Официальное представление Златоглазых местному обществу состоялось после визита Хранителя, в праздник Леса, который в Гальдоре считали началом Возрождения Жизненных Сил. Позабытый в столице культ Леса не слишком мешал новой вере. Для вирдов Святой, о котором так много твердили проповедники Скерлинга, не был единственным Богом, он просто пополнил привычный для них пантеон.

В силу давних традиций большой праздник Леса был должен начаться в замке у Победителя Серого Бера. Продолжить его предстояло на круглой поляне, где раз в десять лет проходил поединок человека и зверя.

Бронвис ждала праздник Леса с большим нетерпением. Лучшие платья были не раз пересмотрены, как и шкатулки, в которых хранились ее украшения. Она выбрала темно-бордовый наряд с драгоценной отделкой из крупных позолоченных листьев, считая, что вирды отметят желание Бронвис проявить уважение к их старой вере. Она не забыла, как Хейд говорил, что в Гальдоре лист — символ Жизни.

— Сначала он дремлет в своей почке, словно младенец, потом пробуждается к жизни, растет, раскрывается, жадно вбирает свет Солнца. Меняет зеленый наряд на парадный убор и слетает на землю. Распавшись, он передает свою силу его породившему дереву. И возрождается вновь в тесной почке, забыв, что жил раньше. В Гальдоре считают, что люди подобны листве! — сказал Хейд.

Он ей обещал, что на празднике Леса Хранитель, исполнив балладу о листьях, поможет принять ее сердцем, и Бронвис поверила, помня, как действует голос певца.

— Не важно, о чем поет Норт. Раз услышав его, ты меняешься! — честно призналась она.

Ощущение чуда, которое Норт обещал перед песней, уже поселилось в душе Бронвис и не хотело исчезнуть. “Со мной что-то будет!” — не раз приходило на ум, когда Бронвис стояла у медного зеркала.

Взяв теплый плащ на меху, (несмотря на прозрачную дымку полураспущенных листьев, в лесу было холодно) Бронвис заколебалась. Темплеты, щитки, закрывавшие уши, мешали надеть капюшон, а убор из прозрачного шелка не мог защитить от гальдорского ветра. Однако желание нравиться было настолько сильно, что она не решилась снять редкий столичный убор.

Замок Орма снаружи казался не слишком большим, но центральная зала, вмещала не меньше двух сотен гостей. Оказавшись в толпе, Бронвис сразу оставила брата, который явился со свитой из новых приятелей.

— Хочется верить, что Вальгерд не станет искать ни с кем ссор, — прошептала она Человеку Двора.

Хейд согласно кивнул.

Молодая вдова, осмотревшись, не могла не отметить: убранство парадного зала казалось весьма дорогим. Кладку каменных стен прикрывали ковры и набор гобеленов, а скамьи вдоль них были плотно покрыты искусным узором. “Жаль, здесь нет подушек, как при Дворе, — вдруг подумала Бронвис. — А впрочем, неплохо и так!” Дорогая посуда из серебра и хрустальные кубки казались ей слишком массивными, но они ясно говорили гостям о богатстве владельца, как и большие чеканные блюда из бронзы. Обилие пищи на миг ужаснуло ее, но вино показалось хорошим. Присев рядом с Хейдом, красавица стала внимательно наблюдать за толпой.

Время шло… В сердце Бронвис закралась тревога. Она не могла не признаться, что, отправляясь на праздник, всерьез полагала, что с первого взгляда покорит диких вирдов, однако никто не спешил выражать ей свое восхищение и развлекать.

— Это не Двор! — будто бы прочитав ее мысли, сказал Хейд. — Большинство гостей не привыкли к женскому обществу. Они оставляют дома своих жен и дочерей.

Незаметно указав на кое-кого из собравшихся вирдов, Хейд назвал ей имена. Эрла пока в зале не было, как и самого Орма.

Среди мужской толпы внимание Бронвис привлек молодой человек в светло-зеленом костюме, расшитом золотом, с оторочкой из меха рыжей лисицы. Его волосы были такого же цвета, гладкие и блестящие, словно золоченая шапочка. Юношу было бы трудно назвать настоящим красавцем, поскольку черты лица были неправильны и грубоваты, но обаяние юности придавало ему особый шарм. Определенная жесткость во взгляде серо-зеленых глаз и уголках губ смягчалась смущенной улыбкой и робким румянцем, который контрастировал с гордой посадкой небольшой головы.

— Через два-три года он станет, как все эти дикие вирды: грубым, ограниченным, скучным, сейчас же… Сейчас он безумно мил! — вдруг подумала Бронвис.

“Кто это?” — тихо спросила она Хейда.

— Фланн. С точки зрения вирдов, достойный молодой человек, хотя и небогатый. Его небольшое поместье почти не приносит доходов. В Гальдоре Фланна считают большим другом Орма, хозяина этого замка, но я не согласен. Дружба — союз равных, Фланн же похож на верного пса, а вернее, на молодого щенка. Он настолько боготворит Победителя Бера, что целыми днями мечтает найти повод вызвать кого-то на бой за то, что тот не ценит великого Орма, — ответил ей Хейд и с насмешкой добавил. — Фланн очень жалеет, что Орм не имеет врагов!

— Почему?

— От кого же тогда защищать Победителя?

