– Кира! Открой сейчас же!

Я сидела на кровати в спальне Ивара, глотала слезы и смотрела, как дверь сотрясается от мощных ударов. К счастью, заперевшись, сообразила подставить еще и стул, хотя препятствие все равно казалось слишком хлипким. На полу валялись пакеты с покупками, сброшенные мной в сердцах. Подарки Ивара. Я старательно отводила взгляд, чтобы на них не смотреть. Хотела даже содрать с себя платье, но отвращение при мысли о том, что придется натягивать старую одежду, пересилило порыв.

– Охотница! Ты слышишь меня?!

Я прекрасно его слышала. А еще – отчетливо видела, как он обнимал ту красотку, уединившись с ней в кабинете отца. Лика целовала его, крепко обвивала руками за шею, а Ивар просто стоял, склонив к ней голову, и шептал что-то. Какой наивной дурочкой я почувствовала себя, застав их врасплох! Поверила, прониклась благодарностью к сопернице, когда та стала защищать меня от подозрений. И получила удар в спину. Как он мог? Как он мог?!

– Убирайся к своим гостям! – выкрикнула я. – Видеть тебя не хочу!

– Они ушли! – прорычал Ивар из-за двери. – Все ушли. Остались только ты и я, охотница. И я не собираюсь тратить всю ночь на глупую ссору!

Ночь. Я до боли впилась зубами в нижнюю губу. Вот чего он хотел от меня. Всегда хотел. Правильно сказала за ужином та толстая обжора: мужчины не думают о любви. Только о своих физических потребностях.

– Иди и проводи ночь со своей Ликой! – завопила я, задыхаясь от обиды и злости.

Господи, зачем мне только пришло в голову присутствовать на ужине?! Я уже сто раз пожалела о необдуманном порыве. Надо было сдержаться и прислушаться к голосу рассудка. Отец всю жизнь отправлял меня в комнату, когда приезжали важные гости, и внутри все отчаянно воспротивилось, когда Ивар решил поступить так же. Но может, это моя судьба? Может, я обречена просто сидеть взаперти, пока сильные мужчины решают сложные вопросы? Ведь я такая наивная, беспомощная и совершенно не знакомая с настоящей жизнью. И с настоящим предательством.

Организовывая ужин, я предвкушала, как загорятся глаза Ивара, с каким восхищением он будет смотреть, как ловко у меня все получается. Мечтала порадовать его и влюбить в себя еще больше. И поначалу так и было. Но потом все пошло наперекосяк. Следить за каждым словом и мимикой, подавлять внутри эмоции, вызванные вполне справедливым негодованием – Ивар наверняка из стали, раз умудрялся жить в подобном напряжении столько лет.

Хотя нет, о чем это я? Он же Хамелеон. Это мне пришлось притворяться, пока малознакомые люди с высокомерными лицами смеялись почти над каждым моим словом и окутывали пренебрежением, а я даже не могла бросить им в лицо, что отношусь к известному клану, и со мной нужно разговаривать с уважением. Ивару достаточно было лишь натянуть маску.

Так может, и в отношениях со мной он тоже притворялся? Быстро же с него слетела вся любовная шелуха, стоило появиться на горизонте хорошенькой горожаночке, свеженькой, образованной, с нежными пальчиками. Она наверняка и оружия-то в руках никогда не держала. И с ней Ивару не нужно постоянно чувствовать себя зверем. Ее отец всего лишь получает от него откат, и на этом проблемы заканчиваются. Между ними нет кровной вражды. И уж с ней-то ему будет гораздо спокойнее и легче устроить свою жизнь.

Подумав об этом, я едва не взвыла. Внезапно поняла, что пока боролась с гневом и обидой, за дверью что-то изменилось. Удары прекратились. Меня охватил страх. Что Ивар задумал? Я поднялась с кровати и сделала осторожный шаг. Прислушалась.

Тихо.

Судорожно огляделась. Уж не подумает ли ворваться через окно? Тем более оно как раз оказалось приоткрыто: белые занавеси слабо колыхались от ветерка.

Не спуская глаз с окна, я попятилась, теперь уже к двери.

– Я просто хочу поговорить, Кира, – раздался из-за нее умоляющий голос Ивара.

Я подпрыгнула от испуга и едва не взвизгнула. Выдохнула, чтобы унять дрожь в коленях. Уставилась на гладкую поверхность, как будто могла разглядеть за ней мужское лицо.

– Я не хочу говорить. Я хочу домой. В заповедник.

Послышались тихие ругательства. Шаги. От двери и обратно.

– Слушай, я представляю, как это выглядело со стороны… – Он осекся.

Я зажмурилась, потому что воскрешать перед глазами увиденное было мучительно больно. Как еще это могло выглядеть? Совсем недавно мы с Иваром разговаривали о будущем, и я считала, что смогу пережить необходимость построить семью с кем-то другим. Но увидев воочию, как это будет… как он, мой первый и единственный мужчина, обнимает другую, позволяет ей целовать себя, не говоря уже о чем-то большем…

– Но это дурацкое стечение обстоятельств! – В дверь что-то стукнуло. – Я сказал ей, что люблю тебя!

Мольба в его голосе сменилась отчаянием. Я хотела бы ему поверить. Просто мечтала сделать это. Но никак не могла переступить через себя.

– Что, прямо так и сказал? – хмыкнула упрямо. – А что еще сказал? Что я – твоя временная любовница, как она и намекала за ужином? Что через пару дней я уеду и освобожу путь для нее?

– Кира! – простонал Ивар. – Не глупи! Разве ты думаешь, что я мог променять тебя на кого-то еще? Да, она призналась, что защитила тебя из-за чувств ко мне. Но… охотница! Прислушайся к себе. Разве я стал бы снимать с тебя цепи, привозить сюда, отодвигать на второй план интересы общины, если бы относился просто как ко временной любовнице?

Он говорил так убедительно, что мой запал начал таять. Я сделала несколько шагов по комнате, не зная, что предпринять. Поверить ему? Или стоять на своем?

– Мне никто не нужен, кроме тебя, охотница, – эти слова Ивар произнес так тихо, что мне пришлось подбежать и приникнуть ухом к двери, чтобы разобрать. – Когда я увидел тебя в первый раз… в доме твоего… в моем бывшем доме… я… не хотел этого.

Я затаила дыхание и напряженно вслушивалась в тишину. Не дождавшись ответа, сама спросила:

– Не хотел чего?

Показалось, что Ивар вздохнул.

– Полюбить тебя с первого взгляда. Не хотел. Но так получилось. Когда увидел тебя с пистолетом… напуганную… но храбрившуюся… и такую красивую…

Я прислонилась спиной к двери, ругая себя за ту слабость, которая разлилась по венам от слов Ивара. Он заставил меня вспомнить момент встречи. И заново пережить те чувства, которые вспыхнули внутри. Тоже с первого взгляда.

– Неужели ты думаешь, я смогу так просто забыть тебя, охотница? – Голос проникал через преграду между нами, и казалось, что Ивар уже стоит рядом и прикасается ко мне. – Думаешь, что тебя вообще кто-то сможет заменить?

– Ты сам говорил, что любишь городских девушек, – пробормотала я, – а она как раз такая. И с ней тебе будет еще проще притворяться не-лекхе. Ее отец еще усерднее покроет все твои «хвосты».

– Как мне еще тебя убедить? – сдался он.

Если бы я сама знала! Если бы не любила Ивара так сильно! Мне было бы плевать, кто и как его обнимал. Но нас объединяло столько нежных, страстных и просто интимных моментов! Мы даже убивали вместе! Как после этого отрешиться от неприятных эмоций?

– Я хочу уехать домой завтра же, Ивар. Ты обещал освободить меня, – с усталостью произнесла я.

Показалось или он зарычал?

– Твоя свобода – самое дорогое, что у меня есть. Я хотел бы подарить ее тебе, но знай, что это свяжет меня клятвой.

– Какой клятвой? – насторожилась я.

– Просто традиции моего народа. Самое дорогое дарят своей суженой. Той, с которой хотят провести всю жизнь. Ты понимаешь меня, охотница?

В голове зашумело. Я осознавала значение слов, но никак не могла в них поверить. Ивар сказал… «суженой»?! А еще упоминал про… традиции? Но это значит…

– Когда ты привез меня сюда, то уже собирался освободить, – напомнила я, – то есть ты учитывал, что подаришь мне свободу.

– Да, охотница, – неохотно признался он.

– Но ты не говорил мне этого… несмотря на все, что было…

– Проклятье. Нет.

– Но зачем вдруг ты решил сообщить это сейчас? Чтобы удержать меня, когда я потребовала отпустить? – прежняя обида вспыхнула с новой силой. – Да, Ивар?! Твои родители еще не приехали, и все идет не по твоему плану?

– Я просто выжидал подходящий момент. Ты вообще слышишь, о чем речь?!

– Но почему ты выжидал? Сам же говоришь, что полюбил с первого взгляда.

Дверь содрогнулась от очередного удара.

– Потому что помимо желаний у меня есть еще обязанности. А у тебя – твоя семья. И мы с твоими родственниками вряд ли успокоимся, пока не перегрызем друг другу глотки. Что еще тебе непонятно?

Я почувствовала, как по щекам катятся слезы.

– И что будет… если я приму свободу как подарок? Я буду связана с тобой?

– Нет. Если ты не подаришь мне чего-то равноценного. Что означало бы твое согласие.

Что ж, по крайней мере, он оставил мне выбор.

– Мне нужно подумать, Ивар, – выдавила я. – Нужно понять, могу ли я поверить твоим словам, а не тому, что видела своими глазами.

Ивар молчал так долго, что мне начало казаться – он просто устал уговаривать и ушел. Но когда я повернулась и опять прижалась ухом к двери, из-за нее раздался уже не умоляющий, а уверенный и не предвещающий ничего хорошего голос:

– Тогда лучше отойди. Потому что я сейчас снесу эту дверь ко всем чертям и не хочу, чтобы тебя зацепило.

Я едва успела отскочить, как раздался треск, и между створкой и стеной появился просвет. Хлипкий межкомнатный замок не был рассчитан на то, чтобы сдерживать вторжение сильного мужчины. А Ивар уже вторгся, отодвинул плечом дверь вместе со стулом и сделал шаг ко мне. Я поймала себя на том, что крепко стиснула зубы, сжала кулаки и уставилась на него, не зная чего ожидать. Странно, но Ивар не выглядел разозленным. Он смотрел на меня очень по-мужски, горячо и властно. Как человек, который просто вернул себе то, что ему причиталось.

Две верхние пуговицы на его рубашке оставались расстегнутыми, открывая впадину между ключиц. Мой взгляд то и дело возвращался к этому открытому участку тела, хотя я и приказала себе не превращаться в размазню и не вестись на возбуждающий вид. А ведь еще недавно, сидя с Иваром через стол, только и думала о том, как этот мужчина меня привлекает. В следующую секунду он оказался рядом, и мне пришлось слегка откинуть голову, чтобы не уткнуться носом в широкую грудь.

– Твоим родителям не понравится… – начала я, покосившись на выбитую дверь, но договорить не успела.

– С этим я сам разберусь. Позже, – отрезал Ивар.

Не отводя взгляда, он потянулся и схватил мою руку за запястье. Вздернув ее на уровень груди, произнес:

– Разожми.

Я посмотрела на свой стиснутый до побелевших костяшек кулак, пока Ивар продолжал вглядываться в мое лицо. Какие же странные чувства он во мне вызывал!

– Разожми.

Я поколебалась еще несколько мгновений, пестуя внутри обиду. Вдруг заметила, что Ивар затаил дыхание в ожидании ответа. Его так волнует моя реакция? После того, как он выломал дверь и получил возможность делать со мной что угодно?

Один за другим я медленно разжала пальцы. Ивар положил мою ладонь себе на плечо, и его лицо смягчилось. Он взял другую руку.

– Теперь эту.

Как зачарованная, я расслабила кулак. Эта ладонь оказалась на другом плече Ивара. Его взгляд переместился на мои губы и стал диким. Взяв меня за подбородок, Ивар надавил большим пальцем и заставил разжать стиснутые зубы.

– Больше никаких запертых дверей между нами. Ты поняла, охотница? – пробормотал он. – Никаких замков, оружия и стиснутых кулаков. Мы договорились, что между нами нет мести. Больше нет. Ничего.

То, о чем я мечтала больше всего на свете.

– А как же красивые девушки? – предприняла последнюю попытку сохранить гордость.

– Я никого не хочу. Кроме тебя, Кира.

Ивар произнес это таким интимным тоном, что стало трудно дышать.

– Но я видела… – мой голос превратился в писк котенка.

Он вздохнул с напускным терпением.

– И что ты видела? Расскажи мне, охотница. Потому что я собираюсь покончить со всеми недомолвками сейчас. До того, как мы ляжем в постель, и ты поймешь, кого я хочу на самом деле.

При упоминании о сексе наваждение слетело с меня.

– Но ты не будешь отрицать, что она – хорошенькая? – мстительно прошипела я.

– Нет, охотница, – ровным голосом ответил Ивар.

– Когда я зашла, она обнимала тебя!

– Да.

Мне словно под дых ударили. Зажмурившись, я скрипнула зубами.

– А ты… ты обнимал ее.

– Нет, охотница. Я снимал с себя ее руки. После того как сказал, что люблю тебя. Когда я на самом деле обнимаю девушку, то делаю это так.

Я ощутила, как пальцы Ивара скользят по моим плечам, спине, нащупывают застежку платья на позвоночнике и тянут ее вниз. Слабо дернулась, желая помешать. Он не стал настаивать. Нежно прошелся ладонями вниз до талии.

– Хочешь, чтобы я ушел сегодня спать в другую комнату? – заглянул в лицо пытливым взглядом.

Я промолчала, хотя знала, каким должен быть ответ.

