— Гену надо отпускать, — сказала я, когда мы вернулись домой. — Он невиновен. Мне так кажется…

Дима мелко закивал и быстро скрылся в ванной. Похоже, что сегодня он был настроен весьма решительно, и меня ждала бессонная ночь. Как неудачно! И это как раз тогда, когда я почти вышла на грань. До разгадки оставалось совсем чуть-чуть. Нужно только расставить все точки над «i». Я отворила дверь кабинета, изгнала негодующего Яшу и грозно обратилась к Аглаиде Карповне:

— Почему это вы решили, что я знаю, где труп, и никому не говорю?

— А?

Она легонько отшатнулась и втянула голову в плечи. В сумерках здорового молодого дня она казалась совсем старой, несмотря на стрижку, подтянутую фигуру и склонность к морковного цвета, губной помаде. Совсем старой — испуганной, сгорбленной, трясущейся и не такой уж экстравагантной. В теплом махровом халате Аглаида Карповна была больше похожа на бабушку льва Бонифация, чем на Екатерину Вторую накануне заката.

— Потому что, — прошептала она одними губами.

— Вы же взрослый человек! — я приосанилась и пошла в наступление. — Подумайте сами, разве можно носить труп в дамской сумочке? Или вы хотите сказать, что я храню там адрес подпольного кладбища?

Бабушка быстро отошла от меня на безопасное расстояние и прижалась к окну. Видимо, подвиг профессора Плейшнера казался ей единственным способом избежать ответа на мои вопросы. В подтверждение моих мыслей она резко распахнула створки окна.

— С балкона гораздо удобнее, — вежливо сказала я. — Потом как-нибудь я поделюсь с вами собственным опытом по этому виду упражнений.

— Ты оставишь бабушку в покое? — Нос Яши уже занял половину площади комнаты, тогда как сам он пока находился в коридоре. — Ты оставишь нашу бабушку в покое и, может быть, возьмешь трубку. Там плачет чужая старушка… Но мне ее не так жалко, как эту.

Яша зашел в комнату и встал между нами. Лицо его было искажено от гнева. Он терпеть не мог издевательств над детьми и стариками. Но ради нашей бывшей супружеской жизни ему все же стоило выяснить, кто тут палач, а кто жертва. Я фыркнула, как ездовая лошадь, и, громко хлопнув дверью, вылетела в коридор.

— Это Галина Николаевна, — нараспев сообщила трубка. — Вы меня помните?

Я прислушалась. Напряглась и наконец вспомнила и голос, и обстоятельства нашего знакомства. Это был хороший признак — мозги начинали подчиняться моей железной воле.

— Анна Ивановна во всем созналась! — радостно доложила свидетельница Костенок, а сердце мое упало и закатилось под плинтус.

Если маляра Пономарева убила из ревности пенсионерка Смирнова, то все мое построение ни к черту не годилось.

Галина Николаевна продолжала:

— И мы вместе поняли. Это хозяева убили Степана Степаныча. Чтобы не платить деньги. Понимаете, он нарочно затягивал ремонтно-строительные работы. Он уничтожил простенок между ванной и туалетом. Собственной волей! Его никто не просил. Видимо, он так сделал для удорожания процесса и закупки новых материалов. Это, конечно, непорядочно. — Галина Николаевна протяжно вздохнула. — Но мы считаем, что убивать за это жестоко. Вчера как раз по телевизору показывали, как дедушка убил бабушку за полстакана самогона, и мы подумали…

— Так в чем созналась Анна Ивановна?

— Ну… — Костенок замялась, а я представила себе, как зарумянились ее сухие щечки. — Ну… Она им сама позвонила. Хозяевам. И не подумайте, что доносила. Он просто хотел поменять трубы. А в этом вопросе нежелательно было прыгать через голову. Аня узнала у девочек из бригады телефон и позвонила спросить разрешения. А там — слово за слово. В общем, она хотела им понравиться и сообщила, что маляр самоуправствует… И что ей теперь будет? Вы только поймите — она раскаялась. И партия за нее просит. Посодействуйте, Христа ради…

— Да-да, — сказала я. — Конечно. Спасибо большое. Увидимся.

Положив трубку на рычаг, я снова удивилась своей способности правильно распознавать врагов. Ай да Миша, ай да молодец! Теперь он не выкрутится! Ни за что! Как странно он в свое время понял поговорку «копейка рубль бережет». Нет, я, разумеется, тоже за режим строжайшей экономии, но не ценой жизни работников! А может, Миша учится у государства? Например, если не платить учителям, врачам, военным зарплату и дать им спокойно умереть от голода, сколько же это можно сэкономить! Масштабно мыслит этот подлец Миша. Я не удивлюсь, если через год-другой он сядет где-нибудь в законодательном собрании. Ничего, сядет, только в другом месте.

