Тройка "Яков" летела на высоте метров сто. Под ними стремительно неслось безбрежное земное море, устланное аккуратными зелёными квадратами полей, проплывали небольшие деревеньки, редкие рощи, сияющие зеркала прудов. Наконец, впереди засеребрилась лента реки и Виктор снова глянул на карту. Вроде все правильно, река Красная там, где и должна быть, а значит они правильно идут по маршруту. Истребители ведомых – Шишкина и Пищалина, летели рядом, чуть сзади и выше. Игорь, увидев, что командир смотрит в его сторону, оскалил зубы в ухмылке. "И не поговорить в полете-то, — раздраженно подумал Виктор, — на весь полк десяток приемников и три передатчика. Хоть бы с земли догадались навести. Ага, дождешься от них! И зачем я таскаю в самолете приемник?" Вскоре показалась речка поменьше, с очень странным названием Жеребец. Где-то здесь, неподалеку от Купянска должен быть их аэродром. Виктор ни разу здесь не был, и по информации, аэродром ничем не выделялся на фоне полей. При подходе к Купянску он начал осматриваться более внимательно. Чуть южнее в небе повисли дымки сигнальных ракет. Видимо прилетевшие раньше однополчане, помогали им сориентироваться. Он снова бросил взгляд на карту. Действительно, аэродром должен быть здесь, у деревни Новоосиново. Сделав круг и, убедившись, что это действительно то, что им нужно, Виктор качнул крыльями, распуская звено, и пошел на посадку. Осторожно, на малых оборотах подойдя к посадочному "Т", убрал газ и приземлился. Подрулив к одному из капониров, выключил мотор. Истребители Игоря и Артема уже бежали по траве аэродрома, гася скорость. Увидев у палатки, рядом с высоким сухим деревом, командира полка майора Дорохова и начальника штаба майора Яковлева, Виктор вылез из кабины и побежал докладывать:

— Товарищ майор! Звено старшины Саблина прибыло на фронт!

— Ну что ж, поздравляю с прибытием, — улыбнулся уголком рта майор. — Почему задержались? Мы вас два часа назад ждали.

— На аэродроме не оказалось топлива. Ждали, пока БАО подвезет.

— Ладно. Как заправитесь, сидите в готовности №1. Сигнал на вылет – зеленая ракета.

Виктор козырнул и побежал к самолетам. Сидеть в кабине, в реглане было очень жарко. Июньское солнце висело прямо над головой и немилосердно припекало. "Надо бы зонт сюда приспособить, — подумал он, обливаясь пóтом. — Только где же его тут найдешь". Он как мог максимально расстегнул реглан и задумался, вспоминая недавние события. Явившись по указанному в строевом отделе адресу, они оказались в штабе триста шестьдесят шестого полка. Командиром его оказался тот самый майор, что расспрашивал их в ЗАПе про налет и количество вылетов. Они сразу же были зачислены в штат полка, в первую эскадрилью. Командир сначала хотел было раскидать их по эскадрильям, но Виктор все же уговорил, мотивируя тем, что они уже слетались. Затем события завертелись очень быстро. На другой день они поехали на авиационный завод принимать и облетывать самолеты. На это ушло целых два дня. Потом еще неделю полк провел под Саратовом, совершая редкие тренировочные вылеты и вот, позавчера, они наконец полетели на фронт.

К его самолету подошел командир первой эскадрильи, старший лейтенант Руслан Хашимов, невысокий щуплый татарин. Он задумчиво побарабанил пальцами по законцовке крыла саблинского "Яка" и уселся рядом, в тени большого куста черемухи, о чем-то задумавшись.

— Вроде гудит, — наконец сказал он, сощурившись, рассматривая небо.

Виктор равнодушно пожал плечами, он ничего не слышал.

— Точно, гудит, — обрадованно сказал Руслан. Подошел комиссар их эскадрильи – старший политрук Сергей Авдеенко с летчиками – сержантами Гармашем и Матвеевым, расселись рядом.

В небе, со стороны фронта, появилась группа самолетов, шесть машин. По силуэтам было видно – "Яки". Они шли беспорядочно на растянутых интервалах и дистанциях.

— Вели бой, — флегматично констатировал Виктор.

— Похоже, так и было, — думая о чем-то своем, согласился Хашимов.

Сержанты и Авдеенко вскочили и с волнением жадно всматривались в небо, им еще не доводилось драться с врагом и теперь они, должно быть, завидовали садящимся товарищам. Руслан лениво на них глянул, понимающе хмыкнул и невесело подмигнул Виктору. Ему уже довелось воевать против немцев под Москвой и теперь он заслуженно гордился орденом Ленина. Однако, судя по внешнему виду, радости от того, что это придется делать снова, Хашимов не испытывал. Виктор тоже посмотрел в радостно-возбужденные лица необстрелянных летчиков, и ему стало грустно. Сколько их них останется в живых через пару недель? Да будет ли жив он сам?

Над деревней подходящие истребители спикировали к земле, видимо, чтобы не демаскировать аэродром, и начали заходить на посадку. Виктор привстал на своем сиденье – вдруг дадут ракету, чтобы прикрыть посадку группы. Но никаких сигналов не было, самолеты садились один за другим и рулили по полю к своим стоянкам. Аэродром заполнил рев моторов, перекрывающий громкие крики техников, началась неизбежная суета. Он снова плюхнулся на сиденье, его это все не касалось.

Отбой готовности дали только поздно вечером. Он выполз из кабины, одуревший от жары, мокрый, словно после бани. Пищалин и Шишкин выглядели не лучше. Солнце уже заходило, когда они, поужинав на аэродроме, пошли ночевать в деревню. Полк сегодня выполнил двадцать четыре боевых вылета, прикрывая наши войска. Летчики провели два коротких воздушных боя с "мессерами", впрочем, с обеих сторон безрезультатных. Но это не мешало сейчас молодым летчиком оживленно размахивать руками, пересказывая по пятому перипетии схваток. Виктора эта болтовня уже раздражала, от перегрева разболелась голова.

Расположили их на постой в хате, где жили старые дед с бабкой. Разглядев в свете керосинки замызганные стены и разбегающиеся полчища тараканов, Виктор скривился и ушел спать на сеновал. Укрывшись регланом, он разглядывал сквозь щели в крыше звезды и вдыхал дурманящий запах разнотравья свежего сена. Вскоре к нему присоединился Шишкин. Он злобно что-то бормотал, непрестанно почесываясь, и развалился рядом.

— Завтра полетим, — сказал он после долгого молчания. — Черт, у них там клопы, что ли? Всего искусали.

— Наверное, полетим, — согласился Виктор. — Ты это, за Пищалиным тоже посматривай.

— Может ну его? Я же ему не нянька. Жить захочет – выкарабкается. И вообще, баба с возу, кобыле легче.

— Да ладно тебе, Игорь, хорош злобствовать! Жалко парня, пропадет ни за грош.

Они снова замолчали, Виктор уже собирался засыпать как Игорь, внезапно повернувшись к нему, зашептал:

— Тут болтают, что на фронте полная жопа. Под Харьковом немцы несколько наших армий окружили. А в сводках про это ни гу-гу. Только разговоры, про тяжелые бои на Юго-Западном направлении.

— Я знаю, — так же тихо ответил Виктор. — Они сейчас окруженных добивают, потом перегруппируются и, скорее всего, на юге попрут. Прямо на нас. Так что жди.

Игорь негромко выматерился и замолчал.

И снова под крылом мелькает земля, серебряной змеей виднеется Северский Донец. Внизу виднеются зигзаги траншей, беззвучно вздымаются черные фонтаны разрывов. Наша пехота ведет бой, а они прикрывают их с воздуха. Из эскадрильи на прикрытие направили шестерку. В том числе звено Виктора. Ведет Хашимов, с ним в тройке летят старший сержант Кузьмичев и Гармаш. Хашимов взял в вылет самых боевых летчиков эскадрильи. Кузьмичев тоже успел поучаствовать в боях под Москвой. Поэтому на земле он хромает, в воздушном бою получил ранение в ногу. Из четырех имеющих боевой опыт летчиков эскадрильи, в небе сейчас были все четверо. В принципе, оно и правильно, видимо комэск решил вводить в бой молодых летчиков постепенно, оставляя им больше шансов выжить.

Виктор глянул на приклеившегося слева Пищалина. Лицо того было белым, он все время беспокойно озирался по сторонам. Саблин усмехнулся, когда-то он тоже был таким желторотым, головой крутил, но ничего-то и не видел. Время их патрулирования подходило к концу, когда в небе появились "мессеры". Сперва подошла одна пара, и сразу ушла выше, в сторону солнца. Затем появилась еще четверка. Они немного покружили в стороне, а потом начали подходить ближе, стараясь занять позицию прямо над ними. Вскоре одна пара "мессеров" начала пикировать вниз, в атаку. Тройка Хашимова встретила их очередями в лоб, на горке и тут же на них, зависших без скорости, свалилась оставшаяся четверка. Этих пришлось отгонять звену Виктора. Дальше самолеты смешались в кучу. Виктор хотел атаковать одиночного "мессера", но тот, имея преимущество в скорости, легко оторвался и ушел вверх. Как оказалось, его новый истребитель тоже проигрывал немецким в скороподъемности. Пока он гонялся за немцем, в хвост ему уже зашла пара "мессеров", но их отогнал Шишкин. Бой завершился так же стремительно, как и начался. Через минуту противники уже летели на свои аэродромы. Видимо у немцев горючее тоже было на исходе.

После посадки, без всяких разборов, отправились на обед. Кормили тут же, на аэродроме, в большой парусиновой палатке.

— Витька, — спросил Игорь, аккуратно дуя на ложку с горячим супом, — зачем ты за "мессером" погнался? У него же скорость, один черт выше была.

— Да он, гад, прошмыгнул рядом. Думал, достану из пушки.

— Ну и как, достал? — ухмыльнулся Шишкин, — К тебе сразу пара начала пристраиваться.

— Да я видел, — Виктор, обжигая губы, отправил в рот еще одну ложку вкусного супа. — Увернулся бы.

— Пищалин, — не унимался Игорь, — а ты чего видел?

Тот смущённо покраснел. — Да толком и не видел ничего. Только самолет с крестами мелькнул рядом и все…

— Это нормально, — пресекая дальнейшие разговоры, высказал свое веское слово Хашимов. — ты, главное, в первых полетах ведущего держись. Остальное со временем придет. Через это все летчики прошли, так что здесь смущаться нечему.

— Слушай, Руслан, — Виктор с Хашимовым давно перешли на "ты", — а чего бы и нам парами не летать? Ведь очень удобно. Мы так зимой, еще на МиГах летали. Перестраиваться – милое дело. А сегодня как вышло – решил "мессера" атаковать, сделал резкий маневр и у меня звено сразу распалось. Было бы радио, я бы и предупредил хоть. А так правый ведомый под меня ушел, чтобы не столкнуться, левый оторвался на развороте. И выходит, что гоню я "мессера", а ведомые далеко сзади болтаются.

— Делай плавные развороты, — улыбнулся Руслан, — заранее сигнализируй. А ты своим колпаком закрылся и летаешь сам по себе.

— Так было бы радио, предупредил.

— Опять ты со своим радио? Мы это в Саратове уже проходили. Ерунда получается и треск сплошной. Если тебе так передатчик нужен, то хрен с ним, забирай. Скажу инженеру, чтобы переставили. Только кто его тебе настраивать будет?

— Если механика по радио долго бить, — усмехнулся Виктор, — то он обязательно настроит. Вот в прежнем полку, был толковый. Гольдштейном звался. Сам метр с кепкой, — Виктор показал, какого роста был Гольдштейн, — зато радиосвязь как часы работала. А наш Воропаев только и умеет, что ныть. То у него экранировка сети виновата, то еще чего… плохому танцору завсегда яйца мешают.

— Ты, Витя, мне техников не калечь, понял? А насчет пары, ты хитро придумал. Вы с Шишкиным будете вдвоем геройствовать, а с молодыми кто?

— Так я не говорил, что с Шишкиным в паре буду, — сразу пошел на попятную Виктор. Игорь при этих слова надулся и обиженно засопел. — Могу с Пищалиным летать или еще с кем. И Игорю можно кого-нибудь из молодых дать.

— Подумаем, — пожал Хашимов плечами, — это надо с командиром разговаривать…

…Следующий вылет они совершали на прикрытие наших штурмовиков Ил-2. Виктору еще не доводилось сталкиваться в небе с этими самолетами, и он с интересом наблюдал, как плывут над степью эти камуфлированные труженики войны. Девятка штурмовиков шла низко, почти на бреющем, и истребителям прикрытия пришлось спуститься ниже. Они шли на высоте восемьсот метров, шестеркой, во главе с капитаном Жуковым – начальником воздушно-стрелковой службы полка. Он с тройкой из Авдеенко и Гармаша шел слева от группы подопечных, Виктору и его неизменным ведомыми пришлось идти справа. Над линией фронта штурмовики немного набрали высоту, избегая обстрела. С земли потянулись тонкие трассы пулеметных очередей, но огонь был редкий и вскоре затих.

Виктор принялся беспокойно озираться, скоро стоило ожидать появления "мессеров". Но небо было чистое, лишь над линией фронта оно темнело от дыма многочисленных пожаров. Километрах в пятнадцати от фронта они обнаружили транспортную колонну, машин в десять. Штурмовики, сделав небольшую горку, устремились в атаку. Колонна огрызнулась пулеметным огнем, небо наполнилось ярко-красными шарами эрликоновских снарядов. Она из таких очередей прошла в опасной близости от его истребителя, и Виктор резко изменил курс и дал самолету небольшое скольжение.

Штурмовики уже работали по немецким машинам. Сверху было хорошо видна их атака, выглядела она очень красиво. Сперва они отработали бомбами, и головная часть колонны скрылась в дыму разрывов. После атаки строй Илов растянулся, и теперь они напоминали беспорядочный рой. На земле одна из атакованных машин горела, другая лежала перевернутая вверх колесами, несколько автомобилей столкнулись. Маленькие, серые фигурки вражеских солдат разбегались по полю, стараясь оказаться подальше от дороги. Зенитный огонь сразу ослаб и штурмовики вторую атаку проводили почти беспрепятственно. Из-под их крыльев вылетали хвостатые кометы РСов, пушки и пулеметы озарились частыми вспышками выстрелов. Иглы трассеров потянулись к замершим внизу автомобилям. Колонна снова утонула в дыму, в самом центре ее внезапно показался сильный столб пламени и повалил густой черный дым, видимо зажгли бензозаправщик. К горящей автомашине добавились еще четыре.

Картина разгрома немецкой колонны радовала. Такое вот эффективное действие нашей авиации Виктор видел впервые. Штурмовики вышли из атаки и потянули домой, на восток. Они шли сильно растянувшись, замыкающая машина вообще далеко отстала от группы. За ней тянулся еле видимый серый след. К недавней радости Виктора примешалось недоумение. — зачем уходить? Ведь боезапас далеко не расстрелян. Зенитки почти не стреляют, "мессеров" не видно – чем не полигон? Но ведущий штурмовиков думал иначе. Снова начались "восьмерки" и боль в глазах – идущих на бреющем штурмовиков видно было очень плохо: сливались с землей. Да и небо забывать тоже не следовало – "мессершмитты" могли появиться в любую минуту.

И действительно, далеко на западе он разглядел темные точки спешащих самолетов. Но немцы опоздали. Под крылом у них уже мелькали окопы линии фронта, а спереди сиял отражающимся в воде солнцем Северский Донец. Едва перелетев реку, замыкающий штурмовик стал снижаться и сходу плюхнулся на пузо, подняв огромный столб пыли. Виктор увидел, как выбравшийся на крыло летчик машет им шлемофоном. Значит, жив и здоров.

Неподалеку от аэродрома они встретились с пятеркой "Яков" из второй эскадрильи. Приветственно покачали крыльями и разошлись каждый своим маршрутом. После посадки, едва заправили истребители, как вновь последовала команда на вылет. Опять утюжили воздух над позициями своей пехоты. Тем приходилось несладко – вели бой против танков. Сверху хорошо было видно, как в направлении наших траншей неторопливо позли маленькие букашки вражеских танков, перебегали цепи немецкой пехоты. Наши позиции то и дело скрывались в фонтанах разрывов, казалось, что там не может уцелеть ничто. Виктору хотелось им помочь, но чем? Снаряды его пушки против танков бессильны, а стрелять из пулеметов по атакующей пехоте – только переводить патроны. Эх, был бы у него сейчас штурмовик. Однако наша пехота, несмотря на ураганный огонь, неплохо справилась и сама – сперва задымила одна бронированная букашка, потом быстро загорелась другая. Остальные нерешительно принялись пятиться назад. Немецкая авиация снова не появилась и они, отлетав положенное время, вернулись на аэродром.

В ожидании нового вылета, спасаясь от солнца, летчики расселись прямо на траве, под крылом командирского "Яка". Лениво переговаривались, обсуждая прошедший вылет, гадали когда и куда придется лететь в следующий раз. Виктор в разговорах не участвовал, разлегшись на реглане, он задумчиво грыз травинку и думал про Таню. Очень хотелось ее увидеть и объясниться. Только где ее сейчас искать, Советский Союз – страна большая. Был бы адрес, он бы написал ей письмо. Но адреса не было, не было вообще ничего, даже ее фотокарточки.

