Май 1996-й год. После полугодичного плавания я летел на самолете рейсом Сингапур-Копенгаген. Моим соседом оказался англичанин. Он первым завел разговор, обратившись ко мне:
— Интуиция подсказывает мне, что вы моряк.
Пришлось признаться, что это действительно так. Мы разговорились. Я не удивился когда узнал от него, что он когда-то также был капитаном. А теперь работал в одной из брокерских фирм. Летел он через Копенгаген в Лондон. Я поинтересовался, что его заставило совершить воздушное путешествие в Сингапур. Ответ также меня не удивил. В результате гибели судна, зафрахтованного его фирмой, были ущемлены ее финансовые права. В их защите капитанский опыт имеет немаловажное значение. Поэтому он и был командирован в Сингапур чтобы на месте ознакомиться с обстоятельствами катастрофы. Англичанин по моей просьбе коротко изложил суть дела настолько, насколько ему было известно. И прежде всего я обратил внимание на один факт-капитан по национальсности был русским.
В романе я не ставил перед собой цель по примеру детективного жанра заниматься поиском преступников (хотя, безусловно, я не мог бы обойтись без его элементов), которые своими действиями отправили судно с экипажем на дно, а показать трагедию капитана, оказавшегося в чрезвычайных обстоятельствах. Его мужество, находчивость и способность выжить тогда, когда, казалось, на это все шансы потеряны.
****
Судно полностью обесточилось и, погрузившись в темноту ночи, развернулось лагом к волне и ветру. «Только взрыв и ничего другого!» — мысленно подтвердил первоначальную догадку Тоболин, хотя в данном случае причина уже не играла роли.
Неестественно быстро, как бы готовясь к скоропостижной смерти, судно под влиянием ветра, волны и поступающей во внутрь корпуса воды наращивало крен на левый борт. Сомневаться в том, что ситуация критическая и безнадежная, не приходилось. Тоболин представил: десять-пятнадцать минут и затопит машинное отделение. А если к тому же пробоина в трюме и этого времени много. При исключающей возможности выровнять крен судно должно опрокинуться.
С палубы донеслись звуки рвущихся креплений груза и грохот техники, смещающейся в сторону крена. Оставалось отдать последнюю команду.
— Чиф, людей в шлюпку и плоты! Не теряйте ни секунды! Заберите рулевого! Будете за командира!
— А вы, капитан? — Прокричал старший офицер.
— Делайте то, что вам приказано! Обо мне — не ваша забота! — Резким голосом ответил Тоболин.
Стуча по трапу башмаками, Халимед и матрос побежали вниз.
Оставшись один на ходовом мостике, капитан попытался всю свою волю сконцентрировать на одном: заставить мозг работать, чтобы найти хоть одну зацепку, дающую возможность спасти судно. Пусть с большим креном, но остаться на плаву. Однако в угрожающей ситуации, которая усложнялась с каждой секундой, решительно не мог вспомнить то, что могло бы изменить развитие событий. Да и на самом деле, вариантов для спасения судна не было. Вероятно, ему следовало нажать кнопку автоматической подачи сигнала бедствия, но отвлекли крики моряков на шлюпочной палубе.
Ударом волны в борт судно резко накренилось и, через открытую дверь Тоболина кинуло на крыло. Ухватившись руками за фальшборт, невольно он стал свидетелем другой трагедии. Не обращая внимания на сумашедшие порывы ветра, перегнувшись через планширь, Тоболин хотел убедиться, выполняет ли его указание старший офицер.
В то время, как Тоболин пытался рассмотреть действия моряков по спуску спасательных средств, единственная шлюпка с этого борта уже ползла вниз. И вдруг удар о борт, звук которого достиг и Тоболина. Затем на его глазах оборвался носовой лопарь. Шлюпка повисла на кормовом в вертикальном положении. Ударяясь о борт судна, она продержалась не более минуты. Еще один мощный удар и шлюпка развалилась на части. Жутко смотреть на падающие в море тела моряков и осознавать свое бессилие. Тоболин мысленно послал горький упрек в адрес старшего офицера: «Надо было в плоты! В плоты! Эх, чиф, какую ты совершил непоправимую ошибку!» Затем он бросился на ботдек в надежде найти оставшихся моряков. И первое, на что Тоболин обратил внимание: спасательных плотов на штатных местах не оказалось. Под свист ветра он облазил все закоулки, покричал. Никого… Черное безмолвие и рев бури. Чувство не только стыда (ведь руководи он сам, не произошло бы трагедии), но и полной опустошенности захватило его всего. Он не помнил, как оказался в рулевой рубке. Сквозь завывания ветра далеким эхом показался чей-то голос сзади. Тоболин не сразу понял, что он принадлежал радистке.
— Капитан, вы здесь?
