'Совершенно бестолковое действие' - думает Мишка, скептически глядя на ряды принаряженных юнцов, девушек, строй воинов и пеструю толпу умиляющихся матерей, стариков и детей, окруживших Родовой Камень Клана. Ску-ко-та!

  Вождь и колдун неторопливо обходят этот табор и каждый, кто спешит считаться взрослым, произносит священные слова, а потом выходит и символически показывает своё умение, под радостные крики окружающих.

  'Вот, дурни, рассуждает Мишка! Сидели за папиной спиной, чем плохо? А теперь! Радуются, как будто их в пионеры приняли!'

  Очередной новоявленный швырнул дротик в плетёную цель. Попал! Свежий взрыв веселья обозначил, что он теперь уже не ребёнок! Вождь спарывает его старые нашивки и вешает 'мужчине' на шею кулон с новыми. Позже ему сделают такие же на всей одежде. Колдун что-то бормочет, отсюда не слышно. Хвалит, наверно.

  Следующий. 'Как нудно!' мучает Мишка сам себя, любуясь горами вокруг, небольшим водопадом, замечательной погодой, теплом, которое дарит Сияющий.

  И вдруг - подарок судьбы. Развлечение. По склону вдалеке ползут точки. 'Это не стадо' - лениво отмечает Мишка в уме и эта мысль острым шилом пронзает его скуку, убивая её на месте - 'на разведку не похоже, да и какая разведка, все здесь. Даже король, вон сидит в кресле, дремлет, вместе со свитой и охраной, чего он тут потерял, в нашей дыре? Какой день уже, только успевай кланяться, а луки зажилил!'.

  Считает точки, их выходит из-за перегиба всё больше, число давно превысило десяток. Мишка, скосив лицо на Пашку, делает ему страшные глаза, а потом смотрит на склон. Пашка не сразу, но видит, тоже считает, анализирует, теперь Мишке веселее, он не один.

  Снова взрыв голосов! Девушка танцует, кидает в короля и Вождя цветы, теперь она не просто девочка, - невеста, и Мишка поневоле вспоминает Канчен-Ту, некоторое время грустит, потом опять считает точки. Но первые уже зашли за новый перегиб, и счет остаётся неполным.

  'Кого же это несёт?' - лениво ворочаются шарики в голове - 'Наёмники, кто же ещё!? Поэтому их так много. Значит, Верт отпустил их. Ну, правильно, политика! А то, что они хотели нас убить, это, значит, мелочи? И теперь они будут охранять короля за золото, пока очередной урод не заплатит больше!'

  Крики. Ещё один новоявленный 'мужчина' перестал быть мальчиком.

  Мишка продолжает внутренние рассуждения сам с собой:

  - Не хочешь, чтобы тебя кокнули - накопи побольше золота, найми охрану самую лучшую.

  - А охрана хапнет твои денежки и умотает - дразнит Мишку оппозиция, его собственный внутренний голос.

  - Надо ещё одну охрану, тогда она первую будет перебарывать!

  - Тогда они сговорятся и вдвоём поделят твоё золотишко, раз его много, всем хватит - оппозиция пока что давит, хоть она и в защите.

  - Тогда надо перессорить их одну с другой.

  - Перессоришь, а они начнут драки учинять, перебьют друг друга -  останешься и без золота и без защиты!

  - Тогда... Тогда надо ещё одну охрану взять и перессорить их, троих, кучками так, чтобы каждая думала, что против неё двое противников, тогда все они и драться не полезут.

  Крики. Ещё 'мужчина'. Крики. Ещё невеста...

  Оппозиция надолго умолкла. 'Что она может сказать' - думает Мишка - 'если наш король, похоже, именно это и задумал? Как бы его спросить?'

  Но тут очередь доходит до него, и внутренняя пружина вышвыривает тело из строя, Мишка произносит слова, прыгает дурацкий танец дикаря, который сам придумал, потом 'поднимает' нашептанный камень, давно приготовленный в рукаве, долго всем показывает и швы-рряет! через Родовой Камень в сторону водопада, и тот летит, летит, постепенно исчезая из вида... Рекорд Мира!

  Взрыв голосов! Мишка сегодня кумир дня, почти такой же как Пашка, ведь совсем недавно ириты узнали, что их сыновья избежали реальной смертельной опасности, и заслуга в этом принадлежит чудному необычному мэтрону, который с королём разговаривает на равных и даже на Посвящении валяет дурака.