Почувствовав пристальный взгляд молодой женщины, юноша обернулся и покраснел. Он заметил ее красоту, но, как и остальные мужчины, считал, что уронит свое достоинство, если проявит к ней интерес.

— Союз с пришлой погубит любого, — подумал Фланн и поспешил отойти на другой конец зала.

«Жаль, что она не из наших!” — мелькнула шальная мысль, но он тут же ее погасил. Фланн понимал: Бронвис не для него.

Когда появился Хранитель, все гости замолкли, выражая свое уважение. Норт прошел в центр залы, к стене напротив входа.

— Я полагала, что это место хозяина! — недоуменно заметила Бронвис.

Хейд согласно кивнул:

— Да, здесь пирует Орм с приближенными, но Норт, Хранитель, должен быть рядом с ним.

Следом за Нортом в залу вошел знаменитый Орм. Сердце Бронвис замерло. Можно было сказать, что вошедший хорош собой, перечислив очень высокий рост, чеканный профиль и пышные черные кудри, но эти слова не могли передать упоение жизнью и энергию победителя Бера. Надменность в дерзком и пристальном взгляде сверкающих глаз, как и безграничная вера в свое превосходство не портили Орма.

Бесцеремонно раздвинув толпу гостей, Орм подошел прямо к Бронвис и поклонился ей.

— Я рад вас видеть и верю, что первый визит — не последний! — сказал он новой гостье.

Еще две-три фразы, и Орм отошел, но для Бронвис изменился весь мир. В горле вдруг пересохло, и она потянулась к бокалу. В эту минуту Орм совершенно случайно сделал то же. Они оба одновременно поднесли к губам кубки. Неожиданно Орм засмеялся. Глядя на влажный блеск белоснежных зубов, приоткрытых смелой улыбкой, Бронвис вдруг ощутила, что вновь начинает жить.

Вальгерд скучал. Сидя рядом с Хлудом, мужчиной с короткой бородкой и наглым шныряющим взглядом, который заправлял до него местным сбродом, он разглядывал юных прислужниц, разносивших вино. Судя по ярким платьям со множеством длинных разрезов, почти не скрывавшим их тел, можно было подумать: они предлагают гостям и другие услуги. Брюнетка в наряде из бледно-лимонного шелка ничуть не скрывала интереса к новому гостю, игриво ему улыбаясь.

— Пара монет, и ты можешь с ней выйти! Такое здесь допускается, — тихо шепнул ему Хлуд.

Но Вальгерд лишьотмахнулся:

— Идти — так не с этой, а с медноволосой!

Он давно не сводил взгляда с девушки в длинном наряде цвета красной осенней листвы, повторявшем оттенок роскошных волос, ниспадавших почти до земли. Ее платье на фоне одежды служанок казалось особенно строгим. Должно быть, почувствовав, что на нее кто-то смотрит, она обернулась.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил изумленный фиалковый взгляд.

Вальгерд весь подобрался. Его всегда возбуждало сочетание чистоты и доверчивой беззащитности. Он еще помнил наивную девочку в свите Вейд. Совершенно случайно попав ко Двору из какой-то лесной глухомани, она верила людям. И теперь, вспоминая, как крался по темному коридору к ее комнате, Вальгерд вновь ощутил тот безумный трепет предвкушения. “Вам что-то нужно?” — удивленно спросила она, приоткрыв дверь. И он нагло ответил ей: “Да, тебя!”

Чувства других давно перестали тревожить Вальгерда, он подчинялся только своим страстям. Швырнуть хрупкое тело на кровать было делом минуты. Она, похоже, не сразу поняла, что он собирается сделать, и только твердила: “Не надо! Не надо, пожалуйста!” — когда, разрывая корсаж и путаясь в нижних юбках, он навалился на нее. Голубые глаза, полные слез и безумного страха, возбуждали сильнее любых ласк. Она не умела сопротивляться, что он только не делал с ней! А под утро он незаметно вернулся к себе и спокойно выспался. Тогда ему это сошло с рук, девочку просто отослали. (Ее невозможно было оставить при Дворе, так как при виде любого мужчины у нее начиналась истерика.)

— Кто такая? — спросил он у Хлуда, кивнув в сторону медноволосой девушки.

— Альвенн, певица, служанка. Но лучше к ней не приближайся, а то неприятностей не оберешься!

— Почему? Из-за Орма?

— Нет, из-за Норта. Хранитель не любит, когда обижают певиц.

Вальгерд со странной усмешкой взглянул на соседа:

— Не любит? Действительно?

— Да, — подтвердил Хлуд, стараясь попасть ему в тон и не зная, что имя Хранителя стало последней песчинкой, перевесившей чашу весов.

Визит Норта унизил Вальерда. В старой балладе, исполненной Нортом, скрывалась угроза. Какая? Он вряд ли сумел бы ответить, но чувствовал бешенство, слыша голос Хранителя. Вальгерд совсем не желал ссоры с Ормом, однако возможность задеть Норта больше влекла, чем пугала его.

Между тем Альвенн передала кувшин другой девушке и, по знаку хозяина, поднялась на возвышение, где находились Орм и Норт. Она что-то тихо сказала Хранителю, потом подала музыкальный инструмент. Все умолкли. Под звуки струн нежный высокий голос завел балладу, но Вальгерд плохо слышал пение, поглощенный своими мыслями. Глядя на узкий кованый поясок под невысокой девичьей грудью, он чувствовал, как холодеют ладони, а на висках проступает испарина. “Лишь бы она хоть на минуту вышла из залы, а там будет видно!” — лихорадочно думал он.

