Котенкин выжимал из «Волжанки» последние соки. Ему надо было оторваться от ментов как можно дальше, но ехать в «засвеченной» тачке было в высшей степени глупо и опасно.

Поэтому, выехав за город, он переоделся в цивильный костюм и сбрил бороду и усы.

Людоед знал, что на первом же посту ГАИ его тормознут, а отстреливаться ему нечем, и поэтому у него созрел план — достать другую машину, прорваться до ближайшего железнодорожного узла и оттуда махнуть на Север, в город С. Там проживала его любимая подруга Люся, с которой он прожил около двух лет после того, как покинул негостеприимное казенное заведение с названием ИТУ (исправительно-трудовое учреждение) — лагерь для зэков строгого режима.

Люся работала буфетчицей в местном ресторане, и Людоед познакомился с ней в первый же день после того, как откинулся по звонку. Он забурился в кабак, когда было уже поздно и официантки закончили работу. Людоед был голоден, как зверь, да и выпить ему страшно хотелось — надо было избавиться от напряжения хлопотного дня.

Когда он прорвался к буфету, то увидел женщину 30 — 35 нет, довольно дебелую, но не в такой мере, чтобы можно было отнести ее к разряду толстушек. Просто это была дородная русская женщина, довольно щирококостная, но не жирная, с крупными и правильными, если не красивыми чертами лица.

Буфетчица, увидев высокого изможденного парня с лимонным цветом лица, с квадратным подбородком, скорее догадалась, чем поняла, из какого места он вырвался, и встретила его радушной улыбкой, обнажив свои ровные, белые зубы. Не от хорошей жизни улыбнулась женщина, желая привлечь внимание к своей особе. Поубавились мужики в их округе — кто поизносился от запоев и пристрастного курения, кто был в армии или в тюремном узилище.

Больше всего Людоеду понравилась ее пикантная ямочка на правой щечке.

— У вас не найдется случайно чего-нибудь выпить и поесть? — И на его испитом лице промелькнуло хищное выражение.

— Чего-нибудь найдется, — доброжелательно ответила она.

В буфете у нее нашлась «последняя» бутылка «Пшеничной», немного сыра и даже такой деликатес, как буженина. Он с жадностью набросился на еду, громко чавкая и буквально проглатывая еду кусками. Тогда она подсела к нему и нежным, ласкающим слух голосом спросила:

— Можно с вами выпитъ за компанию?

— Угу, — с набитым ртом промычал Котенкин и, прожевав пищу, выбросил фразу: — За компанию, говорят, жид удавился.

— Что, действительно удавился?

— Да, в Одессе был один жид, чья компания разорилась, и он с горя вздернулся. С тех пор эта поговорка применяется в переносном смысле.

— Да, интересно.

— Ну, давайте выпьем, — грубовато предложил Людоед, разливая по граненым стаканам холодную, приятно пьющуюся водку.

— Ой, мне много не надо, — кокетливо замахала она своей белой пухлой ручкой.

В тот вечер Котенкину удалось пленить исстрадавшуюся по мужской ласке душу буфетчицы, и она пригласила его к себе.

Жила она одна в двухкомнатной квартире с сыном Сергеем, озорным и забавным мальчишкой, которого она иногда «сплавляла» на время к своим родителям, чтобы побыть одной и душевно отдохнуть, так как ужасно уставала от шалостей и капризов своего отпрыска.

… Людоед остановил машину на обочине, невдалеке от лесополосы, сиял бронежилет, в котором обнаружил две дырки от пуль, и закинул его подальше в густоту травы.

То, что в него попало две пули, он почувствовал, когда подбегал к машине, — два сильных удара-толчка в спину, где теперь красовались гематомы размером с голубиное яйцо.

Он открыл капот, сделав вид, что ковыряется в двигателе, а сам исподлобья высматривал автомашину, которую можно было «стопорнуть». Через каких-то двадцать минут позади него послышался визг тормозов, и Котенкин увидел молодого розовощекого мальчишку за рулем новехонького «газона», желавшего, видимо, подработать на ремонте.

— Что случилось, браток? — весело спросил он. — Может, чем помочь?

— Да вот что-то не заводится, помоги, хорошо заплачу.

— А пузырек не найдется?

— Какой базар, — многообещающе улыбнулся Людоед.

Когда мальчишка решил поковыряться в двигателе, Котенкин предложил ему взять свой хромомолибденовый инструмент из багажника.

