Ранним утром кавалерийский эскадрон «А» выехал из форта Питилисс, чтобы начать самую долгую погоню в своей истории. Он миновал брошенную индейскую стоянку с забытым домашним скарбом и разбросанными повсюду вещами, и направился прямо на север, по следу сгинувших в том направлении Мийача.

Маркизу Траблу, вызвавшемуся принять на себя работу следопыта, не было необходимости указывать дорогу. След был свеж, а прерия так изрыта копытами индейских лошадей, что его знаний и опыта тут не требовалось.

То сбавляя ход, то набирая скорость эскадрон мчался на север, поднимая густые облака прерийной серой пыли. Он мчался через мелкие ручьи и стремительные водные потоки, огибал высокие холмы и с грохотом проезжал по извилистым балкам. Скачка продолжалась до самой темноты. На берегу неглубокой Полынной реки эскадрон остановился. Уставшие люди с облегчением скатились с лошадей, утолили жажду, напоили животных. Вскоре зажглись костры, и по округе поплыл запах крепкого кофе.

Майор Трабл, пройдясь по стоянке, опустился на землю у костра, который развели маркиз с лейтенантом. Он выглядел мрачным и утомленным. Проглотив незамысловатый ужин и запив его кофе, он раскурил сигару.

— Черт бы побрал этого Вихря! — его скрипучий голос прозвучал как щелчок плетки.

— Я советовал тебе, сынок, не перегибать палку, — сказал маркиз, нахмурившись. — Послушай ты меня — и не было бы этой погони.

Майор пропустил слова отца мимо ушей.

— Я прикончу его при первой возможности.

— Не сомневаюсь, сынок, но ты забываешь о Патриции.

По лицу майора пробежала судорога, глаза сверкнули недобрым огнем.

— Красная сволочь! — все, что он смог из себя выдавить, и добавил потом: — Пусть держится от него подальше.

Лейтенант Уайт был печален. Его частые вздохи в конце концов достали майора.

— Хватит, Уайт, тут раскисать! Вздыхаешь, как черт знает кто.

Он встал, с раздражением растоптал сигару и двинулся к поставленной солдатами командирской палатке.

Ранним утром армейский эскадрон продолжил погоню. След Мийача по-прежнему вел прямо на север, через покрытые буроватой травой бесконечные просторы. Лошади кавалеристов были сильны и упитанны, но и им такая гонка вскоре стала не под силу. Они храпели, замедляли бег, их покрытые потом бока ходили ходуном.

— Надо бы сбавить скорость, Эндрю, — поравнявшись с майором, сказал маркиз. — Не ровен час попадают от усталости.

— А как же с индейскими скакунами? — отозвался Трабл. — У них что, крылья?

— Так уж повелось, что они выносливей голодного волка. Это у них в крови… Хотя, я уверен, и у индейских пони есть предел возможностей.

Эскадрон по сигналу майора поскакал замедленной рысцой.

Под вечер на северном берегу одного из ручьев, впадавших в Танг Ривер, преследователи наконец-то увидели тех, за кем охотились.

Мийача, полу развернув пони, конными статуями застыли на высоком взгорке и с каким-то стоическим спокойствием наблюдали за приближающимися Длинными Ножами. Легкий ветер развевал перья на их головных уборах, а вечерние лучи солнца отблескивали с зажатого в руках огнестрельного оружия.

— Черт! — воскликнул майор. — Да они все вооружены до зубов!

Лейтенант Уайт, вспомнив о своих догадках, проговорил:

— Я всегда подозревал, что их оружие где-то припрятано.

Лицо Трабла приняло выражение крайнего неудовольствия.

— Так чего ж ты не порылся в окрестностях форта?.. Впрочем, в подобных делах от тебя пользы как от козла молока… Ты шкуру-то не…

— Похоже, — вмешался маркиз, — Мийача знали, что оружие им все же понадобится.

Это был очевидный камень в огород командира форта, но тот промолчал. Лишь его глаза сверкнули злостью.

— Труби атаку! — рявкнул он горнисту, который чуть было не выронил музыкальный инструмент. — Стой, черт побери!.. Стройся в колонну!

В то время как кавалеристы перестраивались, из рядов Мийача выехали два всадника и поскакали через поток прямо к ним. В сгущающихся сумерках они неслись вперед словно летящие над землей тени.

Они остановились в трех десятках ярдов от эскадрона — мускулистый, широкоплечий вождь и стройная миловидная девушка.

— Татекахомни и Патриция!!! — пронесся возбужденный солдатский ропот.

Майор Трабл стиснул зубы и задышал через нос. Лейтенант Уайт беспомощно опустил руки, которые минутой раньше крепко держали поводья и оружие.

— Кажется, она с ним по доброй воле, — с иронической улыбкой высказался маркиз, взглянув на офицеров.

Через некоторое время майор несколько поостыл. Он перестал сверлить ненавидящим взглядом вождя оглала и перевел его на девушку.

— Что ты делаешь среди дикарей, сестра? — спросил он, сдерживая себя.

— Я тебе всегда говорила, брат, что Мийача — достойные люди, — ответила девушка. — И я полюбила одного из них. — Она с нежностью посмотрела на своего спутника. — Татекахомни будет моим мужем и отцом моих детей.

Майор Трабл покачал головой.

