на подвески в ушах соседки, поинтересовалась их происхождением. Катерина подробно и обстоятельно стала рассказывать, как она приобрела драгоценности в Париже. Михаил и Константин сидели, не вникая в женские дела. Викторию же завлекли пояснения.

    Когда, говорила Катерина, в Париже мы вышли на улицу из метро, я удивилась, не понимая, куда попала. В центре Франции находился негритянский квартал. Повсюду сновали люди, имевшие цвет кожи от бледной слоновой кости  до смоляной чёрной. На тротуаре стояло несколько прилавков. У первого продавалась бижутерия. После обстоятельного просмотра товара, Катя перешла ко второму лотку.

– Саботаж! – закричал, артистически размахивая руками, хозяин прилавков, сидящий чуть поодаль от продавцов, подчёркивая превосходство над ними.

   Услышав русскую речь, он пожелал обратить на себя внимание покупателей.

– Я люблю вначале всё осмотреть, а потом выбрать, – пояснила ему Катерина.

– Тогда другое дело,– обрадовался хозяин прилавков.– Я открою вам запасники и покажу то, что находится в местах, недоступных глазу.

  Роясь в сундуке, он поднял голову и сказал:

– Мне приятно поговорить с вами. Я окончил университет имени Патриса Лумумбы в России и жил несколько лет в Москве и Ленинграде, после чего вернулся домой. Последние годы, обосновавшись в Париже, курсирую между Африкой и Францией, снабжая французов африканскими изделиями.

– Я вижу прекрасные вещи, продаваемые не по ценам Европы, а Африки,– з аметила Катерина.

  Она начала рассказывать Виктории о презентах, приобретенных у киоска, для многочисленных родных и близких, живущих в Риге. Михаил, не слушая, слушал, подозревая, что женский разговор не скоро oкончится. Начался разбор покупок. Он находился за столом, а его ум, переключившись, блуждал по окрестностям и незаметно, свободно перескакивая с предмета на предмет, очутился в Париже, где гостил вместе Катерина две недели у живущего в Медоне Ника, в пригороде Парижа.  Франции. имеющим другого Гуру. Каждый новый день в Париже начинался с выбора района, который хотелось посмотреть. При первом посещении города, вдохнув воздух и увидев французов, Михаил понял, почему белогвардейцы после Октябрьской революции, покинув Россию, обосновались во Франции, а не в Германии, расположенной, значительно ближе к российской границе. Беспечно расхаживая по перрону метро, он поймал себя на мысли, что многие русские женщины, мечтающие выйти  замуж за иностранцев и покинуть родину из-за неурядиц в родной стране, украсили бы нацию. Город, в котором каждое здание имело свою историю, и достойно отдельного описания, заворожил его. Не обошлось и без курьезов. Елисеевские поля оказались, вовсе не полями, а в Булонский лес не поехали из-за опасения, что он тоже предстанет не лесом. После недельного знакомства со столицей, Ник, выступающий в роли гида, решил показать город Медон, в котором жил и вырос. Осмотр начали с королевского замка.

– Когда король,– сказал Ник,– покинул Лувр и перебрался с королевской свитой в новую резиденцию, расположенную в Медоне, он отдалился от народа. Когда король переехал в Версаль, он забыл о народе.

   Ник показал остатки королевского замка,  зимнюю оранжерею, восстановленную после гитлеровского нашествия, и обсерваторию, являющуюся гордостью нации. По дороге домой остановился у школы, в которой учился.

– В нашем классе училось много детей, выходцев из России. За одной партой со мной сидел сын Марины Влади и немудрено, что я изучил основы русского языка. Большинство учеников нашего класса пополнило ряды мастеров искусства. После школы я поступил в художественное училище и  на первом конкурсе, организованном мэрией, получил главный приз. Сбегая на улицу по ступенькам выставочного зала с охапкой цветов и ценными подарками в руках, я был счастлив.

   Первая, серьёзно выполненная  картина «портрет старого палестинца», получившее признание, была подарена маме и висела в гостиной. Михаил давно заметил и по достоинству оценил портрет старика. При представившейся возможности, он внимательно рассмотрел  картину и нашел её ещё более интересной, чем при первом осмотре. На стенах висело множество других полотен. Ни одно из них не привлекло столь сильного внимания. Комната Ника, расположенная в семейном, трехэтажном доме на втором этаже, где разместились  Петровы, напоминала о своём владельце. В углу на просторной постели, сооруженной на полу, ночевали гости. Не вызывало сомнений, что комната предназначалась для художника. Её потолок, разрисованный масляными красками, имел вид подымающегося неба, устремленного в небеса. Можно было лёжа рассматривать отдельные детали, ведущие к вихрям, подымающимся вверх. Единственное окно выходило в просторный двор, превращенный братом Ника, в ботанический сад. Весь Париж, находящийся в огромной впадине, лежал внизу в своём великолепии.  В центре возвышалась башня Эйфеля. Город, возведённый из белого камня, поражал размером и мощью.

  Во время обеда в гостиной, проходящего при бесчисленной смене тарелок, Михаил, рассматривал понравившуюся висевшую напротив картину.  Среди висящих полотен, не находилось равных. Захотелось спросить: где остальные картины подобного качества? Выглядеть бестактным и затрагивать запрещённые темы, он не решился и остановился на простом решении: отложить напрашивающийся вопрос на неопределённое время. К нему подвёл, сам того не ведая, Ник, когда привёз гостей на Монмартр, к месту обитания французских художников, которое не обходит ни один турист. То, что воочию увидел Михаил, потрясло его. Во всяком случае, он ожидал соприкоснуться с нечто иным, сросшимся в его воображении. Описания, почерпнутые из книг, нередко превосходят реальность. С подобным, он сталкивался и раньше,  когда заехал в Бахчисарай полюбоваться фонтаном, описанным Пушкиным. Запечатленный в сознании бахчисарайский  фонтан превосходил существующий. Пришлось убедиться, что мышление порой лучше действительности. На пяточке Монмартра, поделённом на деревянные клетушки, сидело множество художников, зазывающих туристов нарисовать портреты в считанные минуты. Вокруг площади и за ее пределами, на близлежащих улицах, обосновалось бесчисленное множество кафе и ресторанов, делающих свой бизнес. Катерине захотелось попробовать блин, выпекаемый на  чугунном диске, на котором шаблоном, вращаемым по кругу, размазывалось тесто. Отпивая кофе и жуя блин, Михаил удостоверился, что жена печет блины вкуснее, чем обосновавшиеся в Париже азиаты.

– Вот  мое рабочее место, если бы я стал профессиональным художником,– сказал Ник, указывая на тесно сидящих художников в клетушках.

– Почему вы не стали профессионалом?– спросил Михаил, вернувшись к жгучему вопросу, не дававшему ему покоя.– Я не видел в гостиной картин, равных по значимости портрету палестинца. На испещренном морщинами лице, являющимся зеркалом души, в черточках отражены невзгоды, радость и мудрость, приобретенные за долгие годы жизни.

    Ему хотелось увидеть в гостиной шедевры, не уступающие портрету пожилого палестинца,

– По окончании художественного училища я стал пурушей и переехал в Голландию к Махарише, в то время нуждающимся в художнике – оформителе. Кроме книг, я составлял  плакаты с диаграммами и графиками, используемыми и поныне. С появлением  компьютерной графики у меня стало меньше работы. С Махариши, познавая его учение, пришлось объездить множество стран. Я нормальный человек и мог бы обзавестись семьёй, но то, что вижу в семьях друзей и в отношениях между людьми, не может удовлетворить меня. Лучше удалиться в укромное место и жить наедине с собой. Когда мама впервые увидела меня после родов, она воскликнула, что родился монах. Если бы не встретился Махариши, я все равно примкнул бы к какой-нибудь религиозной концессии. Сейчас, мой дневной распорядок дня, сравнительно прост и однообразен: длительные утренние и вечерние программы сознания в европейской группе пуруш и периодическое участие в проектах по созданию новых групп поддержки правительства в различных странах с перерывом на обед и отдых.  Свободное послеобеденное время уходит на прогулки, раздумья и рисунки, полотна которых, я раздариваю друзьям и знакомым. Группа, в которой я нахожусь, как пылесос,снимает коллективный стресс и очищает людей. Её назначение более высокое по сравнению с любыми другими занятиями. Есть вещи существеннее, чем профессиональные успехи. Я освобожден от ударов судьбы, пинаемых, как футбольный мяч на поле, в разные стороны и выступаю всего лишь наблюдателем, не привязываясь к результатам. Оставаясь целеустремленным,  шевелю ногами и не ожидаю мгновенного решения вопроса. Иду вперед и делаю свою работу. Это мой выбор.

 

РАЗГОВОР С ПУСТОТОЙ

  Городской парк окаймляла металлическая ограда по периметру квартала. Михаил вошёл в него через центральный вход, состоящий из трёх ажурных сводчатых ворот,  и свернул с главной аллеи в сторону к скамейке, установленной на овальном бетонном пяточке под кронами деревьев. Знакомый парк, расположенный рядом со школой, в которой он учился, практически не претерпел изменений. К числу не  лучших перемен относилась замена традиционных качелей и колеса обозрения, стоящих в левом углу, на автодромы и игральные аппараты. В правом углу, как и прежде, обосновался добротный летний театр, пользующийся успехом у гастрольных артистов и, что  немаловажно, у зрителей. За ним размещалась дирекция со служебным входом, выходящим на городскую улицу. На обширной территории, слева от главной аллеи, располагались шахматный павильон, танцплощадка, именуемая по-современному дискотекой, летний кинотеатр и площадка для гандбола, а справа, за лесопарковой зоной, стоял баскетбольный стадион, разбитый на открытом воздухе. За ним среди лесонасаждений и цветочных клумб размещались ресторан и бары. Прогуливаясь, во время одной из командировок, по парку вместе с Сёмой, Михаил услышал глубокомысленное замечание шефа, нарушившего тишину, что они передвигаются по прекрасному Английскому парку.

   Напрашивался детский вопрос: почему?

– Почему английский, а не русский или какой-либо еще?– поинтересовался Михаил.

– Потому что парки подразделяются на два типа: английский и французский. Русские парки, в квалификации, отсутствуют. Во французских парках деревья искусно  подстригаются, а дорожки чётко планируются и выходят к центру, в английских, – наставительно заметил Сёма,– используется  красота низин и возвышенностей  и искусственно создаются укромные уголки. Без крупных ассигнований на изменение вертикальной планировки лесонасаждения разделяют затейливыми аллеями и дорожками  на участки, в которых флора произрастает бессистемно. Большинство парков мира причисляются к английскому стилю. Вот почему ашхабадский парк относится к английским, а не к французским.

   Деление парков на английские и французские, напомнили Михаилу об известных отличиях между прозой и поэзией, близких к демагогии, когда всё, что не есть поэзия, есть проза и наоборот. Михаил не возражал, что прекрасный ашхабадский парк относится к английским. Сидя на изогнутой скамейке, он поёрзал, расправил плечи, положил руки на колени и закрыл глаза. Через неопределённое время ему почудилось чьё-то присутствие. Михаил удивился, что не услышал бесшумных шагов подсевшего человека. Резко повернуться, чтобы посмотреть на пришедшего, не удалось. Невозможно было пошевелиться. Неведомая сила сковала шею и плечи. Во сне случается испытывать нечто подобное, подумал он, когда надвигается кулак, а ты не в силах пошевелится, чтобы предотвратить удар, отчего желание обессиливающих членов противостоять становится ещё более осязаемым. Вместе с оставленной затеей повернуть голову исчезло и насилие, как будто его совсем и не существовало. Придя в себя, Михаил решился поговорить с пришельцем, не затрагивая серьёзных проблем.

– Не крестить же мне, с ним, детей! – запальчиво произнёс он про себя.

– Придётся со мной,– послышался размеренный беззвучный голос собеседника.

  В недоумении, Михаил повернул голову в сторону и не увидел никого.

Некто слушает меня, находится поблизости и готов вести беседу, осознал Михаил, а  видение собеседника наяву, вовсе не обязательно, если мозг, минуя слуховой аппарат, способен слышать и читать мысли.

– Как бы то ни было, я готов начать разговор,– произнес про себя, Михаил.

   Со стороны беседа походила на заговаривание с самим собой, выходящая за допустимые рамки.Хорошо, что третьи лица, отсутствовали. Михаил не раз видел, как люди нередко начинают разговаривать сами с собой и, в забытьи, обсуждают  интересующую  тему на два голоса. Безумием выглядит и ситуация, когда мерещатся,  находящиеся рядом люди, разговаривающие с тобой. К счастью, ни того, ни другого не наблюдалось. Присутствие посторонних в обозримом пространстве не обнаруживалось. Михаил тихо и скромно сидел на скамейке и вел беседу, имея телепатическую связь с пришельцем. Для него оставалось загадкой: с кем он разговаривает?

– Какой вы национальности?– спросил Михаил, обращаясь в никуда, с внутренним  ожиданием  ответа.

– Вопрос не самый интересный?-последовал ответ.– Национальности придумали люди. Я ко всем индивидам отношусь одинаково корректно. Отдавать предпочтение какой-либо национальности равносильно выбору жизни у моря, в горах, среди дремучих лесов или сыпучих песков. Попробуйте выбрать лучший цвет глаз. Я заранее скажу, что вы потерпите фиаско. Никто и никогда не откажется от своих изумрудно-зелёных тигровых глаз, карих глаз предсказателя, агатовых черных глаз ночи, серых глаз степных дорог, синих васильковых или горящих огнём желтых глаз.

– Кто вы?

– Все зависит от твоего воображения. Каким ты меня представляешь, таков я есть. При желании я могу предстать кем угодно. В зависимости от полушарий, выгляжу представителем Запада или Востока, но всегда благообразно.

– Невозможно, в одном случае, выглядеть англосаксом, а в другом славянином или азиатом. Налицо отличия. Какова ваша суть?

– Разнообразие объединяет мир, делая его многообразным. Ищи не различия, а сходство. Устанавливая контакт с обитателем леса, Маугли говорил:  мы с тобой одной крови! Он даже не задумывался упомянуть группу крови, хотя у человека, всего четыре группы крови. А какие мы все разные!

– Вы причисляете себя к людям?!

– Ты увидишь меня в сновидениях и сразу узнаешь меня.

   Почудилось, что подвергается испытанию не отвечающий, а Михаил, задающий вопросы.  Появление незримого собеседника наталкивало на мысль, что, как бы мы не уединялись, мы никогда не остаёмся одни. Поблизости всегда кто-то находится и при необходимости может вступить в беседу. Присутствие наяву посторонних наблюдателей, вовсе не обязательно. Мозг способен, минуя слуховой аппарат, воспринимать информацию. Надобность в переводе бессловесного в осязаемый разговор отпала. Языковые барьеры, насаждаемые людскими группировками, стали сломленными. Появилась способность говорить на любом языке и, более того, при желании ничего не говорить. Достаточно подумать, при необходимости задать вопрос и получить беззвучный ответ. С таким же успехом можно отвечать самому себе на вопросы, думая, что разговариваешь с кем-то. Стараясь понять непостижимое, Михаил затих, удовлетворённый тем, что рядом с ним действительно кто-то находится. Захотелось протянуть руку в сторону, наткнуться на чью-то руку, сжать, пусть ледышки холодных или теплых пальцев и ощутить ответное рукопожатие. Сделав движение в сторону, он не наткнулся ни на что. Взамен почувствовал появление теплоты в надлобье головы, перешедшее в холодный ветер, дующий прямо в лицо. Поделившись впечатлением об ощущении холодной температуры, он получил ответ, что в космосе температура ниже сорока градусов и потому поток ледяной.

– Пусть он остаётся близким к местным широтам,– остановил собеседника Михаил, не желая испытывать новых ощущений, связанных с превращениями.

     Все же неразрешенные вопросы существовали. Осталось не выясненным: с кем ведется незримый разговор, что он несет и что представляет собой пришелец – силы добра или зла?

– Это легко проверить по результату и последующим поступкам,– услышал Михаил,– Если сообщение излучает благость для человечества, можно следовать внутреннему голосу пророка и следовать его указаниям. Главное, не нести отсебятину. Если общение влечет недопонимание людей и раздор, нужно поскорее отказаться от лжепророка. Ненужные встречи вредны.

– Первое знакомство состоялось, подытожил Михаил, оценивая начавшийся, бессловесный разговор.

    Неожиданно его правая рука задвигалась.

– Людям на земле дано всё, чтобы выжить,– услышал он новость, обозначавшую, по всей вероятности сутру.

 Жестикуляция пальцев руки Михаила, повторила смысл произнесённых слов. Подсмеиваясь над собой, он шёпотом повторил услышанную фразу. Поднятый вверх указательный палец, безусловно, означал человека, а прочерченный круг – символизировал Землю, на которой стоял человек. Рука начертала с подъёмом вверх гипотенузу и описала два катета вертикально стоявшего треугольника, замкнувшегося в первоначальной точке. Расшифрованное безотрывное письмо, высказанное немым текстом, означало: «дано всё, чтобы». Трижды прочерченный следом круг, означал слово «выжить». Удивительно, что слово выжить, по транскрипции, соответствовала трём жизням человека. Было о чём задуматься. Пусть не о трёх жизнях, а хотя бы об одной.

    Чтобы лучше запомнилось выражение, рука, независимо от желания, повторила жестикуляцию слов.

– Не забудь,– услышал Михаил,– вставить данное предложение в свою новую книгу.

– Поместить в качестве эпиграфа или вставить в тексте, между словами?– мысленно спросил Михаил.

– Не имеет значение, где поместить.

– Михаил согласился, что не имеет значения, где благоухает прекрасный цветок. Он привлечёт к себе внимание, находясь и в букете, и на лесной поляне.

    Не раз повторенное слово «выжить» прозвучало в ушах.

– В течение жизни, мы нередко попадаем в передряги, из которых с трудом выкарабкиваемся,– сказал Михаил. – Наша жизнь похожа на войну, в которой главное, уцелеть, не уронив достоинства. Счастье, если удается, при этом, блеснуть героизмом. Должен отметить, что выживание меня не совсем устраивает. Я хочу выглядеть счастливым. Что нужно для этого?

– Нужно попросить счастья,– последовал телеграфный ответ.

– У кого? В церкови?

– Не обязательно. Обратись к небесам. Просьба я, произнесенная по простоте душевной и с чистыми намерениями. Осуществится.

    Михаил возвел руки к небу.

– Я прошу,– сказал он,– успехов себе, семье и клану, к которому принадлежу. Прошу здоровья и не увядания до самого последнего дня. Я не боюсь смерти, но не терплю немощность и страданий. Пусть переход от одного состояния в другое осуществится мгновенно без излишних забот близких.

– Твой путь будет с взлетами и падениями, но всегда при поддержке Природы.

– Синусоида жизни меня устраивает. На дорогу, усыпанную цветами, я и не рассчитываю.

  Михаил не стремился закончить встречу. У него само собой возникали вопросы, требующие немедленных ответов.

– Что самое ценное в человеке?– мысленно спросил он.

– Три части,– послышался мгновенный ответ.

   Михаил подумал, что три части являются только началом. За ними последуют числа и семь, и двенадцать, и двадцать семь и сто восемь.. Его, как школьника, чтобы он не сбился при обучении, ведут от простого к более сложному. Переключив внимание на поиски трех самых ценных мест в человеке, Михаил не мог не отметить, часто встречающееся число три в датах жизни, сказках и писаниях. Три карты у Пушкина, три круга у Гоголя, три образа в одном, трезубец с рукояткой…

– Три карты, три карты,– пропел Михаил отрывок из оперы и трагично закончил его словами: тройка, семёрка, туз.

   Появившаяся тяжесть в голове, остановила песнопение. Разглагольствующий тон не понравился сидевшему рядом пришельцу и пришлось прекратить шутовство. В следующий миг боль улетучилась. Михаил приступил к поиску трёх важных точек. Первую из них отыскал безошибочно. Безмятежно выглядевшая рука поднялась и зависла над головой в то время, как ощущалась внутренняя вибрация тела. Задвигалась голова, не нарушившая мыслительный процесс. Двоякая оценка не спугнула, привыкнув  при вращении головой следить за скоростью оборотов и слушать пугающий хруст в суставах.

   Разумеется, самой ценной частью в человеке является голова, подбодрил себя Михаил. Без головы – жизнь заканчивается.

– Правильно, голова,– услышал Михаил.– Мозг, способный мыслить, как компьютер, соединен с космосом.

 Подтверждая правильность решения, исчезла внутренняя дрожь тела и рука плавно опустилась на голову, мягко прикрыв ладонью темечко.

  Независимо от желания Михаила, его рука вновь поднялась и недвижно застыла.

   Скорее всего, подумал Михаил, от человечества ждут продления рода. В подтверждение слов, рука плавно опустилась на половые органы.

– Найдена и вторая важная часть,– услышал Михаил.

    Учение вписывается в житейские мудрости, успокоил себя Михаил. Оставалось найти последнюю точку. Рука опять поднялась вверх. По всей видимости, размышлял Михаил, третьим значимым органом является сердце. Рука стала опускаться к сердцу и, не коснувшись груди, вновь поднялась. Значит не сердце, сделал заключение Михаил. Мысленно он пробежал по семи чакрам, не представляя, на какой остановиться. Поднятая рука не шевелилась. В чем дело? Что же тогда? Никто не сомневается, что человеку нужны глаза и уши, а без ноги человек теряет цельность, становясь калекой с вытекающими последствиями. И  всё же руки и ноги – не в счёт. Без ног Маресьев начал своё восхождение, а Островский, покинув шеренгу в строю, достиг бессмертия. Заболев, Лингрен подарила миру Карлсона, который живёт на крыше. Болезнь или увечье нередко открывают новые способности и  ведёт к перерождению. Без любого важного органа, будь-то рука или нога, теряется цельность, но мы не перестаём жить. Где же третья точка?

– Остаётся солнечное сплетение, где сплетается всё,– уверенно и чётко, как на экзамене, произнёс Михаил, не зная ответа.

    Его рука, играючи, чуть-чуть опустилась и, сделав плавную дугу, возвратилась на прежнее место. Угадывание наскучило вопрошающему оку, и рука Михаила без промедления почти по вертикали опустилась на пупок.

– Пупок? – удивился Михаил.– Никогда бы не подумал.

  Ища какую-то связь, он вспомнил о пуповине и ее значении в момент зарождения. Ценность пупка значительно повысилась в его глазах.

– Связь с мамой священна,– не раздумывая, согласился он.

– Связь с Вселенной,– поправили его.

– ???

– Связь с Вселенной рвётся при отрезании пуповины, и в первом крике младенца: – А-а-а,– проступает многообразие Вселенной. В дальнейшем, человек остаётся в границах и рассматривается как микрокосмос. В момент смерти незримая нить, связанная с пупком, тает, и душа, высвобождаясь из тела, вновь получает безграничность.

   Разговор прервался, но не закончился. Михаил продолжал сидеть на скамейке, знакомой со школьных лет. В студенческие и в последующие годы работы после окончания университета, вплоть до отъезда из родного города, с разными мыслями и настроением, приходилось сидеть на этой скамейке в городском саду. С годами его микрокосмос претерпевал изменения, но ему показалось, что внутренне он не меняется. Каким был десять лет назад, таким и остался. Внешние изменения, происшедшие  непосредственно в теле, бросались в глаза. По шутливым словам друзей, после переезда из Ашхабада в Научный Городок, он расширился в полтора раза. Дело не только в весе. Время диктовало условия игры обитания среди людей и образ мыслей. За одну жизнь, мы проживаем несколько жизней. Тело, как и устремления, меняются, но вечный дух, остается. В Феодосии, куда он прибыл в командировку, на первом этаже картинной галереи среди других шедевров Айвазовского висит полотно, на котором жизнь человека разбита на три части. В первой показаны стоки, когда молодой человек взрослеет, во второй – зрелые годы, когда он в пути и уходит из дома для реализации своих устремлений, а в третьей – возвращение домой, в родной край,  к истокам.  Рассматривая фазы жизни, обрисованные в картине, Михаил предположил, что в действительности все так, но не так. Суть картины от этого не менялась. Он то, уж точно, не вернется на склоне лет в город, в котором родился. У него другая судьба. Куда бы не забрасывала его судьба и где бы ни пришлось жить, окончание пути неизменно: возвращение домой – во вселенную, туда, откуда пришёл. Он стремился, чтобы  с изменениями тела его дух оставался  неизменным и в юности, и в зрелости, и в старости, находясь во взаимосвязи внешнего мира и внутреннего.

– Не трудно прийти к заключению, что дух, полностью осознаёт вселенскую основу космоса,– услышал Михаил знакомый голос.

  Михаил не собирался возражать. Спор, не имеющий основы, казался бессмысленным. Он и сам понимал, что за простотой скрывается сложное:одно, вначале превращается в три, а затем в семь, двенадцать, сорок и сто восемь.  Он прикрыл глаза. В темноте на макушке возник сноп белого света, который насквозь пронзил тело и обдал благостным душем. Михаил почувствовал движущиеся по спине мурашки. Он сидел весь в мурашках, стараясь не пошевелиться и продлить процесс. Всерьёз не знакомый ни с одной религией мира и не знающий, что такое божья благодать, он готов был возникшее состояние назвать именно так, а не как иначе, удостоверяя, что ничего более приятного раньше не испытывал.

 

ФАНТОМ

     Уважаемый начальник запаздывал. В ожидании его Михаил сидел на стуле в приемной,  прикрыв глаза. В дреме на него настороженно начал смотреть немигающий глаз лошади. Это не было все видевшее око, наблюдавшее за ним, которое он видел раньше. Крупный чёрный зрачок с очерченной полоской белка, отдающего синеватой белизной, производил впечатление настороженности. Глаз отдалился, вросший в белую, разукрашенную разводами, голову, представляющую собой шедевр природы и законченности. Голова развернулась, демонстрируя себя в фас и анфас. Вздувшийся нос и чуть вздрагивающие губы удлиненной головы лошади с выступающими желваками, неподвижными глазами и торчащими маленькими ушами с холкой на голове выдавали нервозность.  Затрясшие губы, после резкого движения головы задвигались верх – вниз, затихая всё с меньшей амплитудой, как у останавливающегося камертона. Лошадь тихо всхрапнула и успокоилась. После некоторого промежутка голова лошади пришла в движение. Послышался шум и свист. Гвалт и улюлюканье  нарастали. Возникла  заполненная  чаша гудящего ипподрома, в котором посетители с интересом наблюдали за скачками. Михаил безошибочно выделил белого скакуна, который легко и свободно, ноздря в ноздрю, мчался с  соперником коричневого окраса в яблоках. Остальные заметно отстали. Удар в колокол возвестил о последнем круге. Близился финиш, к которому следовало прийти первым. Собрав все силы в кулак, рысак, отличающийся белизной, рванулся и мощным рывком оттеснил соперника. Сил хватило, чтобы достойно пробежать круг. Вместе с прозвучавшим колоколом,  возвестившим о победе, послышался гул трибун. В радостном порыве, Фантом проскочил несколько метров за финишной лентой и, замедлив бег, с не удовольствием ощутил посторонние предметы во рту и тяжесть наездника на спине, разумные движения которого не давали знать о себе во время езды. Натянутая узда заставила опустить голову и, повинуясь командам, свернуть с дорожки на газон, развернуться и остановиться. Повод обмяк и повис. Ощутив дружеское похлопывание по шее, переместившееся к спине, лошадь радостно фыркнула. От застывшей руки, лежащей на боку, исходил приятный трепет. Жокей, стройный  молодой человек невысокого роста, одетый чуть ярче, чем в повседневной жизни, легко спрыгнул на траву. Навстречу заспешили газетчики. Обступив плотным кольцом победителей, они, обращаясь к Максу, стали  наперебой задавать вопросы. Жокей, не остывший от гонки, возбуждённо жестикулировал и сумбурно выхватывал отдельные эпизоды, объясняя, перипетии скачки. Он эмоционально поднимал руки и запальчиво спрашивал, акцентируя внимание на волнующем моменте:

– Какой рывок у Фантома! Какой рывок, а?

