Изумрудный жучок влетел в комнату и, сложив жесткие крылья, легко приземлился на столик. Секунду помедлив, он смело заполз на ладонь, пожелав ознакомиться с сим необычным предметом.

Руни сжала кулак, ощущая, как цепкие лапки щекочут ей пальцы, потом вновь раскрыла их, не сомневаясь: букашка, почувствовав волю, взлетит. Но ее маленький гость не спешил. Подобрав свои лапки, он просто прикинулся мертвым. Потом, переждав и поняв, что опасности, вроде бы, нет, побежал. Перебрался с ладони на стол и обследовал крошки печенья, взобрался на чашку и чуть не нырнул.

Деловитость жучка забавляла, но вскоре лесянка поняла, что жучок не сумеет отвлечь ее, пригасить неприятное чувство, которое пробудилось в душе. Продолжая рассеянно наблюдать за зеленой букашкой, Руни опять вспоминала последний разговор с сестрой.

Да, она оказалась не готовой к нему. Почему? Две недели под крышей у Орма сломали привычный ритм жизни. Столько лиц, впечатлений, предметов… Смена образов, красок, картин незнакомого быта… Иногда время мчалось как сумасшедшее, а временами вдруг резко замедляло свой бег, и минуты тянулись дольше часов.

Руни быстро усвоила, что большинство обитателей замка не слишком-то рады им со Свельд. Самолюбию слуг очень льстило, что их хозяин “завел таких редких зверей”, но лесянки невольно вызвали зависть прислужниц.

— Подумаешь, Рыси! За что им такая честь? Ведь в девчонках ни обаяния, ни красоты! — говорила Гутруна подругам, демонстративно не замечая, что сестры неподалеку и слышат все.

Руни мало волновали ее замечания. Отгородившись барьером, лесянка могла бы не реагировать, но она видела, как страдает и мечется Свельд.

Сестра изо всех сил старалась подладиться к вкусам людей, но, похоже, эффект был обратным. Служанки смотрели на нее свысока, только Ильди привязалась к ней и пыталась помочь, чем могла. Свельд мучительно остро воспринимала свой каждый промах, насмешки убивали ее. Руни хотела бы чем-то помочь, но внезапно открыла, что она бессильна. Сестра изменилась. Свельд вдруг потеряла способность и слышать, и понимать.

Прошлый вечер… Уже подходя к общей комнате, Руни услышала плач. Свельд рыдала, упав на кровать. Неожиданно Руни ощутила сильнейший гнев. Развернувшись, она ринулась в коридор для прислуги, надеясь, что Гутруна там, но служанки не было. Руни нашла ее на половине для гостей. Стоя у входа в центральную залу, она, мило играя серыми глазками, завлекала кого-то из слуг.

— Подойди сюда! — гневно сказала ей Руни.

Гутруне хотелось бы лишь отмахнуться, но в тоне лесянки звучала такая ярость, что противиться ей было трудно. Стараясь не замечать удивленного взгляда мужчины, с которым болтала, Гутруна подошла. Пальцы Рыси так сильно вцепились в плечо, что она вскрикнула:

— Больно! Пусти!

— Предупреждаю! — сказала ей Руни, — Еще раз приблизишься к Свельд или скажешь ей что-нибудь — пожалеешь! Понятно?

Сглотнув, Гутруна сразу ответила:

— Я поняла.

Отпустив ее, Руни вернулась к себе. Обнимая рыдавшую Свельд, она тихо сказала ей: “Перестань, она больше уже не обидит тебя.”

— Почему? Почему ты стремишься разрушить все?

Этот крик поразил ее в самое сердце. Откинувшись, Руни изумленно взглянула на Свельд.

— Что с тобой?

— Я просила? Просила об этом тебя?! Неужели тебе еще мало того, что ты сделала?

— Сделала? Я?

Руни вправду не знала, о чем она.

— С первых дней… Что там дней! Уже с первой минуты ты показала всем людям, что тебе безразличны их чувства, их доброта! Ты старалась шокировать, оскорбить! Почему же тебя удивляет, что они обижают меня? Неужели ты не способна понять: мы же сестры! Мы едины для них!

Слова Свельд показались нелепостью, бредом.

— Не знаю, о чем ты сейчас говоришь! Я пока никого не обидела.

— Неужели? А Ильди? Ты знаешь, как ей достается за твои выходки? А Эмбала? Ты постоянно унижаешь ее перед всеми! Думаешь, ей так легко управлять остальными, когда ты открыто не подчиняешься?