Тоболин резко повернулся…. Без четких очертанй, словно светлый призрак, просочившийся сквозь стену мрака… Тоболин видел пока только её силуэт. Лица нет. Расстегнувшийся голубого цвета халат, короткая ночная рубашка. Присмотрелся получше. В ужасе вытянутое бледное лицо, которое даже в темноте имело свой цвет. В это время из-под быстро несущихся туч выскользнул острый кусок луны. Слабый его луч принес в рулевую рубку немного света и желтоватым бликом остановился на несуразной фигуре женщины. Увидев ее глаза, огромные, объятые ужасом, Тоболин застыл в оцепенении. «Сейчас закричит…»-догадался он. Ему этого не хотелось. И точно. Только луна спряталась за тучу, и темнота скрыла радистку, Тоболин услыхал ее отчаянный голос:
— Капитан, что случилось? Скажите, что-о-о?
Он бросился в сторону радистки, чтобы удержать её от падения. А в этот момент ударом волны судно положило на борт, и Тоболин юзом прокатился мимо женщины…
— Капитан, объясните мне! Мы тонем? — снова услыхал он голос радистки.
По чистой случайности оказавшись возле ящика для хранения спасательных жилетов, Тоболин в первую очередь подумал о спасении Доры. Выхватив два жилета, один бросил в ее сторону, надеясь у нее хватит соображения, что с ним делать.
— Дора, надевай! Поторопись! Времени уже нет!
На упавший к ее ногам жилет радистка даже не взглянула. Продолжая искать капитана безумными глазами сквозь пелену мрака, она судорожно крутила головой.
Понимая, что сама она ради своего спасения ничего не предпримет, Тоболин принял решение использовать последний шанс, который, протяни еще какое-то время, исчезнет вместе с судном в морской пучине. Наконец наступил удобный момент, и Тоболин решительно двинулся в сторону радистки. Прижав её к переборке, попытался надеть на неё спасательный жилет. Ни малейшего сопротивления. Но стоило Тоболину сделать движение в сторону выхода из рулевой рубки, как женщина, обхватив его шею руками, прильнула своим телом к нему. Её громкие рыдания и возгласы, казалось, разрывали его сердце на части.
— Не хо-о-очу-у-у в мо-о-о-ре! Не хо-о-очу-у-у!
С трудом балансируя на палубе с ношей в руках, Тоболину наконец удалось достичь фальшборта. Он взглянул в ревущую бездну и в какой то момент ослабил руки. Дора выскользнула из его объятий и, напуганная стихией, на четвереньках поползла обратно в рулевую рубку. И снова усилие, чтобы оказаться рядом. Склонившись над ней, чтобы пересилить вой ветра, Тоболин во всю мощь голосовых связок закричал:
— Дора, опомнись! Море-это единственное спасение!
Женщина продолжала двигаться к двери и, Тоболин понял: кричать бесполезно. Страх перед морем наводил на неё ужас. Едва успев ухватиться руками за комингс, она вдруг бессильно растянулась на палубе. Разметавшиеся по сторонам её волосы тормошило ветром, рвало, как оборванные бурей снасти корабля. Женщина не подавала каких-либо признаков жизни. Тоболин метнулся к радистке, перевернул ее лицом вверх, приложил ухо к груди. И, кажется, первая радость в эти трагические минуты. Сердце её билось. Обморочное состояние женщины оказалось кстати. Он уже знал что ему делать. «Дора должна жить! Она будет жить!» Тоболин надеялся. Нет, не на чудо. Оказавшись в воде, радистка придет в себя. Вслед за ней прыгнет он и не даст ей утонуть. В подобной ситуации, когда нужно только одно-воля к жизни, не до чувств. Впрочем, сейчас сказать трудно, отчего может зависеть человеческая жизнь. Обхватив руками безвольное тело радистки, ощущая его тепло, за два шага до разлуки с ней, все-таки испытал то кратковременное чувство, которое могло прийти раньше. Да, ему очень хотелось, чтобы она жила, радовалась и рожала детей. И вот он — предел, и нет больше времени ни на чувства, ни на мысли. Под качку Тоболин перевалил тело радистки через фальшборт, затем выпустил его из объятий. Удара о воду он не услыхал.