Время словно остановилось, казалось, что песням не будет конца. Вльгерд вновь облегченно вздохнул лишь тогда, когда Альвенн умолкла. Закончив петь, девушка поклонилась гостям и спустилась вниз, но ее кувшин для вина оказался пуст. Чтобы наполнить его, она вышла. “Удобный момент!” — промелькнуло в голове Вальгерда, и он поднялся. “Ты куда? — удивленно спросил Хлуд. — Сейчас будет петь сам Хранитель!” Но это не волновало Вальгерда. Бросив соседу: “Я скоро вернусь!” — Златоглазый выскользнул следом за девушкой.

Бочка с вином находилась почти рядом с залом, ее специально достали из погреба на праздник Леса. Отвернув кран, Альвенн совершенно спокойно набрала полный кувшин, но не успела вернуться, столкнувшись с Вальгердом. Новый гость Орма, похоже, был пьян. Он и не заметил, что едва не сбил ее с ног. Вино расплескалось, облив платье. По коридору сновали слуги, но никому не было дела до происшедшего. Понимая, что наряд безнадежно испорчен и вряд ли ей можно вернуться к гостям в таком виде, Альвенн тут же ушла. Опасаясь разгневать Эмбалу, женщину, что тридцать лет заправляла хозяйством этого замка, она торопилась и не заметила, что кто-то тихо крадется следом за ней.

Вальгерд думал, что Альвенн живет в доме прислуги, который стоял во дворе, но ошибся. Комната Альвенн была в самом замке. Это его не смутило. Он видел, что из-за пира в крыле для прислуги уже никого не осталось. Свернув в небольшой коридорчик, ведущий к комнате, Вальгерд едва не споткнулся о бочку с водой. К ней зачем-то крепилось ведро на цепочке. Тихо ругнувшись, он обошел ее.

Не замечая Вальгерда, Альвенн вошла в комнату. То ли она торопилась, то ли прислуге не полагалось запоров, но только дверь осталась незапертой, что показалось Вальгерду знаком свыше. Толкнув ее, он оказался внутри. Альвенн обернулась на шум шагов, их взгляды встретились. Вальгерду нравилось видеть изумление будущей жертвы, которое вскоре сменялось нескрываемым страхом.

С первого взгляда он понял, что выбрал удачный момент: Альвенн не успела переодеться. Наряд, залитый вином, был уже сброшен, а новое платье лежало на узкой кровати. Заметив нежданного гостя, певица схватила одежду и попыталась прикрыться, но страха в ее глазах не было, только смущение. “Вам что-то нужно?” — спросила она, как когда-то другая девушка. Эти слова подхлестнули, напомнив о прошлой истории. “Да, тебя!” — ответил Вальгерд, вырывая платье из ее рук, и толкая Альвенн на кровать.

Но на этом пикантное сходство ситуаций закончилось. Вместо покорной испуганной жертвы он встретил дикую кошку, которая не собиралась утолять его похоть. Она не упала и очень резко вывернулась из грубых рук. Девушка не пыталась кричать или звать на помощь, не сомневаясь, что ее не услышат. Певица просто схватила со стола свой кувшин и со всей силы запустила им в голову Вальгерда. Удар оказался отменным: осколки брызнули во все стороны, и он едва устоял на ногах.

Альвенн полагала, что этого будет достаточно, чтобы его образумить, но Вальгерд быстро пришел в себя и ощутил ярость. “Я не позволю, чтобы какая-то девка так обращалась со мной!” — промелькнуло в мозгу, и он снова набросился на нее. Альвенн удалось увернуться и выбежать в коридор. Она знала, что сможет сбежать от него, но сорочка нежданно зацепилась за медную скобу двери. Обернувшись, девушка резко рванула ее. Промедление стало роковым для Альвенн, она оказалась в объятиях Вальгерда. Обезумев от ярости и желания, он попытался сорвать с нее легкую ткань, чтобы добраться до тела.

Прижимая певицу к стене, Златоглазый нашел ее губы, но вдруг отшатнулся, поскольку Альвенн, испугавшись по-настоящему и не зная, что делать, до крови укусила его. На секунду он снова выпустил девушку и со всей силы ударил, чтобы заставить подчиниться себе. Покачнувшись, она соскользнула на пол, но в ту же минуту чья-то рука опустилась к нему на плечо.

Это вмешательство было таким неожиданным, что поначалу Вальгерд даже не понял, что происходит. Развернувшись, он попытался отшвырнуть прочь того, кто собрался ему помешать, но хороший удар в подбородок отбросил Златоглазого в сторону, просто впечатав в грубые камни стены.

Приподнявшись, Вальгерд увидел мужчину, возникшего в коридоре. С первого взгляда он понял, что это не гость, так как одежда противника не отличалась роскошью. Ткань была дорогой и добротной, но черный цвет и цепочка из серебра подсказали Вальгерду, что перед ним, скорее всего, сын управляющего.