Руни изумленно смотрела на Свельд. Ее слезы высохли, щеки пылали розоватыми пятнами, она была будто бы не в себе.

— А сам Орм? Что ты делаешь с ним? Две недели и — ничего! А ведь он сделал все, чтобы только ты стала счастливой! Мы вместе живем в его замке, не зная бед! Мы…

— Послушай, Свельд, — голос Руни вдруг стал очень холоден. — Мне надоели упреки. Ты вправду считаешь, что нужно подыгрывать всем? Исполнять побыстрее любую прихоть живущих здесь? Что касается Орма…

На этом имени Руни запнулась, ей было трудно смириться со словами сестры. Из всех нежданных упреков этот казался ей самым жестоким. Считая, что Орм предназначен ей, Руни очень старалась его полюбить.

Веря, что если позволит ему постоянно быть рядом, то чувства проснутся, лесянка не уклонялась от встреч, говоря себе:

— Он хозяин этого замка и вправе рассчитывать на благодарность!

Однако ей было совсем нелегко. Разговоры сводились к двум темам: какой он прекрасный (не говоря это прямо, Орм постоянно старался ей показать, что он очень влиятелен, смел и хорош) и как скоро она осчастливит его своей лаской. Орм не хотел понимать, что набор страстных взглядов, довольно прозрачных намеков и как бы случайных объятий, желанных для многих, пугает ее.

Поговори Орм с лесянкой серьезно, попробуй понять состояние Руни, сомнения, страхи, и он бы стал ей много ближе. Но Победитель упорно отвергал все попытки девушки что-нибудь изменить: откровенность мгновенно сводил к легкой шутке, воспоминания — к обещаниям счастья в ближайшем будущем, а порывы объяснить, что ей нужно, Орм просто не принимал всерьез.

— Я боюсь тебя, Орм! Я боюсь твоей силы, напора и нежелания видеть реальность, если она не похожа на ту, что сложилась у тебя в голове! — откровенно призналась ему Руни.

Он это принял как тайный намек.

— Не волнуйся, я буду с тобой очень нежным. Ты вскоре сама убедишься, как это приятно! — ответил Орм, попытавшись обнять ее.

Руни не знала, что делать, как быть. Временами ей очень хотелось все бросить и скрыться в лесу.

Она не смогла бы здесь жить, если бы не бывала в каменном домике, где отдыхала душой. Там лесянка могла проделывать все, что угодно. Нахально обшарить деревянные полки с пробирками, опрокинув какой-то раствор… Бросить в тигель блестящие черные камни… Поймать горсть больших муравьев, а потом отпустить прогуляться по дому… Тихонько присев в уголок, наблюдать за работой хозяина…

Часто оба молчали, иногда говорили. О жизни… О быте… О людях, которые жили в каменном замке… Руни было легко, она знала, что может спросить обо всем и получит правдивый ответ. Эрл никогда не заигрывал с ней, не пытался казаться Соблазнителем или Героем, но встречи давали желание жить. Возвращаясь к себе, ложась спать, Руни вновь вспоминала их…

…Теплый день у реки… Розоватые крупные листья, как будто покрытые лаком… И голубые цветки… Лучи солнца в сверкающей глади воды… И нежданная легкая рябь… Кучка юрких мальков, что отважно скользят по ногам, погруженным в прохладную влагу… Звон ярко-красных стрекоз… И корзинка у пояса… Она быстро заметила панцирь защитного цвета на темном илистом дне.

— Осторожнее, Руни!

Она рассмеялась, отбросив намокшую прядь волос…

— Неужели ты думаешь, что раньше я не ловила их? Да мы со Свельд…

Клешни… Жесткий панцирь… Подвижный хвост… Ей попался хороший, крупный кленг.

— Знаешь, сколько мы съели таких?

Эрл смотрел с очень странной улыбкой…

— Смеешься? Конечно, тебе-то было не надо ни ловить, ни варить из них суп!

— Ты уверена?

— Да! У вас в замке хватало для этого слуг.

— Ошибаешься. Мне приходилось вылавливать кленгов. И печь их на углях…

…Дым небольшого костра… Пучки трав… Они долго говорили о них, словно это сейчас было главным… И тоненько тенькала птица… И сердце стучало, как будто бы слыша ее в первый раз… И слова, что нежданно слетели с губ Руни…

— Скажи, почему ты не Вождь?

Эрл ничуть не смутился, услышав вопрос:

— Потому что вождь — Орм. Уже в детстве он был самым первым из всех.

— Почему? Вы ведь братья? Вы выросли вместе! Ты никогда не пытался соперничать с ним?