Снова послышался гул моторов – возвращались летчики второй эскадрильи. Над Новоосиново их самолеты привычно спикировали к земле и начали заходить на посадку. Последний "Як" отстал от группы и, возможно обрадовавшись, что он уже дома, а может еще почему, вместо того, чтобы садиться он закрутил петли. Его пилот, увлеченный пилотажем, не заметил, как из-за облаков в хвост его истребителя зашел "мессершмитт". Порыв ветра донес до летчиков стрельбы звуки стрельбы. "Як" вздрогнул, свалился в штопор, но у земли выправился и потянул к аэродрому. "Мессершмитт" шел за ним сзади, как привязанный и короткими очередями расстреливал "Яка", пока тот не рухнул за одним из капониров, взметнув к небу столб огня и дыма.

Летчики вскочили со своих мест, потрясенные. Пара "Яков", не успевших еще сесть, спешно убирая шасси, погналась было за обидчиком, но тот, издевательски крутанув победную бочку прямо над их аэродромом, быстро уходил. Оставив далеко позади своих преследователей, "мессершмитт" свечкой ушел к облакам и, сделав еще одну бочку, скрылся в их белой вате.

Сбитый "Як" горел долго, полыхая адским костром, выплевывая в небо густой черный дым. Тушить его даже не пытались – в огне пламени рвался нерасстрелянный боезапас. Виктор с остальными летчика ходил на место трагедии позже, когда огонь уже стих. От новенького, сделавшего всего несколько вылетов, самолета остался только искореженный трубчатый каркас да оплавленная кочерыжка мотора. От летчика осталась только горсть пепла на сиденье. Вот так глупо погиб штурман второй эскадрильи, старший лейтенант Балабаев, весьма опытный летчик. Виктор с ним был мало знаком, но смерть его оставила очень неприятный осадок и у него и у остальных летчиков полка, особенно молодых сержантов.

Вечером Воропаев, механик по радио их эскадрильи, начал устанавливать на его истребителе передатчик. Виктор сидел с остальными летчиками неподалеку и наблюдал, как тот долго возится в кабине. Работал Воропаев неторопливо, лениво, часто устраивал перекуры, балагурил с механиками. Вскоре его длинная сутулая фигура начала Виктора раздражать. Он решительно подошел к нему и сказал:

— Как успехи, Воропаев? Сделал уже?

Тот почесал кончик носа, нахмурившись буркнул: — Поставил, только толку с того…

— Поставил – это хорошо, теперь настрой. Чтобы с приемника Шишкина и Хашимова меня было отлично слышно.

— Так как я настрою, — снова начал свою песню Воропаев, — Тут металлизация проведена кое-как, экранировка зажигания вообще полное говно…

— Воропаев, — Виктор недобро улыбнулся. — Меня не интересует металлизация и прочая хрень. Меня интересует устойчивая радиосвязь, — и видя, что тот пытается что-то возразить, жестко сказал. — Ты у нас механик по радио или кто? Смотри, не будет связи, пойду ходатайствовать к командиру полка, чтобы тебя в пехоту перевели. Нахрен ты тут нужен, такой красивый, если радио не работает? Понял меня?

Воропаев ничего не ответил, он зло, исподлобья глядел на Саблина, лицо его пошло пятнами.

— Жора, — подошел Виктор к своему технику, — присмотри за этим типом. Не нравится он мне…

Жора Богуш, молодой парень лет девятнадцати, согласно кивнул, на лице у него расплылась щербатая улыбка. Своего командира он очень уважал и весьма гордился тем, что именно он готовит его самолет к вылетам…

…Девятка "юнкерсов" появилась внезапно. Еще несколько секунд назад стена наплывающих с запада облаков была чистой, а теперь на ее ослепительно белом фоне темнели точки фашистских бомбардировщиков. Это были пикировщики, прозванные на фронте "лаптежниками", из-за своих неубирающихся покрытых обтекателями шасси. Причем выскочили не одни, вслед за ними из облаков вынырнула пара "мессершмиттов", потом еще одна и еще. Виктор, сперва обрадованный такому везению, сник. Шестерка их "Яков" легко могла растрепать девятку "лаптежников", но в бою против "мессеров" придется туговато.

— Саблин, — в наушниках Виктора раздался искаженный помехами голос Дорохова. — С Пищалиным атакуйте "мессеров". Шишкин, с нами бьешь "лаптежников". Атакуем!

Истребитель Игоря стремительно откололся от остального звена и бросился догонять ушедшую вперед тройку командира. Виктор поежился. Драться вдвоем против шести, да еще с молодым ведомым – верный способ не дожить до пенсии. Да и радиосвязи с Пищалиным нет, будет болтаться сзади, лишь бы не мешал. Но приказ выполнять надо и он обреченно сглотнув, начал сближаться с немецкими самолетами.

Немцы словно чувствовали себя хозяевами положения и сходу бросаться в бой не спешили. Одна пара отошла в сторону, набирая высоту, вторая явно нацелилась сорвать атаку командира на "юнкерсы", третья пошла на Виктора. Самолеты сближались на бешеной скорости, Виктор сжался перед прицелом, готовясь открыть огонь, но немцы в лоб не пошли, резко отвернули и боевым разворотом ушли наверх. Тогда он сходу довернул на летящую чуть ниже пару, что пыталась спереди сверху атаковать звено их командира. Расстояние было великовато, да и ракурс кошмарный, но, тем не менее, он дал пару коротких очередей по ведущему "мессеру". Впрочем, безрезультатно.

Сверху на его машину уже пикировала пара "мессеров", пришлось боевым разворотом уворачиваться из-под их атаки. Истребитель Пищалина отстал и Виктор увидел, как в хвост его ведомому заходит другая пара фашистских самолетов. Помочь ему Виктор сейчас не мог ничем. Благо прямо впереди, над головой, оказалась стена облаков.

— Есть! Один горит! Шишкин, повтори атаку на "юнкерсов", я прикрою, — командир охваченный азартом боя говорил быстро и невнятно, Виктор едва разбирал его фразы, — Саблин, держи верхних. Сколько можно держи.

Виктор нырнул в облака и, резко развернувшись в этой трясучей вате, выскочил обратно. Быстро осмотревшись, он с огорчением обнаружил, что Пищалина сзади не оказалось. Ниже него одна пара "мессеров" начинала пикировать вниз. Другая пара ходила выше, прямо над головой, впереди и немного ниже упрямо шли вперед "юнкерсы". Правда, их некогда красивый клин распался, теперь они больше напоминали нестройную толпу. Вслед за "юнкерсами" тянула пара "Яков", еще два наших истребителя клубком сцепились с парой "мессеров". От "юнкерсов" к "Якам" тянулись дымные следы трассеров – стрелки явно не хотели оказаться под огнем советских истребителей.

Виктор сразу бросил свой самолет вниз, на разгоняющихся для атаки "мессеров". Те видимо хотели сбить нашу пару, что атаковала "юнкерсы". Скорость быстро росла, его истребитель начал немного подрагивать от нагрузки, однако догнать пикирующих "мессеров" Виктор не мог. Тогда, срывая их атаку, он принялся бить им вдогон из пулеметов. Это подействовало, "мессеры" вышли из пикирования и пошли по прямой. Он увидел, как внезапно один из "юнкерсов" загорелся, и, выбрасывая оранжево-черный язык огня и дыма, начал заваливаться на крыло. Остальные, торопливо сбрасывая бомбы, отворачивали.

Видя, что внизу все нормально, Виктор продолжил преследовать пару немцев, благо, что после выхода из пикирования дистанция между самолетами резко сократилась. К тому же, к великой его радости, немцы потянули вверх. "Сейчас я их на горке срежу, — подумал он, — сами подставились. Еще секунд десять и ведомому сзади прилетит пачка гостинцев". Но, к его удивлению, немецкие истребители вновь стали удаляться. Они плавно уходили вверх, а его "Як" стремительно отставал, несмотря на максимальные оборота двигателя. Понимая, что немцев уже не догнать Виктор опустил нос самолета, разгоняясь и, машинально, оглянулся по сторонам. Сзади, метрах в пятидесяти от своего хвоста он неожиданно увидел желтый капот "мессера", враг уже водил носом, прицеливаясь. Желудок у Виктора неожиданно провалился куда-то вниз, ладони вспотели. Он резко свалил свой истребитель на крыло, дал ногу и ушел переворотом вниз, почти физически ощущая как совсем рядом, рвут воздух вражеские пули. Немец проскочил и ушел вверх, сразу же следом мелькнула тень его ведомого. А сверху в атаку на него заходила еще одна пара "мессеров". С большим трудом увернувшись от их огня, трассы снова прошли над самой кабиной, Виктор начал тянуть к облакам. Требовалась хоть какая-то передышка.

— Все отходим, — донесся усталый голос командира. — Авдеенко, тяни на свою территорию, тут близко. Саблин, где ты есть?

Виктор увидел, как в стороне показалась беспорядочно летящая четверка "Яков", один из них дымил и как-то неуверенно покачивался. Выше и чуть в стороне от них летели два "мессера". Он довернул в сторону наших самолетов, пытаясь догнать своих, но очередная пара "мессеров" снова упала сверху, пришлось уходить в глухую оборону. "Мессера" играли с ним как кот с мышью, непрестанно атакуя с разных направлений. Они ходили над ним четверкой, поочередно пикируя и так же стремительно уходя вверх, а он ничего не мог с ними поделать. Если бы не хорошая маневренность "Яка", Виктора уже давно бы сбили. Пока удавалось выживать, но долго так продолжаться не могло. Наконец, улучив удобный момент, Виктор рванул в сторону ближайших облаков. На хвосте висела пара "мессеров", он отчаянно бросал самолет из стороны в сторону, не давая им прицелится. Дымные трассы мелькали с разных сторон, иногда что-то щелкало, самолет слегка вздрагивал от попаданий, но Виктор все-таки успел. Его самолет влетел в облака, оставив врагов ни с чем.

Решив, больше не связываться с четверкой "мессеров", Виктор пошел вверх, за облака, выставив истребитель так, чтобы он шел без кренов, с небольшим набором высоты. В облаках как обычно началась сильная болтанка, ему казалось, что самолет постоянно валится вправо и только усилием воли он заставлял себя не выравнивать его.

В наушниках часто раздавался голос командира, он вызывал Виктора по радио, сообщал что следует идти к аэродрому, но ответить ему Саблин не мог. Вообще с этим радио получилась глупая история, такая же, как и в прошлый раз. Воропаев все-таки настроил между собой приемник и передатчик, опробовав радиосвязь, Виктор остался доволен. Он полагал, что в бою сможет управлять хоть Шишкиным поскольку на истребителе Пищалина не было приемника, но вышло иначе. Про устойчиво работающую радиосвязь сразу узнал Дорохов, полетал на машине Виктора и ему понравилось. Какой нормальный командир откажется управлять своими подчиненными в бою? Как и следовало ожидать, волею командира, передатчик с истребителя Виктора сразу перекочевал на самолет Хашимова, хотя тот был от такого подарка не в восторге. А Воропаеву и механику по радио из второй эскадрильи сразу добавилось работы. Их усилиями были настроены на одну волну все три передатчика полка и двенадцать приемников, все что было. Вдобавок, на самом аэродроме тоже установили радиостанцию, и теперь можно было надеяться что ситуация, случившаяся с Балабаевым, не повторится.

Внезапно его ослепило яркое солнце – он все-таки пробил облачность. Однако здесь его уже поджидала пара "мессеров". Виктор грустно посмотрел на их приближающиеся силуэты и пошел обратно, в облака. Бензина оставалось уже совсем немного и он пошел вниз, снова пробив облака спикировал к земле и пошел на бреющем на восток.

Он шел на высоте метров двадцать. Цветущая степь пестрым ковром стремительно неслась под крылом, совсем рядом промелькнули серые ломаные линии траншей. Высоко в стороне показалась пара "мессершмиттов". Но Виктора они так и не увидели, с набором высоты ушли куда-то вправо. Промелькнула лента реки – он пересек Северский Донец, теперь можно немного расслабиться, он был уже почти дома.

Виктор плавно набрал высоту и полетел разыскивать свой аэродром. Небо было чистое, "мессера" видимо не захотели пересекать реку и заходить на нашу территорию. Хотя памятуя печальную историю с Балабаевым, бдительности терять не следовало. Неожиданно чуть ниже и в стороне он увидел кружащий над какой-то деревенькой одиночный самолет. Подлетев ближе, Виктор распознал в нем "Яка", судя по бортовому номеру, это был Пищалин. Увидев чужой истребитель, тот шарахнулся в сторону, едва не сорвавшись в штопор, но потом быстро занял свое место за ведущим. Видно было, как Артем счастливо улыбается в своей кабине. На всякий случай, грозно погрозив ему кулаком, отчего улыбка Пищалина сразу стерлась, Виктор повел его на аэродром.

После посадки он немного посидел в кабине, отдыхая. После тяжелого боя гимнастерка промокла насквозь, ноги все еще подрагивали. Дорохов уже стоял возле КП, обсуждая прошедший бой с Шишкиным и сержантом Кузьмичевым. Рядом с ними стоял Жуков, и скучали оба комэска. Виктор свистнул Пищалину, и они пошли на КП, докладывать начальству.

Дорохов был в прекрасном настроении, весело улыбался, затягиваясь папиросой в длинном наборном мундштуке. Тем неожиданней оказался его выпад в сторону Виктора:

— Саблин, а ты в бою куда делся?

— Как куда делся? — возмутился он. — Я ваш приказ выполнял, с "мессерами" крутился, пока вы пару гоняли.

— Я команду давал на отход…

— Команду… меня четыре "мессера" гоняли. Какой отход? Если бы я прямо полетел – расстреляли бы через минуту. Хоть бы помог кто! Вы собрались и полетели, а меня четверо прессуют. Насилу облаками ушел…

— Один против четырех? А ведомый твой? — голос у командира сразу стал суровым, — Пищалин, где во время боя был?

— Так я это, — Артем побледнел. — За товарищем старшиной, ведомым шел… видел как он по немцам стрелял. А потом в облака залетели. А я и не летал в них никогда. Все белое, трясет… самолета командира не видно. Потом облака кончились, вижу истребитель вверху, думал это вы…

— Так у нас, — перебил его Виктор, — на хвосте пара худых сидела. Пришлось в облака заходить, чтобы сбросить. Там я развернулся, а тебя уже нет, — тут командир жестом приказал Виктору замолчать.

— Я начал к этому самолету пристраиваться, — продолжил Пищалин, — а он от меня удирает. Не пускает в хвост. Потом, смотрю, а у него кресты на крыльях, Тут в меня трассы полетели, второй немец сзади зашел. Я от них вниз, а там снова облака. Летал в них, летал, кое-как выбрался. В небе чисто, никого нет. Пошел аэродром искать, тут меня командир и нашел, — он говорил все тише, в ожидании неизбежного нагоняя, вжимая голову в плечи.

— М-да, — Дорохов мрачно покачал головой, — летуны, елки-палки. Как так можно? Саблин, почему у вас ведомый отрывается от командира и путает самолеты? Бардак… пусть берет схемы и учит. Спрошу с вас. И еще, Пищалин. С этого дня все передвижения по аэродрому и расположению только в компании Саблина. Ходи с ним как ведомый, отрабатывай взаимодействие на земле, — и комполка усмехнулся своим словам.

— Теперь по бою, — продолжил командир, — в общем и целом, воевали успешно. Несмотря на некоторые недостатки. В первой атаке, в лоб, я сбил одного "лаптежника". Потом Шишкин с Кузьмичевым еще одного сожгли. Плохо стреляете, товарищи, плохо. Надо бить в упор, наверняка. Шишкин, это ты начал по немцам с километра стрелять? — Игорь кивнул, — послезавтра будешь сдавать Жукову теорию стрельбы, понял?

Шишкин мрачно козырнул. Судя по внешнему виду, он мечтал об этом всю жизнь.

— Товарищ майор разрешите? — Хашимов решил вставить свои пять копеек, — может, имеет смысл поставить пару самолетов на козелки, один напротив другого? Ну, чтобы потренироваться через прицел. Так молодым будет проще запомнить, с какой дистанции открывать огонь.

— Дельное предложение, — одобрил командир, — или можно еще проще сделать. Прицелы снять и пусть ходят по аэродрому. Товарищ Жуков, — окликнул он начальника ВСС, — все слышали? Вы ответственный, сегодня же организуйте занятия. И еще, как вернется Авдеенко, лично проверьте у него технику пилотирования. Дожились, на "Яке" от "мессера" не могут в вираже оторваться…

Командир задумался и пару минут прищурившись смотрел вдаль. Остальные летчики молча переминались с ноги на ногу, но отвлекать его не рисковали. Наконец Дорохов сказал: — Тут у меня мысль интересная возникла, по итогам этого боя. Интересная штука может получиться. Но это все потом. Все свободны.

— Чего там было, в начале-то, — спросил Виктор у Игоря, когда разбор окончился. Они расположились в тени отцветающей сирени, ожидая пока подготовят и починят самолеты.

— Да чего, — Шишкин аккуратно разложил на траве реглан и разлегся на нем, — люлей вставлял. Командир инженера полка скипидарил, чтобы тот быстрее летучку готовил. Авдеенко до аэродрома не дотянул, в степи на пузо сел. Вот он и накручивал, чтобы его оттуда быстрей эвакуировали. Потом и вы подошли, остальное ты слышал. Вообще, мне нравится…

Что ему нравится, Шишкин не сказал, и Виктор подумал, что ему нравится командир полка. Неизвестно, конечно, что будет дальше, но пока их бывший комполка – Мартынов проигрывал Дорохову по всем показателям.

— Ну а ты, — Игорю надоело лежать на спине, и он перевернулся на бок, — что скажешь? Как на "Яке" против "мессеров" драться?

— Драться можно, — Виктор опасливо покосился на сидящего рядом, меланхолически молчащего Пищалина, и, понизив голос, добавил, — только сложно. В общем, в горизонте "мессер" быстрее. Я снова пытался догнать, разогнанный был, а все равно ничего не вышло. Оторвались. Потом, на вертикали "мессер" тоже пошустрей будет. Наверх за ним не тянись, все равно не вытянешь. А вот на выходе из пикирования "мессеров" можно брать, "Як" из пике лучше выходит.