И кстати, о любви… Я тяжело вздохнула и собралась утешить бабушку. Ее внук Гена убивал только своих любовниц и только по одному ему известным интимным причинам. Во всяком случае, в патологической жадности его обвинить трудно. Плюс Луизиана — это вообще из соображений семейной безопасности. Я тихонько постучала в ванную и попросила Тошкина немедленно меня впустить. И что ответил этот негодяй? Он сказал следующее:

— Надя, извини, но я стесняюсь!

Ага, разбрасывать по супружеской постели крошки от булочек, по всем квартирным креслам — свои штаны, а по ковролину грязные носки он не стесняется! А тут — кадетский корпус в одной закрытой ванной. Ничего. Когда-нибудь-то он выйдет. А при таком поведении прямо у двери его буду ждать не я, а любовно собранные чемоданы!

— Аглаида Карповна, что вы хотели найти в моей сумке? — что есть мочи заорала я.

Пусть все слышат, пусть все знают. Пусть… Пусть я в доме не хозяйка, но мозговой центр — это точно.

— Мама, в твоей сумке можно найти только болячку себе на голову, — отозвалась из детской Анька.

— Точно, и всей семье, — раздраженно заявил стоявший в дверях кабинета Яша. — Надя, ну не лезь ты, за ради всего святого. Кушать лучше пойдем. Довела всех, — добавил он тише. — Дима вон утопиться готов, Аглаида слезами умывается. Не стыдно?

— Нет.

Я гордо мотнула волосами. Как жаль, что я не бью своих бывших мужей. Этот Яша давно просит. Очень просит.

— Боже! — простонал Яша. — Это невыносимо. Невозможно. Не стой столбом, иди открывай. И где ты набралась такого хамства?

У Яши была какая-то странная реакция на звонки в дверь. Я, конечно, понимала его нежелание делиться моей жилплощадью, но ради справедливости — одним человеком больше, одним человеком меньше — какая теперь-то разница? И если я такая плохая, почему они все ко мне липнут?

— Кто там? — демонстративно спросила я.

— Владимир Игнатьевич, — ответил голос, приглушенный стальной дверью. — Надя, нам надо поговорить. Я жду тебя в машине. Внизу. Только срочно!

Да, случилось нечто поистине неординарное. Во-первых, он не назвал свою груду железа красивой импортной фамилией «форд», во-вторых, не пожалел бензина, чтобы приехать сюда, в-третьих, он не мой родственник, а этого водоплавающего прокурора и маниакальной шмональщицы Аглаиды. Я пожала плечами, надушилась, подкрасила ресницы, подкрутила волосы, сделала легкий массаж подбородка, подпилила четыре ногтя и мгновенно спустилась к подъезду.

— Садись в машину, сильно не хлопай. Осторожно! — взмолился Владимир Игнатьевич, когда я автоматически дернула на себя пепельницу. — В моей машине не курят. А, ладно… Уже все равно… Значит, так, Надя. Я видел его. И ту девицу — нимфетку Лолиту. И на суде скажу, что видел его последним. Я, а не Катя. Ясно?

— Ясно, — покорно кивнула я.

— Попробуй его убедить, — попросил Лойола, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Кого? Диму?

— Диму, Диму. У тебя получится. — Он тяжело вздохнул и замолчал.

При всех недостатках Владимира Игнатьевича, он всегда был человеком последовательным. На первом месте у него были деньги, на втором-пятом тоже. А ниже по шкале его ценностей я никогда не спускалась. Выходит, что на шестом сидела Катя? Надо же! Я улыбнулась — Лойола не предлагал мне повышения по службе, взятку в виде места литературного редактора, просто его долларов за вредность предприятия. Он не предлагал мне ничего, тем самым признавая наше равноправное партнерство. Хочу — сделаю, не хочу — останемся друзьями. Он миллионер-газетчик, я безработная городская достопримечательность.

— А нимфетка была с ним, с Федором?

— Со мной, пряталась за углом. Не знаю, за что ее Гена убил, но в детстве она тоже была влюблена в Федю. Как все. Они все были в него влюблены.

Мой шеф активно оперировал устаревшими понятиями. Мне не хотелось его разочаровывать, и я не уточняла, что по нынешним временам такая влюбленность имеет очень определенное и почти медицинское название — секс.

— Слушай, родственник, так ты Федю и убил? Скажи сразу — и картинка оживет. Без твоего признания она не складывается. Мы опять будем считать, что он пропал без вести… Нехорошо же, и бабушка не зря приехала. Или… — Меня в который уж раз за день осенила гениальная догадка. — Или ты покрываешь Катю?

— Без комментариев, — процедил набивший руку на чужих интервью Лойола. — Без комментариев. Только то, что сказал. То и повторю на суде. Все.

Он повернул ключи в замке, машина дрогнула.

— Мы поедем, мы помчимся? — с надеждой спросила я. Так неохота было возвращаться домой.

— Нет. Кстати, статья твоя понравилась. Я продал им полосу.

— А мне, как обычно, пособие по безработице?

