Крошка-Енот стоял на вершине высоченной горы, увенчанной снежной шапкой, и размахивал белым платочком. Черные бусинки его печальных глаз были отчетливо видны даже сейчас, когда Анна уже спустилась с этого казавшегося неприступным пика в зеленую долину, населенную славными доброжелательными людьми. Крошка-Енот не мог последовать за ней, потому что жители долины почему-то ненавидели енотов и при первой же возможности вешали их на фонарях. Однако принцесса знала, что ее здесь встретят вполне радушно, а если и убьют, то только исподтишка, поскольку у нее на груди сияет медальон Метронома Кассия, шерифа всех земель от Нижней Пандоры до Граблино. Анна на собственном примере убедилась в том, что с шерифом шутки плохи, и уж местные отморозки не посмеют в открытую напасть на обладательницу его охранного знака – тяжелого медальона из чистого золота с рельефным изображением черепа и костей и гравировкой: «Не влезай – убьет!» Дорога лежала через деревню, растянувшуюся мили на полторы, и лучшим вариантом было пройти, не привлекая к себе внимания – так, чтобы никто не заговорил с ней, а лучше – не заметил нежданную гостью. Шансы на это были, поскольку едва начавшийся день уже сменился ранним утром, и обитатели этих приземистых домишек под соломенными крышами, скорее всего, досматривают предпоследний сон. Конечно, можно было обойти деревню стороной, но какие опасности могут поджидать на окольном пути, не знал никто – ни шериф, ни Крошка-Енот. Здесь, по крайней мере, есть хоть какая-то ясность. Если не заметят – хорошо, заметят – два варианта: убьют или не убьют. Впрочем, зачем им ее убивать? Она же не енот…

У дороги на подходе к околице стоял нищий. Он был относительно молод, широкоплеч, в хорошо отглаженном костюме-тройке, благоухал розовым мылом и дорогущим одеколоном «Михалков». Однако протянутая им поперек дороги рука-шлагбаум и зажатая в дрожащих пальцах шляпа не оставляли ни малейших сомнений по поводу его социального статуса.

– Девочка, подай несчастному бродяге золотой талер, и тебя будет повсеместно ждать удача, – произнес нищий слезливым голоском, никак не соответствующим его внешности.

– Моя удача и так всегда со мной, – ответила принцесса, – а вот золотого талера у меня нет.

– Тогда поделись своей удачей, – упорствовал нищий.

– Моя удача тебе не поможет. У каждого должна быть своя.

– Тогда поворачивай назад, девочка… – Нищий хищно усмехнулся и нахлобучил шляпу на голову. – Здесь тебе не пройти. Да и, похоже, тебе туда и не надо. Иначе не стала бы так жадничать.

– Кто мне помешает? Ты?

– Я тебе не помогу, и этого будет достаточно.

Анна, не глядя на нищего, пошла дальше. Тот явно был обманкой, пугалом, фантомом, неприкаянной душой, заблудившейся в безбрежном пространстве. Впрочем, возможно, он был одной из жертв той ловушки, что ей сейчас предстояло пройти. Или не пройти… Главное, она поняла принцип работы Лабиринта: не так уж важно, насколько верно принятое решение или выбранное направление, – важно то, насколько ты уверен в своей правоте и своих силах. Подать милостыню несчастному фантому означало бы оказаться с ним в одной связке, а значит – разделить его судьбу. Деньги, да и любые другие предметы здесь вовсе не являлись атрибутами благополучия. Всё что угодно можно получить и так – достаточно лишь желания. Как в сказке! Как во сне. Только сон этот принадлежал не ей одной. Желания и стремления множества сущностей, населяющих этот мир, переплетались, сталкивались друг с другом, искажались до неузнаваемости внезапно возникшими помехами. Даже самое элементарное желание могло дать начало такой цепочке совершенно неизбежных событий, что в итоге можно было потерять всё, в том числе и самое себя. А потерять себя означало – исчезнуть, раствориться, перестать существовать или превратиться в очередную диковину этого мира.

Ей уже казалось, что она прожила здесь целую жизнь, а сном, который уже начал забываться, было всё происходившее раньше. Пора-пора отсюда выбираться, пока не засосало. Пора-пора…

Хуже всего было явственное ощущение, что над всем этим хитросплетением явлений, образов и событий довлеет некая совершенно беспощадная сила, которая способна отменить любой ход событий, независимо от срока давности.