  И каждый раз, осведомлённая публика гудела от восхищения, запечатлев в памяти, финишный рывок.

  В начале очередного заезда Макс, выпрямившись, ни на кого не глядя, величественно гарцевал к старту. Остановившись, он поднял правую руку к кепи с удлинённым козырьком и слегка дёрнул повод, находящийся в другой руке. Повинуясь приказу, правая нога Фантома шагнула назад, левая подвернулась и, голова опустилась, в поклоне. Под одобрительный гул ипподрома конь, склонив голову, неподвижно застыл и не двигался до тех пор, пока не получил указания принять прежнюю позу. Прозвучала команда, подготовится к старту. Участники заезда заняли свои места. Прозвучал гонг, говорящий о начале старта, и началась гонка. В первом круге любая лошадь могла выйти вперёд. Более того, минутные желания поощрялись, но во втором круге реальные претенденты на победу определились. В середине пути, обогнав остальных участников, вперед вырвалась лошадь в яблоках, именуемая Валетом. За ним, не выпуская из виду, несся Фантом, сосредоточив внимание на тёмно-коричневой массе, мчащейся впереди. Равномерный темп сбивал подсчёт кругов.  Макс потерял им счёт. Ближе к финишу Фантом скорее почувствовал, чем услышал, участившееся дыхание соперника. Прислушавшись, он удостоверился в тяжелом дыхании бегущего рядом скакуна. Сомнений не оставалось. Фантом рванулся вперёд. Валет, последовал его примеру и с усилием восстановил положение. Никто не хотел уступать. После нескольких ускорений запал заглох и лошади помчались по полотну арены рядом, ноздря в ноздрю,  не выясняя отношений, а вернее, оставляя кульминацию состязания на потом, на отрезок, близкий к последним метрам дистанции. Созвучное настроение вырвать победу на финише появилось и у жокеев. Прозвеневший колокол, возвестивший о начале последнего круга, пронзил тело Фантома. Он вздрогнул. Близился финиш, к которому следовало прийти первым. Напрягшее тело, как стрела, выпустила из лука стрелу единственного желания победить, оставив в стороне, никому не нужные вопросы и рассуждения. Вперёд, и только вперёд. Не думая ни о чём, ускоряя бег, он рысистым аллюром устремился к цели. Фантом находился у внутренней бровки. в выигрышном положении,  и  ему удалось после поворота, выйдя на финишную прямую, обойти соперников на половину корпуса.  За поворотом победитель стал очевидным. Наращивая темп, Фантом уходил вперед, слыша подбадривающий шум ипподрома. Под свист и чей-то надрывный крик: Фантом, Фантом,– закончилась гонка. Внутренне возбуждённый и внешне старающийся выглядеть снисходительным, Макс у бровки ипподрома встречал друзей, репортёров и зевак. Его спрашивали, как ему вновь удалось выиграть, а он, довольный собой, объяснял, что чувствовал и что предпринимал, чтобы победить, акцентируя внимание на очередную победу, в который раз, выигранную благодаря мощному рывку Фантома на финише. В знак признательности, он привычно похлопал рукой по шее скакуна.

  Следующие состязания намечались в другом городе. Переезд с места на место он совершал не впервой и поэтому легко взобрался по настилу в открытый прицеп. Следом за ним поднялся и встал рядом Валет. Значит, борьба не окончена. Колонна тронулась в путь. Повертев головой, Фантом увидел, садящегося в кабину Макса, который, стоя на подножке, перед тем, как закрыть дверь, дотянулся и дружески похлопал его, что означало:

– Будь спокоен!

 Вытянув  голову, конь фыркнул и помотал ею в ответ. В длительном переезде Фантом стоял рядом со своим более крупным, вечным соперником. Под ярким солнцем, кожа Валета блестела, отливая золотистым, шёлковым покрывалом гладких медно жёлтых  волос, под которыми угадывалось мускулистое тело молодого жеребца. Вздувая ноздри и вдыхая встречный воздух, лошади, утомлённые долгой дорогой, мечтали о свободном беге без сбруй по безлюдным степям и водопою у реки. В подготовленных заранее конюшнях их ожидали корм и привычный запах уюта. С утра начались тренировки на новом ипподроме. Спустя несколько дней по предстартовой лихорадке жокеев лошади почуяли, что следует готовиться к старту.

   Вчерашний, безлюдный ипподром преобразился. Азартная публика ждала развлечений и, если не гладиаторских поединков, то захватывающих скачек, полных ума и удивительных откровений. Прозвучал колокол, возвещавший старт, и наездники рванулись навстречу желаемому успеху. В первом заезде, участвовало несколько новых незнакомых лошадей, но для наших соперников, оторвавшихся на излюбленный корпус от основной массы конкурентов, расстановка сил оставалась прежней. Исход заезда решил последний круг, ознаменовавшийся мощным рывком Фантома на финише.

  Год закончился благополучно.

   В следующем сезоне друзья – враги встретились вновь. Лошади, обнюхав друг друга, приветливо заржали, радуясь встрече. Находясь под присмотром седоков, они с опаской поглядывали на разгуливающих рядом собратьев, собирающихся оспаривать лидерство. Ипподром, застывший в предвкушении сражений, ожил: прозвучал гонг, возвестивший о начале схватки. Предвкушая предстоящий поединок, лошади ринулись по дорожкам и долго бежали рядом, оценивая силы соперника. Фантом не услышал тяжелого дыхания Валета, окрепшего за зиму, который за счёт возмужания на финише мог иметь преимущество в резвости. Знаменитый рывок, ставший классическим, последовавшим за ударом гонга, возвестил о начале последнего круга и принёс Фантому ожидаемую победу. Следующие заезды оказались успешными.  В конце сезона, Валет начал настигать соперника у финиша, что наездник Фантома, снисходительно объяснял публике статус-кво длительностью сезона, нервозностью лошади и частыми переездами. Его успокаивало, что сопернику ни разу не удалось первым пересечь финишную ленточку. Макс выиграл желанный приз четырёх ипподромов. При чествовании он самонадеянно утверждал, что является самым великим наездником, что ему нет равных и что достиг неимоверного понимания лошади..

– Главное, не то, что я понимаю Фантома, а то, что он понимает меня,–  высказался Макс.

   В начале следующего сезона Фантом начал проигрывать. Не помогал, ставший знаменитым, великолепный рывок, когда он в начале последнего круга, вырывался вперёд. Проходило время и Валет, наделенный возрастающей мощью, размеренно догонял и обгонял соперника, приходя к финишу, первым. Под свист и гвалт многочисленной публики повторялся эпизод, в котором, сравнявшись, без рывка, сбоку начинал выползать Валет, рвущийся к финишу. Собрав все силы, Фантом делал отчаянную попытку догнать соперника. Под копытами назад убегала дорожка. Некоторое время они летели вместе, как застывшие птицы. К несчастью, промежуток не вечен. Несмотря на чрезмерные усилия, старания были напрасны. Вначале появлялась голова Валета, за ней – шея, а следом бок и весь он сам. Фантом проигрывал. Ему никак, не удавалось сравняться с лидером. Силы таяли и не восстанавливались, подчиняясь естественному процессу старения. Постепенно его начали обходить и другие лошади.

   Аплодисменты гремели не в его честь. Никто не встречал Макса и не спрашивал:

– Как он провёл скачку, и что чувствовал?

    Наездник, держась за седло, стоял в стороне у ограды и, пряча улыбку в усах, издали наблюдал за чествованием победителей.

– Что случилось? – участливо спросил, проходящий мимо знакомый репортёр,спешащий к месту более важных событий.

– Не тянет, – односложно ответил Макс и, развернувшись, с силой боксёрским ударом стукнул кулаком в бок Фантома.

   Фантом не ответил на удар. Ему не было больно. Лошадей, во время скачки, стегают плётками куда сильнее. Они в состоянии выдержать удары и посильнее. Обидно другое, что он не может. как бы не старался, догнать Валета.

   Это конец.

    После окончания плачевного сезона, Фантома не довезли до облюбованного пристанища, а поместили в конюшню общего пользования, где роль конюха исполнял незадачливый старичок, более похожий на сторожа, который периодически швырял перед носом клок соломы, а чисткой помещения занималась ватага дежуривших юнцов. В один из солнечных осенних дней незнакомая рука вывела Фантома из стойла и привела к дорожке всеми забытого стадион, с единственной уцелевшей трибуной, на которой, местами, не хватало скамеек, и кое-где, виднелись сгнившие доски. Пожухлая трава и, вытоптанная пешеходами тропа наискосок через всё поле, по которому безмятежно разбрелись, оставленные без присмотра другие лошади, говорили о запущенности хозяйства.  Сев на раскладной стульчик, тренер выстроил юношей в полукруг и стал учить уму-разуму. Вращая головой, Фантом искал Макса, но не нашел его и, опустив голову,  уставился в одну точку земли. Он думал о превратностях судьбы, определившей его в школу юных наездников, и понимал, что возникшую перемену нельзя назвать расплатой и что всё намного прозаичней: люди из соображений расчётливости его просто – напросто продали, как тренажёр, и теперь  предстоят над ним не нужные ему упражнения. Тренер, наконец, от теории перешёл к практическим занятиям, предложив первым четырём воспитанникам взять по лошади и проехать по кругу стадиона. Долговязый чернявый юнец подошёл к Фантому, поднял с земли волочившуюся уздечку, поставил ногу в стремя и залихватски вскочил в седло. Он вонзил шпоры в бока и дёрнул повод, приказывая ускоренно двигаться. Фантом на скаку поджал передние ноги, запрокинул задние и, ничего не подозревавший юнец, для которого многое было в новинку, выскочил из седла. Упав, он быстро поднялся и, превозмогая боль, бросился к тащившемуся по земле поводу, схватил и натянул его, стараясь удержать строптивого коня. Фантом никуда не убегал, ожидая дальнейших действий. Наездник энергично, но осторожнее, чем в предыдущий раз, сел в седло и громко, чтобы все слышали, крикнул:

– Но – о– о…

   Фантом снова рванулся с места и сбросил джигита. Остановившись невдалеке, он смотрел на незадачливого наездника, прислушиваясь к нарастающему шуму бегущих ног, приближающихся к месту событий. Следом, тяжело ступая, шёл озадаченный тренер, на ходу решая, какой дать совет в сложной ситуации. Джигит встал, держась рукой за бок, и ничего не говоря, движением второй свободной руки жестом остановил товарищей.

Крадущейся походкой он приблизился к Фантому. Замедленным движением поднял уздечку и влажной, трясущейся рукой погладил шею Фантома, успокаивая то ли коня, то ли себя.

– Ну, ну, ну,– скороговоркой повторял он.

  Может быть, ты действительно ласковый мальчик,– подумал Фантом.

   Поглаживая шею и спину и продолжая говорить: – Ну, ну, ну,– джигит добрался до седла. Тяжело вздохнув, он ещё раз похлопал по спине, и влез в седло. Фантом подчинился и провёз умиротворенного юнца рысью по кругу стадиона. Может быть, он и подружился бы с ним впоследствии, но в школе верховой езды обучение осуществлялось на лошадях по жребию и следующий круг предстояло вести нового молодого человека. Сменяемый поток курсантов приводил к равнодушию и отчуждению. День закончился показательными выступлениями. Фантом, приносивший победу молодым жокеям, стал желанным скакуном для воспитанников школы, в которой, перед стартом, разыгралась  жеребьёвка  между участниками, введённая для обеспечения равных условий во время контрольных забегов. Со временем, когда Фантом и здесь стал терять форму и не всегда становился  призёром, он всё равно пользовался успехом у курсантов из-за своего феноменального рывка перед финишной прямой.

   Потекли дни, похожие друг на друга. С годами все более становилось безразлично, кто взбирается на него. Жизнь приучила его к смирению и послушанию. Фантом давно уже никого не скидывал и, чувствуя, как стираются зубы, равнодушно пожёвывал корм, который выглядел чуть лучше в преддверии показательных скачек. Он старался не реагировать на плётки и вонзающиеся в бока шпоры юношей, желающих во что бы то ни стало, победить.

   На фоне однообразия, некоторое оживление на стадионе отмечалось, в  период выпуска очередных групп, поставленных на конвейер, когда единственная трибуна с почерневшими скамейками заполняется родственниками и знакомыми родственников. На выпускных экзаменах Фантом приободряется. На старте он вспоминал, что рождён для скачек и бросался вперёд. Его потухшие глаза приподнимались, чтобы, на скаку взглянуть на бегущих рядом лошадей и на трибуну.Силы быстро таяли, а он продолжал бежать, как заведённый, преодолевая один круг, за другим. Когда двигаться становилось невмоготу, появлялась мечта добежать бы до финиша или помечтать, чтобы поскорее. его устроили на какой-нибудь безвестной ферме, где хозяева, ухаживали бы за  отбракованными лошадьми. Обжигающий удар колокола, возвращал его к скачкам. Мысли прерывались. Мелодичный звук: дзинь-дзинь,– извещал о начале последнего круга. Не важно, на какой позиции находился Фантом. Он бросается вперед в надежде обогнать соперников и выйти победителем. Вся школа и все присутствующие знают, что Фантом верен себе. Наездник рассчитывает на победу и лошадь его не подведёт. Вперёд, вперёд, вперёд! Быстрее. Фантом обгоняет одну лошадь за другой. Ему нет, как говорил Макс, равных. И вот, обойдены все соперники кроме одного. Незаполненные трибуны ликуют. Фантом слышит подбадривающие крики и свист мальчуганов. Чувствует нетерпеливое вскакивание на трибунах самых невыдержанных посетителей, размахивающих руками и издающих нечленораздельные возгласы. Рывок, ещё рывок и лидер настигнут. Искусство гонки за лидером, определяется способностью, на последнем повороте, сравняться с соперником, а на финишной прямой – победить. Последний поворот пройден успешно. Зрители восхищены талантом борца, и опытом ведения поединка. Теперь всё решает финал. Не важно, что разыгрывается заезд ветеранов или юных наездников. Никто не сказал своего последнего слова. Но почему появляется тяжесть в теле, наливаются ноги и слышен шум в ушах? Каждое касание ног земли отдаётся в голове. Жилы, как тугие верёвки, напряжены, и кровь бешено пульсирует, хотя под копытами, всего лишь беговая  дорожка и по ней бегут рысаки, а не тяжеловесы. Где лёгкость? Почему так сильно бьётся сердце, шумит в висках, и мутнеют глаза? Вперёд, вперёд несмотря ни на что. Вперёд! Что это?  Лидер настигнут. Финишная лента пересечена. Но какой ценой! Распластанное тело Фантома лежит на беговой дорожке…     Может быть, это к счастью. Иначе, если бы он не добежал до финиша, его порыв не был бы отнесён к подвигу и наступили бы последующие будни, в которых нетерпеливая молодёжь выжимала бы из него соки, и будущее, которого у него нет. А так, хотя бы в  последний раз, он услышал радостный колокол последнего круга и почувствовал сладость победы на финише.    Обескураженный наездник, успевший высвободить ноги из стремян, несколько раз перевернулся при падении и, оставшись невредимым, встал на твёрдую почву. Посчитав, что родился в рубашке, он, почёсывая бок, подошёл к распластавшемуся скакуну, жестами моля Всевышнего о помощи.

 

ТРИ ГРАЦИИ

  Ираклий вкусно пообедал, отставил в сторону грязную посуду, намереваясь вымыть ее позже, опустил руки в протекающий под ногами ручей и погрузился в грезы. Поиграл с водой, определяя  скорость и мощь потока, несколько раз провёл ладонью по течению и обратно, снял папаху, вылил пригоршню воды на лоб и голову и, умиротворённо вдохнув, лег на кошму, следя, за подымающимся при каждом вздохе пузом. Закрыл глаза, впитывая тишину и чистый воздух высокогорного пастбища, не желал вставать или двигаться. Отара овец, сытая и утолившая жажду, разбрелась по округе. Никто и ничто не нарушали его покой. Пастух нехотя приподнялся, и, опираясь на локоть, стал вглядываться в возвышающиеся вдали вершины гор. Ласковое солнце на безоблачном небе подчёркивало величие края. Чтобы как-то позабавить себя, Ираклий достал из сумки свирель и начал насвистывать мелодию, о пасущейся отаре и прекрасной женщине, спускающейся c поднебесья.

   Под музыку на горизонте, со стороны пика, появились три грации и, придерживая подолы платьев, грациозно направились в его сторону. Они двигались более медленно, чем хотелось чабану. Чтобы ускорить события, Ираклий отбросил свирель и побежал навстречу женщинам и развивающимся событиям. Грации остановились в чистом поле, расположившись перед ним, в линию. Молодой пастух слышал, как бьётся его сердце. Потеряв покой, он не мог насладиться прелестью, стоящих перед ним особ, лица которых, бледные и ухоженные с матовым оттенком завораживали, а точёные фигуры, прикрытые шелками, подчеркивали скрытую прелесть и вызывали несомненное желание. Стоявшая в середине брюнетка, представившаяся Герой, протянула открытую ладонь с яблоком и обратилась к нему.

– Мы, богини,  выбрали тебя, чтобы ты решил наш спор. – сказала она,– определи лучшую из нас.  Слева от меня находится Афина, а справа – Афродита. Будь судьей, возьми яблоко и отдай его лучшей из нас.

    Бархатный голос заворожил пастуха, бродящего несколько месяцев по степи в одиночестве среди овец.  Гера, одетая в роскошный наряд и сияя величественной красотой, еще при приближении заворожила царственной поступью и, остановившись, продолжала выражать самостоятельность и независимость. Из-под ее венца ниспадали волнообразные кудри, властью и величием горели глаза. Ираклий вглядывался в неё, представляя ее матерью его будущих детей. Брюнетка, являясь для него ближе всех по крови, была хороша и ничем не уступала соперницам. Черные глаза и брови, выделяющиеся на фоне бледного ухоженного лица, казались родными. Стоявшая рядом вечно юная блондинка понравилась ему. Светлый цвет волос и голубые глаза,  горевшие мудростью, околдовали брюнета. Прекрасная и величественная Афина, которая, обладая направляющей силой разума, сияла небесной красотой, источала целомудрие иразумность. Шлем и боевые доспехи, скрывали формы ее тела. Ираклий ценил недосказанность в одежде, но не до такой же степени. Он не сомневался, что скрытые части тела также хороши, как и открытые. Предложить раздеться, показалось кощунством. Полагая, что на конкурсе красоты, каждый участник приходит в продуманном наряде, подчеркивающим его индивидуальность. Он перевел взгляд на Афродиту. Обладательница рыжих волос, ниспадающих на голые плечи, влекла к себе еще сильнее. Богиня любви Афродита, являющаяся олицетворением красоты, с нежными чертами лица и мягкой волной золотых волос цвета яркого желтого подсолнуха, кокетливая и игривая, в окружении роз, мирт, фиалок и нарциссов, дарующая изобилие, манила красотой и вечной любовью. Пышные кудри величали ее голову, на которой  сверкала  диадема. Одетая  в благоухающие одежды, она положила руку на бедро, чтобы приоткрыть пояс соблазнения, влекущий к сладкой неге любви, и пьянящей радости объятий.

  Горя от нетерпения, Ираклий приступил к разрешению спора. Он переводил взгляд с одной красавицы на другую и  ни на одной не мог остановиться, поскольку каждая казалась привлекательнее другой. Требовалось время, чтобы разобраться, но от него ждали немедленного ответа.

– Это яблоко с того самого дерева?– спросил Ираклий, намекая на сорванный с дерева плод, которым Ева соблазнила Адама.

  Богини, без труда, расшифровали ход льющихся мыслей. Гера отрицательно покачала головой.

– Нет, это не то яблоко,– остудила она пыл героя, прекрасно понимая, о чем он говорит.

– А жаль! – с сожалением произнес Ираклий.

   Уж очень ему хотелось, чтобы его соблазнили.

– Ты держишь в руках яблоко не обольщения, а раздора,– пояснила Гера,– и обязан решить спор о красоте, стоящих перед тобой богинь.

– Я вижу перед собой самых прекрасных женщин на свете, и хотел бы выбрать самую лучшую из вас,– сделал Ираклий вступление, стараясь выиграть время,на раздумье.

  Он внимательно рассматривал претенденток.

– Вах, вах, вах,– запричитал пастух.

  Чтобы лучше разглядеть каждую, Ираклий попросил претенденток отойти друг от друга на приличное расстояние. Богини, не мешкая, согласились и разошлись, предоставив возможность внимательно рассмотреть претенденток отдельно. Осмотр начался со стоящей в середине красавицы.

 Улучив момент, Гера, желая склонить Ираклия на свою сторону, прошептала,  что если он выберет её, она сделает его самым могущественным на земле. Когда пастух подошел к Афине, она, не упуская свой шанс, пообещала сделать его самым храбрым человеком на Земле. В свою очередь, Афродита, не отставая от подруг, заверила, что сделает его обладателем самой красивой женщины, живущей на Земле.

    Стоявшая задача, выглядела нелегкой. Накаляясь страстью, он ходил от богини к богине в безмолвии. Трудность принятия решения заключалась  в том, что перед ним стояли божества, с которыми не пошутишь. Наперекор здравому смыслу, у него появилась дерзкая мысль, что перед ним стоят богини, являющиеся, по сути, женщинами и неплохо было бы всех их иметь в гареме. Ни одну из красавиц не хотелось обижать, да в этом и не было нужды.

– Я готов съесть яблоко разом и решить проблему спорщиц наилучшим образом. Я вас всех люблю,– чистосердечно признался он.

– Мы тебя, милый человек, просим выбрать лучшую из нас,– услышал он вежливое возражение.

– Каждая из вас хороша. Я согласен жить с вами со всеми,– предложил он разумное, по его мнению, решение.– Обид не будет,– последовало заверение.

  Мысленно он уже строил график, в котором, для каждой выделялось определенное время. Главным оставалось договориться, чтобы они остались с ним, а детали разрешатся сами собой.

   Его мечтам не суждено было сбыться. Богини, понимающие его мысли без лишних слов, стояли и слушали, не прерывая и предоставляя возможность дури полностью вылиться из нутра. К горлу Геры, приверженности матриархата, начал подступать гнев, и она готова была превратить незадачливого пастуха в паука, ползающего в паутине. Воинственная Афина сняла с пояса кнут и предупредительно щелкнула им, дабы не прибегать к сжимаемому копью, способному пригвоздить Ираклия к стоящему вблизи дереву и прекратить поток красноречия. Хитроумной Афродите, пастух показался наивным   мужланом, которого следовало вывернуть наизнанку.

   Ираклий не разрешил спор богинь…

– Ты очень странен,– послышался голос Геры.– Видимо, на тебя возбуждающе действуют горы, палящее солнце и долгое отсутствие женской ласки.

 Чтобы ненависть не переросла в наказание, грациям ничего не оставалось, как, сменив гнев на милость, поскорее покинуть окрестность. Гера отобрала злополучное яблоко у Ираклия.

– Он любвеобилен,– рассмеявшись звенящим серебряным колокольчиком, сказала Гера, взлетая.

– Очень,– последовав за подругой, вторила Афина,– и ещё он очень любит баранов. Я постараюсь, чтобы его стадо, к чему стремится большинство людей, выросло, как минимум, в два раза, отчего он станет счастливее и богаче.

  Вслед за подругами взмыла ввысь и Афродита.

– Бедняжка Ираклий,– произнесла она.– Связав свою судьбу с нами, ты бы окончательно запутался. У тебя не хватит сил справиться с одной из нас. Не каждый, способен удовлетворить капризы одной богини, а ты замахиваешься на нечто несбыточное.

 Богини не оставили Ираклия без внимания и дали ему, сообразно мечтам,икрасивую женщину, и несметное поголовье овец.

  Афина махнула рукой и, как по волшебству, появилась отара, двигающаяся в сторону Ираклия. Чуть сбоку шла беззаботная хозяйка с тросточкой, стуча по кустарнику, вылезшему из земли.

– Встречай свою пастушку,– услышал Ираклий голос с небес.

   Пастух бросил взгляд на свою отару и перевёл взор на приближающуюся молодую дивчину, от которой не в силах был оторвать взгляда. Формы тела возбуждающе топорщились под платьем, а горящее, как и у него, лицо указывало на пристрастие к мясным блюдам. Рядом с ней двигалась отара овец, которая перемешалась с его стадом..его,.  Стоя среди баранов, пастух размышлял, что у него с пришедшей девицей много общего и не стоит тратить усилия на выяснения, где его, а где бараны. Ясно, что большое стадо, принадлежащее одной семье, лучше меньшего, которым владеет он или  она

   Грации сделали прощальный круг над безмятежно пасшимися баранами и их хозяевами, которые потеряли для них значение.  Смолкший Ираклий, стоя с задранной вверх головой, растерянно теребил в руках сползшую папаху. Рядом находящаяся пастушка, неотрывно следила за своим суженым. Брызжа смехом, богини превратились в кучевые облака и грациозно поплыли в поисках Париса, который мог разрешить их спор.

 

СУД

   Суд проходил под открытым небом у обочины гужевой дороги. Конвоиры приволокли подсудимого к лобному месту и встали по обе стороны, готовые к исполнению возложенных обязанностей. Ветер сдул с земли пыль и швырнул её в лицо стоящему на солнцепёке Михаилу, который успел инстинктивно прикрыть глаза на мгновенье раньше, чем песок кольнул подставленную щеку. Оставалось пережить укус налетевших песчинок. Ветер также внезапно утих, как и появился, сделав свое не благовидное действо. Михаила судил усталый старик с облысевшей головой, сидящий в тени платана.Он безучастно, смотрел себе под ноги, одетые в замысловатые расшитые сандалии со свисающими над щиколотками узорчатыми шнурками,. Время остановилось. Вокруг, насколько хватал взгляд, простиралась выжженная солнцем голая степь из солончака с землистым оттенком. Конвоиры превратились в сфинксов. Старик продолжал молчать. Никто не пытался нарушить его покой. Наконец, судья шевельнул опущенной головой, поднял глаза, в которых сквозили брезгливость и безразличие, и бесстрастно произнёс:

– Пора заканчивать суд. Не целесообразно тратить время, когда дело, не стоит выведенного яйца. Остаётся произнести вердикт.