— Да, в пределах наших расценок. Я еще хочу высчитать с тебя за моральный ущерб. За отличное в кавычках поведение при заказчиках, — сухо обронил Лойола.

И я поняла, что он не убийца. Сейчас от меня зависело многое, но он продолжал руководствоваться принципом «пусть мир рушится, но жадность должна торжествовать». Нет, не убийца. И это к лучшему. Потому что если Миша убил Пономарева, Гена — трех женщин, а Катя, по молодости, Федора, то наша незапятнанная ничем, кроме беспочвенных Аглаидиных подозрений семья становится единственным претендентом на Патриаршие пруды. Вова Супчик лопнет от зависти, но работа не даст ему умереть.

— Пока, — сказала я и со всей силы хлопнула дверью…

— Бабушка и Аня уже спят, — предупредил меня Яша.

— А Тошкин?

— Тошкин купается.

— Тогда где его одеяло, подушка и уголовный кодекс?

Я обвела взглядом разрушенную спальню и поняла, что Тошкин готовит мне грандиозный сюрприз. Он, наверное, явится в комнату под покровом ночи, при неверном пламени свечи и в одеянии свежевымытого Адама. Он хочет, чтобы я заснула, размягчилась и перестала выполнять его работу. Он хочет видеть меня женщиной. Это романтично. Но несвоевременно. Тем более, что уже в течение трех суток подряд в силу сложившихся обстоятельств я отказывалась от ужина.

Он пришел сразу. И ушел тоже очень быстро, оставив вместо себя пренеприятные галлюцинации в виде учительницы по химии, гневно вопрошающей: «Какова валентность железа в соединении феррум два о три?» Я покрылась холодным потом и представила себя свободным электроном. В голове бродили обрывки фраз, мною же и оброненных. Я подпрыгнула на кровати и вспомнила то, что показалось мне признаком глубокой родственности. В ушах даже зазвенело: «Мы отдадим твою статью хозяину. Пусть почитает».

Миша оказался куда хитрее, куда грамотнее, чем все эти вырожденцы Тошкины, Кривенцовы и примкнувшие к ним Прядко.

— Аглаида Карповна!

Я стояла над раскладушкой и пристально всматривалась в бабушкино лицо. Она очень старалась притвориться спящей, но веки дергались, глаза были чуть приоткрыты, она даже немного щурилась, чтобы не пропустить момент моего ухода. Аглаида Карповна меня боялась. И вместе с тем игнорировала. Такие случаи в моей практике уже были. Поэтому я стараюсь не дружить с женщинами.

— Нам надо поговорить. Вы все равно не спите.

— Ладно.

Тяжело вздыхая, она поднялась и пошла вслед за мной. На кухню. Я молча разлила водку для компрессов в маленькие изящные рюмки, подаренные моему мужу за помощь в приватизации пивоваренного завода, и произнесла трагическую фразу:

— Выпьем за помин души Федора!

Бабушка охнула, настороженно посмотрела на меня и выпила.

— Что вы нашли в моей сумке?

— Кольцо, — еле слышно молвила она. — Кольцо, которое я подарила Федору в предпоследний приезд. Он любил всякие побрякушки и носил его не снимая.

— Надо было намылить руки. У меня при стирке всегда обручалки падали. Мама говорила, что это плохая примета. Теперь я вообще не стираю.

— Оно снималось само. Просто ему нравилось. Он вам его подарил?

Подозревая меня в смерти Федора, Аглаида Карповна сразу уважительно перешла на «вы». Но я поспешила ее разочаровать. Иногда бывают моменты, когда нужно отбросить личные амбиции и подождать, пока памятник нерукотворный воздвигнет мне кто-то другой.

— Не он и не подарил! — заговорщически прошептала я. — Аглаида Карповна, вам пора сделать выбор. И огласить результаты соревнования.

— Да?

Она очень удивилась и явно ждала объяснений. Я молча налила нам еще по рюмке и выпила свою. Алкоголь придал моему фонтану красноречия оттенки современного дизайна…

Когда я закончила свою пламенную речь, Аглаида Карповна встала со стула, выпрямилась, поправила волосы, протянула мне руку и сказала:

— Зови меня просто Гашей!

И заплакала. Я тоже заплакала — сказалось напряжение нескольких последних дней и невозможность предложить бабушке что-нибудь равноценное простому русскому имени Гаша.

— Значит, его… — всхлипнула бабушка.

— А может, еще и не его. Просто деньги. Но там. В квартире. Иначе все это глупости.

— И что нам делать?

Есть ли у меня план? Да у меня целых три плана. Один другого хлеще. Бабушка, кстати, безоговорочно выбрала самый безумный. Если он провалится, мы будем лежать с ней в одной палате. Психоневрологический диспансер просто обогатится, открыв нам свои объятия. Со временем на его стенах даже повесят мемориальную доску: «Здесь отдыхали от трудов праведных Крылова и Алексеева».