Эрл приподнялся с зеленого мха, на котором устроился, бросил пару веток в огонь.

— А зачем? Каждый должен найти себе дело по способностям и по душе. Если честно, то я не люблю ни приказывать, ни сражаться. Конечно, я тоже умею владеть мечом, только… Это не для меня. Ты же видела: свитки мне ближе оружия, колбы нравятся больше сражений. Но если бы даже я захотел управлять, то, скорее всего, пробудил бы ненависть местных, а не любовь.

— Почему?

— Потому что Вождь — свой. Самый лучший, но все же один из них… Тот, кто может увлечь за собой, заставить себе доверять.

— Ты не можешь?

— Я не хочу. В глазах вирдов я просто ошибка природы. Я вырос здесь, но для них я чужой. Мне не верят и даже слегка опасаются, так как я не похож на других. Выродок… Прозвищем сказано все!

…Грозовые темно-серые тучи… Горсть гальки, брошенной ветром в стекло… Барабанящий дождь… Но очаг согревал, в деревянных кружках дымился горячий отвар лесных трав, сладко пахли медовые соты в тарелке из глины… Ей было тепло и уютно… Дышалось на удивленье легко…

— Эрл, скажи, твой отец не пытался помочь найти тебе место среди остальных?

Улыбнувшись, он осторожно отогнул небольшую скобу у края светильника. Пламя усилилось…

— Отец любил меня. Галар и так сделал все, что мог… И даже больше, чем нужно! Ты знаешь, что пришло ему в голову после “развала” комнаты с Силой? — Лесянка давно уже знала о детском столкновении Эрла и “перекрестка”, который так напугал ее в первый день. — Мой отец почему-то решил, что я должен стать новым Хранителем и попытался внушить это Норту. Забавно?

— Наверное, Норту от этого было совсем не смешно! Вряд ли это приятно — услышать, что твое время проходит.

— Нет, Руни, ты ошибаешься. Каждый Хранитель мечтает о Смене. Он слишком тяжелый, их груз…

— Груз? Неужели петь песни так трудно?

— Баллады и песни, беседы — лишь внешний пласт. Что сокрыто за ним, знают лишь посвященные. Ты ведь слыхала об “обменном ребенке Хранителя”?

— Нет.

— Существует обычай: когда среди мальчиков четырех-семи лет выделяется явный лидер, который, скорее всего, поведет их и в будущем, то отец должен отправить ребенка к Хранителю и взять взамен сына Норта. До шестнадцати лет эти дети растут в чужих семьях.

— Зачем?

— Люди верят: прошедший “школу Хранителя” вряд ли способен причинить зло.

— И что? Эрл, я не понимаю, к чему ты ведешь! Как “обменный ребенок” связан со сменой Хранителя?

— Этим “обменным ребенком” был должен стать Орм. Но Подруга Хранителя, Влана, погибла, еще не родив. Ты слыхала ведь песню?

— Да.

— Ее смерть разрубила цепочку событий, предписанных силой традиции. Норт не мог забрать Орма к себе без обмена, и “школу” мой брат не прошел!

— Ну и что?

— Есть предание: если цепочка разбита, то близится Смена Хранителя. Мой отец, зная об этом, подумал, что эта роль для меня.

— Почему?

— Я не знаю. Наверно, он думал: сын Рыси — существо необычное, может и станет наследником Норта!

— Но Норт отказался?

— Напротив! Удайся эта попытка — Норт был бы рад, только вот…

— Только что?

Эрл рассмеялся:

— Отец не имел музыкального слуха и искренне верил, что я могу петь! Между тем вся округа считала, что младшему сыну Галара этого делать не стоит. Даже собаки, которые очень любили меня, разбегались, когда я пытался исполнить балладу. Их уши не выносили такого страшной пытки! Ты можешь представить? Хранитель, не умеющий петь!

Они долго смеялись. Руни хотелось, чтобы дождь никогда не кончался, и ей не пришлось уходить. Эрл очень много говорил о Хранителе… Рассказал, как Норт, зная, что Смены не будет, старался помочь ему, чем только мог.

— Понимание сил лесных трав, увлеченность старыми свитками, поиск утраченных знаний… Вряд ли я смог бы постигнуть все это один! — откровенно признался ей он.

Руни знала, что не сумеет объяснить сестре правду, поскольку вдруг поняла: Свельд совсем не желает ее слышать ее. Имя Эрла с недавних пор просто бесило сестру. “Значит, мне нужно попробовать все объяснить по-иному!” — мелькнуло у нее в голове.

