(США,1986)

Какие проблемы могут быть у человека, когда он живет один? Где взять деньги на завтрак и кого разогреть на ужин? Всего ничего.

Сэм умел радоваться жизни. Так и делал. Он и в офис ходил не потому, чтобы заработать, а в нетерпении поскорее вывести очередную даму из дома.

– Так и норовят остаться, – посмеивался он, когда заходил ко мне в гости, по-соседски.

У него всегда было хорошее настроение и море проектов. Например, купить домик в Доминиканской республике и снимать девчонок у шезлонга, на песочном пляже.

– Прикинь, за двести долларов можно хорошо жить месяц, – объяснял он. – А на американцев местные бабы бросаются, не глядя, штабелями.

– А чем там заниматься?

– Как чем? Купаться, пить пиво и заниматься любовью…

– В Нью-Йорке это делать нельзя?

Сэм фыркал и крутил пальцем у виска.

– Здесь же платить надо за все. А там любо и недорого.

Собственно, его звали не Сэм. Но в Америке все Семены – Сэмы. Для удобства. Он работал в какой-то конторе здесь же, в Бруклине, что-то вроде брокера. Но не надрывался и главные деньги на удовольствия имел от перепродаж всего на свете. По зернышку.

Книг он не покупал, политикой не интересовался, истории не знал, но что-то в газетах попадалось, по телевизору выхватывалось, по радио, между музыкой, говорилось. Вполне достаточно для доброжелательного взгляда на жизнь, приправленную травкой, пивом, американским футболом и женщинами, истекающими медом и молоком.

– Мне всего тридцать пять. Детский возраст. Работа есть, родной бар рядом, за комнату плачу сам, пока хватает, поэтому жениться, чтоб обеспечивать жилье в складчину, нет необходимости. И проблемы мне не нужны, – взламывал он очередную банку «Хайнекена», заскочив на огонек всегда со своей вязанкой пива. В этом он был принципиален.

Я пожимал плечами. От него веяло непосредственностью и позитивом. Если не вступать в деловые отношения. Иначе наверняка обманет.

Американок, коренных, Сэм не жаловал. Американки частенько не притязательны. Можно, познакомившись, особо не напрягаться. Она – себе, ты – себе. Двое в одной комнате, но каждый о своем. Только телевизор, музыка, травка там или пиво – общие. В перерывах диван, кровать или даже стул. Можно на кухне или в машине – для разнообразия. И никто друг другу не мешает. Но потом они любят куда-нибудь ходить. Сначала по улице, а потом в бар или ресторанчик. Там и поесть, и поговорить. О той же еде, восклицая.

Сэма это не устраивало. Он не любил шастать. И зачем, когда рядом, в квартале, все есть? Но больше всего и, пожалуй, единственное, что его все-таки раздражало, так это необходимость с ними разговаривать.

– Понимаю, еще «до», – недоумевал он. – Но «после»?

Однажды он пропал на месяц или два. Затем позвонил и настойчиво пригласил зайти к нему в гости.

– Я нашел свое… – таинственно сбаритонил в трубку Сэм.- Приходи, увидишь.

– Зацепил деньги на Доминикану? – порадовался я.

– Еще лучше. Женщина…

Его квартирка был обставлена вполне добротно и уютно. Вещами, которые американцы по четвергам выносили на улицу, к дороге, чтобы выбросить. Фургоны, в том числе и русские, их собирали и выставляли у себя в магазинчиках подержанной мебели и вещей. Не антиквариат, но порой вполне прилично. И недорого. Что надо, можно было и самому подобрать. Многие эмигранты и подбирали. Бесплатно – это для большинства и есть свобода.

– Пиво будешь? – с порога заехал Сэм. – Может, травки покурить для настроения?

Его колотило.

– У меня свои, как обычно, – отшутился я. – Так в чем дело?

– Не в чем, а в ком.

– Неужели встретил ее? Самую-самую?

– Не встретил, а купил.

Сэм сделал паузу. Он любил учить меня западной жизни и, надо признать, действительно много знал, где и как что-нибудь приобрести или получить.

– Понимаешь, купил по интернету. Раньше и не задумывался, но потом сообразил. Приснилось. Вот и не верь в пророчества. А верить надо. Короче, прислали сначала Марину, а потом Кэтти.

Он повернул кресло от телевизора к дивану, стоящему вдоль стены, и включил большой свет. Я ахнул: с двух сторон, откинувшись и широко расставив ноги, сидели две большие резиновые куклы. Одна – в розовом платье и в шапочке с цветочками, в стиле ретро, другая – в красном нижнем белье и таких же капроновых носочках. Обе, надо признать, стройненькие и с разинутыми, от удивления на всю эту жизнь, губастыми ртами.

– «Золотые рыбки». Так и продавались? – спросил я, чтобы что-то сказать.

– Дождешься… – по-мужски, заботливо, поправил одну из них Сэм. – Одежду покупал специально. Лично замерял. Люблю красное. Оно меня возбуждает.

– Ну бычара…

– А то… Ты не представляешь, какие я теперь здесь корриды устраиваю. Сэм раскурил косяк и затянулся. – А главное, все молча. И никто не грузит, не шастает перед глазами и никуда не тянет идти. Пообщались, помылись – и баиньки. Ни расходов, ни нервных затрат. Ты знаешь, какое это, оказывается, удовольствие – подбирать подарки для женщины?

Мне нечего было ответить. Я постоянно собирал, откладывая, посылки и оказии, чтобы отправлять их, далеко-далеко, за тысячи километров от Нью-Йорка. Но не мог видеть радости любимых, только представлял. Может, она, придуманная, и есть настоящая? Такая не разочарует. Я зависим от тех, кого люблю. И в этом моя свобода.

Стало тоскливо. Зря позволил оторвать себя от работы.

– Ты что, завидуешь? – унюхал по-своему перепад настроения Сэм. – Брось. Давай я тебе адресок подкину, с доставкой на дом. Какие проблемы?

И подсел к Марине, потрогав ее, надутую, через платье. Ему было хорошо на своей, хотя и съемной, территории. Чувство дома – оно ведь очень личное. Для каждого. Словно женщина, которая и внутри, и вокруг, и повсюду. Даже если до нее не дотянуться, не разглядеть и не почувствовать под рукой.

Как Бога. Потому он и наказывает любовью. Чтобы люди не боялись жить, привыкая к одиночеству счастья. Неминуемого, как потеря.

А Сэм уже весь светился, дрожа и взрастая. А чего? Умному достаточно. И отблеск настольной лампы подрагивал в его смачных зрачках и грелся, набухая, на щеке у Кэтти. Холеной, пустоглазой и потому, наверное, дорогой.