И все же я сомневалась. Утро застало врасплох меня, а я — Аслана, некогда крупного мафиози, ныне отца-основателя города на общественных началах. Буквально в прошлом году он подарил мне на свадьбу американку — в лучших дворовых традициях нашего пролетарского поселения. Если бы я была чуть корыстнее, то отдыхала бы каждый год на Майами. Я живо припомнила его мобильный телефон и с внутренней дрожью набрала номер.

— Надя Крылова. Мне нужна твоя помощь.

— Тебя опять похитили, дорогая, — усмехнулся Аслан, и я подумала, что он оказался бандитом-долгожителем, потому что умел ничему не удивляться, получил высшее образование и легко переходил с кавказского на русский. — Куда приехать?

— Ты мне должен, — скромно сказала я.

— Да?! — В его голосе зазвенел металл. По «понятиям» я, видимо, не туда попала, и, будь на месте Аслана какой-нибудь другой урка, я бы уже «отвечала за базар». Но он всего лишь еще раз жестко переспросил: — Да? Аслан тебе должен?

— Американку! — пояснила я, и мой друг-бандит понес серьезную потерю. Металл в голосе стал быстро испаряться, а бумажный самолет с текстом моей статьи начал набирать отчаянную высоту. Мне просто надо было выяснить, что он делал на запасном аэродроме в квартире Миши. — Кто из наших является учредителем «СОС-инвеста», зарегистрированного в кипрской офшорной зоне? И если можно, какова была сумма первоначального взноса?

— Тебе нужен весь список? Ты идешь в поход на мэрию? Или выше? — снова усмехнулся Аслан.

— Мне нужен весь список. Кто из жителей нашего города — только и всего… Ты же обещал. Американка — это любое желание, — напомнила я.

— Это дорогая информация, может, лучше кругосветное путешествие?

— Зачем ты торгуешься? — обиделась я.

— Ты когда-нибудь видела обезьяну с гранатой, из которой уже вырвали чеку?

Что за грязные намеки? Конечно, я знаю, как выглядят обезьяны. К нам иногда приезжают зверинцы, у нас есть стационарный цирк и даже небольшая собственная труппа. В конце концов, у фотокнязей в городе есть целый питомник обезьян, с которыми посылают народ в командировки в места активного отдыха трудящихся. Что еще придумал этот гнойный прыщ Миша?

— Так вот, дорогая, когда я прочту тебе этот список, этой обезьяной станешь ты! — Аслан аппетитно расхохотался.

— Я позвоню тебе в два часа. Думаю, что к этому времени ты уже подготовишься.

— Ты обиделась? — огорчился Аслан. — Надя, я же не со зла. Я с предупреждением, а?

— Бэ, — сказала я. Когда ничего умного не приходит в голову, я тихо радуюсь, что помню хотя бы алфавит.

В семь часов тридцать минут по местному времени я стучала в ванную отщепенца Тошкина. Он был нужен мне для реализации второго пункта плана под названием «Угрюм-река». Честно говоря, это было самое невероятное предположение, но я чувствовала, что жадность всех этих новых полурусских поможет мне раскрыть преступление их собственными руками.

— Дима, можешь вздохнуть спокойно и не бриться. Одевайся немедленно, мы едем в прокуратуру. Нужны вещественные доказательства.

Из-за двери раздался грохот. Я давно предлагала укрепить корытце-раковину. Теперь, когда Димочка задел ее головой, он, надеюсь, будет внимательнее прислушиваться к моим советам.

— Ты жив? — взволнованно спросила я. Не хватало, чтобы он отключился и стал трупом до того, пока я оприходую по исполнителям все остальные. — Ты жив?

Он молчал. Ему было гораздо удобнее притворяться мертвым, чем делать свою работу. Я ненавязчиво толкнула дверь ногой. Услышав удар, в коридор вылетел Яша и, увидев мое непроницаемое лицо, счел за лучшее скрыться по месту временной прописки.

— Я выбью дверь!

— Жив, — простонал мой муж. — Жив я. Возьми ключи в пиджаке. И делай что хочешь. Я сам сяду и буду сидеть, сколько надо. Но сейчас — делай что хочешь. Я сплю!

Хозяин барин. Хочет сесть — сядет. Я пожалуюсь Старкову на то, что мой муж разбазаривает вещественные доказательства. Но сначала я воспользуюсь ими. Операция «Пыж» как часть стратегического плана «Угрюм-река» прошла удачно. Зажав в кулаке кусочек в целлофановом пакетике, я рванула в логово зверя. В Мишино логово.

Моего появления в этом доме не ждали. Зачуханная Ира непонимающе протирала маленькие глазенки и недовольно морщила носик, Миша работал только нижней челюстью — туда-сюда, туда-сюда.

— А где дети? — первым делом спросила я.

— На даче. С моей мамой, — брюзгливо ответила Ира. — А в чем, собственно, дело? Чем обязаны?

— Я могу пройти?