— Мне пушка нравится, — улыбнулся Игорь. — Я как дал по "лаптежнику" из нее, так только труха посыпалась. Сразу загорелся.

Виктор посидел еще немного в тени, потом ему надоело, и он пошел посмотреть, как готовят его истребитель к вылету. От "Яка" едко пахло эмалитом, Жорка заклеивал перкалью пробоины. Увидев Виктора, он улыбнулся и сказал:

— Уже заканчиваю. Восемь дырок было, но, к счастью, ничего не задело.

Он работал с голым торсом, и солнце уже успело окрасить его плечи красным.

— Смотри, сгоришь, — сказал ему Виктор.

— Я сталинградский, — Жорка отмахнулся и снова улыбнулся, показав отсутствующий передний зуб, — мне здешняя жара нипочем.

— Саблин, — окликнул его оказавшийся неподалеку комполка, — иди сюда.

Дорохов уселся под крылом своего самолета и приглашающе махнул Виктору. Гимнастерка у командира темнела мокрыми пятнами, видимо, спасаясь от полуденного зноя, он обливался водой.

— Я вот что подумал, — сказал он, вытирая голову полотенцем, — ты в бою был выше, так? И успел отбить две атаки на основную группу? Тем самым дал нам время, чтобы отогнать "лаптежников". Удобно получается. Думаю, нужно и впредь нужно выделять звено или пару, чтобы ходили выше. Эта пара будет отбивать атаки на основную группу, ну а если прижмет, то всегда могут вниз спикировать, под прикрытие основных сил. Сейчас снова вылет планируется, будем штурмовиков крыть. Думаю, без драки не обойдется. Так что группу я сам поведу, а ты выше пойдешь, будешь прикрывать. Понял?

— Передатчик второй надо, — пригорюнился Виктор, — без него тяжко. Вы тогда меня одного оставили и ушли. Крутись, как хочешь.

— Хватит канючить, — улыбнулся командир. — Сам виноват. Не нужно было за "мессерами" гоняться. Отбил атаку и сразу обратно. Летчик ты опытный, но увлекаешься. А этого не надо.

— Разрешите, я тогда хоть с Шишкиным пойду, — решил хоть что-то выторговать Виктор. — Пищалин конечно растет, прогресс есть. Но наверху жарко будет. Собьют парня ни за грош.

— Хорошо, — командир, задумался, решая одному ему известные задачи, — Хорошо, — повторил он. — Пищалин со мной полетит. Хашимова сюда позови, — сказал он, подразумевая, что разговор окончен.

Снова под крылом, на зеленом фоне степи мелькают маленькие силуэты самолетов. Семь "Илов" идут грозным клином, выше их выписывают восьмерки стремительные "Яки". Шестерку истребителей снова ведет командир полка. Еще выше, парой и чуть в стороне, расположились Игорь с Виктором. Сперва он пытался держаться прямо над группой, но это оказалось неудобно. Самолеты терялись на фоне земли, приходилось постоянно класть истребитель на крыло, чтобы их увидеть. Тогда он ушел влево от подопечных, приказав Шишкину держаться правее. Осматриваться оказалось проще один взгляд вправо и все свои самолеты как на ладони. Больше времени остается на поиск вражеских самолетов и на ориентирование.

Вражеские самолеты не заставили себя долго ждать. Едва они подошли к линии фронта, как в стороне показалась четверка "мессеров". Они некоторое время шли параллельным курсом, плавно набирая высоту. Виктор тоже начал постепенно подниматься вверх, отдавать преимущество врагам он не собирался.

Неизвестно, как долго бы это продолжалось, но штурмовики уже пошли в атаку и принялись обрабатывать бомбами невидимую с высоты цель на земле. На этом месте сразу поднялось облако пыли и что-то загорелось, добавляя в небо густой столб дыма.

Это для "мессеров" послужило сигналом, вся четверка сразу кинулась в атаку на пару Виктора. Первая пара шла прямо в лоб, но уже привычно, в последний момент, отвернула. Вторая заходила чуть сбоку и довольно ловко зашла им с Игорем в хвост. Пришлось их стряхивать "ножницами". Враги оказались настырные, атаковали часто и упорно. Вдобавок вторая пара регулярно поклевывала сверху, не давая нашим летчикам контратаковать. Едва только Виктор с Игорем сбрасывали у себя с хвоста назойливого немца и начинали сами заходить ему в хвост, как сверху на них уже пикировал одиночный, а то и пара "мессеров".

Вот очередная атака. Сзади на истребитель Виктора зашел одиночный "мессер", размалеванный полосками будто тигр. Заводил носом, прицеливаясь. Виктор ушел из-под его атаки размазанной бочкой и, в свою очередь, направил самолет на другого, заходившего в хвост Шишкину. Этот "мессер" сразу бросил преследовать Игоря и потянул вверх, набирая высоту. Позиция у Виктора была довольно выгодной, противник, маневрируя вслед за Шишкиным, потерял скорость и у Виктора были неплохие шансы его сбить. Вот еще несколько секунд и ему можно будет стрелять, но сверху начал падение еще один "мессер". Саблин небольшим виражем уклонился от вражеского огня, но сзади, снова появился "тигра". К счастью его атаку отбил Игорь, но у него на хвосте снова оказался "худой".

— Саблин, — недовольство комполка слышалось даже сквозь сильный треск помех, — чего вы там телитесь? Отходите к нам. Хашимов, отсеки "худых".

Игорь с Виктором синхронно развернулись и принялись пикировать вниз, к основной группе. "Мессеры", сперва словно оторопевшие от неожиданности, вскоре бросились следом, постепенно настигая. Пришлось снова откручиваться на "ножницах", пытаясь сбросить с хвоста прицепившихся наглецов. Но навстречу уже поднималась тройка "Яков", "мессершмитты" отпрянули и с набором высоты отошли в сторону.

— Так, хорошо, — голос командира так и лучился самодовольством. Можно было подумать, что это он сейчас отогнал истребители противника, — Саблин, снова набирайте высоту. Под "мессеров" не лезьте, будьте в стороне. Вон, еще четверка гадов идет, сейчас будет жарко.

Виктор услышал, как Хашимов ругнулся в эфир по-татарски и, проскочив над звеном командира, они снова полезли вверх, в сторону солнца. К немцам подошла еще одна четверка, потом еще. Они были выше и расходились по широкой дуге, стараясь охватить советские самолеты в гигантские клещи. Такого количества врагов в небе Виктор не видел ни разу. Он почувствовал, как между лопаток стекает тонкий ручеек пота, во рту пересохло.

Штурмовики наконец закончили свою работу и потянули домой. Строй их, как обычно растянулся. Для немцев это послужило сигналом к атаке, со всех сторон они кинулись вниз, разгоняясь. Одна четверка снова атаковала верхнюю пару наших истребителей, восьмерка провалилась ниже, заходя на отстающих штурмовиков.

— Хашимов, — голос Дорохова подрагивал от напряжения, — бей левую группу. Не пускай их к "Илам". Саблин, держись там. Если что, отходи.

Завертелась громадная карусель. Самолеты ревели и даже визжали моторами стараясь зайти друг другу в хвост, воздух пропарывали пулеметные и пушечные трассы. Четверка, что заходила на Виктора снова отвернула, не желая идти в лобовую атаку. Враги ушли вверх и, рассыпавшись на пары, стали расходиться, обхватывая их с двух сторон. Внизу восьмерка врагов тоже рассыпалась, четверо схлестнулись с нашими истребителями, четверо же, тоже разбившись на пары, лезли вверх. Причем одна из пар набирала высоту в сторону Виктора.

Он решил не упускать такого шанса, качнув крыльями Шишкину, Виктор бросился вниз. Немцы увидели пикирующие прямо на них советские истребители, но было поздно. Ведущий успел свалить машину на крыло, стараясь избежать атаки, ведомый же так и застыл, без скорости. Виктор решил атаковать ведущего, оставив второго Шишкину. Он открыл огонь метров с трехсот, отчетливо видя, как желтоватые огоньки трассеров проходят в каком-то метре от цели. "Мессер" ускользал из прицела, ракурс для стрельбы был неудачным, решение его атаковать было ошибочным. Виктор видя, что не попадает, продолжая поливать врага свинцовым дождем, отчаянно довернул, вынося прицел прямо перед носом врага. Самолет едва не развалился от такого обращения, но он все-таки попал. Пушечный снаряд оставил отчетливую вспышку разрыва прямо на желтом капоте врага, где-то рядом легли многочисленные светящиеся точки пуль из ШКАСов.

Он едва разминулся с "мессершмиттом", чудом избежав столкновения, и сразу потянул в левый вираж. Сверху очень близко уже виднелись желтые носы атакующей четверки "мессеров". Перегрузка вдавила в сиденье, в глазах потемнело, и Виктор увидел мелькнувшую совсем рядом тень вражеского истребителя. Он чуть отпустил ручку и в ту же секунду самолет вздрогнул, получив сразу несколько попаданий. Что-то щелкнуло, в кабину ворвался поток воздуха и снова совсем рядом просвистел второй "мессер". Виктор заполошно огляделся, боясь снова оказаться в огне горящей машины. Но самолет не горел, мотор работал исправно, только в плексигласе фонаря зияло два неровных отверстия. Истребитель Шишкина обнаружился чуть ниже, вроде целый, только лицо Игоря необычно сильно белело, выделяясь. Сзади и ниже летел горящий "мессер". Виктор увидел, как отлетел в сторону фонарь его кабины и через секунду в небе закувыркался маленький человечек. За человечком потянулись какие-то тряпки и вот он уже повис, качаясь под куполом парашюта. Второй "мессершмитт" летел на запад со снижением. За ним оставался серый шлейф.

"Одну пару мы оприходовали", — обрадованно подумал Виктор. У него было сильное желание добить парашютиста, но висящая вверху четверка "мессеров" на корню пресекала подобное. Бой внизу тоже закончился. На земле отчетливо полыхало два дымных костра, "мессера" отошли в сторону.

Они с Игорем вновь принялись пикировать вниз, щедро меняя оставшиеся крохи высоты на скорость, догоняя ушедшую вперед группу. Верхние "мессера" сразу бросились их настигать, но по команде командира от группы отделилась пара "Яков" и встречать "мессеров" в лоб и те отвернули.

— Саблин, будьте слева, немного выше. Немного, — в голосе командира Виктору почудилась усталость. Хотя возможно это почудилось сквозь всепроникающий треск помех. — Хашимов, вы справа будьте.

Та пара "Яков", что прикрывала их с Игорем отход, послушно заняла позицию справа. Виктор завертел головой, пытаясь найти третий истребитель – вылетали две тройки: командира и Хашимова. Но "Яков" внизу оставалось только пять.

Сердце сжалось в нехорошем предчувствии. С Хашимовым сегодня вылетали Лукьянов и Гармаш. Кто из них остался дымных костром в степи?

— Заходят! — голос Руслана звучал предельно четко, но дальше в наушниках слышался только скрежет зубов и невнятные ругательства по-татарски. Он видимо забыл выключить передатчик и теперь забивал эфир всей группе.

Немцы действительно атаковали снова, но эту их атаку быстро отбили и они больше не рискнули лезть. Повисели немного сзади и вскоре ушли на запад. Лишь когда их силуэты растаяли в голубом небе, Виктор обнаружил, что он, оказывается, вцепился в ручку управления так, что свело пальцы. Гимнастерка под регланом было мокрая, хоть отжимай.

После посадки он с трудом выбрался из кабины, спросил у встревоженного Жорки:

— Вода есть?

Тот убежал и вскоре вернулся с полной флягой воды. Виктор разделся по пояс и с удовольствием облился чуть тепловатой водой, жалея только, что ее мало.

— Ты это, — сказал он своему механику, — где-нибудь ведро раздобудь, умываться после вылета. А то жарковато…

— А куда Гармаш делся? — Спросил Жорка, забирая флягу, обходя самолет в поисках повреждений.

— Сбили Гармаша, — мрачно ответил Саблин. — Но немцам тоже досталось. Я "мессера" ссадил. Шишкин тоже неплохо одному врезал. Сейчас пойду на разбор, детали узнаю.

Разбор полета провели быстро. Дорохов хорошенько разделал Хашимова за потерю ведомого. Но как понял Виктор, сильной вины комэска в этом не было. Руслан отбивал атаку пары "мессеров" на "Илы" и даже сбил одного из них. Гармаш же оторвался от группы и стал легкой добычей вражеских истребителей. Действия Виктора с Игорем Дорохов расхвалил, особенно упирая на то, что они вдвоем дрались против четверых и даже сумели двух "мессеров" сбить. Правда в конце добавил и ложку дегтя, раскритиковав за то, что увлекаются боями.

— Вы поймите главное, — сказал комполка, — ваша задача прикрывать основную группу. Вам не надо ввязываться в затяжные бои. Если видите, что враги давят, сразу пикируйте к нам. Мы "мессеров" отгоним, а вы вверх лезьте. Как маятник, понимаете. Только отходите в сторону, где врагов нет, а то будет как с той парой, что вы сегодня сбили…

По мнению Виктора, они сбили не пару, а только одного "мессера". Второй, скорее всего, дотянул до аэродрома или сел где-нибудь в степи на вынужденную посадку. Но озвучивать свои мысли не стал. Раз начальство считает, что сбил – значит сбил. Начальству виднее…

Солнце уже начало клониться к закату. Было душновато, ветер совсем стих и нагретая за день земля щедро отдавала тепло. Пахло сеном и чабрецом. Виктор дремал, развалившись на траве, положив под голову свернутый реглан. Скорее всего, летать ему сегодня не придется – истребитель получил в бою более серьезные повреждения, чем он полагал. Оказались повреждены тяги рулей высоты, и теперь Богуш копался в самолете, исправляя повреждения.

В том бою, в его "Як" попал всего один снаряд и три пули. Снаряд оказался бронебойным и попал прямо в бронеспинку, под очень острым углом. На месте попадания осталась длинная полоска слизанного металла, да две дырки в перкалевой обшивке. Попади он сантиметров на двадцать ближе к носу самолета – вошел бы Виктору точно в бок. Одна из пуль попала в сдвижную часть фонаря кабины, пройдя в считанных сантиметрах от его головы. Но на эти повреждения можно было не обращать внимания, они могли оказаться смертельными, но лишь по счастливой случайности не оказались. Зато одна из пуль попала прямо в трос рулей высоты, почти его перебив. Это могло тоже могло окончиться очень печально – сажать самолет с помощью триммеров Виктору еще не приходилось, да и не факт что такое вообще возможно.

— Вставай, — растолкал Виктора Шишкин, — к командиру вызывают…

Пришлось снова лететь, на чужом самолете, прикрывать наши войска. Виктору достался истребитель Матвеева – сержанта из их эскадрильи. И тут он, что называется, почувствовал разницу… Внешне два одинаковых самолета, его и матвеевский, изготовленные на одном и том же заводе, одной и той же серии. Но если к своему истребителю Виктор никаких нареканий не имел, то матвеевская "семнашка" показалась ему тяжелым гробом. Истребитель был очень инертным, медленно разгонялся, и в полете его почему-то все время вело влево. Весь вылет Виктор боролся с норовистым самолетом, пытаясь привыкнуть к его поведению. Хорошо еще, что встреченная во время патрулирования четверка "мессеров" в бой не полезла. А иначе неизвестно чем бы все это могло кончиться.

С аэродрома, на ночлег, Виктор возвращался уже в сумерках. Группа летчиков ушла далеко вперед, а он ковылял далеко позади. День выдался настолько тяжелым, что идти не хотелось вообще никуда. Он даже начал задумываться, а не ночевать ли ему в дальнейшем на аэродроме? Ведь кормят все равно там. И не нужно будет каждый день таскаться туда-сюда за три километра.

У деревенского колодца он увидел, как какая-то женщина набирала воду. Она поставила привязанное к вороту, полное ведро на край сруба и потянулась за другим, чтобы перелить. В этот момент ведро соскользнуло и упало на землю, окатив водой стоящих рядом малышей-погодков. Немного воды плеснуло на шаровары и проходящему рядом Виктору. Вода была холодной и обиженные таким обращением, дети сразу заревели. Женщина ухватила их на руки, пытаясь успокоить, но это не помогало, обиженные дети голосили на всю округу.

Их крик раскалывал голову. Виктор пошарил по карманам и достал шоколадку. После зимней прогулки по немецким тылам, он всегда носил шоколад из бортпайка с собой. От жары тот растекся, превратившись из плитки в обернутый бумагой ком. Он отщипнул пару кусочков и принялся совать в рот орущим малышам.

— Что вы им суете? — женщина попыталась отгородить детей от Саблина.

— Да это просто шоколад. Он сладкий, они успокоятся.

И действительно, дети сперва пытались выплюнуть неизвестное угощение, но вскоре распробовали, зачмокали. Плач утих.

— Спасибо, — сердито ответила женщина. Она посмотрела на лежащие на земле пустые ведра, на прижимающихся к ней детей и тяжело вздохнула.

Виктор кинул ведро в колодец и быстро набрал воды, подхватив полные ведра, вопросительно посмотрел на женщину.

— Туточки недалеко. Спасибо, — тон у нее уже был другим, гораздо более радостным. — Вот тут поставьте, — сказала она, когда они зашли в ее двор, оказавшийся через дом от того места где жил Виктор. Двор был чистеньким, нигде не видно ни одной лишней травинки либо соринки, но чувствовалось, что здесь давно нет мужских рук. Плетень был покосившийся, словно строй пьяных алкоголиков, ставня в сарае болталась на одной петле, ступени крыльца были подгнившие и требовали замены. Женщина снова вздохнула и протянула. — С этими архаровцами прямо беда, не усмотришь. Зайдите, хоть чаем угощу.

