Выходил я на него непросто и конспиративно. Время было такое. Для него и для его людей. Их душили газом, расстреливали, пытали в Ираке. Даже их язык, принадлежащий к индоевропейской группе языков, запрещали в Турции, наказывая от штрафов до тюремного заключения. Разгромленные когда-то, они затихли в Иране. Хотя Тегеран поддерживал их борьбу, давая оружие и возможность для тайных баз. Просто курды десятилетиями оттягивали на себя значительные силы иракской армии.

И все новые и новые волны молодежи шли в их боевые отряды. Их называли «пешмарга». Что значит «идущие на смерть».

Джалал Талабани, ныне президент Ирака, тогда даже и не помышлял о подобном повороте своей судьбы. Ему было трудно и вести, как сегодня бы сказали, сепаратистскую борьбу, и искать поддержку Запада. Ни поздний Советский Союз, ни потом Россия на курдов не ставили. Предпочитали тех, кто у власти.

Плевать, что кто-то диктатор. Зато при нефти и щедрых госзаказах под «откаты». Деньги для чиновников не пахнут. Ничем. Кроме крови. Но она для них пахнет иначе, чем для подданных.

Мне никто не давал редакционного задания на «Би-Би-Си» работать с курдами. В то время почти все темы и возможные интервью мы предлагали сами. Только те, у кого не было своих идей, получали задание. Или когда не было, что предложить.

Я сам сходил в арабскую редакцию и спросил, кто ведет дела курдов. Мне хотелось рассказать русским об этом народе и его борьбе. Там ничего об этом не знают.

Худощавый и эмоциональный Саид, специалист по Ираку, сам курд, пригласил сначала посидеть в баре и в конце знакомства предложил для интервью Джалала Талабани. Он руководил народно-патриотическим фронтом иракского Курдистана и объединял левые и центристские партии. Но, самое главное, именно Талабани тогда смог заставить Саддама Хуссейна пойти на переговоры по установлению автономии для своего народа и прекращению карательных операций против мирного населения курдского региона.

Он как раз тайно приехал в Лондон на переговоры с британским правительством о поддержке их борьбы в Ираке и Турции. После газовой атаки карателей Хуссейна на курдский город Халаджа, где погибли от пяти до восьми тысяч жителей, мир снова на время обратил на них внимание. Талабани, как оказалось, был прав, полагая, что военная конфронтация Запада с режимом Хуссейна может привести к решению курдской проблемы. Хотя бы в Ираке.

После первого моего контакта сначала была череда нескольких «третьих» телефонов. Наконец мне позвонили и сказали, что через несколько часов Талабани сам приедет на встречу. Иначе и быть не могло. Накануне в Вене, в гостинице, был убит один из лидеров иранских курдов, и обычная схема договоренностей об интервью здесь не работала. Только спонтанно, неожиданно, быстро и с инициативой их стороны.

Талабани выглядел разочарованным.

– Мы никому не нужны, – сказал он. – Никому в этом мире. Одна из самых распространенных пословиц нашего народа гласит: «У курдов не бывает друзей». Нас много, почти двадцать пять миллионов, но мы слишком раздроблены между Ираком, Ираном и Турцией. И обе последние крупные региональные державы никогда не допустят отторжения своей курдской территории под наше независимое государство. Поэтому реально мы выступаем только за автономию. И прежде всего в Ираке и Турции. Было время, когда мы создавали крупные воинские подразделения, но отказались от этого из соображений тактики партизанской войны. Оставили небольшие отряды. Удар – отход. Только так можно подтолкнуть Саддама к переговорам. Потому как рассчитывать нам не на кого.

Еще в 1919 году Лига Наций, предтеча ООН, пообещала курдам свое национальное государство. Обманули. Потом убеждали, что курды – не единый народ. Несмотря на их общий язык, культуру и традиции. Потом – просто забыли о них.

В 1946 году курды, однако, впервые создали свою республику. В Иране. Республика называлась Мухабад и была… советской. Когда армейские части СССР были выведены из Ирана, Москва поддержала курдское восстание Мустафы Барзани. Но затем деньги повстанцам давало уже американское ЦРУ и, как мне позже рассказывал уже в Тель-Авиве второй во времени руководитель Моссада Меир Амит, методам партизанской войны их обучали и израильтяне. Таковы перипетии борьбы за свободу.

Сам мулла Мустафа Барзани, кстати, действительно был легендарной личностью. Военную подготовку он проходил в СССР, воевал в иракском Курдистане, неоднократно бывал в Израиле, а умер в больнице в Вашингтоне. Три его сына пошли разными путями. Старший, Идрис, воевал. Младший предал отца и занимал высокий пост в правительстве Саддама Хуссейна взамен на осуждение вооруженной борьбы своего народа и информацию о связях повстанцев с еврейским государством. Курдский Квислинг, короче. Зато третий, Максуд Барзани, стал одим из лидеров Сопротивления. В отличие от Талабани, тогда сторонника левых взглядов, он опирался на помощь Ирана.

Сегодня иракский Курдистан – формально автономия, а фактически государство в государстве. И серьезное беспокойство для Турции, куда входят боевые отряды уже новых «пешмарга». Но об этом на Западе стараются не говорить. А в России – тем более. Иракский Курдистан-то опекают американцы, проморгали. А Турция – торговый партнер.

Тогда, в Лондоне, прощаясь, будущий первый президент нового Ирака Талабани, чтобы не быть голословным, пригласил меня пройти с его «пешмарга» через третью страну в горы иракского Курдистана, обещая безопасность и полную открытость информации.

– К нам не хотят идти журналисты, – посетовал он. – Потому что за нашей борьбой нет великих держав.

– И справедливости, – вдруг вставил охранник, поправляя пистолет, с которым он так и зашел в здание «Буш Хауса» «Би-Би-Си». Правда, вечером, когда уже мало кто был в редакции.

– Уж лучше в вашем открытом офисе, где-нибудь в Мосуле или Киркуке, – полушутя ответил я, понимая, что «третья страна» – Сирия. И в этом моя проблема, о которой я не могу ему сказать. Поскольку тоже живу в мире, где правят чиновники и предрассудки. Достаточно только выйти из редакции.

– Ничего, жизнь длинная, – Талабани грустно улыбнулся. – У курдов не бывает друзей.