Парню было немного за двадцать и он, вне всяких сомнений, был очень красив, хотя вырез тонких ноздрей и очертания губ казались весьма необычными. Бледная кожа при черных глазах и таких же волнистых густых волосах была странной. Она как будто светилась. Вальгерд впервые видел подобный эффект, но лицо противника вдруг показалось знакомым. “Наверное, он отирался среди прислуги, распоряжаясь, что подавать на стол!” — промелькнуло в воспаленном мозгу, и рассудок Златоглазого затуманила ярость.

— Простолюдин поднял руку! На меня! Я убью негодяя! — опять застучало в висках и, поднявшись с пола, Вальгерд набросился на него.

Но молодой человек отказался принять этот вызов. Когда Златоглазый собрался нанести первый удар, он посторонился, и Вальгерд, не рассчитав, въехал в стену. Повторный удар головой о шершавые камни был столь же чувствителен. С минуту Вальгерд ошалело смотрел перед собой, а потом, вскочив с пола, ринулся в бой и… Пустота! Утирая кровь, Вальгерд опять попытался достать молодого противника и едва не лишился сознания, встретив вместо тела врага равнодушные камни.

До этого дня Вальгерд думал, что в совершенстве владеет искусством рукопашного боя, теперь же у него появилось жуткое чувство, что странный противник — лишь призрак, живая черная тень, совершенно лишенная плоти. Молодой человек просто знает, откуда последует новый удар. Он как будто читает тайные мысли, легко уклоняясь и заставляя Вальгерда вновь пересчитывать камни стены.

Самым разумным для Вальгерда было бы остановиться, но он утратил самоконтроль. Красный туман дикой ярости вновь заставлял подниматься с отполированных плит коридорного пола, бросаясь вперед…

Резкий поток воды хлынул на голову и отрезвил. (Вальгерд врезался в бочку, забыв про нее.) Лежа в огромной луже, Вальгерд чувствовал, что не смирится с таким унижением. Холодный душ все же помог ему прийти в себя, чтобы трезво оценить ситуацию. Видя, что в поединке с прислужником он ничего не добьется, поскольку тот не идет на открытую схватку, Златоглазый все же поднялся и, склонив голову, как дикий вепрь, снова пошел вперед. “Стой на месте! Стой!” — твердил он про себя, еще сам не совсем понимая, зачем это делает. Теперь Вальгерд шел очень медленно, не торопясь и стараясь сдержать себя, чтобы не биться о стены.

Противник, должно быть, понял его состояние и не пытался уже уклониться, он просто ждал. Когда Вальгерд к нему подошел, он взглянул ему прямо в глаза. Золотой взгляд встретился с темным, и непонятная сила приковала Вальгерда к месту. До этой минуты он думал, что глаза незнакомца черные, но вдруг увидел, что они темно-синие, будто бы грозовые тучи, из бездны которых шел поток голубых искр. Их сверкающий водоворот словно вытянул душу, лишая всех сил. Ноги стали как ватные и, разжав руки, Вальгерд осел на пол. Единственной мыслью, оставшейся в голове, было: “Нелюдь! Оборотень!”

Раньше, в столице, Вальгерд, как и другие, не раз насмехался над поиском Службы, считая рассказы о сверхъестественных существах глупым вымыслом, но теперь он убедился, что ошибался. И, совершенно утратив волю, мог только повторять про себя: “Колдовство!”

— Чтобы больше этого не было! — не отрывая взгляда, сказал молодой человек.

Его губы не двигались, но Вальгерд мог бы поклясться, что парень с ним говорил, потому что каждое слово отдавалось в мозгу словно резкий удар в медный колокол.

Потрясение было огромным. Он не заметил, когда остался один. Незнакомец ушел, и Вальгерд не попытался догнать его, чтобы взять реванш. Сидя в луже, он просто приходил в себя и пытался осмыслить произошедшее.

Неожиданно в коридоре появился юный слуга. Открыв рот, он изумленно уставился на столичного гостя. Потом его губы вдруг растянулись в нахальной улыбке, и это мгновенно привело Вальгерда в чувство. Рывком приподнявшись с пола, он оказался рядом с рабом и, сгребая вышитый ворот полотняной рубахи, выдохнул:

— Скажешь хоть одно слово об увиденном — голову оторву!

Тот испуганно отшатнулся:

— Как прикажете, господин! Я не видел ничего! Да, совсем ничего!

Пробираясь по коридору в комнату для гостей, Вальгерд чувствовал, что готов на все, чтобы только отомстить Выродку за пережитое. (Он уже понял, с кем дрался.) “Сюда бы “Службу Магии! — повторял он себе, — или хотя бы Истребителя! В нашей столице такую синеглазую погань давно бы отправили на костер!”

Оставив противника отдыхать среди лужи, Эрл зашел к Альвенн. ( Во время драки певица, немного придя в себя, скрылась в комнате.) Он был уверен, что она плачет, однако ошибся. Одевшись, она приводила в порядок длинные волосы. Только застывший взгляд темно-фиалковых глаз да немного дрожащие руки говорили о пережитом. Она обернулась, едва заслышав шаги:

— Эрл, спасибо тебе! Не представляю, что бы я делала… Ты подошел удивительно кстати.

Слова благодарности были от сердца, но почему-то Альвенн говорила без всяких эмоций, почти механически. Эрл улыбнулся:

— Не за что! Хочешь, я скажу Орму, что ты сегодня не сможешь петь?

— Почему же? Смогу.

Несмотря на испытанный стресс, Альвенн постаралась улыбнуться в ответ. Она не привыкла видеть в нем господина, хотя Эрл и считался им. Она совсем не боялась его.