Могу, не могу, какая разница, на всякий случай не разуваясь (не оставлять же здесь обувь в результате возможного бегства), я семимильными шагами проникла в гостиную и удобно устроилась на ковре. Если бы Миша и Ира последовали моему примеру, мы могли бы мило по-японски побеседовать, попить чайку в тишине. Но они в знак протеста стояли. Миша от нетерпения даже переминался с ноги на ногу.

— Ты пришла наниматься на работу или рассчитывала, что меня снова не будет дома? — грозно спросила Ира.

Фу, какое жуткое у нее произношение. Она как-то особенно часто глотала гласные, и от этого слова звучали гортанным птичьим криком.

— На работу, — кивнула я и потянула на себя кипу журналов, разрисованных и разорванных детьми. — Так сколько вы будете мне платить? — Я обворожительно улыбнулась Мише и поняла, что ненавижу его так сильно, как никого вот уже в течение нескольких лет.

— А вот этот уговор как раз и не состоится. — Ира вступилась за честь семьи и странно посмотрела на мои мануальные движения, которые я осуществляла по отношению к ее журналам.

В сущности, я уже нашла то, что искала. Кусочек подходил к целому. Осталось только сдать «Космополитен» на экспертизу, и убийство Луизианы Федоровны можно спокойно инкриминировать Мише.

— Ладно, ребята, не нервничайте. Я пришла с парламентской миссией. И если бы вы не выключали на ночь телефон, все обошлось бы простым звонком.

— Мы не выключали!

— Да? Значит, наш поломался! Не важно. Бабушка будет оглашать результаты теста. Она хочет сделать это в вашей квартире.

— Да? — Ира расплылась в хозяйски-гостеприимной улыбке. — У нас? Ну конечно…

— Не здесь. На новой квартире. На Мира, 12. — Я старалась не смотреть на Мишу, чтобы не выдавать своего знания его преступной натуры. Мои глаза всегда считались очень выразительными — сейчас это могло подвести. — Дима дал добро. Все следственные мероприятия закончены.

— Да, но там страшная грязь, — начал было юлить Миша. — Просто страшная. Мы не управимся.

— До часу дня? Ладно, а до двух? — предложила я.

Странные люди, им же только полы помыть, а не разбросанные вещи по шкафам распихивать. Вода, швабра, порошок — минутное дело!

Для усиления полноты впечатления нужен был звонок бабушки. Она что-то запаздывала… Неужели отказалась от участия в проекте?

— Ну, я пошла. Можно мне по-родственному взять несколько журнальчиков?

— Нет, — сухо сказал Миша, одобренный выразительным молчанием жены. — Мы и так не справляемся с утечкой прессы. Извини.

Господи, и этот человек еще совсем недавно предлагал мне золотые горы! А я, дура, пела про себя: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?» Закрывая за мной дверь, он таки умудрился провести своей лапищей по волосам. Я вздрогнула. Противно нарываться на убийц.

— Да, Аглаида Карповна, — услышала я Ирин небогатый интонациями голос. — Да, она нам сказала. Мы готовы.

А мы — нет. В моей логической конструкции все еще оставались несостыковки. Или просто не хотелось верить. Все должен был решить звонок Аслана и поиск волшебной палочки, с которой в этот дом вступит бабушка Аглаида Карповна.

Под Анькиной подушкой я отыскала дело об убийстве Пономарева и еще раз внимательно прочитала протокол осмотра места происшествия. Он не оставлял практически никаких сомнений — стена, у которой лежал труп, была свежезаштукатуренной, а в руке покойного накрепко засел кусок щебенки. Только один кусок. Что очень мало, если предположить, что мастер собственноручно разрушил кладку между комнатами. Ведь бабульки только помыли полы, а в строительном мусоре не обнаружено никаких остатков стены. Тогда где они? И кто выравнивал давно, еще восемь лет назад заложенную дверь? Ответ прост — только тот, кто после строительных упражнений-помыл руки одноразовым шампунем из журнала «Космополитен». Из журнала, часть которого застряла в пальцах убиенной Луизианы? Неужели Миша взял в сообщницы эту странную неугомонную учительницу, а потом хладнокровно задушил ее, пользуясь уже выработанной методикой Геннадия Кривенцова? Какой цинизм! Какая низость!

У меня задрожали не только руки, но и губы, и коленки, и даже часть живота. Организм требовал немедленного возмездия. Превозмогая душевное волнение, я позвонила Людочке, Дине, Владимиру Игнатьевичу и вежливо попросила каждого прибыть на дележ квартиры, который должен состояться по Мира, 12.

— Это обязательная процедура? — глухо засопротивлялся один лишь Вова Супчик. — Я могу избавить от нее Катю?

— Нет, — вежливо, но твердо оборвала его я.

И пошла искать мужа. Требовать его профессиональной поддержки.