— Что касается Орма, — опять повторила Руни, — то ты не права. Я совсем не пытаюсь ни избегать его, ни унижать.

— Неужели? Ты знаешь, что он тебя любит и все же…

— Что — все же?

Свельд очень смутилась.

— Ты знаешь, о чем я… — тихонько сказала она.

— Нет, не знаю! — ответила Руни, хотя поняла уже все. В сердце вдруг закипели обида и злость. — Объясни мне, пожалуйста, что я обязана сделать! Конкретно! А лучше подай пример!

— Что?!

— Покажи мне, как нужно ответить на страстное чувство! Фланн стал твоей тенью, как только ты поселилась здесь! Он действительно любит тебя! Почему бы тебе…

— Как ты можешь! Как можешь так говорить! Как ты можешь их сравнивать!

— А я не вижу особенной разницы, — жестко продолжила Руни, — и хочу знать, почему ты считаешь, что я унижаю отказом, а ты — нет! Пожалуйста, объясни, почему я обязана делать то, к чему я не готова, чего не хочу?

— Потому что мы вошли в его дом! Потому что все знают…

Она снова сбилась, замолкла.

— Что знают?

— Все знают: ты уже выбрала, а я — нет!

Руни знала, что в этом Свельд права, но смириться ей было трудно. Ответ пришел сам собой:

— Ошибаешься! Я никогда не давала Орму клятвы, не приносила Формулы Подчинения! Я свободна точно так же, как ты!

По щекам Свельд неожиданно хлынули слезы:

— Не знаю, не знаю, что ответить тебе… Неужели ты можешь бесстыдно отречься от Долга, от своего Назначения ради глупой гордости, просто из желания поиграть чужим сердцем! Ты вправду решила, что если помучить его, то Орм тут же предложит тебе вступить в брак?

— Свельд, о чем ты?

— О предсказании! Только не верь ему, потому что у Орма уже есть невеста!

— Я знаю. Ее зовут Бронвис, — ответила Руни.

— Да! Ты не сможешь занять ее место, свое же ты потеряешь! Тогда-то и будешь страдать!

Закончив тираду, Свельд вышла, но Руни за ней не пошла. В первый раз ссора не кончилась примирением. Лесянку так сильно задели обвинения Свельд, что когда та возвратилась в комнату, Руни прикинулась, что уже спит, хотя втайне надеялась: Свельд решит помириться. Та даже не подошла.

Утро мало что изменило. Проснувшись, Свельд сразу ушла, даже завтрак не стала ждать, чем обидела. Сидя у столика и наблюдая за зеленым жучком, Руни вновь задавалась вопросом:

— В чем дело? Что стало со Свельд?

Постепенно обида сменилась сожалением.

— Может, я тоже была слишком резкой с ней? Свельд считает, что многим обязана Орму, но… Но почему же платить должна я? — промелькнула тревожная мысль.

Резко вздрогнув, она отодвинула чашку. Платить… Слово вдруг показалось жестоким и грубым. Платить за жизнь в замке? Но Руни совсем не хотела здесь оставаться. К тому же лесянка прекрасно знала, что, кроме Фланна и златоглазой невесты, под крышей у Орма гостило немало вирдов. Руни слышала, как Эмбала внушала одной из кухарок:

— Какая разница — сколько друзей господина приедет к нам? Ваше дело — принять их достойно! Не мелочитесь, готовьте побольше — и все!

Неужели тому, кто способен задавать такие пиры, будет жалко еды двум лесянкам?… Одежда? Она не носила ее. Размышляя над этим, Руни искренне верила, что платить ей пока что не за что.

— Но справедливо ли слово “платить”? — вдруг подумала Руни. — Об этом ли говорила мне Свельд?

Может статься, сестру задевало не так обращение с Ормом, как пререкания с Ильди? Возможно, несчастной служанке и вправду досталось за то, что она не сумела ее приодеть? Поначалу Руни считала все это глупостью, но…

— Почему бы и нет? Свельд хотела, чтобы я одевалась как все остальные… Возможно, это помирит нас! — промелькнула мысль.

Эта жертва теперь не казалась ей слишком большой.

Встав со стула, Руни направилась к шкафу с нарядами. Платья висели в ряд. Две недели уже притушили чувства ткачих, что невольно вплелись меж волокон нарядных тканей.

— А вскоре они и совсем пропадут! — не забыла отметить она.

Поначалу Руни хотела взять платье сестры, но потом передумала. Ее смущали метания Свельд. Выбирая одежду, лесянка не столько смотрела, сколько старалась почувствовать, что она ей принесет.