– Хочешь, чтобы я все-таки снял это? – пальцы Ивара вернулись на застежку платья.

– Хочу, чтобы ты сказал, что она – уродина! – выпалила я и сама поразилась капризным ноткам в голосе.

Он тихонько ухмыльнулся.

– Но что такого Лика сделала мне, чтобы я так про нее говорил? – возразил он. – Она соврала родителям, спасая мою любимую девушку. Очень вовремя и удачно спасая, надо заметить. Разве за это заслужила плохого слова?

Я не сдержала разочарованного вздоха, но в груди разлилось приятное тепло, когда Ивар назвал меня любимой. Зачем он так дразнит меня?

– А теперь посмотри на это, – одной рукой Ивар расстегнул еще две пуговицы на своей рубашке и сдвинул ее влево. – Что ты видишь?

Хватая пересохшими губами воздух, я уставилась на старый круглый шрам на его коже. Не самое подходящее время, чтобы напомнить об ужасной трагедии!

– След… от пули… моего отца.

– А здесь? – указательный палец Ивара опустился ниже по грудной мышце, обогнув твердый чуть сморщенный сосок.

Мысли в моей голове спутались, и ему пришлось самостоятельно ответить на свой вопрос:

– Здесь должен был остаться шрам от ножа, которым ты убила меня в поединке.

Точно. Я уже успела забыть тот момент.

– А чуть ниже… – Ивар расстегнул рубашку до конца и откинул полы в стороны, обнажив подтянутый живот с небольшой впадинкой пупка и поджарые бока. – Ты воткнула в меня нож. Без предупреждения.

Тут воспоминания еще не успели поблекнуть.

– После того, как ты лишил меня невинности!

– Виноват по всем статьям, – не стал спорить он. – И все-таки втыкать нож в человека без предупреждения – это не по-человечески.

Я неохотно пожала плечами.

– И тем не менее, – ладони Ивара снова вернулись на мою спину, – несмотря на перечисленные увечья, как ты думаешь, с кем бы я предпочел провести эту ночь и все оставшиеся до конца своей жизни?

Господи, он знал, как надавить на мое слабое место.

– Странный способ признаться в любви, – пролепетала я, позорно сдавшись.

В ответ Ивар лишь улыбнулся. Той самой обольстительной улыбкой, которая всегда предназначалась только мне. Ни разу не видела, чтобы он так улыбался кому-то другому. Внутри разлилось тихое торжество, а увиденная сцена в кабинете заиграла совершенно другими красками. Вспомнилось лицо Ивара в тот момент. Сосредоточенный, виноватый и немного раздраженный вид.

Никакого намека на улыбку.

Из глубины бедер вверх по телу пошел жар. В следующую секунду губы Ивара оказались на моих губах. Его пальцы нетерпеливо тянули вниз застежку платья, а мои руки стаскивали рубашку с его плеч. Все это сопровождалось звуками жадных неистовых поцелуев. Никогда не пробовала ничего вкуснее.

Рубашка Ивара полетела на пол, а я увернулась от его рта и впилась губами и языком в ту самую впадину между ключицами, которая так будоражила мое воображение. Такая бархатная кожа, такая животная мощь под ней. Звериное начало, чуждое моей природе, но невыносимо желанное. Я полюбила лекхе в Иваре и не представляла его другим. Обычные мужчины стали казаться блеклыми на его фоне.

По натянувшимся жилам на шее поняла, что он откинул голову, и услышала низкий стон мужчины, предвкушающего удовольствие. Между ног резко потяжелело.

– Продолжай так, охотница, – мне показалось, что Ивар облизнул губы, – и я буду изобретать еще более странные способы признаваться тебе в любви.

Под моими ладонями перекатывались бугры твердых бицепсов, когда Ивар с треском стащил с меня платье. Ткань скользнула по бедрам и упала к ногам. Я провела руками по его плечам, груди, торсу. Почувствовала, как его пальцы путаются в моих волосах бессвязными судорожными движениями. Осмелев, коснулась пояса брюк Ивара, а потом, помедлив, просунула кончики пальцев за ремень и погладила жесткие волосы в паху.

Ивар дернулся и начал подталкивать меня к кровати до тех пор, пока мои ноги не встретили препятствие.

– Мне нравится, что ты носишь белье, которое я выбрал, – шепнул он, двумя пальцами подцепил тонкие бретельки и спустил их по моим плечам. Одним движением расправился с застежкой на спине и провел ребром кисти вдоль позвоночника. Скупая ласка, от которой мурашки пошли по коже.

И вот уже я оказалась на мягком матрасе, а он – сверху, с нежной улыбкой на губах и горящими глазами. Легкими поцелуями Ивар коснулся уха и спустился по шее до груди.

– Тебе хорошо со мной, охотница?

Каждое движение – настоящая ласка и неприкрытая любовь. Я сглотнула пересохшим горлом.

– Ты же знаешь, что да. Всегда да, Ивар!

Касаясь кончиком носа моей груди, он покачал головой в перерыве между поцелуями.

– Что же ты со мной делаешь…

Тяжелая нега охватила меня, заставила расслабиться под его весом, раскинуть руки, закрыть глаза, уплыть на волнах наслаждения. А ведь мы еще даже не сняли всю одежду!

Словно прочитав мысли, Ивар отстранился и сел между моих разведенных ног. Поймал одну ступню и поставил себе на грудь. Приподняв отяжелевшие веки, я наблюдала за ним. Ладонью с широко разведенными пальцами он приласкал мое бедро, ухватился за резинку чулка и потянул его до колена, потом вдоль лодыжки и, наконец, выбросил через плечо на пол. Повторил те же действия с другой ногой. Безжалостно расправился с трусиками. Пока это длилось, взгляд Ивара блуждал по моему телу, то задерживаясь на груди, то спускаясь по животу вниз. У меня не возникло даже малейшего желания сменить позу или прикрыться. Все, что доставляло удовольствие Ивару, нравилось и мне. А он определенно возбуждался, любуясь мной, как произведением искусства.

Заметив, что подглядываю, Ивар усмехнулся и расстегнул брюки. Не спеша стянул их вместе с бельем, чтобы я успела рассмотреть каждое его движение и помучиться в ожидании. Возбужденный мужской орган покачнулся. Мои внутренние мышцы начали сжиматься от нетерпения. И вот, наконец, как и говорил Ивар, между нами не осталось никаких преград. Даже одежды.

В горячем порыве он снова прижал меня к кровати, по-прежнему раскрытую и сгорающую в мучениях. Ладони стиснули мои плечи, поползли к запястьям. Пальцы обеих рук переплелись с моими в момент, когда Ивар проник в меня. Я знала, что этот миг настанет, но все равно не сдержала резкого выдоха. Прямо над ухом услышала сдавленный стон.

Нами овладело настоящее единение. Не только тел, но и душ. Казалось, внутри Ивара зарождается нечто, передающееся в меня с каждым его движением. Я сжала его пальцы, выгибаясь навстречу в неистовом порыве, чтобы вобрать в себя еще больше от него, и это заставило Ивара уткнуться лицом мне в шею и обжигать раскаленным дыханием мое горло.

Его губы зашевелились на моей коже.

– Хочу… так… всегда… – Я скорее догадалась, чем услышала этот беззвучный шепот. – Чтобы ты… была… моей.

– Я тоже… боже мой, Ивар! Я тоже! – Мой голос сорвался в жалобные стоны, потому что движения стали резче, а погружение – глубже.

Распахнув глаза, я уставилась в потолок поверх плеча Ивара, но зрение подводило. Все начало расплываться, идти яркими пятнами. Внутренние мышцы одеревенели и сжались. Ивар зарычал, уже протискиваясь в меня с удвоенным напором, и я стрелой устремилась в космос, задыхаясь в безвоздушном пространстве.

Внезапно он дернулся назад, отводя бедра и выскальзывая из меня.

– Нет! – вырвался из моей груди протестующий крик.

– Я должен… выйти… – прохрипел Ивар.

– Нет! – Животный инстинкт страсти заставил меня вонзить ногти в его поясницу, возвращая обратно все так, как и должно быть.

Мгновение – и Ивара швырнуло в мои объятия, а стон удовольствия зазвучал наградой для слуха. Упоительно. Сладко. Невероятно. Мы все еще оставались связаны. Он был во мне, а я – в нем, пусть и не буквально.

– Останься так. Еще немного, – попросила я, когда Ивар зашевелился.

И улыбнулась, когда он выполнил мою просьбу. Обхватив меня, перекатился на спину, все еще находясь внутри. Распластавшись сверху на большом и теплом Иваре, я положила голову на его грудь и слушала биение сердца так долго, пока не уснула.

Следующие два дня мы с Иваром провели как в раю. По-другому я не могла назвать то, что происходило с нами. Прожив всю сознательную жизнь в окружении любящих родственников, считала, что прекрасно изучила мужчин. Но оказалось, что и не подозревала, насколько отличается любовь, когда во мне будут видеть не дочь, сестру или воспитанницу, а женщину и равноправного партнера. Ивар заботился обо мне, но не опекал. Глоток за глотком он давал распробовать новые ощущения, как предлагают для дегустации редкое вино, и вместе со мной заново получал радость первых открытий.

Отец и братья из лучших побуждений хотели, чтобы я навсегда осталась маленькой невинной девочкой, далекой от жизненных реалий, чистой и послушной, и их нельзя было в этом винить. Но Ивар постоянно бросал вызов моей целомудренности. Он сделал меня искушенной во всех смыслах. За короткий срок пробудил во мне женщину, познавшую вкус удовольствия. Я бросалась в омут, который он для меня приготовил, как прыгают в ледяную прорубь, и не жалела уже ни о чем.

Мы занимались тем, чем наверняка развлекаются все парочки, только получившие возможность постоянно быть вместе. Дремали до обеда в обнимку. Ходили по дому голыми. Я раньше и мысли не допускала, что такое, вообще, возможно среди приличных людей. Но с Иваром все казалось просто и естественно.

Мы мазались сливками и ели друг с друга фрукты, найденные в холодильнике. Валялись на полу в комнате родителей Ивара, потому что в обед именно на этот участок, застеленный мягким ковром, из окна падало солнце, и лежать там было тепло и приятно. Занимались любовью в гараже на капоте его внедорожника. Просто ради развлечения. Опробовали кабинет его отца. Я сидела в кресле, раздвинув колени и уперевшись пятками в сиденье, пока Ивар пристроился на полу и ласкал меня языком. Потом мы менялись местами, и уже он оказывался во власти моих самых порочных фантазий.

Влюбляться так – страшно. Потому что можно потерять себя. А с каждой секундой, проведенной вместе, наши чувства только росли. То, что начиналось, как подспудный интерес и физическое влечение, превратилось в полное растворение друг в друге. Мне нравилось просыпаться с Иваром в одной постели. Если вдруг в этот момент мы оказывались по разным краям кровати, я подползала, забиралась ему под руку, прижималась к груди, пока он лениво и сонно улыбался, приобняв мои плечи. Иногда среди ночи сквозь сон чувствовала, как сзади прижимается горячее и большое мужское тело, а ладонь ищет и находит мою грудь, и засыпала дальше так, зная, что он рядом.

Я почти выпала из реальности и перестала отслеживать, что происходит во внешнем мире. С удивлением обнаруживала, что солнце встает и заходит, а время летит так быстро. Конечно, мы выбирались из дома. Один раз Ивар водил меня в кинотеатр на дневной сеанс. Я никогда не ходила в кино прежде и с любопытством предвкушала новые впечатления. Зал оказался полупустым. Мы сели на самые последние места и… с трудом удалось припомнить, чем закончился фильм.

В другой раз мы поехали в офис. Ивар признался, что пустил все на самотек, уделяя мне время. Но и оставлять дома одну не пожелал даже ненадолго. В оживленном бизнес-центре кипела суета. Мы пересекли холл, лавируя между хмурых мужчин с мобильниками, спешащих куда-то девушек с ворохом бумаг, растерянных посетителей. Украдкой я наблюдала за Иваром. С деловым видом он шел уверенной походкой. Единственный лекхе среди сотни обычных людей, но наполненный достоинством, пожалуй, больше, чем многие из них. Мне нравилось находиться с ним рядом и оставаться той, кто знает его секрет. Словно между нами был особенный, интимный уровень доверия, куда не допускались посторонние.

Мы поднялись на лифте на третий этаж, прошли по совершенно пустому коридору и свернули в нужную дверь.

– Ивар! – Тут же раздался обрадованный женский голос. – Где ты пропадал? Появились новые клиенты. На какое время я могу пригласить их на консуль…

Я вошла в офис следом за Иваром и увидела ухоженную платиновую блондинку в приталенном деловом костюме. Она уставилась на меня и, похоже, забыла окончание фразы.

– Все консультации только после возвращения отца, – распорядился Ивар и дал мне знак следовать за ним к самой дальней двери.

Все это заняло не более минуты, но хищный взгляд блондинки отчетливо врезался мне в память. После неприятного случая с Ликой между нами с Иваром наступило взаимопонимание, но теперь напряжение снова сковало мои плечи. Каким-то шестым чувством я догадалась, что Лика – безобидный ребенок по сравнению с этой офисной пантерой. Та девушка смотрела на Ивара умоляюще и жалобно, эта – как на свою собственность.

Тем временем мы оказались в кабинете. Обстановка чем-то напоминала мой родной дом: ни одной случайной вещи в интерьере. Шкаф для документов, кресла для посетителей, темный ковролин на полу. Ивар уселся за стол, включил компьютер, принялся хмурить лоб, просматривая что-то на экране, а затем листать папки с документами, сложенные на краю стола. Дурные мысли овладевали мной все сильнее, и я не смогла сидеть на месте.

– Охотница, не мельтеши, – попросил Ивар, когда я принялась расхаживать из угла в угол.

– У тебя с ней что-то было?! – прошипела я.

– Что? – скривился он, но потом вдруг отвел взгляд на экран компьютера и притворился очень сосредоточенным на делах.