Я не ошиблась. Я не ошибалась сегодня так часто, что мельком глянула на себя в зеркало — а вдруг на лбу выросли лишние интеллектуальные шишки или, скажем, появился нежно-голубой нимб?

Тошкин был застигнут врасплох. Он сидел на корточках у холодильника и прямо из кастрюли поедал какую-то жидкую пищу.

— Дима, — громко сказала я, вынудив его закашляться. — Это Миша.

Мой муж покраснел и перестал не только жевать, но и глотать.

— Ты не могла этого сделать, — прохрипел он. — Зачем тебе мужское имя?

— Спать надо по ночам и на месте, — огрызнулась я. — Твои умственные способности и так ниже среднего. А потому береги голову. Это сделал Миша. А меня зовут Надя.

Не став дожидаться, пока мой муж покроется пятнами восторга, я вкратце изложила ему историю своих давешних исследований и скромно ждала бурных и продолжительных аплодисментов. Но Дмитрий Савельевич не мог вот так запросто признать свое поражение, а потому напряженно молчал.

— Из-за своего бумажного самолетика ты решила, что он хозяин «СОС-инвеста»? Кстати, а что ты делала у них дома?

Дима насупился, изображая провинциального Отелло. Я его понимала — первая ракетка в мире бывает только одна, и признать этот факт обычно чрезвычайно трудно.

— Ходила тебе изменить, — ответила я, потому что все это уже были такие мелочи, ради которых не стоило напрягаться на большую ложь.

— А ведь дети прислали письма всем. И ему тоже. Он реально мог испугаться. Реально. Если ты права, то он знал, что Федора нет в живых, и предположил, что кто-то его шантажирует. Лариса Косенко могла видеть его тогда, восемь лет назад, а Валентина Онуфриева — теперь, в момент убийства. Все складывается. Надя, а ты… — Тошкин расстроился и замялся. — А ты…

— Никогда в жизни, Дима. Можешь мне верить. Я никогда в жизни не изменяю своему мужу.

— Да нет! — раздраженно бросил Дима. — Я не об этом. Ты точно не душила Луизиану? Я никому не скажу. Понимаешь, она одна не вписывается в цепочку…

— Еще как вписывается!

Я подкинула прокурору версию об иллюстрированном журнале и соучастии. Он посмотрел на меня с глубоким уважением.

— Только мы не докажем. Никогда, — грустно вздохнул Тошкин и постарался спрятать глупую счастливую улыбку. Ясное дело — при таком раскладе его семья остается вне сферы правового вмешательства. Это не могло не радовать.

— Не забудь позвонить родителям, — голосом телевизионного ведущего посоветовала я. И отправилась к бабушке дать последние наставления и выцыганить напрокат тот самый не очень везучий свитерок. Ходить на кровавые разборки в собственных вещах, которые имели привычку долго сохранять плохие воспоминания, я брезговала.

Посоветовавшись с Аглаидой Карповной, мы решили пригласить на операцию Яшу и поручить ему в случае чего собрать детей и отвести их на какой-нибудь дневной спектакль или другое шоу по вкусу. Нервировать маленьких взрослыми ссорами — это непедагогично.

В половине второго наша небольшая семья из двух мужей, бабушки, жены и дочери высадилась из такси на Мира, 12.

— С Богом, — сухими губами прошептала Аглаида Карповна и решительно поднялась по лестнице.

— Выступать только по моей команде, — предупредила я.

До звонка к Аслану оставалось полчаса. И хотя теперь он решал многое, но не все. Я вошла в квартиру и предалась напряженному родственному братанию. Новая квартира Миши и старая — Кривенцовых была просторной и пахла сырой побелкой. Стены все еще стояли неприлично голыми, а пол был настлан давненько крашеными досками.

— Проходите, — сухо сказал Миша, стараясь не смотреть нам всем в глаза. — Мы уже собрались.

— И Людочка? — удивилась я, не слыша привычного водопада родственницы.

— Все! — отрезал Миша.

Он что-то предчувствовал! Он видел во мне потенциального врага, которого невозможно сбить с толку дешевыми признаниями в любви! Он был хищником с обостренным чувством опасности. И я не могла его разочаровать.

— Ну что, дорогие родственники, — сказала Аглаида Карповна и покосилась на меня.

— Рано, — произнесла я одними губами и посмотрела на часы, которые обычно носила на руке у какого-нибудь мужа. — Мне надо выйти.

Изумленный Тошкин не успел задать очередной глупый вопрос, а я уже набирала номер аслановского телефона из квартиры Галины Николаевны Костенок.

То, что поведал мне друг милиции Аслан по поводу хозяина страховой компании, рожденной в недрах Кипра восемь лет назад, могло бы сбить с толку любого, но не меня. Я молча восхитилась безразмерностью Мишиного цинизма и стала медленно спускаться к собравшимся. Едва я коснулась двери старой-новой квартиры, как из ее недр раздался звук, не удививший бы только молотобойца. Потом визг, достойный гастрольных поездок Филиппа Киркорова, а вслед за ним грохот и тишина, которую я сочла выгодным фоном для собственного появления.