– Эй! – крикнул ей вслед нищий, когда принцесса успела отойти на приличное расстояние. – Ты бы всё-таки поостереглась. Там стрёмно…

Анна, не оглядываясь, помахала ему рукой. Едва она дошла до околицы, раздался вой трубы, и невероятно быстро, буквально через пару мгновений, раздался топот множества ног, лязг железа и тревожные крики. Деревня явно готовилась к обороне от внезапного вторжения. Но возвращаться было уже поздно, да и не было здесь никакого «назад». Этот мир менялся стремительно, мгновения могли вместить целые эпохи, но прошлое никогда не становилось будущим.

Навстречу ей по единственной улице в деревне двигалась стальная змея. Несколько когорт воинов в тяжелых латах, прикрываясь огромными овальными алыми щитами, ощетинившись копьями, медленно шагали по дороге. Посреди колонны красовался окрашенный серебрянкой тяжелый танк, на башне которого сидел барабанщик. Он бил в свой барабан размеренно и четко, и дисциплинированные солдаты не смели сделать очередного шага, пока не раздался очередной удар. Танк двигался, звеня гусеницами, но рева мотора не было слышно, хотя при каждом рывке вперед за ним поднимался шлейф черного дыма.

Если бы каждый из этих солдат был самостоятельной сущностью, сопротивление такой армаде было бы явно бесполезно. Даже сбежать было бы немыслимо. Но за всей этой сверкающей мощью наверняка стоит кто-то один, а значит, его можно ошеломить, сделав то, что от нее никак не могут ожидать, то, чего не ждешь даже от себя самой. Анна расправила руки, превратилась в большую белую птицу с мощным клювом, в два взмаха крыльев домчалась до барабанщика и спикировала на барабан. Она пробила его насквозь и тут же оказалась далеко за деревней, а посланная ей вслед туча стрел, обессилев, выпала дождем на пыльную дорогу. Но тут в нее ударила молния, белые крылья охватило жаркое пламя, и она упала на дорогу – прямо в огромную зловонную лужу. Едва она поднялась, превозмогая боль от ушибов, едва стряхнула грязь с роскошного вечернего платья, прожженного в нескольких местах, как перед ней вздыбился холм, земля треснула, из образовавшегося провала поднялся огромный каменный сфинкс с физиономией, как две капли воды похожей на поросячье личико конфедент-советника Ионы.

– Поздравляю, принцесса, – сказал Сфинкс, – отгадаешь семь загадок и, считай, победила…

– Одну! – Анна решила поторговаться. – Одну или я превращу тебя в груду камней.

– Ой, как страшно! – Сфинкс усмехнулся и выступил со встречным предложением: – Три.

– Ты всё равно больше одной не знаешь, так что лучше не спорь со мной, – настояла на своем принцесса.

Сфинкс почесал каменный затылок каменной лапой, вызвав тем самым небольшое землетрясение, но, похоже, возразить ему было нечего.

– Ну, хорошо, – согласился он. – Кто в начале жизни ходит на четырёх ногах, в середине – на двух, а в конце – на трёх?

– Тебе дать правильный ответ или тот, которого ты ждешь? – На самом деле Анна знала ответ, поскольку когда-то из курса истории Земли ее больше всего интересовали древние легенды, что вызывало некоторое беспокойство придворных учителей. С другой стороны, загадка Сфинкса могла иметь несколько ответов. Но того, что она сказала, оказалось достаточно, чтобы решить проблему. Сфинкса «замкнуло». Под ним начала расти гора, поднимавшаяся всё выше и выше, пробивая скальным наконечником небесную твердь. Принцесса едва успела зацепиться за один из когтей, торчащих из лапы Сфинкса, чтобы не скатиться в разверзшуюся рядом пропасть. Как только пик из гранита и стали поднялся на предельную высоту, Сфинкс бросил на Анну последний взгляд, полный невыразимой скорби и тоски, и спрыгнул вниз – в темные воды бурлящего океана, который раскинулся со всех сторон до бесконечно далекой линии горизонта, оставив ее одну на голой вершине.

– Прекрасно, Ваше Высочество. Просто замечательно, – голос конфедент-советника доносился как будто из бездонного колодца, когда перед ее взором еще катились темные грозные волны безбрежного океана, а ее платье и волосы трепал пронизывающий холодный ветер. – Откройте глаза, принцесса. Это была всего лишь тренировочка. Последняя. Чтобы вы наконец смогли представить себе, что вас ждет.