  Михаил спонтанно спросил:

– И это называется судом?

  Судья непонимающе уставился на подсудимого.

– Что ты хочешь? – спросил старик.

  Его бесцветные глаза оживились. В них появился блеск.

– Суд еще не начинался, а вы, по существу, не рассматривая дело, зачитываете приговор. Где свидетели, присяжные, адвокат, зрители?

– Мне не нужны тяжущиеся и я не нуждаюсь в свидетелях во время суда. Судья и присяжные – объединены в моём лице. Воин, стоящий справа от тебя, выступает в роли прокурора, а воин слева – в роли адвоката, а все мы тут,– старик поднял руку и обвёл ею по кругу, имея  в виду, себя и конвоиров,– зрители. Ты, разумеется, не в счёт. У подсудимого – особая роль.

– Позвольте…

– Что тебя не устраивает?– по-отечески ласково спросил судья.

    Рука Михаила, помимо его воли, пришла в движение, пытаясь возразить. Воин, которому надлежало исполнять роль адвоката, скрутил её с такой силой, что нестерпимая боль отозвалась под лопаткой.

– Я согласен с процедурой проведения собрания,– поспешил согласиться Михаил, переименовав собрание, именуемое судом, сборищем.

– То– то же,– согласился старик, после чего более лояльно обратился к так называемому прокурору.– Что он натворил?

   Михаила, попытавшегося сделать неудачную попытку податься вперёд, остановили предупреждающим толчком в спину. Конвоир, стоявший справа, взял слово.

– Неумелые действия подсудимого, думающего, что ему позволено шутить над знатной семьёй, как над простолюдинами,– сказал он,– по законам правосудия караются смертной казнью.

– Не надо, за меня принимать решения,– поставил на место конвоира судья.– Каково твое мнение?– спросил он у второго конвоира.

– Подсудимого подвела, присущая ему любознательность и вольность в обращении. Он не знал наших суровых законов, затрагивающей честь семейств.

– Не знание законов не освобождает человека от ответственности,– произнес судья и, смотря в упор на Михаила, строго спросил:– А что скажешь ты?

   После высказываний конвоиров, выполняющие функции прокурора и адвоката, последнее слово представлялось  подсудимому.

  Михаил тупо уставился на судью. Он обдумывая защиту, оправдывающую его действия, и никак не находил решения, способного повлиять на исход.

– Говори правду, говори правду, да поможет…, услышал он внутренний голос, переходящий в насмешку,– правда облегчает душу и удлиняет срок.

   Жизненный опыт подсказывал, что не следует выглядеть наивным, и пора начинать хитрить, путая правду с неправдой. Адвокат нанимается  для  выступления в суде с речью, направленной на оправдание подсудимого, а не для того, чтобы найти истину. Вопреки разуму, Михаил предпочел остаться честным человеком, как и в прежних эпизодах жизни, где честь – не способствовала продвижению. На вступительных экзаменах в институте Михаил ответил на все вопросы по билету. Преподаватель по физике, наклоняясь  к ведомости, раздумывал, какую оценку поставить абитуриенту: пять или четыре? Его одолевали сомнения. Перед тем, как выставить отметку, он, поднял голову и  задал вопрос, решив снять с себя бремя ответственности, целиком положившись на мнение школьного учителя.

– Какая оценка у вас в аттестате, по физике? Пять или четыре? – спросил он.

  Цель вопроса, не вызывала сомнений. Михаилу следовало сказать пять, но, то ли по наивности, то ли из-за желания остаться честным, он сказал:

– Четыре.

– Четыре вы вполне заслуживаете,– с облегчением выдохнул преподаватель.

  Михаил взял протянутый опросный лист и увидел в нём оценку «хорошо». Настроение  упало. Именно одного балла не хватило, чтобы его зачислили в студенты. Выйдя из аудитории, Михаил больше не собирался делать ошибок. Так ему казалось. Он и сейчас, во время суда над собой у обочины дороги, знал, что следует сказать в свое оправдание, Он  открыл рот, намереваясь правильно высказаться, но дыхание перехватило.

– Если я, вольно или не вольно совершил действия, приведшие к оскорблению знатной особы, я готов понести наказание,– выпалил Михаил, внутренне усмехаясь над собой.

    Поистине, горбатого исправит только могила.

– Ну, что же?! – облегчённо вздохнул судья,– Ты сам себе вынес приговор. Ведите его в живодерню  и там осуществите действо.

 Немощный старик встал с табуретки, и несколько раз подряд устало и грозно стукнул палкой, лежащей у ног, вгоняя её в землю. Утверждая окончание суда, рукой показал путь, по которому следует увести нарушителя. Конвоиры привычно выкрутили руки, хотя в этом не было нужды, и повели обессиленное тело по пыльной дороге к железобетонному бункеру, запорошенному землёй. Перед торчащим люком процессия остановилась. Конвоир открыл висячий огромный замок, поднял люк и втолкнул подсудимого в образовавшееся отверстие. Михаил полетел вниз со страхом парашютиста, сброшенного без парашюта в бездну. Тревожное чувство не управляемого полёта нарастало в груди с каждой секундой, казавшейся нескончаемой  вплоть до жёсткого удара в точке приземления.

    Михаил очнулся, ощутив себя, лежащим на цементном полу. Его тело было скрюченным в три погибели. Над ним стоял, обнюхивая,  огромный мохнатый зверь,  пахнувший  псиной.  Собака, тяжело дыша, выдыхала прямо в лицо запах недавно съеденного мяса,  Михаил приоткрыл один глаз и увидел, приблизившуюся почти вплотную  морду пса, и постарался поскорее зажмуриться, имитируя лежачее бревно, не издающее признаков жизни, на которое не должно, по его понятиям, реагировать животное. Приоткрытого глаза оказалось вполне достаточно, чтобы зарычала собака.

– Ррр..,– послышалось над самым ухом.

 От нескончаемого грозного рычания исходили пугающая неизвестность и непредсказуемость, от которого следовало ожидать неизвестно что. Собака постепенно успокаивалась. Её рык  становился беззлобным и дежурно монотонным. Михаил сжался, но продолжал лежать без видимых признаков жизни, смутно надеясь на прекращение рычания. Спешить было некуда. Собаке, в конце концов, надоело стоять с вытянутой мордой над неподвижным телом и она, решив сменить позу, оперлась о передние ноги и села, возвышаясь над человеком. Время шло. Первое неудобство Михаил почувствовал в позвонках перекошенной шеи. Затем, начали слезиться глаза. Продолжать лежать на голом полу становилось невмоготу. Следовало предпринимать какие-то действия.

   Чему быть, тому не миновать, – скомандовал он себе,–  и максимально возможной скоростью приподнял туловище и сел перед собакой. Тело вновь застыло. Собака зарычала, наводя ужас, но не набросилась.

     А могла бы, подумал Михаил, на явные действия должна следовать адекватная реакция.

   Скорость подъёма не осталась незамеченной. Подумалось: здесь что-то не так. Разгадка пришла, когда сквозь поднятые ресницы, привиделся мрачный силуэт хозяина собаки, который держал ее на привязи.

   Вот почему его сразу не растерзали. Не хватало команды, без которой дрессированная  собака, являющаяся  всего лишь щупальцами дрессировщика, никогда не бросится  на добычу. Не удивительно, что поступки животного, находящегося в неволе, полностью контролируются и зависят от стоящего над ним, субъекта.

   Внимание Михаила с собаки перенеслось на хозяина, принимающего судьбоносные решения. Поневоле, возник следующий вопрос:

– Интересно, где тот, кто стоит над хозяином собаки? Безусловно. хозяин хозяина находится где-то рядом. Нередко мы в надежде на чудесное превращение, увлёкшись, отдаём себя в руки целителя, жестикулирующего над нашим телом, не подозревая, что за за его спиной стоит кто-то, манипулирующий его действиями.  Кто же он?

  Михаил огляделся в поисках потусторонней силы, но никого не обнаружил и возвратился к человеку, от  которого зависела его дальнейшая судьба. Над огромной собакой стоял низенький человек плотного телосложения, держа в руках длинный, тяжёлый хлыст. Грубая спецовка униформы превращала его в бойца, готового, не щадя своего живота, выполнить порученное задание. Чёрные круги вокруг глаз усиливали мрачность фигуры. Свет, падающий на стриженую голову, слабо отражался, теряясь в подземелье. Помещение представляло собой тусклый ангар, напоминающий просторный коридор с нишами, освещенными светильниками, вмурованными в стены. Мучимый неизвестностью, Михаил намеревался сидеть неподвижно столько, сколько понадобится, чтобы наскучить собаке и её хозяину. Первой – не выдержала собака, которой надоело сидеть. Послышался грохот падающего тела. Так собака ложилась на пол. Стук падающих костей говорил о её поджарости, что нельзя было сразу определить, из-за лохматой и плотной  шерсти. Вытянув передние лапы, она положила на них  свою большую голову. Хозяин, выполняя свой долг, продолжал недвижно стоять над сидящим подопечным. Попытка потянуть время, как тянут время при игре в футбол, в надежде выиграть матч, не удалась..Терпение Михаила лопнуло и следовало перейти к действиям. Как в шахматах, после хода противника, следовало делать очередной ход. Ничего не оставалось, как встать и пойти. Пусть будет, как будет, и,: чему быть, того не миновать. Он встал и пошёл по длинному коридору. За ним поднялся пёс, за которым последовал, внешне безучастный хозяин, контролирующий действия и готовый, в любую минуту дать соответствующую команду. Пленник медленно шёл, волоча закостеневшие ноги, не понимая, почему медлит пёс и что хочет его хозяин. Внутренне он приготовился к самому худшему. Первые неуверенные шаги показались особенно тяжёлыми. Кожей ощущалось дыхание преследующей собаки, готовой к прыжку. Походка, оставаясь скованной, приобретала уверенность.

    В ближайшей нише, с левой стороны, более освещённой, чем остальное помещение, на скамье, у стены, сидели в окружении грозных собак, выбритые наголо бледнолицые властелины псарни, живущие в подземелье и давно не видевшие солнца.  Поворот их голов, следящий за каждым движением, .сопровождал  шествие идущего человека и за ним – собаки и бойца., Настороженность возникла, когда процессия поравнялась с наблюдателями, но ни одна из собак, сидящих у их ног, не поднялась и не бросилась  вдогонку. Из зияющего, неосвещённого проема вырвалась стая собак и понеслась на Михаила. Он остановился, ожидая удара, но его, к счастью, не последовало. Перед самым носом собаки, описав дугу, понеслись дальше вдоль наружной стены амбара. Сзади собак, не отставая и улюлюкая, летел человек низенького роста и плотного телосложения ,  под стать важно шествующему конвоиру, следующему за Михаилом. Огибая углы, свора сделала круг, за ним второй и третий и  унеслась в проем, из которого выскочила. Трудно было предугадать дальнейшие действия. Тяжело дыша, подбадриваемая криками, она проскочила мимо освещенного участка, в котором сидели наблюдатели, и понеслась дальше. Сделав полный круг, исчезла в проёме, откуда и появилась. Выезд собак мог рассматриваться, как метод устрашения, а мог входить в обычный распорядок дня поддержания формы. Не успел Михаил забыть о нёсшейся кавалькаде, как его внимание переместилось на всплывших из темноты десяток собак, лежащих на полу, которые, при приближении, поднялись и оскалились,, образуя полукруг. Идти дальше, как и останавливаться, не представлялось возможным. Сзади двигалась, рыча и скалясь, такая же собака.

– Тебе осталось жить считанные минуты,– услышал Михаил низкий голос лысого, приземистого бойца,– некоторые в последнюю минуту зовут маму. Интересно, что прокричишь ты?

 Когда-то, погребённый землетрясением под руинами дома, Михаил, теряя сознание и, не осознавая, что творится вокруг, с последним вдохом позвал на помощь маму. Непроизвольный вскрик, свойственный чистым сердцам, не остался пустым возгласом в пустыне. Зов был достаточен, чтобы чуткое сердце услышало его и откопала сына. Михаил не  видел в последнем крике: Мама,– ничего  предосудительного, и благословил тех, кто зовёт ее на помощь.  К сожалению, он давно вырос из коротких штанишек, отвык плакать и давно никого не зовет на помощь. Ему никого не надо звать, чтобы проститься с жизнью. И плакать тоже не о чем. Вполне достаточно мгновений, тех мгновений, в течение которых рычащие собаки ждут команду, чтобы броситься на жертву. Он мысленно проиграл свою жизнь до конца. Допускал погрешности, что-то не  учёл, а что-то переоценил. Он знал свой потолок, и что ему под силу. Хорошо, что удалось защитить сто патентов и принципиального значения не имеет, удастся ли ему создать еще десять или тридцать изобретений. Было бы хуже, если бы их не существовало совсем. Он был рад, что испытал радость творчества и счастлив,что познал любовь, в то время, как для многих любовь остаётся простым ничего не значащим словом. Он ничего не собирался менять в своей жизни и благодарил Бога за то, что удалось свершилось. И если его смертный час настал, он готов к новому перевоплощению, которое будет лучше, чем настоящее, поскольку в жизни, он сделал шаг вперёд в своём сознании.

 Ближайший волкодав, готовый к нападению, сорвался с места. Михаил сжался, готовясь к бою. Он знал, что победу не одержать и, чтобы не чувствовать боль от появляющихся ран, собрался сражаться до последнего вздоха.

    Внезапно сноп солнечных лучей пробил брешь в стене темницы, освещая фигуру Михаила и часть темницы.  Собаки, отвыкшие от естественного света, застыли, а заключенный в живодерну, пошел по лучу солнца и выбрался из бункера.

– Просыпайся, утро уже наступило,– услышал Михаил голос Катерины. Ласковая рука коснулась волос головы, опустилась по щеке и  легла на подбородок.– Ты весь горишь и напряжен. Что тебе снилось?

   Не шевелясь, Михаил лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в льющийся голосовой поток, а не в смысл произносимых слов. Сколько раз он просыпался прежде от кошмарной погони и сдачи немыслимых экзаменов, происходящих, к счастью,

во сне, а не наяву. Сколько раз он просыпался, радуясь, что это только сон… Живодёрня, с клыкастыми собаками, канула в прошлое. Со вздохом, вырвавшимся из груди, он окончательно проснулся и, не открывая глаз, поцеловал руку, лежащую на лице.

– Мне снился сон,– не громко произнёс он, лежа с закрытыми глазами, -в котором до конца жизни у меня оставались считанные минуты. В предсмертный час я должен был сказать, что думаю о прожитой жизни.

– Ужасный сон,– констатировала Катерина. Она наклонилась и прижалась к щеке Михаила.– Ты успел вспомнить обо мне?– спросила она.

   Она никогда не забывала о себе.

   Михаил окончательно проснулся и открыл глаза.

– До встречи с тобой, я не знал, что такое любовь. Можно ходить кругом и около и не замечать главного, что есть в жизни. Я счастлив, что у меня есть ты. Ещё я размышлял о своей работе…

– Карьера многое значит для мужчин. Их достижения всегда радуют членов семьи, потому что труд, должен приносить счастье.

– В конце сна, я размышлял о радости творчества и в завершении, стоя на краю пропасти, готовился к новой жизни.

– Со мной?

– Я не успел ответить на этот вопрос, но, безусловно, каждый последующий шаг связан с тобой, моей любимой. Только с тобой! Я не мыслю продолжение жизни без тебя и хотел бы в новой жизни встретиться с тобой. Тогда бы мы с раннего возраста находились рядом и не надо было делать лишних шагов и ошибок, чтобы искать свою половинку, а беззаботно взявшись за руки, смеясь и радуясь, заряжаясь весёлым смехом, бежать вместе с младенчества до глубокой старости.

 

ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

   Михаил вылез из бункера и отправился в гостиницу. Войдя в номер, он направился в туалетную комнату, чтобы принять душ. Сброшенная роба, пропитанная запахами подземелья и псины, осталась лежать в коридоре. Как прекрасно встать под душ и очиститься и душой, и телом! Михаил долго стоял и регулировал кранами, делая воду то холодной, то горячей. В конце концов, остановился на чуть  теплой температуре, освежающей тело в наибольшей степени. Скорость исходящих струй и их направленность не позволяла назвать  поток душем Шарко  характеризующимся биением с силой со всех сторон. Пришлось ограничиться максимальной струёй, на которую способна водопроводная система. Нечто похожее,  удалось. Оценив полученный терапевтический эффект, он повысил температуру воды и почувствовал в ворохе струй и пара присутствие постороннего лица. Михаил не ошибся. В углу душевой кабины на табуретку усаживался старый судья с плешивой головой, постаревший лет на тридцать. Облик смутно зашевелился, после чего появилась резкость изображения. Для него не имело значения, где вести суд и где зачитать приговор.

– Нет, нет, нет,– взмолился Михаил,– я не желаю начинать суд снова.

– Суд можно и не начинать, когда известны мотивы и доказано наличие преступления,– ответил судья.– Возникшие обстоятельства способствовали изменению приговора, но он, не потерял силу и  будет приведен в исполнение в течении суток. Помни, что тебе дана отсрочка и в запасе остается один день, не более.

   Фигура судьи вместе с табуреткой бесследно растаяла. О его недавнем пребывании, напоминал лишь, повисший в воздухе, приговор. Запахнувшись в халат, раздраженный Михаил вышел из туалетной комнаты. Катерина, сидевшая на кровати, заканчивала  макияж.

– Поторапливайся,– сказала она.– Наш корабль стоит в бухте и ожидает нас. Поспеши.

   Михаил подошел к стеклянной торцевой стене номера. При расселении ему не понравилось, что им выпала комната в гостинице, находящаяся на третьем этаже в конце коридора, однако, настроение изменилось в лучшую сторону, когда появилась возможность, не выходя из номера, обозревать бухту. Вечером суда всевозможных размеров целиком заполнили акваторию. Не хватало свободного места. Скопившиеся катера утром умчались в водные просторы по неотложным делам в поисках заработка. Лишь один кораблик стоял у причала, ожидая Катерину и Михаила. Знал бы он о  вынесенном приговоре плешивого судьи, что его ждет. Катерина встала, подошла к бельевому шкафу и, придерживая открытую дверку, задумчиво рассматривала содержимое.

– Что одеть?– в раздумье спросила она.– Как говорит моя подруга Розалия: Гардероб полон, а одеть нечего… В чем бы ты хотел меня видеть?

– В вечернем оранжевом платье.

– А ты чтобы одел?

– Под тон его, подходит шелковый, отдающий желтизной, костюм. Я хотел бы надеть его сегодня.

– У нас праздник?

   Последний день должен быть подобно фейерверку и выглядеть праздником, подумал Михаил.

– Каждый день следует встречать, как праздник,– сказал он.

  Катерина любила переодеваться. Она вытащила оранжевое платье и, приложив к себе, не поленилась примерить туфли на высоком каблуке и покрутиться перед зеркалом.

– Я тебе нравлюсь?– спросила она.

– Нравишься,– на полном серьезе, внутренне улыбаясь, ответил Михаил.– Нравишься, как никогда..

– В этом наряде увидишь меня вечером, когда отправимся посидеть в каком-нибудь ресторанчике, а сейчас мы едем на остров, где нужна совсем другая одежда. Ты поедешь в шортах и в серебристой шелковой рубашке, а я надену коричневую юбку ибелую кофточку, тонированную под серебро.

    Одежда островитян, безусловно, требовала меньших хлопот. Михаил ничего не имел против наряда, выглядевшего практично и просто. Он продолжал сидеть на кровати, рассматривая, как жена возится с юбкой и кофточкой. Вскоре она, готовая к выходу, стояла у двери. Она занервничала, увидев, что муж еще не готов к выходу.

– Чтобы одеться, тебе требуется меньше времени, чем мне, но почему-то, я всегда жду, когда ты соберешься,– недовольно напомнила она.

– Не ворчи,– остановил её Михаил.– Мне достаточно натянуть шорты,набросить рубашку и я, практически, готов.

  Он быстро встал и оделся. Осмотрев мужа, Катерина указала  на туфли, которые нуждались, чтобы их протерли, и, подождав, дала добро на выход. Закрыв на ключ номер, чета начала спускаться вниз, спеша к катеру.

  У гостиницы стояла юная продавщица цветов с букетом в руках. У Михаила возникло желание встретить Катерину с корзиной , внутри которой стояли цветы, и он порадовался, что имеет возможность  реализовать задуманное. Продавались цветы, похожие на колокольчики больших размеров. Толстые увесистые стебли, обвитые зелеными листьями, заканчивались колоколами неправильной формы с миндалевидными чашечками, изнутри которых лился алый огонь. Пламя исходило из вогнутой поверхности в центре цветка. Выбора не было, и пришлось брать цветы, которые имелись в наличии.

– What is the name of flawers? – спрoсил он.

    -Thefireflawer,– ответила продавщица.

   Огненный цветок, перевел Михаил название цветка. Понять элементарные слова, оказалось под силу. Досконально выучить английский он так и не удосужился, находя объяснение, что не существует в нем острой необходимости.

– I want five fireflawers,-обратился он к продавщице.

   Вытаскивая кошелек для оплаты цветов за покупку, вспомнилось далекое прошлое. В Душанбе, Михаил, стоя в очереди за мужчиной, покупавшим розы, услышал их реальную стоимость из уст, но, при взгляде молодого продавца на Катерину, стоимость цветов моментально увеличилась в два раза. Торговец, в душе верный ленинец, знавший наказ Ленина:учитесь торговать,– сообразил, что покупая цветы красивой женщине, никто не станет мелочиться. Интересно, увеличила ли цену продукции юная продавщица, при приближении красивой пары?

– На берегу лазурного залива,– успокоила продавщица Михаила,– растет так много цветов, что мы продаем их за бесценок. Возьмите больше цветов.

– Я привык покупать пять цветков или любое другое, нечетное число, пусть даже одну штуку.

– Одну я могу отдать и бесплатно. У нас принято дарить охапку цветов. Возьмите один букет. Один букет – всегда один.

– Хорошо. Давайте мне все ваши цветы.

   Полюбовавшись цветами и держа их подальше от себя, Михаил передал огненные цветы Катерине, предоставив возможность ей первой вдохнуть чудный запах. Терпкий сладковатый аромат тропиков разлился в воздухе. Таких цветов на земле не существует, появилась мысль. В следующую секунду Михаил осознал, что не  спит и во сне ему показывают кино. Стало интересно, что произойдет дальше.

   На пирсе, гид Кумар проводил прибывших через затемненный ресторан, расположенный на первом этаже, на верхнюю открытую палубу и показал на три стола, резервированные для небольшой туристической группы, состоящей из десяти человек. За одним из них, сидел член группы Савелий, знакомый директор магазина, и три его сослуживца, взятые в поездку для перевоза товаров, в шутку называемые рабами, которые приветствовали прибывших. Катерина и Михаил сели за соседний стол.  Следом появились  запоздавшие  туристы, два владельца шопингов с не выспавшимися женами. Держась руками за больные головы, женщины бравировали тем, что, потеряв связь с природными суточными циклами, безуспешно принимали кучу таблеток для регулирования сна и настроения. В целом, в группе дружелюбно воспринимали соседей и с пониманием относились к дамским капризам.

 Порционный завтрак, не давал возможности сделать выбор пищи. Михаил налег на растительные блюда, что соответствовало наказу его врача употреблять не то, что вкусно, а  что полезно, то есть  овощи. В завершении завтрака, официант предложил на выбор пиво, кофе или сок. За соседним столиком, рабы предпочли пиво и, выпив по бутылке, выторговали у своего хозяина ещё по одной, за отдельную плату, не входящую в рацион. Развеселившись, они предложили дать ему имя «щедрый», если он закажет им еще по одной кружке пива. Под предлогом боязни, что рабы сомлеют и перестанут работать, Савелий отказался. Михаил остановился на соке, а Катерина заказала кофе, которое запила вытащенной из сумочки таблеткой, предназначенной для снижения давления, посчитав, что поступила мудро:получила удовольствие от напитка и нейтрализовала вредный эффект от повышения артериального давления. После завтрака, никто не торопился покинуть насиженные места. Катер летел по волнам. Безоблачное небо отражалось в синеве воды. Приличная скорость передвижения не позволяла рассмотреть обитателей моря, которыми всерьез не интересовались. Всех захватывал океанский простор. Послышавшаяся за спиной мелодия, диссонировала с окружением. Михаил прислушался и уловил звуки траурной музыки, исходящие из магнитофона, принадлежавшего  одиноко сидящей в углу седой женщины с гладко зачесанными назад волосами. Посовещавшись с женой и согласовав возможные вопросы, которые следовало задать на английском языке, Михаил решился потревожить мадам, одетую в шелковый костюм черной бабочки, прикрываемую наброшенной на плечи накидкой того же цвета, украшенной золотой паутиной. На шелковистой ткани в области груди, виднелись вышитые золотом кольца, и наклоненный кувшин, из которого струей вылилась вода на мокрое пятно ткани в районе живота. К коленям сползали оборки от крыльев, идущих от спины и прикрывающих тело. Михаил подошел к незнакомой женщине и встал у стола, всем своим видом показывая, что не собирается долго находиться поблизости. Извинившись за вторжение, он по-английски спросил:

– Не можете ли вы сменить музыку?

  Женщина начала изъясняться. Из ее речи Михаил понял немногое, выделив, буквально, одну фразу, похожую на вопрос:

– Вы не знаете, куда мы едем?

   Это все, что удалось понять. Остальные слова не поддавались расшифровке. Вспомнив плешивого судью, сидящего на табурете в углу ванной комнаты среди массы брызг во время приема душа, он односложно ответил:

– Знаю.

– Тогда чему вы удивляетесь?Из собранной коллекции реквиемов, я выбираю достойный, созвучный моему настроению. Он может понадобиться в прощальный час. Если вам не нравится тихая успокаивающая протяжная, как мерно выливающаяся в озеро вода из кувшина, я выключу магнитофон,– она нажала кнопку «стоп» и музыка прекратилась. Речь продолжала литься.– Приближается рождество, за ним следует Новый год. Первого января каждого нового года я составляю измененное завещание, в котором отображаю, кому и что достанется после меня. Я ответственно подхожу к данному вопросу, поскольку после меня много останется, что следует делить. У меня несметные богатства. Всегда имеются какие-то новые мысли, которые следует отразить на бумаге в зависимости от изменения отношения к родственникам и знакомым тоже. Кому-то достанется дом или вилла, а кому-то – черный кот с состоянием, которое получит владелец, после смерти моего четвероногого друга, если его жизнь будет продолжаться такой же беззаботной, как и при мне. На самом деле, я не собираюсь умирать и, к новой редакции завещания подхожу, как к интересной игре. Вы убедитесь в этом, если последуете моему примеру.