Виктор хотел уже согласиться. Попить чаю в обществе довольно молодой, судя по голосу, женщины, было куда лучше, чем глазеть на темную крышу сенника в попытке уснуть. Но меньший ребенок на ее руках снова заплакал. Женщина зашикала на него в попытке успокоить, но это не помогало. Его плач отозвался сильной болью в голове у Виктора. Он поморщился и потер виски.

— Спасибо, как-нибудь в другой раз.

— Вам спасибо, — ответила женщина и принялась успокаивать ребенка.

На другой день летчиков разбудили поздно. Солнце уже встало, но небо было затянуто облаками. С севера заходила огромная синяя туча, что-то отдаленно грохотало.

— Гроза будет, — Шишкин поежился, умываясь холодной колодезной водой.

— Может с фронта грохочет? — Пищалин уже умылся и ждал остальных.

Шишкин пренебрежительно хмыкнул и усмехнулся. — если бы фронт был так близко, нас бы тут уже не было.

Они пошли к аэродрому. Когда проходили по улице, женщина, что возилась в огороде, бросила пропалывать грядку и подошла ближе к плетню.

— Здравствуйте, — звонко сказала она.

Эта была та сама женщина, которой он вчера помог донести воду. В свете дня Виктор разглядел ее получше. Она была еще довольно молода и весьма красива, хотя тяжелая работа уже положила отпечаток на ее лицо. Они вразнобой с ней поздоровались, но она смотрела только на Виктора и улыбалась.

— Кто это? — буквально зашипел Шишкин, когда они отошли подальше. — Чего это она тебе улыбалась?

— Много будешь знать, скоро состаришься, — попробовал отшутиться Виктор.

Но Игорь так просто не отставал. Видимо для него сама возможность того, что женщина могла улыбаться не ему, а Виктору казалась абсурдной. Он хотел с этим разобраться и выявить причины. Постепенно он вытянул из Виктора всю информацию и на секунду задумавшись, выдал:

— Ну и чего ты мнешься. Давай отжарь ее. Неплохая краля.

До обеда вылетов не было. После построения летчики, под руководством штурмана полка зубрили карты с районом боевых действий. Зубрежка сменилась занятием по бомбометанию. Правда, чисто теоретическим. После, за воспитание личного состава взялся комиссар, все были вынуждены выслушивать почти часовую лекцию о международном положении. Когда начальственное рвение немного поутихло, все разбрелись по аэродрому кто куда. Виктор с Игорем и прицепившимся, словно банный лист Пищалиным, уселись в капонире. Друзья сидели на чехлах под крылом саблинского "Яка", слушая как редкие капли дождя шумят по маскировочной сетке. Шум этот перебивался металлическим лязгом и тихими матерками – Жорка с мотористом ковырялись в потрохах истребителя, ремонтируя засбоивший мотор.

— А я вот думаю, правильное указание, — Пищалину надоело молчать, и он решил обсудить недавно вышедший приказ о бомбометании с истребителей, — ведь мы так больше немцев убьем.

Этот приказ этот им не зачитывали, как другие. Но благодаря солдатскому телеграфу летчики полка уже знали про недавно вышедший приказ Ставки о применении истребителей в качестве легких бомбардировщиков. Виктор когда узнал об этом, только лишний раз расстроился. Его "Як" и так проигрывал "мессерам" по скорости и скороподъемности, а бомбовые замки под крылом скорости отнюдь не добавят.

— А ты бомбить-то умеешь? — сразу же встрял ехидный Шишкин. — Или будешь по ведущему кидать? Тогда конечно немцев много набьешь, только успевай свежих подвозить.

— Да уж отбомблюсь как-нибудь, — насупился Пищалин, — не зря же нам сегодня рассказывали. Завтра вон, обещают даже практические занятия провести.

— Обещать – не жениться, — зевнул Шишкин, — в бою научишься. Думаешь, будут на тебя бензин и моторесурс переводить? Витька, а ты чего скажешь?

— А чего тут говорить? — пожал плечами Саблин. — Наше дело телячье, обоссался и стой. Раз приказали бомбить, будем бомбить.

— Телячье, — фыркнул Игорь, — раз говорить не хочешь, так промолчал бы.

Дождь усилился, капли тяжело застучали по крылу барабанной дробью. Виктор несколько секунд вслушивался в их шум и, наконец, ответил. — Можно подумать, моя точка зрения кому-то интересна. Мы в армии, Игорь. Тут приказы не обсуждаются. Но если хочешь знать, что я думаю, то слушай: самолетов-штурмовиков мало еще, вот потому и будем мы бомбы кидать. Как штурмовиков станет больше – снова перестанем. А вообще, хватит такие разговоры вести.

Игорь оказался прав, никаких практических занятий не было. В тот же день, едва погода чуть улучшилась, они снова полетели прикрывать штурмовиков. Только, в отличие от прошлых вылетов, под крылом истребителей были подвешены по две пятидесятикилограммовые бомбы. Несмотря на то, что самолеты полку были новые, недавно полученные на заводе, поломки следовали одна за другой. Техники не успевали устранять неисправности, да и запчастей был ощутимый дефицит. Вот поэтому из всей эскадрильи сумело взлететь только пять истребителей, под командованием Хашимова, больше в эскадрильи исправных самолетов не было.

Едва они набрали высоту, как показался строй "Илов", шесть машин. Они шли красиво, словно на параде, четко выдерживая интервалы и дистанции между машинами. Виктор невольно залюбовался. В их полку так летать не умели. Ведомые вечно ломали строй, плавали по высоте. Хотя, с другой стороны, такой четкий строй истребителям совсем не важен. Особенно, когда они прикрывают штурмовиков.

Начался очередной полет к линии фронта. В небе была сильная облачность, пришлось идти под облаками на высоте полтора километра. В таких условиях эшелонирование невозможно, они лишь заняли высоту чуть повыше "Илов", под самой кромкой, разделившись на две группы. Погодные условия были дрянные, земля еле просматривалась, и Виктор невольно забеспокоился. В таких условиях ударить по своим войскам – плевое дело, да и "мессера" могут появиться в любой момент, заранее их не увидишь. Однако над линией фронта оказалось большое "окно", земля оказалась видна как на ладони и штурмовики сходу пошли в атаку.

Неожиданно сильно заработала вражеская зенитная артиллерия, десятки огненных пунктиров потянулись к самолетам. Кажется, заглядись на них – и тебя прошьют насквозь. Виктор дал ногу, уводя самолет от неожиданно близко пролетевшей трассы и обеспокоенно оглянулся на ведомого. Пищалин был на месте, усиленно крутил головой в разные стороны. Наверное, он недоумевал, откуда в небе взялись эти разноцветные, оранжевые, серые, коричневые, желтые шары. Под такой сильный зенитный огонь он попал впервые.

Штурмовики отбомбились успешно, покрыв черными разрывами весь передний край. Сбросив бомбы, они сразу пошли в разворот с набором высоты. Немецкие зенитчики, притихнувшие после бомбежки, снова принялись свирепствовать, настала очередь сбрасывать свой груз истребителям. Виктор направил самолет к земле. Внизу росли клубы дыма, хорошо хоть пыли не было, а то разглядеть что-либо было бы вообще невозможно. Сверху он увидел позиции зенитной батареи, активно ведущей огонь. Может это была игра воображения, но ему показалось, что он наблюдает, как из тонких стволов вылетают облачка дыма и суетится расчет, подавая боеприпасы.

Он загнал обнаруженные зенитки под капот и, сбросив бомбы, заложил боевой разворот, беспокоясь только, чтобы не отстал ведомый. Но Пищалин уверенно висел сзади, бомб под его крыльями уже не было. Чуть в стороне вынырнула еще тройка "Яков" и они вновь заняли свои позиции над штурмовиками. С земли продолжали вести огонь, но уже далеко не такой яростный. Стреляли, скорее, больше для самоуспокоения. В сопровождении редких разрывов зенитных снарядов, группа спешно отходила домой….

— Ну что, Артем, — насмешливо спросил Виктор после посадки, — много немцев бомбами убил?

Тот побледнел, забормотал что-то маловразумительное. — Да я и не видел ничего, — выдавил он в конце концов. — Вижу, ты бомбы скинул и я тоже сбросил.

— Вот такое оно, бомбометание. Привыкай, — усмехнулся Виктор. — А если серьезно, то мы бомбили позиции зенитной артиллерии. Там три зенитки было, по нам стреляли. Попали мы по ним или нет, я не знаю, но стрелять они перестали. А сколько при том немцев погибло, про это только в небесной канцелярии знают. — Виктор поднял вверх указательный палец и, поглядев в небо, резюмировал. — Ну вот, очередная туча наползает. На сегодня уже налетались.

Полетов действительно больше не было. Хотя над аэродромом только изредка срывался мелкий моросящий дождь, все вокруг было синее от грозовых туч. Начальство организовало очередные занятия по изучению матчасти, которые продолжались до самого ужина. Лишь потом, отяжелевшие от еды и слегка веселые после ста грамм, летчики отправились в деревню ночевать.

— Витя, а чего ты сто грамм не пьешь? — спросил его Михайлов, сержант, на истребителе которого Саблину довелось летать. — И фляга, в которую переливаешь, у тебя интересная. Покажи!

— Неприкосновенный запас коплю, — неохотно ответил Виктор. — Вдруг случится чего, а водки нет. Сегодня вылет несложный был, пить неохота.

Он достал из кармана трофейную флягу, и она сразу пошла по рукам. Летчики рассматривали диковинку, удивленно цокали языками.

— А где ты такую красоту взял? Ты глянь, какая чеканка? И кабаны тут и собаки, — не унимался Михайлов. — Неужто купил?

— У немца взял, — Виктору не хотелось рассказывать историю своих похождений по вражеским тылам, и он ограничился кратким пересказом. — Сбили мы одного немца весной, а следом и меня подожгли. Вот я с этим немцем дуэль на пистолетах и устроил. С него флягу и забрал.

— Так ты сам немца застрелил? Ого! Силен! — летчики засмеялись.

— А чего ты пистолет себе не взял? — у Михайлова загорелись глаза. Наверное, он уже считал, сколько трофейных фляжек и пистолетов можно будет стрясти со сбитых немецких летчиков. — У начштаба немецкий пистолет, красивый такой, маленький. Я видел!

— Не нашел в снегу, — хмуро буркнул Виктор. Историю, как он дрался против двух немцев, с одним патроном в пистолете и ножом, он до сих пор вспоминал с содроганием.

За разговорами они незаметно подошли к деревне. Неподалеку от колодца Виктор увидел знакомую женщину. Она шла с пустыми ведрами, но уже без детей. Мелкий дождь снова утих и сельчане высыпали на улицу, активно занимаясь хозяйственными делами. Женщина тоже увидела летчиков и стала на краю дороги, напротив колодца, ожидая пока они пройдут. Видимо не хотела переходить им дорогу с пустыми ведрами.

— Чего вылупился? Не тупи, — тихо зашипел Шишкин и больно ткнул Виктора локтем в бок. — Иди, помоги ей воды набрать. Давай, действуй. Не зря же она тебе сегодня улыбалась.

Напутственный указующим толчком Игоря в спину и сопровождаемый ухмылками летчиков, Виктор направился к женщине.

— Вам помочь, — почему-то робея, спросил он.

— Помогите, если не затруднит, — женщина мило улыбнулась и протянула ему ведра.

Пока он набирал воду и нес к ее дому, они разговорились. Женщину звали Аня, муж ее, как и почти все мужчины деревни был на фронте. А она работала в колхозе, жила с матерью мужа и воспитывала двоих детей.

Однако в этот раз чаю ему не предложили. Виктор неловко потоптался на месте и хотел было уже идти не солоно хлебавши, но что-то его удержало. — Может вам по хозяйству чем помочь? — спросил он, — а то сегодня из-за погоды летал мало, силы осталось хоть отбавляй.

При этих словах Аня как-то нервно усмехнулась, но работу нашла, попросив поправить покосившийся плетень. Уйдя в сарай, вернулась оттуда с кувалдой и показала где брать заготовленные для ремонта колья. Виктор принялся за дело. Под ударами кувалды, колья легко входили в землю, потом он привязывал к ним плетень, выпрямляя. Работа спорилась быстро и хотя уже были сумерки, он рассчитывал успеть до темноты.

На шум из дома вышла пожилая женщина. Она была в грязной юбке и поношенной кофте, сильно сутулая. В сморщенных, коричневых ладонях она держала младшего ребенка. Аня забрала у нее ребенка и ушла в дом, а женщина осталась сверлить Виктора неприязненным взглядом, наблюдая, как он работает.

Он обратил внимание, что вчера у Ани была такая же грязная юбка, как у свекрови, а сегодня она щеголяла в новой, чистой. Если это не случайно, то навевает на определенные размышления. Видимо, тяжко женщине без мужика. Он усмехнулся своим мыслям и решил, что выводы делать пока рано.

Вскоре вновь показалась Аня и о чем-то заговорила со свекровью. Виктор не слышал разговора, только короткие обрывки фраз, но было видно, что обе женщины злятся друг на друга. Они говорили пару минут и старшая, злобно плюнув под ноги, ушла в дом. В результате его работы плетень стал более ровный и выглядел куда как получше. Аня подсела рядом и помогла ему подвязать последний кол. Они случайно соприкоснулись руками и так и замерли. Она посмотрела на него снизу вверх, сглотнула и тихо сказала. — Спасибо вам большое. Не знаю, как и благодарить.

Она была так близко, что Виктор слышал как бешено стучит ее сердце и, несмотря на наступившую темноту, увидел в ее расширенных глазах очень странное выражение. Эта была какая-то гремучая смесь страха, надежды и чего-то еще, непонятного, но знакомого.

Без лишних слов он принялся ее целовать. Губы у Ани оказались горячие нежные и она сразу задрожала, когда он ее обнял. Они целовались сидя на корточках под плетнем. Близость женского тела, запах цветущих лип и поздней черемухи одурманил голову. Виктор захотел ее прямо здесь и сейчас. И плевать, что у нее двое детей и муж на фронте, что за стенкой дома невестку ожидает злая свекровь. Это не имело никакого значения.

Он судорожно принялся расстегивать на ней кофту, пытаясь добраться до груди. Под кофтой оказалось повязанное вокруг полотенце. Он сдвинул его вниз и наконец нащупал искомое. Груди у нее оказались большими горячими и удивительно упругими. Раньше, в прошлой жизни, он никогда таких не встречал.

— Не здесь, не здесь, — зашептала Аня, когда он начал задирать не ней юбку, — увидят.

Она встала и, схватив его за руку, повела к большому сараю. Там оказалась непроглядная темень, сильно пахло свежим сеном и немного пылью. Виктор почувствовал, как ее руки расстегнули его брючный ремень, и вовсю орудовали над пуговицами шаровар. Он тоже, путаясь в завязках, попытался снять с нее юбку, но никак не получалось. Аня тихо засмеялась его бесплодным попыткам и, шурша сминаемым сеном, скользнула в сторону, а Виктор обнаружил, что его шаровары и трусы уже находятся где-то на уровне лодыжек. Она принялась быстро раздеваться, бесстыдно обнажая белеющее в темноте тело, а затем, с довольным смешком, увлекла его вниз, на себя. Сено кололо голые ноги, ногти Ани царапали ему спину, но Виктор не обращал на это никакого внимания. Он наконец дорвался до женского тела.

Однако, долго это не продолжилось. Через пару минут Виктор, захлестнутый удовольствием, захрипел и обмяк. Аня разочарованно протянула:

— Ну ты быстрый…

Снова зашуршало сено, и она принялась вытирать живот его шароварами.

— А бабы болтали, что летчики о-го-го… — в ее голосе сквозила обида, — а тут обычный скорострел.

Несмотря на блаженно разливающееся тепло удовольствия, Виктор почувствовал, что у него начинают гореть от стыда уши.

— Погоди ты, — хрипло ответил он, — сейчас наверстаю. Воздержание долгое было… — Виктор потянулся к ней, пытаясь снова подмять под себя, но Аня отстранилась.

— Стой, — прошептала она, — черт, да не шурши ты.

Она вслушивалась в окружающую темноту, а потом принялась суетливо одеваться.

— Вот же карга старая, — услышал Виктор ее недовольный голос. — Вот же неймется ей кровопивце. Когда же она, прости господи, окочурится. Ты смотри, — тихо сказала она, — ты обещал. Я скоро вернусь. Обожди пока, только подальше отойди, в уголок.

Она подхватила охапку сена и быстро выскользнула из сарая. Виктор услышал скрипучий голос ее свекрови:

— Ты где шляешься, курва. Опять за кобелями ухлестываешь?

— Вам, мама, черти еще не мерещатся? Я сено скотине набирала. Сколько вы его корове положили-то? Может, вместо сена, будете ей газету читать?

Сцепившиеся в сваре, женские голоса стремительно удалялись. — "А ведь рога у анькиного мужа, видать давно наросли, — подумал Виктор. — Возможно даже до призыва в армию. Слаба евонная жинка на передок…" Он взгромоздился на кучу сена, в дальнем углу сарая, и стал ждать, предвкушая повторение.

Разбудил его скрип давно несмазанных петель. Светлая фигура юркнула к нему в сарай и нерешительно остановилась на входе.

— Витя. Витя, ты тут? — услышал он Анин звенящий шепот.

— Тут, — он завозился, потягиваясь спросонья. Аня скинула ночную рубаху на кипу сена у входа и, не закрывая дверь, пошла к нему. Освещенная пробивающимся в проем лунным светом, она казалась изваянной из белого мрамора богиней. Красивая, что называется в теле, ладно скроенная, темнота скрывала и дорисовывала все остальное.