Я покачала головой. Этого мужчину и все его реакции уже успела изучить вдоль и поперек.

– У тебя с ней что-то было? – прорычала я, надвигаясь на него. – С этой накрашенной лахудрой?

Ивар откинулся на спинку кресла, прокручивая в пальцах авторучку. Мне показалось, что моя ярость его забавляет.

– Господи, что ж ты у меня такая ревнивая, малыш?

– Потому что, – я обогнула стол, просунула ногу между его коленей и уселась перед ним прямо на раскрытую папку с документами, – знаю твои вкусы.

Взгляд Ивара медленно пропутешествовал от моего лица вниз до подола юбки.

– Ты так и не запомнила, кто в моем вкусе? – протянул он и швырнул ручку на стол возле моего бедра.

Я пропустила намек мимо ушей.

– Теперь понятно, что имел в виду Виктор, когда принял меня за одну из твоих дамочек.

– Какого хрена ты приплетаешь сюда этого…

При упоминании «красноповязочника» все благодушие слетело с Ивара, но я не дала ему разъяриться. Потянулась, схватила за узел галстука и рывком заставила подняться на ноги. Кресло с шумом отъехало и ударилось о стену позади него. Теперь он нависал надо мной.

– Значит, все-таки что-то было, – утвердительно произнесла я, глядя ему в глаза.

– За триста лет до тебя, охотница, – процедил Ивар сквозь зубы.

По лицу стало ясно, что он меня не обманывает, но наступила пора продемонстрировать учителю кое-что из его же собственных уроков. С невинным видом я поддернула юбку выше. Взгляд Ивара тут же рванулся вниз, а дыхание заметно участилось.

– Что это ты делаешь, охотница? – спросил он уже другим, вкрадчивым и чувственным голосом.

– Хочу, чтобы, сидя за этим столом, ты в будущем тоже не забывал, кто в твоем вкусе, – проворковала я.

Ухмылка искривила его губы.

– Это, так на минутку, кабинет отца. Мне просто нужны были данные с его компьютера.

– Ой, как неловко получилось… но ему не привыкать… ведь домашний кабинет тоже… – я задрала юбку до неприличия высоко, прекрасно понимая, что теперь видны и резинка чулков, и трусики.

Наслаждаться победой пришлось недолго. Ивар прищурился, навалился, одной рукой спихивая со стола за моей спиной органайзер с письменными принадлежностями, другие папки и телефон, другой – укладывая меня навзничь. Я ощутила, как его указательный палец протискивается за край моих трусиков и отодвигает их в сторону. Хотела подняться на локтях, но услышала тихий звук расстегнутой «молнии» и – через секунду – Ивар ворвался в меня и уложил обратно.

– Ты даже не разделся! – поморщилась я от болезненных ощущений.

– Это же не моя спальня. И ты сама напросилась, охотница.

Наш темп нарастал, но в моих фантазиях все должно было происходить по-другому.

– Я была не готова… так резко…

– Как я уже сказал – ты сама напросилась.

Стол содрогался от телодвижений Ивара. В любой момент платиновая блондинка могла прибежать на шум и застать нас в неприглядном виде.

– Мне не нравится так! – спохватилась я.

– Прости, малыш. Мне нравится, – глаза у Ивара начали закатываться.

Мы оба хватали ртами воздух.

– Ненавижу тебя! – простонала я сквозь зубы, а когда ощутила, как внутри, наконец, все наполнилось влагой, бессильно откинула голову, свесив ее с края. – Ты хотя бы… подождешь меня?

– Не в этот раз…

Ивар уперся ладонями в столешницу по обе стороны от меня, и его лицо исказилось судорогой оргазма. Голова упала на грудь. Пока он кончал, я осталась собирать себя по кусочкам, разбитая этим внезапным порывом страсти.

– Как же я теперь за этим столом работать буду? – прошептал Ивар, разлепляя веки и восстанавливая дыхание.

– А вот как хочешь, – мстительно улыбнулась я.

Все равно не могла на него злиться. Разучилась это делать.

На закате этого же дня, как гром среди ясного неба, на мобильнике Ивара раздался звонок. Я как раз готовила ужин, когда услышала мелодию. Шипение мяса на сковороде не позволило различить, о чем разговор. Но когда Ивар вошел на кухню, обернулась – и все поняла лишь по одному взгляду. Отложив лопатку, которой переворачивала кусочки, я вытерла руки о полотенце и приблизилась.

– Завтра утром, – сказал Ивар.

Мне не требовалось других пояснений. Возвращался его отец. А отведенное нам время подошло к концу.

Ивар присел за стол, положил перед собой телефон и уставился на него задумчивым взглядом. От его потерянного вида я почувствовала себя виноватой и обязанной все объяснить.

– Я должна вернуться…

Он оборвал меня раздраженным жестом и опять погрузился в размышления.

– Ивар! – Я уперлась руками в столешницу, нагнулась и попыталась поймать его взгляд. – У нас все получится. Я смогу договориться с родными и вернуться к тебе.

– Да, охотница, – произнес он равнодушным тоном.

– Нет, правда! Некоторое время мне, конечно, придется побыть дома, пока все успокоится. Папа наверняка разозлится. Но потом он все поймет! Так уже было и раньше! Даже когда он поймал тебя, а я тебя защищала! Он разозлился, а потом успокоился и все понял! И теперь поймет.

Чем больше я пыталась убедить Ивара, тем сильнее сама верила в успех. Мой план должен был сработать. Я не находила причин, почему бы он не сработал.

– Я не буду говорить, что ты меня похищал. Скажу, что ушла добровольно. Тогда тебя не будут искать, – я понадеялась, что камеры все-таки не зафиксировали, как Ивар уносил меня через границу заповедника. А если и зафиксировали… что ж, придется еще что-то придумать.

– Думаешь, меня волнует, что твой отец будет меня искать, охотница? – невесело фыркнул он.

– Не важно, – отмахнулась я. – В любом случае, мне уже исполнилось восемнадцать.

– Угу.

– И я могу начать жить самостоятельно!

– Угу.

– Я уеду в город! Если не отпустят к тебе, скажу, что хочу учиться! Потребую этого! Я – свободный человек!

Ивар молча поднял на меня скептический взгляд.

– Ты мне не веришь, – вздохнула я.

– Я верю тебе, охотница. Но не доверяю твоей семье.

– Но ты не знаешь их так, как знаю я! Я смогу вернуться к тебе, Ивар! Вот увидишь! Я… я хочу к тебе вернуться.

Он молчал. Не дождавшись никакой реакции, я тоже присела на стул, сложила руки перед собой и взмолилась:

– Но я не могу не поехать домой, Ивар! Не могу всю жизнь вот так прятаться. И это будет гадко по отношению к папе и братьям. Они имеют право знать, что со мной. Мне неприятно их обманывать. Не заставляй меня чувствовать себя последней предательницей.

Ивар взял мою руку в свои ладони и погладил пальцы с такой нежностью, что у меня перехватило дыхание.

– Конечно, ты поедешь домой, охотница. Конечно, ты поедешь домой. Все уже решено.

– Но потом я вернусь!

– Да. Да. Ты обязательно вернешься. У тебя сейчас на сковородке что-то сгорит.

Опомнившись, я подскочила. Мясо успело превратиться в угольки. Пока с огорчением вздыхала, выкладывая их на тарелку, Ивар встал за моей спиной, обнял и положил подбородок на плечо.

– Сходим куда-нибудь напоследок? Я вспомнил, что обещал сводить тебя в ночной клуб.

Я оглядела испорченный ужин.

– Давай. Второй раз мне лень начинать все сначала.

Мы переоделись, взяли такси и отправились куда-то в центр города. Через окно я любовалась и не могла наглядеться на яркие неоновые вывески витрин, красиво одетых девушек, догорающее небо над вечерним проспектом. По сравнению со всем этим жизнь в заповеднике теперь казалась серой и унылой. Но все-таки мне искренне хотелось домой. Я скучала по папе. Хотя знала, что, расставшись с Иваром, уже через минуту начну скучать по нему. Дилемма всей моей жизни.

Клуб оказался большим и дорогим. На входе нас придирчиво оглядела охрана. Из-за плотно закрытых тяжелых на вид дверей в противоположном конце фойе громыхала музыка, но перед тем, как пропустить, меня подвели к столику, в центре которого лежала небольшая металлическая пластина.

– Положите сюда ладонь, пожалуйста, – вежливо попросил один из охранников.

Потребовалась пара секунд, чтобы догадаться, что к чему. В панике я обернулась к Ивару.

– Все в порядке, малыш, – улыбнулся он, – простая мера предосторожности. Для лекхе здесь вход воспрещен. Посетители должны быть уверены в своей безопасности.

– Но… – я опомнилась и прикусила язык. Если Ивар спокоен, значит, он уверен в том, что делает.

Я положила ладонь на холодный металл. Не почувствовала, естественно, ничего. Подняв руку, показала ее охраннику. Тот кивнул и сделал шаг в сторону: путь открыт. Посмотрел на Ивара.

– Теперь вы.

Затаив дыхание, я наблюдала за тем, как Ивар подошел к столику, вынул руку из кармана куртки и положил на пластину. На его лице не отразилось никаких эмоций, но мне казалось, что ужасное шипение расплавляющейся кожи сейчас заполнит все окружающее пространство. И что тогда сделают охранники? Что они сделают с ним?

Я моргнула, отгоняя страшные картины. Музыка по-прежнему громыхала из-за закрытых дверей, а Ивар невозмутимо убрал руку обратно в карман.

– Пойдем, малыш.

На моих глазах охранник заступил ему дорогу.

– Ваша рука.

Я судорожно сжала кулаки. К горлу подступил комок. Они все-таки заметили! Это невозможно было не заметить! У Ивара произошла реакция от соприкосновения с пластиной из особого железа!

– Что с моей рукой? – вскинул бровь он, окатив охранника презрением в голосе и взгляде.

– Вы слишком быстро ее убрали, – охранник смутился и переступил с ноги на ногу. – Покажите ее.

Чуть помедлив, всем видом делая большое одолжение, Ивар вынул руку и поднял ладонь на уровень носа собеседника. Чуть ли не в лицо ткнул. На коже уже не осталось ни следа. Охранник моргнул и отступил назад.

– Пожалуйста, проходите.

Ивар приобнял меня за плечи и повел в зал.

– А если бы рука не успела зажить? – сердито шепнула я, когда мы отошли на безопасное расстояние. – Зачем ты так рискуешь?

– Успела бы, охотница. Думаешь, я здесь в первый раз? Этот фокус всегда прокатывает.

Тут двери открылись, и в меня ударило гулкой волной басов, ослепило лазерными лучами, закружило в толпе потных извивающихся тел. Ивару пришлось прокладывать путь и тащить меня за руку, пока я с приоткрытым ртом вбирала в себя окружающую атмосферу драйва. Наконец мы добрались до лестницы, которая вела на балкон, в закрытые будуары. Оказалось, что Ивар успел забронировать там место для нас. Мне понравилась уютная камерная обстановка. Почти все пространство вокруг стола заполнял мягкий диван с разбросанными по нему декоративными подушками, а через стеклянную стену можно было наблюдать за танцполом.

Пока Ивар делал заказ подоспевшей официантке, я не выдержала, повернулась и прилипла к стеклу. На небольшом возвышении удалось разглядеть голого по пояс диджея в смешных наушниках.

– Тебе нравится? – с довольной улыбкой поинтересовался Ивар.

Я не могла выразить весь восторг.

– Конечно! Здесь так круто! А мы пойдем вниз танцевать?

– Пойдем, охотница. Только ты сначала попробуешь все то, что точно еще не пробовала. А потом пойдем.

Я думала, Ивар шутит, но оказалось – говорит всерьез. Похоже, в наш прощальный вечер он вознамерился напичкать меня впечатлениями на десять лет вперед. Официанты только успевали таскать блюда, а я – открывать рот, чтобы съесть еще кусочек чего-нибудь острого, соленого, сладкого или просто неописуемого по вкусу.

Когда принесли кальян, я уставилась на него как на восьмое чудо света.

– Мы будем это курить?

Ивар с загадочным видом поднес мундштук к губам, а затем выпустил густое облако дыма. Протянул трубку мне.

– Попробуй, охотница.

Наивная, я глубоко вдохнула дым с нотками вишни… и закашлялась так, что слезы выступили на глазах. Ивар рассмеялся.

– Ты должен был… – я покашляла и постучала себя по груди, – предупредить…

– Тогда не получилось бы никакого удовольствия, – Ивар отобрал трубку и дал мне возможность отдышаться.

– Кстати, ты не куришь, – прищурилась я, – но курил, когда нас остановил патруль.

– Я умею все, что мне нужно в зависимости от ситуации, – без ложной скромности возразил Ивар.

Я фыркнула и покачала головой.

– И хвастаться тоже.

Он потянулся, поймал меня за шею и выдохнул дым в раскрытые губы. Эротично. Долго. Вызывающе развратно. Я выпила его дыхание и зажмурилась во власти этого наполовину поцелуя, наполовину… я даже не находила определение тому, что так возбудило меня. На языке горчил вишневый аромат и предвкушение секса с Иваром.

– Сделай так еще… – прошептала и с трудом приоткрыла глаза.

– Не все сразу, охотница, – Ивар подал мне бокал с янтарной жидкостью, – вот. Попробуй это.

– Что это? – Я принюхалась.

– Коньяк.

Небольшой глоток обжег губы и язык. Захотелось срочно запить водой.

– Если напьюсь, то снова начну сама к тебе приставать, как в тот вечер, – пококетничала я.

Ивар придвинулся ближе, и от его взгляда я загорелась так, что перестала осознавать, где мы находимся, и слышать музыку.