– Я ничего не нажил за жизнь, и такой проблемы у меня не существует.

– Не ровен час, вы мне понравитесь, и я включу вас в завещание. Тогда, по крайней мере, у вас появится заинтересованность в моих устремлениях.

– Вряд ли.

– Кто знает ?– многозначительно прозвучал вопрос.

    Попрощавшись, Михаил покинул пожилую женщину и направился к столу, где его ждала Катя. Навстречу бежал Савелий. Скрепя отодвигаемыми стульями, за хозяином неслись рабы. К катеру приближался скутер. Владелец водного мотоцикла, выехав далеко в море, раньше других конкурентов, предлагал услуги прокатиться по водной глади на его машине. Савелий незамедлительно откликнулся на предложение. Его безудержная энергия, не зная, куда себя деть, искала приключений.  Спустившись через ресторан к выходу, он махал рукой и по-русски кричал, чтобы ему уступили скутер. Мотоциклист понял и переместился на катер, а Савелий занял место водителя и выжал   максимальную скорость. Он помчался по волнам, громогласно изображая радость, когда скутер отрывался от воды и летел по воздуху. Обеспокоенный владелец водного транспорта, на своем языке кричал, давая ценные советы о безопасной езде, которые тонули в воздухе. Насытившись впечатлениями, Савелий подъехал к катеру и разрешил рабам по очереди сделать несколько кругов. У берега появилась масса скутеров. Их владельцы предлагали свои услуги по менее высоким ценам, но они показались менее интересными , чем в открытом море. Можно было, причалив к берегу, поторговаться и еще снизить стоимость аренды за использование водных мотоциклов.

     Вступив на берег, Кумар предложил приезжим искупаться в море. Дикий пляж оживился. Зашевелились палатки с прохладительными напитками и спиртным. Группа из десяти человек расположилась поблизости от воды, разбившись на три группы. Полежав несколько минут на подстилке, Михаил поспешил к морю. Спустя некоторое время, встала и Катерина. Она боялась воды. Муж поспешил навстречу, чтобы поплыть рядом. Когда дно ушло из-под ног, Катя  забеспокоилась. Побарахтавшись на мели, она вернулась на берег. Шагая по песку, Катерина указала на концы мокрых волос. Она так и не окунала голову в воду, что, по меркам Михаила выглядело не понятным. – Мокрые,– сказала она,– придется подсушить. Сейчас они выпрямленные, а когда подсыхают, кончики завиваются.

– Как тебе нравятся мои волосы? -спросила Катя.

     Как я тебе нравлюсь?– послышалось Михаилу.

– Мне нравятся твои волосы,– поспешил ответить он, взяв ее за руку,– мне нравятся волосы, нравишься ты и все, что связано с тобой.

   Коротко стриженая прическа, с выкрашенными хной и басмой волосами, не могла сравниться  с поднятой  наверх с черной копной, которой восторгался Михаил тридцать лет назад. Красная ленточка, развивающаяся вверху уложенной прически,  значила многое, но какое это имеет значение? Михаил тоже изменился. Поседели виски, на темени поредели волосы, особенно на макушке. Движения стали замедленными, поскольку лечащий врач рекомендовал не делать резких движений. Разница между супругами в весе, поддерживаемая  в течение десятилетий в количестве тридцати килограммов, несколько сократилась. Михаил, прекратив употреблять сладкое, потерял с десяток килограммов, а жена, с возрастом немного пополнела, оставаясь стройной восточной женщиной с украинско-русским акцентом. Она была его родной женщиной, его половинкой. Катерина обещала встретиться с ним и в следующей жизни, и родить ему трех ребятишек. Будущее, там за чертой небытия, выглядело прекрасным, но хотелось насладиться существующим, что осталось, сколько бы оно не продолжалось. Пока позволяли силы и возможности, можно было, заглядывая в заоблачные дали, попутешествовать и жить. Суть, в общем-то, не в этом. Вот так, взявшись за руки, можно бесконечно идти, где угодно, и не важно, какой кусок хлеба лежит на столе.. Хорошо, что пока этот кусок с маслом и пряностями имеется и предоставляется право жить, не думая о пропитании, соразмерно заработку, но при случае, от многого можно и отказаться, питаясь кашей, лишь бы идти вместе, сколько возможно, помогая друг другу. Праздничный костюм или лохмотья, по существу, определяют внешнюю одежку, а не суть. И как кто выглядит, спустя много лет, не так уж важно. Гремящие кости, и высохшая кожа относятся к естественному процессу и становятся нормой жизни.

   К  отдыхающим, лежащим на подстилке, подошел местный житель и вытащил кипу кошельков и портмоне для продажи. Катерина заинтересовано начала рассматривать товар. Один из директоров комиссионных магазинов, по имени  Анатолий, наблюдавший со стороны, подключился к ним и, подойдя поближе, предложил выбрать продукцию, но не разговаривать с продавцом о цене. Катерина остановилась на крокодиловом кошельке.

– Вам предлагают продукцию по более низкой цене, чем в магазинах,– сказал Анатолий.– Выберите, что понравится, и за покупку рассчитайтесь со мной, так как я возьму много вещей оптом  со значительной скидкой.

  К мнению профессионала следовало прислушаться. В аэропорту Дели, Михаилу, выбиравшему кожаную куртку в киоске магазина, подошедший Анатолий и посоветовал отказаться от покупки, объяснив, что кожанки, купленные в Индии, не долговечны. В Индии священна корова, а не её кожа. Куртку следует покупать в Турции, прочел он лекцию ликбеза, спортивные костюмы в Германии, золото в Африке, камни в южной Индии, а обувь в Италии. Михаил поблагодарил за ценные советы, пообещав воспользоваться ими при случае. Видно, этот случай пришел. Лежа на песке, он ждал окончания торга, чтобы поблагодарить специалиста за ценную информацию. Катерина, как это часто происходило в последнее время, думала о том же. После ухода торговца, она обратилась к Анатолию, затронув больную тему.

– На отдыхе в Болгарии, у меня порезали сумку,– сказала она,– вытащили слоника, выполненного из натуральных бивней, с золотыми копытцами и тремя крошечными изумрудами, купленная в Таиланде. Неизвестно, когда мы сумеем туда попасть вновь. Имеется ли возможность, в здешних местах, найти подобного слоника?

– Мы, можно сказать, приехали сюда ради слоника,– добавил Михаил к сказанному.  – В нашей программе,  намечено посещение ювелирной фабрики, где можно найти интересующие украшения, по сходной цене.

– Это было давно,– сказал Анатолий.– Сейчас государство жестоко наказывает перекупщиков бивней от слонов. Продавцы шарахаются, услышав одно упоминание о слониках из слоновой кости, шарахаются в сторону. Буквально в пятидесяти метрах от нас,  находится магазин – склад, среди всякой всячины которого может оказаться, от старых времен, искомый слоник.

  При произнесенном слове магазин – склад Катерине захотелось поскорее найти пропавшее украшение. Не успев вдоволь накупаться, пришлось оставить пляж, и, ради солидарности, согласиться на поиски торговой точки. После недолгих сборов с сумкой за плечами, не понимая спешки, Михаил поплелся за женой. Через несколько кварталов они предстали перед огороженной территорией, на которой стояло несколько брезентовых палаток, набитых товаром. Просмотреть весь ассортимент, не хватило бы и суток. Через полчаса, Михаил выдохся. Стоя посреди зала и, не двигаясь с места, с выбранными и переброшенными  за плечо шортами, он безразлично взирал на суету, шныряющих вокруг людей. Упрощенная конструкция шорт островитян походила на спортивные боксерские трусы с двумя рядами веревок, стягиваем у пупа, и заправляемых вовнутрь. Неожиданно вышедшая из другого ряда Катерина присовокупила к шортам зонтик от солнца, платье, две шелковые блузки и джинсовую юбку.

   -Слоники не продаются здесь,– сказала Катя. На склад ворвался Савелий. Самого его не было видно. Лишь слышался знакомый зычный голос.

– How much?-несколько раз произнес он, перемещаясь по рядам.

  Развернувшись на голос, Михаил увидел Савелия в окружении рабов и склонившегося в поклоне престарелого хозяина склада. Услышав цену, покупатель возвел руки к небу. Стоимость изделия не могла удовлетворить его.

– Вы что?– исчерпав запас иностранных слов, ограничивающийся несколькими словами, спросил он по-русски и, недолго думая, перешел на смешанный язык,– fifti процент.

    Петровы подошли поближе к Савелию, в надежде более выгодно рассчитаться  с продавцом. Как не показалось странным, владелец склада согласился с доводами Савелия. Он не имел ничего против того, чтобы в два раза снизить стоимость вещей. Его прельстил оптовый покупатель. Рабы начали запихивать вещи в припасенные баулы. Увидев Михаила, Савелий стал учить его основам купли-продажи.

– Не вздумай покупать товар по запрашиваемой цене.При стоимости в полцены, владельцы торговых точек имеют достаточную прибыль,– учил он уму-разуму.

– Ах, вот как обстоят дела,– согласился Михаил.

  Он понимал, что в присутствии Савелия,  ему предоставляется возможность сбавить цену.Закончив сделку, покупатели с обновками направились на ланч.

  В ресторане у раскрытого окна за общим столом туристическую группу ждал обед. Катерина и Михаил отодвинули подальше от себя деликатес из лягушечьих лапок. Представители другой национальности с восторгом оценили бы изысканное блюдо. Зато черепаший суп воспринимался на ура. Наибольший успех  выпал на , согревших душу, лобстеров. За последующей чашкой кофе, люди расслабились и, дружески беседуя, делились  впечатлениями о морской прогулке, покупках, а то и просто, любовались видами природы. К полудню, начался отлив. Море ушло от берега на десяток метров и там, где плескалась вода, появилось голое, песчаное днище. Стали заметными, вылезшие из воды, эстакады, на которые раньше никто не обращал внимания. Желающие покататься, держась за деревянные поручни, с опаской шли по жердочкам двухметровой высоты к переместившимся в открытое море причалам катеров и стоянкам скутеров.

  Гид, появившийся в конце ланча, сообщил, что намечается экскурсионная поездка вглубь острова на лодке к водному базару, где можно полюбоваться экзотикой и отовариться продуктами по низким ценам. Возможность познакомиться с местным населением и увидеть их жилье, воодушевила приезжих. Пройдя по сооруженной двухметровой эстакаде, имеющей фундамент в ложе грунта, группа усаживалась в просторную лодку. На борт взошла седая женщина, сопровождавшая группу на катере к острову. Никто не препятствовал ее появлению. В особенности гид,  которому, пошептавшись, она  сунула  в руку денежку. Пробираясь между сидящими, она сверкнула нанизанными на пальцы кольцами, и опустилась на свободную скамейку, поближе к рулевому. Началось путешествие. Моторная лодка мерно плыла по морю,  незаметно вошла в устье, и поехала по медленно текущей желтой реке, похожей на проток. На берегах просматривались, видимые невооруженным глазом, постройки, имеющие три уровня. Первый, соответствовал пирсу, у которого привязывалась лодка, необходимая для передвижения. Отсюда осуществлялись заплывы мальчишек. На помосте второго яруса стояли тазы для стирки белья и баки для воды, а на третьем – цветы и клетки для птиц, из которого дорожка вела к дому владельца дома, показывающему степень достатка и статус хозяина. На берегу, среди буйной зелени, часто попадались золоченые башни храмов с уходящими с крыши, выстроившимися один за другим, чертенятами,. Катерина опустила руку в теплую речную воду,  струящуюся между пальцами.

– Мне кажется, что я родом отсюда и когда-то  здесь была,– сказала она.– Вслушайся в тишину и понюхай воздух, пропахший сандалом. Наша лодка тоже сделана из сандала. У меня обостренный нюх. Я с детства, привыкла нюхать кожу, ткани, деревья. Какой покой царит кругом! Изумительна местность, похожая на рай востока.

  Михаил нагнулся и понюхал деревянный борт лодки.

– Точно, сандал,– сказал он,– Не  удивительно, что лодка выполнена из сандала, если кругом произрастают сандаловые деревья.

  Кормчий нагнулся и вытащил пластину, лежащую на дне лодке. Через прозрачное стекло,  заменившее доску, виделся водный мир реки, как в аквариуме. Среди густой растительности, произрастающей на дне реки, проплывали  рыбешки. Скорость, не позволяла сосредоточиться на предметах. Впечатление же подводной жизни, осталось. После получасовой прогулки путешественники достигли обещанного речного базара. Для островитян, общающихся с помощью водного транспорта, привычным делом была, продажа продуктов не на земле, а в лодках на выставленных лотках. Каждый турист считал своим долгом купить какую-нибудь мелочь. Приезжих заинтересовали местные плоды манго и кокосовые орехи, содержащие молоко, которыми можно было легко насладиться с помощью тростинки, вставленной через просверленное отверстие.  Та же продукция, купленная в местах, далеких от произрастания, имела совершенно иной вкус. Катерина приметила в лодке пожилую женщину на больных, согнутых ногах, с ананасами в руках.

– Как похожа она на мою мать,– сказала Катерина.– Мама в последние годы ходила с тросточкой. Мне так ее не хватает. Кажется, что за кажущимися срочными делами, я не уделила ей должного внимания. Попросите рулевого, – обратилась она к гиду,– подъехать к женщине, торгующей ананасами, я поговорю с ней и куплю продукцию.

   Лодка вырулила по курсу. Катя начала разговаривать с женщиной, похожей на маму, по-английски. На соседнюю скамейку переместилась седая спутница и на правах старой знакомой обратилась к Михаилу.

– Я вижу на вашей руке кольцо с желтым сапфиром, означающим связь с учителем. Вы знаете своего учителя?– спросила она.

– Знаю,– кратко ответил Михаил, не имея особого желания, заводить разговор.

– Вы думаете, он думает о вас?

– Надеюсь.

– Посмотрите на сидящего под деревом человека, расположенным на другом берегу,

   Михаил остановил взгляд на восковой фигуре человека, сидящего под деревом в позе лотоса.

– Он занимается программами самосовершенствования и  живет с одной единственной целью: просветления. Я недавно беседовала с ним и выяснила, что несколько лет назад, он считался преуспевающим журналистом, а сейчас живет на небесах, и ему безразличны интересы людей, города и страны, даже местность, где находится. Я не верю ему. Безразличными кров и пища не бывают. У вас тоже превалирует единственная цель – просветление?

– Меня интересует просветление. Я не жду, а надеюсь, что в один прекрасный момент, ко мне придет просветление и, стоящие передо мной дела, начнут решаться с легкостью и изяществом. Я не собираюсь комментировать программу человека, сидящего под деревом. Он сделал  выбор. У меня другой путь, в котором главными остаются несколько направлений… Для меня мало сидеть с благородными мыслями. Кроме молчания,  нужны поступки и получаемые от них эмоции. Мне нужно и то, и другое. Если даже представить. что человек возвращается на землю с определенной миссией, он не должен сидеть сложа руки. Одним словом: я живу на земле, и не спешу к небесам.

  Женщина перевела взгляд на обручальное кольцо.

– Я вижу обручальное кольцо. Оно что-нибудь значит, для вас или является обыденным атрибутом женитьбы, купленным перед свадьбой?

   Катерина с купленными фруктами, лежащими в плетеной корзине,  подаренной торговкой, оставшейся в своей лодке, опустилась на скамейку и стала вслушиваться в разговор, в котором упоминалось её имя. Ей далеко не безразлично было, что о ней говорят, а тем более, когда высказывается муж.

– Многое,– ответил Михаил,– Катерина – отдельная линия. Она единственная, что связывает меня с миром. Без нее жизненные краски вмиг бы поблекли. Несомненный интерес представляет и все, что связано с ней.

– Колец на руке больше нет,– сказала женщина,– а у меня, посмотрите, их предостаточно. И каждое из них, в конечном счете, спешит сказать об одном и том же:жизнь дана для того, чтобы научиться умирать. Это лозунг и самураев

   Михаил взглянул на нанизанные, на пальцы старинные кольца искусной работы с драгоценными камнями. Безусловно, они многое значили для хозяйки, которая, при желании, могла о них обмолвиться, но если, все рассказы заканчиваются печальным концом, то не стоило их начинать.

– У меня есть еще одна важная линия,– высказался Михаил,– это линия жизни.Я люблю жизнь, во всех ее проявлениях и отношусь к ней с трепетом, с каким акушерка принимает новорожденного. Могу неотрывно следить за гончаром, создающим из глины вазу. Завораживает не получаемый шедевр из посуды, имеющий, сам по себе, несомненное значение: зарождение новизны. Поэтому могу до бесконечности следить за его действиями, также как и за пахарем, создающим борозду в поле. Я замедляю шаги и, внимательно вслушиваюсь в гомон восточных базаров, на которых, помимо торговли у прилавков, течет жизнь. Нравится смотреть баскетбол и другие спортивные игры, в которых, кроме бега на скорость,  немаловажную роль играет удача и непредсказуемость, обеспечивающая выигрыш матча слабой командой, настроенной на победу. Меня, приковывает момент созидания, вдохновляет творчество  великих артистов на сцене. Негативизм не в счет, потому что плохие мысли отбрасывают человека вспять. Я могу часами сидеть над новым изобретением, не беспокоясь, что кто-то воспользуется моими разработками.

– Для чего вы изобретаете? В конце жизни вы поймете, что ваши изобретения ничего не стоят.

– Я пишу для того, чтобы  пытливый ум увидел идею, являющуюся продолжением и развитием жизни, Изобретения являются частью моей научной профессии, по которой определяется эффективность деятельности. Иногда к патентованию  отношусь, как к спортивным достижениям, а порой новизна настолько захватывает, что, только после завершения оформления заявки на изобретение, приходит успокоение. Сами патенты, не приносят особого дохода.

 Лодка готовилась к отплытию. Пассажиры, усаживаясь по местам, прислушивались к Михаилу. Седая женщина, желая прекратить разговор, пересела на  прежнее место, в конец лодки, поближе к рулевому.  В ее планы входили задушевные беседы с каждым в отдельности, а не диспут. Ухмыляющийся гид,  сам себе на уме, рассчитывая на последующий ход событий, с дальним прицелом потрогал Савелия за плечо и указал на дремлющего  старца, сидящего в привязанной канатом лодке, перед которым стоял лоток, с бутылочками разного калибра.

– Старик продает микстуру для увеличения мужской потенции,– пояснил он.

  Савелий оживился и, не раздумывая, попросил направить лодку с туристами в нужном направлении. Ему очень захотелось повысить потенцию. Шкипер, лавируя между массой шныряющих посудин, ловко повел лодку по заданному курсу, и пристал к нужному объекту. Еще задолго, до касания носа лодки другой лодки, Савелий начал торговаться.

– How much?-прокричал он, вскочив с места.

  Торговля, проходившая с массой непонятных жестов, не успев начаться, быстро закончилась. Савелий, сбив цену, принимал товар, засовывая под мышку коробку с продукцией. На ходу он опрокинул в рот содержимое одного из приобретенных флаконов. Второй, выпил в устье реки, где пресная вода смешивалась с соленой.

  После dinner, то есть ужина,  гид сообщил, что туристическая группа остается на ночь в забронированной гостинице, а отъезд с острова, переносится на следующий день. Изменение планов связывалось с внезапным отсутствием билетов, раскупленных веселой компанией. Незапланированная задержка не смутила приезжих, не до конца оценивших прелесть неосвоенных территорий. Побродить вечером по безымянному острову и представить себя островитянами, было даже интересно. Каждый начал решать досуг по – своему. Катерина и Михаил вышли на берег, чтобы проводить отходящий катер в открытое море. Стоя на ступеньках гостиницы, они следили, как пассажиры заполняют судно, на котором намечался отъезд их группы. Из-за спины послышался голос седой женщины, подошедшей незаметно.

– Почему вы не торопитесь?– строго спросила она.– Я собираюсь возвращаться на материк с вашей группой.

– Катер зафрахтовала пьяная компания, отмечающая юбилей. Ей не нужны лишние люди. Наш рейс перенесен на утро завтрашнего дня,– сообщил Михаил.

– Жаль…,– недовольно сказала пожилая женщина, рассеянным взглядом провожая катер,– но ничего страшного. Я могу уехать с острова на скоростной яхте, стоящей на пирсе. Хотите, возьму вас с собой?В пути мы догоним катер и весело покружимся над ней.

– Мы связаны с группой,– отказалась Катерина, без нее не покинем берег.

– Я могу позаботиться обо всей группе. Трубите сбор, я задержу катер и через полчаса мы сможем отправиться в путь.

– Бесполезно,– сказал Михаил.– Савелий уже выпил специально приготовленный напиток  и гид повел его в заведение, где полсотни девиц предлагают свои услуги. Рабы пошли с ним за компанию. В дом они не войдут и будут находиться поблизости, ожидая, когда закончится процесс.

– Тогда ваш отъезд действительно задерживается,– согласилась седая женщина.– А почему рабы не воспользуются утехами острова?– спросила она.

– По простой причине,– ответил Михаил,– у них отсутствуют монеты.

    Старухе захотелось помочь рабам.

– Пусть тоже повеселятся и получат удовольствие, не отставая от босса,– сообщила она.– Я помогу им. Не прощаясь, как и не здороваясь, она сделала резкое движение, собираясь делать два дела сразу: спешить к яхте, стоящей на берега моря, и  искать рабов, находящихся неизвестно где. Владея искусством нахождения в разных местах, одновременно, её не смущало раздвоение: отплытие и вынужденное пребывание на острове. Однако, не стоило спешить раскрывать свои возможности, когда можно воспользоваться чужими руками. Для выполнения задуманной миссии, как раз, подходил гид, вышедший из гостиницы. На ходу перестроившись, она остановила его  и быстро разъяснила суть вопроса. Кумар моментально оценил обстановку и заверил, что ему, не составляет труда, отыскать рабов и проводить их в заведение. К тому же, что немаловажно, в завершении сделки, в осадок выпадут комиссионные, причитающиеся за каждого клиента, приведенного в заведение. Женщине, знавшей повадки людей, не трудно было догадаться о ходе мыслей, молодого человека. Она вытащила кошелек, из которого посыпались монеты. Оставался вопрос их возврата. Не тратя время на ненужные пересуды, седая женщина поспешила закончить разговор.

– Сверх суммы за работу, я плачу еще десять процентов. Тебе это выгодно,– заверила она.– Расписку, подписанную рабами, передашь мне,– потребовала она.– Завтра они вылетают домой и надеются, что, уехав в другую страну, уйдут от возмездия. На самом деле я появлюсь в их края и потребую возврата долга в самый не подходящий момент. Для них  расплата всегда является самым неподходящим моментом.

 Не прощаясь, она направилась к роскошной яхте, появившейся на  берегу. Как семнадцатилетняя девочка, вспрыгнула на борт и решительно направилась к штурвалу. Команда ждала ее появления. С моря подул шквальный ветер. Огромные волны накатывались одна за другую и гасли на песчаной отмели. Пожилая женщина с легкостью вывела в открытое море яхту, которая, как на подводных крыльях, чуть касаясь воды, полетела над волнами. На капитанском мостике видна была фигура женщины со всклоченными седыми волосами и топорщащимся на ветру покрывалом , сходящимся у лопаток и являющимся частью костюма черной бабочки. Взмах и хлопанье крыльев создавали иллюзию возможного взлета фигуры с мостика. Казалось, лишь одни руки, лежащие на штурвале, связывали женщину с яхтой, скорость которой постепенно увеличивающей. Вскоре очертания,  удаляющегося в непогоду судна, скрылись.

   Тропический дождь загнал людей под крышу гостиницы. Высокие потолки холла  ковровое покрытие пола создавали эффект комфортабельного здания. Кондиционеры спасали от духоты и создавали уют. Из торцевого зала приглушено слышалась национальная музыка, односложно воспринимая Михаилом, как мяу-мяу.  Стопы, сами собой,  направились под звуки музыки в ресторан, в котором недавно ужинали, Заказав, для приличия, по бокалу сухого вина, Петровы обосновались за свободным столиком. Поставленные в вазу огненные цветы, полностью раскрылись. В сердцевинах цветков высвечивались, тлеющие угли. Пара беспечно рассматривала обстановку, слушая запланированный концерт, по окончанию которого, зазвучала европейская мелодия. Михаил пригласил Катерину на первый вальс. Он вальсировал, значительно лучше во сне, чем наяву, и пообещал, что со временем обязательно научится танцевать. Музыка смолкла, но никто не собирался расходиться. Зазвучал медленный танец и танцующие пары, не вслушиваясь в непонятные иностранные слова, слушали только музыку. Сноп света,  отражаемый от зеркального вращающегося шара, укрепленного у потолка, рассыпался в искристых серебряных лучах. Михаил, выпрямившись и вытянув позвоночник, что на языке учителя танцев значило: держи спину,– медленно вращался на одном квадратном метре, почти недвигаясь, и не отрываясь от пола. Создавалось впечатление, что танцоры находились в объятьях друг друга с застывшими  лицами. Время остановилось. Создавалось впечатление, что по инерции вращается потолок. Забытье нарушил ураган, несшийся с моря. Шквальный ветер с силой ударил в окно, раскрыл не плотно задвинутую раму и сдвинул штору. В поднебесье разрывались тучи. Дождь лил, как из ведра. Буря, бушевавшая на море, достигла острова. К счастью, до затопления ресторана дело не дошло и ничто не вывело обывателей, из нормы. На невзгоды, существующие за окном, служители ресторана ответили драпировкой штор и прикрытием  окна. Танцевальный вечер продолжился. По его окончанию, Петровы вышли подышать на ступеньки гостиницы. Погода не улучшилась. Под порывами завывающего ветра трещала крыша. Под ногами стало мокро. Хлынувшая вода с крыши мимо водостока была  не рассчитанного на шквальный поток жидкости. Пришлось прижаться к стене и отказаться от гуляния. В номере, Катя поскорее включила кондиционер и пошла в ванну, смывать макияж. Михаил снял рубашку и, не разбирая постель, лег отдохнуть. Вслед за женой пошел ополоснуться. Стоя под душем, начал всматриваться в угол, ожидая появления судьи с плешивой головой, но никто не появлялся. Когда Михаил вышел из ванной, жена лежала в постели и сладко посапывала. Он выключил свет. По предсказанию, до конца суток остались считанные минуты. Проверив часы, лег на кровать, рассчитывая, что ему, как великому праведнику, суждено уснуть и не проснуться. Полежав с закрытыми глазами с полчаса, снова взглянул на часы, которые показывали за полночь. Не понятно, о чем вещал старый судья?! Волнение не проходило и не давало расслабиться. Заснуть удалось только под утро. Михаил проснулся от шуршания воды в стояке соседнего номера. Кто-то умывался, встречая новый день. Буря стихла.