Она подсела рядом, и Саблин, почувствовал, как шаровары снова начали сползать по ногам. Груди ее дразнящее мелькнули перед самым лицом Виктора, и затем Аня уселась на нем верхом. Замерла на несколько секунд, словно прислушиваясь к ощущениям, потом качнулась, раз, другой и груди ее тяжело заколыхались в такт движениям.

— Ну, посмотрим, каковы нынче летчики, — сказала она на выдохе и голос этот зазвучал словно мурлыканье дорвавшейся до сметаны кошки…

Вылет с самого начала начал складываться неудачно. Сначала, вскоре после взлета, засбоил мотор у Кузьмичева. Его "Як" очень уж плавно отвернул от группы и, оставляя едва видимый серый след, снижаясь, полетел к аэродрому. Потом повстречали двоих, очень уж наглых немцев-охотников. Эти два "мессера" сковали боем верхнюю пару из Шишкина и Саблина. И хорошо бы, если бы они просто закрутили воздушную карусель, когда ты можешь быть сбитым, но можешь и сбить сам. Нет, немцы хотели действовать наверняка, без лишнего риска, вовсю используя преимущество своих машин в скороподъемности. Они атаковали сверху, на большой скорости и так же стремительно уходили обратно. Уклоняться от этих атак не составляло большого труда, но они были уж слишком частыми. Чуть зазеваешься и тут же получишь жменю стали и свинца. Догнать их на горке на "Яке" было невозможно. Мало того, что их истребители уступали вражеским на вертикали, так немцы, разогнанные на пикировании, имели куда большую скорость. Виктор попытался было один раз догнать особо наглого противника, когда тот атаковал Шишкина. Разогнав истребитель, он потянул вслед за "мессершмиттом" вверх, но вскоре бросил это гиблое дело. Догнать на горке не получилось – враг, удаляясь, стал немного уменьшаться в размерах. На Виктора тут же принялся пикировать второй "мессер", и ему сразу стало не до атак, свою бы шкуру спасти. Хорошо еще, что Шишкин встретил этого "мессера" на горке и, атакой в лоб, заставил отвернуть. Вдобавок ко всему, двигатель на истребителе Саблина начал плеваться маслом и вскоре козырек кабины покрылся мутной пленкой, сильно мешающей обзору.

Вдвойне обидно Виктору было то, что основные силы ничего не предпринимали для того, чтобы им помочь. Три наших истребителя барражировали ниже и далеко в стороне, виднеясь на фоне неба маленькими черточками. Для Виктора было непонятно, почему они так спокойно там летают, когда верхняя пара ведет бой. Ведь, казалось бы, что сложного набрать высоту и самим атаковать? Но видимо, для штурмана полка капитана Крапивина это была все-таки непосильная задача… В конце концов, плюнув на все, Виктор качнул Игорю крыльями и увел пару под прикрытие основной группы. Однако сильно легче от этого не стало. Немцы ушли наверх, а затем опять принялись атаковать, не давая паре Виктора набрать высоту. Звено Крапивина так и летало рядом, на установленной высоте, видимо сохраняя выгоднейшую для патрулирования скорость. Скоро Саблина уже трясло от злости. Он злился на своих однополчан спокойно летающих в стороне. Злился на свой собственный истребитель, который не мог на равных тягаться с вражескими. Злился на немецких летчиков, которые, вместо того чтобы лететь по своим делам, раз за разом бросали свои истребители в пике, атакуя. Было сильное желание сломать этому капитану после посадки ноги. Но на деле об этом оставалось только мечтать.

К счастью "мессеры" вскоре отошли на запад, видимо заканчивалось топливо. Виктор тоже прильнул к плексигласу фонаря, пытаясь разглядеть показания приборов и матернув фантазию конструктора, который разместил топливомеры в крыльях. Бензина оставалось мало. В бою, на повышенных оборотах двигателя, он расходовался особенно быстро. Согласно приказу, они должны были патрулировать еще пятнадцать минут. Только в этом случае горючего на обратный путь скорее всего уже не останется. Он снова огляделся. Небо было чистое, только ниже, на фоне редких косм облаков, проплывала тройка "Яков" основной группы. Решение было вполне естественным – нужно уходить домой. Он снова качнул крылом Игорю и два "Яка" отвернули на восток, навстречу аэродрому.

— Ну что, Жорка, — сказал он своему механику после посадки, — хреново работаешь. Опять масло гонит, вон, весь козырек заляпало…

— Товарищ командир, — несмотря на загар, Жорка умудрился покраснеть, — да я только вчера новый сальник поставил.

— Ну ты тогда посмотри, чего оно, — Виктору было некогда разговаривать, у КП уже маячила фигура комполка и пора было спешить на доклад.

Дорохов дожидался на новом КП, сидя за переносным столиком в тени кустов сирени. Комполка давно облюбовал это место, предпочитая простор тесной землянке, отсюда открывался прекрасный вид на весь аэродром и окрестности. Полк оказался под постоянным колпаком недреманного командирского ока и часто с КП доносился матерок Дорохова, костерившего кого-то на стоянке или в небе. По его указанию там недавно установили радиостанцию, подвесив раструб динамика на вкопанный рядом столб, и подвели телефоны…

— Где остальные? Почему вас только двое? — ледяной тон Дорохова не предвещал ничего хорошего. — Я вас по радио вызывал, почему Крапивин молчит?

— Вели бой с "мессерами", топливо вышло. Группа бой не вела, продолжает патрулирование, скоро должны вернуться.

— Это как? — брови командира удивленно взлетели верх, — что за ерунда?

— При патрулировании были атакованы парой "мессершмиттов". Дрались с ними минут двадцать, те сверху атаковали, мы за ними не вытягивали.

— А почему под группу не ушли? — комполка посмотрел на часы и хмыкнул, — чем остальные занимались? Команды по радио слышали? ВНОС передавало, что севернее немецкие бомбардировщики прошли, я вас минут пять вызывал…

— Ничего по рации не слышал, — ответил Виктор, а Игорь отрицательно замотал головой. — Наши были далеко в стороне и сильно ниже. Если бы они хотя бы к нам поднялись или на стороне в высоту полезли, а так… Мы потом к ним спикировали, но без толку. Хоть бы помогли, ведь видели, что мы бой ведем. Не хочу я больше с Крапивиным летать…

— Слышь, умник, — командир начал багроветь, — ты мне еще тут поговори. Каждая сопля будет решать с кем ему летать, а с кем нет. Прикажу – с утюгом полетишь и без парашюта прыгнешь. Ясно? Идите с глаз моих… Сергей Яковлевич, — окликнул он проходящего инженера полка, — проверьте остаток топлива на машинах Саблина и Шишкина и пришлите механика, пусть снова радио настроит. И еще, пусть каждый день с утра проверяет их работу. А то ерунда какая-то…

Отходя, они услышали фразу командира про топливо и у Игоря на лице заиграли желваки. Он сердито плюнул под ноги, пошарил по карманам ища портсигар и негромко спросил. — Это что же, выходит не верят нам?

— Не знаю, — Виктор и сам был удивлен фразой комполка, — похоже на то. Да черт с ним, пускай проверяют. Один хрен у нас баки почти сухие. Вот чего наши в бой не полезли, я никак не пойму.

— Козлы, — резюмировал Игорь, и друзья, в ожидании нового вылета пошли отдыхать. Однако едва они уселись в тени, в компанию остальных летчиков эскадрильи, как вдалеке послышался гул авиационных моторов, и вскоре над аэродромом появилась тройка "Яков". Это наконец-то вернулась с задания основная группа. У Виктора отлегло от сердца. Если бы немцы сбили кого-то из этой тройки, то их с Игорем потом затаскали бы. И попробуй, докажи что ты не верблюд. Наши истребители сходу пошли на посадку и только тут Виктор увидел, что у одного из них торчит выпавшая нога шасси. Вели воздушный бой? В ожидании неприятностей засосало под ложечкой.

Два истребителя сели нормально, а вот третьему не повезло. При посадке выпавшая нога сложилась, самолет уткнулся крылом в траву, и во все стороны брызнула разбитая в пыль земля, мотор захрипел и замолчал. Спустя секунду сложилась и вторая стойка шасси, "Як" заскользил на животе и вскоре остановился, подняв огромное облако пыли. Когда пыль рассеялась, они увидели живого и невредимого Авдеенко, растерянно выглядывающего из кабины.

— Опять комиссар на пузо сел, — сказал Шишкин, — наверно по привычке…

— Ага, — подтвердил Виктор, — еще пару таких посадок и Авдеенко станет большим специалистом в этой области. Будет с гастролями по фронтам ездить, показывать.

— Отставить разговорчики, — Хашимов вступился за своего комиссара, — сами не лучше сели.

Авдеенко, комиссара их эскадрильи, друзья дружно не любили, и было это взаимно. Он был очень уж наглым и хамоватым, что никак не соответствовало ни его летным навыкам, ни занимаемой должности. Неприязнь их началась еще в Саратове, когда они только прибыли в полк. Там в первый же день, Авдеенко, на правах старшего по званию, попытался забрать у Виктора трофейные очки. Дело едва не окончилось мордобоем, но вмешался Хашимов и инцидент замяли. Однако осадочек у сторон, как говорится, остался. На другой день в полку выполнялись тренировочные вылеты, и Виктору выпало провести учебный бой именно с Авдеенко. Он не знал, было ли это случайно или комиссар специально все так подстроил, чтобы наказать строптивого новичка. Но бой состоялся, и Авдеенко на глазах всего полка был позорно бит. За полчаса боя, они пять раз сходились в лоб и после пытались перекрутить друг друга, и все пять раз Виктор быстро заходил противнику в хвост и висел там как привязанный. Спустя пару дней комиссар как-то выступил перед комполка с инициативой отобрать у Виктора с Игорем не положенные им регланы. Однако Дорохов подобное рвение не одобрил и Авдеенко снова потерпел фиаско. Сейчас, на фронте, он притих, но Виктор был уверен, что пакости от него еще последуют. Не тот это человек, чтобы забывать обиды.

К непривычно лежащему на земле самолету уже потянулся аэродромный люд. Хашимов ушел первым, за ним потянулись и остальные летчики.

— Чего ты расселся, пойдем тоже посмотрим? — обратился Игорь к неподвижно сидящему Виктору. — Заодно сходим, послушаем, что Крапивин на разборе полетов скажет.

— Не, не хочу. Я лучше посплю часок. Чего-то ночью не выспался.

— А чем это ты ночью занимался, что до сих пор улыбка на пол-лица и засос на шее? Гы-гы-гы. Отжарил ее? Давай, рассказывай…

— Сам ты отжарил. Я делом занимался, — Виктор сложил реглан, улегся и положил его под голову как подушку, — налаживал связь между фронтом и тылом.

— И сколько раз ты ее наладил? — казалось, что от улыбки у Игоря сейчас треснут щеки.

— Я не помню, — Виктор зевнул и накрыл лицо пилоткой, — раза четыре… или пять. Связь хорошая, устойчивая… сегодня, наверное, снова пойду…

Через час его растолкали и пока летчики шли на КП и ждали командира, Игорь успел рассказать ему последние новости.

Оказалось, что Крапивину в вылете стало плохо. Настолько плохо, что он после посадки он едва выбрался из кабины и его сразу отвезли в лазарет. На обратном пути тройку "Яков" внезапно атаковала пара "мессеров"-охотников. Но стреляли они неточно и сумели повредить только истребитель Авдеенко.

— Тот на разборе на нас начал выступать, мол, мы группу бросили, — шептал Игорь, недобро поглядывая на сидящего невдалеке комиссара, — так командир его матюгами укрыл. У нас на "Яках" баки почти пустые были. С твоего слили литров пятьдесят, а с моего едва три ведра набралось…

…Виктор лежал на мягкой перине, блаженствуя. Рядом, ткнувшись грудью в бок, и задумчиво водя кончиками пальцев по его животу лежала Аня. Ее волосы щекотали шею, левая рука, служившая ей подушкой, сильно затекла, но он не обращал внимания. Было хорошо, ночной воздух потихоньку охлаждал разгоряченное тело, и сон все сильнее смыкал свои объятия.

Аня внезапно зашевелилась и громко зашептала. — Вить, а Вить, ты не спишь? — Не дождавшись ответа, она затеребила его плечо и, поднявшись на локте, требовательно заглянуло в лицо, — ну Вить…

— Чего тебе? — Виктор открыл глаза. "Если она хочет еще раз, то к черту, сколько же можно, — раздраженно подумал он, — завтра летать, а я опять буду как зомби ползать. Так и накрыться недолго".

Но она не приставала, как обычно, а глядя в лицо, жалобно спросила. — Вить, а дальше что будет?

"Это она о чем? Неужто хочет за меня замуж? — удивленно подумал он. — Ни фига себе! Вот это фантазия у бабы! Да ее полдеревни перетрахало. У мужа на фронте никакая каска на голову не налезет, там уже не рога, а Царь-рога. Любой лось от зависти удавится". Однако озвучивать это он не стал, лишь немного подозрительным тоном поинтересовался. — Ты о чем?

— Фронт близко-то, — грустно сказала она, — немцев сюда снова пустите или дальше погоните? — она пристально вглядывалось в его лицо, при этом глаза у нее были чем-то похожи на коровьи, такие же добрые и глупые.

Виктор думал недолго. В конце концов, от этой женщины он получал только ласки и молчать сейчас было бы черной неблагодарностью.

— Если есть куда идти – уходи. Запрягай в телегу корову, хватай детишек, свекруху и уходи. Только идти нужно сразу за Волгу. Если там нет никого, то тяжко придется, если есть родня, то зиму перебедуете и весной обратно вернетесь. Времени на это неделя. Это максимум.

— За Волгу, — ахнула она, — как же так? Откуда ты знаешь такое?

— Да вот так. Мы, летчики, много знаем. Только ты не трепись, а то посадят обоих. Скоро тут немцы будут. Потом мы их прогоним. Совсем прогоним, но с полгода они тут пограбят. Так что, если идти некуда, то прячь что осталось.

— Ох, горюшко-то какое, — вздохнула Аня, — за что же беда такая? — Она снова улеглась рядом, что-то тихо бормоча себе под нос, прикидывая, что же ей дальше делать. Под это бормотание Виктор уснул…

Солнце едва показало свой край, когда сонные летчики торопливо шли к аэродрому. Шли молча, лишь тяжело бухали сапоги по утоптанной траве, да богатырские зевки нарушали утреннюю тишину. Над степью витала серая дымка, в балках висели редкие клочья тумана. Утренняя прохлада заставляла поеживаться, напрочь отбивая сон, но и говорить никому не хотелось. Наконец начала просыпаться оставшаяся позади деревня. Послышались голоса перекликающихся хозяек, рев скотины, защелкал кнут пастуха. Начинался новый день войны, со своими страхами и надеждами. Люди просыпались, чтобы провести его в окружении повседневных рутинных хлопот или смертельной опасности. Кому что доведется. Кому-то, весьма везучему повезет, и нынешним вечером он будет любить мягкую жену на семейной кровати. Кто-то будет засыпать в тесной прокуренной землянке, под храп однополчан и редкую перестрелку. Кто-то, проснувшийся утром полный сил и надежд, не увидит захода уже никогда.

Вскоре пшеничное поле кончилось, и начался аэродром. Он тоже пробудился ото сна, взревывали опробуемые двигатели, суетились техники, проводя регламентные работы, царила обычная аэродромная жизнь. У крайнего капонира, наполовину затянутый маскировочной сетью, стоял истребитель Шишкина. Раскапотированный, со снятым винтом, он напоминал не боевой самолет, а огрызок. Техник, весь серый от усталости, заголив по локоть руки, бренчал в ведре с бензином сливными краниками, промывая. Лицо Игоря разочарованно вытянулось, видимо он рассчитывал, что за ночь на его истребитель успеют поставить новый мотор.

На утреннем построении Дорохов в хлам разнес инженерно-техническую службу. Как полагал Виктор, было за что – из восемнадцати остававшихся в полку самолетов, исправными были только десять. Плохая организация работы техников была налицо. С другой стороны, количество заводского брака и недоделок просто зашкаливали. Добрая половина полка были свидетелями, как в Саратове, во время приемки самолетов, старший техник первой эскадрильи на спор нашел в новеньком, только с завода, истребителе семьдесят недоделок и неисправностей. Такое было качество советского авиапрома. Вдобавок основная часть техсостава была недавними выпускниками ШМАСов и имели крайне мало опыта. Тем не менее, орал командир долго и стращал страшно. К концу его монолога и Сергей Яковлевич – инженер полка и подчиненные ему технари имели вид жалкий и напуганный.

После построения летчики собрались на КП, ожидая указаний и очередности вылетов. Дорохов после утреннего разноса видимо еще не выпустил весь пар, ронял слова, словно свинцовые блямбы:

— Я приказывал… в вылетах использовать радиосвязь. Почему… в эфире тишина? — он показал рукой на торчащую на столбе тарелку репродуктора. — Это прямая обязанность… ведущего группы, руководить по радио подчиненными… руководить боем. Вы два раза мяукнете… и тишина. Буду наказывать. Вяло… вяло деретесь. На весь полк три-четыре агрессивных летчика. И это не всегда командиры. Вчера… вторая эскадрилья вела бой с "юнкерсами". Почему… никого не сбили?

— Тащ, майор, — вскочил щеголеватый старший политрук Евсеев, командир второй эскадрильи, — не было возможности прорваться. "Мессера" сковали боем, не дали атаковать.

