Ha другой день, 19-го декабря, утром, Государь приехал из Ставки.
Сопровождавшие Его рассказывали, что, после получения известия о смерти Распутина, Он был в таком радостном настроении, в каком Его не видали с самого начала войны.
Очевидно, Государь сам почувствовал и поверил, что, с исчезновением «старца», с Него спадут тяжелые оковы, которые Его связывали и которых Он не имел сил с себя сбросить. Но лишь только Он возвратился в Царское Село, как Его душевное состояние резко изменилось, и Он снова оказался всецело под влиянием окружающих.
В городе по-прежнему носились всевозможные слухи. Ими жили все слои общества сверху до низу, им верили и очень волновались.
Известие о нашем предстоящем расстреле дошло до рабочих больших заводов и вызвало среди них сильное брожение. На своих собраниях они постановили спасти нас и устроить нам негласную охрану.
Хотя мы и были в положении арестованных и, кроме членов Императорской Фамилии, в Сергиевский дворец никого не пускали, наши друзья и знакомые, тем не менее, к нам пробирались. Приходили также офицеры разных полков, которые заявляли, что их части, как один человек, станут на нашу защиту. Они находились под сильным впечатлением совершившегося события и предлагали Великому Князю разные планы решительных действий, на которые он, конечно, не мог согласиться.
В этот день у нас перебывало особенно много народа. Уже с утра начали съезжаться во дворец члены Императорского Дома.
Помню, как я вошел с Великим Князем в его кабинет, где застал почти всю Императорскую Семью, которая меня забросала вопросами. Накануне они были исключительно заняты фактом ареста Великого Князя и ни о чем другом не говорили; теперь же они хотели узнать подробности исчезновения Распутина, но услышали от меня все тот же рассказ.
Перед обедом приехал Великий Князь Николай Михайлович и сообщил нам, что труп Распутина найден в проруби Петровского моста.
Вечером снова заехал генерал Максимович и на этот раз, уже от имени Государя, объявил Великому Князю, что он арестован.
Ночь мы провели беспокойно. Около трех часов нас разбудили, предупредив о появлении во дворце каких-то подозрительных личностей, пробравшихся по черному ходу. Служащим они объяснили, что посланы охранять дворец, но в виду того, что у этой «охраны» не оказалось никаких документов, ее выгнали вон, а у всех входов и выходов поставили служащих дворца.
20-го днем, к чаю, опять собрались почти все члены Императорского Дома.
Они снова обсуждали арест Великого Князя Димитрия Павловича, на этот раз уже официально утвержденный приказом Государя. Никто из них не мог примириться с фактом ареста члена Императорской Фамилии. Они рассматривали его, как событие государственной важности, заслуживающее наибольшего внимания. Никто не думал о том, что были вопросы более серьезные, что от тех или иных действий Государя в эти дни зависит судьба страны, судьба Престола и Династии, наконец, исход войны, которая не могла закончиться победой без полного единения между Верховной властью и народом.
Конец Распутина выдвигал сам собой вопрос и о конце распутинства, о новом курсе всей политики, которая теперь или никогда должна была освободиться от паутины преступных интриг.
После отъезда членов Императорского Дома пришел генерал Лайминг, бывший воспитатель Великого Князя Димитрия Павловича, который жил во дворце и часто нас навещал. Он нам рассказал подробности извлечения трупа Распутина из реки.
Следствие по делу исчезновения Распутина поручено было вести начальнику Охранного Отделения, полковнику Глобачеву. Этот последний сообщил прокурору Петроградской Судебной Палаты о том, что, в результате розысков, была найдена на Петровском мосту «калоша № 11 черного цвета, покрытая пятнами свежей крови». Калоша эта была доставлена на квартиру Распутина, где домашние признали ее принадлежащей убитому. Кроме того, снег, покрывавший мост, весь был исчерчен следами ног и автомобильных шин, причем следы автомобиля близко подходили к самым перилам моста.
Таким образом, по мнению полковника Глобачева, нить к раскрытию убийства следовало искать не на Мойке в доме № 94, а на противоположном конце города, то есть на Петровском мосту.
После этого доклада начались дальнейшие розыски, и был произведен осмотр Петровского моста. Туда прибыли все высшие представители административного и судебного мира.
Достаточно назвать должности, которые они занимали, чтобы стало ясно, какое значение имел Распутин, какой «государственной катастрофой» являлась в глазах правительства и Верховной власти его смерть.
При осмотре моста присутствовали, как гласит отчет по делу об убийстве Распутина, – «высшие чины Министерства Юстиции с министром во главе, прокурор Петроградской Судебной Палаты, товарищ прокурора, судебный следователь по особо важным делам и представитель Министерства Внутренних Дел...»
Все эти важные чины государства с напряженным вниманием и огромным служебным усердием старались разобраться в загадочном для них событии.
Допрашивали постового городового, сторожей расположенной неподалеку пивной, сторожей убежища Императорского Театрального Общества для престарелых артистов... Допрос этот никаких результатов не дал. Тогда был сделан новый осмотр моста, самый тщательный. Следственные власти на этот раз нашли новое доказательство убийства – обрывки рогожи со следами крови. Затем их внимание было привлечено еще и следующим обстоятельством: в одном месте на перилах моста снег оказался сброшен и получилось впечатление, как будто на этих перилах лежал какой-то предмет. Это еще больше склоняло следователей думать, что убийство Распутина произошло именно здесь, на Петровском мосту в глухой части города, на самой его окраине, а не в другом месте и, конечно, не на Мойке, которая находится на противоположной стороне Петербурга.