   Во время завтрака на море появился катер с первыми отдыхающими,  прибывшими с материка.Следом причалили еще два, из которых высыпали люди, раздевающиеся на ходу и спешащие позагорать на пляже. Туристической группе из десяти человек, заночевавших в гостинице, предстояло покинуть остров. Полупустой катер двинулся по маршруту в обратном направлении. Гид собрал группу на верхней палубе для чрезвычайного известия и опечалено сообщил, что ночью катер, на котором вчера намечалось их отплытие, во время шторма потерпел аварию. Имеются жертвы. Несколько человек, считаются без вести пропавшими. Минутой молчания, путешественники почтили память погибших. При полной тишине, гид спустился на нижнюю палубу. Когда напряжение спало, Савелий заявил, что не зря его влекло к земным утехам, а то бы он прорвался на катер и увлек за собой группу. Рабы выразились, что в этом немаловажном деле, они тоже принимали активное участие.

– Мы могли очутиться на тонущем катере,– тихо сказал Михаил Катерине.

– Господь хранит нас,– эхом отозвалась она,.– и мы можем подольше пожить вместе на этом свете.

   Подняв бокал, Савелий произнес тост, в котором почтил память, безвременно ушедших в путь иной и пожелал, чтобы земля была  им пухом. Отдав должное умершим, а живое живым, он переключился на мирские дела. Вытащив из кармана брюк  страницу с изображением  плана самолета, он пригласил рабов за стол, чтобы начать военный совет. Стратегия главнокомандующего укладывалась в единственный пункт:все пассажиры самолета, именуемые «челноками», прибыв на родину, должны пройти с привезенным товаром через его магазин. По тактическим соображениям каждый ряд самолета, состоящий из шести кресел, отводился под наблюдение одному из рабов. Каждый из них, разливая  налево и направо огненную воду, должен видеть в пассажире туземца, добывшего на охоте ценный трофей, и обязан убедить его прийти с приобретенными вещами в нужный магазин. Предложение, открывающее безграничный простор к выпивке спиртного, нравилось рабам.

  Земные заботы поглотили вчерашнее волнение на воде. Полученный урок ничему не научил людей. Гладкая поверхность моря успокаивала, будто ничего серьезного ночью и не случилось, а если и случилось, то для гостей в наступившей тиши и благодати не представляло никакой опасности.

 

ТОЛКОВАТЕЛЬ СНОВ

Рыбак Дан бодрой походкой спешил на базар к месту обитания толкователей снов. Прошедшей ночью, ему привиделся сон, требующий  разъяснения. Его тело, несмотря на возраст, не потеряло гибкость. Морской воздух, соленая вода и физические упражнения, связанные с приложением усилий во время плавания и ловли рыбы, способствовали поддержанию тонуса жизни. На улице, прилегающей к базару, сидели предсказатели. У побеленного забора висела табличка в металлической рамке с текстом, выполненным греческими буквами:

  ТОЛКОВАТЕЛЬ СНОВ

 ИКАРИЙ ПЕЛОПОНЕССКИЙ

Под ней в плетеном кресле, лежа на спине, сидел сонный седовласый здоровяк, опираясь вытянутыми ногами об землю, шеей – о спинку кресла и третьей точкой – о край сиденья. Он показался умудренным человеком, знавшим жизнь и то, что находится за ее пределами. Рыбак подсел к нему на рядом стоявшую табуретку. Икарий открыл глаза, протер их и выпрямился. На тротуаре росли многолетние деревья, дававшие тень и спасающие от прямых солнечных лучей, что благоприятствовало беседе. Поздоровавшись и оговорив цену сеанса, Дан, без вступления, начал рассказывать о виденном сне, не дававшим ему покоя с начала бодрствования.

    Дан видел себя, идущим спозаранку по безлюдному городу. Люди еще не проснулись и знакомые улицы воспринимались более просторными, чем наяву. Дующий с моря свежий морской воздух струился, проникая в фибры легких. Хотелось дышать  полной грудью. Щебет птиц, неслышимых днем из-за толкотни и шума, радовал своим присутствием. При подходе к морю, послышались неугомонные крики чаек, жаждущих пищи. Отвязав лодку и оттолкнув ее от берега, Дан привычно сел в нее и стал колдовать над самодельным парусом, представляющим купол, заполненный полотнищем, и арками, стоящими по сторонам квадрата. Несмотря на усилия, воспользоваться силой слабого ветра, дующего к берегу, не удалось. Пришлось убрать парус, налечь на весла и с трудом добраться до выставленных сетей. Дан поднял нижний замок и развязал конец. Рыба посыпалась в лодку. Довольный уловом, он поспешил к следующей вышке. Рыбак суетился чуть быстрее, чем обычно. Наспех выполнив намеченную работу, он поспешил к берегу. Не терпелось поскорее ее закончить, добраться домой, освежиться, переодеться и отправиться в суд, где рассматривалось, в числе тысячи других, его заявление о неправомерности снижения пенсий у пенсионеров. Попутный ветер, пусть и слабый,слегка трепал парус и позволял, облокотившись о борт лодки, отдохнуть и предаться размышлениям. Пока картинки сна ничем не отличались от происходящих на глазах рыбака действительных событий в стране. Борцы за свободу обещали превратить остров, где он родился и жил, в цветущий сад, где все бы рождалось к сроку, а на сходящих к морю каменных породах и в густых лугах росли виноград и оливы, поля покрывались высокой рожью, жатва на тучной земле была изобильной и море – богато рыбой. В такую страну со всех концов земли должны стремиться туристы и островитянам ничего не оставалось, как вежливо принимать их и следить за чистотой края. Прошло двадцать лет, как остров, расположенный в Средиземном море, объявил себя свободным, и поднял флаг независимости. Свобода началась с передела собственности. Ее бесконечный передел, полностью незавершенный, продолжался, и по сей день. К дележу пирога Дана не допускали и материальные ценности, в виде земли и построек, представляющих лакомые кусочки, для него оставались недоступными. Печально, что в стране рушилась промышленность. Следом, в упадок пришло и сельское хозяйство. Наступил кризис. Мечтам о красивой жизни не суждено было сбыться. Прекрасный остров, провозгласивший свободу, понемногу превращался в тарный пункт залежалых продуктов и товаров иностранных компаний. Получая кредиты, он все более соизмерял свои действия  с всемирным банком, указывающим, что нужно сеять, что производить и по какому пути развиваться. Международные финансовые воротилы, спасающие нынешнее правительство и одновременно раздевающие следующие поколения, при поступлении очередного транша займа, выставили условие о необходимости снижения расходов у населения. Избранный на острове сенат, ломающий голову над возникшей проблемой, нашел недостающую сумму. Пенсионеров оказалось множество и, урезав у них пенсии, задача легко решалась. В результате соблюдения требований международных финансистов полился очередной денежный транш.

    Рыбак приблизился к берегу, убрал парус и, лавируя между стоящими на воде фрегатами, подгреб к, трехмачтовому паруснику, реконструированному в ресторан и навечно пришвартованному к причалу, с которым имел договоренность о поставке рыбы. Переговорив с шеф-поваром, он привычно освободился от улова. С оставшейся мелкой рыбешкой, которая по качеству не уступала сородичам крупных размеров, поплыл к месту стоянки своей лодки, высадился на берег, и устало побрел домой. Жена Вероника, поджидавшая мужа, приготовила ему еду на террасе. Освежившись, муж приступил к обеду и после еды  спустился в сад. Еще оставалось немного времени, чтобы, присев на кушетку, стоявшую в тени деревьев, отдохнуть и прийти в себя. Думы вновь одолели его. Сын, потерявший работу, покинул отчий дом и уехал на чужбину в поисках заработка. Его скупые весточки, что жив, здоров, одет и обут, могли, на короткое время, успокоить родителей, но ненадолго. Мысли о сорокалетнем чаде не давали покоя. Особое беспокойство проявляла мать, постоянно думая о внуках.

   Заботы о днях текущих, помогали скоротать время. Рыбак ежедневно выходил в море, а жена, не покладая рук, трудилась на клочке огорода и суетилась в птичьем дворе, организованном в углу двора. Семья выживала благодаря натуральному хозяйству. Благодатная земля делилась щедротами, отмечая старание и усердие людей, трудящихся на ней. Дан, как мог, помогал жене. Соседи восторгались, что до всего, до чего дотрагивались женские руки, плодоносило и ежегодно давало отменный урожай. Жена подсмеиваясь над комплиментом, объясняла, что урожай дает земля, а она лишь прикладывает руки, и что тот, кто трудится, всегда получает прекрасный урожай. Рыбацкое ремесло и натуральное хозяйство, организованное на приусадебном участке, могли скромно поддержать стариков на плаву. Урезанные же пенсии, в сумме превращенные из двух в одну, оставляли заметную брешь в бюджете семьи. Сегодня, после рассмотрения на предстоящем суде поданной жалобы забрезжила слабая надежда на их восстановление. Дан встал и отправился в зал суда, расположенный в центре города. Жена, перекрестив мужа, осталась дома.

    Учитывая возможное скопление народа, заседание суда перенесли в развалины открытого театра, который люди забили до отказа. В качестве истца выступал, находящийся на пенсии юрист, расположившийся в зале у сцены. Скамья, предназначенная для подсудимых, пустовала. Никто из сенаторов не явился. В качестве ответчика сенат представлял известный адвокат, знаменитый тем, что не проиграл ни одного дела. Он расположился в зале напротив истца, с другой стороны сцены. Между ними, в центре за столoм, на котором стояла низкая кафедра, обращенная к сцене, устроился мировой судья. Из боковой двери, на сцену стали выходить присяжные из почитаемых греков, живущих в разные века, и сумевшие  собраться вместе по данному случаю. Под аплодисменты зала первым на сцену вышел со своей излюбленной бочкой Диоген, который улегся в ней, рядом с  боковой дверью сцены, подставив умиротворенное лицо под солнечные лучи и выставив ноги за пределы пифоса. Зрители восторженно встречали каждого нового присяжного, узнавая в них своих кумиров. Чинно проследовал философ Сократ с идущими по бокам учениками Платоном  и Ксенофонтом. Он  сел на деревянный выступ, покрытый тканью терракотового цвета, поближе к зрителям. Выказывая преданность, рядом со своим учителем разместились преданные ученики, ставшие сами знаменитыми философами. Следом  появился философ и ученый Аристотель в сопровождении своего повзрослевшего воспитанника Александра Македонского, одетого в воинские доспехи. Восторженные зрители, сидящие в зале, в едином порыве встали  и захлопали в ладоши, приветствуя покорителя мира. Македонский, проходя мимо лежачего Диогена, остановился и, убедившись, что не загораживает аскету солнца, пожелал продолжить беседу, начатую несколько веков назад.

– Ты все лежишь в бочке?!– удостоверился он, не сомневаясь в незыблемости умонастроений философа.

  Диоген не удостоил его ответом.

– Я хотел бы быть Диогеном,– обратился Александр к Аристотелю,– если бы не был Македонским.

  В обществе Греции не принято было обращаться к присутствующим в третьем лице. Диоген не собирался воспитывать великого полководца и ответил ему тем же, обратившись к Аристотелю, будто рядом с ним не стоял Александр.

– Я бы не хотел быть им,– сказал он.

  Народ продолжал ликовать. Александр поднял руку, приветствуя толпу. Позови людей за собой, они, образовав стройные воинские ряды, двинулись бы за предводителем покорять мир, доказывая свое величие и превосходство над другими народами.  Македонский вспомнил, что взошел на сцену не для того, чтобы уводить в поход народ, а для участия в суде в качестве присяжных. После длительной паузы, он последовал за Аристотелем и сел в ногах его. За ними следовал под руку со слепым Гомером всемирно известный путешественник Одиссей, который на ходу рассказывал античному поэту о своем посещении в давние времена острова, именуемого в настоящее время Свободным. Зал загудел и шквалом аплодисментов встретил странствующего героя. Посадив Гомера на почетное место, царь Итаки, поклонившись, поспешил ретироваться.

– Останься,– попросил его спутник

– Я литературный персонаж и мое имя отсутствует в списке присяжных, состоящих из древних греков, – возразил Одиссей,– как и все жители острова Свободный, я люблю свой остров, на котором родился и вырос, и, воспользовавшись предоставленной возможностью, спешу вернуться на Родину.

   Развернувшись к залу, он произнес:

     Акустика в театре была отменной. Зрители слышали каждое слово, произнесенное со сцены, и с сожалением проводили уходящего Одиссея. Цепочкой проследовали по сцене, реформатор античной медицины врач Гиппократ, поэты-драматурги Софокл и Эврипид, которые сели на установленные на сцене помосты и стулья, чуть сдвинув их по своему усмотрению так, чтобы просматривался зал. Шествие замыкали отец комедии Аристофан и баснописец Эзоп. В центре сцены возникла, повисшая над головами присяжных, с весами в руках и с повязкой на глазах, как символ беспристрастия, богиня правосудия Фемида. Зал затих и поднялся на ноги, воспринимая ее появление, как начало суда. В глубочайшей тишине истец молвил слово.

– Принятый три месяца назад указ сената о снижении пенсий является незаконным актом,– сказал он.– В период трудовой деятельности граждане, нуждающиеся в обеспечении старости, заработали свои пенсии.  Правительство не имеет права направлять, раз выделенные средства, в иных целях, кроме, как по прямому назначению. В суде я выступаю от своего имени единолично, но не следует забывать, что вместе со мной с аналогичными заявлениями, обратились в суд тысячи других пенсионеров.

– Укажите точное число поданных заявлений от пенсионеров,– предложила Фемида,– и присовокупите их к делу.

   Мировой судья, внушительного телосложения, в красной мантии, увешанный цепью под позолоту, с подобающей торжественностью встал за кафедру, стоящую на столе, и дал справку.

– 11747 пенсионеров обратились в суд,– четко произнес он и величественно сел.

    Воспользовавшись возникшей паузой, слово взял ответчик.

– Требования молниеносного реагирования, на возникшие условия в стране, продиктовали сенату издать необходимый, пусть и непопулярный, указ. Главное, что денежный транш займа пошел. Дело сделано и не имеет смысла дискутировать, что хорошо и что плохо. Все сенаторы, являясь достойными представителями, неустанно заботятся о стране. Я готов поручиться, в добропорядочности  каждого. Неделю назад, они с энтузиазмом вышли на субботник и повели борьбу за чистоту лесов и улиц, убрав немало сухих деревьев, тряпок и бумаги. Сенаторы готовы пригласить любого в сенат и внимательно выслушать любые здравые предложения. Лишь бы предложения выглядели достойными. В частности, сенат приглашал на заседание Диогена Синопского. Все ждали его выступления в надежде выслушать умные речи. Однако, из затеи ничего вразумительного не вышло. Сенаторы увидели, как у кафедры, взад и вперед, катается гражданин мира в бочке. Видимо, сказать философу нечего, кроме как позабавиться. Не мудрено, что вскоре пришлось дать слово следующему оратору, стоящему на очереди.

   Зал  театра настороженно ждал, что ответит Диоген, но философ, оставаясь невозмутимым, хранил молчание. Лежа в бочке и подперев лицо о выставленную руку, он мерно кивал головой, мысленно подсмеиваясь над говоруном, как бы говоря:

– Говори, мол, говори.

   Зрители, поняв намерения лежащего философа, ведущего себя, как актер, заулыбались.

– Мировой судья, огласите решение,– предложила Фемида.

    Мировой судья подвинулся к кафедре и, не задумываясь, прочел назревшее решение, к которому давно был готов.

– Сенат нарушил конституцию,– сказал он.– Необходимо удовлетворить иск истца, об отмене указа, восстановить пенсии, назначенные государством, и выплатить пенсионерам недополученные драхмы в течение трех месяцев.

– Ответчику предлагается сказать последнее слово,– сказала Фемида, требуя беспрекословного подчинения

  Адвокат, нахмурившись, встал, собираясь с мыслями.

– Предложение мирового судьи выглядит странным,– недоуменно сказал он. – Мировой судья пребывает на государственном посту и получает оклад, полностью завися от сената. Ему следовало бы учитывать интересы вышестоящего органа. Когда в казне отсутствуют средства и ничего не остается, как снижать затраты, следует снижать зарплаты у населения. Когда этого мало, ничего не остается, как урезать пенсии у многочисленных пенсионеров. Не снижать же свои оклады! Я готов доказать, что каждый гражданин, выбранный в сенат, поступил бы  аналогично. Никому не возбраняется рассуждать на кухне о чем угодно, но член правительства, обремененный властью, вынужден спасать страну. Другого не дано.

   Он резко дернулся и пошел в зал доказывать народу свою правоту. Ответчик дошел только до первого ряда. Повскакавшие зрители, окружив его, стали громко выражать свои чувства, и, не особенно церемонясь, рвать на куски его одежду вместе с попадающими под руки частями тела. Вставшая перед ним женщина, размахивая руками, кричала:

– На моих руках две внучки, которые нуждаются в образовании, ставшим непомерно дорогим. Их необходимо поднять на ноги, а не гнать в чужие края на примитивные работы в поисках заработка. У меня каждый драхм на счету, а ты пытаешься доказать, что урезание пенсий является правильным решением.

    Сбоку мертвой хваткой за адвоката вцепилась колеблющая на ветру седовласая женщина, готовая перемещаться с обидчиком в любую сторону, в какую бы ее не тянули.

– Я нахожусь в преклонном возрасте и нуждаюсь в лечении,– сбивчиво молвила она,– и, не ровен час, умру без медицинской помощи.

   Выбежавшая из боковых проходов стража легко оттеснила беснующуюся толпу. Нескольких ударов по плечам и спинам беззащитных хватило, чтобы привести толпу в чувство. Воины могли поступить более жестоко и наказать граждан розгами и даже казнить наиболее строптивых, воспользовавшись, висящими на поясах, топориками. Пока особой необходимости в излишнем усмирении не было. Стоя в безопасности за спинами стражников ответчик в  разорванной тоге с ссадинами на лице остался невозмутимым. Как ни в чем не бывало, он продолжал указывать разгневанным людям, что следует им делать и как надо себя вести.

– Образование никогда не являлось прибыльной статьей,– заявил он.– Пора повсеместно вводить платное обучение.

   Кордон стражи отгородил людей от адвоката.

– Там кто-то жалуется, что бедные жители острова умирают без медицинской помощи,– обратился ответчик к стражам порядка.– Да зачем им умирать с медицинской помощью? Разве от этого им будет легче или дешевле?

   Подавленная толпа, выжидающе, молчала.

– Что будем делать с нарушителями, создающими беспорядок?– спросил начальник стражи.– Схватить зачинщиков? Мы имеем власть над восставшими и можем наказать их. Лучше подавить сопротивление в самом зародыше, а не ждать, когда возгорится пламя.

– Я ничего предосудительного не нахожу в действиях бедноты,– ответил адвокат сената.– У нас демократическое общество. Каждый может выражать свое собственное мнение. За инакомыслие у нас не судят и не сажают за решетку. Женщины вправе высказаться. Пусть себе говорят. Только жить им придется не по понятиям, а по законам страны. Пока конституцию пишут не они, а сенат.

     Рука Фемиды дрогнула. Весы пришли в движение и перекладина накренилась. Взоры зрителей переместились на нее, но комментария не последовало. Для вынесения окончательного приговора требовалась резолюция присяжных, состоящих из древнегреческих философов. При жизни, каждый из них, пусть не считался философом,  сути, был им.

   Зрители, сидящие в зале, подняли глаза, следя за опускающимся занавесом на сцене.

   Оградившись от зрителей, древние греки начали заседание присяжных. Некоторые, находящиеся поближе к залу, развернулись. Часть присяжных передвинулась к центру, вместе со стульями. Диоген приблизился  к членам заседания. В результате, образовался неровный круг, более похожий на эллипс, в котором все видели друг друга.     Открыл собрание, выбранный председателем, Софокл, который выглядел, чинно и благородно.

– Перед нами стоит сложная задача,– сказал он,– мы должны решить ее, славя мощь свободного человека и не нарушая божественных законов.

– О чем мы говорим?–  перебил его Аристофан, нервничая. – Каждый из нас способен говорить часами. Занимаясь риторикой, мы просидим до вечера. Я предлагаю сузить повестку дня, поскольку принятый указ – противозаконен. Намерения сената не вызывают сомнений.

    Поэт торопил время и, поднявшись с места, трепетно продекламировал двустишие, создавая волны, подымающиеся в конце каждой строчки:

   Философ Сократ, поднял руку, привлекая к себе внимание и, останавливая Аристофана, как разгоряченного коня, бросившегося, с места в карьер. Его взгляд переместился на аскета, лежащего в бочке. Мудрец, слывший мастером постановки наводящих вопросов, для отыскания истины, спросил:

– Диоген, интересно, что вы делали в стенах сената?

     Диоген, знавший философа воочию, приготовился к диалогу. Он пошевелился, устраиваясь поудобнее. Находящиеся под ним доски, заскрипев, слабым стоном выразили неудовольствие.  Обруч, намертво сжал их, сопротивляясь внешней нагрузке и желанию сделать из них ровный настил

– Меня пригласили ознакомиться с деятельностью высшего органа власти,– ответил аскет.– На острове  отмечался массовый отъезд молодежи и трудового населения из страны, a сенат рассматривал проблему  возможности выживания стареющего поколения в новых условиях. На утреннем заседании я выслушал большое количество выступлений, в которых обсуждался назревший вопрос. Депутаты и прежде участвовали в подобных дебатах и прениях на другие темы, но от их стараний жизнь народа не улучшилась. На вечернем заседании меня попросили выступить. Я согласился и покатился в бочке к кафедре. Что-то  следовало делать. Вместо того, чтобы произносить пустые речи, я с тем же успехом, что делали и заседающие сенаторы, начал катать бочку взад и вперед на пятачке, благо свободного места было предостаточно. Когда шкипер, согнувшись ко мне, вторично попросил выступить, я продолжал вращаться в бочке, толкая ее взад и вперед.

– Как вы оцениваете деятельность сената?

– Деятельность должна приносить пользу. Если толку не получается у одних, следует избрать новый состав.

– Что делать с сенаторами, принявшими закон о снижении пенсий?

– Природа наградила человечество совершенством и предоставила ему все, что необходимо. Сенаторы забылись. Я предлагаю конфисковать их имущество и дворцы, в которых они живут, и выдать каждому по бочке, которой, вполне достаточно для жизни.

  Сократ, продолжая сидеть в излюбленной расслабленной позе,вкрадчиво, по  отечески, обратился к сидящим коллегам:

Не тот ли пастырь может назваться добрым,

Который преумножает и бережет свое стадо?

Или напротив:

добрые пастыри призваны уменьшать количество овец и разгонять их,

а добрые правители – тоже делать с островитянами?

Вмешался Гиппократ.

– Полагаться на здравый смысл бессмысленно,– высказался он.– Доктор, не знакомый с лунным календарем, не может надеяться на успех. Серьезную операцию следует начинать строго в определенный день. Сенаторы, руководствующиеся здравым смыслом, должны, как и врачи, принимать судьбоносные решения для стран с учетом влияния планет. Без учета астрологии, принимаемые указы, обречены на провал. Закон о снижении пенсий, принятый не во время, в тот период, когда не следовало принимать никаких решений, подтверждает данное положение.

– Нелепость свершившегося  факта видна и без астрологии,– вступил в разговор Эврипид.– Событие свершилось и теперь следует рассматривать не то, что могло бы быть, а дать оценку действиям сената. Время нельзя повернуть вспять.

  Он выпрямился, представив себя стоящим на трибуне, и взволновано заговорил:

  Вслед за Эврипидом высказался Платон.

– На острове Свободный не так все плохо,– сказал он.– На нем установлено общество, близкое к идеальному. Эту идею я высказывал несколько столетий назад. Мы видим присутствие иерархии трех сословий: правителей – мудрецов, воинов и чиновников, крестьян и ремесленников. Метеки не в счет. Крестьяне и ремесленники создают блага, и за счет отчисляемых налогов, содержат правителей, воинов и чиновников, а те – разумно правят. В иерархии, существующей на острове, наблюдаются некоторые отклонения. Существуют еще метеки – искусные ремесленники и мастера, которые платят налоги  больше, чем граждане, но я их, не рассматриваю. Присутствуют также и пенсионеры, заработавшие в период трудовой деятельности пенсии. Современное государство назначило им пенсии, но затем, частично отобрало, что недопустимо. Все члены общества симпатизируют пенсионерам, поскольку, рано или поздно,  сами состарятся и выйдут на пенсию. Действия сената, направленные против пенсионеров, вызывают озабоченность. В Киевской Руси за подобные действия с сенаторами расправились бы в миг. В былые времена, древляне с подобающими почестями, встретили князя Игоря с дружиной и выплатили полагающуюся дань. Когда же он возвратился вновь для сбора второй дани, его ноги привязали к двум согнутым деревьям, растущим рядом, и отпустили стволы. Полет князя был недолгим. Я призываю не к насилию, а к разуму и предостерегаю от допущенных ошибок. Пенсии, безусловно, следует восстановить. Нам необходимо сообща найти выход, как воздействовать на сенат.

    Аристотель, создавший собственную школу, с почтением выслушал Платона, у которого учился сам в четвертом веке до нашей эры, и взял слово..

– Человек,– высказался он,– существо общественное. Наилучшими формами государства являются монархия, аристократия и умеренная демократия. Особый негативизм вызывают тирания и олигархия. Законы изменчивого бытия со временем меняются, но в любые времена принимаемые указы должны выглядеть человечными и разумными. Источником движения остается вечный ум, который признают все, но не всегда им пользуются. Ум отличает человека от животного.

   Гомер хранил молчание, полагая, что у слушателей не хватит времени, чтобы выслушать выливающиеся из его нутра, как из источника, песни. К тому же, считал он, его сочинения следует исполнять не ему, а профессиональным артистам. Драматург Ксенофонт, перебирая листки бумаги со стенографированными выступлениями участников, складывал в кожаную папку.

– Я собираюсь обобщить собранный материал,– сообщил он рядом сидящему Эзопу,– и написать пьесу.

  Баснописец отрицательно покачал головой

– Увиденная сцена,– заверил он,– скорее подходит к аллегорическому рассказу нравоучительного содержания. Басню, на тему дня, я практически сочинил и намерен прочесть вечером горожанам, собравшимся на берегу моря и жаждущим нового слова.

   С кресла поднялся Александр Македонский. Присутствующие, прислушиваясь к звону его доспехов,смолкли.