— Я об этом и говорю, — Дорохов поморщился и Виктор понял, что этой ночью командир не спал, очень уж измученный был его вид, — была плохая организация. И это ваша прямая вина, товарищ Евсеев… и ответственность за нее будете нести вы. Вас пара "мессеров" сковала боем. Пара! А вас было шестеро… Я весь ваш бой слушал… только почему-то не слышал. Не было управления… не было маневрирования парами и звеньями… не было руководства. Это, товарищи, не годится. Или выводы сделаете вы… или их сделаю я.

Командир немного помолчал, оглядел притихших летчиков и продолжил. — По сегодняшним делам: Евсееву двумя экипажами провести разведку войск противника по маршрутам…, — он говорил названия городков и деревень, отщелкивая их словно метроном, после добавил. — Потом у начштаба уточните. Одно звено пусть ожидает в готовности номер два. Только что пришел приказ из дивизии, разведка обнаружила большое скопление танков, по ним будут работать "Илы". Хашимов, это задача вашей эскадрильи, обеспечите шестью экипажами прикрытие.

— У нас только пять исправных "Яков", самолеты Лукьянова, Шишкина и Авдеенко до сих пор в ремонте.

— Возьмете "Як" из звена управления. Но не мой. Немцы сейчас активизировались, так что, думаю, будет жарко, пусть идут более опытные летчики: Саблин, Кузьмичев, Шишкин, Лукьянов и Авдеенко. Вылет примерно через полчаса. "Илы" должны появиться над нашим аэродромом, как пролетят – взлетайте следом. Идите выше их метров на четыреста-пятьсот. Не забывайте про эшелонирование. Пусть пара Саблин-Шишкин идет сверху, метров на пятьсот выше группы. Они на этом уже собаку съели…

Тяжелогруженые "Илы" шли неторопливо и весьма низко, Виктору сверху казалось что они вот-вот зацепят землю своими винтами. Неторопливость объяснялась вооружением – под крыльями у штурмовиков висели выливные авиационные приборы – ВАП, длинные трехметровые трубы, похожие издалека на канализационные. Заряженные белым фосфором и залитые водой для безопасности, они были страшным оружием. Только вот неизвестно кому было страшнее, немцам, на которых с неба проливался негасимый фосфорный дождь или пилотам Илов. ВАПы очень сильно снижали скорость штурмовиков, а о противозенитных маневрах и оборонительных "ножницах" можно было забыть. Вдобавок максимальная высота сброса фосфора составляла метров двадцать, что позволяло обстреливать "Илы" из всего оружия, вплоть до табельных пистолетов.

Танковая колонна фашистов обнаружилась быстро, по густому облаку пыли. Была она большая, наверное, с батальон танков и до сотни машин сопровождения. К тому же она оказалась весьма неплохо прикрыта ПВО, и идущих в атаку штурмовиков встретило буквально море огня. Кем считали себя пилоты "Илов" Виктор не знал, но сам полагал их смертниками с железными яйцами. Большого мужества требовалось, чтобы вот так, на бреющем, идти навстречу плюющейся огнем и свинцом смертью.

Под ураганным обстрелом строй "Илов" распался. За одним из штурмовиков потянулся густой белый шлейф. Поврежденный "Ил" начал подниматься было вверх, как вдруг вспыхнул, завалился на крыло и упал. На месте его падения поднялось большое облако белого дыма – горел фосфор. Однако остальные прорвались к цели, и теперь белое облако накрыло уже колонну. Земля сразу превратилась в филиал ада и скрылась в клубах дыма. Черный чад горящей резины и бензина смешивался с пылью и дымом от фосфора и почти скрыл цель. "Илы" носились над этим облаком, поливая огнем расползающиеся в стороны букашки машин и танков, свинцом и сталью мстя за погибшего товарища. С колонны пробовали огрызаться, но уже как-то вяло.

Неожиданно, чуть в стороне Виктор увидел летящую мимо тройку "лаптежников" Ю-87. Видимо для немецких пикировщиков такая встреча с русскими истребителями тоже оказалась неожиданной, они резко, со снижением рванули в сторону и исчезли в дымке. С севера, значительно выше, показалась восьмерка наших двухмоторных бомбардировщиков Пе-2. Виктор сразу узнал их по характерным хвостам с двумя килями. "Как-то тесновато в небе стало-то", — подумал он. Штурмовики уже закончили свои атаки и теперь собирались домой, выше штурмовиков с большим интервалом между парами летела четверка "Яков" основной группы. Все было спокойно, никаких немцев. Еще пятнадцать минут полета, и они будут дома…

— Саблин, вы под атакой. Саблин, уклоняйтесь, — голос Хашимова зазвучал тревожным набатом. Виктор суетливо оглянулся и оторопел, четверка "пешек" немного растянувшись по высоте, пикировала на их пару. Увернулись они с Игорем в последнюю секунду, уйдя переворотом вниз. "Пешки" проскочили совсем рядом и продолжили пикирование на основную группу, Виктор увидел у них на крыльях кресты. Сверху пикировала еще одна четверка. Они с Игорем снова уклонились от атаки, однако в этот раз враги разделились. Пара насела на Игоря с Виктором, а другая спикировала вниз. "Да это же не пешки, — запоздало подумал Саблин, — это стодесятые "мессершмитты", тяжелые истребители. Вот это влипли…".

Бой принял характер безобразной свалки. Эфир сразу оказался забит матюгами и командами Хашимова, пытающегося управлять группой. Внизу носились "мессершмитты", мелькали юркие силуэты "Яков", загорались огоньки пушечных и пулеметных трасс. Вверху дела обстояли неважно: истребитель Шишкина куда-то пропал и теперь пара немцев атаковала Виктора. Один из них висел сзади, постреливая, второй падал сверху на скорости и тут же уходил обратно. Виктор попытался стряхнуть с хвоста назойливого противника, но это не удавалось. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть "мессер" держался цепко, и едва Виктор начинал от него отрываться, как падающий сверху второй противник тут же восстанавливал статус-кво. Положение спас Шишкин, Виктор увидел, как его истребитель вынырнул откуда-то снизу и, стуча пулеметами, погнался за уходящим вверх сто десятым. Второй по-прежнему висел у Саблина на хвосте, его хищный нос, с нарисованной там осой был довольно близко. Решив долго с ним не возиться, Виктор ушел в вираж, полагая, что тяжелый истребитель неминуемо отстанет. Однако фашист, почему-то так не думал и охотно последовал следом и вскоре начал догонять. Саблин тянул ручку изо всех сил, с оконцовок крыльев его "Яка" уже срывались белые жгуты воздуха, но желто-черная оса не отставала. Он не понимал в чем дело: тяжелый истребитель должен иметь худший вираж, это как азбука, однако на деле получалось иное. Нос фашиста озарился вспышками, и воздух в считанных сантиметрах от "Яка" загудел, раздираемый свинцом. У фашистского истребителя носовое вооружение две пушки и четыре пулемета, зацепит хоть краем и конец. Понимая, что жизнь повисла на волоске, Виктор отжал ручку управления и, немного разогнавшись, резко потянул вверх. Лишенный скорости на вираже "Як" набирал высоту неохотно, трясясь и в любую секунду готовясь сорваться в штопор. Но это было спасение. Немец, так ловко перекрутивший его в виражах, пошел за ним вверх следом и теперь беспомощно завис без скорости, метров на двести ниже.

Боясь поверить своему счастью, Виктор плавно, боясь срыва, переложил самолет на крыло и упал на своего противника сверху. Тот сдаваться не собирался. Осознав свою ошибку, немец начал опускать нос, набирая скорость, его стрелок зашелся в истошной очереди, рискуя расплавить ствол, но было поздно. Разрывы шваковских снарядов заплясали на крыле у "мессершмитта" и тут же показались оранжевые язычки пламени. "Мессершмитт" наконец-то разогнался вниз, уходя на запад, но одно крыло у него пылало, разгораясь все сильнее. Через несколько секунд видимо взорвались баки, сильно пыхнуло, и стодесятый закувыркался вниз.

Вверху было спокойно: наблюдался один-единственный истребитель противника, которого весьма успешно гонял Игорь. Зато внизу был хаос. "Илы" стояли в круге, отбивая наскоки пары стодесятых, другая четверка врагов дралась с "Яками". На его глазах "мессер" зашел в хвост стоящему в вираже советскому истребителю и открыл огонь. "Як" буквально перерубило пополам. В пламени горящего топлива к земле кувыркалось хвостовое оперение с красной звездой, крыло, куски фюзеляжа. Выяснять, кто же погиб в этой машине не было времени. Пользуясь преимуществом в высоте, Саблин направил свой истребитель на врага.

Атака вышла неудачной, немец увернулся от его огня, ловко подставив Виктора своему стрелку. Тот сделал в "Яке" пару лишних пробоин, но ситуация для немцев перестала быть благоприятной, они синхронно вышли из боя, уходя на запад. За одним из "мессеров" тянулся шлейф дыма, Хашимов сумел его подловить и влепить пару снарядов. Однако добить теряющего высоту подранка не вышло, немцы быстро развернулись, встречая "Яки" в лоб. Пришлось отходить. Стороны покидали поле боя, недовольные его исходом и ожидающие реванша…

Виктор садился последним. Он привычно зарулил на свою стоянку и, выключив мотор, облегченно развалился в сиденье. По ушам ударила оглушительная тишина. Солнце уже поднялось в зенит и начало припекать, даже в открытой кабине было жарко. Недовольно морщась, он начал ерзать, отстегивая привязные ремни. На крыло вскочил Жорка, принялся помогать, спросил настороженно:

— Бой вели?

— Да, — Виктор наконец-то освободился от парашюта и, быстренько скинув шлемофон и реглан, подставил мокрую от пота голову солнцу. — "Мессера" сбил, сто десятого.

— Сбил? — Жорка засиял, — А Авдеенко где? Опять на пузо плюхнулся?

— Сбили Авдеенко. Взорвался в воздухе.

Улыбка у Жорки вмиг окривела и превратилась в оскал. Обогнув застывшего соляным столбом техника, Виктор спрыгнул на землю. С дальней стоянки доносились негодующие крики Игоря, запылила полуторка, везя на аэродром обед, оружейники тащили к самолетам набитые пулеметные ленты. Все было как обычно, только Авдеенко не вернулся.

Он сплюнул под ноги, буркнув тихонько под нос. — Помер Максим, да и хер с ним, — и крикнул все еще задумчивому технику. — Шевелись, Жорка, шевелись. Тут с немца пару гостинцев прилетело. Посмотри…

Жорка что-то ответил и приступил к осмотру, а Виктор дождался Игоря и они вместе пошли на КП. Хашимов и остальные летчики были уже там.

— Ты чего на оружейника орал? — спросил он Шишкина, когда они немного отошли.

— Да пушка разок стрельнула и все. Перезаряжал ее, а без толку. Немец-то был вот где, — Игорь оттопырил ладонь, показывая, где был вражеский истребитель, — а она, зараза такая, молчит. Пулеметами его причесал, а толку-то. Как этого сбили, видел?

— Да, видел. "Мессер" его на вираже срезал.

— Лопух, — Игорь презрительно сощурил глаза, — летать ни черта не умел, только гадил. Это же надо, виражем от "мессера" не уйти…

— Да не скажи. Сто десятый, собака, на вираже меня едва не срубил. Вцепился как клещ.

Игорь недоверчиво посмотрел на него, но ничего не ответил. Дальнейший путь они молчали.

Разбор был краткий. Дорохов расспросил участников вылета, немного попенял Хашимову на плохое руководство. Здесь же, на КП, они быстро написали рапорта о прошедшем бое. Когда все уже разобрали по полочкам, Виктор задал мучающий его вопрос:

— Товарищ командир, — спросил он, — Авдеенко сбили в вираже. Я от своего тоже уходил виражем, но едва не был сбит. Как такое может быть? Ведь "мессер" гораздо тяжелее!

— А как ты увернулся? — Дорохов выглядел лучше, чем утром, и Саблин решил, что пока они летали, он успел немного поспать.

— Когда понял, что меня сейчас расстреляют, немного разогнался и ушел на вертикаль. Немец внизу остался, не вытянул. Вот я его и зажег, — Виктор жестами показывал, элементы прошедшего боя.

— Ну, правильно. Мотайте на ус. Пилот двухмоторного самолета при выполнении виража может убрать обороты одного мотора и тем самым резко уменьшить радиус разворота. Долго такой фокус не сделает, сильно упадет скорость, но вот довернуть и обстрелять – это самое то. Так что, если деретесь против такого противника – поступайте как товарищ Саблин и тоже будете иметь на счету сбитых фашистов. Кстати, — командир неожиданно улыбнулся, — тут приказ хороший пришел. Хашимову присвоили очередное воинское звание капитана. Поздравляю!

— Служу Советскому Союзу! — Хашимов вытянулся по струнке, в глазах у него сияло счастье…

Вечером друзья уходили с аэродрома слегка пьяные и веселые, к наркомовским ста граммам добавились и хашимовские, за первую шпалу. Помимо большей порции водки была еще одна причина. После обеда, комполка подключил к боевой работе вторую эскадрилью, и те отличились, сбив четыре фашистских самолета. Поэтому, несмотря на гибель Авдеенко, летчики все же больше веселились, чем грустили. Размен шесть за одного нашего устраивал всех: и Дорохова и зеленых сержантов.

По дороге их нагнал Костя Кузнецов, летчик из второй эскадрильи. Сегодня он сбил свой первый вражеский самолет и видимо хотел поделиться этой новостью со всем миром.

— Куда это вы так несетесь, — сказал он, — как наскипидаренные.

— До баб, до баб, всегда до баб, — пропел Шишкин и засмеялся.

— А шо, тут еще и бабы есть? — спросил Костя. — Как вы их нашли? Уходишь на аэродром еще темно, возвращаешься – уже темно.

— Места надо знать, — наставительно сказал Игорь, — и чтобы прикормка правильная была. Баба она не на все клюет.

— Ха, — усмехнулся Костя, — у меня снасть такая, шо любая клюнет, только покажите. Кстати, — сменил он тему, — Слыхали, как я сегодня бомбера сбил? Как дал ему сверху, так у него мотор и вырвало. Представляешь? Горел как цистерна с бензином. Полнеба в огне…

— Да, да. Ты рассказывал, — торопливо сказал Виктор. Он уже слышал эту историю за ужином дважды.

— Тут болтали, — зашептал Костя, — шо в штабе наградные оформляются. Слышал, шо на вас двоих документы уже сделали и отправили. Наверное, по итогам сегодняшних боев тоже оформят. Это дело такое… — глаза у него лихорадочно заблестели.

Тем временем они уже вошли в деревню и Кузнецов не прощаясь, свернул к ближайшему дому, где он квартировался. Отходя они услышали, как Костя сказал кому-то невидимому в темноте. — Здорово, дядь Мить. Представляешь, я сегодня вражеский бомбардировщик сбил. Как дал ему…

— Бедный дядя Митя, — тихо засмеялся Виктор, — ему сегодня не позавидуешь.

— Ага, — подхватил Игорь. — Слышал за награды? Хорошая новость. Неплохо было бы если бы "Знамя" дали, хотя две "Звезды" тоже ничего…

— Посмотрим. Что будет, то будет.

— Ты сейчас к своей? Везет…

— Да, — ответил Виктор, — свекруха ее вчера к сестре уехала, дня на три. Так что моя пользуется моментом… по полной программе.

Игорь хлопнул его по плечу и завистливо вздохнул. Потом, немного подумав тихо сказал. — помнишь, ты говорил, что немцы скоро на нас попрут? Может ты ошибся?

— Может, — так же тихо ответил Виктор, — В любом случае, в июле точно узнаем…

Июль выдался очень жарким. Солнце висело над головой раскаленным утюгом, выжигая своими лучами все, до чего могло дотянуться. Степь стремительно выгорела и от радующего глаз июньского разнотравья остались жалкие огрызки. Зеленый цвет степи и колхозных полей сменился разнообразными оттенками желтого. Разогретый воздух дрожал горячим маревом, превращая линию горизонта в неясную зыбь.

Летчики понуро сидели в тени истребителя Сергея Лукьянова, нового командира эскадрильи. Капитан Хашимов погиб, облетывая самолет после ремонта. Тогда, на посадке, при третьем развороте на его "Яке" внезапно остановился мотор. Хашимов пытался спасти машину и посадить ее на шасси, однако самолет попал колесами в укрытую травой яму и перевернулся. Руслана раздавило в кабине. В новом звании он успел побыть всего шесть дней. Как назло, на следующий день прилетел комдив, награждать отличившихся летчиков. Русланов орден Боевого Красного Знамени так и остался лежать в маленькой коробочке, получить свою заслуженную награду он не успел. На полк тогда щедро пролился золотой дождь наград. Из начальства наградили Дорохова, Жукова, Яковлева. Виктор тоже получил орден Красного Знамени, а Игорь орден Красной Звезды. Шишкин ходил гоголем, два одинаковых ордена, расположенные рядом смотрелись солидно.

Однако это было две недели назад, с тех пор случилось многое и почти ничего хорошего. Немецкие механизированные части пробили брешь в нашей обороне и как нож в масло, устремились вперед. Фронт рухнул и война, пыля проселочными дорогами, снова покатилась на восток. Все попытки нашей армии удержать оборонительные рубежи оказались безуспешными, войска отходили с боями, оставляя врагу свою территорию. В небе господствовала вражеская авиация, и редкий вылет обходился без встреч с противником. Полк кочевал, отступая и меняя уже третий аэродром.