— Эх, Патриция!.. Вот что я тебе скажу… В твоей голове сидят романтические бредни. Что за достойные люди — индейцы? В них благородства ни на грош! Они скальпируют, убивают, пьют огненную воду и измываются над своими женщинами… Этот самый Вихрь не даст тебе ни минуты покоя даже в том случае, если у него будет еще с десяток жен. Ты станешь рожать ему краснокожих отпрысков и работать не покладая рук… И это твои холеные руки будут вычищать продымленное жилище и соскребать с бизоньих шкур остатки мяса. Это твои белоснежные ножки будут мерить мили кочевий, когда Вихрь отправится в путь на лучшем из скакунов…

— Хватит, Эндрю! — воскликнула девушка. — Так думают похожие на тебя белые. Мийача ценят и уважают своих женщин. Мне ли этого не знать…

— Послушай, Патриция… Что будут о тебе говорить на востоке? Ты подумала о матери?

— Я знаю маму, она поймет меня. Мнения же других мне совершенно безразличны.

Молчавший до сих пор Уайт вскинул голову и, казалось, принял какое-то важное решение. Его глаза горели, щеки покрылись легким румянцем.

— Патриция, — отчетливо сказал он. — Я люблю тебя. Я полюбил с первого взгляда и не мыслю без тебя жизни…

Девушка некоторое время молчала. Потом вздохнула и покрутила головой.

— Слишком поздно, Генри. Я не могу любить двоих мужчин одновременно… Мне очень жаль.

Лейтенант вдруг поднял коня на дыбы и выхватил саблю.

— Я сдеру с него скальп! — в его голосе смешались отчаяние и гнев.

Прежде чем лошадь Уайта опустила передние ноги на землю, твердая рука маркиза крепко схватила уздечку.

— Не делай глупостей, лейтенант, — проговорил старик. — Или ты думаешь, что этим завоюешь любовь Патриции?.. Остынь, она уже сделала свой выбор.

Уайт, тяжело дыша, стал помаленьку успокаиваться. И взорвался затем он лишь однажды, когда один из кавалеристов не смог удержать смешка. Лейтенант подъехал к весельчаку и влепил ему оглушительную затрещину.

— Что Мийача собираются делать? — между тем поинтересовался майор Трабл у сестры.

Она обратилась к Татекахомни. Тот начал говорить на языке лакота. Говорил медленно, как бы взвешивая каждое слово. Когда он закончил, девушка перевела.

— Вихрь не хочет кровопролития. Если Длинные Ножи оставят Мийача в покое, они попытаются мирно пробраться в Канаду. Они не хотят больше кормиться подачками белых и испытывать унижения. Они едут в Земли Бабушки, чтобы вести прежний образ жизни.

Майор Трабл цинично ухмыльнулся.

— Никому из Мийача не вести больше никакого образа жизни. Потому что, чтобы делать это, нужно быть живыми людьми. Если они сейчас же не сдадутся, они — мертвецы!.. Скажи ему это. Так что напрасно ты его вызволила из тюрьмы.

Патриция, обменявшись с Вихрем парой слов, произнесла:

— Мийача никогда не сдадутся. Они готовы умереть. Но до того, как они окажутся в Счастливых Охотничьих Угодьях, — множество Длинных Ножей распрощаются с жизнью.

— Прочь с моих глаз! — взревел майор остервенело. — Прочь!.. Или я не ручаюсь за себя!

— Ох, Эндрю, — с мукой в голосе прокричала девушка. — За кем же ты охотишься?!

— За сестрой-потаскухой и ее краснорожим жеребцом!

Со слезами на глазах Патриция развернула лошадь и вместе с Вихрем поскакала обратно. Майор вскинул карабин и прицелился.

— Не по-офицерски, сынок, стрелять в спину, — ровно проговорил его отец.

Майор заколебался, потом сплюнул и водворил карабин на место.

— Извините, отец, нервы, — сухо сказал он. — Мы все устали, а тут еще сестра со своей дикой любовью.

— Женщины порой бывают непредсказуемы, Эндрю… И сестры, и дочери, все они. Так уж устроен мир.

Майор едва ли слышал рассуждения отца. Его глаза были устремлены на северный берег ручья, где верховые Мийача во главе с Татекахомни готовились вступить в бой. Рядом с взрослыми воинами находились убеленные сединами старики и угловатые жилистые подростки. Тридцать жаждущих свободы индейцев, решивших стоять насмерть.

По знаку командира горнист протрубил атаку, и колонна кавалеристов рванулась вперед с саблями наголо.

Индейцы оставались на взгорке какое-то время, а потом, произведя из огнестрельного оружия стройный залп, бросились навстречу солдатам.

Этого никто не ждал. Численный перевес был на стороне Длинных Ножей, и они настолько уверовали в свое превосходство, что этот отчаянный напор дикарей стал для них почти полным сюрпризом. Индейцы пронеслись сквозь колонну подобно внезапному шквалу ветра. В вечерней мгле боевой порядок кавалерии был напрочь разрушен. Призывы офицеров и сержантов глохли в яростной неразберихе. Затем краснокожие ударили еще раз, и среди криков раненых и умирающих растворились в темноте, словно смертоносные призраки.

Лейтенант Уайт с зажатой в потной ладони саблей, не слыша и не видя командира, начал сам выстраивать разбитых и обескураженных солдат. Кое-как преуспев в этом, он выяснил, что погибли семь солдат, десять были ранены и — самое неожиданное — пропал майор Трабл! Его искали, звали по имени, но он как сквозь землю провалился. В конце концов стало совершенно очевидно, что командир попал в плен. После захоронения павших эскадрон принялся устраиваться на ночлег.