Когда я слышу фразу «Белорусский вокзал», мне на память приходит уныло-зеленое здание, неопределенного стиля, зажатое между двумя выходами метро и обращенное полукруглым фасадом на площадь.
Архитектор Иван Струков может быть, и мечтал, и хотел построить что-то порядочное и красивое, но не удалось, поскольку строился вокзал в предвоенные годы (открыли его в 1912 году), когда Российская империя катилась к Октябрьскому закату, поэтому явно крали много и на всем экономили. Получился он и слишком приземистым и слишком коротким (занимай он четверть площади – от Петербургского шоссе до Грузинского вала – был бы монументален), а уж после строительства путепровода, который подавил всю площадь, невысокий, но расплющенный, Белорусский вокзал стал казаться каким-то маленьким сарайчиком.
Неправильная планировка площади, когда площадь оказалась выше вокзала, привела к тому, что вокзал как бы провалился в яму. И это не оптический обман! Вокзал действительно оказался внизу, за счет подсыпки грунта у Тверской-Ямской. Это хорошо заметно в дождь, когда к нему со всех сторон площади текут ручьи..
Курский вокзал тоже стоит ниже Земляного вала, но из-за своих гигантских размеров и огромной площади перед ним не выглядит настолько провалившимся. Мимо Рижского вокзала проходит путепровод, но он не так высок и не так прижат к зданию, да и сам протяженный фасад впечатляет, поэтому Рижский вокзал не выглядит «уродцем». Ну про площадь Трех Вокзалов я не говорю – это архитектурный шедевр, который не смогло испортить ни постройка метро, ни здания торгового центра.
Мало того, что Белорусский вокзал не виден издалека, так еще и вблизи его скромную архитектуру невозможно было разглядеть из-за огромного скопления людей. Не знаю куда в те годы они ездили, но вокзальные площади всегда были забиты плотной толпою. И Москва была меньше, и лимитчиков было меньше, и билеты были дорогие 1 , но вокзал упорно притягивал к себе массу народа. Нищие, сутенеры, спекулянты, аферисты и прочий сброд так и переливался вдоль фасада. Кого я только не видел, проходя вдоль вокзала – и будущих «челноков», а тогда – мешочников, и «среднеазиатских гостей», и хачей, и дачников, спешащих на электричку, и карманников, которые, как бы не маскировались, были заметны в разношерстной толпе цепкими, умными взглядами. Были еще и торговцы наркотиками и сутенеры, и прочие спекулянты и маклеры. Их отличало, прежде всего, постоянство места, то есть, в то время как вся толпа хаотично бурлила, они и не стояли столбами на одном месте, но кружили всегда вокруг одного и тоже «эпицентра» как привязанные.
Прибавив к этой чисто вокзальной толпе еще и тех, кто пересаживался с автобусов и троллейбусов на метро, можно представить какой хаос творился на площади под путепроводом, посредине которой стоял, уже в те времена, совершенно забытый памятник Максиму Горькому. До войны памятник окружали аккуратные подстриженные деревца, которые за годы застоя вымахали настолько, что создали вокруг памятника «зеленый щит», скрыв его от посторонних взглядов, да, заодно, и от вокзальной суеты тоже. Помимо того, вокруг него плотным кольцом стояли междугородние и экскурсионные автобусы с такси на пару, поэтому подобраться к нему было сложно.
Но оказывается на Белорусском вокзале можно было встретить не только карманников и спекулянтов. Были еще некоторые личности.