В общем, про бывшего комэска-один все уже успели давно забыть. Сегодня причина печали была уже другая – утром в бою с "мессерами" был сбит сержант Костя Матвеев и не вернулся Гаспарян. Пятерка наших истребителей дралась под Ростовом против четырех "мессеров" и пятерки бомбардировщиков Ю-88. Бой протекал довольно успешно, сперва наши истребители заставили "юнкерсов" отбомбиться, не дойдя до цели, потом лейтенант Лукьянов сбил одного "мессера". Враг обратился в бегство, однако после преследования противника сержанты Матвеев и Гаспарян отстали от группы и не вернулись на аэродром. Никто даже не видел, куда они пропали. Через два часа позвонили из дивизии и сообщили, что неподалеку от Ростова упал "Як", у мертвого летчика оказались документы на имя Константина Матвеева. Судьба Гаспаряна была пока неизвестна…

Вот потому летчики и сидели смурные. Полк стачивался. Пусть это было и медленно, но верно. После гибели Хашимова, не вернулся с боевого вылета сержант из второй эскадрильи Жирнов, получил новую рану и теперь где-то лечился Кучмиев. Посылать на задание самолеты поэскадрильно уже не было возможности, вторую неделю полк летал сборной солянкой. Самолетов оставалось все меньше, а число неполадок не уменьшалось. Вдобавок, на новом аэродроме начались перебои с топливом. Поговаривали, что при отступлении наши войска сожгли крупные запасы бензина, чтобы те не достались немцам. Так это или нет, Виктор не знал, но было похоже на правду.

Все в полку сильно переживали создавшееся на фронте положение, народ стал хмурым, озлобленным. Даже Виктору передалось это состояние. Он знал, что все будет хорошо и что враг будет разбит, но поневоле заражался черной меланхолией. Как мог гнал это чувство, но не всегда побеждал. Сердце зачастую оказывалось сильнее разума. Иногда ему даже казалось, что он сошел с ума и вся его жизнь в будущем не более чем фантазия. Настолько резко это сытое и безопасное далёко контрастировало с окружающей действительностью, что казалось нереальным. И в такие моменты ему становилось очень страшно…

Дорохов появился внезапно. Оглядел свое встрепенувшееся воинство, хмыкнул:

— Чего это вы тут расселись, сопли распустили, носы повесили? Вы еще "Черного ворона" затяните, курицы мокрые. А ну, смирна! — рявкнул он, — Вы чего это? А ну, веселее глядеть! Форму привести в порядок! Побриться и подшиться! Шишкин, ты в своих сапогах навоз выгребал? Немедленно почистить. Через три часа танцы, чтобы выглядели орлами.

— Какие танцы, товарищ майор? — спросил Евсеев.

— Обыкновенные. В соседней деревне госпиталь стоит, а там медсестры и врачи. Женщины. Ну, вы наверное, когда-то их видели, — Дорохов при этом непроизвольно улыбнулся, — Так вот, сегодня вечером едем туда с визитом, на танцы. Вести себя прилично, не нажираться. К врачихам не приставать и руки не распускать, а то знаю я вас. Саблин, тебе особое задание. Возьмешь в БАО машину и мчи в ближайший райцентр, привезешь цветов. Чем больше, тем лучше. Вот тебе, на всякий случай деньги, — комполка дал ему несколько купюр, — но лучше обойтись без них. — Летчики при этих словах засмеялись, — Ищи, где хочешь, делай что хочешь, но чтобы цветы были.

Цветы нашлись. Нашлось и несколько бутылок вина и шоколадные конфеты для угощения. Впрочем, Виктор особо не видел, чтобы кто-то из летчиков пил это вино и ел эти конфеты. Мало кто обращал внимание, что стены колхозного клуба ободраны после недолгой оккупации, что старенький патефон хрипит и иногда соскакивает, повторяя одно и тоже. Это не мешало. Главное было ощущение, что война отодвинулась куда-то далеко. Какая может быть война, когда ты молод, слегка пьян, а вокруг красивые женщины. А их было множество и на любой вкус и молоденькие медсестрички, совсем юные, зачастую вчерашние школьницы и женщины-врачи, уже постарше, щеголяющие шпалами в петлицах и даже начальник госпиталя, седеющая женщина лет пятидесяти – военврач первого ранга. Нельзя сказать, что появление летчиков произвело фурор среди персонала госпиталя, от недостатка мужского внимания они явно не страдали, скорее наоборот. Но летную братию еще с довоенной поры окружал героический ореол, а сияющие золотом и серебром награды этот ореол подчеркивали. Так что холодная неприступность у медичек продержалась недолго и вскоре стены клуба ходили ходуном, звонкий смех перебивал музыку, все общались, плясали и радовались жизни.

Танцевать Виктору вскоре надоело. Вначале он и не собирался, поскольку танцевал с грациозностью пьяного медведя, но местные красавицы этого не знали и охотно приглашали скромного летчика. Видимо их привлекал высокий рост Саблина и приятный блеск двух орденов. Правда после того как Виктор пару раз наступал им на ноги дамский энтузиазм куда-то испарялся, но соискательниц оперативно заменяли новые. Скрипели полы под десятками танцующих людей, пыль взметалась к самому потолку, менялись мелодии, лица, запахи.

Вскоре он вышел на улицу. Здесь было куда как получше – вечерняя прохлада выгодно отличалась от душного зала клуба. В ночной тьме мелькали огоньки папиросок, слышались приглушенные голоса и тихий смех. Народ активно пытался узнать друг друга поближе. Неподалеку он увидел весело беседующую с Лукьяновым девушку-медсестру. Ее лицо показалось знакомым.

— Привет, Ульяна, — сказал ей Виктор, — не узнаешь?

— Нет, — она скользнула по нему равнодушным взглядом, на секунду задержавшись на орденах.

— В марте, в Марьевке. Ты еще с подружками была. Одна такая рыженькая, а вторая, кажется, Вика.

— Точно, — она прищурилась, вспоминая, — точно. Летчик-герой. И не узнать тебя, — Ульяна засмеялась, и в ее прищуренных глазах появился слабый интерес.

— Вот еще у нас случай был…, — Лукьянов не собирался сдавать свою новую знакомую без боя. Одновременно, принялся яростно сигнализировать глазами, намекая, что Саблин тут лишний. Виктор понимающе усмехнулся и, подмигнув Ульяне, отошел в сторону. Соперничать из-за нее со своим комэском он не собирался.

Обратно они возвращались уже в одиннадцатом часу. Уставшие, пропотевшие, но довольные, приободренные. Пусть на короткий вечер, но летчики забыли всю горечь поражений и тяжесть отступления. Война ушла в сторону, на второй план, молодость взяла свое.

— Шишкин, — спросил Дорохов, когда они уже подходили к "своей" деревне, — а ты куда пропадал-то? Видел, как ты с одной врачихой танцевал пару раз, а потом исчез. Что за дела?

— Я эту врачиху того… жарил, — от гордости Игорь надулся как индюк.

— Да иди ты, — пока Дорохов переварил информацию, встрял в разговор Евсеев, — как такое может быть? Ты же сержант, а она военврач третьего ранга.

— Какая разница, она же женщина, — философски ответил Игорь, — что простая колхозница, что военврач – все у них одинаково. Теперь я это точно знаю.

— Она же старше тебя чуть ли не вдвое и выше на голову, — захихикал Виктор, — как ты с ней целовался-то?

— На цыпочки стал…

— Шишкин, но как? — Дорохов наконец обрел дар речи и хотел выяснить у предприимчивого подчиненного подробности. — Как такое может быть? Ты что, ее раньше знал?

— Сегодня увидел впервые в жизни.

— Шишкин, — засмеялся комполка, — я тебя под арест посажу, если не расскажешь, как все было.

— Да просто все, товарищ майор, я с ней танцевал. Гляжу, а она на меня так смотрит… гм, странно. Так дети на мороженое смотрят. А потом приобняла, думал, что задушит и снова смотрит. Я тогда сразу все понял и говорю. — "А можно с вами поближе познакомиться? Очень вы мне нравитесь". И все, — довольный Игорь растянул рот в ухмылке, — она сама меня в какой-то сарай отвела и там с ней почти два часа знакомился.

— Ну ты и дурак, Шишкин, — со смесью зависти и удивления сказал Дорохов. — А если бы ты ее не так понял? Мог бы и по морде получить, а то и похлеще. Закатила бы она скандал, всем бы праздник испортил.

— Не закатила же. Я знал, что выгорит, — под осуждающим взглядом командира Игорь лихо сдвинул пилотку на бок. — Пусть теперь вспоминает летчика, может и не залетит. Гы-гы-гы.

— Старший сержант Шишкин, — тон майора стал официальный, — как выйдем из боев – пойдете под арест. Суток на десять. За неуважительное отношение к старшим по званию. И за дурость. Совсем распоясались.

Шишкин козырнул. В темноте не было видно его лица, но Виктор не сомневался, что он ничуть не раскаивается в содеянном. До ареста еще нужно дожить, а военврач, настоящая и теплая женщина, уже была и возможно еще будет…

Небо наполнилось чужим басовитым гулом, и вскоре над головой возникла пятерка легких одномоторных бомбардировщиков Су-2. Прямо над аэродромом, сохраняя строй, они заложили широкий плавный вираж, ожидая взлет истребителей прикрытия. Подтверждая их ожидания, с КП стартовала зеленая ракета – команда на вылет. Четверка "Яков" начала разбег.

Прикрывать бомбардировщики Виктор не любил. Тяжкое это дело – прикрытие. Летишь, выписываешь восьмерки над подопечными, что тащатся на черепашьей скорости и все норовят потеряться на фоне земли. При этом очень любят растянуть строй, часто теряют ведомых, а потом во всех бедах и потерях винят истребители. Впрочем, пилоты этих Су-2 были исключением. Виктор уже четырежды летал на прикрытие летчиков этого полка, и впечатления оставались самые положительные. Дрались они храбро, своих не бросали, и это немного подслащивало пилюлю от неприятного задания. Хотя, пожалуй, прикрывать штурмовики он не любил больше. Там, вдобавок ко всем вышеперечисленным проблемам, есть еще и огонь земли. По бомбардировщикам тоже стреляют зенитки, но по штурмовикам стреляет вообще все, что может стрелять. И зачастую, не особенно разбирая, в кого оно лупит. Так ведь и сбить ненароком могут. Истребителю ведь много не надо, иногда достаточно одной пули, чтобы вывести его из строя.

Наконец-то показалась цель: перечеркнувшая изгиб реки тоненькая ниточка переправы. От нее уже километров на пять в глубь нашей территории ползла длинная пылящая "змея" немецкой мотострелковой колонны. Переправа работала, на обоих берегах сновали подъезжающие и отъезжающие машины и маленькие коробочки танков. Немцы торопились, переправляя войска, стараясь не потерять темп наступления. В небе над переправой сразу появились серые комочки разрывов: заработали вражеские зенитки. Однако, стреляли они недолго и вскоре замолкли – в небе появились истребители противника. Бомбардировщики сбросили бомбы, и вокруг тонкой ниточки взметнулись высокие белые столбы воды. Часть разрывов накрыла готовящиеся к переправе войска, и на правом берегу реки разгорелись дымные костры горящих машин.

Впрочем, Виктор всего этого не видел. Истребители уже схлестнулись с четверкой "мессеров" и завертелись клубком. Стало не до разглядывания красот бомбежки. Теперь только успевай снимать особо наглых врагов с хвоста однополчан, да и самому атаковать. Бой был короткий, после нескольких атак противники разошлись по сторонам. Выполнившие свою работу бомбардировщики отходили домой, на юг. Один из "мессершмиттов" полетел было вслед отходящим, однако, попав под плотный огонь пяти стрелков, шарахнулся в сторону и пикированием ушел на северо-запад. Остальные "мессера" последовали его примеру.

Только сели, только успели пообедать и заправить самолеты, как снова пришла команда на вылет. Опять пришлось прикрывать Су-2 при ударе по вражеским войскам. Бомбардировщики ссыпали на колонну сотни осколочных бомб, прикрывающие их истребители тоже добавили, сбросив по паре двадцатипяток, но это не помогало. Черные разрывы накрывали колонну. На некоторое время она останавливалась, укутанная дымом, в ней долго что-то горело, но она упрямо и невозмутимо ползла вперед. И это пугало.

Едва летчики немного передохнули, а техники успели подготовить истребители, как опять поступила команда вылетать. Для прикрытия семерки "Илов" Дорохов сумел наскрести шесть истребителей и сам повел группу. Для Виктора это был третий вылет за день. Снова тяжелят истребитель подвешенные под крыльями две двадцатипятикилограммовые бомбы, и желтеет припорошенная пылью и затянутая дымом от пожаров степь. На ее фоне мелькают нагруженные под завязку "Илы". Небо сегодня было чистое-чистое, голубое, с белыми нитями облаков. "Какая может быть война, когда такое небо", — отстранено подумал Виктор. Подумал и забыл, думать стало некогда. Впереди показалась узкая полоса деревьев вдоль дороги, по которой по четыре-шесть в ряд двигались машины и танки. Ведущий "Илов" закачал крыльями, подавая сигнал "внимание" и пошел в набор высоты.

— Небо чистое, — раздался в наушниках голос Дорохова, — Истребители, атакуем! Саблин, как сбросите бомбы, разрешаю провести еще один заход, и уходите вверх, прикрывать.

Виктор качнул Пищалину крыльями и следом за "Илами" пошел в атаку. Колонна встала. От нее навстречу пикирующей группе потянулся огненный веер эрликоновских снарядов, а между машин заметались маленькие серые фигурки.

В прицеле у Саблина оказалась косо бегущая под самолет, разбухшая от людей и техники, дорога. "Илы" уже отбомбились, и часть дороги скрывалась в дыму и облаке пыли. Виктор тоже сбросил бомбы и потянул ручку, выходя из пикирования, отметив про себя, что ведомый летит слишком уж близко. Дав мотору полную мощность, он полез прямым разворотом вверх, чтобы уже со стороны солнца повторить свою атаку. По-хорошему, нужно было бы здесь, наверху, и оставаться, забить на приказ командира и прикрывать группу, мало ли что. Но и соблазн был велик, не часто удавалось пощипать такую жирную колонну. Он завертел головой и, убедившись, что кроме них в небе больше никого нет, повел Пищалина в новую атаку. Истребитель снова устремился вниз – в новое пикирование. В прицеле стремительно увеличивался угловатый приземистый бронетранспортер. Застучала пушка, зашлись в треске пулеметы, и земля вокруг бронетранспортера вскипела фонтанами пыли. Самолет зло задрожал от этих очередей. Мелькнули под крылом деревья, крыши машин и истребитель, выходя из атаки, взмыл над колонной…

Когда Виктор третий раз за день вылез из кабины, солнце уже начало клониться к закату. Над степью стояла сушь и жара, хотелось выпить холодного пива и искупаться. И желательно в море. Но ни пива, ни моря на аэродроме не было. Из всех развлечений было только черное от загара озабоченное лицо техника, да теплая горьковатая вода. Виктор с большим удовольствием напился этой пахнущей тиной воды прямо из ведра и, вылив на себя остальное, одел гимнастерку на мокрое тело. Стало легче.

После посадки обнаружилось, что в водяном радиаторе самолета Пищалина застрял кусок мяса. Летчики обступили машину, пересмеиваясь и подначивая бедного Артема. Подошел Дорохов, удивленно поглядел и весело приказал. — Доктора позовите. Это по его епархии.

Когда прибежал запыхавшийся военврач, ему вручили напильник и заставили выковыривать мясо из радиатора.

— На вкус, на вкус попробуй, — сложившись в хохоте, посоветовал комэск-два Евсеев, — вдруг это говядина? Бульон сварим…

— Может это лошадка была, на махан пойдет.

— Теперь с мясцом будем. Тут его считай с фунт, смело можно на рынке торговать.

— Артем, а за что тебя немцы на мясное довольствие поставили?

Доктор наконец выковырял кусок, задумчиво осмотрел его и ковырнув его пальцем, под смех присутствующих, резюмировал. — Арийское мясо. В пищу непригодно.

С этими словами он отдал злосчастное мясо Пищалину.

— Прикопай подальше, — прокомментировал действия врача Дорохов. — Близко за ведущим шел, вот и попал под разрыв его бомб. Впредь наука будет.

Виктор немного удивился сам себе. Раньше подобная новость повергла бы его в шок. А теперь факт того, что кусок убитого им врага находят в самолете ведомого, дает лишь повод для веселья. Определенно, он изменился. Вот только неизвестно в какую сторону.

Вылетов на сегодня больше не было. На аэродроме кончился бензин и летчики, ожидая ужина, забились в тень, отдыхать. День заканчивался. Солнце склонялось за горизонтом, и усиливающийся ветер доносил запах гари. Горели зажженные бомбами и снарядами хлебные поля и всю ночь над степью полыхали зарницы далеких пожаров…

Солнце уже поднялось довольно высоко и начало понемногу припекать, моментально высушив утреннюю росу. Ночная прохлада быстро и незаметно сменилась привычным зноем. Ветер стих, солнце висело над головой, и все живое спряталось, избегая его палящих лучей. Летчики расположились в небольшой роще, на краю аэродрома. Здесь было неплохо. Деревья давали тень, небольшой заболоченный ручей дарил прохладу, и поэтому сюда перебрался почти весь полк. Даже перетащили большую часть самолетов, вырубив на окраине рощи стоянки. Так было безопаснее, потому что БАО до сих пор не успел построить капониры. Бензина в полку не было, летчики после скудного завтрака расслаблялись ожиданием и ничегонеделанием.

Полк в очередной раз сменил свое базирование, отойдя за реку Маныч. Такая рокировка аэродромов постигла всю их воздушную армию, севернее Дона уже были фашисты. Остатки наших войск спешно покидали правый берег реки, подвергаясь яростным атакам на переправах. Немцы же захватили плацдарм на нашем берегу и теперь быстро насыщали его войсками. На донских переправах стало очень жарко.