В штурманской рубке царил настоящий хаос. Судовой журнал, оказавшийся на палубе, искал, как показалось Тоболину, целую вечность. Сорвал со стола путевую карту и вместе с журналом упаковал в пластиковый мешок. Привязав его к спасательному жилету случайно подвернувшимся под руку капроновым жгутом, выбежал на крыло мостика. А корабль в это время фактически заканчивал свою жизнь на плаву. Корма находилась уже под водой, а нос все выше задирался вверх. И видимо, воздушная пробка, скопившаяся в носовых трюмах, пока еще поддерживала плавучесть. И вот они первые признаки трагической развязки. Судно угрожающе накренилось…
****
Полвека прожитой жизни… Много это или мало? Слово «полвека» звучит солидно и страшновато. Пятьдесят лет — не слишком тоскливо, означая, как бы не все еще потеряно…Кому-то покажется много, кому-то мало. Очевидно зависит от того, каким образом прожиты годы. В постоянной деятельности или философствуя о жизни и смерти в тиши и тепле городского убежища. Море — не кабинет и не квартира со всеми удобствами. И пока ты в состоянии стоять на мостике корабля, один на один с морской стихией, жизнь-это постояннный поиск чего-то нового, возможно еще не изведанного. Каждый моряк в душе романтик. Это качество в него вселяется невольно, каким бы он по натуре черствым не был.
Полет в неизвестность по времени показался Тоболину сравни с собственной жизнью. С отрывом от судна захватило дух, но мозг уже отключился от реальных событий. Двадцать метров высоты и конец всему… Неведомая ему сила на время стремительного падения увела его сознание на другой путь, параллельный, сделав его самого посторонним наблюдателем собственной жизни. Вполне объяснимое явление. Защитная реакция мозга — отключиться на время, избавив организм от стресса.
С ударом о поверхность воды пришел конец небытия. И снова захватила горькая реальность трагедии. Тоболин, прыгая в бушующее море, подумал о радистке, которая могла выжить только с его помощью. И теперь, очнувшись от затяжного падения, другой мысли, как о ней — не было. На расстоянии, примерно двух десятков метров, среди волн Тоболин заметил светлое пятно. Сомнения в том, что это свет от лампочки ее спасательного жилета, у Тоболина не возникло. Руки сами по себе пришли в движение. Однако, мешок с судовыми документами, раздувшись пузырем, болтаясь на штерте между ног, мешал плыть. Пожалуй, в эти мгновения для Тоболина ничего желанней не было, как убедиться в том, что Дора жива. Еще несколько трудных взмахов рук и что же? Светяшийся круг вдруг пришел в движение. Вращаясь на одном месте, заскользил вниз и вскоре бесследно исчез. Горечь неудачи не сломила его воли к поиску. Он не поверил в вероятность исчезновения человека странным образом. «Это всего лишь игра световых отблесков»-решил Тоболин, стараясь приподнять голову и осмотреться вокруг. Крутые гребни волн старались опрокинуть его тело, а брызги не позволяли надолго открыть глаза. Пару раз глотнул соленой воды и прокашливался до тошноты. Однажды оказавшись на гребне высокой волны, попробовал вглядеться в темноту. Безуспешно… Мгла застилала поверхность моря. Сделал попытку с минуту-две отдохнуть. И вроде бы это удалось. Но как только снова начал двигаться, Тоболина накрыло волной. Тогда он пришел к мысли о том, что куда-то плыть в его положении не имеет никакого смысла. Лишняя затрата сил и энергии. В подобных обстоятельствах главное — дольше удержаться на плаву. Между тем судьба радистки его волновала даже больше, чем собственная. Осматривая пространство вокруг себя в надежде заметить свет от аварийной лампочки её спасательного жилета, он одновременно прокричал несколько раз: «Дора! Дора! Дора!» Голос тонул в реве ветра и шуме волн. Однако мысль: «Я должен её найти! Я должен ей помочь!» — засела накрепко в мозгу и не давала расслабиться. В поисках радистки он поплыл по волне. Догоняющие волны, накрывая с головой, отнимали немало сил. И они, Тоболин чувствовал, с каждым рывком туловища вперед, таяли быстрее, чем стремление продолжить поиск радистки. Взбесившееся море с прежним упорством продолжало буйствовать и, казалось, не собиралось утихать. Стихия, как бы смеялась над человеком, давая ему понять: он весь в её власти. Вне корабля он одинок, он беспомощен. Океан-это огромное кладбище кораблей и людей. И очередной жертвы он не заметит. Наконец, наступил тот момент, он должен был наступить. С белой шапкой пены на гребне Тоболина догнала волна, высоты её в темноте он не видел, она огромна. Как правило, ей предшествует глубокая впадина. И прежде, чем Тоболин сообразил об опасности, его засосало в эту впадину и затем накрыло волной. Погружаясь в пучину, он стал задыхаться. Холод сковал руки и ноги. И только благодаря спасательному жилету, пластиковому мешку с воздухом, его выкинуло на поверхность. Тоболин успел сделать вдох. И после того, как почувствовал себя в относительной норме, пришел к единственному выводу: в темноте все его усилия бесполезны. Надо ждать рассвета. И в этой сумятице чувств, переживаний и стремлений, мечта дожить до утра полностью захватила Тоболина. И ему казалось нет ничего мудрее, светлее, чем утренний рассвет. Он принесет надежду на жизнь и раскроет тайну катастрофы.