  - Не задавайся, сын мой. Пусть гордыня избежит тебя, а любовь пребудет в тебе всегда! Слава сияющему!

  - Слава сияющему! Благодарю тебя, Мудрый.

  Во время этих недлинных речей Вождь делает своё нудное дело, и Мишке невдомёк, что для него, видавшего всякое, вливание в клан полсотни молодых - радость и счастье, гарантия выживания подопечных в нелёгких условиях и своеобразная оценка правильности его правления и это счастье гораздо выше, чем признание его силы в борьбе за такой хрупкий приз, как Власть.

  - Мэтр, там, на склоне - воины. Их много, три руки...

  - Ты молодец, Мроган. Но я знаю. Это не враги.

  'Я могу теперь без отца, прямо обращаться к Вождю!' - думает вдруг Мишка и ощущает гордость и такой прилив сил, что готов лететь за своим камнем к водопаду.

  Церемония длится ещё долго. За это время точки на склоне превращаются в фигурки с ручками и ножками, которым спускаться ещё не одну метку и пропадают совсем в изгибах тропы.

  Праздник заканчивается танцем воинов, который исполняется всеми совершеннолетними вокруг Родового Кланового Камня и в этот раз к отцам и дедам добавился ручеёк молодых воинов, охотников и разведчиков.

  А невесты спляшут сегодня вечером, их дело теперь ждать женихов, шить себе наряды и тащить обыденный груз ежедневных работ, которые они, впрочем, и так уже много лет выполняют.

  Строй давно нарушился, семьи соединяются и потихоньку топают вниз по склону, к себе, ждать пира, который начнётся вечером. Мишка с отцом обнимают и мать, и сестрёнку, и друг друга. Они идут по мягкой невысокой траве, как невиданный сухопутный осьминог, переполненные временным уютом своего семейства, крепко сжимая друг друга руками.

  Но и эта идиллия длится недолго. Сразу же за стеной послышались крики: 'Фарис-Ка! Фарис!' и юная метролла упорхнула с кучкой подружек, отца отозвали в сторону кухни и к своим кельям добрались только мать и сын.

  - Ма, ну как тебе церемония? Устала?

  - Мы так волновались, сынок, особенно, когда пришел гонец.

  - Похоже, он не слишком спешил, ма?

  - Не мне судить, сынок, ты же не король, зачем ему бежать?

  - Мы так торопились, ма.

  - Я знаю, малыш.

  - Откуда ды знаешь?

  Она, не отвечая, показывает себе на сердце, а Мишка вдруг, не к месту, вспоминает слова принца: 'самые сильные звуки души бывают в моменты самых сильных потрясений'.

  - Ма, а когда ты меня чувствовала?

  - Ну, что ты спрашиваешь глупости? Всегда, все эти дни.

  - Нет, не так. Когда ты знала точно, что это - я?

  - Малыш! Что ты задаёшь вопросы, на которые невозможно ответить? Ты, разве помнишь, о чём ты думал и в какой момент?

  'И в самом деле' - думает Мишка - 'чего я пристал?' и прижимается к матери, с которой так спокойно и можно говорить о чём угодно. Они просто сидят, думая о своём.

  - На второй день, в середине.

  Голос матери звучит неожиданно, Мишка уже и забыл о своём вопросе. 'Это, когда я дрался с Канчен-Той' - вспоминает он.

  - И что ты почувствовала?

  - Не помню, сынок. Испугалась вдруг, что-то из рук выронила, потом подумала, как ты там?

  - А ещё было такое?

  - Было, конечно, - она шевелит губами и пальцами, вспоминая - я вдруг увидела мёртвого мальчика, но не тебя, и испугалась. А в тот день, ну, ночь, когда вы вернулись, я видела, как ты падаешь, несколько раз, и поняла, что вы спешите.

  - Ну, ма, ты даёшь! У тебя такой Дар пропадает!

  - А она красивая?

  Вопрос настолько неожиданный и щекотливый, но сразу понятный, что Мишка сразу и отвечает, не думая, как будто ножом режет:

  - Она хорошая!... Может и красивая.

  Мать, наверно, что-нибудь ещё спросила бы, но с визгами врывается толпа девочек во главе с Фарис, которые, увидев Великого Мрогана, замирают и смотрят как на необычайное чудо природы:

  - Мроган, а правда ты заколдовал великана?

  - Кто это сказал?

  - Все говорят! Он хотел вас поймать, а ты его заколдовал, да?

  - Девчонки, бегите играть, или на кухне помогите..