– Может, в этом и заключается мой коварный план, охотница, – вкрадчиво произнес он и провел пальцем по моей нижней губе, – напиться с тобой вдвоем… ни о чем не думать… просто веселиться до утра…

Я стиснула колени. Ивар продолжал заниматься своим излюбленным делом. Провоцировать меня. Показалось, еще немного – и мы займемся любовью прямо здесь. Моя спина взмокла. Я схватила бокал с коньяком и почти залпом выпила все до дна.

– Моя отчаянная девочка, – в его голосе прозвучала нежность и восхищение. – Моя охотница.

Я схватила трубку кальяна, набрала в рот дым и прижалась к губам Ивара. Неумело, как могла, выдохнула. Теперь он закашлялся сквозь смех.

К нам без предупреждения вошли. Я только успела повернуться, как увидела темнеющее дуло пистолета с набалдашником глушителя, которое дернулось несколько раз. Лицо стрелявшего проявилось из полутьмы белым пятном. Как у жуткого призрака. Я узнала его сразу.

Виктор.

С довольным видом он передал пистолет одному из своих подручных и посмотрел на меня в упор. Месть. Он, несомненно, пришел поквитаться за унижение. Я хотела броситься под защиту Ивара, но с опозданием заметила, что его руки больше не обнимают меня.

Как в тумане, перед глазами расплывались три багровых пятна на его светло-бежевой рубашке. Три выстрела в районе груди. Он оставался неподвижным, голова была откинута на подголовник дивана, под закрытыми веками – ни признака жизни.

Трясущимися пальцами я попыталась нащупать на шее Ивара пульс. Не нашла.

Из горла рвался безмолвный крик ужаса. Один из лекхе схватил меня, усадил к себе на колени. Я рванулась, но между лопаток уткнулось безжалостное дуло пистолета. Все тело сковало ледяным онемением. Я пронзила Виктора взглядом, открыла рот, чтобы оглушить своей ненавистью. Но не смогла выдавить ни звука. В голове билась лишь одна мысль: из какого железа пули в этом пистолете? Из какого, мать их так, они железа?!

– Да не переживай, очухается, – ехидно ответил Виктор на мой невысказанный вопрос. – Хамелеон нужен мне живым. Он – мой ключ кое к чему большему.

Я. Я была его ключом кое к чему большему. Но промолчала. Словно гора с плеч упала после новости о том, что пули обычные, а значит, Ивар исцелится, как уже делал это раньше в поединке со мной.

Тогда и возник следующий вопрос: что уготовано мне?

Оглядев стол, Виктор причмокнул и потянулся к кальяну.

– То, что нужно.

Круглыми глазами я следила, как он щипцами подхватывает ярко-алый уголь и подносит ближе. Мою руку схватили, вытянули на стол и зафиксировали. Я не успела даже опомниться, как боль прожгла кожу до такой степени, что помутился рассудок. Изо рта все-таки вырвался крик, и грубая мясистая ладонь погасила его в себе. Когда уголь убрали, вокруг моего запястья красовался продолговатый ожог в виде браслета.

– Нет… – прошептала я, заметив в пальцах Виктора полоску металла.

– Нет, – замотала я головой, когда полоску наложили поверх раны и плотно застегнули.

– Нет! – завопила я изо всех сил, осознав, как это выглядит со стороны.

Как ожог от браслета из особого железа на руке лекхе.

– Быстро уходим, – приказал Виктор и покосился на Ивара, словно ожидал, что тот вот-вот очнется.

Я хотела бежать, но дуло пистолета укусило под ребро.

– Не глупи, – пригрозил лекхе, – на тебе вроде дырки так быстро не заживают.

Меня выволокли под руки наружу, заставили спуститься по лестнице. Ноги заплетались, в голове еще шумело от боли. Я гадала, как «красноповязочники» проникли в клуб с такой суровой охраной, пока не поняла, что мы направляемся не к выходу, а в служебные помещения. Каждую секунду на протяжении пути ждала, что кто-то обратит внимание на нашу процессию. Шептала онемевшими губами: «Помогите». Пыталась поймать хоть чей-нибудь взгляд.

Напрасно.

Опьяневшие, разгоряченные танцем люди даже не смотрели на тех, кто их расталкивал.

В нос ударили запахи еды – меня тащили через кухню. Виктор задержался лишь на мгновение, сунув что-то в руку мужчины в белом поварском колпаке. Хлопнули двери. Холодный вечерний воздух проник в легкие, заставил немного прийти в себя. Я хотела бы проснуться и понять, что все это – лишь дурной сон. Но не могла.

За углом была припаркована грязно-коричневая развалюха. За рулем я разглядела темный силуэт водителя. Со скрипом приоткрылась дверца. Меня втолкнули на воняющее смрадом заднее сиденье. «Красноповязочники» резво заняли места по обеим сторонам.

– Поехали, – скомандовал Виктор, который прыгнул на переднее сиденье.

Машина тронулась, выехала на проспект и влилась в поток. Я оказалась зажата между двух верзил и могла лишь вертеть головой. Но как запомнить дорогу в совершенно чужом городе? Уже через пару минут я потеряла даже малейшее представление о том, куда мы направляемся.

– Ты только что подписал себе смертный приговор, – с ненавистью я принялась сверлить взглядом вихрастый затылок Виктора. – Клянусь, ты недолго протянешь после того, как поднял руку на меня.

– Ты плохо меня знаешь, – хохотнул он, пропустив угрозы мимо ушей.

– Я отлично тебя знаю. Ты подставил Милу. Из-за тебя ее изнасиловала толпа садистов. А ведь она тебя любила! Предал своих же. Такое не прощают.

Виктор обернулся. Свет фонаря мелькнул в окне, и показалось, что в глубине зрачков лекхе сверкнула всепоглощающая злоба.

– Значит, Хамелеон тебе рассказал?

– Рассказал, – выплюнула я.

– Странно, что он так разоткровенничался. Ты дорога ему?

Я притихла.

– Тем не менее, как удачно мы встретились снова, а? – продолжил он. – Я, кстати, считал, что наш хваленый Хамелеон умнее. Умнее, чтобы два раза не попадаться на одну и ту же удочку. Но нет. Я лично в нем разочарован. А ты?

– Ты – больной ублюдок! – Весь лексикон наемников мигом всплыл в памяти, и это было самое безобидное из того, что вертелось на языке.

– Вот так всегда, – с притворным сожалением протянул лекхе. – Вы все меня страшно недооцениваете. Ну вот скажи, – он обернулся и положил ладонь на спинку сиденья, – что ты такого нашла в Хамелеоне?

– Ты больной… – покачала я головой. Зачем вступать в бесполезный диалог? Что доказывать такому, как Виктор?!

– С самого детства я только и слышал, как его называли нашим главой, нашим старейшиной и так далее. А все из-за чего? Из-за родства с Ниной, которая якобы обеспечила всем приют, когда мужчин убили? Так моего отца тоже застрелили, когда он пошел со старейшинами к охотникам. И что? До этого хоть кому-нибудь было дело? Хотел ли я, чтобы моя мать после этого превратилась в амебу, которой стало плевать на всех вокруг, в том числе и на меня? А ведь это Петер не сдержал язык за зубами и выболтал секрет охотникам. Подвел нас. Правильно всю их семейку перестреляли!

Я только скрипнула зубами. Да этот коротышка просто и банально завидует! А прикрывается семейной трагедией. Как будто он один пострадал в результате стычки с кланом моего отца.

– Отпусти сейчас же! – дернулась я, но верзилы молчаливыми тисками буквально расплющили меня между собой.

– Отпустить? – фыркнул Виктор. – Теперь, когда я одним махом могу убить двух зайцев? Не-е-ет. Ты, сучка, провалишься так далеко, что тебя даже муж твой не найдет. А Хамелеон… если он захочет получить тебя обратно, то сначала принесет то, что хочу я. Хоть какая-то компенсация будет. Слишком много о себе возомнил.

Муж? Мне пришлось напрячь память, чтобы вспомнить разговор в парке. Кажется, я представилась любовницей Ивара. Мое настоящее происхождение оставалось тузом в рукаве. Стоило ли выдавать его сразу? Я прикинула в уме возможные варианты реакции Виктора на правду. Испугается и отпустит? Или придумает нечто еще более коварное, когда поймет, что может миновать Ивара и моими руками напрямую проложить путь к жиле? В клане Седого Жорж не тронул меня лишь из-за имени отца. Сгодится ли эта уловка теперь? Я решила рискнуть.

– Ивар не много о себе возомнил, – с презрением бросила я. – Он – человек, а ты – животное. Поэтому у него есть все, а у тебя – ничего. Но теперь ты реально попал. Потому что мой отец – глава клана охотников. И он не станет возиться с тобой из-за твоей красной повязки. Это тебе не продажная полиция. Для охотников есть только закон. И ты под него вполне попадаешь.

На лице Виктора промелькнуло недоверие.

– Знаешь, что с тобой сделают, когда поймают? – продолжила я. – Мой отец лично подвесит тебя на каком-нибудь суку так, чтобы руки из плечевых суставов выворачивались. Знаешь, как это больно? Узнаешь. Совсем скоро. Потом тебя начнут пытать особым железом, чтобы понять, как в твою тупую башку пришла «блестящая» мысль даже посмотреть своими грязными глазами на дочь охотника. Когда ты обгадишься от боли, тебе, скорее всего, отрубят руки. В назидание тебе подобным. А потом, возможно, передадут полиции с пояснением, что так и было.

Один из верзил звучно сглотнул. Это меня приободрило.

– Но это я описала тебе вариант, если будет только папа. А если придет Коля, мой старший брат, то тебя наверняка спишут в могильник с пометкой «Застрелен при попытке нарушить границу заповедника». Такова будет официальная версия по документам. А что на самом деле…

Я многозначительно умолкла. Воспользовалась паузой и оценила сказанное. Кажется, удалось достаточно нагнать страху и при этом не проговориться о том, что моя семья владеет жилой. Похоже, упоминание заповедника ни о чем Виктору не сообщило. Это означало, что пока только Ивар владел информацией о примерном расположении жилы. Возможно, тут стоило оставить все как есть.

Автомобиль остановился. Я так увлеклась запугиванием лекхе, что перестала смотреть по сторонам. Теперь же огляделась и заметила что-то вроде парковки, темные кусты вокруг и яркие прожекторы, лучи которых били в лобовое стекло.

Двери распахнулись. Один из верзил схватил меня под локоть и выволок наружу. Встряхнул, как тряпочку, поставил на ноги. Виктор уже оказался рядом. С неожиданной силой коротышка, ниже меня на голову, навалился, прижал всем телом к машине. Изо рта пахнуло смрадом несвежего дыхания. Усилием воли пришлось побороть рвотный позыв.

– Знаешь что, красавица, – с каким-то свирепым, звериным выражением глаз оскалился лекхе, – я передумал. Даже если Хамелеон принесет то, что нужно, не буду тебя отдавать.

Я напряглась. Хотела спастись, но… сделала только хуже? Теперь Виктор собирается шантажировать Ивара, но не планирует выполнять свою часть уговора, если сделка состоится? В который раз вспомнились слова отца о том, что предателям никогда нельзя доверять. Для них нет кодекса чести, на их мораль нельзя рассчитывать. Это все равно что пытаться договориться о мире с гремучей змеей.

– Хочу, чтобы ты сгнила здесь, – ладони Виктора поползли по моему телу. Меня передернуло. – В назидание таким же сучкам, слишком много о себе возомнившим. Тебя никто здесь не найдет. После того как тебя отымеют во все дыры все кому не лень, ты сама будешь умолять меня о том, чтобы тебя тут не нашли.

Горло сдавило. Я заметила сальные взгляды двух лекхе, маячивших за спиной Виктора. Водитель, который тоже вышел из машины, оказался мужчиной средних лет. Он зацепил большие пальцы за ремень брюк и облизнул губы, словно тоже был не прочь поучаствовать в намечающемся развлечении.

Требовалось срочно что-то сделать. Как же мне не хватало большого и сильного Ивара рядом! Или хотя бы кого-нибудь из родного клана!

– А если все-таки найдут? – пролепетала я дрожащим голосом. – Тогда я позабочусь, чтобы подробное описание каждого из вас попало в полицию. – Заметив кривые ухмылки, не сдержалась и крикнула: – Да вы, придурки! Я уже спала с одним лекхе! Мне нечего терять! Я не боюсь позора! По крайней мере, меня не казнят, в отличие от вас!

Затянувшееся молчание резало по нервам. Наконец один из лекхе пошевелился.

– Вить… мож это… того? Не надо?

От удивления я приоткрыла рот. А это чудище, оказывается, разговаривать умеет! Я думала, что они – глухонемые имбецилы.

Виктор резко выдохнул и отступил.

– Раз ты так много знаешь, послушай вот что. Сейчас будешь вести себя тихо. Попробуешь сопротивляться – и я сделаю то, что давно хотел. Расскажу, где прячется целая орава лекхе. И твоя драгоценная Мила в том числе.

Я оцепенела. Он… угрожает, что откроет местоположение поселения?!

– Мое слово против твоего, – издевался Виктор. – Или ты добровольно идешь с нами. Или я сделаю так, что тебя все равно упекут, но потом расправлюсь и с остальными. Подумай, сколько горя ты причинишь своему ненаглядному любовнику. Пошли.

Он жестом приказал шевелиться. Я вскинула голову и прищурилась от яркого света прожекторов. Впереди возвышалась высокая глухая серая стена. Казалось, она уходила в небо, но все-таки удалось различить спираль колючей проволоки по верхней кромке. Железные ворота с табличкой «Предъявите документы для въезда на охраняемую территорию» ощетинились острыми пиками верхушек. Что же это? В голову приходила лишь одна перспектива, но и та была не лучше изнасилования. Я бросила взгляд на запястье, обезображенное болезненным ожогом.

Нет… нет. Только не это!