Сейчас, видя Эрла, никто бы не заметил присутствия Силы, сын Рыси казался обычным молодым человеком. Попробуй Вальгерд сказать в Гальдорхейме о странном пугающем взгляде, его осмеяли бы: “ Жуткие искры? У Эрла? Да это у страха глаза велики!”

Глядя на Альвенн, Эрл сказал:

— Думаю, этот приезжий надолго запомнит, как себя нужно вести. Но на празднике Леса держись ближе к Норту или ко мне.

— Потому что других не волнует участь служанки?

В вопросе вдруг прозвучала такая горечь, что Эрл удивленно переспросил ее:

— О чем ты, Альвенн? Ты наша певица.

— Певица… Покуда есть голос, молодость и красота. А что дальше? Я не настолько искусна в рукоделии, как другие. И кухня не для меня. Для хозяйства я не гожусь! Сейчас я под защитой Норта, а после? Что меня ждет? Плошка супа и угол в загоне для скота?

Подойдя к девушке, Эрл присел рядом с ней:

— Это Эмбала напела? Поменьше слушай, от нее достается и Орму!

Альвенн печально взглянула на Эрла:

— Я знаю, но…

Она замолчала, не в силах продолжить. Альвенн уже знала, что не сумеет устроиться в жизни. Позволив голосу сердца взять верх над рассудком, она упустила свой шанс.

— Альвенн, я очень люблю тебя! Правда! Ты не похожа на других девушек. Да, конечно, я знаю, что небогат, но Орм может подарить мне тебя, если ты согласишься. Ты станешь настоящей хозяйкой в моем доме, и я не позволю тебя обижать! — говорил тогда Фланн.

Альвенн знала, что юноша не лицемерит. Любая служанка могла лишь мечтать о таком предложении, Фланн был приятным юношей. Альвенн оценила сердечный порыв, но она отказалась уйти к нему, чем очень сильно обидела.

— Потом еще пожалеешь! — сказал Фланн ей на прощание. — Если захочешь быть со мной, сам не возьму!

— Правильно сделает! Кто ты такая, чтобы так обойтись с ним? — открыто возмущалась Эмбала. — Певица! Скажите на милость! Кого дожидаешься? Может, в подруги Хранителя метишь?

Вспомнив об этом упреке, Альвенн до сих пор заливалась краской стыда.

Хранитель живет по особым законам и может выбрать себе на обычный человеческий век только одну жену. В жизни Норта их было две. В раннем детстве Альвенн часами могла слушать рассказы о благородстве и величии Альдис, первой Подруги Хранителя. А сколько слез пролила она над балладой о гибели юной волшебницы Вланы!

Альдис, высокородная гостья из Гокстеда, бросила все ради Норта… Ее не страшили ни проклятия близких, ни отказ от привычного быта, ни суровая жизнь. Да и было ли что-то на этой земле, что могло испугать ее?

Влана, загадка Гальдора, пришедшая к ним неизвестно откуда… Она не могла отказать в излечении ни человеку, ни зверю… И это сгубило ее, так как пришлый не понял волшебного дара, увидев в нем черные чары. “Железо Небесных Сфер совершает праведный суд!” — выкрикнул он, нанося роковой удар и обрывая две жизни: и Вланы, и сына, который в ней жил.

Альдис… Влана… Две гордых подруги Хранителя, две судьбы, две легенды Гальдора… И кто такая в сравнении с ними она, Альвенн? Разве дозволено малой пичужке летать наравне с лебедями?

Но в главном Эмбала все-таки не ошиблась. Она перепутала имя, но не причину: Альвенн отказалась от предложения Фланна, потому что любила другого.

Как и остальные служанки хозяина, она умерла бы за один его ласковый взгляд, но Орм не замечал ее. Может, он был бы не против побыть с ней часок, как с любой новой женщиной, но Победителю Бера совсем не хотелось осложнений с Хранителем из-за певицы. Кто знает, как Норт бы воспринял эту случайную связь!

Подняв голову, Альвенн посмотрела на Эрла:

— Я хочу попросить тебя: не рассказывай Норту о том, что здесь было!

— А Орму?

— Орму? Уж лучше вообще никому!

Ее просьба объяснила желание Альвенн вернуться на пир. Привыкнув к тому, что певица должна быть рядом с Хранителем, любой из гостей бы отметил ее непонятный уход.

Чтобы объяснить сводному брату причину внезапного исчезновения Альвенн, Эрл должен был рассказать ему все. Чем бы это закончилось? Для Победителя — крупным конфликтом с Вальгердом, в который бы сразу был втянут Хейд, представлявший Златоглазых хозяину. Нужна ли им ссора с Человеком Двора?

Эрл не мог поручиться, что Хейд не увидит в желании Орма призвать к ответу виновного просто попытку унизить лично его. (Все знали, что Победитель и Человек Двора не выносят друг друга и только умение Хейда тактично избегать острых углов позволяет сохранять между ними мир.) А столкновение с представителем Власти — открытый бунт. Пусть они не в Лонгрофте, но даже ребенок поймет, чем все это закончится!