Это белое платье с букетами мелких бутонов из голубого атласа было нейтральным. Оно не несло посторонних страстей. Но, надев его, Руни невольно поежилась. Ткань была мягкой, прохладной и пахла чем-то чужим. Застегнув белый пояс, она тут же вынула ленту и заплела косы.

Рядом с кроватью Свельд было несколько мелких коробочек с красками для лица, но лесянка не стала трогать их.

— На сегодня мне хватит и этого! — глядя в большое зеркало, грустно усмехнулась она.

Осторожно повесив лесной наряд в шкаф, Руни плотно прикрыла резные деревянные дверцы. Ей было не слишком уютно и как-то тревожно.

— Наверно, нужно сейчас найти Свельд, — промелькнуло в мозгу.

Но при мысли о пылком восторге сестры Руни стало не по себе. Ей совсем не хотелось выслушивать сто вариантов на тему: “Ты видишь, как хорошо! Наконец-то! Я знала, что скоро ты это поймешь!” Нужно было сначала освоиться, примириться с новым обликом. И помочь в этом мог только Эрл.

— Он не станет таращить глаза, разевать рот и бурно комментировать перемену, — твердила она, очень быстро проходя мимо слуг, ошалело смотревших ей вслед.

Миновав мост, она очень скоро оказалась в лесу, но ей было по-прежнему не по себе. На середине дороги ее охватило дурное предчувствие. Руни захотелось вернуться, но, пересилив нелепый страх, она смело продолжила путь.

Очень скоро мелькнула крыша домика. Руни, решив подойти, вдруг застыла на месте, поскольку впервые Эрл был не один. Рядом с ним на крыльце была девушка. Солнце играло на волосах цвета меди, покрывших ее как блестящий плащ. Руни не знала имени девушки, помнила только, что видела ее в замке.

— Певица! — отчетливо прозвучало в мозгу, отозвавшись в сердце нежданной болью.

Не в силах отвести взгляд, лесянка ясно видела, как Эрл, склонившись к медноволосой, о чем-то рассказывал ей, потом взял из рук букет трав. Вынув несколько стебельков, он возвратил его. Руни сразу же вспомнила песню, в которой влюбленный просит на память цветок из букета, который он будет носить на груди.

Руни могла бы легко прикоснуться к сознанию девушки, чтобы ощутить ее чувства, но что-то сдержало ее.

— Я не вправе вторгаться туда! — очень горько сказала она себе прежде, чем повернуть назад.

Скрывшись в чаще, лесянка присела на бугорок. Сердце жгла непонятная боль, но слез не было. Почему ей было больно? Впервые повстречав в замке Орма златоглазую Бронвис, которую все называли невестой хозяина, Руни осталась спокойной. Ей было известно, что та любит Орма.

— И постоянно живет с ним, — сказала Гутруна ей в первый же день, но это не взволновало.

Теперь же, увидев Альвенн, (имя всплыло само собой, без усилий) Руни чуть не лишилась чувств.

— Почему? Почему я так реагирую? У любого мужчины должна быть подруга… Почему же я… Я не думала… — повторяла она про себя, возвращаясь назад.

Оказавшись в комнате, Руни увидела Ильди. Открыв дверцы шкафа, служанка вынимала оттуда платья Свельд.

— Это в стирку, — сказала она, словно бы пожелав оправдаться, и посторонилась.

Шагнув к шкафу, Руни достала лесное платье, надеясь, что в нем будет легче, и вдруг замерла: из одежды был вырезан крупный кусок. Эта капля переполнила чашу терпения, дальше последовал взрыв:

— Добралась! Не смогла убедить по-хорошему снять, так решила испортить?! Испортить, чтобы я больше его не смогла носить?!

Ильди попятилась в сильном испуге.

— Не смей появляться здесь! Убирайся! Со всеми платьями!

И, схватив ворох одежды, Руни швырнула его. Девушка ринулась вон. Неожиданно вдруг заломило виски. Головная боль остудила гнев.

— Неужели все начинается снова?! — испуганно думала Руни, сжимая лоб.

Приступ быстро прошел, и она, разрыдавшись, упала в кровать. Ей казалось: она потеряла все, чем дорожила. Остались лишь страх и зловещая боль.

— Ну, не надо, Ильди! Ну, перестань! — утешала кухарка подружку.

— Тебе-то легко говорить! — вытирая бежавшие слезы, твердила служанка. — За что мне такая судьба? Налетела, как зверь лесной… А за что? Очень нужно мне трогать дурацкую тряпку!

— Еще бы! Побирушки и то не наденут такой срам!