Меня вели к двери проходной, которая гостеприимно распахнулась. Я напрягла зрение. Хотелось заслонить глаза рукой от прожекторов, но похитители крепко держали под локти. На пороге проходной возникла фигура человека в униформе. На поясе чернела кобура. На груди красовался светлый прямоугольник бейджа. Раньше я слышала про это место лишь из бесед охотников да в кратких упоминаниях Иваром. Теперь Виктор обрек меня узреть все воочию.

Гетто.

Я оказалась внутри тесной комнатки проходной. Под потолком тускло светила запыленная лампа без абажура. Прямо напротив от входа виднелась дверь во двор. У стены находился стол с телефоном и журналом, открытым посередине. Разными почерками и чернилами там шли какие-то записи в столбик. Постовым оказался молодой парень. Он мазнул по мне равнодушным взглядом и поздоровался с Виктором и его подручными. Взял ручку и склонился над журналом.

– Давай данные.

– Четвертое шоссе, район промышленных складов, – отозвался лекхе, с тихим торжеством поглядывая на меня.

– На складах, что ли, пряталась? – Постовой тоже посмотрел на меня через плечо.

Я ощутила себя такой беспомощной, как никогда прежде. Могла, конечно, наплевать на все угрозы «красноповязочника» и начать доказывать правоту, но его подлая натура заставляла прикусить язык. Что если он на самом деле отомстит невинным людям? Разве Мила еще недостаточно настрадалась? А Никитка? Если Виктору хватило наглости выкрасть меня из ночного клуба, что помешает ему выкрутиться и теперь, а потом нанести еще больший удар? Он прав, Ивару будет тяжело пережить такую беду.

Чужая незнакомая обстановка сбивала с толку. Если в клане Седого я хотя бы знала правила игры, так как выросла в подобном окружении, то здесь напоминала себе человека, оказавшегося в темной комнате с завязанными глазами и вынужденного искать выход наощупь.

– Желтый билет? – спросил постовой.

– При себе не имеет, – отозвался Виктор.

– Приписка к какому-то району?

– Не признается.

Я потянулась к груди, нащупывая цепочку. Если ненароком показать пулю, то, возможно, это привлекло бы внимание постового. И я оказалась бы не виновата в том, что появились вопросы.

Но затем я похолодела. Мой символ принадлежности клану остался у Ивара! Я сама отдала ему пулю на хранение и не успела вернуть обратно. И осталась без самого главного доказательства.

Виктор схватил меня за руку и показал обожженное запястье постовому.

– Вот смотри. Первая категория социально опасных. Пометь, чтобы не снимали. Очень агрессивная.

Тот кивнул и черкнул что-то в журнале. План Виктора все больше поражал коварством. Я выдернула руку и обругала его самыми последними словами.

– Агрессивная и очень изворотливая, – с полуулыбкой заметил Виктор. – Втроем еле заломали. Только с браслетом и ослабла.

Постовой невольным жестом коснулся свободной рукой пистолета на поясе. Поверил в опасность. Была б возможность, я бы разорвала Виктору глотку зубами – настолько мощный порыв ненависти испытала. Но что могла сделать в тот момент? Верзилы стояли по бокам, а от моего молчания зависела жизнь других людей.

– Имя? – вернулся к делу постовой.

– Настоящее имя вряд ли скажет. Пометь как Маша Иванова, – еще больше обнажил мелкие желтые зубы лекхе.

– Серьезно? – фыркнул постовой. – У нас уже тридцать Маш Ивановых поступило.

Я поникла. Оставалось уповать лишь на Ивара. Я уцепилась за эту мысль, как за спасательный круг. Он излечится, найдет меня и вытащит отсюда. Ведь отыскал каким-то чудом в прошлый раз в клане охотников. Успел в самый последний момент. Но все-таки успел. Сможет и теперь. Надо просто верить в это. И каким-то образом дождаться его появления… выжить на вражеской территории…

– Запиши-запиши, что Иванова, – протянул Виктор, отмахиваясь от моих протестов. – Будет тридцать первая. Кому какая разница?

Теперь я поняла, что он имел в виду, когда утверждал, что меня тут никто не найдет. Под чужим именем, да еще настолько распространенным, я стану просто песчинкой в горе песка. Одной из тысяч многих. Даже если след приведет Ивара сюда, он будет искать Киру. Но по документам Киры нет…

Вот теперь нахлынула паника. Я почувствовала, как закружилась голова, и оглушительно загрохотало сердце. Бежать? Как? Через эти стены? Чтобы меня застрелили, а потом уже начали разбираться, за что и почему? Продолжать надеяться на чудо? Так может пройти не месяц и не два прежде, чем повезет. И повезет ли?

Больше всего на свете я захотела вернуться обратно к папе. Спрятаться в своей комнате и никуда из нее не выходить. Позиция Милы, которая так же заперлась в поселении, стала вдруг близка и понятна. Я не готова, я не заслужила, я просто не хочу!

Тем временем, постовой закончил записи, выдвинул верхний ящик стола, достал стопку каких-то квитков. Отложил один, остальные убрал на место. На квадратике бумаги черкнул что-то и вручил Виктору.

– Загляни в бухгалтерию, получишь расчет по тарифу.

Тот сграбастал подачку и скорчил жалобную мину.

– Мне бы еще желтый билет продлить… срок истекает…

– Это не ко мне. К начальству, – отрезал постовой и снял трубку телефона.

По коротким фразам я поняла, что вот-вот появится сопровождающий для меня. Повернулась к Виктору и из последних сил пронзила его ледяным высокомерным взглядом. Не хотелось, чтобы он видел, как меня уведут напуганной и сломленной.

– Вижу, тобой тут не особо дорожат, несмотря на все заслуги, – наигранно рассмеялась я в ненавистное лицо. – Служи-служи, собака. Может, желтый билетик и продлят. А может, и пинка под зад отвесят.

Лекхе покраснел, потом побледнел. Казалось, он бросится на меня с кулаками, но тут дверь со стороны двора распахнулась, и появился еще один мужчина в униформе. Постовой кивком указал на меня. Я ожидала, что руки закуют в наручники, но сопровождающий лишь знаком показал выходить наружу. С высоко поднятой головой, на подгибавшихся и дрожащих ногах я сделала несколько шагов. Дверь за спиной захлопнулась, отделяя от Виктора. Навсегда ли? Я поклялась, что при следующей встрече убью его своими руками. Так и будет. Жорж стал первым, но не последним. Или я – не дочь своего отца.

Прожекторы ярко овещали территорию не только с внешней стороны, но и внутри периметра. Покатые крыши длинных двухэтажных строений с узкими окнами казались облитыми серебром в лучах света. Одно, второе, третье… сколько их тут? Между ними я заметила натянутые веревки с бельем, но не углядела ни единой живой души. Бараки? А государственный флаг у входа вон в тот «белый дом» – явный признак административного корпуса.

Охранник толкнул в плечо, заставляя изменить направление движения, и повел к одиноко примостившемуся бетонному зданию, серому и безликому. Я невольно замедлила шаг, пытаясь определить его назначение. Карцер? Морг? От страха какие только мысли не лезли в голову.

Санитарный пункт. Я прочла это на табличке у дверей. Приободрилась – боль в руке пока отходила на второй план по сравнению с проблемами адаптации, но я знала, что ночью рана даст о себе знать. Обработка и лечение бы ей не помешали. А может, удастся уговорить снять браслет и продемонстрировать отличие от лекхе?

В помещении стоял невыносимый запах хлорки. Меня снова передали из рук в руки, сопроводив короткими пояснениями. Хмурый мужик в брезентовом фартуке, повязанном поверх свитера с высоким горлом, походил скорее на мясника. Он выдвинул из подсобки металлический бак и снял крышку.

– Раздевайся. Все вещи сюда.

Я уставилась на него как на полоумного. Оглянулась – провожатый с каменным лицом встал у дверей и положил руку на дубинку, укрепленную на поясе.

– Я не буду раздеваться. Немедленно позовите кого-нибудь из администрации! Я хочу с ними поговорить!

Мясник окинул меня тяжелым взглядом.

– Ты в первый раз, что ли? Я повторять не буду. Раздевайся, – он натянул по локоть толстые резиновые перчатки, словно собирался чистить отхожее место.

– Но я – не лекхе! Вы совершаете ошибку!

Тяжелые ботинки громыхнули по полу, когда мужик шагнул ближе. Похоже, к моей просьбе никто не собирался прислушиваться.

– Если мои вещи необходимо проверить, то можно, чтобы это сделала хотя бы женщина? – попробовала защититься я.

– Проверить? Это все мы сожжем, – мужик с треском вытряхнул меня из кофты.

Охранник тоже подступил, готовый помочь в случае дальнейшего сопротивления. При мысли о том, что сейчас начнут щупать грубые мужские руки, меня передернуло.

– Хорошо! – отскочила я. – Сама! Все сама сделаю!

Под взглядом двух пар глаз пришлось раздеться. Я демонстративно кинула в бак платье, колготки, обувь и поежилась, оставшись в одном белье. Старалась напомнить себе, что пока ничего страшного не происходит. Они же при исполнении, значит, не могут нарушать должностные инструкции.

– Чего встала? – грубо окрикнул мужик в фартуке. – Не тяни время.

Я сглотнула. Намек, конечно, поняла, но раздеваться догола было унизительно. Неужели они сами не видят, что на мне надето дорогое белье? Эти кружева стоили Ивару немалых денег. Разве лекхе носят такое? Я одернула себя. Может, работники гетто и не понимают, что оно дорогое? Отрешенные взгляды, механические движения – они просто выполняют свою работу и хотят справиться с ней побыстрее.

– Снимай! – прозвучал угрожающий приказ.

Я представила, как руки в резиновых перчатках рвут на мне тонкое кружево, и скрипнула зубами. Спустила с плеч бретели, стащила по бедрам вниз трусики. Кинула все в бак. К счастью или к ужасу, но ничего во взглядах обоих мужчин не изменилось. Не появилось ни вожделения, ни любопытства. Пустота и равнодушие. И неизвестно, что было страшнее, оказаться когда-то голой перед Жоржем, от которого так и несло садизмом, или стоять вот здесь, в санитарном блоке, с людьми, начисто лишенными каких-либо эмоций.

Мужик в фартуке взял в углу что-то наподобие щетки на длинной ручке и указал мне на следующую дверь.

– Туда.

Босиком по холодной кафельной плитке я пошлепала в указанном направлении. Сердце болезненно сжалось при виде пустого помещения с углублением для стока воды по центру и нависающим сверху душем. Продолговатое окно под потолком было приоткрыто, оттуда врывался прохладный вечерний ветер, но запах хлорки все равно оставался невыносимым. По коже пошли мурашки.

– На середину.

Я встала над стоком. Тут же сверху брызнула почти ледяная вода. Храбриться больше не осталось сил, и я позорно завизжала, обхватив себя руками. Химический привкус капель, попавших в рот, заставил отплевываться. Обожженная кожа на запястье отреагировала на соприкосновение с жидкостью такой болью, что у меня подкосились ноги. Я согнулась в три погибели, инстинктивно прижимая руку к животу, пока мужик в фартуке начал обходить вокруг и немилосердно драить щеткой мое тело везде, где удавалось достать.

Пытка длилась, наверно, часа три, хотя мне могло просто показаться. По крайней мере, мужик даже не запыхался. Когда вода выключилась, я дрожала в ознобе так, что зуб на зуб не попадал. В меня швырнули какой-то тряпкой.

– Вытирайся.

Как могла, я промокнула влагу на коже, а когда сообразила, что сменной одежды никто не собирается давать, завернулась в застиранный до серого цвета кусок ткани и дрожащими пальцами прихватила концы на груди. Больная рука горела огнем. Казалось, я попала в ад, из которого уже никогда не найду пути обратно. Только гордость не давала еще сломаться окончательно, начать ползать в ногах охранников и бессмысленно унижаться в слабой надежде, что хоть кто-то сжалится.

После принудительной помывки меня повели в следующее помещение. Здесь обнаружилась медицинская кушетка, застеленная белой простыней, железный шкафчик и стол со стулом. Мужик усадил меня на край кушетки, отошел к шкафчику. Я напряглась в ожидании дальнейших манипуляций.

– Руку!

На всякий случай я вытянула здоровую руку. В предплечье ткнулось что-то твердое. Работник отошел, а моему взгляду открылся фиолетовый оттиск на коже с надписью «ДЭЗ». Дверь хлопнула, и только тогда я сообразила, что мужик в фартуке ушел.

Оставшись одна, огляделась. Если бы среди медицинских приборов удалось разглядеть скальпель! Но попадались лишь пузырьки да склянки. Мне пришла в голову мысль найти шприц и воспользоваться иглой от него, как оружием. Но от кого отбиваться? От охранников с дубинками?

Послышались шаги. Я сжалась в комок и подтянула ноги под кушетку. В смотровую вошел высокий пожилой мужчина в белом халате. Продолговатое лицо, орлиный нос, высокий лоб с залысинами и белоснежный пух на затылке. Рядом семенила молоденькая девушка в форме медсестры. Светлые кудряшки так и подпрыгивали на плечах при каждом движении. Хорошенькая.

– Ну, здравствуй, дорогая! – неожиданно ласково обратился ко мне мужчина. Он поискал взглядом стул, обнаружил его и подтянул к себе, чтобы присесть. Медсестра положила на стол папку и зазвенела чем-то на металлическом подносе. – Меня зовут Илларион Максимович.

Проблеск хоть какой-то человечности в разговоре заставил меня потянуться к собеседнику, как мотылек летит на огонь.

– М-меня зовут К-кира…

– Ш-ш-ш! Помолчи, – оборвал он и нахмурил седые брови, – будешь отвечать только на мои вопросы. Поняла? Кивни.

Я судорожно затрясла головой.

– Хорошая девочка, – он бросил взгляд на браслет, – из социально опасных?