  - А нас заколдуй... Ну заколдуй, ну что тебе стоит?

  Они так пронзительно и так долго просят, нарушая идиллию разговора с матерью, что Мишка, сдаваясь, чтобы только избавиться от юной кампании, перевязывает их общей невидимой верёвкой:

  - Ну, всё, заколдовал! Всё! Не кричите!

  Шалуньи сначала не понимают, думая, что он пошутил, но, ощутив то, что не могут отойти друг от друга, начинают дёргаться, толкаться, улыбающиеся лица становятся испуганными, капризными, сердитыми и даже плаксивыми, они все сразу забывают, что сами об этом просили и злятся, чувствуя несвободу.

  Наконец, одна за другой, им удается поднырнуть под препятствие и все убегают, явно недовольные, а Мишка, убирает верёвку и стоит совершенно обескураженный, не понимая, что он сделал плохого.

  - Тебя, сынок, никто не сможет понять. Все вот так будут - сначала просить, а потом злиться и убегать. Мне самой бывает страшно - голос матери звучит неожиданно и грустно.

  - Что страшно, ма?

  - Наверно, я, как и все, боюсь непонятного, а то, что ты делаешь...

  - Ма, но ты мне сама только что показала непонятное. Мне же не страшно!

  - Это другое. Совсем другое. И потом, запомни, со мной ты всегда можешь говорить о чём угодно, я пойму. А вот с другими будь поосторожней, малыш. А то видишь, ты уже 'заколдовал великана'. И, наверно, женился на принцессе?

  - Что? И такое говорят?

  - Все любят необычное, сынок.

  Мишка опять прилипает к матери, чувствуя особое тепло и уют, они молчат в полумраке и вдруг, как будто задремав, он видит неясную фигурку Канчен-ты, которая падает, падает.....

  - Ма, я сбегаю! Мне надо, ладно? Не сердись!

  - На праздник не опоздай!

  - Нет, я скоро.

  Мишка мчится к тому кордону, где их пытались задержать, сдерживая путающиеся в голове обрывки мыслей:

  - Куда меня несёт? Точки на склоне! Больше двадцати! Они ушли с Вертом! Ну и что? Ушли и ладно! Почему так медленно? Почему медленно бегу?

  Он садится, снимает башмаки и шепчет над ними, обувает снова и бежит. Теперь при каждом касании, копыта резко отталкиваются от камней. 'Лишь бы не упасть' - думает Мишка и радуется, что темнота ещё не спустилась в долину, что здесь ровно и что тропа как тротуар, а ещё тому, что никто его не видит. "Мать права, да я и сам также думал, нельзя при всех, а то скоро начнут пальцем по лбу стучать!"

  Кордон приближается и уже видно лицо охранника на проходе, недоумённо разглядывающего незнакомый способ бега с высокими прыжками и столбики пыли, остающимися за каждым скачком. Лицо всё ближе, ближе... Знакомое лицо.

  - А ну, стой! А, чокнутый! Ты куда это на ночь глядя? Опять заблудиться хочешь? Ищи тебя потом!

  - Я недалеко, Керк! Я вернусь скоро.

  - Да погоди ты, чудила! Чего ты там ищешь-то? Аргак, что-ли убежал, любимый, или невеста, может?

  - Не знаю, Керк, может и невеста, отряд там шёл, я днём видел..

  - Отряд? Наш? А, хассаны, может?

  - Ну, да, хассаны.

  - А откуда ты знаешь, что хассаны?

  - Так я же их видел! Вот как тебя, Керк!

  - Ты, парень, думай, чего говоришь! Ты откуда бежишь?

  До Мишки доходит, что охранники, изолированные от мира не могут знать его историю, а если и знают, то перевранную наизнанку, и что он, по-своему, прав, конечно. Вот пройдёт его смена, вернётся домой через несколько дней, там получит всё сполна, и слухи, и правду и домыслы.

  - Да из клана, с Посвящения. Я их видел днём ещё, на Грязном склоне.

  - И какое тебе до них дело? Чужаки это. Идут себе и идут.

  - Так там, может, невеста моя, обещала прийти на праздник!

  - Воон чего! Так и сказал бы. А то - 'хассаны'! Только там девок-то нет, мы их тоже наблюдаем с утра, вождю доложили, всё как положено ...