— А вчера? — вдруг вмешался невольник, принесший охапку дров. — Вы бы видели! Так напустилась на Гутруну, что я подумал: прибьет! У бедняжки до сих пор синяки на руке.

— Не лесянка, а ведьма! — мгновенно поддержала кухарка.

— Не ведьма, — раздался с порога спокойный, уверенный голос.

Служанки испуганно сжались под взглядом управительницы. Все в замке знали: она не выносит сплетен, ссылая за них разгребать навоз.

— Говорю вам, что Руни не ведьма, — сказала Эмбала, — а нежить из леса! Обычный оборотень!

Все трое с ней согласились.

Покинув кухню, Эмбала прошла с себе. Кусок платья лежал в деревянной шкатулке с серпом и запасом свежего воска. Осталось раздобыть прядь волос, и Эмбала четко продумала, как их достать.

Сцена с Ильди была не последним ударом. Вернувшись, Свельд собрала свои вещи, сказав лишь:

— Я ухожу. Я не буду жить в этой комнате. Хватит!

И Руни осталась одна.

Утром, встав очень рано, поскольку ей не спалось, Руни вышла умыться к бочке и сразу столкнулась с Альвенн. “Мне и так совсем плохо, а тут… Не хватало мне только ее!” — раздраженно подумала Руни. Альвенн собиралась уйти, когда Руни вдруг обратилась к ней:

— Подожди! Ты певица? Альвенн?

Удивленно взглянув на нее, та ответила:

— Да.

— А я Руни.

— Я знаю. Я часто тебя видела в замке.

— И я тебя, только не сразу решилась заговорить.

— Почему?

— Потому что не знала, как ты это воспримешь. Вы, люди, такие странные. Хочешь как лучше, а получается… Я ведь не знаю ваших обычаев! Кажется, я, не желая, успела обидеть многих из вас.

Руни выдала эту тираду, стараясь не думать о возможном эффекте. Певица могла бы ответить насмешкой, презрением или глухим равнодушием, но Альвенн ей улыбнулась. Защита, которую Руни поставила с первой минуты, не позволяла лесянке касаться ее чувств, отбросить барьер было выше сил. Руни боялась узнать слишком много, а ей не хотелось испытывать новую боль.

— Мне знакомо твое состояние, — сказала Альвенн. — Через это проходят почти все. Поверь, что любой деревенской девчонке, впервые попавшей сюда, так же трудно. Кто-то быстро освоится, кто-то не сможет…

Лесянка не знала, какая сила ее подтолкнула сказать Альвенн:

— Ты не смогла!

— Не смогла. И ты тоже не сможешь, — спокойно сказала певица, как будто речь шла об обычных вещах.

Слова сильно задели:

— Откуда ты знаешь?

— Я вижу. Ты не умеешь подыгрывать и подчиняться. Ты знаешь обычаи, только не хочешь их исполнять.

Выскажи Руни все это другая, даже Свельд, и она бы взвилась. Но тон Альвенн был полон такой скрытой боли, что Руни на миг позабыла, что перед нею соперница, и спросила:

— А кто сможет освоиться?

— Свельд.

Имя сестры прозвучало не слишком привычно в устах Альвенн.

— Свельд? Почему?

— Потому что стремится стать здесь своей. И при этом готова вытерпеть все, что угодно, смириться с любым унижением… И Свельд добьется того, что ей нужно.

Слова не понравились Руни, она ощутила за ними какой-то подтекст, но придраться ей было не к чему.

— Я не хотела обидеть тебя, — вдруг сказала певица. — Ты просто случайно коснулась больного, и я не сдержалась. Прости!

— Не за что! Я ведь сама напросилась на разговор, — безразлично ответила Руни, однако не сдвинулась с места. Ей никуда не хотелось идти.

— Может, лучше не стоит стоять здесь? — сказала Альвенн. — Если хочешь, зайдем ко мне?

И Руни вдруг согласилась. Неловкость быстро исчезла. Альвенн говорила о своем прошлом: о появлении в замке, о крупном конфликте с другими служанками, о своих страхах, сомнениях. Руни почувствовала, как неприязнь стала таять: в рассказе певицы она узнавала себя. Проблемы с Эмбалой… Насмешки Гутруны… Обе женщины не изменились за годы, прошедшие здесь с появления Альвенн. Конечно, певица не ощущала того “перекрестка” из залы, она не слыхала о Памяти Замка, но вот отношение… Альвенн прошла через все.