– Н-нет. Это ошибка. Я…

– Та-а-к, дезинфекция пройдена, – как ни в чем не бывало, продолжал он, осматривая уже другую руку с фиолетовой печатью. – Людочка! Запиши про дезинфекцию. Кожные покровы чистые.

– Да, Илларион Максимыч, – охотно откликнулась медсестра и принялась делать пометки в бумагах.

– Расслабься, – обеими руками врач надавил на мои плечи и заставил улечься на спину. Помог закинуть на кушетку ноги. Я продолжала трястись и ждала каждого нового действия с затаенным дыханием. Они будут делать мне больно?

– Сколько тебе лет? – он размотал мое нехитрое одеяние и принялся осматривать тело. – Людочка! Живот спокойный.

– В-восемнадцать. Но я не лекхе… неужели…

– Половой жизнью живешь?

Я поморщилась от проникновения мужских пальцев в тело и закусила губу от неприятных ощущений.

– Живешь, – сам ответил за меня врач, – контакты были частыми в последнее время?

Я нахмурилась, всем видом показывая, что не намерена отвечать на вопрос. Тогда он принялся мять живот одной рукой, пальцами другой оставаясь внутри, и приговаривать:

– Так… та-а-ак… так… хорошо… очень хорошо…

Наконец, неприятный осмотр был окончен, и мне разрешили сесть.

– Людочка, пиши. Здорова. Все показания к процедуре. Внеси в список, пожалуйста.

По спине пробежал холодок, хотя в помещении отсутствовали окна и сквозняки.

– В какой список? – выдавила я.

– Ну-ну, – врач с отеческой лаской похлопал меня по щеке, – все будет хорошо. Не нужно волноваться. Ты ведь не хочешь, чтобы я позвал охрану?

– Какой список?!

Девушка сжалилась и пришла на помощь:

– Сейчас проводится стерилизация во всех гетто. В первую очередь начинаем с самых социально опасных.

– Стерилизация?! – Мой голос упал до шепота. Такого я не могла представить даже в самых страшных снах.

– Да, – подтвердил Илларион Максимович, – среди женщин фертильного возраста. Но волноваться не о чем. Это совершенно простая процедура.

– Но… я… – Я хватала ртом воздух.

– Тебя что-то еще беспокоит? – словно издалека донесся заботливый голос врача.

– Мне нужно… обработать запястье… посмотрите его… снимите браслет… я не…

– Извини, – развел он руками, – медикаменты для этой цели мне не выделяли.

– Не выделяли?!

Я больше не желала ни минуты слушать этот сладкий голос и притворяться не тем, кто я есть. Обработать руку, значит, им трудно. Откуда-то изнутри появились силы. Уже не отдавая себе отчета, я вскочила с места, схватила со стола металлический поднос, рассыпая попутно с него склянки. Медсестра тоненько пискнула. Врач только успел открыть рот, как мое оружие со всего размаху припечатало его прямо в лицо. Из носа хлынула кровь. Он отшатнулся.

Я рванулась к дверям. И плевать, что голой. Эта проблема заботила сейчас меньше всего. Они хотят стерилизовать меня! Сделать бесплодной! Уничтожить!

– Людочка! – послышался испуганный крик в спину.

Дверь распахнулась. С размаху я налетела на широкую грудь охранника с дубинкой наперевес. Меня толкнули обратно. Кто-то навалился сверху, прижал к полу. В локтевой сгиб кольнуло что-то острое, и все вокруг сразу поплыло…

Очнулась я уже на жестком продавленном матрасе. Вокруг было тихо, темно и пахло несвежей едой. Вслед за легким головокружением и ноющей болью в запястье пришли воспоминания о последних событиях. Я судорожно схватилась за живот. Никаких следов операции. От сердца сразу же отлегло. Похоже, «внесение в список» не подразумевало немедленного проведения процедуры.

Приподнявшись на локте, я огляделась. В сумраке удалось различить прутья решетки. Прислушалась. Вроде бы никого. Осторожно села. Помещение смахивало на конюшню с рядом одинаковых стойл, только вместо деревянных стенок тут были железные решетки. Под босыми ногами обнаружился каменный пол. Вытянув шею, я разглядела в конце прохода дверь. В небольшое слуховое окно над ней пробивался свет.

Где же я теперь? В тюремных камерах?

Сообразила ощупать свою постель. В ногах нашла стопку одежды, а на полу приметила какую-то обувь. Никогда еще я не одевалась так быстро. Ткань была грубой, похожей на джинсовую, но мне в тот момент шелков и не требовалось. Все лучше, чем ходить голой.

Наконец, я прислонилась спиной к стене, сложила руки на коленях и дала волю слезам. Вспомнился Ивар, наши совместно проведенные дни. После такого счастья оказаться на задворках мира, в грязном гетто, среди чужих равнодушных людей было подобно смерти. Не зря ведь говорят: чем выше заберешься, тем больнее падать. А с Иваром я взлетела почти до небес.

В груди защемило, и я принялась всхлипывать громче. Вдруг в соседней клетке кто-то зашевелился. Рыдания мигом застряли в горле, а слезы высохли. Затравленным зверьком я сжалась в комок и уставилась в сторону возможной угрозы.

– Эй! Ты кто? – раздался приглушенный мужской голос.

Я приказала себе не паниковать. Конечно, после пережитого опасность чудилась на каждом углу, но кто мог сидеть в соседней клетке? Скорее всего, такой же, как я. То есть один из лекхе, конечно же.

– Ты меня не знаешь. Я здесь недавно, – буркнула я.

– Хм… – озадачился собеседник, которого я не могла разглядеть, как следует. – А я – Тимур.

– Очень приятно.

– Так ты из-за стены? – судя по шороху, он то ли сел на постели, то ли просто сдвинулся в мою сторону.

– Что?!

– Тебя переправили сюда из другого гетто? Или поймали на свободе?

Свобода… внезапно я остро почувствовала вкус этого слова. Что-то свежее, с легкой горчинкой, но в большей мере – сладкое.

– На свободе, – выдавила я.

– И как там? На свободе?

Я пожала плечами, хоть он наверняка не мог этого увидеть.

– Неописуемо. Если ты был там хоть раз, то сам все знаешь.

Мужчина помолчал.

– Скажешь, как тебя зовут?

– Кира.

– Мы снова будем свободны, Кира. Нужно только дождаться подходящего момента.

Как бы на это хотелось надеяться! Но пока что мной овладевали более скептические настроения.

– Откуда ты знаешь? – фыркнула я, а когда не дождалась ответа, добавила: – Эй! Тимур! Ты куда пропал?

Но загадочный сосед больше не шевелился и не желал разговаривать. Посидев в тишине какое-то время, я почувствовала, что голова распухает от мыслей, и прилегла. А там – незаметно для себя снова уснула.

Вскочила от чьего-то грубого окрика. Перед распахнутой дверью в клетку стоял охранник. Похоже, меня собирались выпустить на волю. Я не заставила упрашивать себя дважды и подскочила на ноги. Проходя мимо соседней клетки не удержалась от любопытства и заглянула, но все, что увидела, – лишь спину мужчины, скрючившегося в позе эмбриона. По крайней мере, он действительно существовал, а не привиделся мне в порыве ночной истерии.

Охранник вывел меня на улицу, и в глаза ударило яркое солнце. Поморгав, я оглядела свое одеяние. Роба оказалась темно-серой, а на груди красовался вшитый лоскуток ткани с надписью «Иванова М.». Я вздохнула.

Из бараков в большое помещение, спрятавшееся за администрацией, тянулись лекхе. Меня тоже повели туда. По пути я не уставала вертеть головой: в дневном свете все выглядело иначе, чем ночью. Стали заметны часовые на вышках, недостроенный барак неподалеку, разбросанные в импровизированной песочнице детские игрушки. Я ловила на себе такие же любопытные взгляды со стороны лекхе. Охрана, наоборот, стояла сплошь с каменными лицами.

Оказалось, что мы пришли в столовую. Сопровождающий, не сказав ни слова, растворился где-то снаружи. Ряды длиннющих столов и скамеек тянулись от стены до стены. Сразу у входа была организована раздача. Девушки в таких же, как у меня, робах накладывали в тарелки из больших кастрюль нечто липкое и кашеобразное. Мне тоже сунули в руки еду, а сверху воткнули ложку. Она так и осталась стоять, пока я искала свободное место, чтобы присесть.

Наконец, удалось примоститься в дальнем углу. Идти на контакт с лекхе я опасалась. Да и они сторонились меня, только поглядывали и перешептывались. Впрочем, особой враждебности в свою сторону я не заметила. Обстановка выглядела вполне мирной. Лекхе стучали ложками о тарелки, зачерпывая очередную порцию, чтобы отправить в рот. В проходах с оглушительным визгом носились дети. Где-то кричал младенец. Шум, гам, оживление. Наверно, это лучше, чем угрюмая тишина в одиночной камере, где собственные думы сводят с ума.

Я посмотрела в свою тарелку, но не испытала ни малейшего желания есть. Вообще, все чувства и желания словно атрофировались, а мысли метались из крайности в крайность. То казалось, что вот-вот распахнется дверь, и войдет Ивар. То я начинала задумываться, зачем вообще есть, если неизвестно, что случится со мной завтра.

Приказав себе не раскисать, все же поковыряла кашу и положила несколько вязких комочков на язык. Тут же с отвращением сплюнула. И это они называют едой? Какой-то клейстер, да еще и с запахом вареной рыбы!

– Привет! – раздался радостный голос, и за столом напротив меня кто-то устроился и тоже поставил тарелку.

Я подняла глаза от еды. Симпатичная брюнетка-лекхе с озорной мальчишеской стрижкой, которая необыкновенно шла к тонким чертам лица, улыбнулась мне.

– Привет.

Она положила в рот ложку каши и с аппетитом прожевала. У меня даже челюсть отвисла. Неужели и я когда-нибудь привыкну с голодухи так же уминать это варево?!

– А ты из камер, да? – поинтересовалась собеседница, продолжая уничтожать еду.

– Да. Из камер, – буркнула я.

– Всю ночь там провела, да?

– Наверно, – я пожала плечами, так как не знала, сколько времени была без сознания после укола.

– Ну и как там?

– Неописуемо, – фыркнула я и вспомнила, что совсем недавно уже отвечала подобным образом на схожий вопрос.

– Я слышала, ты из буйных? – девушка красноречиво кивнула на мой браслет и со смаком облизала ложку. – Иллариону нос разбила.

Я потупилась, а она рассмеялась.

– Да ладно, не стесняйся! Мне всегда хотелось это сделать, а ты взяла – и сделала, – девушка округлила глаза и добавила тише: – Только больше так не делай. Это на первый раз тебе еще повезло, что быстро выпустили.

– Хорошо, – мне немного полегчало от того, что нашелся кто-то понимающий, – а как тебя зовут?

– Маша. Иванова, – она отодвинула тарелку и жадными глазами уставилась на мою.

– Что, правда? Маша Иванова?! – Я показала ей свой «бейдж».

– Правда, – она отклонилась, чтобы, в свою очередь, убедить меня надписью на робе.

– Супер. – Я покачала головой.

Заметив, что взгляд собеседницы то и дело возвращается к каше на моей тарелке, я вздохнула и подвинула порцию через стол: – Меня, вообще-то, Кира зовут.

– Ирина, – кивнула она и вооружилась ложкой. Пробубнила уже с полным ртом: – Спасибо тебе, Кира. Я ем, как слон, да?

– Да нет, – равнодушно отмахнулась я и не стала говорить вслух, что баланда не вызывает у меня аппетита. – Кушай на здоровье.

– Угу, – продолжила уплетать она, – ты погоди. Сейчас доем, и пойдем.

– Куда пойдем?

– Как куда? Устраивать тебя, где потеплее, – Ирина подмигнула, – мы своих не бросаем.

Неизвестно, почему она сочла меня «своей». Я понимала только одно: если бы меня привезли сюда немногим ранее, прямиком из дома отца, то одной этой фразы хватило бы, чтобы довериться и рассказать обо всех бедах. Но теперь… словно ком встал в горле. Я не чувствовала уверенности, что девушка, которая сама подошла и фактически предложила дружбу, желает мне только добра. Я уже ни в чем и ни в ком не чувствовала уверенности.

– А ты давно здесь? – решила поинтересоваться.

Ирина прожевала остатки каши и только потом ответила:

– Давненько. Я здесь уже почти старожил. Ты спрашивай, что интересует. Подскажу.

Она подмигнула, взгляд веселых карих глаз потеплел.

– Мне нужны лекарства, – я сдвинула рукав подальше и продемонстрировала ожог во всей красе, – рука ужасно болит. Терплю, конечно… но боюсь, что станет хуже.

Ирина отложила ложку и осмотрела мою рану.

– Вряд ли Илларион тебе что-то даст, – покачала она головой, – здесь никто не болеет. У всех есть фамильяры для лечения. Поэтому лекарства врачи применяют только тогда, когда это нужно им, а не нам.

– Стерилизация, – процедила я сквозь зубы.

– Ага, – беззаботно кивнула она, – они думают таким образом сократить наш вид. Не будут рождаться дети – и постепенно все лекхе вымрут сами собой. Хитро, да?

Я не могла подобрать цензурное слово, которое бы обозначило мое отношение к ситуации, и поэтому проворчала:

– Интересно, кому пришла в голову эта блестящая мысль?

– Как кому? – удивилась Ирина. – Правительству, конечно. Министру здравоохранения.

– Ты разбираешься в таких вещах? Разве лекхе интересуются политикой?

К моему удивлению, она быстро отвела взгляд. Сделала вид, что озаботилась состоянием ожога.

– Если в рану не попадет грязь, то все может зажить. Но меня волнует тот участок, который находится под браслетом, Кира. С фамильяром все было бы гораздо проще…

Сложилось ощущение, что моя с виду жизнерадостная и открытая собеседница что-то недоговаривает. Но она оставалась единственной, кто мог хоть как-то помочь. А наличие тайны напоминало в чем-то ситуацию Ивара.