Первое, что выхватил мой цепкий взгляд, были ноги Аглаиды Карповны, переступая через которые я споткнулась и упала. Разные умные мысли вихрем пронеслись в голове: то ли бабушка выступила без команды, то ли ее уже немного убили без моей защиты. Я попыталась приподняться и узрела такое, о чем в случае столкновения впоследствии с чем-то ужасным можно было бы сказать: «Ну, мы и похуже видали».

В стене зияла дыра, у плинтуса рядом с Гашей валялась кувалда и нечто, ранее бывшее человеком. Похоже, это нечто какое-то время провело в замурованном виде.

— Федор? — заикаясь, спросила я.

Труп, разумеется, не ответил. Родственники почему-то промолчали тоже.

Итак, Федор был найден. Как мной и предполагалось — неживым. Оставалось лишь обозначить имя специалиста, способного так просто избавиться от тела жертвы. Опасаясь спугнуть своего героя, я начала действовать издалека, чтобы потом, сужая и сужая круги, загнать Мишу-фотокнязя в ловушку. Минимум, который можно было бы выжать из этой ситуации, — это его чистосердечное признание при свидетелях.

— Ира, — начала я. — Как ты могла на это пойти? Это же грязные деньги! Он что, заставил тебя сделать это? Даже ради детей…

— У нее тогда не было детей, — тихо сказала Катя, но я не обратила на нее внимания.

Мне были известны случаи, когда мужья-милиционеры усаживали своих жен на высокие коммерческие кресла и даже как бы жили за счет высокого капиталистического профессионализма супруги. Той же манией семейных вложений страдали мэры, депутаты, простые работники административных и налоговых органов. А потому я почти совсем не удивилась, когда Аслан сказал, что хозяйкой «СОС-инвеста» является Ирина Потапова, в девичестве Клименко. Миша просто сделал ее ширмой. Но как объяснил он ей появление этих денег, сумма которых была зафиксирована в скорбных списках Димы?

— У меня тогда не было детей, — сказала Ира как-то особенно спокойно и вдруг ни с того ни с сего начала смеяться, тыкая пальцем в свою собственную сестру.

Что ж, она умная женщина — догадалась и съехала с катушек. Теперь нужно было просто переждать и взять Мишеньку под белы рученьки, тепленьким и свеженьким. И пусть он не сочтет это за месть.

— У меня тогда не было детей. И мужа не было, а у тебя и тогда не было, и сейчас нет твоего Феденьки, — совсем уж нездорово развеселилась Ира, одной рукой держась за живот, другой пытаясь почесать нос.

— Она убила его, — спокойно сказала Катя. — Пойдем, Володя, мне все это крайне неприятно. Простите.

— Нет, это вы простите, — сказала все еще лежащая на полу Аглаида Карповна. — Дима, не стой как истукан. Кого-то же надо арестовать.

— Гена уже сидит, — сообщила Людочка и набрала в грудь побольше воздуха, чтобы сообщить какую-то сногсшибательную новость. — А я…

— Ира, прекрати истерику! — крикнул что есть голоса Миша и встряхнул свою благоверную за плечи. — Прекрати истерику. Немедленно!

— Пусть поплачет, — как-то очень безнадежно сказала Катя.

— А ты, ты не хочешь вместе со мной? — вдруг успокоившись, спросила Ира.

— Нет, все уже прошло, — спокойно глядя на труп некогда любимого мужчины, повела плечами жена моего шефа. Я даже позавидовала ее выдержке.

— Ах, прошло? Так ты больше не собираешься его ждать? За ним бежать? Иметь детей? — Ира подбоченилась и пошла было в наступление.

— Девочки, извините. — Я просто сочла своим долгом вмешаться, потому что любопытство и профессиональный долг смешались во мне и требовали выхода. — Так это ты, Ирочка, убила Федора? Я что-то не поняла. Или недослышала?

— Сначала она убила меня, — отрешенно, но довольно громко для давно мертвой женщины сказала Катя. — Она отбила его, прибрала к рукам. Но не удержала. — Катина усмешка была такой горькой, что даже бабушка приподнялась на локте, чтобы взглянуть. — Федор вернулся! Вернулся!

У этих сестер Клименко было явно какое-то психическое отклонение: та смеялась, эта вот-вот собиралась заплакать.

— Я не делюсь своим. — Ира блеснула маленькими глазками. Хорошо, что Тошкин в это время впал в ступор и делал вид, что он не на работе. — Я никогда не делюсь своим. Я его предупредила, что убью, если он сбежит с тобой. Он не поверил и сам, понимаешь, сам дал мне этот пистолет. Дальше было дело техники. Он умер, я замуровала его в стену… В эту самую стену, где заложили дверь. Здесь и тогда шел ремонт.

— Я слышала в квартире ваши голоса, — тихо сказала Катя. — Я видела тебя, Ирочка.