– Пора переходить от рассуждений к действиям,– сказал полководец.– Дайте мне два дня, и я перенастрою умы людей и единолично изменю судьбу острова. Народ, являющийся  избранной нацией, меня поймет и поддержит, а переизбранный сенат примет правильные законы.

    Его остановил  Аристотель:

– Пусть за все содеянное отвечают люди, живущие на земле. Мы не вправе  взваливать на свои плечи прегрешения, связанные с принятием решений во время, отведенное для них. Каждому свое.

    Александр, привыкший слушаться своего воспитателя, не стал возражать. Следуя стереотипу:  слушай и внимай, когда высказывается воспитатель,– он сел на свое место.

– А жаль!– пробурчал он.–  Я не прочь им помочь,– подняв голову, обратился он к коллегам, сидящим на сцене.– Я вижу, что наше заседание подходит к концу. Мнение у нас  практически едино. Предлагаю перейти к голосованию.

   После выступления Александра Македонского прения прекратились. Философы, вспомнив, что краткость – сестра таланта, перешли на жесты. Оценивая деятельность сената, они энергично сжали кулаки, перевернули их, направив большие пальцы в пол. Окончательное решение, оставалось за Фемидой. Непроизвольно взгляды присяжных, сошлись на образе, висящей в воздухе вершительницы судьбы, предоставляя ей право произвести завершающий аккорд.

   На сцене театра поднялся занавес. Присяжные повернулись к залу, заняв прежние места. Зрители, как в забытьи, впились глазами в богиню правосудия, следя за чашами весов. Они надеялись увидеть еще больший крен перекладины, по сравнению с прежним положением, но чаши, как вкопанные, продолжали оставаться на старом месте, неподвижными. Мнение Фемиды осталось неизменным. Ровным голосом она зачитала обвинительный приговор:

– Снижение пенсий следует считать незаконным актом. В течение месяца пенсионерам из казны следует выплатить недоплаченные драхмы. Сенаторов, подписавших указ о снижении пенсий, лишить гражданства на один год, выдать им фиолетовые паспорта, имеющие статус метека, и принудительно направить на расчистку лесов и уборку территории, установив ежемесячный минимальный оклад, действующий в стране. Пусть прочувствуют, как жить, получая зарплату, находящуюся ниже прожиточного минимума. По окончанию указанного срока, произвести на общих основаниях натурализацию лиц, лишенных гражданства,.

   Дан рассказал увиденный сон, полагая, что запечатлел его почти полностью. Оставшиеся за кадрами последующие сцены реакции толпы на вынесенный приговор, и выход зрителей из летнего театра особого значения не имели. Дан замолчал, всматриваясь в толкователя снов, который надолго замолчал, обдумывая  услышанное. Терпение рыбака лопнуло, и он решил поторопить события.

– Я часто вижу видения,– сказал Дан.-Что они означают?

    Ответ, не застал Икария врасплох. Он и сам видел цветные и черно белые сны с меняющимися картинками, сопровождаемые различными звуками и голосами.Раздумывая на досуге, он давно дал оценку сновидениям и сейчас готов был поделиться с любознательным рыбаком своими рассуждениями. Момент истины настал и ничто не мешало ему приоткрыть завесу.

– Видения во время сна всего лишь выход стрессов,– лаконично ответил толкователь снов.

– А каково значение увиденного мною сна?

   Толкователь снов выпятил нижнюю губу и процедил:

– Вам выдадут пенсии. Правители спокойно перенесут надвигающийся кризис в стране, который создаст неудобства, но, по существу, не затронет их.

– Как кризис отразится на мне? – не унимался рыбак.

– Переименование острова и название его Свободным не влияет на изменение количества рыбы в море. Перевод часовой стрелки на один час еще не означает, что курицы  в курятнике станут больше нестись. Тебе придется, как и прежде, выходить в море, а жене трудиться в огороде. Учитывая, что надвигается кризис, нужно будет работать с большим усердием.

 

ЗВЁЗДНЫЙ ЧАС

   Долгое время Мурад работал оператором в киностудии. Взрослея и мужая, он осознал, что способен на большее. Приходила зрелость мастера, а вместе с ней и уверенность в своих профессиональных делах. Он все более убеждался, что, как бы не описывались  в сценариях меняющиеся краски природы, в конечном счете, зритель увидит то, что виделось ему, через объектив. Шторм в Каспийском море и спокойствие штиля следующего утра с полосой, отражающей в воде восходящее солнце, воспримутся такими, какими их запечатлела камера, находящаяся в его руках. Лежащие на полках заготовленные кадры, отображающие зной пустыни и буйство оживших весной на склоне горы маков, ждали своего часа. Вспомнилось, как он весной, в горах в период цветения маков, лежа на земле, чуть приподнял объектив камеры и стал снимать стебли растений и раскрывшиеся головки цветов, оторванными от корней. Получилась картина, запечатлевшая красное море маков. Это был запрещенный прием, но результат получился, ошеломляющим. Когда появилась возможность открыть свою фирму, амплуа расширилось.  Пришлось выполнять функции сценариста и режиcсера.  Мурада притягивали сериалы, но он отклонял объёмные темы, ограничиваясь короткометражными новеллами и остросюжетными  народными сказками. Подспудно, созревая, писал сценарий, с которым связывал будущее. Он понимал, что звёздный час, подобный фейерверку, сам не придёт и чтобы услышать его звон, придётся не только изготовлять колокола, но и освоить роль звонаря. Наконец, написанный сценарий лежал на рабочем столе. С отпечатанным буклетом в руках, загадочно улыбаясь, он провёл двадцать четыре неофициальные беседы с народными артистами, приглашая их на главные роли, количество которых, соответствовало числу запланированных встреч. На остальные роли, не главные, приглашались заслуженные артисты, которые, отличаясь мастерством перевоплощения, могли вскоре стать народными. Намёки о времени присвоения им заветного почётного звания, неизменно заканчивались весёлой игрой «де юро» и «де факто». На данном этапе, Мурада не интересовало, как сыграют в спектакле выбранные артисты. Его интересовал насущный вопрос: согласятся ли они на  запланированные роли? В большинстве случаев, предложения принимались. И это радовало, учитывая пословицу: хорошее начало – это уже половина дела. Лишь некоторые отказались, ссылаясь на загруженность. Их оказалось не много, и они с лёгкостью, заменились другими, более достойными. Каждого приглашённого  Мурад с чувством просил вжиться в роль и высказать собственное суждение об образе и о произведении в целом. Бумеранг сработал и через некоторое время посыпался шквал телефонных звонков, за которыми последовали душераздирающие беседы. Звонки и беседы записывались на аудио и видеокассетах для будущего осмысления. Лишь троим актерам, не нашлось, что сказать, и добавить, и им, не обладавшим видением творчества, естественно, сниматься не довелось.  Исключением оказалась четвертая актриса, которой тоже нечего было добавить, но Мурада, ответственного за подбор ролей, восхитила её убеждённость, что она сыграет все, что скажет режиссер. Показалось заманчивым пополнить ею труппу, чтобы данное высказывание прозвучало после завершения съёмок в телепередаче «Кинопанорама».

  С учётом пожеланий актёров с мучительными переживаниями Мурад не один раз переделывал сценарий. Через полгода затяжной, волнительный этап закончился. Начались пробы, которые быстро закончились. На них не нужно было назначать премии, за правильный ответ на вопрос: к     то получит ту или иную роль? Роли получали все артисты. Наконец, приступили к съемке фильма. По сценарию фильм открывался массовой сценой, в которой встречаются родные и  близкие за праздничным столом после долгой разлуки. В сцене предполагалось занять всех артистов, участвующих в фильме. Началось столпотворение. Когда актёры, не подозревавшие, кто рядом с ними будет сниматься, почти одновременно вошли в зал и увидели всех героев будущего фильма, они оцепенели, находясь в шоковом состоянии. Отснятый момент стал проявлением искренних чувств, далёких от игры. Начались рукопожатия и объятия, не предусмотренные сценарием. Мурад,  взмахом руки, дал команду оператору продолжать съёмку, решив запечатлеть длительный момент встречи. В зале установилась дружественная атмосфера, которая бывает, только в большой семье. Каждый из присутствующих, считал себя талантливым непревзойденным обаятельным и, находясь в лучах прожекторов, преображался перед камерой еще более. В быту артист отличается экспансивностью, чувствительностью и чрезмерным эгоцентризмом. Гуляя в парке, он не просто идет по аллее. Он вдыхает аромат цветов, наслаждается спокойствием и тишиной окружающей среды. Когда артист спешит на свидание, он порывист, как ветер. Когда идет по городу, он, сознавая общественную значимость, ступает королевской поступью, будто за ним движется свита, и взоры любопытных горожан, из толпы, обращены на него,  со всех сторон. Профессия обязывает, что на людях он преображается. Артисты долго не расходились, радуясь незапланированной встрече, организованной режиссером фильма, и возможностью поделиться воспоминаниями и творческими планами. Прощаясь, они благодарили Мурада за то, что их собрали вместе. Под занавес в двери появился запоздавший старый актер, сошедший только что с самолета и спешивший на съемочную площадку. Навстречу ему кинулся друг, с которым он многие годы назад обучался в группе у одного Мастера. Вошедший артист, увидев закадычного друга, остановился и раскрыл объятия. Вместо приветствия, он издал боевой нечленораздельный звук времен молодости, понятный только сокурснику. Последовала мертвая пауза, после которой,  вошедший артист радостно прокричал:

– Какие люди!

  Друзья одновременно шагнули  навстречу, обнялись, и долго не выпускали друг друга из объятий.

– Вот уж встреча, так уж встреча!– басом прогудел сокурсник.

– Да. уж…

   Друзья не собирались расходиться и, получая удовольствие от встречи, хлопали друг друга по спине. Их радости, не было предела:

     Встречу  с должным вниманием восприняли коллеги. Будничные слова, произнесенные с пафосом, по достоинству оценили находящиеся в зале артисты, превратившиеся в зрителей. Все они, прошедшие курс актерского мастерства, с интересом устремили взоры на пятачок у двери, площадью один квадратный метр, превращенной в главную сцену, которая стала украшением фильма. Окрылённый Мурад расправил плечи и поверил, что фильм удачно можно отснять до конца. Если его не остановили в самом начале, то во время  процесса никому не удастся сдержать творческий порыв, находящийся, под надёжным прикрытием тяжёлой батареи двух дюжин народных артистов, которым найдётся, что рассказать о своих творческих планах и о своей работе. Такой фильм не залежится на полках. Полюбоваться кумирами, захотят миллионы.

   Актёры вдохнули жизнь в произведение Мурада и раскрыли психологическое состояние героев намного убедительнее и глубже, чем он предполагал. Играя в разных театрах и студиях, они судили собратьев по завершённому труду. Работая рядом, несмотря на дружбу, они становились конкурентами и максимально выкладывались, играя роли. Некоторые, после завершения съёмок, просили изменить содержание сценария в сторону улучшения, в первую очередь, увеличения продолжительности своих высказываний, памятуя, что главный герой отличается от остальных персонажей количеством времени, находящимся на сцене.

  Мурад вставал в позу.

– Ни за что на свете ничего не изменю,– грозно говорил он и тут же, будто сжалившись, стереотипно предлагал: – Аргументируйте ваше предложение.

  После аргументации, он соглашался изменить частично всё.

   В ходе съёмок сценарий перерабатывался несколько раз. Существенные изменения произошли после замечания, касающегося отсутствия в фильме  иностранных актёров. Мурад посчитал непростительной ошибкой пройти мимо важного совета. Пришлось раздвинуть границы съёмок и вовлечь в фильм новые страны и континенты. Первоначально, в фильме должны были прозвучать семь песен, исполняемых  профессионалами. Однако, некоторым драматическим актёрам тоже захотелось попеть. Многие, особенно женщины, которые никогда не пели, решили попробовать свой голос. Каждая из них не могла упустить блестящую возможность спеть в кино, чтобы тебя услышали миллионы. Поскольку желающих оказалось предостаточно, пришлось устроить кастинг, на котором, компетентное жюри, выбрало самых достойных, не забыв, мимоходом, выявить мисс кино.

   После воплощения всех режиссёрских задумок, первоначальный замысел вырос до многосерийного фильма. Чтобы завершить последнюю серию и считать ее полнометражной, не хватало десяти минут. Что-то менять или снимать дополнительно было утомительно. Мурад устал и морально, и физически. В минуты раздумья, сидя на завалинке, ему вспомнился опыт заполнения пауз, полученный в хроникальном кино. В память о своем первом руководителе отдела, последняя серия дополнилась, как бы невзначай, появившимся из-за поворота трактором, вспахивавшим борозду. Он ехал и ехал, а минуты текли. Навстречу трактору радостно двигалась группа артистов, приветливо размахивая охапками полевых цветов и кустами белого хлопка. Времени для полнометражной ленты, всё равно не хватило. Тогда на экране возник трогательный эпизод, в котором тракторист останавливает машину и по просьбе актеров показывает, как заводится трактор. И только после того, как рычащий мотор выключился и снова включился, а из трубы повалил черный дым, тракторист эффектно с размаху закрыл дверцу кабины трактора, и продолжил бороздить поле.

     Закончив снимать  эпизод с трактором,  Мурад готов был выбросить отснятую пленку в урну. Он огляделся по сторонам и увидел скалистую гору, с которой открывался потрясающий обзор. Оттуда следовало отснять трактор, бороздивший огромное поле. Мурад не решился сказать почтенным артистам, что они выполнили не нужную работу.  Выключив мотор кинокамеры, он  обратился к артистам:

– По сценарию фильм заканчивается панорамой, снятой вон с той горы,– он указал на склон горы, начинающийся в конце поля.

    Артисты, услышав заветное слово «сценарий», послушно потянулись за Мурадом к микроавтобусу. Автобус легко взбирался по дороге, ведущей в гору, и остановился на вершине. Дальше, артисты добирались до указанного места пешком, и остановились в безопасном местене далеко от обрыва. Вид с вершины горы околдовал артистов. Они, как завороженные, безмолвно стояли, соединяясь с окружающим миром, освобождаясь от суетных дел, недостойных внимания. Мелочные мысли отступали. Мурад направил камеру на артистов. Он снимал вечность. Группа из пяти человек, застыла на фоне синих гор, лишенных растительности , и  белы, снежных пиков. Светило утреннее, еще не обжигающее, яркое солнце. От не нагретых камней исходила прохлада. Неслышно, как в немом кино, трактор вспахивал землю в поле, внося обновление. В камеру объектива попалa вереница связанных двугорбых верблюдов. Корабли пустыни напомнили, что песчаные барханы находятся, где-то неподалеку. Свисающая веревка у головы первого верблюда, недостающая до земли, служила орудием, дернув за которую можно было руководить караваном. Погонщик  шел c непокрытой головой чуть позади первого верблюдов и изредка делал перебежки, стараясь не дотрагиваться до животных. Скорость и передвижение вереницы верблюдов, его вполне устраивали.

    Трактор продолжал делать круги, вспахивая серую почву. С высоты вершины горы, происходящие на плато события, воспринимались несколько иначе, чем в действительности, а люди выглядели маленькими, почти игрушечными. Там, внизу, они суетились, занятые важными, неотложными делами. С высоты гор, их поступки воспринимались несколько иначе. Хорошо бы им, людям, иногда подниматься в горы и оттуда, с высоты птичьего полета, как бы со стороны, взглянуть на свои устремления  и замыслы. Оператор приподнял камеру и перешел к съемке общего плана. Вспахиваемое трактором поле, выглядело частью панорамы. Вдали лентой выглядела асфальтированная дорога с лиственными деревьями на обочинах, по которой, изредка проносились автомобили, а за ней – виднелись поля и фруктовые сады. Оператор  снимал с детства знакомые места, родные места, родину, то, что нравилось ему, в тайне не сомневаясь, что зрители увидят картину его глазами и испытают ту же радость от красот природы. Мурад сожалел, что он не успел отснять появление светила над горизонтом, но не отчаивался, успокаивая себя тем, что завтра будет новый день, и новый рассвет.  В предрассветный час, он взберется на гору и увидит, как восходит на востоке солнце. День будет чудесным, небо – без единого облачка и пробел  восполнится. По его сценарию, который писался на ходу, его герои проснутся под щебетание птиц, возвещающих о пробуждении, когда солнечные лучи еще не осветили землю, увидят меняющиеся краски природы в момент восхода солнца, и ощутят себя, соединенными с ней.

     Этими кадрами заканчивался фильм, который с успехом демонстрировался в нескольких странах. К нему с интересом отнёсся как подготовленный, так и не подготовленный зритель. Мурад утвердился как режиссёр, постановщик, сценарист и актер эпизодической роли.

 

ФИРЮЗА

В бескрайнем просторе Михаил лежал, не чувствуя своего тела и ложа под ним. Какое-то основание существовало и определить, что это гамак, привязанный к стволам соседних деревьев, не  составило труда. Нечто подобное он, склонный  к бессоннице, испытал однажды ночью в поезде, которого  обычно не переносил, предпочитая летать самолетами. Некоторых людей езда по железной дороге убаюкивает. Они чувствуют прелесть мерного постукивания колёс, новизну шапочных знакомств, не обращая внимания на болтанку поезда на поворотах, дёрганья состава и храп, усиливающийся в полночь во время кратких остановок у населённых пунктов. В унисон с ними адаптируются и механики больших морских траулеров, которые великолепно засыпают в трюме машинного отделения. Для них переживания, связанные с длительным переездом, выглядят надуманными. Для Михаила выспаться в транспорте, представлялось целым событием. Вот почему он, возвращаясь из Москвы в Ригу, посчитал за счастье проснуться утром в поезде с глубоким чувством отдохнувшего пассажира. Ночью, лёжа на верхней полке, он ощутил под собой воздушную подушку, амортизирующую удары колёс на стыках рельсов. Остановки на полустанках и тряска не тревожили его в пути. Рядом с гамаком, висящим в метре над бархатистым покрывалом зелёной травы, текла небольшая речушка, от которой исходила прохлада. Журчание спокойно текущей воды, успокаивало. В месте поворота русла торчали корни одного из них. Чтобы видеть одновременно синеву неба, зелень травы, листву деревьев, песчаные берега, флору и фауну в прозрачной воде, не требовалось поворачивать голову. Окружающие предметы виделись одновременно. Поток воды скользил по равнине, расчленяясь на многочисленные ветви, часть из которых использовалось на орошение полей, а основная – впадала в море. Михаил не видел места разбора воды, но знал, что происходит именно так, а не как иначе. Чтобы убедиться в этом, не стоило предпринимать утомительных изысканий. Достаточно было выразить желание и узнать содержимое. С высоты полёта птиц зелёные квадратики распаханных сельскохозяйственных угодий напоминали географическую карту местности, a извилистая речка походила на детский рисунок. Поток воды, как поток жизни, струился по склону вниз к океану – к своему источнику. Взор устремился вверх  по течению, где русло сузилось и, набрав мощь, превратилось в горную речушку с увеличенной скоростью движения воды.  Поток стремительно нёсся вниз через нагромождения пород, величественных своей бесформенностью и хранящих силу былых тектонических разрушений.  Под  родником, откуда истекала безымянная река,  скрывалось многокилометровое  подземное озеро. Вынос подземных ключей образовал озеро причудливой конфигурации, объединяющий несколько разных по величине блюдец. По периметру  земляной вал окружал изумительный по красоте водный источник с прозрачной водой, сквозь которую, как на ладони, просматривались отмытые галечники, лежащие на дне, и безмятежно плавающие сказочные рыбы. В единственном месте, в виде игрушечного водопада, вырывалась вода и впадала в речку.

  Полюбовавшись озером, Михаил взмыл вверх к роще арчи, стоящей на вершине горы.  В расщелине, увидел точёные фигуры сизых голубей, не похожих на отъевшихся собратьев, степенно передвигающихся на городских площадях и дирижаблями парящих над мостовыми. В горах условия жизни не позволяли птицам расслабиться. Стая сумела сохранить изначальный сизый вид, задуманный природой. Пролетев через несколько гряд, взгляд  не мог оторваться от воинственно настроенной одноликой массе, сползающей со скалы в ущелье. Спуск расстроил ряды, но сохранил порядок передвигающихся  отрядов. На дороге под призывные крики военных начальников шеренги подравнялись и под негромкую, но властную команду, вытянувшаяся колонна поползла вверх по ущелью. Она двигалась почти бесшумно, извиваясь на поворотах. Ни красоты природы, ни серебристое переливание  воды в речке, ни усыпанный плодами  фруктовый сад, размещенный за водной преградой, ни на минуту не отвлёк внимание злобной орды, жаждущей крови, насилия и грабежей. Безлюдная дорога петляла в зависимости от изгибов, не особенно отдаляясь далеко от реки. Незадачливый возница, вынырнувший из фруктового сада с повозкой яблок и пересекший мостик, моментально из предосторожности был обезврежен. Его тело с раздробленной головой воины, взяв за руки и за ноги, весело раскачали и  выбросили обратно через речку в заросшие колючие кусты ежевики, росшие неподалеку от яблоневого сада. Копьеметатель, сделавший удачный бросок и точно попавший в цель, то есть в голову, был награждён. Ему предоставили первому выбрать несколько спелых яблок, после чего нагруженную телегу разграбили однополчане.  Часть колонны придвинулась к повозке, вобрала в себя съестное, после чего высвободила запряжённого ишака, который получив под зад, взбрыкнув задними ногами, убежал под нёсшийся сзади гогот туда, откуда пришёл. Безликая боевая машина, снабжённая копьями, мечами и щитами подровнялась и двинулась дальше, готовая дать бой выдвигающимися щупальцами и стрелами, как скорпион, изогнувшимся хвостом смертельно ужалить жертву.

     Михаил обогнал колонну, чтобы узнать цель и конечный пункт передвижения. Через несколько километров ущелье расступалось, образуя плато, ограниченное с двух сторон застывшими скалами, между которыми, отклоняясь то вправо – то влево, неслась небольшая речка. В течение веков  очертание посёлка, втиснутого между горами и зависимое от реки, оставалось практически неизменным. Михаил не сомневался, что попал в знакомое место, именуемое Фирюзой, которое достаточно основательно изучил за многие годы пребывания в пионерском лагере. Речка, берущая начало в зарубежной стране, и получившая имя Фирюзинка, срывалась с отвесной скалы и уже в другом государстве широко покрывала тонким слоем воды естественный склон,  усыпанной галечником, тонким слоем воды по земли, усыпанного галечником.  Отдельно выступающие камни, судя по гладкости поверхностей, оттачивались многие годы  и   застыли в неподвижности. Дав возможность полюбоваться игрой природы, вода собралась в русло и понеслась вниз, даруя жизнь людям и животным. В центре селения стоял летний дворец, окруженный садом, который, благодаря многочисленным заботливым рукам превратился в благоухающий парк. С одной стороны он был ограничен  извивающейся стремительной речкой, а с другой – не высоким забором,  сложенным из отёсанных камней, скорее подчёркивающих границы владения и не являющимся ограждением, охраняющим  территорию. От дворца, стоящего на округлой площадке, в разные стороны уходили аллеи. Они вели  к скверам, в которых росли благоухающие розы,  к укромным беседкам, обвитых лозами винограда и к уютным скамейкам, стоящим  под деревьями тутовника. В свободных местах росли фруктовые деревья и дикорастущие исполины арочных гранатовых деревьев и мощных орешников,. Главный фасад дворца с пиштаком в центре, фланкируемый стилизованными, бутафорскими минаретами, выделялся на фоне синих гор, на вершинах которых сверкал ослепительный снег. Центральная часть, выполненная из дерева, несколько возвышалась и представляла собой, крытую просторную веранду, имевшую очертания открытых арочных проёмов и галерей, и выкрашенную под цвет обожженного красного кирпича. Широкие двери амбарного типа, закрываемые на ночь, выглядели  громоздкими. Крылья дворца напоминали приземистые аркады общественных средневековых зданий, имеющих стрельчатые очертания окон, арочные галереи и зубцы над карнизами. Дворец строился по восточному принципу: внутри лучше, чем снаружи. В центральной части дворца размещалась зала, стены которой, выкрашенные в белый цвет, были усыпаны зеленью и цветами с позолоченными стеблями, а потолок расписан воздушной решёткой и переплетающими  лозами и свисающим виноградом.

    В тот памятный вечер знатное семейство устраивало той в честь совершеннолетия  дочери и пригласило звездочёта для предсказания её судьбы. На почётном месте в высоком кресле, установленном на постаменте,  у стены напротив входа сидел хозяин дома. Полукругом от него на подстилках, уложенных прямо на полу, размещались почётные гости, перед которыми были установлены низенькие столики, наполненные  достарханом. Рядом с бархатистыми подстилками валялись небрежно брошенные подушки, которыми мог воспользоваться уставший от еды путник, при желании подложить её под локоть и продолжить беседу. Специальный инкрустированный столик, стоящий у ног хозяина, был свободен и ждал, когда к нему он спустится с пьедестала и присоединится к гостям. В ожидании опаздывающих гостей присутствующие вели неспешные разговоры. Вновь пришедшие, по установленной традиции, с важным видом направлялись к центральному месту залы, чтобы засвидетельствовать своё почтение. Хозяин в поклоне вставал навстречу, клал  руку на левую часть живота, прикрывая ладонью часть грудной клетки, и затем энергично тряс протянутую руку. Можно было предположить, что его расширенное сердце находится где-то там, немного ниже, чем обычно. Избранные попадали в объятья. Ухватившись за пояса и встав, как борцы в стойку, они, радостно улыбаясь, дружелюбно хлопали друг друга  по спине, произнося ласковые слова. После взаимных приветствий пришедшему гостю указывалось запланированное место за свободным столиком. Со свисающим через плечо полотенцем слуга с поклоном спешил обслужить вошедшего господина. С чайником в одной руке, и с полным подносом в другой он, пританцовывая, семенил к степенно усаживающемуся человеку, предлагая с дороги выпить чай и откушать угощения.  Дополнив вазы яствами, в поклоне пятился назад, чтобы занять отведённое ему место и не пропустить очередных гостей. Невидимый оркестр выводил убаюкивающую мелодию востока. Хозяин дружелюбно смотрел в зал, изредка поглядывая на дверь, откуда должна была появиться любимая дочь, богатство его души. Наконец, дверь отворилась и из неё выпорхнула в цветных шелковистых шароварах и белой накидке Фирюза, которая не поспевала за своими порывистыми движениями. Её тугие чёрные косы в такт шагам бились о плечи. Оркестр сменил играемую мелодию. Полились звуки, похожие на фонтанирующий водопад. Ликующая дочь вышла на середину круглой сцены и закружилась в радостном танце. У приоткрытой двери, ведущей на женскую половину, стояла не сводящая глаз с дочери мать, желавшая ей бесконечного счастья. Из-за неё высовывались в наброшенных на головы платках любопытные женщины, которым не позволялось заходить за отмеченный порог. Вошедший в зал звездочёт с острой бородой покрытый синей накидкой, в конусообразном синем колпаке, усыпанном звёздами и удерживаемом неизвестно как на бритой голове, остановился и, небрежно опираясь на складной зонтик, с интересом следил за Фирюзой, заканчивающей жизнерадостный танец. По его окончанию девушка, получив аплодисменты, раскланялась. Подбежав к отцу, она бросилась в его объятья. Дождавшись момента, чтобы на звездочета обратили внимание, он сдвинулся с места и, несколько раз перевернувшись вокруг себя, приблизился к столикам, а затем, понёсся прыжками по кругу сцены и, остановившись в центре,  с достоинством поклонился правителю. Отец в обнимку с дочерью спустились к человеку, способному раскрыть предначертание судьбы.