— Я не знаю, как бы вынесла это, если бы не Норт! — откровенно призналась она. — Орм, конечно бы, тоже вступился, пожалуйся я, но разве можно досаждать ему по мелочам?

Голос Альвенн вдруг дрогнул. Руни заметила это, но не задумалась.

— К Орму не стоит идти, — подтвердила она, опираясь на собственный опыт.

В другой ситуации Руни могла бы добавить, что думает о его сострадании и чувстве такта, однако не это сейчас волновало ее.

— Норт и Орм… Альвенн, а почему ты не обратилась к Эрлу? Он разве не смог бы тебя защитить?

— Эрл? — удивление девушки было искренним. — Но ведь мы были чужими!

Были чужими… Последняя фраза вдруг вызвала дрожь. Они были… Тогда… Это значит — теперь они больше уже не чужие… Они теперь вместе, Альвенн и Эрл…

— Были… Значит, теперь вы с ним… — Руни сама не узнала свой голос, но Альвенн, похоже, не заметила этого.

— Понимаешь, — сказала она. — На весеннем празднике Леса ко мне… Ты, конечно же, видела Бронвис? Так вот, ко мне тогда привязался Вальгерд, ее брат. Он дождался, когда я останусь в комнате и… Он, наверное, думал, что все собрались в главной зале, но, к счастью, Эрл помешал ему. Обычно он только ночует в замке, предпочитая свой каменный домик, но в этот день мне повезло!

— А потом?

— Мы потом подружились. Эрл начал учить меня лечить травами. Голос ведь может исчезнуть, а знахарки будут всегда нужны.

— И тогда-то он полюбил тебя? — этот вопрос прозвучал прямо в лоб.

— Полюбил? — Альвенн явно была озадачена. — Руни, ты разве не знаешь… — она вдруг осеклась. — Кто тебе это сказал?

— Мне? Никто. Просто в песнях… В легендах обычно все завершается так! Ты сказала, что раньше вы были чужими, а после… Вот я и подумала…

Руни так сильно старалась быть естественной, что Альвенн все поняла.

— Мы действительно с ним не чужие, — сказала она. — И я знаю, что могу доверять ему. Эрл — замечательный друг. Очень чуткий, внимательный, но… Но он вряд ли способен дать больше! Эрл не смотрит на девушек.

Альвенн считала, что сказала достаточно, но лесянка наивно спросила ее:

— Почему?

Чуть помедлив с ответом, Альвенн постаралась свести щекотливую тему к шутке:

— Он смотрит на колбы! Они ему ближе!

Руни долго была у Альвенн. Убедившись, что та не любовница Эрла, лесянка прониклась симпатией к юной певице. Неясный намек не задел ее, Руни решила, что младший брат Орма пока еще просто никого не любил. Откровенность Альвенн побудила ответить ей тем же. Впервые Руни решилась рассказать все о себе. И историю с платьем:

— Им было мало того, что я переоделась! Когда я пошла прогуляться, ко мне подослали Ильди! Вернувшись, я сразу увидела: платье изрезано, больше его не надеть! Представляешь?

Альвенн нахмурилась:

— Странно… Я слышала: Ильди клялась, что не трогала твои вещи.

— Еще бы! Никто не признается, если и виноват!

— Скажи, Руни, мне можно тебе кое-что посоветовать?

— Да.

— Постарайся поменьше шуметь. Было время, когда на меня ополчились все слуги. Что только они не твердили про меня за глаза! Любой шаг становился объектом для сплетен. Сначала я возмущалась, потом перестала. И вскоре всем надоело травить меня.

— Я не понимаю!

— Ты сейчас в очень трудном положении: каждый шаг на виду, а Эмбала стремится настроить всех против тебя. Гутруна… Ильди… Вчерашний уход Свельд…

— Об этом все знают?

— Да. Сплетни быстро расходятся. Две-три ссоры, которые спровоцируют, и ты станешь для многих оборотнем. А это — верная смерть! Даже Орм не сумеет тебя защитить.

После обеда Руни отправилась в лес. Ей хотелось спокойно подумать, слишком уж много информации за половину дня. Ведьма… Любая Белая Рысь, попытавшись не подчиниться чужому укладу, становилась ей. Наказанием была смерть. Но за что? Руни было трудно понять, что к чему. Тем не менее, чувство безысходности стало уже отступать. Эрл… Альвенн… Оставалось лишь помириться со Свельд.

Попрощавшись с Руни, Альвенн взяла прялку. Певица, как все остальные служанки, получала задание на день. Однако сегодня ей было не до работы, тонкая нить постоянно рвалась. Рассказ об изрезанном платье серьезно тревожил ее.