Пацан, ничего не подозревая, подошел к багажнику и, нагнувшись, начал в нем рыться. Людоед, быстро оглядевшись по сторонам, резко ударил его своим излюбленным приемом по шее и тут же закинул в багажник. Забрав из его карманов все документы, он закрыл его на ключ и, прыгнув в машину, помчался в сторону города.

До города С. Людоед добрался благополучно, когда уже смеркалось и небо стало сизо-грязным.

Людоед, чувствуя, что может промокнуть до нитки, прибавил шагу и стремительно взлетел по лестнице на третий этаж знакомого пятиэтажного дома. Он хотел было позвонить, но что-то остановило его. Котенкин тихо надавил на дверь, и она поддалась. Тогда он бесшумно вошел в квартиру и ошалело уставился на вешалку в прихожей — на ней висела милицейская шинель с погонами, на которой блестело три крупных звезды. Людоеда обуяла дикая ревность. Нащупав в кармане выкидной нож, сработанный зоновскими мастерами, он бесшумно, на цыпочках сделал несколько шагов и остановился около неплотно прикрытой двери, из-за которой услышал приглушенный разговор.

— Ну что, Люся, я сделал все, что мог. Сестренку твою не посадят, но суд будет обязательно, для проформы.

— Славик, дорогой, может быть, можно без суда? А вдруг ее засудят?

— Я тебе сказал, все будет нормально! Ты меня поняла, милая? — произнес мужчина и попытался, видимо, обнять женщину.

— Не надо, Славик, не надо. Я сегодня плохо себя чувствую.

— Ну, как хочешь. Я пошел, — с едва уловимой обидой произнес полковник.

Котенкина всего затрясло. Он еще крепче сжал рукоятку ножа и готов был ворваться в комнату, но в это время услышал голос полковника:

— Ну все, я пошел. Позвонишь мне домой дня через два или три. Таня будет в это время на дежурстве.

— Хорошо, Славик, я обязательно тебе позвоню, до свидания.

Людоед быстро, словно кошка, отпрянул на несколько метров и спрятался в туалете.

Через несколько секунд зло хлопнула дверь. На лбу у Котенкина проступила испарина и под мышками стало мокро.

Через несколько минут он открыл дверь туалета и прямо перед собой увидел Люсю. В испуге она дико вскрикнула и чуть не свалилась на пол.

Людоед подхватил ее, уложил на софу и похлопал по щекам.

Через несколько секунд Люся открыла свои красивые, словно уголь, глаза, чей притягивающий порочный блеск доводил его всегда до безумия.

Он в упор посмотрел на нее и медленно выдавил из себя:

— Завела любовника?!

— Ты что, Игорек? Это ему так хочется.

— А зачем пускаешь к себе мужчин?!

— Сестра моя в беду попала, растрату у нее обнаружили в кассе, а он является братом ее мужа, — медленно и слабым голосом произнесла женщина.

— Где он работает?

— В Управлении, какая-то важная шишка, обещает помочь, но все тянет резину, думает, что я с ним спать лягу. За нее тридцать тысяч в кассу внести надо, тогда можно дело закрыть!

— И ты его за этим пригласила?

— Да сам он пришел, Игорек, ты чего, не веришь мне, я его еле выпроводила.

— Смотри, красавица. Я ведь враз башку отвернуть могу.

— Не ревнуй, миленький. Я тебе верной была, — она медленно приподнялась, обхватила его воловью шею руками и впилась в его губы жадным исстрадавшимся по любви поцелуем.

Людоед немного отмяк, а когда она прижалась к нему своими крупными грудями, у него прошла вся обида, тем более что он за время своих бегов изрядно изголодался по такому чувственному женскому телу.

Котенкин жадно схватил Люсю, крепко прижал ее к себе и, быстро раздев, бросил на тахту.

Она застонала и, томно закрыв глаза, замурлыкала, словно кошка…

Людоед расслабился. Он был весь в поту, словно взмыленный конь. Почувствовав себя необыкновенно счастливым, облегченно вздохнул. Затем принял душ, с наслаждением смывая с себя выступивший пот и грязь, оделся и, вытащив из бумажника деньги, протянул их Люсе:

— Двадцать штук тебе хватит, чтобы закрыть дело?

— Вполне. Десять штук я где-нибудь наскребу в долг. Ой, спасибо, Игорек. Я безмерно тебе благодарна. Ты такой благородный, добрый. — И она горячо расцеловала его.