Нет, глаз открывать не хотелось – всё что угодно, лишь бы не видеть мерзкую рожу этого жалкого слизняка. Да и вообще, с того момента, как она покинула бункер, ей не встретилось ни одного человека, общение с которым было бы ей приятно. Разве что Крошка-Енот и шериф Кассий, но они, как оказалось, лишь порождения её воображения. Она почувствовала, как от висков отскочили присоски, и чьи-то руки стянули с нее шлем.

– Видеть, значит, меня не желаете, – догадался Иона. – Ну, и не смотрите. Вам, прекрасная моя, еще многое предстоит увидеть. Только не думайте, будто то, с чем вам придется столкнуться в Лабиринте, будет похоже на романтические бредни, которые вы только что себе нафантазировали. В Лабиринте всё гораздо прозаичнее и жестче. Ваши предшественники уже натаскали в него достаточно всякого рода грязных мыслей и жутких образов. И все они стали там реальностью. А теперь вставайте и пройдемте в кают-компанию. Там вас ждут товарищи по несчастью. Кстати, советую приглядеться к компании. Вам придется выбрать себе пару. Должен предупредить чисто по-дружески: одиночки Лабиринт не проходили ни разу. Ну, вставайте же…

– Отстаньте от меня, советник, – ответила Анна, не открывая глаз. – Убирайтесь. Дорогу я и без вас знаю.

Иона пробурчал себе под нос что-то про грубость молодежи, неуважение к старшим и зажравшуюся аристократию, но затем послушно удалился. Дверь за собой он, однако, не закрыл, и судя по тому, что из переходной галереи не донеслось удаляющихся шагов, советник остался за переборкой. И долго ждать, судя по всему, он не собирался. Надо было подниматься. Крошка-Енот ждет! Невозможно, чтобы в настоящем Лабиринте не было этого маленького, шустрого, доброго и отважного оборотня. Кто-то же должен приходить на помощь, когда хохочущие враги вылезают из всех щелей, уверенные в своей полной безоговорочной победе и абсолютной безнаказанности. Как сейчас, например…

Кают-компания располагалась на верхней палубе. Снаружи она выглядела, как горб на спине корабля, который, казалось, исчезал, как только серебристый купол обретал прозрачность. Вот и сейчас над головой открылась картина пылающего звездного неба, столь яркого, что не было нужды включать иллюминацию. Раньше ей было немного страшно находиться здесь, если яхта в полете, а купол прозрачен. Как будто выходишь в открытый космос без скафандра. Но сейчас эти страхи казались ничтожными, тем более здесь было полно народу, а на столе аккуратно выстроились тарелки с разнообразными холодными закусками и хрустальные кувшины с напитками. Одного из тех, кто сейчас смотрел на нее, она знала. Не лично, конечно. Как-то Сэм Колибри гастролировал на Дарии, но паре фрейлин, которые едва не в обморок падали от его композиций, так и не удалось уговорить ее почтить своим присутствием концерт этой «звезды галактического масштаба». Впрочем, ради любопытства она попыталась прослушать запись, и первая песня даже произвела на нее некоторое впечатление: «Я в полный рост перед вами стою, мой знак Зодиака – Телец. Если вам нравится, что я пою, значит, вселенной капец…» На диване, стоящем у стены, расположились три девицы – на одной, загорелой, скуластой и размалеванной, не было ничего, кроме едва заметного купальника телесного цвета, на второй, совсем еще юной девочке с огромными черными глазами, одежды было ненамного больше, зато лицо ее прикрывало некое полупрозрачное подобие чадры. Третья, в футболке, шортах и косынке красного цвета, сидела на противоположном конце дивана, положив ногу на ногу, сосредоточенно курила сигару и, не отрываясь, оценивающе смотрела на принцессу сквозь азиатский прищур и клубы сизого дыма. Даже туфли на ней были красными, а в волосах торчала красная заколка в форме гвоздики.