  Смотря со стороны, Михаилу показалось, что отцу семейства проще изъясняться прозой или пропеть арию, но правитель плотного телосложения легко задвигался. Его движения рисовали нетерпимое ожидание завтрашнего дня, которое сбросит пелену и раскроет будущее. Желание услышать предначертанное счастье любимой дочери, выражалось языком танца.

– Что же, подумал Михаил,– ему показывают не оперу, а балет.

      Звездочёт решил с помощью декорации откровенно высказаться. На полотне, возникшим на сцене, появился бюст Фирюзы, постепенно увеличивающийся в размерах и превращающийся в чинар. На мощном дереве, непосильным охвату десятку человек, выросли двенадцать стволов. По залу пронёсся гул одобрения. Гости сообразили, что речь идёт о двенадцати братьях, которых объединяла всех Фирюзы. Она была младшей среди них, но мощным стволом являлась именно она. Один из  стволов, на глазах присутствующих, обуглился. Отец в импульсивном порыве бросился к предсказателю и стал расспрашивать, о каком сыне идёт речь и что ему угрожает, но звездочет развёл руками, показывая, что целью его приезда является единственная дочь, и другими обязательствами он не связан. Встревоженный отец не унимался. Он наступал, в танце расспрашивая о судьбе сына, предлагал звездочёту остаться на несколько дней, чтобы, не торопясь, во всём разобраться.  умолял не делать скоропалительных выводов. Вконец рассерженный, он сменил длинные прыжки на широкий шаг и остановился перед звездочётом, показывая, как он уязвлён. В последней попытке, размахивая руками, дал обещание не наказывать предсказателя за любое неприятное известие и согласился отпустить его живым и невредимым с большими почестями и подарками. Волхву дары были ни к чему. Закрываясь руками, он решительно стоял на своём, объясняя, что приехал исключительно для предсказания судьбы дочери и никаких других откровений от него не дождутся. Чувствуя что-то не доброе, отец продолжал настаивать. В ответ худая фигура звездочёта взмыла над головами обступивших его людей. Предсказатель решил ретироваться. Он закружился на одном месте, а затем после каждого пируэта, выбрасывая зонтик перед собой, стал быстро передвигаться в сторону входной двери. Чтобы отвлечь внимание, он движением руки заменил декорацию с изображением Фирюзы, на знакомую картину двух гряд гор с местностью между ними, в которой проживали селяне. Над горами разбушевался ураган. В небе между разорванными облаками, появились яркие звезды. Послышался раскат грома, сверкнула молния, устремившаяся к земле, которая пронзила правителя, одетого в золотые одежды. Трудно было поверить в случившееся. ,  Возникла тревога, беспокоившая многих: что будет с ними. Отец семейства рванулся к выходу для разъяснений, но след прорицателя пропал.

    Влюблённый в жизнь хозяин дворца наперекор судьбе, не желая сдаваться и надеясь на чудо, решил показать собравшимся гостям, что не всё потеряно. Во дворе, ничто не предвещало страданий. Блик не яркого солнца, опускался  за горизонт. Наступал  убаюкивавший вечер. Рядом с отцом оставалась семья. Казалось, никто не в состоянии  нарушить праздник  и тем более разлучить отца с дружной  семьей. Мертвая пауза сменилась жизнерадостной мелодией. Глава рода взял за руку дочь, вывел сыновей на площадь перед дворцом В танце двенадцать братьев обвили Фирюзу кольцом. Высыпавшие на крыльцо гости, одобрительно переглядываясь, с интересом наблюдали за хороводом, создающим композицию, в которой сыновья, держась за руки, нежно кружили вокруг сестры, бережно охраняя распускающийся цветок. В центре, сверкая чёрными очами, крутящаяся Фирюза остановилась, всматриваясь в стоящего в раздумье отца, а братья, чтобы её было лучше видно, в едином порыве откинулись назад, изогнув свои гибкие спины.

   Цветущее и благоухающее жасмином и розами селение, как военный плацдарм,  представляло собой каменный мешок, зажатый с трех сторон горами. Пространство между двух почти параллельных гряд гор, сужающихся или расходящихся в отдельных местах, имело один единственный выход в виде каменистой тропы, рядом с которой по рельефу стекала бегущая речка,  ведущая в ущелье. В предвечерний час, когда в ожидании быстро надвигающейся ночи загоняется скот и беспокойные матери зовут заигравшихся детей домой, в поселок, двигался вооруженный отряд воинственно настроенных людей. Ползущая гусеница, издающая шелест армии шелкопрядов, пожирающих листья тутовника, приобретала свойства молотилки, перемалывающей всё, что попадается в жернова, круша для острастки и поднятия боевого духа строения и случайных людей, встретившихся на пути.  Войско приближалось к заветной цели, надеясь до наступления ночи добраться до летнего дворца, учинить долгожданный разгром и захватить богатый трофей.

   Безжалостная машина обрушилась на дворец в разгар празднования дня рождения Фирюзы. Застигнутые  врасплох гости, оказались лёгкой добычей беснующихся  грабителей. Некоторым пирующим гостям, попытавшимся спрятаться и убежать, удалось избежать мясорубки. Их прикрыла горстка храбрецов, пытающихся дать отпор. Основная же масса, превратилась в застывшие, одеревенелые труппы, валяющиеся между перевёрнутыми кушетками и маленькими, выглядевшими недавно изящными, столиками, торчащими верх ножками. Разбросанная еда, заботливо приготовленная и бережно уложенная на блюда, валялась  в проходах, которую давили  сапожищами. Под дикий хохот раззадорившихся воинов подносы веером летели по воздуху и плюхались на пол. Топча рассыпавшуюся еду и перешагивая через нее, победители праздновали победу. Разлитое вино, льющееся из опрокинутой дорогой посуды на белые скатерти кровавыми пятнами, дополняли следы преступлений. Хозяин летнего дворца пал одним из первых  одного из первых ворвавшихся бандитов. В зелёном халате, расшитым золотом, он лежал посреди залы в центре на бархатистом багровом ковре, а вокруг него распластались, как разбросанные карты колоды, его близкие и друзья. Беснующаяся гвардия,  разъяренная  жестокостью, добивала последнюю группу, решившуюся на противоборство, которая защищала контролируемый выход и, давая возможность ретирующимся, успеть уйти от преследователей. Один за другим обороняющиеся падали в неравном бою. Наконец, остался единственный воин, оказавшийся сыном хозяина летнего дворца, который с обречённостью героя отражал бесчисленные атаки. Его силы падали, в неравной борьбе. Он оступился. Атакующий гвардеец выбил саблю из его рук и, остановившись,  уступил право расправиться с ним предводителю войска, который под торжествующие взгляды на ходу выбросил и свою саблю. Противники сошлись и стояли, друг против друга, не отрывая взора и тяжело дыша. Стройный безоружный юноша, почти мальчик, не переставая на что-то надеяться, опустив руки и вытянувшись в струнку, готовился к честному поединку. Его лицо горело от нетерпения, вьющиеся смоляные волосы прилипли к мокрому лбу, а чёрные глаза с тревогой смотрели, из-под насупленных дугообразных бровей. Пояс на талии подчёркивал стройность рано повзрослевшего в горах мужчины. Перед ним стоял матёрый волк  в бесцветном кителе из тонкой кожи, застёгнутый наглухо, в брюках того же цвета, заправленных в тяжёлые походные ботинки. Усталое оттекшее лицо не предвещало пощады. Мальчик со своими  мечтами, устремлениями и надеждами не интересовал его. Он знал, что через мгновенье мальчишка превратится в кусок никому не нужного мяса, для чего достаточно одного удара, демонстрирующего силу. Честного поединка, которого ожидали присутствующие, не получилось. Предводитель войска вытащил кинжал, но ответного действия не последовало, поскольку у юноши нож отсутствовал. Никто не посмел под сумрачным взглядом вожака, контролирующего обстановку,  подбросить тесак, чтобы помочь несмышлёнышу и уровнять шансы обоих бойцов. Предводитель, дьявольски улыбаясь, отчего изогнутые вниз губы, подчеркивающие жестокость, искривились, как бы говоря: кто же виноват, что у тебя, в нужную минуту, не оказалось оружия,– вызвал бурю восторга у своих сотоварищей, ещё раз удостоверившихся в его хитрости и коварстве. Геройски погибающий юноша, участь которого была решена, не шевелясь, смотрел в наливающиеся злорадством глаза нечестного врага. Сделав выпад, предводитель воткнул кинжал в живот противника, который пронзил мышцы и тихо, как в масло, вошёл вглубь. Вонзить кинжал, убирая юношу с дороги, как рубят тростник, стоящий на пути, показалось легким занятием. Чтобы насладиться победой, следовало дождаться, когда из раны потечёт кровь, и лишь потом перекрутить, насколько возможно, торчащую ручку, в животе. Тело обмякло, но предводитель, верный себе, продолжал удерживать, на весу падающее тело, пока оно не распоролось достаточно и не рухнуло на пол. Обороняющийся погиб, а  бесчинствующая рать, сметая на пути ненужные предметы, занялась грабежом и насилием. Долго ночью не смолкали истошные крики, ругань и стоны. Утром, как отголосок незаконченной ночи, продолжалось разграбление райского уголка, что вполне отвечало древним законам войны. Предводитель войска, сидел на троне во дворце, который стал его дворцом, за низеньким сервировочным столиком, держа в руках запечённую баранью ногу и, запивая еду вином, рассеяно следил за танцовщицей, исполнявшей танец живота. Связывая с ней продажное искусство, он презрительно разглядывал женщину, способную в угоду врагу под аккомпанемент послушного оркестра, как и вчера, развлекать победителей. Одновременно, он выслушивал воеводу, почтительно стоявшего рядом, о захваченных трофеях. Выслушав доклад, победитель жестом показал, что ждёт главный трофей и успокоится лишь тогда, когда Фирюза, ропща, будет лежать у его ног.

    Фирюзу выследили два подвыпивших воина на базарной площади, расположенной на возвышенности и представляющей собой пятачок у горы. Со всех остальных трех сторон гнездились дома, дворы которых были пышно усыпаны фруктовыми деревьями. Спускающуюся вниз единственную дорогу, заслонил один из воинов. Он, как вратарь, растопырив руки и ноги, приседал и, ловя бегущих с базара людей, желающих вырваться из западни, возвращал их обратно. Второй бегал по кругу, вслед за девушкой. Он мог давно поймать её, но развлекаясь, как кошка с мышкой, давал возможность ускользнуть из рук, чтобы погнаться вновь. Наконец, посчитав игру законченной, поймал пленницу,  перебросил её, как куль, через плечо и, держа за ноги, размашисто зашагал с базара вниз по улице.  Дорогой подарок, висящий за плечами, был слишком дорогим, чтобы самому им воспользоваться. Послушно исполняя приказ, он важно ступал по мостовой, пропустив вперёд своего товарища. Висящая вниз головой Фирюза, багровея от прилива крови, вначале колотила в спину похитителя кулачками, внешне никак не воспринимаемыми, и, в конце концов, раздосадованная беспомощностью, бессильно повисла. Воин, неся поклажу, успокоился. Затишье, предвестница бури, было ложным. Висящая вниз голова приподнялась и застыла. Руки пришли в движение. Взявшись за рукоятку кинжала, висевшего у пояса бандита, второй рукой она начала осторожно вытаскивать кинжал из ножен. Когда появилось остриё лезвия, сильно забилось сердце. Хотелось поскорее нанести удар. Выждав паузу, она изогнулась, как змея, и нанесла сильный удар, на какой только способна, в спину в области сердца. Воин рухнул, не вскрикнув, как подкошенный. Фирюза, сползшая с плеч, как кошка, бросилась с кинжалом в руках ко второму охраннику. Шедший впереди собрат успел только обернуться. Лихорадочно сдвинутые крестообразные руки, закрывающие лицо, не могли спасти его от смертельно нанесенного удара. С окровавленным кинжалом, поднятым высоко вверх, Фирюза торжествующе стояла посреди улицы, ещё не понимая, что совершила. Под звуки трубы, зовущей к победе, из толпы, прижатой к скале, отделился один из её братьев. Преображаясь на ходу, он подошёл к Фирюзе и встал рядом, чуть сзади. На борьбу присоединились и другие братья. Люди, не верящие ранее в сопротивление, вставали в строй. Под торжествующий гимн целое войско  шло с базара по улице в центр. Оказалось, что во время ночного погрома многим удалось скрыться. Спасшиеся  селяне объединялись под общим знаменем народного мщения. Весть о сопротивлении мгновенно распространилась по посёлку. Со всех сторон с оружием и палками в руках бежали люди, желая присоединиться к организованному войску. Горстка вооружённых грабителей может властвовать над беззащитными людьми, когда народ не объединен. Когда же берётся в руки оружие, ситуация меняется. В решающей битве, организованной Фирюзой, враг был разбит. Борьба увенчалась успехом. Обескураженные враги, сдавая позиции и теряя награбленное добро, бежали из посёлка.

    Прошли годы. Столетия стёрли летний дворец. Сменились поколения. Изменился ландшафт, но по прежнему, в местечке между двух гряд скал бежит речка, даруя жизнь всему живому. Здесь всё связано с именем Фирюзы, приносящим удачу. Селение, утопающее в садах и благоухающее цветами, названо Фирюза. Горная речка, несущая нежность и чистоту, зовётся Фирюзинкой. Любая чайхана, не говоря о роскошном ресторане, борется за право иметь вывеску «Фирюза». Мощный чинар, имеющий имя двенадцати братьев, вырос из земли на том месте, где исполняла танец Фирюза со своими братьями в памятный день совершеннолетия. Дюжина добрых молодцев, взявшись за руки, с трудом обхватывают дерево,  хранящее легенду о Фирюзе, объединяющую братьев и жителей посёлка  для борьбы с захватчиками. На высоте роста великана ствол чинара расчленяется на двенадцать деревьев, символизируя двенадцать братьев. Один из стволов высох, как один из братьев, павших в бою, а остальные одиннадцать со сплетёнными ветвями, будто взявшись за руки, шорохом листьев продолжают шептаться между собой. Фирюза, сплотившая их и, являющаяся связующим звеном, находится среди них. Рядом весело бежит речка Фирюзинка, питая влагой корни чинара и растительность посёлка и нижерасположенное фирюзинское ущелье, имеющее многокилометровую зону фруктового сада. Вода звенящим перезвоном бурлит, возвещая жизнь. Без неё окрестность пересохла и превратилась бы в забытый каньон, разрушаемый временем, опустошаемый ветрами и оползнями. Живущий в посёлке народ, любовно вспоминает о Фирюзе, ища в легенде, свои истоки.

 

ВЕЧЕРНИЙ НАМАЗ

  На время летних  студенческих каникул Михаил устроился работать в геодезическую партию, ответственную за трассировку строящегося Кара – Кумского канала. На закате солнца после тяжёлого трудового дня, изнурительного из-за жары, грузовая автомашина ехала на долгожданный отдыхк глинобитной кибитке с  земляным полом, от которого тянуло прохладой. Верхом блаженства представлялись вечерний ужин и долгожданный отдых. Начальник партии сидел в кабине рядом с шофёром. В кузове находилось трое рабочих. Двое молодых парней, подложив под себя нехитрую поклажу, тряслись на ухабах, а Михаил стоял, опираясь о кабину, ища прохладу во встречном потоке ветра, создаваемым транспортным средством. Далеко впереди в низине появилось долгожданное пристанище. Сзади тянулась широкая полоса пыли от поднятой колесами смеси песка и легкого суглинка, повисшей в воздухе и слегка относимой в сторону, что подтверждало наличие незаметного ветерка. Водитель, как командир корабля, уменьшал или увеличивал скорость, следя, чтобы на поворотах клубы пыли, выбиваемые из под задних колёс, не успели накрыть кузов. Сквозь облако песка, удерживаемого в воздухе, просвечивало тусклое солнце. Проследив за образовавшимся шлейфом, надолго закрывшим видимость, Михаил вновь стал следить за дорогой.  Впереди, по ходу движения, у самой дороги дехканин, готовился к вечернему намазу. Он снял с талии пояс, развернул его, превратив в коврик, и, опустившись на колени, начал молиться. Поднял голову в сторону заходящего солнца распростёр персты и взмолился  Всевышнему. Выбросив перед собой худые длинные руки, пал ниц. Петляющая по бездорожью автомашина перемещалась в направлении с запада на восток. Не вызывало сомнений, что поднятое облако пыли через несколько минут надолго накроет молящегося человека с головой. Еще оставалась возможность успеть перейти на другую сторону дороги, но молящийся человек, не сдвинулся с места. Машина, не сбавляя скорости, продолжала приближаться к несчастному путнику. Стали явственно видны шевелящиеся губы и худоба человека, делающего бесчисленные поклоны. У Михаила возникло намерение постучать по крыше кабины, чтобы снизить скорость и медленно проехать мимо молящегося, не поднимая придорожную пыль. Тогда шлейф успел бы осесть и не причинил бы зла, но возникший порыв остался порывом. Михаил не решился давать умные советы. Ему уже высказывались, а не намекали, что руководитель геодезической партии в советчиках не нуждается, и в пустыне есть, кому командовать, а подчинённому лучше, неукоснительно  исполнять приказы. Михаил представил своего начальника, недвусмысленно крутящего пальцем у виска и недоуменно уставившегося на работника, несвязно предлагающего несусветную небылицу. Это только в кино, при возгласе: – Осторожно, черепаха!– колонна танков останавливается перед черепахой, очутившейся на полотне дороги. В жизни, когда усталые люди спешат домой, не происходит непонятных вещей. Шофёр, не в состоянии повлиять на ход событий, отделался через стеклянную заглушающую перегородку ласковым обращением к молящемуся, не собираясь снижать скорость.

– Извини, брат, мы спешим на стоянку и не можем задерживаться,– сказал он.

  Понимая, что адресат не слышит, шофер оставил руль и поднял руки вверх, показывая, что ничего другого сделать не может. Он извинился, посчитав, что осуществил все, на что способен. На большее, не хватило такта. Молящийся человек не слышал его, а если бы и услышал, ничего не изменилось бы. Он все равно, не сдвинулся бы с места. Начатую молитву следовало закончить. Со словами:

– Да поможет мне Аллах! – дехканин погрузился в относимый, в его сторону, удушающий сноп пыли.

     Машина проехала мимо, а он продолжил, как ни в чем не бывало, вечерний намаз, заставший его в положенный час, пусть не в самом удобном месте. Значит, так нужно Аллаху, если молящемуся суждено окунуться в придорожную пыль. Проезжающие мимо люди, свернув головы в его сторону, удручённо смотрели, как медленно заволакивает человека въедливая полоса, состоящая из мельчайших фракций суглинка и песка. Долгое время молящегося человека не было видно. После поворота небольшой ветер сдвинул шлейф в сторону. Вновь появилась наклонённая фигура с вытянутыми руками. Под слоем пыли, осевшей  на незамысловатой одежде и въевшейся в лицо в открытые части тела, молящийся мог сказать, что он самый грязный на свете, но самый чистый человек. Люди, едущие на машине, успокаивали себя тем, что присутствовали при рядовой молитве туркмена, одетого в облезлый полосатый халат. Им и в голову не пришло, что от того, как они поведут себя, определяется  их дальнейший путь в жизни, а все зависело лишь от одного: поспособствуют они молящемуся ила обольют его грязью,-

 

ВРАЧЕВАНИЕ

   Святослав проснулся вместе с птицами, извещавшими пением о наступлении утра. Брезжил рассвет. Он встал, потянулся, почистил зубы, совершил омовение лица и рук, вплоть до локтей, в горной реке, протекающей вблизи пристанища, сделал асаны, посидел в тишине и приступил к нехитрому завтраку, состоявшему из вчерашнего куска хлеба и чая, заваренного из лепестков жасмина, собранных с растущих поблизости кустарников. Из трёх имеющихся в наличии костюмов на сегодняшний день подходил повседневный. Цивильный костюм, состоящий из разноцветной круглой шапочки,  белых полотняных  брюк и хлопчатобумажной рубашки навыпуск с широкими белыми и терракотовыми  полосами, украшенный длинным шарфом, остался висеть на вешалках в  тесном коридоре. Та же участь постигла и представительский костюм в виде брюк и накидки бледно жёлтого оттенка из шёлка. Религиовед, знавший о религиях чуть больше дозволенного, внешне выглядевший шаманом, приготовился к проведению сеансов, именуемых мануальной терапией. С голыми ногами в стоптанной белой обуви, он набросил на себя путавшиеся оранжевые и белые накидки с перекрывающимися цветами, не закрывавшие  живот. Высокий прямой торс венчал благородный лик с непокрытой рыжей головой и аккуратно стриженой бородкой русского витязя. Облик завершал крепко сжимаемый кистью правой руки жезл, заканчивающимся в вершине не пикой, а металлическим цилиндром  величиной с консервную банку с выступами. Одеяние  появилось не сразу. Одна одежда сменялась другой, пока не была доведена до логического конца. Святослав пропел, подражая птице, песню восходящему солнцу. Гортанные мелодичные звуки, клокоча вырвались из груди. Сощурившись, он с гордой осанкой начал спускаться по проложенной столетие назад тропинке, извивающейся и копирующей изгибы русла реки, между зарослями кустарников и деревьев. На площадке, встретившейся на пути, лежала пустая жестяная банка из-под импортного пива. Сидящему внутри ребёнку трудно было пройти мимо, чтобы не стукнуть её ногой. За ударом последовал ещё удар. Вертясь и громыхая, пинаемая банка пролетела по воздуху несколько метров и по инерции покатилась вниз по склону затихшего леса, пока не скрылась в кустах. С усилием извлеченная из зарослей, она вновь возвратилась назад, после чего последовали два удачных удара в створе тропинки. Пробросив банку, как футбольный мяч, себе под удар футболист, с жезлом наперевес направил её между двумя стоящими сбоку стволами вековых деревьев с заросшими кронами, напоминавшими ворота. Удар оказался голевым. Банка, пролетев по воздуху, ударилась в  стойку и, оставив вмятину в коре, задребезжала и после нескольких кувырков и застыла в недвижимости за воротами. Святослав, довольный метким ударом и собой, не стал падать на колени, возводить руки к небу, хватать пустую банку из-под пива и бежать с ней на середину поля, подражая итальянским футболистам. Понятия центр, как таковой, отсутствовал. Болельщиков тоже не было. Святослав стремглав бросился за банкой и пяткой выбил её обратно на тропинку. Собственно, бежать дальше было некуда. Игрок стал лениво толкать её перед собой, подправляя то правой, то левой ногой, чтобы направление совпадало с воображаемой осью. Пора было успокоиться. Развернувшись, он послал её в заросли в неизвестном направлении.

Летящая пустая банка, была не совместима с его статусом. Он усмехнулся, подумав о своём статусе, который ниже травы, и, распрямившись, приободрился. В природе все самое низкое является самым высоким. С малых лет игры учат о несоизмеримости, когда дети, касаясь руками земли, напевают:

– Испекли каравай, вот такой низины, вот такой вышины,– соответственно, опуская руки к земле поднимая их к небу. Так и Святослав, считал себя ниже травы и выше солнца. Он опёрся о жезл, который не выпускал из рук, и в задумчивости постоял на одном месте.

    Слышался мерный шум реки, издававший в паводковый период гул. Вдали отчетливо  просматривались пики горных утёсов. Ниже  располагался фруктовый сад, отвоёванный у лиственных деревьев. К нему вела тропинка, по которой  недавно катилась пустая банка. Под ее грохот думалось о том, что привело его в край дольменов. Представительский костюм – это всё, что осталось у него от прежней жизни.  Несколько лет назад, стоя перед алтарём со Светланой, которую боготворил, он считал себя счастливым человеком. Красавица – жена родила двух чудных мальчиков. За свадьбой потекли будни. Он оказался не приспособленным, к самостоятельной жизни. Работа не клеилась, а  житейские заботы тяготили. Он не в состоянии был обеспечить созданную семью, а тем более, участвовать в светской жизни, к которой стремилась Светлана, приехавшая из провинции в столицу и желающая утвердиться. В один прекрасный день, друг детства сказал, что готов взять заботы о воспитании двух его детей на себя, и жена переехала к нему, устроившись работать вместе с ним на телевизионном канале. Услышав весть, Святославу не захотелось возвращаться домой. С тошнотой в горле, и с дикой болью в голове, в предобморочном состоянии он, не помня себя, добрался с воспалением  лёгких   и сотрясением мозга до дольменов в районе Геленджика, которые ранее посещал, учась в семинарии. Здесь он отлежался и, придя в себя, решил никуда не отлучаться. Только там, он чувствовал себя человеком. Идти было некуда и незачем. Он закрыл дверь в прошлое, оставив в памяти силуэт Светланы, которому разрешено было появляться лишь в грёзах. Чтобы окончательно распроститься с былым, предстояла ещё одна, по существу, ничего не значащая поездка в ненавистный город. Следовало получить деньги за продаваемую квартиру. Светлану не имело смысла тревожить. Она никогда не переедет к нему в дольмены, предпочитая жить с бывшим другом и блистать на телевидении.

   Лесная тропинка привела к обрыву. На пяточке он обернулся полюбоваться водопадом, льющимся со скалы. В метрах пятидесяти от него естественная преграда из скальной породы с треугольным водосливом создавала небольшой водоём, названный чашей любви. Выше по течению имелись ещё два водопада. Святослав захотел сегодня посетить самый дальний из них. Никто не противился его решению.