А для самой Альвенн? Эмбала выяснит, что к чему, и пойдут гулять слухи по замку: что да как, да успел ли он вовремя? Сплетни, кривые усмешки, шепотки, лицемерные взгляды и вздохи… И намеки, вопросы, как будто ей мало уже пережитого! Предлагая ей не возвращаться на пир, Эрл не думал, чем это закончится, но Альвенн сразу же все поняла. Не случайно среди голосистых девчонок Норт выбрал в певицы ее…

Видимо, Альвенн неверно поняла его взгляд. Не желая напрасно смущать ее, Эрл сказал:

— Не волнуйся, я никому не скажу о случившемся. А теперь лучше вернуться в зал, пока тебя не хватились. Но может, стоит сказать, что ты слегка простудилась и голос сел? Ты уверена, что сможешь петь?

Взгляд фиалковых глаз неожиданно стал удивительно грустен, когда она тихо ответила:

— Я не знаю, смогу или нет.

Они вместе вышли из комнаты. Проводив Альвенн до входа в зал, Эрл сказал:

— Я туда не пойду, но на поединке Орма с Бером мы снова встретимся. Да, если хочешь, то я помогу тебе кое-чему научиться, чтобы Эмбала лишний раз не болтала, что ты напрасно ешь у нас хлеб. Знаешь домик у края леса?

Альвенн улыбнулась:

— Еще бы, о нем знают все. И его называют…

Она вдруг смутилась, ей было не слишком приятно напомнить сыну Рыси привычное прозвище, но Эрл закончил сам:

— Называют приютом Выродка?

Альвенн постаралась ответить как можно естественнее:

— Нет, не совсем.

— Но похоже? Не побоишься зайти туда?

Вновь улыбнувшись, Альвенн ответила:

— Не побоюсь!

Когда Вальгерд покинул зал, Хейд мгновенно отметил это. Надеясь, что Златоглазый задержится, он подозвал Фланна и попросил юношу ненадолго занять Бронвис, так как он должен покинуть ее. Не сомневаясь, что Фланн не решится серьезно ухаживать за молодой вдовой, Человек Двора пошел к Хлуду с компанией. Они явно гордились своим присутствием на пиру.

— Вот так гости! — воскликнул один из них, ражий детина, при виде Хейда, который обычно игнорировал их, отвечая на подначки презрительным безразличием. — Неужели Человек Двора снизошел до нас? Что же, это наш не последний совместный пир!

— Ошибаетесь!

Его тон выдавал плохо скрытый гнев. Любой, хорошо знавший Хейда, насторожился бы, так как Человек Двора вряд ли бы начал нервничать из-за таких пустяков. Но приспешники Вальгерда редко встречались с ним.

Их ответом послужил дружный хохот компании. Без сомнения, парии обретали вес, если их давний противник настолько утратил самоконтроль, что пошел на открытую ссору. Им всем показалось, что ярость Хейда вызвана полным бессилием.

— Ошибаемся? Почему же? — с нахальной улыбкой спросил его Хлуд.

— Потому что вы здесь, лишь пока с вами Вальгерд! Он слишком богат, чтобы Орм стал с ним ссориться, но если он вдруг уедет… — со странной усмешкой проговорил Хейд.

— Уедет? — повторил за ним Хлуд.

— Да! Вальгерд не променяет Лонгрофт на снега Гальдорхейма. Златоглазый был близок к Властителю!

— И оказался здесь!

— Каждый способен на глупость, но умный сумеет загладить ее. За полгода любой позабудет причину случайного гнева. Властитель — лишь человек.

— Дальше?

— Гонец с покаянием Вальгерда скоро отправится в путь, и ослушник будет прощен. Представляю, как он скажет вам: “Оставайтесь здесь без меня!”

И, отвернувшись от Хлуда и изумленной компании, Хейд возвратился к столу.

— Теперь, Вальгерд, пиши. Сколько хочешь. Про Норта, про меня и про древнюю магию… Хоть Властителю, хоть в “Службу”! Я сам тебе подарю пару чистых пергаментных свитков! — с насмешкой подумал Хейд.

— А ведь он прав! — сказал Хлуд друзьям, проводив Хейда взглядом. — Если Вальгерд вернется в Лонгрофт, то мы снова станем изгоями. Не спускайте с него глаз! Если Вальгерд вышлет в столицу гонца, нам придется перехватить его. Ни одно письмо Златоглазого не уйдет за пределы земель Гальдорхейма!

Те немедленно поддержали его:

— Так и сделаем, Хлуд!

На пиру Орм держался как радушный хозяин, но сам почти ничего не пил. Он не хотел расслабляться до того, как опять одолеет лесного гиганта. По закону против Хозяина Леса сначала выходил сам Победитель. Если он за прошедшие годы утрачивал силу и все же проигрывал дикому зверю, охотники доставляли Бера в особый загон, а наутро к борьбе допускались еще двое. (За ночь зверь отдыхал, обретая прежнюю ловкость.) Орм не сомневался, что снова одержит верх. В свои двадцать восемь лет он не знал поражений ни в чем. Орм не мог представить, что кто-то способен его обойти.

Бронвис весь пир не сводила с него глаз. Орм принял это как должное. Он отметил красавицу с первого взгляда, однако пока сомневался, стоит ли проявить интерес. Женщины боготворили его, он ни разу не слышал отказа, но инстинктивно избегал ситуаций, способных осложнить жизнь.

