Поплавок не дернулся и не вздрогнул, а плавно-вежливо отплыл вправо, как бы посторонился — пропустил кого-то из воды. И хотя солнце разморило меня, не спавшего ночь напролет у костра, я сразу приметил колебание гусиного пера. Кто там осторожничает? Карась ленивый, плотва спесивая или сутулый окунь на верхосытку жевнул червяка?..
Вода на озере Лебяжье чисто-проглядная, и глубоко видать, если начинает гулять рыба. И сейчас замечаю, как всплывает возле поплавка что-то светло-зеленое, чуть продолговатое. Впрямь чье-то яйцо… Да чье, ежели все птицы давно выпарили цыплят, у кряквы они вон уже и «отцвели», пустили из зорек серые перышки.
А яичко там временем вынырнуло и оказалось упругим кулачком. И не успело обсушиться, как в нем кто-то ожил-шевельнулся. Не рыбка ли, не жук ли плавунец запрятался? И тут комар меня ужалил в шею, как есть крапива лесная стеганула-ожгла. Шлепнул я себя ладонью и на кусты оглянулся. Одним гнусом меньше стало, но из тальника с крапивным шумом новые летят и впридачу к ним оса, полосато-оскаленная, болтается среди веток. Ну, сам виноват: не признаю хитрой химии, по маминому слову — поперешничаю, потому и расплачиваюсь за всякие укусы.
Когда снова глянул на озеро — обмерла моя душа. И возле поплавка, и по заливу всему белым-бело кувшинок. Самую малость поозирался на комарье, а проморгал-таки, как разжались зеленые кулачки и выпустили на волю маленьких лебедей. И так много-много — глаза скрадывает… А откуда всплыли они, там лопухи, словно добрые морщинисто-материнские ладони.
Гляжу и отца вспоминаю. Не верил я ему, что он на своем веку застал здесь лебединые семьи. Сказывал: берегли крестьяне их пуще гусят домашних, гостей по престольным праздникам водили на озеро и показывали им ангельских птиц.
Раздумался о прошлом и очнулся от милого девичьего голоса:
— Коля, посмотри, какая красота!
— Да-а, — баском согласился Коля. — У тебя в букете не достает кувшинок. Не огорчайся, я живо…
Девушка стала отговаривать Колю, да все равно не могла скрыть, что ей очень хочется получить кувшинки. Недоступные каждому, как густо-малиновая дремь плакун-травы, как побережный журавельник или ромашки.
Парень понял Любу и прямо в синем трико бухнулся в озеро. Он ловко плыл и скоро нарвал тяжелую ношу кувшинок. Люба ахала за кустом над неожиданным счастьем, а парень разделся и отжимал свой спортивный костюм.
Я представил, каким молодцом выйдет к девушке сильный и решительный Коля. Чего ему озеро и кувшинки, он и настоящих лебедей для Любы наловил бы… Но девушка больше не ахала благодарно. До меня долетел ее печально-материнский вздох:
— Коля, погубили мы их. Увяли они, мертвые они…
Коля повел глазами туда, где он срывал кувшинки. Там тускнела опустевшая вода, и скорбно сиротели лопухи-ладони. И лишь дальше озером празднично белели, сияли и детски радовались солнцу живые лебедята.
Парень с девушкой ушли без кувшинок в букете. Они, конечно, видели меня, но не спросили: можно ли привязанных к озеру лебединок лишать воды?
И я когда-то парнишкой тоже нарвал кувшинок. Только не для венка девчонке, а изведать — годятся ли они в еду?