   У дольмена «Возрождение» его ожидала немногочисленная группа людей. По заведенному порядку  каждый прибывший пациент вытаскивал привезенные гостинцы и аккуратно складывал их на скатёрку, лежащую на пригорке. Святослав взглянул на принесённые продукты. Вначале оценивалось количество пропитания, а затем их качество. Радость принесли любимая с детства халва и пшеничная сладкая лепёшка, ставшая более ценной, когда  сообщили, что она приготовлена хозяйкой собственноручно. В деньгах Святослав не нуждался. За работу его обычно благодарили продуктами. Когда намечались поездки в святые места, деньги сами собой откуда-то приходили. О них не стоило беспокоиться. На сегодня пищи показалось достаточно. Летом ощущался даже ее избыток. Хватит и ему, и обосновавшемуся по соседству в заброшенном строении бродячему музыканту и птицам. Он не был притязателен к пище и мог обойтись фруктами, растущими в заповеднике «Дольмены». Подступающий голод, испытываемый особенно остро в зимнее время, когда приходилось наниматься сторожем и сторожить дачу, можно было, на двое суток обмануть, если разжечь камин и в тлеющих углях рассматривать воображаемый божий храм, повисший в воздухе. Можно было придумать историю о старых кожаных башмаках, которые упали с повозки и привели юношу в монастырь, где он становится настоятелем, а на склоне лет, снимая с гвоздя старые башмаки, висящие на шнурках, ставшие реликвией, выезжать в повозке в город, чтобы подбросить их своему преемнику.

    Вновь подошедшая молодая женщина, поздоровавшись, начала складывать на пригорке гостинцы. Вытаскиваемые  из сумки продукты аккуратно перемещались на скатёрку. Святослав вспомнил её, разудалую дивчину, которой вчера в конце сеанса посоветовал трижды выкупаться в чаше любви, чтобы, впоследствии, испить любовь полностью, на что она громогласно, вызвав дружный смех окружающих, ответила, что не родился ещё мужчина, который удовлетворил бы её. Святослав подошёл к ней, как к старой знакомой,  вытащил из кармана полотняную сумку и предложил сложить в неё принесённую пищу.  Перекладывая съестное с пригорка в сумку, женщина закудахтала.

– Вчера вы посоветовали мне трижды искупаться в чаше любви,– сказала она.– Сегодня я приехала, чтобы во второй раз принять ванну. Из разговоров с посетителями я узнала, что купаться следует голой.  Как мне поступить?

– Купаться лучше без одежды,– подтвердил Святослав.

    Получив совет, женщина скромно отошла в сторонку, смешавшись с толпой. Несдержанность пациентов во время вчерашнего сеанса не давала ей покоя. Сегодня, стоя в сторонке, она стремилась убедиться, что новые пациенты, изнемогая, тоже воют от боли, как она вчера. Святослав указал стоящему первым в очереди мужчине на массажный  столик, представляющий собой каменную глыбу, прикрытую деревянным настилом, отполированным телами. Вытащив из скрытого кармана сложенную подстилку, он застелил ею ложе. Склонившись над распростёртым молодым человеком, Станислав провёл руками по телу, определяя общее состояние пациента. В целом, оставшись довольным его здоровьем, начал сеанс. Ладони, не касаясь тела, скользнули вдоль спины. Взрослый мужчина, считавший себя здоровяком, почувствовал нестерпимую боль и застонал. Кулак массажиста переместился и покрутился под лопаткой, в результате чего стон перешёл в крик.

– У тебя невыносимый гонор. Многие вещи ты пытаешься решить силовыми методами,– тихо сказал Святослав, чтобы не привлекать излишнего внимания публики, следящей за процедурой.

– Что есть, то есть,– согласился здоровяк, уткнувшись в подстилку.– А как жить иначе, находясь среди людей?

– Следует подключать разум и искать альтернативные решения,– Святослав опустил руку ниже.– Твой желчный пузырь заполнен камнями, отчего периодически наступают ужасные боли. Образовавшиеся камни – это не болезнь, а нетерпимое отношение к тёще. С детьми ты тоже не ласков. Не находя с ними общего языка, ты во всём полагаешься на супругу. Измени отношение с близкими и камни уйдут сами собой. Ну, а если будешь по-прежнему упорствовать, пеняй на себя,– Святослав добрался до левой ступни ноги и, подёргивая мизинец, спросил,– болит?

– При ходьбе чувствуется постоянно. Сменил не одну пару обуви, но ничего не помогает. Каждый раз вытаскиваю ногу из обуви в кровоподтёках.

– Это твоя прабабушка напоминает о себе, заботясь о потомках. Она дожила до рождения правнучки и особенно ревностно относится к ней, но и всех остальных детей она любит, как все бабушки.

    Массаж, длящийся академический час, закончился. Святослав, не обращая внимания на высказываемую благодарность, направился в конец очереди к сидящему в коляске юноше, который ещё более сжался и, как волчонок, снизу верх смотрел на приближающего к нему человека. Врачевателя давно привлёк внимание неотрывный вопрошающий взгляд, следящий за ним. Рядом покорно стоял отец, привезший мальчика из города. Массажист с силой воткнул в землю принесённый с собой жезл и положил руку на голову юноши.

– Расскажи, что случилось?– спросил он.

– У меня отказали ноги. С тех пор я не передвигаюсь. Вердикт докторов известен и не радостен. Встать на ноги хоть на миг остается моим последним желанием. За один танец, я готов отдать полжизни,– со слезами на глазах неожиданно предложил юноша.

– В сказках за коня предлагают полцарства. Эта новость – не новость,– подытожил рассказ юноши Святослав.

  Его рука плавно сместилась с головы и поползла по шее за спину.

– Как тебя зовут?

– Витя.

– Твоя раздражённость, Виктор, явилась причиной болезни,– поставил диагноз Святослав.– Появившаяся неудовлетворённость, съедающая жизнь, понятна. Ты боишься людей, махнувших на тебя рукой. Тебя, не умеющего ходить, считают беспомощным. За глаза, а то и в глаза, дразнят. Ты боишься людей, озлобляешься. А зря, думай позитивно. Не бойся людей, которые по природе благородны. В большинстве случаев они, не думая, произносят обидные слова, которые ранят. Некоторые потом просят прощения и на исповедях, как дети, уверяют, что плохо больше поступать не будут.

    Глаза Святослава постепенно тяжелели. Он поднял их и безошибочно остановился на стоящем мужчине с кругленьким животом, который с сомнением на лице следил за врачевателем. Имея врачебное заключение на руках, отец раздумывал:

– Разрешить или запретить продолжение сомнительных опытов над сыном?

   Не зная, что предпринять, он застыл, с тревогой обдумывая, чтобы такое умное сказать жене, подвигнувшей его на бесцельную дальнюю поездку, которая не сумела выбраться в горы  и возложила на спасителя последнюю надежду.

– Я понимаю тебя,– шёпотом произнёс Святослав, переместив взгляд на юношу.   – Ты зря беспокоишься. Многое  поправимо и все не так плохо, как я предполагал. Всему когда-то приходит конец и твоей болезни то же.

   Ласковые кошачьи движения Святослава обрели хватку пантеры. Движения стали жёсткими, не терпящими возражений. Юноша вскрикнул.

– Потерпи, тебе не так больно,– успокоил Святослав, смотря в глаза юноши.– Я не могу дотянуться к копчику. Встань и помоги мне.

– Он не в состоянии встать,– напомнил стоящий рядом отец.

– Вставай!– приказал Святослав юноше.

   Больной продолжал сидеть.

– Сколько времени ты можешь простоять? –  спросил Святослав

– Несколько секунд могу простоять в вертикальном положении, не отрывая рук от поручней.

– Подымайся с помощью поручней и оставь их в покое на несколько секунд.

    Присутствие довлеющего человека заставило Виктора безропотно подчиниться. Он неуверенно поднялся и удивлённо встал на землю. В центре образовавшегося круга стоял худой, величественно выпрямившийся молодой человек. Радостные и возбуждённые люди, стоящие вокруг, не в силах были что-либо сказать. Они молчали, отдавая почести волшебнику. Отец ребёнка, наклонившись вперёд, стоял чуть покачиваясь. Его выпяченный животик подобрался, тело и мысли напряглись, лицо осунулось и выглядело уставшим. Через пять секунд  удивленный юноша сидел в кресле. Колени,  отвыкшие от повседневной нагрузки, не позволили ему медленно опуститься. Он скорее рухнул, чем сел. Святослав изогнулся и за спиной медленно провел рукой по позвоночнику от головы до копчика. Не отрываясь от тела, прогладил спину и, переместив руку на живот, помассировал грудную клетку. Врачеватель повернул голову в сторону отца.

– Трудность не в устранении причины, а в гармонии органов,– сказал он.

   Отец, подавшись вперёд и опустив руки по швам, покорно кивал головой, не совсем понимая их смысла. Не вслушиваясь в слова, он вновь считал про себя секунды, в течение которых мальчик стоял на ногах.

  Святослав выпрямился. Открытая ладонь поднятой левой руки поднялась и застыла, являясь то ли атрибутом сеанса, то ли необходимым экраном. Окружающие замерли в ожидании кульминации. Правая рука, не отрывающаяся от тела, вновь переместилась к позвоночнику. Сеанс закончился вращением ладони по спине.

– Не торопись вставать,-разряжая обстановку, произнёс Святослав.– Дай покой органам. Пусть они привыкнут к новому состоянию. Веди себя естественно. В течение двух дней, завтра и послезавтра, я появлюсь у тебя дома. Оставь свой адрес.

  Отец судорожно на клочке бумаги стал записывать название улицы и номер дома.

  Речь Святослава послужила сигналом к проявлению чувств. Толпа загудела. В одобряющих возгласах самым слышным был бессловесный монолог отца юноши.

– Боже, неужели невозможное стало возможным? – спрашивал он себя. . Каждый день он  вставал с этими тревожными вопросами:– Почему и за что?

   На них, произносимых вслух родными и близкими и высказываемых сверлящими детскими тревожными глазами, следовало отвечать.  Сколько волнений и раздумий о судьбе мальчика раздирало его. Неужели худшее позади?Какое пришло счастье! Сколько немыслимых потуг произведено, чтобы доказать, что у нас в семье всё хорошо, когда всё плохо, если с сыном произошло несчастье.

   Отец вернулся на землю.

– Как я могу отблагодарить вас?-обратился он к Святославу.

   Святослав понимающе улыбнулся:

– Деньги мне не нужны.Они должны возвращаться к своему источнику, в церковь.

– Я на всё готов. Только скажите.

– Следует по-другому поставить вопрос.

   Отец внимательно смотрел на врачевателя, перебирая в уме возможные вопросы. Святослав когда-то интересовался искусством чтения мыслей. Ему не трудно было проследить за ходом процесса, происходящего в голове отца. Наконец, последовали нужные слова. Не дожидаясь произнесения звуков, Святослав утвердительно кивнул головой и ответил, на готовый сорваться с уст, вопрос.

– Правильно,– сказал он.– Своими поступками.

  Святославу требовалось время для  восстановления сил

– Приём посетителей временно прекращается и возобновится после двух часов дня,– кратко без объяснений объявил Святослав.– Сегодня до обеда я собираюсь посетить дальний водопад.

    Никто не выразил сожалений. Присутствующие поняли, что после приёма трудного больного врачевателю  требуется отдых. Некоторые из присутствующих потянулись за Святославом. Им тоже захотелось взглянуть на дальний водопад. Свита двинулась за своим кумиром в надежде увидеть чудо из чудес. Никто не сомневался в его сверхъестественных способностях и верил, что он может, если захочет, пройтись босяком по поверхности акватории водопада. Врачеватель не противился людям, понимая, что к конечному пункту они придут вместе, но с водопадом каждому придётся вести свой особый разговор.

 

ОСЕНЬ НЕ ЗА ГОРАМИ

   Полковник медицинской службы Андрей Васильевич, руководивший ранее отделением ожоговой хирургии в госпитале, выйдя на пенсию, остался верен  заведённым порядкам в армии и, ежегодно проходил медицинский контроль у терапевта Владимира Матвеевича. Установленную традицию никто не отменял. С наступлением осени в мозгу засвербило  о необходимости медицинского осмотра и он поспешил, заранее условившись о приёме, на обследование к своему бывшему соратнику, заведовавшему ранее терапевтическим отделом в госпитале и являющемся  в настоящее время семейным врачом. Андрей Васильевич в качестве пациента поднимался на лифте на одиннадцатый этаж. Дверь любезно открыла хозяйка Елизавета Петровна, знавшая гостя не один десяток лет. Получив в подарок цветы и поцелуй в щёчку, она проводила визитера в уютную гостиную и оставила одного, а сама поспешила на кухню. Бархатный, коричневый диван, на который присел гость, не стал новее. Потертые матерчатые мягкие кресла привычно стояли на своем месте. Луч солнца высветил прямоугольное светлое пятно на ковре, лежащем на полу. Через золотистую занавеску свет мягко рассеивался по комнате. Посреди гостиной стоял  накрытый стол, означавший, что к приёму дорогого гостя хозяева подготовились. Потирая руки, на пороге появился Владимир Матвеевич. За ним шла хозяйка, пригласившая к столу. Андрей Васильевич привстал, и сев за стол, потянулся за бутылкой, намериваясь по установившейся традиции встречу отметить распитием бутылки водки. Друг остановил его.

– Вначале работа, а потом удовольствие,– сказал он. – Начнем с обследования, а потом сядем за стол.

     Отрезвляющие слова заставили Андрея Васильевича, не солоно хлебавши, сесть на свое место. Друзья перешли к цели визита. Хозяин квартиры неспешно прошёл к стоявшему на комоде саквояжу и вернулся с ним обратно. Жена Елизавета ретировалась на кухню. Установив саквояж между ног, терапевт тяжело опустился на диван и попросил пациента придвинуться поближе, после чего приступил к процессу измерения давления в крови.

– Давление высокое,– с сожалением произнес он.– Свою норму ты выпил и теперь спиртное противопоказано. Об управлении транспортным средством, следует тоже забыть. Помни: автомобиль сокращает время передвижения, но не увеличивает здоровье.

– Подчиняюсь,– сокрушённо покачав головой, согласился Андрей Васильевич.

     Владимир Матвеевич отложил в сторону прибор для измерения давления и стал просматривать анализы, извлечённые из того же саквояжа. Углубившись в таблицы, составленные на нескольких листах,  поёрзал, выждал паузу и, не поднимая головы, поверх очков сочувственно вздохнул.

Повышенные значения сахара и холестерина настораживает. Диабет требует воздерживаться от употребления сладкого. Для нормализации уровня  холестерина следует исключить жирные продукты, включая масло, майонез, торты и прочее и прочее. Придётся придерживаться диеты. Деликатесы, стоящие на столе, тебе противопоказаны,– сочувственно сказал он и, пораздумав, сделал реверанс,– противопоказаны  с  завтрашнего дня.

– Мне милостиво  дается отсрочка,–  понимающе улыбаясь, сказал Андрей Васильевич.

– Ты можешь сегодня отвести душу,– резюмировал доктор.– Находясь рядом со мной, можешь и выпить, и закусить,–  успокоил семейный врач,– в нужный момент я успею прийти на помощь.

– Спасибо и на этом,– в тон другу ответил Андрей Васильевич.

  Они чокнулись и приступили к трапезе. Незаметно потекло время. В процессе поедания пищи к ним присоединилась Лиза.

– На повестке дня у нас яблочный пирог, приготовленный к твоему приходу. Ничего не случится, если отведаешь ломтик пирога. Иногда запрет на поедание продукта на организм действует хуже, чем его употребление. В маленьких дозах даже яд действует как лекарство.

   При упоминании о пироге хозяйка встала и направилась на кухню. Вскоре появилась на пороге гостиной с яблочным пирогом. В кухне она слышала, о чем говорил муж, устанавливая диагноз. Поэтому легко продолжила разговор.

– Я думала,– сказала Лиза на ходу,– что Андрюша вдоволь отведает пирога и часть  унесет домой.

– Не беспокойтесь, – отказался Андрей Васильевич.– Моя жена уехала на выходные к внукам, так что я холостяк и пирог нести некому.

– Кофе и мороженное с малиновым вареньем, которые предусмотрены на десерт, тебе тоже противопоказаны,–  как ни в чём не бывало, произнёс Владимир Матвеевич.

  Он потянулся к стетоскопу.

– Для порядка обследуем сердце,– ласково и одновременно строго сказал доктор.– Больной, встаньте и подымите рубашку.

  Пациент подчинился. Вместе с поднятием рубашки, как по команде, жена отправилась на кухню за кофе. Владимир Матвеевич приложил к области сердца стетоскоп. Закончив обследование, попросил повернуться к нему спиной и предложил подышать открытым ртом.

– Дышите, не дышите,–  последовали стереотипные команды.– Легкие в порядке,– радостно отметил доктор и, не задумываясь, сухо установил следующий диагноз,– у вас, батенька, аритмия сердца.

    Закончив службу и перейдя на гражданку, Владимир Матвеевич сумел перестроиться и перейти в обращении с пациентами на Вы. Так было проще разговаривать с больными. Поэтому, не задумываясь, он перешел на удобную форму общения и с Андреем Васильевичем, старым боевым товарищем.

– Вам следует избегать нагрузок, стрессовых ситуаций,– сказал  он,– вам показан покой. Старайтесь подольше находиться на воздухе. Больше ходите пешком. Старайтесь гулять  не с кошёлкой продуктов в руках, а налегке, беззаботно, как в юности, не считаясь со временем. Я выпишу лекарства, которые следует принимать обязательно,– он потянулся за рецептами и печатью,– многое для вас зависит от дальнейшего образа жизни.

   Осмотр окончился. Лиза, разлила кофе по чашкам, на тарелочки разложила сдобный яблочный пирог собственного приготовления. Коллеги стали вспоминать былые годы,  перипетии, происходящие в госпитале. Надолго захватила их тема о начальнике медицинской службы, которого один считал высококлассным специалистом, а второй,  пустым местом и готов был размазать его по стене. В былые времена они под занавес встречи, подливая друг другу водку и заливая скатерть, готовы были сражаться до конца. Сегодня в подвыпившем состоянии одно упоминание о начальнике медицинской службы могло вновь вызвать бесконечный спор.

– Полковники, – остановила друзей Елизавета, – вашего военного госпиталя давно не существует и поэтому ваш спор смешон. Поговорите лучше о сыновьях и внуках. Пришло их время.

   С особым интересом затронули тему о днях грядущих. Сергей Васильевич с увлечением стал рассказывать о выращивании цветов, ягод и плодовых деревьев на садовом участке, а Владимир Матвеевич поделился, что не мыслит себя без работы и посему не бросает практику семейного врача.

– Практика пополняет семейный бюджет,– добавила Елизавета Петровна.– Денег никогда не бывает много. Получаемых пенсий еле хватает на оплату квартиры и еду, а тугрики всегда нужны для подарков внукам и детям.

   Андрей Васильевич возвращался домой пешком, буквально восприняв совет семейного врача больше ходить и находиться на свежем воздухе, для чего выбрал длинную извилистую дорогу через парки и зелёные массивы. Центральная городская аллея, попавшаяся на пути, привлекла внимание. Почувствовав  усталость, пришлось сесть за свободный столик кафетерия, выдвинувшегося на плиточную мостовую, выпить чашечку кофе и съесть пирожное. Вспомнилось наставление, что вредно пить напитки, повышающие давление.  Поэтому кофе и тонизирующий черный байковый чай были отброшены. О пирожном, влияющим на увеличение содержания сахара, не могло быть и речи. К тому же, не имело смысла, выйдя из-за стола, снова нагружать желудок. Оставалось довольствоваться  свежим выжатым грейпфрутовым соком. Опорожнив стакан, Андрей Васильевич заключил, что лучше вообще ничего не есть и не пить, а питаться родниковой водой и чистым воздухом. После кафетерия, он направился к стоявшей на тротуаре свободной скамейке, на которой удобно расположился. Оглядевшись по сторонам, продолжил свои рассуждения, во многом соглашаясь с другом, ставшим семейным врачом. Для него медицинское заключение не стало сюрпризом. Из уст практикующего доктора он получил то, что хотел услышать. Коллега подтвердил его опасения. За долгую нелегкую службу пришлось изрядно потрудиться, ложиться по свистку и подыматься по тревоге. Поэтому не удивительны  показатели повышенного давления и аритмия сердца. Он знал, что при гипертоническом кризе высокие значения холестерина и сахара в крови сокращают путь к инсульту или инфаркту. Знания могли  напугать юнца, а не стареющего профессионала. Ничего страшного, успокоил себя Андрей Васильевич. Приближается возраст, когда никому ничего не надо доказывать и следует быть самим собой. Остается, несмотря на возрастные отклонения,  жить и наслаждаться жизнью и не обременять себя заботами. Нужно помнить, что противопоказаны встряски и показан покой. Кое-что прекрасное ещё осталось. Можно поговорить с растениями, растущими в саду, полюбоваться движущимися облаками и съесть кусок ржаного хлеба, воспринимая его, как пирожное. Пожилой человек с облегчением вздохнул. Сейчас приду домой, подумал он, поставлю пластинку и начну наслаждаться волшебной музыкой Верди. Его рука, дирижируя, плавно задвигалась по воздуху, представляя поплывший вальс в доме барона Жермона. Музыка не доиграла и до середины пластинки, когда в воздухе появилась, привлекшая внимание,  птица, которая, пролетев над головой, спикировала к спелой сочной желтой груше, лежавшей под деревом.

– Фью-фью-фью,– сказала птица и клюнула грушу.– Фью-фью-фью, – будучи вежливой, поприветствовала она доктора.

  Андрей Васильевич обернулся в сторону юркой птицы и заговорил с ней, как это любил делать с любым живым существом на огородном участке. И не важно, что он разговаривал сам с собой. Во многом слова, произносимые от имени птицы, совпадали с его мыслями.

– Кто ты маленькая, пёстрая птичка?– спросил он.

– Ты не узнаешь меня?

– Я отнес бы тебя к скворцам, но меня смущают размеры твоего тела. Ты выглядишь  несколько меньше своего класса.

    Птица деловито зашагала перед грушей и несколько раз клюнула ее, после чего повернула голову к говорившему человеку.

– Открой интернет,– сказала птаха, являющая компьютерным знатоком,– и внимательно прочти содержимое, касающееся скворцов. По оперению и размерам, ты легко причислишь меня  к моим сородичам.

– Хорошо,– согласился Андрей Васильевич.

– Ты меня не прогонишь?– спросила птичка.– Одного взмаха руки достаточно, чтобы я улетела. Учти, что если улечу, то прилечу сразу, как только ты поднимешься со скамейки и уйдешь.

– Не беспокойся. У тебя такие же права, как и у меня. Мы находимся на общественной территории.

– Всякое бывает,– неопределённо сказала птичка, подёргав хвостиком.– Птицы собираются улетать  в южные края и пора готовиться к  перелету. Следует основательно подкрепиться, иначе не долетишь. Наступает осень. В городе высотные строения домов гасят дуновения ветра, а в лесу уже слышны завывания. Светящееся, но не греющее солнце, нас не обманет. Несмотря на кажущуюся благодать, в воздухе – осенние мотивы. Потрогай траву. Попробуй вырвать ее из земли и ты поймёшь, что у зеленого клочка не такое мощное корневище в земле, как летом.

  Андрей Васильевич не поленился встать и направиться к ковру из трав, расположенному за скамейкой.

– Не ту, которая рядом с тобой,– остановила птица.– Чтобы меня не испугать, лучше рви траву, растущую под другим деревом.

 Пришлось согласиться с мнением перелётной птицы и отойти метров пятнадцать в сторону. Свернув пальцами в охапку некошеную траву, растущую под кроной другого дерева, Андрей Васильевич попробовал её потянуть. Трава легко подалась, готовая вырваться с корнем. Выпрямившись, он потряс траву, что обычно делал на приусадебном участке, освобождая корни от земли. С чувством знатока, постоянно борющегося с нежелательной растительностью на огороде, он, как садовод, имеющий шесть соток земли за пределами города, оценил, с какой легкостью вырвал траву из земли. Весной или летом пришлось приложить бы немалые усилия, чтобы трава оказалась в руках, а осенью достаточно  потянуть ее и она сама вылезает из почвы.

  Вырывать траву из почвы не входило в планы и он, положив на прежнее место, придавил её  носком туфли. Чтобы продолжить разговор, следовало занять старую позицию на скамейке.

– Несколько дней назад за городом беспрерывно бушевал шквальный ветер,– сказал Андрей Васильевич, возвратившись на скамейку.– Я забрался в  укромное местечко, чтобы переждать ненастье и, слушая завывания, понял, что одни и те же порывы, не одинаково  воспринимаются деревьями. Здоровая сосна гудит и шуршит листьями, склоняясь  ветвями к земле, а надтреснутая сосна каждый порыв воспринимает, как удар топора по стволу,  и по лесу, как бедствие, разносится методичный угрожающий стук  молота.

– У нас с тобой,– общаясь с птицей, высказался человек,– много общего. Человек– дитя природы. Ее законы для животных, растений те же, что и для нас, людей. Человеку, вне зависимости от возраста, важно прийти к своей осени полным сил, а не немощным стариком. Я знаю, что для меня пришла осень, а за ней последует зима. Несмотря на то, что весной просыпается жизнь и появляются первые листочки, кажущиеся прозрачными, из всех сезонов года мне нравится осень, когда спадает жара и поспевают фрукты и овощи. Я благостно отношусь к осени своей жизни…

     Птица вспорхнула. Не доклевав грушу и  не дослушав объяснений, улетела, что не расстроило и не отразилось на мироощущениях Андрея Васильевича. Следовало прерваться. Не разговаривать же без собеседника. Он огляделся по сторонам. На соседней скамейке сидела молодая дама, кормящая грудью ребенка. Рядом стояла пустая детская коляска. Пришло время обеда и ничего не оставалось, как приступить к кормлению, прикрыв свою грудь и голову ребенка цветным платком, снятым с шеи. Пенсионер, помахав рукой, поприветствовал младенца, жителя следующего столетия. Не важно, что тот, занятый более важным делом, не обратил на него внимание. По булыжной мостовой, легкой походкой шел моложавый старичок с тростью, которой скорее забавлялся, чем опирался на нее. Пожилого человека обогнал молодой человек, живчик, которому следовало еще соревноваться, доказывать свои преимущества и торопиться. Андрей Васильевич смотрел на незнакомых людей, ощущая незримую связь со всем, кто его окружает, переполняясь чувством сопричастности, веря,  что является их частицей.

– Я люблю вас всех, вне связи с тем, кто вы и как ко мне относитесь. Люблю,– неслышно прошептал он,– люблю не так, как мужчина любит женщину, а как мать любит своих детей вне зависимости от того, что они совершили и кем стали. Люблю, как доктор любит своего пациента и готов ради его жизни часами стоять над операционным столом. Люблю реки, озера, долины и города. Люблю невзрачную, прекрасную в своем  естестве, дорогу, ведущую в бесконечность, и придорожный цветок, выросший на обочине. Люблю леса, горы, море и пески в том виде, в каком их создала, выражая себя, мать Природа. Люблю живые существа. Люблю недра и всё, что цветет, произрастает и пахнет.

  Его распирало, от нахлынувших чувств, и он готов был обнять весь мир.

– Люблю землю и Вселенную,– закончил он.

    Погрузившись в себя, он замолчал и долго сидел на скамейке, прислушиваясь к отзвуку своих слов.