К противоположной стене прижался какой-то прыщавый юнец с лицом, покрытым свежими кровоточащими царапинами, одетый в мешковину с прорезями для рук и головы и обутый в лапти. На дамочек он смотрел с нескрываемой брезгливостью, но когда перенес взгляд на Анну, выражение его лица не изменилось. А вот стройный проходимец средних лет в кожаном сером пиджаке, клетчатой рубахе, бриджах и ботинках для гольфа смотрел на нее с нескрываемым любопытством. За столом сидел, что-то сосредоточенно жуя, старикан в чалме, и казалось, что ему вообще нет ни до чего дела. Из всей этой компании выделялся молодой человек аристократической внешности почти в таком же комбинезоне, как у нее, но с золотыми эполетами, аксельбантом и парой увесистых орденов. Обут он был в черные сверкающие ботфорты, сверху окантованные тесьмой золотистого цвета, а на поясе висели ножны со шпагой.

– Вот это ваши конкуренты… – Иона подкрался бесшумно сзади, и его внезапный шепот прямо в ухо едва не заставил ее вздрогнуть. – Позвольте представить каждого в отдельности…

– А почему вы до сих пор здесь? – вместо ответа поинтересовалась принцесса. – Разве вы тоже собираетесь в Лабиринт?

– Ни в коем случае, – немедленно отозвался советник. – Я уйду с минуты на минуту. Так что – представить?

– Не стоит, советник. Можете проваливать…

– Можно хотя бы на прощанье не грубить? – возмутился Иона.

– На прощание можно, – ответила принцесса и, не оглядываясь на советника, двинулась к азиатке в красных одеждах.

– Послушайте! Это всё-таки моя яхта! Так что могли бы здесь не курить?! – Анна старалась быть предельно вежливой.

– А насрать мне, чье это корыто, – спокойно ответила та, выпустив из алых губ густую струю дыма.

– Ты умрешь первой, – так же спокойно пообещала принцесса и тут же заметила, что рядом с ней стоит парнишка в рубище.

– Седьмое пришествие – истинное пришествие, ибо все, что были до него, – суть ложные. Невзгоды, бедствия и погибель ждут всякого, кто не готов к явлению Господа во плоти с карающим мечом в руках. – Слова он произносил скороговоркой, с явным расчетом на то, что всякому, кто захочет прервать его, некуда будет вставить слово. – Кончается история людских страданий, и каждому воздастся полной мерой за грехи и бесчинства, за смирение и добродетель.

Его проповедь была явно адресована Анне, однако среагировала на нее красная китаянка:

– Точно! Воздастся! Давно пора устроить кровавую баню прощелыгам-политикам, жлобам-аристократам и эксплуататорам-финансистам. Поддерживаю! Пойдем-ка, святой отец, пошепчемся. – Она затушила сигару об обивку дивана, швырнула окурок на пол, ухватила проповедника алыми ноготками за край рубища и потащила его в сторону выхода, ведущего в галерею, где располагались гостевые каюты. Тот не стал сопротивляться, впрочем, продолжая бубнить себе по нос продолжение проповеди.

Им наперерез выскочил человек в пиджаке и бриджах, наставил на них объектив и пару раз щелкнул крохотным фотоаппаратом. Ловко уклонившись от удара загорелой ноги в красной туфельке, он метнулся к принцессе.

– Позвольте представиться, Ваше Высочество! Конрад Имидж, журнал «Funny Pictures», репортер.

– Ненавижу репортеров, – попыталась отделаться от него Анна.

– Да! Я их тоже терпеть не могу, – согласился Конрад. – Однако вы же понимаете, что здесь я в совершенно ином качестве. Всё – на прошлом стоит крест. Впереди только будущее. Мы все здесь в одинаковом положении, Ваше Высочество, только шансы у каждого из нас разные. – Он перешел на шепот: – И я по своим каналам добыл информацию, что именно ваши шансы оцениваются экспертами как наибольшие. И еще мои… Так что я предлагаю обойтись без заходов, условностей и заключить союз. Наш с вами. Против всех! Идёт?

– Я предпочитаю с этим не спешить… – Анна не успела закончить фразу, заметив, что в горло ее собеседника уперся клинок.

– Разве вы не видите, что дама не желает с вами разговаривать?! – Аристократ слегка надавил на эфес, острие рассекло кожный покров, и из крохотной ранки на шее репортера начала по капле сочиться кровь.

– Виноват, – тут же отреагировал тот. – Не смею более беспокоить. – Он заговорщически подмигнул Анне и неспешно попятился к противоположной переборке под синхронное хихиканье двух оставшихся на диване девиц. Аристократ расчертил клинком воздух, так что едва не срезал хохолок волос на голове одной из красоток, и отправил его в ножны. Девицы ойкнули, но притихли.