Но это было далеко, почти на сто километров севернее, а пока они отдыхали. Шишкин спал, положив под голову кулак и тихо сопя. Пищалин читал фронтовую газету, хмурясь и недовольно кривя губы. Сергей Лукьянов достал из планшета тоненькую пачку писем и принялся их перечитывать, улыбаясь. Когда он улыбался, на щеках у него появлялись ямочки и Виктор подумал, что их новый комэск наверняка нравится девушкам. Самому Виктору заняться было нечем. Он тоже просмотрел газету, но читать написанную там ерунду было неинтересно. Лукьянов прочел одно письмо и, используя планшет вместо стола, принялся писать ответ. На минуту отвлекшись, чему-то улыбнулся и спросил сидящего рядом Артема. — Пищалин, а у тебя невеста есть?

Тот скорчил недовольную гримасу и буркнул. — Нет!

— Почему? — искренне удивился Сергей.

— Война идет, какие могут быть невесты, — как-то нервно ответил Артем и покраснел.

— Ну, это ты зря, — голосом мудрого дедушки ответил Сергей. — Это же хорошо, когда тебя там, — он показал рукой на восток, — кто-то ждет.

— Меня мама ждет, — мрачно ответил Артем, — и две сестры младшие. А на войне нужно воевать, а не про невест думать.

Виктор удивился. Насколько он помнил, это была самая длинная речь его ведомого и он захихикал. — Так вот чего ты на танцах сычом сидел? А я уж подумал, что у меня ведомый – ахтунг. Летать боялся, а ну как с заду подойдет, сотворит чего. А оно вот как, — он тихо засмеялся.

Лукьянов с Пищалиным непонимающе посмотрели на Саблина, но ничего не сказали.

— Да ты просто женщин еще не нюхал, — ответил Артему Шишкин. Он незаметно проснулся и широко зевнув, приподнялся на локте. — Это лечится. Я знаю, я тебя научу.

— Идите к черту, — злобно огрызнулся Пищалин, — хватит нести всякую ерунду.

В глазах у Игоря разгорелся охотничий азарт. Он уже открыл было рот, чтобы ущучить Артема посильнее, но тут прибежал посыльный и позвал всех на КП. Привезли бензин и летчики окружили Дорохова, словно цыплята курицу-наседку, торопливо перерисовывая на карты наземную обстановку. Раз привезли бензин, значит скоро лететь в бой…

Станица Константиновская горела, пачкая небо бело-черными облаками дыма. В районе переправы наших войск тоже все было окутано дымом. Там был ад. Вражеские бомбардировщики подходили группами и пикировали вниз, сбрасывая свой смертоносный груз на тоненькую нить переправы, на головы беженцев и переправляющихся войск. Вода в реке бурлила от разрывов, сверху воды Дона, обычно голубоватые, казались пенно-огненными. Однако переправа работала: по реке сновали лодки и катера, по переправе двигались букашки машин и безликая человеческая масса. Двигалась, невзирая на падающие с неба, воющие сиренами вражеские бомбардировщики и смертельный свист осколков. Появление шестерки советских истребителей оказалось очень своевременным, к переправе подходила девятка "хейнкелей".

— Спереди слева ниже девятка бомбардировщиков, — голос Дорохова раздался внезапно, — атакуем в лоб, после разворачиваемся боевым и заходим сверху. Саблин, вы после атаки прикрываете.

Бомбардировщики стремительно увеличивались, приближаясь. Виктор торопливо загнал в прицел крайний левый самолет, нажал на гашетки и сразу отвернул в сторону, избегая столкновения. Не попал – трасса легла чуть выше и в стороне. Спустя миг и вражеские самолеты остались позади, перегрузка вдавила в сиденье и "Яки" полезли вверх.

Со стороны уже пикировала четверка "мессершмиттов", но они немного не успевали. Пара Виктора кинулась им наперерез, издалека поливая пулеметным огнем. Немцы отреагировали и вчетвером кинулись в смертельную карусель.

Попавшие под повторный удар и оказавшиеся без прикрытия, "хейнкели" сбросили бомбы не доходя до переправы и торопливо разворачивались. За одним из них тянулся четкий серый след, а вокруг злыми осами носились наши истребители.

— Саблин, вниз уходите, мы сейчас поможем, — приказ Дорохова прозвучал своевременно. У Виктора на хвосте уже сидел вражеский истребитель, второй вцепился в Пищалина. Он короткими очередями отогнал с хвоста ведомого "мессершмитта" и кинул свой "Як" вниз. "Мессер" за его хвостом не отставал. Виктор инстинктивно вжался в сиденье, опасаясь что в бронеспинку сейчас застучат пули, дал ногу и резко дал ручку в сторону. "Як" завертелся волчком, снижаясь, вокруг замелькали дымные шнуры трассирующих пуль.

— Крути, крути, — закричал комполка, — крути. Сейчас я его срежу. — Евсеев, вы верхнюю пару берите.

"Мессершмитт" сзади отстал, потянул было в сторону, но тут в него впилась трасса и самолет загорелся.

— Готов, готов, гад, — торжествующе закричал Дорохов, — Саблин, хватит, собирай пару.

Виктор остановил вращение и потянул вверх. Увидев сбоку приближающийся "Як" Пищалина, чуть довернул, уступая ему место в строю. Тройка "мессершмиттов" набирая высоту, спешно уходила в сторону. Четвертый уже упал и только сносимый к Дону парашют да тающий дымный след говорили о падении самолета.

Противника такой исход не устраивал. Один "мессершмитт" ушел в северо-западном направлении, но на смену ему подошло шесть истребителей, а на горизонте замельтешила очередная девятка вражеских бомбардировщиков. "Мессера" старались занять положение выше, чтобы было удобней атаковать. "Яки" тоже полезли вверх, не желая сходу отдавать инициативу.

Бой разгорелся внезапно. Четверка "мессеров" пыталась согнать с высоты забравшихся выше всех Евсеева с ведомым – сержантом Дегтяревым, но сами прозевали атаку пары Саблина. Впрочем, Виктор тут же оказался атакован двумя "мессерами". Завертелась карусель. Истребители, на максимальных оборотах, носились друг за другом в гигантском хороводе, стараясь загнать противника в прицел и не попасться самим. Небо наполнилось ревом моторов, треском пулеметов и грохотом авиапушек.

— Саблин, — услышал Виктор в наушниках, — немедленно атакуйте бомбардировщики. Не дайте им отбомбиться.

Он увидел, как ниже и чуть в стороне, красивым ровным клином проплывала девятка пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Они шли к переправе. Шли красиво, неторопливо и невозмутимо. Как на параде, четко выдерживая строй и интервалы. Прикрытые пулеметными стволами и истребителями, они наверное были уверены в своей безнаказанности и неуязвимости.

Виктор бросил свой "Як" вниз, и следом сразу пристроилась пара "мессеров". Одному из них в хвост вцепился Шишкин и "мессер" бросил преследование, потянув вверх, но второй остался. Стрелка альтиметра быстро двигалась, отсчитывая потерю высоты, мотор выл, самолет уже начал подрагивать от скорости. "Мессершмитт" не отставал, напротив он даже сократил дистанцию и теперь готовился открыть огонь. Строй "юнкерсов" оказался уже вверху и немного впереди, он проскочил их на пикировании. Избегая атаки вражеского истребителя, Виктор резко потянул ручку на себя и одновременно крутнул штурвальчик триммера высоты, уходя вверх. Чудовищная сила перегрузки едва не размазала его по сиденью, глаза застила тьма.

Когда он пришел в себя, "мессера" за хвостом не оказалось – видимо был где-то ниже. Его истребитель почти вертикально поднимался вверх, заходя на "юнкерсы" снизу. Он быстренько довернул, загоняя в прицел самолет ведущего вражеской группы, и зажал гашетки. Красно-белые огоньки скользнули перед самым носом фашиста, несколько уткнулись в мотор и, чуть наискосок побежали к хвосту, оборвавшись на крыле, возле торчащего, покрытого обтекателем, шасси. "Як" за счет остатков былого разгона выскочил немного вверх, оказавшись прямо над бомбардировщиками. Их красивый клин распался. Впечатленные внезапной атакой на своего ведущего, немцы смешали строй и начали отворачивать, сбрасывая бомбы в пустую степь. Самолет их командира горел, выпав из строя, снижался в направлении на север. Часть немецких бомбардировщиков летела за ним, часть отходила в сторону. Однако если вражеские летчики и были впечатлены и обескуражены повреждением самолета своего командира, то видимо на их стрелков это не распространялось. Они буквально неистовствовали, торопясь расстрелять зависший без скорости истребитель и в небе вокруг "Яка" замелькали частые дымные трассеры. Виктор торопливо свалил машину на крыло, почти физически чувствуя, как остроносые пули рвут перкаль обшивки и "Як" начал разгоняться, изредка мелко вздрагивая от попадающих в него пуль.

Виктор снова начал пикировать вниз и едва не столкнулся с заходящим от земли "мессером". Тот атаковал его в лоб, на горке и Саблину стоило больших усилий увернуться. Разогнав истребитель, он хотел было повторить свою удачную атаку и сбить один из удирающих бомбардировщиков, но сзади снова обнаружился упрямый "мессер". Пытаясь его сбросить, Виктор дал самолету крен и потянул ручку на себя. В вираже противник стал отставать, но упрямо висел сзади. С его крыльев срывались белые жгуты "усов", но немцу это не помогало, он все сильнее проигрывал "угол". Выше сцепившихся в поединке двух самолетов, буквально прямо над их головами, дрались наши "Яки" против "мессеров". Бой там напоминал безобразную свалку – натуральный собачий бой, самолеты сильно перемешались, пары рассыпались.

На четвертом витке виража истребитель Саблина начал уверенно заходить в хвост "мессершмитту". За немцем потянулся отчетливый дымный след – вражеский летчик включил форсаж двигателя и выйдя из виража полетел прямо. Виктор обрадовался – тот сам подставил ему хвост. Очередная победа была почти в кармане, лишь бы враг не удрал пикированием. Немец удирать не собирался, вместо этого он начал плавно набирать высоту. Это был подарок судьбы. Виктор сразу потянул за ним, мысленно представляя, как снаряды ударят в зависшего без скорости противника. При таком ракурсе его не спасет даже хваленое немецкое бронирование, любая пуля может оказаться смертельной. Он склонился перед прицелом, стараясь довернуть еще чуть-чуть, совсем немного, но "мессер" как заколдованный, уходил выше. Неожиданно "Як" затрясся, словно в лихорадке и резко сорвался в штопор, увлеченный преследованием фашиста Виктор, не заметил, как потерял скорость. Пытаясь управиться со штопорящим истребителем он, не увидел, как немецкий летчик положил "мессера" на крыло и свалился на него сверху. Все произошло очень быстро. Виктор едва остановил вращение машины, как несколько жестких ударов сотрясли самолет. Законцовка левого крыла превратилась в лохмотья, и "Як" снова сорвался вниз, кружа, словно сорванный ветром лист.

Из штопора он вышел низко, едва не зацепив винтом землю при просадке и подняв с земли тучу пыли. Скорее всего, эта пыль его и спасла. Враг видимо принял ее за дым упавшего самолета и не стал добивать подраненого противника, уйдя куда-то в сторону. Это было весьма кстати, подбитый "Як" норовил свалиться на дырявое крыло, и у него появилась очень неприятная поперечная раскачка. Рация молчала, поврежденная, в простреленный фонарь кабины задувал ветер. Однако самолет летел, послушно набирал высоту и Виктор, мысленно перекрестившись, повернул в сторону аэродрома. Воздушный бой вверху уже окончился, там осталась четверка наших истребителей. Было очень интересно, почему их осталось только четверо и куда делся пятый, но это интерес был скорее праздный. Все равно узнать это сейчас было невозможно.

"Юнкерсы" он обнаружил можно сказать случайно. Набирая над переправой по спирали высоту, Виктор увидел, как из-под крыла вынырнули три серые тени с белыми крестами на крыльях – бомбардировщики Ю-87. Они шли невысоко, на высоте около километра и остались невидимыми для остальных наших летчиков. Возможно, это была часть разогнанной ими группы, возможно, новая. Но, тем не менее, три бомбардировщика летели прямо к переправе, и помешать им особо было некому. Разве что огонь нескольких уцелевших после бомбежек зениток, но смогут ли они сорвать атаку звена вражеских пикировщиков – еще неизвестно.

Он с надеждой огляделся, но охотников подраться с тройкой бомбардировщиков не находилось. Однополчане снова ввязались в карусель боя с четверкой "мессеров", а других самолетов в небе видно не было. Лишь далеко на северо-западе мелькали какие-то далекие точки-пылинки, но очень уж далеко, да и скорее всего это были уходящие немецкие самолеты.

Они были очень удобно для атаки – почти под ним и метров на пятьсот ниже и Виктор решился. Плавно опустив нос, он принялся пикировать на вражеские самолеты, ловя в прицел ведущего. Стрелки на бомбардировщиках не дремали, и стволы пулеметов засверкали злыми длинными вспышками огней, в сторону Виктора потянулись разноцветные пунктиры пулеметных пуль. Он не оставался в долгу, несмотря на тряску и частые попадания, его трассы тоже несколько раз утыкались в головной бомбардировщик, вырывая куски обшивки при пушечных попаданиях.

Пушка перестала стрелять, когда до бомбардировщика оставалось метров пятьдесят. Виктор потянул было ручку от себя, стараясь уклониться и пройти за хвостом атакуемого самолета, но в эту секунду взорвался прицел. Что-то острое впилось ему в лицо, обжигая резкой глаза, и он закричал от боли и неожиданности, задергался в кабине. Самолет вдруг весь содрогнулся, двигатель заскрежетал предсмертным хрипом умирающего железа и истребитель начал трястись. Тряска была такая, что казалось, потрескаются зубы. Виктор заполошно тыкался в кабине, не видя ничего, глаза болели адским огнем. Он попробовал было открыть фонарь, но тот не поддавался, заклиненный. Понимая, что жить осталось всего несколько секунд, он машинально нащупал ручку управления и потянул ее на себя, чувствуя, как перегрузка придавливает к сидению. Самолет все же слушался управления. Он так тянул, пока не понял, что истребитель перестал падать и теперь летит прямо. Он понял это буквально задницей, по поведению самолета по отсутствию перегрузок и по всем, что может понять слепой летчик. Мотор все еще скрипел, надсадно и противно и было обидно умирать вот так, слепым, в трясущемся душераздирающем скрежете.

Сорвав зубами левую перчатку, Виктор попробовал протереть глаза. Прикосновение к левому вызвало сильную боль, и бровь и лицо были липкими от крови, зато правый глаз все-таки начал видеть. Пусть это было больно, мучительно больно, но он все-таки видел. Самолет летел параллельно реке, на высоте метров триста. Это все что он успел разглядеть, за жалкую секунду, и снова зажмурился от боли. В этот момент двигатель взвыл особенно противно и замолчал. Сразу перестало трясти, и наступила необычайная тишина. Виктор услышал, как, как завывает ветер в пробоинах кабины и поскрипывает самолет в воздухе. Внизу мелькнула узкая песчаная полоса берега, она была низко, очень низко, он снова потянул ручку на себя, стараясь уменьшить угол планирования.

Земля приближалась. Она размытым серо-желтым ковром степи беззвучно проносилась под крылом, но было невозможно понять насколько же она близко. Боль в глазу немного поутихла, он уже почти нормально мог им видеть, но никак не мог определить, сколько же осталось высоты. Чего-то, не хватало.

— Сейчас, — хрипло сказал он сам себе, — сейчас. Еще наверное метр… или два.

Эти слова совпали с ударом о землю. Виктор почувствовал, что "Як" начинает поднимать хвост, переворачиваясь, и резко взял ручку на себя. Самолет неожиданно оторвался от земли и взмыл вверх. Боясь упасть с высоты без скорости, он толкнул ручку от себя. Истребитель снова ударился, задрал было хвост, но он уже не взлетал, а принялся вспахивать землю носом. Плексиглас фонаря моментально забросало мусором, а кабину заволокло пылью. Виктора мотало по ней так, что если бы не привязные ремни, то его выкинуло бы еще при первом ударе. Наконец самолет замер, опустил хвост, и наступила тишина. В ушах у Виктора стоял звон. Запоздало спохватившись, он перекрыл пожарный кран, хотя особого смысла это уже не имело. Фонарь почему-то легко открылся, и в кабину сразу приятно пахнуло легким ветерком. В небе, прямо над головой звонко заливался жаворонок, и казалось, будто нигде нет никакой войны…

Он с трудом вылез из кабины и осмотрел самолет. "Як" лежал на животе, оставив позади себя длинную, метров пятьдесят борозду. Лопасти винта загнулись рогами, машина была забросана землей и изорванной травой, а сквозь эту маскировку проступали пробоины. Их было много. Вверху, сразу за кабиной, в фюзеляже зияла черная дыра, верхняя треть руля высоты превратилась в лохмотья, и весь истребитель словно оспины покрывали отметины пулевых попаданий. Сильно пахло бензином – из-под левого крыла потихоньку натекала лужа.

Только сейчас Виктор почувствовал, что очень устал. Внезапно задрожали ноги и он, отойдя немного в сторону, уселся на траву. В голове была совершенная пустота и гул. Кровь из левого глаза все еще сочилась, капая на реглан, но это не имело никакого значения. Не было ни сил, ни мыслей, ни желаний. Ничего. Он улегся прямо на землю, рядом со своим самолетом и моментально провалился в беспамятство. Ему казалось, что он оказался на море, как когда-то давно в прошлой-будущей жизни. Снова на море, на теплом, ласковом Черное море. Где пляж, загорелые девчонки в купальниках и ощущение безграничной свободы…