Два основания заставляли следственную власть отстаивать такое предположение.
Во-первых, им казалось, что перевозка трупа должна была бы оставить где-нибудь на улицах следы крови. Между тем, весь город был осмотрен, а кровавых пятен нигде не нашли.
Во-вторых, вызывала подозрение находка калоши убитого: было трудно предположить, чтобы труп, перед тем как его увезти с места преступления, одевали так старательно, что не забыли даже и высокие зимние калоши.
Таким образом, следствие рисовало себе следующую картину: Распутин был убит на самом мосту, его тело некоторое время лежало перекинутым на перилах, а затем с перил было сброшено в прорубь, находившуюся как раз против того места моста, где была найдена запачканная кровью рогожа и где на перилах был сметен снег.
Немедленно были вызваны водолазы; в течении двух с половиной часов производили они обследование речного дна, но трупа найти не удалось.
Водолазы высказали предположение, что течением Невы, особенно быстрым в этом месте, труп мог быть под льдом отнесен далеко от Петровского моста. Сильные морозы заставили на время приостановить поиски водолазов; мост был оцеплен и у перил поставлена охрана....
Один из городовых речной полиции, прорубая лед, случайно заметил, недалеко от полыньи, примерзший ко льду рукав бобровой шубы.
О своей находке он немедленно известил начальника речной полиции. Тогда было отдано распоряжение прорубить лед около этого места. Работа была проведена очень энергично и через пятнадцать минут из воды был извлечен труп Распутина, оказавшийся на дне реки, приблизительно в тридцати саженях от Петровского моста.
Все тело убитого было покрыто таким толстым слоем льда, что под ним трудно было распознать черты его лица.
Когда эту ледяную оболочку осторожно сняли, следственные власти увидели обезображенный труп Распутина: голова убитого в нескольких местах оказалась прошибленной и волосы на ней кое-где вырваны клочьями (вероятно, при падении с моста тело ударилось головой о ледяной край проруби), борода примерзла к одежде; на лице и на груди виднелись сгустки запекшейся крови; один глаз был подбит....
Руки и ноги Распутина были плотно связаны веревкой, причем кулак правой руки убитого был крепко сжат. Все тело было завернуто в накинутую на плечи бобровую шубу, рукав которой, всплыв кверху и примерзнув ко льду, указал место нахождения трупа.
Был составлен официальный акт о нахождении тела, которое перенесли в стоявший на берегу деревянный сарай и покрыли рогожей.
В это время к Петровскому мосту прибыли: министр Внутренних Дел Протопопов, главный начальник Петербургского Военного Округа, начальник Охранного Отделения и другие чины администрации. Прокурорскому надзору поручено было составить подробный протокол наружного осмотра трупа и обстоятельств, при которых он был найден.
Товарищ прокурора Галкин, на которого была возложена эта обязанность, временно даже перенес свою канцелярию в один из частных домов поблизости от Петровского моста.
В одиннадцать часов утра, в сопровождении высших чинов, следственные власти отправились в сарай и приступили к тщательному осмотру трупа.
Убитого раздели. Ha теле его обнаружены были две раны, нанесенные огнестрельным оружием: одна в области груди, около сердца, другая на шее. Врачи признали обе раны смертельными.
Прислуга убитого, вызванная к месту, где лежал труп, опознала в нем Григория Распутина, проживавшего на Гороховой улице в доме № 64 и бесследно исчезнувшего в ночь на 17 декабря.
В двенадцать часов к телу Распутина были допущены обе его дочери и жених одной из них, подпоручик Папхадзе. Дочери возбудили ходатайство о перенесении тела к ним на квартиру, но власти не дали на это своего согласия. Весть о том, что тело Распутина найдено, быстро распространилась по городу, и к Петровскому мосту потянулась вереница карет и автомобилей, но власти сделали категорическое распоряжение никого не допускать в сарай, где лежал труп.
Через некоторое время был привезен деревянный гроб, куда положили убитого, но предварительно его дважды сфотографировали: сначала в одежде, потом раздетым.
Веревки, которыми были связаны руки и ноги, бобровая шуба и некоторые вещи были опечатаны и приобщены к делу в качестве вещественных доказательств.
Гроб с телом перевезли в Чесменскую богадельню для вскрытия.
Еще задолго до прибытия лиц, назначенных производить вскрытие, вся местность возле Чесменской богадельни была оцеплена значительным отрядом конной и пешей полиции.
Вскрытие тела Распутина продолжалось до первого часа ночи и происходило в присутствии целого ряда видных должностных лиц, представителей полиции и чиновника Министерства Внутренних Дел. Операцию вскрытия производил один из профессоров судебного кабинета Военно-Медицинской Академии при участии нескольких полицейских врачей.
Снова, в течение двух часов тщательным образом осматривался труп Распутина, причем, при этом вторичном осмотре, помимо двух огнестрельных ран, на теле обнаружены были сильные кровоподтеки.
При вскрытии в желудке была найдена тягучая масса темно-бурого цвета, но исследовать ее не удалось, так как по приказанию Императрицы Александры Феодоровны вскрытие было прекращено.
Неизвестно, каковы были другие распоряжения Императрицы, но около двух часов ночи генерал Григорьев вызвал в богадельню автомобиль. К этому же времени в покойницкую был доставлен богато отделанный дубовый гроб; тело уложили в него и отправили на прибывшем автомобиле неизвестно куда... Маршрут отправки трупа Распутина никому сообщен не был: его везли агенты Охранного Отделения, специально присланные для этого в Чесменскую богадельню.