— А я видел тебя, Катя, — облегченно вздохнул Лойола, который, кажется, все эти восемь лет спокойно прожил с как бы убийцей своего друга.

Похоже, на нескольких семейных улицах все же намечался праздник.

Помогая бабушке подняться, я начала кое-что соображать. Когда Пономарев своей волей разбил стену и добрая соседка позвонила хозяевам, Ира уже получила глупое детское письмо. Для многих шутка — для нее угроза. Труп в квартире, обнародованный ремонтником, мог стать веским аргументом шантажиста. Ира поехала и убила маляра. И аккуратно заложила разбитую им стену. Потом помыла руки шампунем из журнала, но в спешке забыла и пакетик, и дорогую ее сердцу печатную продукцию. Все это забрала хозяйственная Валентина Сидоровна, посланная Мишей для проверки ремонтных работ. Догадалась ли она? Во всяком случае, о пребывании в квартире женщины могла догадаться. Но у страха глаза велики. Ира подумала, что Онуфриева и была автором того самого проклятого письма, так зачем оставлять опасного свидетеля?

— Ребята, а Лариса умерла сама или ты убрала ее тоже? Ведь она могла тебя видеть.

— Да, могла. — Ира деловито кивнула и склонилась над останками Федора. — Ну что, друг, доигрался? Как тебе этот воздух? Как тебе эти бабы?

Кажется, наша родственница решила сымитировать внезапное помешательство, но я не могла позволить себе помутнение ее рассудка до тех пор, пока не узнала о прискорбной судьбе Луизианы.

— Эй, подожди! — Я похлопала Иру по плечу и тем самым отвлекла ее от мертвого Федора. — А учительницу зачем? Чтобы не платить?

Спинным мозгом я почувствовала, как напрягся Тошкин. Для него этот вопрос все еще был принципиальным. Он в меня верил.

— Это был ее журнал. Она очень возмущалась, что я воспользовалась «Эльсевом». Грозила жаловаться влиятельным людям. А я этого не люблю, — гордо усмехнулась Ира, не поворачивая головы. — Заплатила я ей, между прочим, за месяц вперед, так что не надо делать из меня монстра…

Действительно, нельзя же так не любить людей. Не все бывают щедрыми, но хранить пережаренное масло — это одно, а нерационально грохать уже оплаченного педагога — совершенно другое.

— Ты нормальный человек? — вдруг подал голос Миша.

— Вполне, — сказала Ира. — Никто ничего не докажет. А если ты считаешь нужным, могу немного свихнуться. Только на наши с Феденькой деньги на Кипре можешь тогда не рассчитывать.

По лицу Миши пробежали тени. Первая — от калькулятора, он считал, сколько может потерять в случае отказа поддерживать жену. Вторая была хрупкой и неубедительной — моральный аспект интересовал его мало.

— Будем думать, — отвернувшись, сказал он.

— Володя, значит, он не вернется? — спокойно спросила Дина, которую уж точно надо было везти в больницу. Она была такая тихая, такая белая, что вот-вот могла упасть на освобожденное бабушкой место. — Значит, он не вернется? Никогда?

— Зато вернется Гена, — вдруг ни с того ни с сего заплакала Людочка. — А ко мне такой американец приезжает… Такой… С самыми серьезными намерениями. Ему и внешность моя нравится, и характер, и письма… и все… Я ради него готова была отказаться даже от квартиры на Патриарших.

— Ну кто тебе поверит? — спросила Ира, спокойно поправляя челку. — Кто тебе поверит, а, прокуратура? — Она вдруг лихо подмигнула моему мужу.

— А идите-ка вы все отсюда! — грозно и зло распорядился он. — Надя, все, что могла, ты уже совершила, забирай бабушку, Яшу и детей с улицы и давайте. Я буду вызывать оперативную группу, криминалиста, эксперта. Все!

…Домой он вернулся поздно вечером, вместе с Геной и Сережей Кривенцовыми. Стараясь не смотреть мне в глаза, заискивающе спросил:

— Можно они немного у нас поживут? К Люде приезжает американец. Гена не хочет портить ей жизнь.

Я уже было открыла рот, чтобы напомнить Тошкину метраж нашей квартиры, но тут вмешался нахлебник Яша и противным голосом заявил:

— Наша Надя никогда не позволит себе выгнать человека на улицу.

— Ладно, — устало согласилась я, — только спать они будут с тобой и с бабушкой.

В двенадцатом часу позвонила Дина. Ей было плохо и страшно. Сердце давало перебои, кончилась водка и валерьянка. Я не успела объяснить ей, как тесно мы живем, потому что она уже вызвала такси.

Мы с Тошкиным уступили ей спальню, перебравшись на кухню. Мы ждали понедельника. Самый дешевый мебельный салон открывался в восемь утра. И мы все ссорились и ссорились по поводу количества кроватей, которые нам предстояло купить.