Бронвис не знала, что делать, видя его безразличие. Было задето не только ее самолюбие. Бронвис ни разу еще не встречала мужчины, который бы так взволновал ее, но все усилия были напрасны. Взгляды, улыбки и остальные уловки легкого флирта, которые раньше покоряли любого мужчину, остались пока без ответа.

— Не стоит так явно демонстрировать свой интерес! — совершенно спокойно сказал ей Хейд. — Ведь в Гальдорхейме не признают пришлых женщин.

“Посмотрим!” — с внезапной злостью подумала Бронвис.

Раздался удар гонга, который возвещал, что пир кончен. Набросив широкий плащ, Бронвис встала. Идти на поляну для поединка пришлось вместе с Хейдом, поскольку других провожатых не было. На мгновение ей захотелось вернуться к Вальгерду. (Сцена в ночном коридоре забылась, как дурной сон.) Бронвис считала, Вальгерд не стал бы мешать ей заигрывать с Ормом, но он куда-то исчез. Вспоминая, когда брат вышел из зала, она удивленно отметила, что с момента ухода Вальгерда прошло много времени.

На поляне, отведенной для боя, собралось много народу. Пока ожидали появления Бера, которого после поимки держали в небольшом деревянном загоне, Бронвис заметила незнакомца в черной одежде рядом Хранителем и медноволосой певицей, который не появлялся на пиру в зале. Девица не понравилась Бронвис с первого взгляда. Она не терпела подобных тихонь.

Молодой человек показался ей очень красивым. “И где-то я его видела!” — на миг подумала Бронвис, но тут же поняла, что ошиблась. Спутник певицы был просто похож на… “На Орма!” — мелькнуло у нее в голове. Теперь Бронвис знала, кто перед ней.

Сводные братья, должно быть, были похожи на отца, но Эрл выглядел тоньше и гибче, подвижнее. “Подкрадется, и не услышишь,” — подумала Бронвис и невольно поежилась, ощутив холодок.

Наблюдая за Эрлом, она понимала, что в нем нет физической силы и дерзкой открытости Орма. “И его обаяния!” — тут же добавила Бронвис, но почему-то ее взгляд опять возвращался к младшему брату. Эрл казался спокойным и даже слегка отрешенным от суеты, но в нем было что-то, вселявшее в душу тревогу и любопытство.

— Глаза? Или губы? А сколько грации! Словно огромная дикая кошка перед прыжком… Очень трудно поверить тому, что сказал о нем Хейд! — вдруг подумала Бронвис. — Этот Выродок…

Мысли об Эрле прервал громкий звук затрубившего рога, возвещающий, что зверь выпущен из загона. Отбросив меховой плащ и оставшись в тонкой рубахе, Орм вышел на середину поляны. Сжимая острый кинжал, он ждал Бера. Зверь в три прыжка оказался неподалеку от человека и, встав на задние лапы, пошел на него. В ощеренной пасти сверкали большие клыки, а кривые длинные когти на лапах могли одним ударом вспороть кожу до самых костей. На минуту у Бронвис перехватило дыхание, ей показалось, что земля вдруг закачалась и ушла из-под ног. “Невозможно одолеть такое страшилище!” — лихорадочно застучало в мозгу.

Зверь приблизился к человеку и, выпустив когти, тяжело замахнулся на Орма, но тот уже был начеку. Уклонившись от удара большой серой лапы, он скользнул за спину Бера. “А этот Лесной Хозяин довольно неуклюж!” — облегченно подумала Бронвис, и страх отступил. Она даже чуть не захлопала от восторга, как на столичных представлениях, когда Орм попытался вскочить на него, чтобы оттуда поразить грузного зверя прямо в злобный маленький глаз. (Глаза Бера были единственным уязвимым местом, поскольку роскошный мех был настолько плотен и густ, что кинжал лишь скользил по нему, не касаясь кожи.)

Но она тут же испуганно вскрикнула: неповоротливость зверя оказалась обманчивой, Бер мгновенно перекатился через себя. Не успей Орм отпрыгнуть в сторону, и он был бы придавлен тяжелым серым телом. Быстро поднявшись, зверь сжался и, оттолкнувшись, прыгнул вперед. Потом Бронвис не могла вспомнить, что же случилось, поскольку человек и Бер вдруг сцепились в одно целое и покатились по поляне. Она не могла смотреть на это и просто закрыла глаза. Страх за Орма лишал сил, ей казалось, что время остановилось, единственной мыслью осталось: “К чему все это? Зачем?”

Неожиданно громкий рев зверя разорвал тишину, почти тут же сменившись восторженным криком собравшихся. Приоткрыв глаза, Бронвис увидела Бера, лежащего на траве, и человека, стоящего рядом. Рубаха победителя стала красной от крови. “Он ранен!” — подумала Бронвис, и эта мысль сразу заставила позабыть обо всем.

— Ради такого мужчины стоит покинуть и Лонгрофт, и даже Властителя! Мне безразлично, что скажут обо мне люди, но я останусь с ним! Победитель будет только моим! — повторяла она про себя.

Гости вернулись в замок за полночь. Закончив с поединком и принеся жертву Лесу, они разложили скатерти прямо на твердой земле. К концу вечера многие вирды не стояли уже на ногах, однако Бронвис почти не пила. Она знала, что нужно сохранить светлую голову, если она собирается выполнить план до конца.