– Уинстон Стюарт, младший герцог Блейкуотский. К вашим услугам. – Он коротко кивнул и поспешно отошел в сторону, явно не желая дать повода, чтобы его обвинили в излишней назойливости.

– Я, конечно, понимаю, что меня никто не любит, не ценит и не жалеет! Но мне всё это до лампочки. Я личность самодостаточная, и мне ваша любовь побоку. – Похоже, старикан, сидевший за столом, насытился, и ему захотелось поговорить. – Но от судьбы не уйдешь. Вот мне на роду написано быть богатым и счастливым. Так что могу поделиться своей удачей с любой из вас – всё равно с кем. – Он попытался жестикулировать, но вдруг весь как-то обмяк, едва дотянулся до нагрудного кармана, дрожащими пальцами достал оттуда несколько разноцветных таблеток, затолкал себе в рот и запил клюквенным соком. – Чего уставились? Я всё сказал.

Таблетки ему, похоже, не очень-то помогли, и он задремал, безуспешно пытаясь поднять тяжелеющие веки.

– Если не сдохнешь, дедушка, раньше времени, то я вся твоя, – пообещала девица в купальнике, и они с подружкой на пару заливисто рассмеялись.

– Веселые, – пробормотал старик. – Я страсть люблю веселых. – И тут сон сморил его окончательно.

Но вздремнуть ему не удалось, поскольку рокер к тому моменту расчехлил гитару-синтезатор со встроенной акустической системой, ударил по струнам:

Меня рожала мама под огнем, Я лез на свет, но не увидел света. Вокруг гремел, не умолкая, гром, Я маму звал. Но не было ответа. Но после жизнь, похоже, удалась, Я вырос, словно огурец на грядке. Богатство, деньги, слава – просто класс! Что ни спроси, отвечу: всё в порядке! Я Сэмми-Живчик. Это просто класс! Меня растила старая карга, Она меня воспитывала розгой. Податься не пытался я в бега, Сначала было рано, после – поздно. Не потому ли жизнь-то удалась? Я вырос, словно огурец на грядке. Богатство, деньги, слава – просто класс! Что ни спроси, отвечу: всё в порядке! Я Сэмми-Живчик. Это просто класс! Снесло волной и дом, и огород, Где рос я, словно огурец на грядке. И ведьму унесло в пучину вод, А крыша дома превратилась в плот. На ней-то я и выплыл. Всё в порядке! Я Сэмми-Живчик. Это просто класс! Я полз, колени разбивая в кровь, Я выл от боли, я мечтал дать дуба. Вой приняли за песню про любовь. Любовь такую я видал в гробу бы… И тут я понял: жизнь-то удалась! Я вырос, словно огурец на грядке. Богатство, деньги, слава – просто класс! Что ни спроси, отвечу: всё в порядке! Я Сэмми-Живчик. Это просто класс! Класс! Класс!

С последним аккордом Сэм со всего размаху долбанул гитарой о стол. Инструмент и мебель выдержали, даже сервиз из композитного фарфора лишь разлетелся в стороны, ударившись о стены и потолок без ущерба для себя. Только ошметки закусок обляпали костюм старика, которому рокер помешал проспать момент перехода в горловину Лабиринта.

Чувствовалось, что Сэм раздосадован незначительностью разрушений, которые произвел финал композиции. Он прокричал, глядя под потолок:

– И запомните, тупые ублюдки: всё, за что вы мне платили, отчего писали кипятком и впадали в экстаз, – полная херь! Я трахал ваши бледные мозги тем, что было угодно моему продюсеру, такому же безмозглому придурку, как и вы все. А теперь я ухожу! И не надейтесь, что я вернусь. Так что слушайте те, кто на меня поставил: плакали ваши денежки!!!

Только теперь Анна обратила внимание на висящий под прозрачным потолком «букет» камер, которые теперь хаотично обшаривали объективами всю кают-компанию, чтобы миллиарды зрителей на сотнях планет могли наблюдать последние минуты тех, кто вот-вот отправится навстречу неизвестности и смерти. Она подбежала к Конраду, выхватила из его рук гитару, которая оказалась неожиданно легкой, и несколькими точными ударами ослепила вселенную.