– У меня нет фамильяра. – Я посмотрела ей прямо в глаза.

– Да уж вижу. – Ирина кивнула в сторону браслета.

– Нет, ты не поняла…

– Я все поняла, Кира, – ее лицо резко стало серьезным, – но поверь, никому здесь нет разницы, почему у тебя его нет.

– Как ты… догадалась?

Она отодвинула пустую тарелку.

– Ты ударила врача. Никто и никогда не поднимал здесь руку на персонал. С нами можно делать, что угодно, – она обвела жестом помещение столовой и показала на жующих лекхе, – но мы не готовы дать настоящий отпор.

Что-то подобное уже говорил мне Ивар. Да я и сама убедилась, что лекхе были на редкость миролюбивым народом. В чем и заключалась их беда.

– Но в камерах был еще кто-то, – задумчиво протянула я, – Тимур, кажется. За что же его туда посадили?

Ирина выпрямила спину, стиснула пальцы рук и нагнулась вперед через стол.

– Ты видела его? – Напряженным голосом спросила она.

– Нет… – растерялась от такого напора я, – не видела… только слышала…

– Как он там? С ним все хорошо?

Я прищурилась.

– А ты его знаешь?

– Сначала ты ответь: с Тимуром все хорошо?

– Ну… – я задумалась, – его голос звучал нормально. Правда, говорил какие-то странные вещи, и я подумала, что он немного не в себе.

Ирина издала странный звук. Круглыми глазами я наблюдала, как ее губы искривились в улыбке, а из уголка глаза вдруг упала на стол слезинка. Никогда не видела, чтобы кто-то мог радоваться и плакать одновременно.

– Ты точно его знаешь, – покачала я головой.

Она кивнула.

– Тимур – мой муж.

– Черт! – Теперь стало ясно, почему Ирина первой подошла ко мне и уточнила, из камер ли я пришла. Видимо, уже тогда хотела поинтересоваться судьбой мужа, но не решалась.

– Он – единственный лекхе, который может дать отпор, – развела она руками. – Поэтому его держат там. Даже несмотря на то, что он не из первой категории социально опасных.

Меня захлестнуло волной сочувствия. Как же, наверно, грустно им быть разлученными друг с другом!

– Он – не единственный, – покачала я головой.

Ирина прищурилась.

– Твой мужчина – тоже лекхе?

– Похоже, что так.

– Он где-то здесь?

При мысли о том, что Ивар мог оказаться в этих застенках, холодок прошел по спине.

– Господи, нет! Он… остался там, снаружи. – Я не сдержала вздоха. – Надеюсь, он меня найдет.

Ирина растянула губы в грустной улыбке.

– Ты везучая, – она хлопнула ладонью по столу и вскочила на ноги, – ну пойдем, я все здесь покажу тебе, подруга. Мы ведь с тобой подружимся?

Я тоже встала и нерешительно кивнула. Еще одна подруга среди лекхе? Как будто черное и белое еще недостаточно смешалось в голове.

Но времени раздумывать о превратностях судьбы не было. Ирина повела меня в административный корпус. Поначалу я шарахалась от охраны, не знала, как себя вести, но она успокоила и убедила, что пока каждый из лекхе занимается своим делом, их никто не трогает. А дел оказалось по горло. Чтобы поддерживать жизнь в гетто, каждый должен был обслуживать себя и других. У всех имелось свое распределение. Мужчины достраивали новый барак и занимались другой тяжелой работой. Женщины трудились на хозяйстве.

– Готовить умеешь? – спросила Ирина, подталкивая меня к столу администратора, полной дамы в очках и со строго поджатыми губами.

– Да.

– Отлично, – она обратилась к сотруднице, – эту новенькую запишите на кухню, пожалуйста.

Просьба дополнялась умоляющей улыбкой и невинно хлопающими ресницами.

– На кухне уже нет свободных должностей, – отрезала дама.

– Как нет?! – Брови Ирины взметнулись вверх. – А вчера Орехову на работу в город отпустили. Вот как раз и свободное место.

Поджав губы еще сильнее, дама полистала какой-то журнал, потом нехотя кивнула.

– Иванова. Место на кухне.

– Спасибо! – Ирина едва не хлопала в ладоши, когда вытаскивала меня на улицу. – Говорю же, ты везучая. Будешь со мной рядом работать. Самое ужасное – это попасть в прачечную. Кожа на руках потом слезает только так.

Я опустила голову. То, что Ирине, прожившей тут уже много времени, казалось везением, не радовало меня. Я хотела вернуться домой! Я не принадлежала этому месту. Решение пришло само собой. Если Ивар мог притворяться человеком, то почему бы мне не начать притворяться лекхе? Усыпить бдительность, убедить охрану, что я не так опасна, и за мной не требуется наблюдение. А потом – сбежать.

– А отсюда как-то на волю попасть можно? – спросила у Ирины, пока мы шли через двор.

– Можно, конечно, – пожала она плечами, – нужно только сдать анализы и получить разрешение у Иллариона, а потом согласовать у начальства. – Собеседница скосила глаза на мою руку с браслетом. – Но ты даже не надейся. С первой категорией никуда тебя не пустят.

– А у тебя какая категория?

– Третья.

– А ты когда-нибудь выходила отсюда? – Я подумала и добавила: – То есть с момента, как попала сюда.

– А зачем? – пожала плечами Ирина. – Куда мне идти без Тима? Я здесь, пока он здесь. Вот и все.

Я притихла. Ее самоотверженность просто поражала. Невольно я задумалась: смогла бы так же оставаться в гетто, если бы сюда попал Ивар? Вопрос оказался из тех, на которые невозможно дать ответ в одну секунду, руководствуясь лишь сиюминутным порывом.

Тем временем мы направлялись к баракам. На стройке, замеченной мной ранее, вовсю кипела работа. Я даже замедлила шаг, когда увидела, как фамильяры помогают своим владельцам. Огромный серый от пыли слон, от каждого шага которого, казалось, сотрясалась земля, переносил хоботом доски и тяжелые железные пруты. Кони и мулы, запряженные в повозки, доставляли бетонные блоки и кирпичи. Лекхе тоже не отставали. Грохотали молотки, визжали пилы, скрежетали по дну емкости лопаты, которыми перемешивали раствор. Я видела, что среди более крупных животных затесалась и белка. Карабкаясь лапками по сваям, она влезла на каркас будущей крыши и передала зажатые во рту гвозди мужчине, сидевшему там.

– Вот от этих держись подальше, – дернула меня за рукав Ирина.

Я отвлеклась от наблюдения за стройкой и повернулась в ту сторону, куда указывала собеседница. Около двух десятков лекхе, мужчин и женщин, стояли на коленях на земле, раздетые по пояс и склонившиеся перед человеком в длинных белых одеждах. В одной руке этот человек держал раскрытую книгу, в другой – кнут на деревянной ручке. Проходя между рядами одинаково подставленных солнцу спин, мужчина в белом выкрикивал что-то и выборочно хлестал по ним.

– Что он делает? – отшатнулась я.

– Ты лучше спроси, что делают они, – хихикнула Ирина, которая в отличие от меня, то ли привыкла, то ли не видела ничего отталкивающего в зрелище. – Это братство какого-то там Дня. Учение родом еще из Средних веков. Думают, что фамильяр – это метка сатаны, а тот, у кого он есть, должен всячески наказывать себя, чтобы хоть как-то отдалиться от дьявола.

– А кто этот тип в белом?

– Их проповедник. Поэтому и говорю: держись подальше. Они могут захотеть привлечь тебя в свои ряды.

– Зачем я-то им нужна?

– Ты с ограничителем, – Ирина сделала знак, поясняя, что имела в виду мой браслет. – Присмотрись, они все добровольно носят такие же.

Действительно, на запястьях членов братства я заметила полоски металла.

– Чтобы никогда не видеть своего фамильяра, – пояснила Ирина.

Когда мы поравнялись с группой, мужчина в белом оторвался от занятия и пристально посмотрел на меня. Я невольно вздрогнула и прижалась ближе к спутнице.

– А тебя они пробовали привлечь?

– Я им не по зубам, – ухмыльнулась она. – Надеюсь, что и ты тоже.

Ирина говорила и вела себя так уверенно, что казалось: она чувствует себя в гетто, как рыба в воде. Никакой растерянности, обреченности во взгляде, как у других, да и у меня самой, наверное. И снова это наталкивало на мысль о схожести с Иваром.

Мы проходили мимо очередного строения, когда его двери распахнулись, и на улицу высыпало множество детишек разных возрастов. Они принялись бегать и играть. Следом на пороге появилось несколько взрослых, которые следили, чтобы дети не толкались и не убегали далеко.

– Ты ведь образованный человек, – высказала я догадку, глядя на местное подобие школы. – Ты и говоришь правильно, как будто получила не только три класса положенного образования.

Улыбка на лице Ирины погасла.

– Может быть, и так. Тебя это смущает, Кира? Ты хотела бы видеть во мне дикарку?

– Нет! Но… – я помолчала, подбирая слова, – …этим ты выделяешься из основной массы. Поверь, я уже достаточно повидала, чтобы так говорить.

– Ну вот и мне приятно, что ты выделяешься! – Она взяла меня за руку и ускорила шаг. – Что мы можем с тобой побеседовать на равных. Знаешь, как мне этого не хватало здесь?

Я тоже оценила подарок судьбы, но продолжала мучиться вопросами.

– А как ты получила образование?

– Расскажу со временем, – ушла от ответа Ирина. – Имей терпение.

Она подвела меня ко входу в один из бараков и предложила войти внутрь. Пришлось унять разыгравшееся любопытство и отвлечься на более насущные дела. В помещении было полутемно из-за крошечных окон, спрятавшихся под самым потолком, и пахло кислым молоком. Ряд двухярусных металлических кроватей, поставленных почти бок о бок друг с другом протянулся ото входа и до самого конца. Я заметила, что кое-где жильцы пытались создать ощущение приватности, завешивая простынями свои постели. Но в основном койки не сильно отличались. Смятое белье, подушка – вот и вся радость. Одежда висела либо на спинках мебели, либо валялась на полу. Создавалось ощущение жуткого беспорядка.

Несколько неподвижных фигур лежали в постелях, накрывшись с головой.

– Вот тут будет твоя кровать, – сказала моя спутница и повела меня в дальний угол. – Тебе нужно сходить в прачечную и взять постельное белье для себя. Его меняют раз в две недели, имей в виду. Помывка – раз в неделю по выходным, в банном отделении. – Она повернулась и подмигнула мне. – Но если нужно, мы что-нибудь придумаем.

Мыться раз в неделю?! Я сглотнула. Осмотрела верхний ярус кровати, на который указала Ирина. Матрас показался тоненьким, как лист бумаги. Похоже, через такой ночью каждая пружина впивается в бок. На глаза снова навернулись слезы. Как же эта обстановка отличалась от моей собственной комнаты в доме отца и от апартаментов Ивара!

– А ты где спишь? – пробормотала я и украдкой смахнула слезинку.

– А я – под тобой, – Ирина указала на нижний ярус и сочувственно похлопала по плечу. – Не переживай. Ночью иногда трудно уснуть, особенно если храпят. Ну и фамильяры могут по постелям скакать. Но со временем привыкнешь.

Я выдохнула и вдохнула, заставила себя успокоиться.

– А мужчины тоже тут спят?

– Нет. Мужчин и женщин не селят вместе. Чтобы не провоцировать вспышку рождаемости.

Мы пошли обратно к выходу. Бросив взгляд на неподвижные фигуры, я наклонилась к Ирине и прошептала:

– А почему они спят, когда все остальные трудятся?

– А они не спят. Это первая партия после операции у Иллариона. От наркоза отходят, – пояснила она.

Я нахмурилась. Внесение в список и угроза стерилизации, как дамоклов меч, снова нависли над головой. Неизвестно, в какую партию внесут меня, и как скоро мой час наступит. Но время работало точно не в мою пользу, пока я прохлаждалась и обустраивала быт.

– Неужели отсюда нет никакого выхода? – взмолилась я Ирине, когда мы вышли на улицу. – Если я хочу на волю – нет шанса?

– Почему же нет? – задумчиво протянула она. – Можешь попробовать продать себя в чьи-нибудь любовницы. С твоими внешними данными, если правильно себя подашь, даже первая категория социальной опасности не станет помехой.

– В любовницы? – поежилась я.

Перспектива спать с кем-то, кроме Ивара, пустила ледяные токи по жилам. Стоит ли моя свобода такого шага? Не слишком ли высока цена?

– Да, – продолжала Ирина, – время от времени сюда ходит один тип. Если расскажешь ему жалостливую историю, убедишь, что смирная, то он тебя сфоткает и будет искать на тебя покупателя. Если найдется тот, кому ты понравишься, то тебя отсюда выкупят за его деньги и отдадут. А дальше – дело простое. Сбежишь, как только вотрешься в доверие.

Сфоткает? Информация дала большую почву для размышлений. В голове тут же выстроился план. Если моя фотография попадется на глаза Ивару… хотя нет, это слишком маловероятно. Вот если бы ее увидел тот, кто знает, что меня разыскивают! Тогда бы отец примчался и спас меня, а я бы сочинила правдоподобную историю о похищении Виктором и свалила всю вину на него. Детали этой истории приходили на ум сами собой.

– Я хочу так сделать! – схватила я Ирину за руку. – Хочу пойти к кому-нибудь в любовницы. Как мне найти этого посредника?

Она с удивлением похлопала ресницами.

– Ну хорошо… я узнаю, когда он придет, – Ирина посмотрела на меня и покачала головой, – не думала, что ты в таком отчаянии.

– Я в списке на стерилизацию! – напомнила я ей. – Ты сама-то этого не боишься?