Оказавшись в комнате замка, отведенной ей как почетной гостье, она приказала прислужнице раздобыть воду для ванны, чем сильно ее удивила: “В такой час?” Но, уже зная, что спорить с хозяйкой ей бесполезно, спустилась на кухню. Под общие шутки о привередливой гостье слуги согласились поднять наверх небольшой чан с теплой водой. Когда они выходили, Бронвис остановила одного из них. Неизвестно, о чем она говорила с рабом, только он вскоре согласно закивал, а вернувшись на кухню, показал золотые монеты и, очень довольно ухмыляясь, сказал всем собравшимся: “Услужить Победителю — это да!”

Бронвис велела служанке идти спать. “Я сама справлюсь!” — она ей. Когда девушка вышла, Бронвис достала из деревянной шкатулочки небольшой хрустальный флакон и опрокинула в воду часть его содержимого. Комната сразу наполнилась нежным и терпким ароматом. Сколов длинные волосы и сняв одежду, красавица погрузилась в чан. Вытираясь нежным шелковым полотенцем, она не сомневалась, что кожа еще будет долго хранить аромат духов. Сердце тревожно стучало, когда она осторожно коснулась дверной ручки, но Бронвис не колебалась. Привыкнув покорять, красавица верила, что получит то, что захочет. Она сделала выбор и полагала, что обратного пути нет.

После пира Орм остался один. Победителю Бера уже не хотелось никого видеть, в последнее время он часто скучал. В двадцать восемь лет он уже получил все, что может желать человек: богатство, славу, любовь.

— Я всегда побеждал Бера, и ты его одолеешь! И твой сын, который потом унаследует все! — говорил Орму Галар, отец, незадолго до смерти. — Победа подарит тебе радость жизни! Ведь наш “перекресток” — ничто перед чудом слияния с этим могучим лесным зверем!

В тот день Орм не понял отца. “Перекресток” в одной из зал был для Галара и Орма особенным даром Судьбы. Если кто-то из них вдруг терял бодрость духа, удачливость, свой оптимизм, он шел в залу и вновь обретал их. Поверить в то, что “перекресток” — не главный источник здоровья и силы, казалось кощунством. Однако в свои восемнадцать лет Орм убедился, что Галар был прав. Сразив зверя, Орм ощутил такой мощный прилив непонятной энергии, что понял: мир для него! Он как будто вобрал в себя часть силы Бера, почувствовал, что в Гальдорхейме теперь не осталось уже никого, кто посмел бы оспорить его право быть самым первым! То, за что другие боролись, не щадя жизни, его! Он берет все, что хочет!

Вскоре он убедился, что прав. Орму было не нужно унижать слуг и вирдов, чтобы возвыситься, наоборот. Он готов был помочь, поддержать тех, кому не везло, кто был слаб. В нем кипела такая энергия, что Орм был рад поделиться с другими. Приятно порадовать тех, кто тебя любит, если ты сам ничего не теряешь! Судьба осыпала Орма дарами намного раньше, чем он успевал попросить о них. Вот и сегодня он ни о чем не мечтал, но был уверен, что за жизнь приготовит ему неожиданный, очень приятный подарок.

Орм не шелохнулся, услышав, как скрипнула дверь. Ноздрей коснулся терпкий и возбуждающий запах незнакомых духов. Обернувшись, он увидел в неровном мерцающем свете зеленоватых свечей черный бархатный плащ и роскошный полог таких же темных волос, обрамлявших прекрасный лик женщины.

— Орм, прости мою смелость, но я не могла не прийти! — раздавался во мраке комнаты страстный шепот. — С первой минуты, увидев тебя на пиру, я не могла уже думать ни о ком! Сам Властитель любил меня, но ни разу вызвал во мне такой страсти. Другие мужчины ничтожны рядом с тобой… Я умираю от желания…

И слова, и сам голос Бронвис могли бы оставить равнодушным только бесчувственный камень. Ее золотые глаза в полумраке мерцали как звезды.

— Умоляю тебя, не гони меня! Я мечтаю о твоих ласках… И я умею любить… Я открою тебе целый мир наслаждений… Со мной ты узнаешь все тайны радости и упоения…

Говоря это, Бронвис почти незаметно расстегнула застежку, и черный плащ соскользнул к ногам, открывая прекрасное тело. Она хорошо знала силу своей наготы. Темные тени легко заскользили по коже цвета слоновой кости. Мягким движением отводя поток волос за спину, она на мгновение задержала ладонь у затылка, как бы давая Орму возможность рассмотреть себя. Его взгляд волновал ее. И когда он, встав с постели, на которой сидел, вдруг шагнул к ней и притянул к себе, Бронвис сразу прильнула к нему, обвилась вокруг гибкой лозой.

Жизнь в столице, Властитель, Хейд, Вальгерд, отвращение к дикому Гальдорхейму остались за гранью бытия, напоминая, скорее, мираж, чем реальность. Теперь, ощущая всем телом объятия Орма и стук его сердца, она позабыла о прошлом для настоящего.

Ночь пролетела мгновенно. Когда лучи красного солнца коснулись оконных стекол, любовники погрузились в глубокий сон. Орм проснулся только после полудня и долго смотрел на точеный профиль Бронвис.

— Да, неплохо! — с гордой улыбкой думал он, — правда, она не из наших… Зато какая красавица!

Приподнявшись, Орм потянулся, не сомневаясь, что может позволить себе даже это, поскольку Победителю Бера прощают все.