Наконец, поняв, что покоя ей не найти, Альвенн встала и отложила кудель. Ничуть не заботясь об оправдании, она вышла из замка и, перейдя мост, вошла в лес. Больше часа идя по тропинке, Альвенн думала:

— Хоть бы застать его!

Оказавшись на месте, Альвенн облегченно вздохнула: Хранитель был у себя.

Обычный холм, весь поросший кустарником… Вряд ли его можно было принять за жилище, если бы не открытая настежь деревянная дверь. Альвенн знала, что за ней небольшой коридор, дальше кухня. Ее стены обшиты деревом, а в наклонном потолке вырублено окно.

Обстановка была простой: необычная печь, для которой не нужны дрова, (синеватое пламя из металлической трубки давало не так уж много тепла, но готовило быстро) два стола (маленький и большой), табуреты и навесные полки с посудой. За ней была комната, где Норт обычно принимал гостей. Здесь не было окон, ее освещали светильники. Семь резных деревянных дверей в равной мере могли быть и дверцами от шкафов, хитроумно встроенных в стену, и входом в другие помещения. (Этого точно не знал никто.) Как-то Альвенн видела, что Норт, выйдя в одну из них, вскоре вернулся со старой, потрепанной книгой, однако была ли там библиотека или жилая комната, девушка не решилась спросить.

Подойдя к двери, Альвенн остановилась. Для всех всегда было загадкой, откуда Хранитель узнавал о приходе гостей, но через минуту он выходил к ним навстречу. Так было и в этот раз.

Поприветствовав Альвенн, Норт сразу пригласил ее в дом, но певица ответила, что предпочла бы поговорить на скамейке среди лесных зарослей. Это удивило Хранителя, (Альвенн бывала в доме не раз), но он не выдал ничем своих чувств. Норт почти сразу заметил, что девушка очень взволнована. Оказавшись у деревянной скамьи, Альвенн сразу спросила:

— Норт, помнишь то время, когда среди всех голосистых девчонок ты выбрал меня и привел в замок Орма?

Он улыбнулся:

— Конечно, Альвенн. И я знаю, что это стало для тебя непростым испытанием, но ты справилась. Неужели что-то опять?

— Нет, со мной все в порядке, — ответила девушка, — но… Ты помнишь, с момента, когда ты лишь начал учить меня петь, ты твердил, что мне нужно быть осторожной: не разрешать посторонним касаться моих вещей, не выбрасывать их просто так, а сжигать. Никому не давать срезать волосы. Ты говорил мне, что если я вдруг обнаружу, что платье изрезано или из него вырезан кусок ткани, то нужно как можно скорее предупредить тебя. Так?

Если вопрос и встревожил Хранителя, то он не выдал себя. Голос Норта казался вполне беззаботным, когда он спросил ее:

— Значит, такое произошло?

— Не со мной. Просто кто-то порезал платье Руни, лесянки, что к нам недавно пришла. Ее в замке не любят, вот я и подумала…

— Ты говорила об этом еще с кем-нибудь?

— Нет.

Норт стал серьезен. Обычная магия ведьм не могла повредить Белым Рысям, но “перекресток”… Потоки были назначены не для людей! Они жаждали чуждой магической Силы. Хранители знали об этом, предупреждая новых Наследников. Но одно дело просто услышать, другое — испытать на себе.

Норт прекрасно запомнил свой “поединок” с Эмбалой. Эта женщина мало что смыслила в магии, остановить ее было бы просто, если бы не Потоки. Сражение с Духами Чащи казалось детской игрой по сравнению с диким напором “перекрестка”. Норт мог бы поклясться, что Сила зловещих Духов вошла в него как составной элемент.

Нож сумел уничтожить фигурку, оплавить серп, запугать, но Хранитель почти обессилел. В ту ночь он понял, что может не все. И Норт знал: восковые фигурки Эмбалы казались Потокам простым баловством, а вот Сила, заключенная в Руни… (Ни разу не видев лесянку, Норт слышал о ней очень много.) “Перекресток” мгновенно поглотит ее. Вместе с жизнью? С душой?

Наблюдая за Нортом, Альвенн ощутила, что дело серьезно.

— Скажи, это слишком опасно? — тревожно спросила она.

Норт решительно встал со скамьи.

— Я не знаю. Пока… Ты сейчас возвращаешься в замок? Я провожу тебя, заодно повидаю и Эрла. Альвенн, я хотел бы тебя попросить: скажи Руни, чтобы припомнила, не срезал ли кто-нибудь ее волосы? Хочется верить, что нет…