Жест, которым она приложила руку к животу и мечтательная улыбка, появившаяся на губах, показали, что моя знакомая далека от каких-либо страхов.

– Меня не тронут, – сказала она и хитро глянула на меня из-под ресниц, – беременных закон пока не коснулся.

Я вспомнила, с каким аппетитом Ирина уплетала утром кашу, и уставилась на ее чуть выпуклый животик. В жизни бы не подумала о таком варианте, если бы она сама не призналась!

– И… тебе не страшно? Оставаться здесь беременной?

Она покачала головой.

– Говорю же, здесь Тим. А я привыкла. Неужели непонятно? Идем на кухню. Там обед уже начали готовить. Будут ругаться, что отлыниваем.

На кухне было жарко и тесно. На газовых плитах в огромных кастрюлях кипела вода. Несколько женщин дружно чистили картофель, склонившись над ведром. Под ногами прошмыгнула мышь, шимпанзе скакала по столам и пронзительно верещала. К сожалению, продуктов выдавали как кот наплакал. Суп обещал стать жидким.

Я присоединилась к работницам, но выполняла все действия машинально. Теперь, когда на горизонте замаячила надежда, временные трудности отступили на второй план. Я уже мечтала, как вырываюсь на свободу, как убегаю от незадачливого «покупателя» и направляюсь в ближайший полицейский участок. Даже руки подрагивали от предвкушения.

Обед так же не вызвал аппетита, как и завтрак. Я снова отдала свою порцию Ирине, теперь более осознанно. Было заметно, что ей очень хочется есть. Я, конечно, понимала, что без питания тоже долго не продержусь, а заморить себя голодом – не очень правильно, ведь силы могут понадобиться для побега. Но кусок не лез в горло.

После обеда наступила пора готовить ужин, и я не успела оглянуться – как пролетел день. Затерявшись в веренице лекхе, с трудом передвигая ноги, доползла до своей постели и рухнула спать. Сон стал не только отдыхом, но и возможностью ненадолго вырваться из стен гетто, хотя бы в мечтах, и вернуться на свободу.

Среди ночи меня растолкали. Я распахнула глаза, вскочила, часто и тяжело дыша, ожидая, что это пришли из санблока. Но вокруг слышалось лишь мерное посапывание, а на меня смотрели не охранники и не врачи, а… Ирина.

– Посредник явился, – прошептала она. – Я видела, как несколько девушек уже пошли.

– Сейчас? – Я протерла глаза и зевнула. Сон был таким сладким… кажется, мне снился Ивар.

– Ну а когда? Все подпольные делишки творятся по ночам. Давай уже быстрее. Я сама спать хочу.

Я послушно натянула робу и пробралась следом за Ириной между кроватями до самого выхода. На улице она толкнула меня за угол, в тень, и приложила палец к губам.

– Т-с-с! В ночное время выходить во двор не положено.

– Отлично, – прошептала я, все еще ощущая сонливую тяжесть во всем теле, – потому что мы уже находимся во дворе.

– Двигайся тихо. Не в наших интересах пустить все насмарку.

Перебежками, от угла к углу, из тени в тень, мы добрались до открытого участка перед воротами. Там Ирина свернула и привела меня к служебным помещениям охраны. Человек в форме хмуро выслушал наши объяснения и кивком головы указал проходить внутрь. Ирина подтолкнула меня, а сама осталась на улице. Со вздохом я призвала на помощь все свое мужество и шагнула вперед.

В прокуренной комнате стоял фотоаппарат на штативе и еще какие-то приспособления для съемок. По полу змеились черные провода. На стену натянули кусок голубой ткани, а вниз, под нее, бросили матрас, застеленный черным бархатом. Девушки-лекхе, все как на подбор, молодые и красивые, жались в сторонке. Плотный брюнет с сигаретой в зубах и в замусоленной куртке прохаживался вдоль нестройной шеренги и «оценивал товар». Другой человек, в темной обтягивающей одежде, на длинных «паучьих» ногах, настраивал камеру.

Я остановилась в конце ряда. Зажмурившись, вытерпела прикосновение заскорузлых пальцев к подбородку. Посредник заставил открыть рот, посмотрел зубы, понюхал дыхание. Совсем как у племенной кобылы. Впрочем, это было меньшее унижение из тех, что удалось пережить после похищения Виктором. Санитарная дезинфекция, врачебный осмотр, ночевка в клетке – это казалось гораздо худшим испытанием.

Приступили к съемкам. Все девушки по очереди выходили к стене и фотографировались в одних и тех же позах. Улыбка. Улыбка плюс соблазнительный изгиб. Руки за головой. Руки перед собой. Невинный кокетливый вид. Томный взгляд и слегка приоткрытые губы. Потом все то же самое, но обнаженные по пояс.

Не знаю, как я выдержала это. Даже когда разделась, все равно старалась прикрыться руками, как могла. Постоянно напоминала себе, ради чего пришла. Ради спасения. Ради свободы. Нужно просто потерпеть немного, проглотить крик протеста, так и рвущийся из груди, и притвориться такой, как все. Фотограф ругался, а потом плюнул и просто прогнал меня, сказав, что из такого «бревна» толку не будет. Другие девушки проводили удивленными взглядами. Наверно, на их памяти никто еще так себя не вел.

Я вышла на улицу и побрела мимо Ирины. Та догнала меня, с удивлением заглянула в лицо.

– Что случилось?

– Ничего, – буркнула я, – они назвали меня «бревном». И заставили раздеваться.

– Трудно приходится, когда всю жизнь прожила в других условиях, да? – сочувственно усмехнулась она. – Не думала, что ты вообще решишься пойти сюда.

– Я была любимой дочерью уважаемого охотника! Со мной боялись лишний раз заговорить, потому что знали, как страшен гнев отца! А теперь… – от бессилия я махнула рукой.

– Даже так? Ты из охотничьего клана? – Ирина присвистнула и засунула руки в карманы.

Дальше наш путь шел по открытому месту, и я прислонилась к стене, чтобы взять паузу и унять разыгравшиеся эмоции перед тем, как начать снова двигаться перебежками. Моя спутница пристроилась рядом.

– Все изменится, Кира, – вздохнула она, – нужно только потерпеть. Нужно дождаться.

– Твой муж говорил то же самое, – проворчала я, – жаль, не сказал, сколько ждать.

– Потому что даже Тимур не знает, когда это произойдет. Нам всем нужен просто один толчок. Какой-то старт. Вот и все.

– О чем ты говоришь? – Я даже повернула голову в ее сторону.

Ирина поколебалась, прежде чем ответить.

– В правительстве ведь тоже есть оппозиция. Нынешний президент является противником лекхе. Но если к власти придет кто-то другой… кто-то, достаточно смелый, чтобы поменять закон…

– Ты хочешь сказать, Сочувствующий?

– Естественно. И такой человек есть. Просто в его поддержку нужно больше голосов, а люди боятся голосовать. Боятся, что их причислят к Сочувствующим и конфискуют в наказание все имущество. Вот я и говорю, случилось бы что-то…

– А откуда ты это знаешь?! Про правительство.

Она тяжело вздохнула.

– Тимур долгое время жил у покровителя. Знаешь, Кира, у него ведь такой ораторский талант! Он такие речи сочинять может! А покровитель тот работал помощником у кое-кого из правительства. Занимался организацией политических кампаний. Они с Тимуром при мне много раз эту ситуацию обсуждали. Вот и наслушалась.

– Как же вы тут оказались?

– Пошла чистка рядов. Каждого чиновника проверяли на принадлежность к Сочувствующим. Потом взялись за их помощников… репутация покровителя оказалась под угрозой. Вот-вот могли нагрянуть в дом с облавой. Мы с Тимуром сами ушли. Почти добровольно сдались сюда, в гетто. Это же наш народ. Мы – его часть, – она пожала плечами, – вот как-то так все и сложилось. Ладно, пошли спать, а то утро скоро.

Разговор вышел таким коротким и скомканным, что у меня на языке повисло еще множество вопросов. Но Ирина снова отгородилась привычным щитом дружелюбности и под различными предлогами отказывалась рассказать еще хоть что-нибудь о себе. Зато я поняла, что питает ее и дает силы встречать каждый новый день с улыбкой. Призрачная перспектива, что «когда-нибудь все изменится», вбитая в ее голову мужем, служила источником надежд. Для меня же таким источником стал Ивар. Фотосъемка сорвалась, второй раз красоваться голой я пошла бы только под страхом смертной казни. Значит, оставалось уповать на то, что он не забыл обо мне.

Жизнь в гетто потекла в однообразном унылом русле. Утренний подъем. Работа на кухне до самого вечера. Застилающий глаза пот. Боль в воспалившейся ране. Все новые и новые жертвы медицинских экспериментов, означавшие, что список уменьшился еще на несколько пунктов по отношению ко мне. Сны о доме. И опять все сначала.

Правда, местную пищу я есть так и не научилась. Перебивалась кусками на кухне во время готовки, тем и жила.

Наконец, в один из дней, когда я размешивала крупу в кастрюле с водой, на пороге кухни появился охранник.

– В санблок, – коротко приказал он, ткнув в меня пальцем.

У меня сердце оборвалось. Половник выпал из онемевших пальцев и утонул в воде, но никто даже не обратил на это внимания. Работницы замерли. Все понимали, с какой целью приглашают к врачу. Ирина попыталась коснуться моего плеча, когда я проходила мимо.

– Держись, Кира! – шепнула она.

По пути я лихорадочно пыталась найти выход из ситуации. Сколько дней прошло? Я потеряла им счет. Неужели настал момент, который так пугал? И не будет никакой надежды? Никто не сможет помочь?

Знакомый мне Илларион Максимович поправил пластырь на переносице, когда я вошла в смотровую. Его медсестра Людочка опасливо жалась к столу. Охранник не стал выходить, как в прошлый раз, а остался наблюдать. Рука красноречиво лежала на дубинке.

Я ожидала еще одного неприятного и унизительного осмотра, но у меня только взяли кровь, померили давление и задали несколько вопросов о самочувствии. Отвечала сквозь зубы, хотя глупо было надеяться, что это смутит Иллариона и заставит отказаться от намерений.

– Ну все, – бодро произнес он и потер ладони, – завтра с утра на процедурку!

Моя персональная гильотина со свистом обрушилась. Эта «процедурка» была не лучше смерти. Но я уже устраивала здесь скандал и ничего не добилась. Нет, нужно убраться подальше от их уколов со снотворным. Я молча встала с места и вышла за охранником.

Пока шла по коридору, заметила на его поясе пистолет. Решение молнией сверкнуло в голове. Прыжком достичь мужчины. Расстегнуть кобуру. Выхватить оружие. Приставить к виску. Прикрываясь им, как щитом, выйти во двор. Потребовать, чтобы открыли ворота, иначе убью заложника. Почему я не додумалась до этого раньше?

Может, потому что есть риск быть застреленной с вышки до того, как выйду за ворота?

Впрочем, выбора не оставалось. Я ускорила шаг. Охранник размеренно шагал, ничего не подозревая. Я протянула руку. Пальцы уже почти ощутили кожаную поверхность кобуры. Дотянуться бы совсем чуть-чуть…

Входная дверь в конце коридора хлопнула, и показался еще один охранник. Я скрипнула зубами и отстала на шаг. Такой план провалился!

Вошедший уставился на меня.

– Иванова?

Мой охранник обернулся и замедлил шаг. Я кивнула, хотя они могли прекрасно прочитать эту фамилию на моей робе.

– За мной. Приказ начальника.

– Куда?! – невольно вырвалось у меня.

Что еще они придумали такого?

– За мной, я сказал! – прорычал мужчина, разозленный вопросом.

Я опустила голову и прошмыгнула мимо. Меня повели в административный корпус. Затрепыхалась слабая надежда. Отец? Нашел? Я тут же одернула себя. Возможно, им требуется оформить какие-то бумаги перед операцией.

В помещение я заходила в полной моральной готовности к самому худшему. Меня втолкнули в комнатушку и оставили в одиночестве. Места тут было немного. Большую часть площади занимал обшарпанный стол, по обеим сторонам от него находились два стула. Я заняла один и сложила руки перед собой. Странно, но внутри все словно онемело. Я покорно ждала своей участи. Что стало с прежней Кирой? В былые времена я бы бросилась на эту дверь, начала стучать в нее кулаками и требовать выпустить на волю.

Послышались шаги. Без особого интереса я подняла голову, чтобы разглядеть вошедшего. Лицо мужчины в строгом темном пальто и с портфелем для бумаг в руке показалось знакомым. Только не удавалось припомнить, где мы встречались. Кто-то из людей, приезжавших к папе? Вполне возможно…

Мужчина поставил портфель на край стола и посмотрел на меня с жалостью. Я только фыркнула. Действительно, какую еще эмоцию может вызывать девушка, которая уже несколько дней не мылась и работала, как ломовая лошадь?

– Ты – Маша Иванова? – спросил он.

И тут вдруг во мне взбунтовалась прежняя Кира. Я так устала от этого ненастоящего имени и от этих серых стен, что закричала:

– Нет! Я – Кира! Слышите?! Я – Кира! Хватит называть меня Ивановой!

Вместо того чтобы рассердиться, мужчина расплылся в улыбке облегчения. Своим веселым видом так обескуражил меня, что я разом онемела. Он обогнул стол, положил руку на мое плечо и сказал:

– Ну здравствуй, Кира. Наконец-то я тебя нашел.

Показалось, что мне в лицо плеснули воды из ушата. Я принялась хватать ртом воздух, все еще не веря в удачу. По телу пробежала странная дрожь. В ушах зашумело. Глаза наполнились слезами, и я пыталась их сморгнуть, чтобы разглядеть собеседника. Но его лицо все равно расплывалось.

– Вы… вы… – Слова никак не шли из горла, как ни старалась я их выдавить.

– Да, – он погладил меня по плечу, – я – отец Ивара. Теперь с тобой все будет хорошо.