  Его медлительность сводит с ума, но Мишка, уже понявший, что придётся разгонять скуку стоящего на посту воина, смиренно продолжает выслушивать доклад по полной программе:

  - ..Парни, вроде есть, воины есть из клана Огня, а девок нет. Да и кто их пустит-то с мужиками? Фу ты, запутал совсем, так ведь рано ещё! Какие девки? Девки дома сидят, после Посвящения, это ты к ней пойдёшь... Когда вырастешь! Га-га-га!

  - Дядь Керк, а где они?

  - Встали вон над нами на террасе, на ручье, наверно. Завтра придут.

  - Ну я сбегаю, узнаю, может послание есть от моей...

  - Какое ещё послание? Ты что, читать, что ли можешь?

  - Да нет, Киртан-Ка прочитает, я её хорошо знаю Ну, пусти, я быстренько! А я вам чего-нибудь с праздника принесу потом.

  - Ну, да, принесёшь ты... Ладно, дуй. Да смотри, ручей не пересекай, а то уйдёшь в сторону, ищи потом...

  Он ещё бурчит, но Мишка, радостный, что не пришлось пеленать хорошего ирита, мчится наверх, сбивая камни бахилами. Эту дорогу он уже знает наизусть, несколько раз спотыкается, рискуя разбить голову, но ему везёт и, выскочив на террасу, видит невдалеке несколько огней, так хорошо понятных: костры для еды и факелы.

  Он гремит копытами так громко, что часовые, кричат в темноту, пытаясь выспросить, кто идёт, но Мишка проскакивает их, обегает толпу хассанов, видеть которых противно, и вот его цель!

  Прямо перед глазами: факел, полог, как крыша палатки и от него отделяется тот самый 'парень', которого он видел 'падающим', они прыгают навстречу и чуть не сталкиваются лбами, но равновесие всё-таки теряют, она вскрикивает и в этом негромком крике и боль и любовь и ожидание, всё уместилось в одном звуке.

  - Канчен-Та, девочка моя, боялся, что тебя не увижу, а сегодня видел, что ты падаешь, я и побежал...

  Мишка как будто боится, что она сейчас пропадёт как мираж и старается сумбурно выпалить всё, в одно предложение, а она ничего не говорит, а только обнимает его так, как будто хочет прирасти навеки.

  - Так-так! То видит, то боится, что не увидит! Мроган, а где соблюдение приличий? Да отцепись ты от неё хоть на вздох.

  Тело уже падает на колено, но его подхватывают сильные руки и обнимают ещё крепче - Охотник как всегда чудаковат, но объятие это искреннее, как и всё, что он делал раньше.

  - Привет, Верт! Ты опять ты? Или ты теперь 'Вы'?

  - Буду 'Вы', когда пройдём ворота, а сейчас - долой приличия!

  - Верт, я так рад!

  - Можешь смеяться, сын мой, но я - тоже.

  - А почему вы здесь? Чего встали? Тут осталось идти одну метку, у нас сейчас праздник, я просто сбежал, опять влетит, я видел вас ещё утром, на Посвящении...

  - Как, у вас уже прошел обряд?

  - Да, утром. Я видел, но думал там одни хассаны.

  - Неужели ты мог разглядеть так далеко?

  - Нет, конечно. Догадался. ... Король приехал. А они же к нему шли. И он меня спрашивал.

  - Ты сказал, что они хотели?

  - Да, сказал, что хотели нас убить за золото. Как было, так и сказал.

  - И это кто-то слышал?

  - Могли слышать. Вождь точно слышал, охрана,  могли, короче. А ты - Мишка целует в нос лицо с такими дорогими глазами - ничего не слышала! Тебе ещё рано такое слушать.

  - Перестаньте лизаться при всех! ... Это хуже. Хотя, только для них хуже, я их только сопровождаю.

  - Пошли к нам! Там - праздник, еда, вода горячая, танцы, пошли!

  - Да нас сейчас никакой кордон не пропустит, тем более - на праздник, ты что, три руки воинов!

  - Тогда, пошли, втроём. Ещё легче, а там вкусноты всякой - лопнуть можно!

  - Я совсем забыл, - у неё - нога!

  - Значит, ты всё-таки падала?

  - Да, несильно. Пошли, я дойду. Теперь у меня ещё две ноги! Ну, пошли, я правда, смогу, чуть-чуть болит!

  Принц недолго думает. Подзывает охрану (ого!), отдаёт распоряжения, документы на проход, Мишка выпросил немного еды и согревающего, надел взятый у Канчен-Ты рюкзак, удивляясь тому, что это не корзина, а такой же настоящий рюкзак как у него, и они трогаются.